Текст книги "Алсу и озеро Нети (СИ)"

Автор книги: Сания Шавалиева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Алсу и озеро Нети

Глава 1-3. Бойся

Во всем виновата Лена. Коза такая. Позвонила в двенадцать ночи и давай жаловаться на Парфенова, словно фильм ужасов рассказывала. Ездила почти час по ушам, а потом такая: «ладно, пока-пока, дрыхнуть охота». Надо успокоиться!

Алсу утром рано вставать.

Каждое утро Алсу Бесфамильная совершала пробежку: километр в одну сторону, километр обратно по тропинке вдоль берега Волги. Иногда тропа подходила к самому лесу, к выпирающим из земли корням вековых сосен.

В какой-то момент к ней всегда присоединялась овчарка. Крупная собака неспешно трусила рядом, иногда сворачивала в сторону, словно гналась за добычей или обходила свои владения, помечая территорию.

Алсу по тропинке спустилась к берегу. Собака догнала, шлепая лапами по воде, распугала береговых красных пиявок. Алсу сбросила одежду, голой ступила в прохладу, охнула. Доплыла до камня, строптиво торчащего посреди реки. Поздоровалась с ним, оставив на его серой лысине влажный отпечаток ладони.

Вернулась на берег, наспех обтерлась футболкой, натянула спортивки, глянула в небо, словно прошептала молитву. Согреваясь, побежала: тело тренированное, мышцы пружинистые, а дыхание не сбивалось, даже если она ускорялась, совершая приличный рывок.

Алсу – старшеклассница, и каждый день в школе превращался для нее в сущий кошмар. Она могла осадить любого крепким словом, остановить легким рывком руки. Могла, но не имела права.

Проживала Алсу с мамой Маргаритой в одиноком доме на холме, совсем рядом с федеральной трассой. По соседству с ними был поселок городского типа Крувазье и деревня Растрепша с тремя жилыми домами.

Мама уже заварила травы в чайнике и, устроившись на веранде, наблюдала, как дочка возвращалась с пробежки. Яркая точка её красной футболки размеренно катилась по тропинке между могучими соснами, желтыми песчаными косогорами, а на небе светило солнце – осенние тучи еще не прятали его от глаз…

Сегодня дочка относительно спокойна, бежит ровно, мягко ступая по траве. Можно чай покрепче – с травой «изобел». Правда, у травы чуть терпкий душок, хотя сам чай безусловно полезный, успокаивающий. Алсу скорее всего взбрыкнёт, откажется пить, но попробовать можно.

Алсу поднялась на веранду, глотнула чая и поморщилась. Выцепила из тарелки сыр с розами красной плесени. Розовый сыр она любила, мама иногда баловала и готовила его из красных пиявок – была у нее такая тайная технология. На зубах хрустнуло чешуйчатое тело пиявки, во рту появилась кислинка, свойственная только этому виду.

Мать сидела в кресле, сложив руки на коленях. Ровные пальчики с швейцарским маникюром, бледно-розовая кожа, без единой морщинки. Ровно год назад в таком же теплом сентябре они с мамой поселились в этом заброшенном доме. И собирались в нем прожить еще долгие четыре года, если конечно, получится. Мама пыталась заниматься домашним хозяйством: пекла хлеб, ходила в поселковый магазин, кормила кур. Алсу училась в школе и пыталась адаптироваться среди людей.

– У нас тридцать две минуты, – глянула мать на часы.

Алсу соорудила бутерброд из колбасы, сыра, чеснока, лука. Откусив краешек с поджаристой корочкой, добавила еще чеснока и подумала: «Сегодня обязательно дыхну на Сидорова».

– Торопись, – поднялась мать и зашла в дом.

Допивая чай на ходу, Алсу уселась перед зеркалом.

Обычно мать начинала с лица: черные брови Алсу заклеивала макияжной лентой, розовые щеки, длинные ресницы белила светлой краской с синюшным оттенком. Глаза затемняла болезненными кругами. В нос и за щеки вставляла силиконовые распорки, отчего ноздри раскрывались черными тоннелями, а щеки вздувались облаками. На зубы надевались отвратительные элайнеры с кариесными чернотами. Все превращение из красавицы в чудовище завершал парик с редкими волосами, собранными в крысиную косичку. Свои волосы у Алсу были длинными и роскошными и потому крысиный парик топорщился, делал голову неестественно большой и вытянутой, как у лопоухого инопланетянина.

– Бойся меня! – Улыбнулась Алсу своему отвратительному отражению. В ответ получила кривобокую улыбку. Правый глаз практически заплыл. Видимо, мать перестаралась с кремом.

