Текст книги "Бегущая за луной"

Автор книги: Сара Эдисон Аллен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Глава 5

Джулия вынула из духовки последнюю порцию пирожных и вышла в зал, чтобы написать на доске сегодняшнее меню. В ресторане еще было пусто. Ванс Шелби пришел пораньше и сидел в одиночестве, дожидаясь, когда соберутся все остальные старики, с которыми он обычно завтракает. Ванс пил кофе не из чашки, а из блюдца, потому что край блюдца был шире и его было удобнее держать в огромной руке. Джулия хотела подсесть к нему и поговорить об Эмили, но потом передумала. Это не ее дело. Еще полгода – и она уедет отсюда. Ей вовсе незачем ввязываться в здешние дела. Пока Джулия здесь, она будет другом для Эмили и поможет ей здесь освоиться. А больше она ничего и не может.

Ванс смотрел в окно – явно наблюдая за чем-то, происходившим снаружи, – и хмурился.

Джулия закончила перечислять десерты: торт «Млечный путь» из батончиков «Милки вей», ореховый торт, лимонные рулетики и ванильные миндальные пирожные, – поставила доску на стойку и повернулась к окну, чтобы посмотреть, что захватило внимание Ванса.

Но тут над дверью звякнул колокольчик, и в ресторан вошла Беверли Дейл, бывшая мачеха Джулии.

Хорошо хоть не Савьер.

Но почти так же паршиво.

– Джулия! – Беверли подошла к стойке, раскачиваясь на высоченных «шпильках». – Я тебя сто лет не видела! Все время пытаюсь прийти с утра, так рано я не встаю, о чем ты наверняка помнишь. Но вчера вечером я сказала себе: «Беверли, надо поставить будильник, проснуться пораньше и все-таки повидаться с Джулией». И вот я здесь!

– Поздравляю, – сказала Джулия, тихо радуясь про себя, что их с Беверли разделяет широкая барная стойка и та не может ее обнять. Запах ее духов «Жан Нате» мог бы сбить с ног и слона.

– Смотрю, ты по-прежнему ходишь с длинными рукавами, – Беверли покачала головой. – Господи, бедная девочка. В такую жару!

– Это хлопок. И в нем не жарко. – Джулия подтянула рукава пониже и прижала манжеты пальцами.

– Я понимаю. Шрамы не украшают женщину. – Беверли легла грудью на стойку и прошептала: – У меня тоже есть крошечный шрамик на лбу, и я не хочу, чтобы его кто-то видел. Поэтому и говорю своей парикмахерше, чтобы она вот так вот укладывала этот локон.

Джулия улыбнулась и кивнула. Она ждала, когда Беверли заведет разговор, ради которого, собственно, и пришла.

Джулии было двенадцать, когда папа впервые привел в дом Беверли. Тогда он сказал дочери, что, по его разумению, ей нужна рядом женщина, чтобы Джулии, которая вступала в пору взросления, было с кем поговорить о «девичьих» вещах – как будто он привел Беверли к ним домой исключительно ради Джулии.Поначалу Беверли была очень внимательна к ней. Джулия была совсем маленькой, когда умерла ее мама, и в какой-то момент ей начало казаться, что с Беверли и вправду будет хорошо. Но потом папа женился на Беверли, и Джулия сразу почувствовала, что соотношение сил изменилось. Внимание отца было направлено исключительно на того, кто его требовал постоянно, – то есть на жену. Ни надутые губы, ни вспышки гнева, ни – уже позже – розовые волосы и исполосованные бритвой руки не могли конкурировать с Беверли, сексапильной Беверли с ее пышными светлыми волосами, глубоким вырезом на рубашках и высоченными каблуками, которые она носила даже с шортами. Она всячески ублажала отца Джулии: готовила еду, прикуривала ему сигареты, массировала ему плечи, когда он садился смотреть телевизор. Когда Беверли не добивалась своего, она прекращала все это делать, и Джулии было больно смотреть, как отец пляшет вокруг нее, стараясь вернуть ее расположение.

Отец с Беверли прожили вместе достаточно долго и расстались буквально года четыре назад. Когда Джулия позвонила ему на Рождество, он сообщил ей о разводе в своей простой, доброй манере: «Беверли – яркая женщина. Ей нужно больше, чем я могу дать».

