Текст книги "Бегущая за луной"

Автор книги: Сара Эдисон Аллен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Глава 13

Они прошли по пустынному пляжу, потом Уин провел Эмили вверх по ступеням на большую веранду летнего дома, принадлежавшего его семье. Уин указал на один из деревянных шезлонгов с поднятыми спинками. Эмили села, подтянула колени к груди и обхватила их руками.

Она расслабилась, только когда на веранду вышла Пенни, домоправительница, и подала им с Уином омлет. Пенни, шестидесятитрехлетняя вдова, была женщиной мрачной и строгой. Но к Уину она питала слабость, и тот ее обожал. Когда он был маленьким, в его представлениях Пенни и дом на озере сливались в единое целое. Он думал, она целыми сутками напролет сидит на табуретке в кухне и ждет, когда Коффи приедут и она сможет им приготовить что-нибудь вкусное.

В первый раз он встретил Пенни не в доме на озере в один из ее выходных, когда они с мамой гуляли в центре. Он увидел, как Пенни идет по улице, и подумал, что она сбежала. Заорал дурным голосом, что ее надо поймать и вернуть. Он кричал, плакал, бился в истерике. Уин уже тогда знал, что не может уехать из Мэллаби, будучи тем, кто он есть. Но другие-то люди могли. Могли уехать из города и никогда не вернуться назад. И это страшно его бесило.

Они с Эмили завтракали в неловком молчании. В его присутствии она страшно нервничала, а он рядом с ней чувствовал себя выбитым из колеи. Словно он взял на себя слишком много – больше, чем следует. Но ничего не мог с этим по делать. Уин слишком долго пытался смириться с тем, что ему говорил отец. Что он такой, какой есть, и это нельзя изменить. Заставлял себя не завидовать другим людям с их свободой, которой, как ему говорили, у него самого никогда не будет.

Но дальше так существовать нельзя. Надо что-то менять. Уин не хотел жить по правилам, придуманным для других времен. Все стало ясно, когда он встретил Эмили. Она могла все исправить. Могла избавить его от проклятия. Если дочь Далси Шелби сможет принять его таким, какой он есть, его отцу придется смириться. Эмили была первым шагом к совершенно другой, новой, жизни.

Уин даже и не рассматривал возможность ошибки. Он не мог ошибаться. Не мог.

После завтрака они сидели бок о бок на деревянных шезлонгах и наблюдали, как солнце выжигает утренний туман. Пляж постепенно наполнялся людьми, и тишина растворялась в нарастающем шуме.

– Ты здесь часто бываешь летом? – нарушила затянувшееся молчание Эмили.

Уин давно хотел заговорить, но ждал, что она что-нибудь скажет первой. Ему не хотелось ее торопить.

– Мы здесь бываем круглый год, вся наша семья. Это дом вдалеке от дома. Хотя Пенни это, конечно, доводит. Она любит, когда все четко и по расписанию, а мы вечно сбиваем все планы и заявляемся неожиданно, как вот сегодня.

– Почему-то мне кажется, что она вовсе не против. Мне показалось, она в тебе просто души не чает, – Эмили улыбнулась ему, и у него в груди вдруг стало тесно. Уин ею манипулировал. И знал это. Но сейчас в первый раз понял, с какой легкостью она может манипулировать им самим.

Чтобы его план сработал, они с Эмили должны подружиться. Он не ждал и не думал, что у него могут возникнуть какие-то чувства. Но вот она улыбнулась ему, и он забыл, что хотел сказать. Он думал только о том, что она совершенно другая. Совсем не такая, какой Уин ее представлял после всего, что слышал о ее маме. Она удивительная. Добрая и приветливая… и у нее такие интересные волосы. Как будто в них спрятался ветер и только и ждет, когда можно будет подуть. Это так здорово, так привлекательно.

Эмили смутилась и провела рукой по волосам.

– У меня на голове кто-то умер?

– Нет, прости. – Он отвел взгляд. – Просто я думал о твоих волосах.

Она странно посмотрела на него.

– Ты думал о моих волосах?

То же самое он чувствовал, когда они с Эмили сидели в кабинке на колесе обозрения. Когда все внутри замирает и кровь стучит в висках.

– Да. Нет. В смысле, ты их когда-нибудь распускаешь?

Она покачала головой.