Женщина принесла форму, стала осторожно надевать через голову дочери. Чтобы не слышать отвратный запах пота, Алсу перестала дышать. Школьное платье не стиралось месяцами, на коричневых подмышках друг на друга наплывали соленые круги высохшего пота, на локтях махрились заплатки, по подолу болтались рваные нити затяжек. Учительницу Розу Викторовну приводило в ужас нищее одеяние Алсу, и она реально старалась помочь: выбивала у администрации поселка или школы материальную помощь, покупала платье, сапоги, пальто, и все равно Алсу каким-то непостижимом образом превращалась в уродливое создание: новое платье быстро теряло цвет, сапоги пропадали, а пальто рвали собаки.

– Кажется все, – осмотрела себя дочь и вдруг опомнилась. – Руки!

Да, руки сбивали с толку: холеные и ухоженные они не сочетались с общим образом. Добавились грязь под обломанными ногтями, цыпки на коже. Вот теперь, кажется, все!

Глава 2

Страхолюдина

По человеческим меркам Алсу страхолюдина. Не стоит и говорить, что Алсу Бесфамильная ни за что на свете не согласилась бы мириться с подобным, если бы на карту не было поставлено нечто крайне важное. Важное для осуществления плана.

Хлопая по карманам, Алсу нашла телефон. Времени совсем мало. Сегодня бежать до школы не хотелось. Последнее время водитель школьного автобуса наловчился приезжать раньше. Еще на повороте, видя, что Алсу не успевает к остановке, давил на газ и гордо мчался мимо. Все по закону… не успел – значит, опоздал. Тогда Алсу приходилось бежать через лес напрямки. Пока автобус ехал в обход и по мосту пересекал приток Волги Кривушу, Алсу переплывала ее в самом узком месте. Течение здесь было сильным, говорливым и бесконечным – Кривуша редко замерзала даже в сильные морозы.

Школа из красного кирпича стояла на окраине поселка и гордилась своими учениками, слава богу, здесь было чем похвастаться: герои, писатели, предприниматели, государственные деятели. Даже был свой космонавт. Говорят, когда он учился в школе, был отъявленным хулиганом и от него точно никто не ожидал такой прыти – он каким-то загадочным образом оказался в отряде молодых космонавтов и при еще более загадочных обстоятельствах попал в космос.

Теперь таким школьным хулиганом был Костя Сидоров, который специализировался на издевательстве над Алсу Бесфамильной. Костя был полноватым мальчиком с барашковой пышной шевелюрой, полными губами, голубыми глазами – идеальный вид херувимчика. И, конечно, хулиган. Но это не мешало половине девчонок поселка томно вздыхать по красавчику. К слову, Костя презирал свою ангельскую внешность: качал бицепсы, говорил басом, феном выпрямлял волосы. Однако иногда весьма успешно пользовался своей очаровательностью. Поскольку большую часть времени шкодил и пакостничал. Но, пойманный на месте преступления, божественно смотрел невинными голубыми глазами на учителей. Ему прощали, другим не верили – это было крайне удобно. По мнению учителей и родителей, Костя Сидоров был сокровищем, самым чудесным ребенком на свете.

Когда Алсу стояла на остановке, мимо проехал черный джип со скучной физиономией Кости Сидорова в окне. Значит, Алсу не опоздала. Автобус никогда не проезжал раньше джипа. На крышу остановки сел дрозд, мелодично запел. Алсу заслушалась и не заметила, как рядом притормозила «газелька».

– Красавица, тебе куда? – открыл дверь водитель и поперхнулся, глянув на отвратительную Алсу. – Да уж! – Голос водителя стал грубым. – Тебе куда?

– В школу, – махнула рукой за Кривушу.

– Поселок Крувазье покажешь?

Алсу замялась. Она уже видела, как на пригорке появился школьный автобус. Стала быстро объяснять.

– По этой дороге прямо, через три километра будет поворот, после него направо до моста с односторонним движением. Оттуда поселок и увидите.

Алсу тронулась навстречу автобусу, но он, обогнув «газельку», укатил вперед, пришлось бежать следом. От того, что довелось маневрировать и ждать, школьный водитель впал в ярость, злорадно закрыл дверь перед носом Алсу и ловко вынырнул на середину дороги.

– Садись! – приказал водитель «газели».

– Не, не, мама не разрешает ездить с незнакомыми.

– Меня зовут Павел Пронькин. Устраивает?

Алсу кивнула.

– Садись.

Алсу смотрела по сторонам. Красивые пейзажи, желтые тополя и клены.

– Куда едешь? – спросил Павел, как только набрал скорость.