Как оказалось, Беверли был нужен мужчина со средствами. У отца Джулии никогда не было много денег, но для человека с восемью классами образования он очень даже неплохо справлялся. Уже к тридцати годам у него был свой дом и свой собственный ресторан. Он всегда умел распоряжаться деньгами – вот почему Джулия так удивилась, когда узнала, сколько у папы было долгов. Должно быть, Беверли растратила все деньги отца, а когда тратить стало нечего, бросила его и ушла к Баду Дейлу, который в то время как раз собирался открыть в городе свою вторую автомастерскую.

Джулия очень долго не виделась с Беверли и снова встретилась с ней только на папиных похоронах. Беверли заметно постарела, но все равно оставалась достаточно интересной. У женщин с большими носами так часто бывает: они как-то умеют казаться красивыми, даже если ни капельки не красивы.

– Очень жаль, что так вышло с твоим отцом, – сказала тогда Беверли. – Дай мне знать, если остались какие-то деньги. Часть этих денег должна перейти ко мне, тебе не кажется? Мы с твоим папой прожили двадцать прекрасных лет. – И все это она говорила в присутствии Бада Дейла.

Когда Джулия продала папин дом и выплатила весь долг по закладной, а те немногие деньги, которые еще оставались, отдала на частичное погашение долга за ресторан, Беверли рвала и метала. Она нисколько не сомневалась, что часть этих денег должна была достаться ей. Однако когда Беверли поняла, что задумала Джулия (выплатить долг по закладной, а потом продать ресторан с прибылью), она принялась периодически напоминать Джулии, что какие-то деньги от продажи ресторана, естественно,должны перейти к ней. Словно они с Джулией были партнерами.

– Здесь всегда так пустынно по утрам? – спросила Беверли, махнув одной из официанток, чтобы та подошла. – Мне два фирменных завтрака, упакуйте на вынос. Удивлю Бада на работе. Он никогда не поверит, что я проснулась так рано.

– Скоро здесь будет людно, – сказала Джулия.

– Очень на это надеюсь. Кажется, у тебя не совсем получается привлекать народ к завтракам. И ты печешь столько сладкого. – Она указала на доску. – Неужели все это съедают? Если что-нибудь остается, это ж какая напрасная трата денег!

– У меня никогда ничего не остается. Беверли, мне уже надо идти. Ты что-то хотела?

– Ой, да ладно! Куда тебе надо идти? Ты же никогда никуда не ходишь. Только работаешь и сидишь дома. Точно как твой отец.

Джулия очень старалась удержать на губах улыбку. Раньше она бы порадовалась такому сравнению. А теперь ей хотелось крикнуть: Нет! Я добилась намного большего!

– Я знаю, уже совсем скоро ты продашь ресторан. Ходят слухи, что Шарлотта хочет его купить. Я просто хотела сказать, что это не самая лучшая мысль.

– Вот как?

Шарлотта давно работала администратором в «Барбекю Джея», и Джулия не знала лучшей кандидатуры, кому можно было бы продать ресторан. Шарлотта не только разбиралась в бизнесе, она еще и болела за дело душой. Теперь это многое значило для Джулии. Когда она только приехала в Мэллаби, она была готова продать ресторан первому встречному,лишь бы получить хоть какую-то прибыль. Но теперь, когда она прожила здесь достаточно долго, она поняла, что ради памяти папы должна передать ресторан человеку, который будет любить его так же, как сам отец. Вот что сделали с ней полтора года в Мэллаби: смягчили ей сердце.

– Мне кажется, по своей доброте ты продашь ей ресторан за меньшие деньги, чем могла бы получить. Лишь потому, что она здесь работает много лет. А смысл в том, чтобы продать его как можно дороже.

– Спасибо за совет, Беверли.

Официантка принесла пакет с двумя пенопластовыми контейнерами. Беверли не глядя взяла у нее пакет и даже не сказала «спасибо».

– Ладно, скоро увидимся, – проговорила она. – Нужно будет составить письменное соглашение. Чтобы все аккуратненько и официально, да?

Джулия не сказала ни слова, но она, разумеется, не собиралась отдавать Беверли какие бы то ни было деньги от продажи ресторана. Беверли может беситься сколько угодно – Джулии нет до этого дела. Тем более что ее уже здесь не будет. Но сейчас ей было проще не спорить с Беверли: пусть думает что хочет. Джулии хотелось спокойно дожить здесь полгода. Если сейчас она выскажет Беверли все, что думает, та точно отравит ей существование. К тому же открытая конфронтация с Беверли могла повредить бизнесу.

