Текст книги "Грехи дома Борджа"

Автор книги: Сара Бауэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Однако едва мы помогли мадонне освободиться от верхней одежды, как наш хозяин, сам Аннибале Бентивольо, ворвался в покои Лукреции, расшвыряв маленьких пажей, поставленных перед входом, и, наскоро пробормотав извинения за дурные манеры, сообщил, заикаясь, что с севера замечен приближающийся кортеж и, как полагают, он принадлежит дону Альфонсо д'Эсте.

– Едет сюда? – Если после долгого дня в пути на лице доны Лукреции и сохранился румянец, то сейчас он превратился в два ярких пятна на щеках. Глаза ее горели. Трудно было понять, то ли она сердита на дона Альфонсо, проявившего нетерпение, то ли просто охвачена лихорадкой от усталости. – Не может быть, – вздохнула мадонна. – Вы только взгляните на меня.

Собрав всю свою галантность, дон Аннибале отвесил глубокий поклон и произнес:

– Я не вижу ничего, что могло бы не понравиться дону Альфонсо или любому другому мужчине, мадам.

И я, хотя знала тогда о мужчинах мало, с ним согласилась.

Обычно донну Лукрецию называли красавицей поэты, или послы, желавшие произвести хорошее впечатление, или просители, благодарные за ее милости. И, разумеется, так называл ее и тот мужчина, который слепо любил ее. Она была очаровательна и умна, умела улыбнуться мужчине, так взглянув на него из-под опущенных ресниц, что он действительно начинал верить, будто Лукреция может поспорить красотой с Еленой Троянской. Природа наградила ее грацией, она не шла, а скользила, не танцевала, а передвигалась по облакам. Разумеется, одевалась Лукреция изысканно, с врожденным чувством стиля, характерным для всего ее семейства, а своей фигурой и осанкой могла бы произвести впечатление и в самом мрачном трауре. Даже сейчас, в платье с грязным подолом, мокрыми волосами, прилипшими ко лбу, и синими кругами под глазами, она выглядела так, что дону Альфонсо, как мне казалось, не на что было бы жаловаться.

– Если он едет, то пусть едет, – изрекла Анджела, которой родство с донной Лукрецией давало больше свободы, чем остальным, высказываться откровенно. – Он ваш муж. Нам нужно извлечь из этого обстоятельства все возможное.

Донна Лукреция сделала глубокий вдох.

– Разумеется, – кивнула она и, наклонившись к сундуку на полу, достала маленькое зеркальце. – Где, по вашему мнению, дон Аннибале, мне следует встретить его? – И она принялась приминать волосы, мелко завивавшиеся в сырую погоду.

Дон Аннибале пожал плечами:

– Замок небольшой, мадам. Наверное, в парадном зале.

– Очень хорошо. Так и передайте дону Альфонсо, что я спущусь к нему немедленно, прямо в зал.

Дон Аннибале отвесил поклон и удалился. В спальне поднялась суета: мы спешно открывали сундуки, швыряли на кровать платья, рубашки, шапочки и вуали и сыпали горы драгоценностей и косметики на туалетный столик. Вскоре донна Лукреция отпустила всех дам, кроме Анджелы, меня и рабыни Катеринеллы. Почему она оставила меня? Я была одной из самых неопытных из ее свиты, и у нас с ней часто возникали разногласия. Видимо, донна Лукреция посчитала, что может заставить дона Альфонсо ожидать целый час, но для нас это был убийственно короткий срок, чтобы одеть ее для первого свидания с новым мужем.

К счастью, Лукреция выбрала простое платье насыщенного красно-коричневого тона, который предпочитала другим, с простыми кружевными рукавами. Под низ она надела чистую рубашку из белого льна и застегнула высоко под горлом жемчужной брошью, преподнесенной среди других подарков от семейства д'Эсте по случаю заключения брака, когда на церемонии не кто-нибудь, а Ферранте замещал своего старшего брата. Мы расчесали мадонне волосы, и они легли ровными волнами по плечам и спине благодаря тому, что с тех пор, как мы выехали из Имолы, она заплетала тугие косы. Зато теперь она выглядела скромницей-невестой. Дон Аннибале выделил нам для сопровождения пажа, но, прежде чем покинуть спальню, донна Лукреция попросила прислать к ней сестру Осанну. Никто не знал, где ее поместили, в замке или городе, но, когда она наконец появилась, мадонна выгнала нас в коридор и провела несколько минут наедине с монахиней.