– Я пытаюсь их отрастить. А сейчас тот дурацкий период, когда они уже не короткие, но еще не длинные.

– А раньше были короткими?

– Очень короткими. Мама носила короткие стрижки, и я тоже стриглась коротко. Но год назад я решила растить.

– А почему ты расхотела быть похожей на маму?

– Я не расхотела быть похожей на маму. Она была замечательным человеком, – с жаром проговорила Эмили, глядя на озеро. – Просто такой, как она, стать невозможно. Слишком высокие требования.

Ничего не получалось. Они никак не могли избавиться от неловкости и напряжения.

– Пойдем погуляем, – предложил Уин, поднимаясь с шезлонга.

Они оставили обувь на веранде и спустились на пляж босиком. Подошли к озеру, намочили ноги. Почти не разговаривали, но это было нормально. Они вместе гуляли, привыкали друг к другу. Пока что этого хватало.

Они добрались до бухты и тенистого грота, где праздновали день рождения сестры Уина. Сегодня там расположились две пожилые пары – вдали от толпы и подальше от солнца. Уин понял, что задумала Эмили, еще до того, как она сделала первый шаг.

Без единого слова девушка пошла прочь от воды – к деревьям. Уин на секунду замялся и направился следом. Эмили прошла мимо пожилых пар, сидевших на раскладных стульях, и подошла к дереву, на котором были вырезаны инициалы ее мамы и дяди Уина. Юноша остановился поздороваться с пожилыми людьми, чтобы их успокоить, потому что они как-то странно поглядывали на Эмили. Потом подошел к ней и встал рядом.

Он знал, что ей пришлось пережить за последние несколько месяцев. И мог только догадываться о том, каково это было. Сейчас Уин смотрел на нее и понимал, как велико ее горе. И как ей от этого тяжело и одиноко. Это горе она не могла разделить ни с кем. И он ее понимал. Уин знал, что есть вещи, о которых нельзя рассказать другим людям, потому что они все равно не поймут. Им просто не с чем сравнить.

– А ребята из здешней школы… они знают о маме? О том, что она натворила? – спросила Эмили, не отрывая взгляда от инициалов на дереве.

– Если родители им рассказали. Возможно, худшее уже позади. С моим отцом. Я бы не стал беспокоиться о ребятах из школы. У нас нормальная школа. Там все не так плохо. – Ему было больно на нее смотреть. Хотелось отвлечь от грустных мыслей. – Расскажи о своей старой школе. Ты скучаешь по ней? Судя по сайту, там все было… серьезно.

Это еще мягко сказано. Школа для девочек Роксли была настолько пропитана воинственной политкорректностью и праведным возмущением несовершенствами мира, что каждый читавший ее брошюры и материалы на сайте тут же осознавал собственное ничтожество.

Эмили пожала плечами.

– Когда умерла мама, я пыталась найти утешение в школе, но не нашла. На меня постоянно давили.От меня ждали, что я пойду по стопам мамы, вроде как подхвачу знамя. А я не могла оправдать их ожидания. И вот что смешно: здесь я встретила то же самое, только наоборот. Там от меня ждали великих свершений, а здесь ждут гадостей. Даже не знаю, что хуже. Оправдывать завышенные ожидания или пытаться доказывать, что ты не верблюд.

– Но у тебя же наверняка были подруги?

– После маминой смерти у меня начались панические атаки. Я не хотела, чтобы меня кто-то видел в таком состоянии. Так что я перестала со всеми общаться.

Он вспомнил тот день, когда они с ней познакомились. Вспомнил, как она сидела на скамейке, свесив голову вниз. Он наблюдал за ней все утро и сразу же заметил, когда что-то пошло не так. Когда она резко остановилась и побледнела. Поэтому он и встревожился. И подошел к ней, хотя изначально не собирался. И это все изменило.

– В тот день, когда мы познакомились, у тебя была паническая атака?

Эмили кивнула.

– А что их вызывает?

– Паника.

Уин улыбнулся:

– Ну, это понятно.

– Они возникают, когда меня что-то ошеломляет. Или когда я чувствую, что мозг перегружен, что в голове много всего происходит. – Эмили вдруг насторожилась. – А почему ты об этом спрашиваешь?

– Потому что я любопытный.

Она продолжала смотреть на него, хмуря брови.