Джулия и официантка наблюдали, как Беверли вышла из ресторана. Официантка – новая девочка; Джулия не помнила ее имени – держала в руке счет за заказ Беверли.

– Можешь выкинуть эту бумажку, – сказала Джулия. – Она считает, что не обязана здесь платить.

Официантка смяла счет, а Джулия направилась к выходу.

И, открыв дверь, столкнулась нос к носу с Савьером.

Джулия потерла пальцами лоб. День не задался уже с утра.

Даже в такой ранний час Савьер был ослепителен, предупредителен и прекрасен. Интересно, подумала Джулия, он вообще хоть когда-нибудь спит или же бодрствует всю ночь, кипя неуемной энергией и придумывая новые способы очаровывать и блистать, новые способы добиваться того, что ему нужно. Он посмотрел ей в глаза и улыбнулся.

– Отлично выглядишь, Джулия. Правда она прелестна, дедушка? – обратился он к пожилому джентльмену, которому помогал переступить через порог.

Старик поднял глаза и улыбнулся. У него были точно такие же темно-синие глаза, как у Савьера. Все мужчины в семье Александров были красавцами, как на подбор.

– Вы просто очаровательны, Джулия. Эта розовая прядь в волосах смотрится очень шикарно и добавляет пикантности.

Джулия улыбнулась.

– Спасибо, мистер Александр. Приятного аппетита.

– Подожди меня, Джулия, – сказал Савьер. – Нам надо поговорить.

В голове сразу включились сигналы тревоги, перед глазами поплыли круги.

– Извини, не могу, – сказала она и выскользнула за дверь сразу, как только дедушка Савьера вошел в ресторан. – Столько дел…

Джулия пошла по улице в сторону дома. Ей показалось, она увидела Эмили в толпе прохожих, но сразу же потеряла ее из виду.

Джулия могла бы ездить на работу на машине, но поскольку почти все деньги уходили на погашение основной суммы кредита на ресторан, бензин был для нее роскошью. Иногда, когда Джулия шла с работы, она вспоминала, как, будучи старшеклассницей, ходила в школу пешком, потому что у отца не было денег, чтобы купить ей машину. Тогда она очень завидовала ребятам, которые ездили в школу на своих машинах. В частности, Розам Мэллаби с их «БМВ» и «корветами». Это были не самые приятные воспоминания.

Но оно того стоит. «Эта жертва будет ненапрасной», – твердила она себе вновь и вновь. Уже совсем скоро у нее снова начнется совершенно другая жизнь. Жизнь, в которой она не бессильна перед воспоминаниями о прошлом. Она вернется в Балтимор и продолжит с того момента, на котором остановилась. И восстановит общение с друзьями, знавшими ее только такой, какая она теперь, а не прежней, – с друзьями, никак не связанными с прошлым. Она найдет себе новую квартиру, заберет вещи со склада хранения и отыщет идеальное место для своей кондитерской. Она много лет проработала в чужих кондитерских и знает, как организовать дело. Когда у нее появится свое кафе, она будет печь, распахнув настежь все окна, и делать только печенье с сиреневым кремом, если ей так захочется. Она уже знала, как назовет свою кондитерскую. «Синеглазка». И не важно, что у самой Джулии глаза карие. Речь в данном случае не о ней.

– Джулия! – окликнул ее Савьер.

Она ускорила шаг. Но Савьер быстро ее догнал и пошел рядом.

Она искоса взглянула на него.

– Ты что, правда за мной бежал?

Он смотрел на нее с возмущенным видом, словно его уличили в чем-то неподобающем.

– Мне не пришлось бы бежать, если бы ты меня подождала.

– Что тебе нужно?

– Я же сказал. Я хочу с тобой поговорить.

– Ну, давай. Говори.

– Только не на ходу. – Он взял ее под руку и заставил остановиться. – С тех пор, как ты здесь поселилась, я к тебе не приближался. Потому что я думал, что ты не хочешь со мной общаться. Когда я узнал, что ты возвращаешься в Мэллаби, я… у меня появилась надежда. Но когда я увидел тебя в первый раз и ты на меня посмотрела убийственным взглядом, я понял, что еще рано.