Наконец мы направились в зал. Катеринелла шла за хозяйкой, придерживая подол юбки, чтобы тот не касался пыльного пола. Никто в Бентивольо не подчинялся Чезаре, распоряжавшемуся в Романье, где готовились к нашему приезду в каждом замке. Здесь же на всем лежал налет запущенности, а в воздухе пахло плесенью. В зале, однако, кое-как запоздало прибрались в честь наследника герцога Ферраре. Зажгли светильники и свечи, на длинном, заляпанным свечным салом столе расставили угощение для путешественников – хлеб, сыр, ветчину и фрукты. Прибывшие собрались у огня в дальнем конце зала, там же разместились рослые мужчины в грубых одеждах, с собаками у ног и пажами, разносившими кувшины с вином.

Наш паж объявил о приходе дам, и тогда один из мужчин отделился от группы у огня и пересек зал широкой тяжелой поступью. Пара пятнистых охотничьих псов так и вилась под ногами. Правую руку он весьма романтично прижимал к сердцу, что не очень хорошо смотрелось при такой грузной фигуре и простой одежде.

– Позвольте представить дона Альфонсо д'Эсте, – с этими словами к нам поспешил дон Аннибале.

Дон Альфонсо отвесил поклон. Я заметила, что его короткие, туго завитые волосы начали редеть на макушке. Донна Лукреция, послушная долгу, потупила взор и присела в глубоком реверансе.

– Донна Лукреция Борджа, – произнес дон Аннибале, когда та протянула руку мужу для поцелуя.

Нам показалось, что прошла целая вечность, пока дон Альфонсо оставался на месте, хмурясь поверх головы донны Лукреции. Запахи свечного сала и мокрой псины заставили меня задержать дыхание, так что даже голова закружилась. По непонятной причине моя хозяйка вызвала у него недовольство. Нас отошлют обратно в Рим, и мы проделаем весь путь в зимнюю непогоду, сгибаясь под тяжестью багажа. Наконец я увижу Чезаре. А вот он не захочет меня видеть. Я попыталась представить, как он разгневается, но не сумела. То, что его образ так быстро померк в моей памяти, принесло мне облегчение, а потом ужаснуло.

Дон Альфонсо неловко приложил левую руку к сердцу, освободив правую, чтобы поддержать донну Лукрецию, когда она выпрямлялась после реверанса. При этом он слегка сутулился, как человек, когда задыхается или прикрывает рану в груди. Но у дона Альфонсо был вполне здоровый вид – широкие плечи, румянец во всю щеку, – хотя, может, это было лишь внешнее впечатление, а на самом деле изнутри его разъедал сифилис. Я постаралась перехватить взгляд Анджелы, но она, казалось, не замечала меня, внимательно наблюдая за мужчинами у огня. Наверное, надеялась увидеть среди них Ипполито.

– Ваш слуга, мадонна, – произнес дон Альфонсо. У него был грубый голос, и говорил он с сильным северным акцентом.

– Напротив, господин, это я ваша слуга, если договоренность между нашими семействами остается в силе.

Донна Лукреция посмотрела в голубые пронзительные глаза мужа и улыбнулась. Он явно понял подтекст ее ответа, но, видимо, не знал, как теперь поступить. Неожиданно он согнулся пополам, вцепившись в грудь обеими руками. Донна Лукреция тихо охнула. Дон Альфонсо странно взвизгнул. Я перепугалась, что с ним приключился припадок, и шагнула к нему, чтобы помочь. Я действовала, поддавшись порыву, и это не ускользнуло от мадонны, наградившей меня осуждающим взглядом.

Дон Альфонсо выпрямился, держа в ладонях извивающийся комочек белого пуха. Неловко протянув руки к донне Лукреции, он произнес:

– Я привез вам подарок.

У меня упало сердце. Я опять попыталась привлечь внимание Анджелы, но она по-прежнему таращилась в сторону камина. Донна Лукреция хоть и выросла среди мужчин, любивших охоту, однако терпеть не могла собак, она говорила, что они шумные, грязные, а их блохи заставляют ее чихать.