– Что ты так на меня смотришь? – спросил он.

– Я никогда никому не рассказывала о своих панических атаках, – она произнесла это так, словно он силой заставил ее рассказать. – Теперь ты знаешь мое слабое место.

– Ты так говоришь, словно ты не человек и у тебя не должно быть слабых мест. – Он протянул руку вперед, над плечом Эмили, и принялся рассеянно ковырять пальцем кору. – У всех есть свои слабости.

– И у тебя?

– О да.

Ей даже в голову не приходило, что у него могут быть слабости.

Уин продолжал отковыривать кусочки коры, пока Эмили не положила ладонь ему на руку, заставляя перестать.

– Но ты мне о них не расскажешь?

Уин сделал глубокий вдох.

– Тут все сложно.

– Понятно. – Эмили развернулась и зашагала обратно к озеру. – Ты не хочешь мне говорить.

Он пошел следом за ней.

– Нет, дело не в том, что я не хочу говорить. Просто… это надо показывать.

Эмили остановилась так резко, что Уин едва не налетел на нее.

– Ну так показывай.

– Не могу. Не сейчас. – Он провел рукой по волосам, злясь на собственное бессилие. – Ты должна мне поверить.

– Как будто у меня есть выбор!

Они опять замолчали и просто пошли по берегу. Обогнув озеро по кругу, они вышли к дому с другой стороны. Это была долгая прогулка, и как только они поднялись на веранду, Пенни сразу же вынесла им обед, даже не спрашивая, хотят они есть или нет. Расставив на столике тарелки с сандвичами и фруктами, она обошла кресло девушки сзади, так, чтобы Уин ее видел, а Эмили – нет. При этом она улыбнулась юноше, показала глазами на Эмили и подняла вверх большой палец. Уин улыбнулся в ответ.

В доме зазвонил телефон, и Пенни поспешила внутрь.

Когда они доели, Эмили встала и подошла к перилам. Уин смотрел на нее и не мог оторваться. Эмили повела головой, и резинка, державшая ее волосы, начала медленно сползать вниз. Как завороженный, Уин наблюдал за резинкой, пока она не сорвалась и не упала на дощатый пол. Эмили, кажется, и не заметила.

– Жалко, я не взяла купальник, – она по-прежнему глядела на озеро. – Я бы сейчас окунулась, а то что-то жарко.

– Пойдем в дом, там прохладнее. Я тебе все покажу.

Она обернулась к нему. Он быстро наклонился и поднял упавшую резинку.

– Ты кое-что потеряла.

– Спасибо.

Она протянула руку, но Уин убрал резинку к себе в карман.

– Ты мне ее не отдашь? – спросила Эмили.

– Отдам, но потом. – Он первым ушел с веранды. Эмили последовала за ним, ворча о нарушении прав на собственность.

Но сразу умолкла, как только вошла в гостиную. Там не было никаких живописных полотен с песчаными дюнами или антикварных деревянных буйков, развешенных по стенам, как во многих съемных коттеджах, которые почему-то было принято украшать в стиле рыбного ресторана. (Уин их видел и поэтому знал.) Летний дом Коффи производил впечатление жилогоместа – и так оно и было на самом деле. Коффи часто бывали здесь. Мебель в доме была удобной и немного потрепанной. На одной стене висел большой плоский экран, под ним на полу стояли игровые приставки и громоздились горы видеодисков. Если уж Коффи сюда приезжали, они оставались на несколько дней.

– Здесь так уютно. Я даже не ожидала, – призналась Эмили.

– Не все же жить в башнях из слоновой кости.

Они поднялись на второй этаж, где располагались четыре спальни, но Уин не стал их показывать, а сразу повел Эмили на чердак, куда можно было пройти через бельевую кладовку. Чердак представлял собой одну большую комнату, практически пустую, если не считать низкого диванчика, стопки книг, телевизора и нескольких ящиков для хранения. Кроме Уина, сюда никто не поднимался. Он любил свою семью, но когда они собирались в доме на озере все вместе, ему иногда хотелось передохнуть от их единения.На чердаке у него было убежище, чтобы побыть одному. Уин не любил особняк на Главной улице, – с его холодным мрамором и мрачной историей, – но там было проще прятаться от людей.

– Я провожу здесь много времени, когда мы остаемся на озере, – пояснил Уин.