– Я не переехала обратно в Мэллаби, – она высвободила руку.

– Но это было плохое решение. Для нас обоих, – продолжал Савьер, как будто ее не услышав. – Все это тянется слишком долго. Я хочу с тобой поговорить, Джулия. Мне нужно многое тебе сказать.

– О чем?

Он ничего не ответил.

Она попыталась перевести все в шутку:

– Это как-то связано с твоими фантазиями, что я пеку торты из-за тебя?

– Не знаю. Ты сама скажи мне.

Они долго смотрели друг на друга, а потом Джулия проговорила:

– Мне сказать нечего. И я сомневаюсь, что мне захочется слушать то, что ты собираешься мне сказать.

Его это не остановило.

– Давай пообедаем вместе. В субботу.

– У меня на субботу планы.

– Да? – Он сунул руки в карманы и принялся раскачиваться на каблуках. Он был не из тех, кто привык получать отказ. – И с кем же ты собираешься провести этот день?

– Я хотела свозить Эмили на озеро, – сказала она первое, что пришло в голову.

– Ты проявляешь прямо-таки удивительный интерес к этой девочке.

– Тебя это так удивляет, Савьер? – резко бросила она. – Правда?

Было видно, что его задели ее слова. Но Джулии почему-то не было радостно.

Он на секунду замялся, а потом тихо спросил:

– Ты хоть когда-нибудь меня простишь?

– Я давным-давно тебя простила. Но это не значит, что я забыла. – Джулия развернулась и пошла прочь.

Но она слышала, как он проговорил ей вслед:

– И я не забыл, Джулия.

В шестнадцать лет Джулия была такой несчастной, что ей иногда не хотелось жить. Это копилось годами, мало-помалу: трудности подросткового возраста, женитьба отца, ее безответная любовь к самому красивому мальчику в школе, ей катастрофически не повезло попасть в один класс с Далси Шелби. И все-таки до старшей школы у Джулии были друзья. И она всегда хорошо училась. Она умела справляться.Однако постепенно ее одолела депрессия – накрыла ее с головой, словно тяжелое душное одеяло. К началу десятого класса Джулия уже даже и не пыталась тягаться с мачехой, Беверли. Она покрасила волосы в ярко-розовый цвет и густо красила глаза черным – это были попытки побороть давящее ощущение, что она исчезает. Подруги стали ее избегать, а сама Джулия сделалась замкнутой и угрюмой, но ей уже было все равно. Она бы с радостью отказалась от всех подруг, лишь бы папа просто взглянул на нее.

Но все было напрасно.

Иногда она слышала, как Беверли говорила отцу, чтобы он не обращал внимания. Это просто этап взросления, и Джулия скоро его перерастет. И папа, конечно же, делал именно так, как говорила Беверли.

А потом Джулия начала резать руки.

Ее горечь и ненависть к себе проявились внезапно. Это случилось в школе, на уроке истории. Мистер Хорн, их учитель, что-то писал на доске. Джулия, как всегда, сидела на задней парте, а Далси Шелби – впереди нее, через две парты. Джулия оторвалась от тетрадки, в которой чертила каляки, подняла глаза и увидела, что Далси что-то шепнула своей соседке по парте, а потом что-то достала из сумки. Через пару секунд маленькая баночка порошка от блох прокатилась по проходу и остановилась у ног Джулии.

Далси и ее подруги рассмеялись, и мистер Хорн обернулся к классу.

Он спросил, что за смех, но никто из ребят не сказал ни слова. Джулия сидела, опустив глаза, и смотрела на баночку, прикасавшуюся к носку ее ботинка, подделки под «Доктора Мартенса».

Мистер Хорн повернулся обратно к доске, и как только он встал спиной к классу, Джулия взяла остро заточенный карандаш и провела им, как ножом, себе по руке. Поначалу она даже не поняла, что происходит. Она просто смотрела, как на красной полоске на коже набухают капельки крови – смотрела со странным чувством ублаготворения, освобождения.