– Комнатная собачка, – пояснил дон Альфонсо, подтверждая мои страхи. А донна Лукреция с застывшей на лице улыбкой словно приросла к полу. – Приобрел ее мамашу у одного индуса, которого встретил в Венеции.

– Она очень…

– Держите, пусть она привыкает к вам. Тогда будет сидеть спокойно. Собакам нравится, чтобы у них был вожак. Волки, сами понимаете.

Похоже, донна Лукреция не понимала, но она знала свой долг и потому приняла песика от дона Альфонсо, осторожно взяв под передние лапы. В ее руках собачка выглядела крупнее, с крепкими лапами и хорошо сформированной мордочкой.

– Джулио знал, что вам понравится, – продолжил дон Альфонсо. – Он говорит, женщины любят подобные подарки. – Муж Лукреции указал в сторону свиты у огня. – Мой брат. Джулио.

Один из мужчин кивнул, и я сообразила, почему Анджела не обращала внимания ни на хозяйку, ни на дона Альфонсо. Сразу было ясно, что они братья: такой же длинный нос, скривленный у переносицы, будто сломанный, но на этом сходство ограничивалось. Если дон Альфонсо предпочитал коротко стричь светло-каштановые волосы, то дон Джулио носил спутанную копну светлых кудрей. Глаза дона Альфонсо напоминали цветом бледно-голубое небо ясным зимним днем, а у его брата они были фиалковые, опушенные густыми ресницами, которым позавидовала бы любая девушка. Он был гладко выбрит, и румянец на щеках напоминал зрелый персик. Если у дона Альфонсо были тонкие губы с чопорно опущенными вниз уголками, то у дона Джулио рот был как у Ипполито, с полными чувственными губами, созданными для поцелуя. При иных обстоятельствах я бы тоже была очарована.

– Благодарю вас, синьор. Ваш брат действительно очень чуток. Мне кажется, вам повезло со всеми вашими братьями. С доном Ферранте особенно, он служил оплотом силы для всех нас во время путешествия. И монсеньор Ипполито, конечно, добрый друг моего брата, герцога.

Она, похоже, знала про Анджелу и Ипполито, однако не выдала этого. Анджела же вроде бы даже не заметила, что произнесли вслух имя ее возлюбленного.

– Кажется, их посвятили в кардиналы на одной консистории, – сказал дон Альфонсо и продолжил: – Наверное, это так же роднит, как и церемония посвящения в рыцари. Вы согласны?

– Не сомневаюсь в вашей правоте, – ответила мадонна.

– Что ж, супруга, не хотите ли присесть со мной? Смею заметить, что, как только мы окажемся в Ферраре, празднования почти не оставят нам времени узнать друг друга.

Он шагнул, чтобы взять донну Лукрецию за руку пониже локтя, а она неловко переложила собачку. Со стороны они выгляди парой, не знающей, как исполнять новый танец, и мне пришлось выйти вперед и забрать щенка. Дон Альфонсо впервые обратил на меня внимание.

– Боже милостивый, – сказал он, и я решила, что поступила слишком смело, по представлению феррарца. По виду донны Лукреции было ясно, что она испугалась. Дон Альфонсо продолжил: – Вы похожи, как две горошины в стручке.

У донны Лукреции отлегло от сердца, и она обрадовалась. Как-никак я была на шесть лет моложе, и черты лица у меня гораздо лучше, а бедняжке мадонне приходилось бороться со скошенным подбородком, унаследованным от отца. По сути, у нас только волосы были похожи, да и то я свои не осветляла.

– Это монна Виоланта, – произнесла донна Лукреция. – Она у меня недавно, но я ее привечаю. Они с моей кузиной донной Анджелой неразлучны.

Прошло несколько секунд, прежде чем Анджела сообразила, что речь идет о ней, и, отвернувшись от камина, потупилась с преувеличенной скромностью и опустилась в реверансе перед доном Альфонсо. Я с облегчением выдохнула, что не ускользнуло от внимания дона Альфонсо, но он даже виду не подал.

– Странное имя, – усмехнулся он.

– Прозвище. Брат придумал, – уточнила донна Лукреция.