Свет проникал в чердачную комнату через треугольные окна на дальней покатой стене, повторяющей форму крыши. В воздухе искрились пылинки.

– Я даже знаю почему. Тут есть ощущение тайны. Очень подходит тебе. – Эмили подошла к ряду окон. – Красивый вид.

Он смотрел на нее с другого конца комнаты – на ее затемненный силуэт на фоне окна. Он шагнул к ней еще прежде, чем понял, что делает. Подошел совсем близко и встал у нее за спиной. Она замерла, излучая настороженность, словно токи электричества.

Прошло, наверное, не меньше минуты, и только потом он сказал:

– Ты что-то притихла.

Она тяжело сглотнула.

– Я не понимаю, как ты это делаешь.

Он наклонился еще ближе к ней. Ее волосы едва уловимо пахли сиренью.

– Что я делаю?

– Когда ты ко мне прикасаешься…

– Я к тебе не прикасаюсь, Эмили.

Она повернулась к нему лицом.

– В том-то и дело. Мне кажется, что прикасаешься. Как ты это делаешь? Как будто тебя окружает какая-то аура, которую я не вижу, но чувствую. Это так странно. Ничего не понимаю.

Он поразился. Эмили это чувствовала. Никто больше не чувствовал, а она – да.

Она ждала, что Уин что-нибудь скажет, объяснит или будет отнекиваться, но он не мог ни того, ни другого. Он шагнул ближе к окну.

– Когда-то всем этим владела твоя семья, – сказал он, глядя на озеро.

Эмили на секунду замялась, но решила, что позволит ему сменить тему.

– Чем всем?

– Озером, лесом вокруг. Так Шелби и нажили деньги. Потихонечку продавали участки земли. – Уин указал на деревья на другой стороне озера. – Лес на той стороне до сих пор принадлежит твоему деду. Это миллионы долларов в потенциале. Мой отец просто сходит с ума. Хочет, чтобы твой дед продал ему часть этих земель.

– Почему?

– Коффи всегда принимали участие в развитии Мэллаби. Недвижимость, коммерческие предприятия, все в таком духе.

– Почему? – повторила Эмили.

– Потому что это наш дом. Долгие годы в роду Коффи считалось, что мы можем жить только здесь.

– Почему только здесь?

Уин повернулся к ней.

– Ты действительно хочешь знать?

Мое слабое место.

– Да. Конечно, хочу.

Вот она, точка невозвращения. Когда он ей скажет, пути назад больше не будет. Ему придетсяей показать.

– У мужчин в нашей семье есть… один недостаток.

Она озадаченно нахмурилась.

– Какой недостаток?

Уин отошел от окна и принялся ходить взад-вперед по комнате.

– Это генетический сбой, – сказал он. – Простая мутация. Но в нашей семье она проявляется в полной мере. Это было у деда. Было у дяди. Есть у отца. – Он на секунду помедлил. – И у меня тоже.

– Что именно?

Уин сделал глубокий вдох.

– Мы называем это свечением.

Эмили смотрела на него, по-прежнему не понимая.

– Наша кожа светится в темноте, – объяснил он.

Это было удивительное ощущение: говорить о своей тайне с кем-то не из членов семьи. Ощущение свободы – именно такое, как ему и представлялось. И даже лучше. Слова были сказаны, и теперь их уже не возьмешь назад. Уин ждал, что Эмили что-то скажет. Но она ничего не сказала.

– Вот это ты и ощущаешь. – Он подошел к ней и поднес руки к ее щекам. Очень близко, но все-таки не прикасаясь.

Она посмотрела ему в глаза и произнесла безо всякого выражения:

– Ты хочешь, чтобы я поверила, что ты светишься в темноте?

Уин уронил руки.

– Ты могла бы поверить в то, что я оборотень, а в это – не можешь?

– Я никогда не верила в то, что ты оборотень.

Он сделал шаг назад, стараясь не поддаваться отчаянию. Раз уж начал, надо идти до конца.