Сначала все происходило почти наобум. Джулия резала руки любым острым предметом, попадавшимся под руку. Но очень скоро это стало обдуманным, и Джулия перешла на бритвенные лезвия, которые прятала у себя под матрасом. Каждый раз, когда она резала себе руку, это было прочувствованно и волнующе, словно некая сила вырывала ее из зияющей пасти небытия обратно в жизнь. Она начала что-то ощущать. Она вспомнила, что это такое, когда тебе хорошо.В какой-то момент она поняла, что не может остановиться, что не проходит и дня, чтобы она не порезала себя хотя бы раз. Но ей было уже все равно. По-настоящему все равно. Очень скоро ее руки от кисти до локтя покрылись паутиной шрамов и струпьев, и даже в самые жаркие дни она ходила в рубашках с длинным рукавом.

Отец и мачеха Джулии узнали об этом лишь через несколько месяцев после того, как все началось. Первой шрамы увидела Беверли. Однажды утром, когда Джулия вышла из душа и вытиралась полотенцем, мачеха постучала в дверь ванной и, не дожидаясь ответа, вошла.

– Не обращай на меня внимания. Я только возьму свои щипчики…

Она умолкла, увидев голые руки Джулии.

В тот вечер, когда папа вернулся с работы домой, он пришел в комнату Джулии. Вид у него был измученный и встревоженный, и он говорил с Джулией осторожно, как будто ему не хотелось давить на нее своим присутствием. Он спросил, что не так, и Джулию это обидело. Неужели ему самому не понятно?

Скоро закончился десятый класс, и отец с Беверли не выпускали Джулию из вида все лето. Вместо того чтобы радоваться – ведь она наконец-то добилась желаемого, – Джулия возненавидела их за то, что ей не дают делать единственную вещь на свете, от которой ей по-настоящему хорошо.

Все лето превратилось в одно сплошное противостояние. Дошло до того, что Джулия с нетерпением ждала начала учебного года, чтобы хоть как-то сбежать из дома. Пусть даже в школу. Тем более что в школе она снова увидит Савьера. Красавца Савьера. Но буквально за несколько дней до 1 сентября отец сказал Джулии, что отправляет ее в новую школу. Специальную школу-интернат для проблемных подростков. Он сказал, что уже завтра отвезет ее в Балтимор. Он сообщил ей об этом за день. Всего за день.Он все решил у нее за спиной!

В ту ночь она выбралась из дома через окно прачечной и убежала. Если она не нужна отцу – ладно, она это переживет. Но не поедет ни в какую дурацкую школу-интернат. Проблема была лишь в том, что Джулия не знала, куда ей идти. И поэтому пошла на свое любимое место, на трибуны у школьного стадиона.

Она просидела там не один час, а потом неожиданно объявился Савьер. Было уже очень поздно, далеко за полночь, но это и вправду был он. Луна светила ярко, а Савьер был в белых шортах и белой рубашке, поэтому даже с заднего ряда трибун Джулия хорошо видела, как он идет по беговой дорожке вокруг футбольного поля.

Она не шевелилась и поэтому так и не поняла, что заставило его взглянуть наверх. Но он поднял глаза, и у Джулии перехватило дыхание, как это случалось всегда, когда она видела его в школе.

Они долго смотрели друг на друга. А потом он поднялся на трибуну.

Савьер ни разу не подходил к ней, хотя часто поглядывал на нее в школе. На самом деле на нее поглядывали очень многие – само по себе это было вполне обычно. Но Савьер смотрел на нее так, будто специально искал ее взглядом. Джулия иногда думала, она потому и питала к нему эти странные чувства, что, как ей казалось, он не просто смотрел на нее, но действительно видел.

Он подошел и встал рядом.

– Можно я тут присяду?

Она пожала плечами.

Он сел и какое-то время просто сидел рядом с ней и молчал.

– Ты часто ходишь сюда по ночам? – наконец спросил он.

– Нет.

– Я так и подумал. Я все лето сюда хожу, каждую ночь. Но ни разу тебя не видел. А в школе мы видимся часто. – Про себя Джулия удивилась, с чего бы Савьеру ходить по ночам на школьный двор. Но она слишком разнервничалась и не стала спрашивать. – Ты, кстати, готова к началу учебного года?

Она резко поднялась на ноги. Когда он так близко, у нее сразу делалось светлее на сердце. Весь мир становился светлее от того, что в нем есть Савьер. Но это была лишь иллюзия.

– Мне надо идти.