Я заметила на лице дона Альфонсо то же выражение бессилия и презрения, которое часто наблюдала на лице Ферранте, стоило ему услышать о Чезаре. Быстро взяв себя в руки, он обратился ко мне:

– Что ж, было бы неучтивым с моей стороны поинтересоваться, как вы его получили, но, полагаю, вы не совершите ничего такого в Ферраре, чтобы его оправдать.

– Она и прежде ничего не совершала, чтобы заслужить такое прозвище, – спокойно заявила донна Лукреция. – Это ироничное признание целостности монны Виоланты, только и всего.

Предложив дону Альфонсо руку, она позволила увести себя к камину. По сигналу дона Альфонсо свита удалилась, дав возможность ему и его молодой супруге побыть наедине.

Мы с Анджелой присели рядом на скамью возле стола. Мне удавалось изредка бросать взгляды в сторону донны Лукреции и дона Альфонсо, хотя в основном я была занята тем, что не давала маленькой собачке прыгнуть на стол в поисках еды. Песик хоть и не был сильным, но энергично вырывался.

– Они хорошо смотрятся, правда? – спросила я Анджелу, надеясь, она подтвердит мое впечатление, что, несмотря на собачку, донна Лукреция оценила романтический поступок мужа, выехавшего ей навстречу до начала всех официальных церемоний в Ферраре; и дон Альфонсо, что бы там ему ни нашептали, был приятно удивлен скромным обличьем и поведением мадонны.

– Превосходно, – ответила Анджела, посмотрев в их сторону и снова переведя взгляд на дона Джулио, который притягивал ее как магнит. – О Боже, – прошептала она, вцепившись мне в рукав, так что я была вынуждена отпустить собачку, и та заскакала среди тарелок. – Они идут сюда.

Расстояние между нами и мужчинами быстро сокращалось. Они шли к нам, продолжая непринужденно болтать и не глядя в нашу сторону, чтобы ни хозяин, ни дона Лукреция не заметили их непристойного поведения. Я вспомнила об ужине с каштанами, устроенном Чезаре, и сказала себе, что жизнь в Ферраре пойдет по-иному.

Ферранте незаметно присоединился к свите брата и теперь представил нас, заняв позицию между нами и мужчинами дона Альфонсо, словно являлся нашей дуэньей. Мужчины поклонились, мы присели в реверансе, после чего все неловко встали в кружок и принялись обсуждать путешествие, погоду, относительные преимущества поездки в Феррару по суше и морю, приближающийся карнавал и то, как его празднуют в Риме и Ферраре. Не многие из них бывали в Риме. А я не очень обрадовалась перспективе встретить праздник в Ферраре, где народ развлекался главным образом тем, что зашвыривал яйцами проституток.Анджела отмалчивалась. Моя опытная подруга, которая так искусно провела кампанию по завоеванию Ипполито, превратилась в застенчивую девчонку. Она стояла, одергивая юбку, и разглядывала то пол, то ковры на стенах, то собачку, резвившуюся среди тарелок на столе, лишь бы не смотреть в красивые фиалковые глаза дона Джулио.

Глава 6 Феррара, февраль 1502

Просто счастлив…

Герцог Эрколе был вдовец, а потому встречать мадонну в Ферраре предстояло его дочери Изабелле, маркизе Мантуи. С самого начала стало ясно, что донна Изабелла отнеслась к предстоящей церемонии без особой радости. Ее двор давал приют многим, кого Чезаре изгонял из Романьи, включая первого мужа мадонны, Джованни Сфорца. Она не делала секрета из того, что не одобряет выбор брата, к тому же донна Лукреция в качестве герцогини Феррарской теперь превосходила по рангу маркизу на ее же родине.

Дон Альфонсо и донна Лукреция решили завершить путешествие в Феррару по суше, но когда донна Изабелла в сопровождении Джулио встретила нас в Малальберго, она настояла на путешествии морем.

– Но так мы опоздаем, – запротестовал дон Альфонсо, кидая на сестру сердитые взгляды.

– А я специально поднялась на рассвете, чтобы привести буцентавр [27] , – возразила донна Изабелла, выразительно подняв усталые глаза на брата.