– Это передается из поколения в поколение. Нашим предкам пришлось бежать из родной страны, чтобы спастись от преследований. Люди считали, что их свечение – дело рук дьявола. С кораблем, на котором они уплыли, тоже были связаны суеверия. Его считали предвестником гибели. Они прибыли в Америку. Индейцы хорошо приняли их. Называли духами Луны. Они поселились вдали от людей, когда здесь были одни поля. Но постепенно город разросся. Никто не знал тайны Коффи, и они поняли, что им это нравится. Нравится, что можно не прятаться от людей. Но истории о давних преследованиях оставались в семье. Коффи боялись открыть свой секрет. Даже сейчас, в современном мире. Все изменилось в ту ночь, когда твоя мама заставила моего дядю выйти из дома. В ту летнюю ночь он вышел на эстраду в парке, и весь город увидел, как он светится в темноте.

– Отлично придумано.

– Эмили, ты меня видела. У вас на заднем дворе, по ночам.

Она испуганно вздрогнула.

– Так это был ты?Огни Мэллаби – это ты?

– Да.

По ее выражению было понятно, что она лихорадочно соображает, пытаясь осмыслить услышанное.

– А почему ты тогда перестал приходить?

– Я прихожу каждую ночь. Но твой дедушка сидит на заднем крыльце у тебя под балконом и говорит, чтобы я уходил. Он не хочет, чтобы ты меня видела.

– Мой дедушка знает? – в голосе девушки проскочили высокие нотки.

– Да.

– Докажи. – Эмили огляделась и увидела большой шкаф. Подошла к нему и открыла дверцу. Внутри не было ничего, кроме куртки-ветровки и одинокой водной лыжи. – Иди сюда.

Уин подошел. Эмили запихала его в шкаф, сама тоже туда забралась и закрыла дверцу. Внутри было тесно и очень темно. Эмили подождала пару минут, но ничего не случилось.

– Я что-то не вижу, чтобы ты светился.

– Потому что нужен лунный свет, – терпеливо объяснил он.

Эмили фыркнула.

– Убедительная отговорка.

– Вообще-то не очень.

– Бред какой-то, – сказала она, и он почувствовал, как она шарит рукой по дверце, пытаясь нащупать ручку.

– Подожди, – сказал он и протянул руку, чтобы ее остановить. В темноте его ладонь легла ей на бедро. Эмили замерла, напряженная. – Давай встретимся у летней эстрады. Сегодня в полночь. Я тебе покажу.

– Зачем тебе это? – прошептала девушка. – Это какой-то изощренный план?

Вопрос застал его врасплох. Если Эмили понимала, что он ею манипулирует, то почему позволяет так обращаться с собой?

– План?

– Чтобы отомстить за то, что сделала мама.

– Нет, – покачал головой Уин. – Я уже говорил, что не считаю тебя виноватой. Ты не отвечаешь за свою маму.

– Но ты пытаешься воссоздать ту самую ночь. С моей мамой и твоим дядей.

– Красивая получается симметрия, да?

– Хорошо, я приду, – голос у Эмили был несчастный.

Уин едва не рассмеялся.

– Вовсе не обязательно так восторженно отвечать.

– Все было бы проще, если бы ты мне не нравился.

– Я тебе нравлюсь? – Он смутился, но в то же время и возликовал. Эмили ничего не ответила. – Сильно нравлюсь? – тихо спросил юноша, чувствуя, как воздух сгущается напряжением.

– Достаточно, чтобы встретиться с тобой ночью. Хотя ты явно что-то задумал.

– Разве этого мало? – Он почувствовал, как она затаила дыхание, когда поняла, как близко он наклонился к ее лицу. – Мы с тобой связаны, – объяснил он. – Разве ты не чувствуешь? Я понял это, как только увидел тебя в первый раз. Наша встреча была предначертана. Потому что я должен тебе показать.

– Мне надо идти.

Эмили распахнула дверцу и зажмурилась на свет.

А через пару секунд ее уже не было.

Он догнал ее на веранде, когда она надевала босоножки.

– Не ходи сегодня через лес. Зайди в парк с улицы.

Эмили поднялась на ноги и долго смотрела на Уина. Он хотел прикоснуться к ее руке, чтобы подбодрить ее и успокоить, – и подбодрить и успокоить себя самого, – но она коротко кивнула, развернулась и быстро спустилась с веранды.

Уин еще долго смотрел ей вслед, а потом ушел в дом.

Войдя в гостиную, он резко остановился.

В большом кожаном кресле рядом с диваном сидел отец.