– Куда? – спросил он, наблюдая за тем, как Джулия спускается вниз с трибуны, стуча по ступенькам тяжелыми черными ботинками.

– Я не знаю.

– Я тебя провожу. – Он поднялся и пошел следом за ней.

– Не надо.

– Одну я тебя не пущу. В такое позднее время.

Джулия перешла беговую дорожку и ступила на траву на футбольном поле.

Она обернулась через плечо:

– Не ходи за мной. – Добравшись до середины поля, она опять обернулась. – Я сказала, не надо за мной ходить.

– Одну я тебя не пущу.

Она остановилась и повернулась к нему.

– Ты чего? Перестань быть таким… таким…

– Каким?

– Таким милым со мной. – Она уселась на землю. – Буду сидеть здесь, пока ты не уйдешь. – Но она ничего не добилась. – Эй, не надо со мной тут садиться. Не надо…

Она тяжко вздохнула, когда Савьер сел на траву рядом с ней.

– Что с тобой? – спросил он.

Она отвернулась.

– Завтра отец отправляет меня в интернат.

– Ты уезжаешь?– переспросил он, как будто не веря своим ушам.

Она кивнула.

Он долго молчал, перебирая в пальцах травинки, а потом тихо проговорил:

– Можно, я тебе что-то скажу?

– Если это «до свидания», то можно.

– И зачем огрызаться? Нормально нельзя разговаривать?

Она вздрогнула и повернулась к нему. Все лето отец и Беверли обходились с ней бережно, словно с больной, и ее удивило, что кто-то делает ей замечание за ее поведение. Если честно, и вправду отвратное.

– Я тебе расскажу, что со мной происходило за этот последний год. Я стал с удовольствием ходить в школу, потому что я знал: там я увижу тебя. А по дороге я часто думал, в чем ты сегодня будешь. Я любил обеденные перемены. Потому что сидел в столовой, смотрел в окно и видел тебя на трибуне. Я все лето тебя искал. Где ты была?

У Джулии отвисла челюсть. Ей вдруг захотелось его ударить. У него была девушка. Холли. И хотя она тоже входила в кружок Далси Шелби, она была вполне адекватной девчонкой. Не такой мерзкой, как все остальные Розы Мэллаби. Савьер встречался с ней чуть ли не с первого класса. Они всегда были вместе. Многие даже не разделяли их и называли, как единое существо: Савьерхолли.

– Да чтос тобой? – выдохнула она. – Вы с Холли – идеальная пара. Очень друг другу подходите.

– Я просто пытаюсь сказать, что жалею, что я никогда не пытался с тобой заговорить. Всегда хотел подойти к тебе. Всегда хотел… – Он смотрел на ее губы, и Джулия вдруг очень остро осознала, как близко друг к другу они сидят. Как близко он к ней наклонился.

Он уже почти касался губами ее губ, и Джулия резко отвернулась.

– Уходи, Савьер. Возвращайся к своей прекрасной, идеальной жизни.

На глаза навернулись слезы. Джулия попыталась их удержать, но они потекли по щекам – черные от расплывшейся туши. Она вытирала лицо рукой, хотя знала, что так будет еще хуже, она только размажет всю краску по щекам. Господи, ну почему Савьер не уйдет и не оставит ее наедине с ее уродливым горем?!

Савьер спокойно снял в себя белоснежную рубашку и протянул ее Джулии:

– Вот, возьми.

Она с неохотой взяла рубашку и принялась вытирать лицо. От рубашки пахло свежей зеленью – как от цветочных стеблей.

Джулия перестала плакать, посмотрела на рубашку у себя в руках и смущенно ее скомкала.

– Извини.

– Да черт с ней, с рубашкой. А с тобой все будет в порядке?

– Не знаю. – На глаза опять навернулись слезы. – Я не хочу в интернат, не хочу уезжать. Но папе я больше не нужна. Теперь у него есть Беверли. – Конечно, это Беверли подсказала отцу мысль о том, чтобы отправить Джулию в интернат. Почему она не могла промолчать о порезах?!

– Я уверен, что это неправда, – сказал Савьер.

Она покачала головой. Все-таки он ничего не понял.

Он нерешительно протянул руку и убрал ей за ухо прядь ее вьющихся розовых волос.

– Я забыл, как ты выглядишь без макияжа.

– Без него я исчезаю.