Это была пухленькая рыжеволосая женщина, скрывавшая немодную кудрявость сложными прическами, как донна Адриана, с маленьким ртом и большим мясистым носом, зато глаза у нее были красивые, и она умело этим пользовалась.

Те из нас, кто был приближен к донне Лукреции, знали, как она опасалась этой встречи, хотя на людях продолжала сохранять веселость. Донна Лукреция легко справлялась с мужчинами, но дружба с женщинами давалась ей тяжело.

– Я бы предпочла, чтобы она отправила на встречу своего мужа, – бормотала мадонна, когда мы с Анджелой и Джеронимой помогали ей одеться.

Придворные дамы согласно загудели. Мы все встречались с доном Франческо Гонзага в Риме и были от него в восторге, несмотря на его толстые губы и расплющенный нос, как после неудачной игры в мяч. Как человек тщеславный, он постоянно хмурился, полагая, что хмурое выражение уменьшает выпученность глаз, но это не могло скрыть его любви к удовольствиям. По слухам, он терпеть не мог донну Изабеллу, потому что она была умная, зато не обделял вниманием многочисленных любовниц, а также некоторых хорошеньких пажей.

– Маловероятно при данных обстоятельствах, – заметила Джеронима, сокрушаясь.– Видимо, нам придется улучить момент и высказаться по поводу его отсутствия. – Мадонна подняла руки и повернулась спиной к Анджеле, чтобы та зашнуровала ей корсет. – Как напоминание о том, что происходит с моими мужьями. Если они вызывают недовольство моего отца. Или брата. – В ее тоне прозвучал намек на иронию, которую она так и не сумела скрыть. – Боже правый, девушка, не так туго. Ты хочешь, чтобы я свалилась в обморок у ног Изабеллы Гонзага? Ослабь немного. Все равно я не рискую выглядеть толстой по сравнению с ней.– Она похожа на расфуфыренную жабу, – позже прошептала мне на ухо Анджела, когда обе женщины с улыбкой обнялись на грязном берегу, а мы стояли в стороне и Анджела пыталась одновременно привлечь внимание дона Джулио и уклониться от взгляда его фиалковых глаз.

Дул ледяной ветер, мокрый снег бил в лицо. Вокруг раскинулись пустые коричневые земли. Печальное зрелище. Донна Изабелла на секунду забылась и попыталась первой взойти на маленький корабль впереди донны Лукреции, и тут одна из лошадей, ожидавших на бечевнике, подняла хвост и нагадила. Я видела, как дон Джулио бросил взгляд на дымящийся навоз, потом посмотрел на сестру, мадонну в атласе и соболях и, наконец, на Анджелу, спрятавшую лицо в капюшоне, отороченном лисой, после чего самодовольно ухмыльнулся.

В Торре-дель-Фосса мы сошли на берег, пока распрягали лошадей и готовили весла для последнего этапа нашего путешествия. На берегу канала нас ждал герцог Эрколе со всем своим двором. На вершинах сторожевых башен, давших название деревне, хлопали знамена Эсте. С палубы герцогского буцентавра ветер доносил музыку и обрывки разговоров, а нос корабля с фантастическим резным двухглавым орлом рода д’Эсте гордо вздымался почти так же высоко, как башня. Коренастые крестьяне в домотканых одеждах смахивали мокрый снег, глядя, как их новая герцогиня в золотом платье с алыми атласными рукавами, с сияющими в волосах бриллиантами и снежинками, с жемчужиной размером с маленькую грушу на вздымающейся груди опустилась на колени прямо в грязь, чтобы поцеловать руку тестя. Мы задержали дыхание. Герцог Эрколе поднял мадонну, расцеловал в обе щеки, а затем, растянув в улыбке тонкие губы, подал знак Катеринелле, чтобы та вышла вперед и почистила юбку хозяйки от грязи.