Уин так удивился, что на мгновение утратил дар речи. Обычно он чувствовал, когда отец его ищет.

– Ты давно здесь? – спросил он, когда оправился от потрясения.

– Да вот только вошел. Я звонил. Хотел сказать, чтобы ты, когда вернешься домой, не загораживал мамину машину. Завтра утром они с Кейли едут в Роли, покупать все для школы. Пенни сказала, что ты на пляже. Я спросил с кем. Она сказала с девушкой. Я попросил описать эту девушку, и по описанию было очень похоже на Эмили Бенедикт. Но я сказал себе: «Нет, не может такого быть. Уин – умный мальчик».

Наверное, это и был тот звонок, на который ответила Пенни. Уин был благодарен ей за то, что она сделала все возможное. Сказала отцу, что он гуляет с Эмили на пляже. Не выдала, что он уединился с ней в доме.

– И ты приехал проверить, – продолжил за него Уин. Потом сделал глубокий вдох и добавил: – Она нравится мне.

– Когда я был в твоем возрасте, мне тоже нравилась одна девушка, – Морган сцепил пальцы в замок. – Ее звали Вероника. Она тоже только недавно приехала в Мэллаби. Я хотел быть с ней рядом. Провести с ней весь день. Просто смотреть на нее, и все. Я пригласил ее в кино, на утренний сеанс. Твой дед об этом узнал. Он вкатил мне пощечину и запер в комнате. Не дождавшись меня у кинотеатра, Вероника пришла к нам домой. Спросить, все ли со мной в порядке. Твой дед обошелся с ней очень грубо. Сказал, что я и не собирался ее никуда приглашать. Что это была просто шутка. После этого она возненавидела меня. Но я усвоил урок.

– Какой урок?

– Что нормальная жизнь не для нас.

– Твой отец и с твоим братом тоже так обходился? – спросил Уин, присев на диван.

– Правила были едины для всех.

Уин не знал, что его дед бил отца. Деда он помнил смутно. Помнил, что тот был очень тихим. Люди говорили, он сильно переменился после самоубийства его младшего сына, Логана. И уже никогда не стал прежним. Теперь понятно, почему Логану и Далси Шелби приходилось скрываться. Дед Уина наверняка ударил бы Логана и запер в комнате, если бы узнал об их встречах. Теперь все это казалось таким нелепым. Крайние меры. Запреты. Теперь секрет Коффи известен всем. Раскрытую тайну обратно не спрячешь.

– Теперь все иначе, – сказал Уин.

– Ты так говоришь, словно «иначе» означает «лучше», – ответил Морган. – Если выждать достаточно долго, люди забудут о том, что видели, и все снова станет как прежде. Это лишь вопрос времени. Мне иногда даже кажется, что твоя мама уже забыла. По крайней мере, я очень на это надеюсь.

– Я не хочу, чтобы все стало как прежде.

– У тебя нет выбора. Ты наказан. Пока посидишь под домашним арестом. И отныне и впредь тебе категорически запрещено подходить к Эмили Бенедикт.

Этого следовало ожидать.

– Эта девушка, которая тебе нравилась… Тебе никогда не хотелось ей рассказать?

Морган внимательно изучал свои ногти.

– Нет, – признался он, когда Уин уже начал думать, что не дождется ответа. – Мне нравилась эта иллюзия. Когда я был с ней, я был…

– Нормальным, – закончил за него Уин.

Морган кивнул.

– С твоей мамой сначала все было так же. А потом Логану задурили голову, и он открыл всему городу наш секрет. Мы с твоей мамой были женаты всего два года. Но все изменилось. Она не простила меня за то, что я ей ничего не рассказал и она узнала об этом только вместе со всеми.

Каждый мужчина из рода Коффи измышлял свой собственный способ открыться женщине, которая стала его женой. Но это всегда происходило уже после свадьбы. Еще одна давняя традиция, теперь утратившая смысл. Уин часто задумывался, а стал бы отец вообще говорить что-то маме, если бы Логан не раскрыл семейную тайну?

– Мама тебя любит, – Уин был уверен, что это правда. Во всяком случае, это было правдой когда-то.

Морган встал и направился к двери.

– Она любит меня при свете дня. Нас все любят при свете дня. Поверь мне, Уин. Я пытаюсь уберечь тебя от страданий.