– Нет. Ты красивая.

Она ему не поверила. Не моглаповерить.

– Иди к черту, Савьер.

– Можешь думать что хочешь. Я никогда не вру.

– Конечно, не врешь. Ты – само совершенство. – Помедлив, она повернулась к нему. – Ты правда думаешь, что я красивая?

– Всегда так думал.

– А это? – спросила она, поднимая вверх длинные рукава рубашки. Она показала Савьеру шрамы. Отец и Беверли вынесли из ее комнаты все острые предметы, словно. Джулия была трехлетним ребенком, так что многие из глубоких порезов уже затянулись, но когда Джулия волновалась, она царапала себя ногтями. – Это тоже красиво?

Савьер отшатнулся. Именно этого Джулия и добивалась. Вот оно, подтверждение. Ее никто никогда не полюбит. Она никому не нужна.

– Господи. Кто тебя так? Ты сама?

Она подтянула рукава на место.

– Да.

Она думала, что он уйдет. Но он не ушел. Они долго молчали, не глядя друг на друга. Наконец Джулия устала сидеть и легла на траву. Савьер посмотрел на нее и тоже прилег рядом с ней.

Небо в ту ночь было просто невероятным. Почти полная луна и яркие звезды, как россыпь сверкающих самоцветов. Джулия всю жизнь прожила в Мэллаби и никогда нигде не бывала. Будет ли над Балтимором такое же небо?

У Савьера в животе заурчало, и он рассмеялся.

– Я только торт съел на обед, а после вообще ничего не ел, – смущенно сказал он.

– Ты обедаешь тортами?

– Будь моя воля, я только ими бы и питался. Ты будешь смеяться, но я все равно расскажу. Я ужасный сластена. Я не просто ем сладкое, я его чувствую.Когда я был маленьким, я мог играть на другом конце города, но всегда знал, когда мама печет что-то сладкое. Я сразу чувствовал запах. Я его видел.Видел, как он плывет в воздухе. И я сразу мчался домой. Но я буду категорически все отрицать, если ты мне припомнишь мои слова.

Это было так неожиданно, так удивительно. Джулия повернулась к Савьеру и увидела, что он на нее смотрит.

– Умеешь ты очаровывать, – сказала она. – Хотя ты, наверное, сам это знаешь. Это во всем проявляется. Даже в том, как ты смотришь на людей. – Мгновение она просто смотрела на него, такого невероятно красивого в лунном свете. – Да, ты знаешь о своей власти над людьми.

– А над тобой у меня тоже есть власть?

Неужели он думал, что она будет невосприимчива к его чарам?

– Конечно, есть.

Он приподнялся на локте и посмотрел на нее сверху вниз. Она бы многое отдала за то, чтобы узнать, что он видит. И почему он так смотрит.

– Джулия, можно я тебя поцелую?

– Да, – сказала она, не раздумывая.

Она смутилась, когда он осторожно снял с ее плеч рубашку. Хотя под рубашкой на ней была майка, ее руки оказались на виду. Она принялась извиваться, пытаясь натянуть рубашку обратно, но тут Савьер сделал такое, отчего Джулия буквально оторопела.

Он принялся целовать ее руки.

И это решило все.

Он не только видел ее, он принимал ее такой как есть. Он хотел ее. В тот период ее жизни, в ту минуту под звездным небом Джулия не могла бы назвать ни одного человека, кто относился бы к ней точно так же. Только он. Только Савьер.

В ту ночь они занимались любовью на школьном футбольном поле и оставались там до рассвета. Савьер проводил Джулию домой, и они пообещали друг другу не пропадать и быть на связи – хотя, как потом оказалось, только один из них намеревался сдержать обещание. Она уехала в интернат в Мэриленде с мыслью о том, что теперь она справится. Потому что теперь у нее был Савьер. Ей было ради кого возвращаться домой.

Уже потом Джулия поняла, что может простить его, потому что сама виновата в том, что поставила свое счастье в зависимость от кого-то еще.

Но тогда она с радостью отдала ему всю себя. В ту ночь она была по-настоящему счастлива. Впервые за несколько лет. Савьер сделал ее счастливой. Как можно было устоять?

Но иногда ей казалось, что в ту ночь она потеряласвое настоящее счастье.

И с тех пор все искала его и искала.

Где угодно, но только не здесь.