Донна Лукреция ступила на баржу герцога, мы должны были последовать за ней позже. На барже их развлекали придворные музыканты и поэты, декламировавшие панегирики двум семействам – Эсте и Борджа. На второй барже мы были предоставлены самим себе, поэтому потягивали горячее пряное вино и смотрели под всплеск весел, как с обеих сторон проплывает скучный пейзаж – плоские поля, испещренные оросительными канавками, напоминавшими свинцовые полосы под зимним небом, черные виноградники и костлявые тополя, высаженные вдоль канала, низкие домишки того же мышиного цвета, что и люди, живущие там, и земля, которую они возделывали. Мое испанское сердце жаждало разноцветья. Кинув взгляд на Анджелу, я хотела убедиться, что она чувствует то же самое, но ей, видимо, было не до окружающей красоты. Я снова принялась рассматривать берега, и мое внимание привлекла сгустившаяся тень на горизонте, за решеткой тополиных ветвей. Размытое пятно постепенно превратилось в монолит, из него росли четыре квадратные башни. Так я впервые увидела замок д’Эсте, которому предстояло стать моим домом. Выглядел он грозным, унылым и холодным.

– Оттуда прямо слышится плач Паризины Малатесты, – содрогнувшись, заметила Анджела.Паризина и ее возлюбленный, Уго д'Эсте, который приходился ей пасынком и являлся старшим сыном герцога Эрколе, были в те дни не меньше знамениты, чем герои Данте – Паоло Малатеста и Франческа да Римини. Но сегодня темница, где их держал, а потом казнил герцог Никколо, славится другими пленниками, и об Уго с Паризиной почти забыли.– Первое, что мы вам покажем, это место, где была установлена колода для казни.

В голосе донны Изабеллы звучало торжество, смешанное с горечью, пока она сверлила взглядом бриллиантовое ожерелье с рубинами, когда-то принадлежавшее ее матери, а теперь украшавшее тонкую шейку мадонны. Мы стояли на длинной лестнице Корте-Веккьо, на вершине которой нас ждал с приветственной речью глава старейшин, сави, и другие сановники. Донна Изабелла заняла верхнюю ступень, поэтому донне Лукреции приходилось смотреть на нее снизу вверх.

Она отказалась спуститься, чтобы встретить золовку во дворе. Там слишком людно, заявила она, осматривая водоворот людей, лошадей и мулов, багажных тележек, волов и одинокий паланкин, подаренный Святым Отцом мадонне для путешествия. Тот наклонился, словно севший на мель корабль, и теперь его занавески тащились по грязи. Наверное, она надеялась, что мадонна поскользнется на скользком истертом мраморе и сломает свою хорошенькую шейку или по крайней мере с нее слетит тиара с бриллиантами, сапфирами и огромными жемчужинами, которая тоже когда-то принадлежала герцогине Элеоноре.

Похоже, она уже прослышала, как лошадь мадонны, перепуганная громким шумом во время процессии при въезде в город, встала на дыбы и сбросила наездницу. Несомненно, ее взбесило то, что мадонна превратила конфуз в свое преимущество: как только донне Лукреции помогли подняться и снова сесть в седло, она обратилась к толпе на неуверенном феррарском наречии: «Вот видите, земля Феррары так меня и манит».

И тогда все захлопали в ладоши и закричали, размахивая маленькими красно-белыми флажками – цветами дона Альфонсо. Потом кто-то пальнул из аркебузы, и герцог настоял, чтобы мадонна спешилась, опасаясь, как бы она снова не упала.

Если донна Изабелла надеялась, что донна Лукреция исчерпала свой запас обаяния, везения и грации, с которой выпутывалась из затруднительных положений, то ее ждало очередное разочарование, поскольку мадонна спокойно ответила:– Полагаю, муж дамы заточил Уго и Паризину под башней Маркесана, где мне отведены покои. Муж уже предупредил, что его отец желает показать мне это место и двери в тюрьму, очень низкие. – Она озорно рассмеялась и по-сестрински обняла донну Изабеллу. – Наверное, он считает, что со мной вечно случаются неприятности и я могу удариться головой.Герцог Эрколе предположил, что придворные дамы мадонны захотят сопровождать ее к месту казни, где на одной из каменных плит смешалась кровь злосчастных любовников. Хотя герцог Эрколе, по всеобщему мнению, не отличался воображением, он, видимо, придерживался нелицеприятного мнения относительно морали молодых римлянок и чувствовал себя обязанным дать нам ясно понять, что дамы Феррары должны соблюдать более высокий стандарт поведения.

Мы начали экскурсию в хорошем настроении. Прошло три дня после нашего прибытия, и хотя донна Лукреция с нами не делилась, но, видимо, осталась довольна своим мужем. Что бы там ни говорили о его тяге к спиртному и проституткам, о том, что он проводит долгие часы в своих литейной или гончарной мастерских, из-за которых в северной части замкового сада часто случались пожары, он был пунктуален, оказывая внимание жене. Каждый вечер совершал короткую прогулку по галерее, соединявшей Корте-Веккьо с замком, и составлял ей компанию за частным ужином, а в свои покои возвращался лишь с рассветом. По томной улыбке мадонны, когда мы одевали ее, и темным кругам под глазами, которые мы маскировали пудрой и фиалковым маслом, мы сделали вывод, что дон Альфонсо научился у своих проституток приятным трюкам. Мадонна даже начала проявлять симпатию к своему песику настолько, что дала ему имя. Она звала его Альфонсино, Фонси для краткости.

С явным пренебрежением к намерению герцога Эрколе привести нас на место казни Уго и Паризины мы много хихикали и флиртовали, поддергивая юбки перед спуском в темницу. При этом мы демонстрировали лодыжки, икры и даже колени молодым людям, поджидавшим внизу, чтобы ловить нас. Многие из них проделали вместе с нами весь путь из Рима и продолжали развивать отношения, зародившиеся в дороге. Но веселость угасла, когда мы пробрались через гниющий шлюз и оказались в узком коридоре со склизкими стенами, который привел нас к камере не шире тех шлюзов, что управляли уровнем воды во рве. В той самой камере Уго д'Эсте бросил вызов отцу, отказался от духовника и пожертвовал своей жизнью ради любви.

– Во всяком случае, неплохой источник съестного во время осады, – пошутил кто-то из молодых людей, отковыривая от обитой железом двери улитку.

Но никто не рассмеялся. Я почувствовала, как Анджела сбоку вздрогнула и вздохнула. Тогда я взяла ее ладонь, которая оказалась холодной и влажной. Герцог предложил мадонне руку, но та покачала головой, отобрала у мальчишки факел и, пригнувшись, чтобы не задеть притолоку, шагнула в камеру.

Вышла оттуда мадонна с белым, покрытым испариной лицом. Бусинки пота блестели на лбу в свете факела. Я взглянула в ее глаза, и мне показалось, что я увидела в черных расширенных зрачках призраков замученных любовников.

Но через секунду наваждение прошло. Мадонна вежливо рассмеялась, заметив:

– Хорошо, что никто из них долго не мучился в плену. Гнев вашего отца смешался, к счастью, с состраданием, как кровь предателей, ваша милость.

Я часто задавалась вопросом, вспомнила ли она те свои слова через много лет. Сожалела ли она о них, но в тот день они повлияли на герцога Эрколе. К расстройству донны Изабеллы, он пожаловал донне Лукреции те семейные драгоценности, которые не передал через Ипполито во время сговора. Он был очарован не только умом мадонны, но и тем, что она превосходно разбиралась в соколиной охоте, а также успешно перевезла сестру Осанну в Феррару. Анджела восприняла щедрость герцога как доказательство того, что донна Лукреция умеет обращаться с мужчинами. Зато я, оставаясь дочерью своего отца, рассудила, что украшения предоставлялись всего лишь на время, тогда как приданое мадонны, деньги на содержание ее двора, по-прежнему оставались в кованом сундуке в сокровищнице герцога Эрколе, и расставаться он с ними не собирался. Я не сомневалась, что драгоценности были лишь попыткой задобрить невестку, и сама донна Лукреция тоже так думала. Я поняла это, заметив, как она иронично скривила губы, примеряя их перед зеркалом.

– Какая лицемерка эта Изабелла! – воскликнула Анджела, когда мы остались с ней вдвоем в нашей комнате. – Ты знаешь, что ее старший сын должен обручиться с Луизой?

– Луизой?

О чем она? Я надеялась перевести разговор на Джулио, раз мы опять затронули семейство Эсте со всеми их недостатками, но Анджела свернула в сторону, подняв новый, абсолютно не относящийся к делу вопрос. Сын Изабеллы ведь был еще совсем ребенок.

– Да, Луизой. Дочерью Чезаре.

Разумеется, у девочки должно быть имя. Я и раньше слышала его, только не хотела знать ни имени его дочери, ни имени его жены. Господа из окружения Чезаре, сопровождавшие нас в Феррару, не уехали домой, а остались на карнавал, как я убеждала себя. Но если бы дело обстояло так, то герцог отослал бы их складывать вещи и разместил в гостиницах или домах зажиточных горожан. Герцог Эрколе проявлял большую скупость в расходах на дом, если только траты не имели отношения к его оркестру, монахиням или стае длинношерстных голубоглазых кошек из Персии, у которых были собственные грумы и маленькие дверцы, вырезанные в нижней части всех дверей в Корте-Веккьо. Фрескам города постоянно угрожали сырость и грибок, однако он запретил разжигать огонь до наступления темноты.

Молодые люди из свиты Чезаре оставались во дворце, ожидая прибытия его жены, принцессы Шарлотты, и ее дочери, а еще потому, что в Ферраре, если ты не улыбаешься и не киваешь венецианцам и не следишь внимательно за императором, ты связываешь свои интересы с Францией. Намеревался ли Чезаре самолично явиться в Феррару, собирался встретить жену в Риме или еще где-то на территории Романьи, никто не знал.

– Ясно, – кивнула я.

Шарлотта д’Альбре, по слухам, одна из самых красивых женщин Франции, двоюродная сестра королевы, была добродетельна и предана мужу, хотя он и четырех месяцев не провел рядом с ней после свадьбы.– Интересно, когда она объявится? Я имею в виду Шарлотту. Вероятно, приедет на карнавал. Все иностранцы любят смотреть итальянские карнавалы.Принцесса Шарлотта не прибыла на карнавал. Якобы ей помешало ненастье в Альпах.

– Могла бы добраться морем, – усмехнулась Анджела. – Мне хотелось с ней познакомиться.

– Возможно, Чезаре все равно приедет, – заметила я.

– Наверное.

Он не приехал. Похоже, только жена могла заманить его в Феррару.

Пришлось мне довольствоваться обычным обществом, наблюдая за проделками его свиты с лоджии над большой аркой, ведущей на площадь из Корте-Веккьо. Мы надели маски и швыряли яйца, крошечные произведения искусства, изумительно расписанные доном Альфонсо красками и эмалями, приготовленные им для майолики. Поговаривали, будто проститутки подбирали осколки и выставляли в витринах тех лавок, в чьих кладовых и задних помещениях они усердно занимались своим ремеслом, в знак благосклонности дона Альфонсо. Поскольку дон Альфонсо слыл знатоком по этой части, они посчитали, что его печать одобрения пойдет на пользу делу.Если свеситься с балюстрады достаточно далеко, то сбоку от арки можно видеть бронзовую статую герцога Борсо в бумажной треуголке с хохолком из конского волоса. Вытянув шею в другую сторону, легко было разглядеть его отца, герцога Никколо, чье суровое лицо скрывала маска рогоносца, украшенная грубо соструганными деревянными рожками. Неизвестно, кто залезал на колонны, поддерживавшие бронзовые изваяния, чтобы посмеяться над прозорливостью Борсо в дурацком колпаке или напомнить всему городу, как Никколо был обманут собственной женой. Это происходило каждый год, и герцог Эрколе, хоть и гордый человек, ни разу не попытался найти преступников или снять украшения, за что народ его и любил.Великий пост проходил для нас особенно трудно, поскольку герцог Эрколе отказывался пустить в ход приданое мадонны. Несколько ее музыкантов-испанцев были вынуждены вернуться в Рим, когда у нее закончились деньги на их содержание, хотя певцы вроде бы даже были рады уехать, говоря, что болотный воздух портит их голоса. За ними поневоле последовали и другие – личный ювелир, свечных дел мастер и различные слуги. Вероятно, мадонна надеялась, что Святой Отец, увидев, как его дочери приходится уменьшать расходы, пригрозит старому герцогу отлучением от церкви, если тот не снимет замки с сундуков. В общем, она продолжала храбро улыбаться, всех очаровывать и со всем соглашаться в новой обстановке, а если и плакала по ночам, мы этого не знали, потому что каждую ночь она проводила с доном Альфонсо. Как молодожены, они получили разрешение понтифика исключить воздержание из Великого поста.