– Туда. В школу. А вы куда?

– Я ищу одну девицу, – Пронькин вытащил из кармана фотографию, показал Алсу.

Ох! Твою ж дивизию! – Чуть не заорала Алсу. – Это же она…в шесть лет. Какого черта! – Возникло желание порвать фото на сотни мелких кусков и развеять по ветру.

Пронькин обогнал школьный автобус и вновь обернулся к Алсу.

– Это детская фотография. Она сейчас уже взрослая, как ты примерно. Видела?

– Не. У нас вообще таких нет.

– А в школе?

– И в школе.

– Она, конечно, могла измениться, – разочарованно протянул Пронькин, спрятал фотографию у себя на груди.

Полный трындец. Как же быть? Выйти? Подозрительно. Алсу смотрела на свое отражение в круглом зеркале на панели и впервые порадовалась, что выглядит откровенной уродиной – никакого сравнения с той милой мордашкой на фото.

– Где тут у вас заправка? – спросил Пронькин.

– Вон, около кладбища, – показала Алсу на хилое здание, больше похожее на сарай.

– Жуть!

– Спокойное кладбище.

– Заправка жуть. И бензин наверняка дерьмо.

– Я пойду, мне тут до школы недалеко.

– Да не ссы ты. Довезу. Только заправлюсь. – Пронькин снял с крючка топливный пистолет, понюхал. – Вроде ничо. Наш, кажись. Машина капризная, всяку мочу жрать не станет.

Глава 3

Школа

Когда «газель» остановилась у школы, Алсу заметила, что около школьного автобуса происходило что-то странное, – на тротуаре стояли Сидоров и Парфенов в огромных – одних на двоих – женских трусах и бюстгальтере. И где только надыбали. Снова, небось, стибрили с веревки какой-нибудь старушки.

Руками машут, корчатся, как ведьма на костре.

Алсу даже в первую секунду не поняла, что именно она увидела, но затем, приглядевшись, сообразила, что они изображают ее.

Пассажиры школьного автобуса выгружаться не торопились.

– Я тут! – крикнула она Сидорову и Парфенову и спрыгнула с подножки.

Наверное, это была их самая неудачная шутка. Во всяком случае, на голос Алсу они дернулись в разные стороны, запутались в трусах и бюстгальтере, рухнули на землю.

Алсу отвернулась и заторопилась к школе, продолжая следить за другими одноклассниками. Она заметила, что они посмеиваются над Сидоровым и Парфеновым. Нет, конечно же, они не ржали в голос, поспешно кашляли в кулачки, покусывали губы, ведь они не имели морального права прикалываться над друзьями, вот над Алсу – это да. Гнобить ее – это святое.

В раздевалке сбросила куртку на вешалку, переобулась. И пока другие одноклассники шептались и сплетничали, зашла в буфет, когда до нее дошла очередь, попросила у буфетчицы заварное пирожное и персиковый сок.

Неожиданно перед ней возник Сидоров.

– Люди добрые! – заголосил он, приглашая зевак присоединиться к скандалу. – Что же это делается?! Стоило только в буфете появиться заварному пирожному, как эта мерзавка решила нас обожрать! Вы только посмотрите на ее зубы! Да скоро она схомячит их, а потом нас. Угощаю всех за свой счет, кроме тебя, конечно, – и Сидоров кулаком ткнул Алсу в грудь, собираясь свалить с ног, но она отшатнулась, устояла. А Сидоров по инерции провалился вперед и носом впечатался в стеклянную витрину.

Все радостно навалились на буфет, расхватали пирожные. Оказавшись в хвосте очереди, Алсу оглядывалась по сторонам, замечала, что дети в большинстве случаев были сыты, ели неохотно. Кусали, отпивали, объедки бросали в мусорные ведра, оставляли на столах и еще хуже – кидались друг в друга. Алсу не переносила жадных людей, абы-кабы набивали животы про запас, а потом корчились в дурацких коликах.

После буфета зашла в класс, заценила обстановку. Взгляд упал на горку газет под ее партой. В углу, сгрудившись, прижухли одноклассники, некоторые из них с трудом сдерживались от хохота. Вишневская приготовила телефон, чтобы заснять момент. Ну и типы! Принюхалась. Так и есть! Резкий запах нечистот. Ребята! Фантазия подкачивает? Кажется, пошли по пятому кругу. Уже было: на стуле, в портфеле, в кармане. Прям профессиональные ассенизаторы.

Пять! Четыре! Три! Два! Один! БАХ!!! – Из корзины взметнулся мусор, повалил дым.

Отлично! Петарда сработала на ура! Алсу поспешила к своей парте, у неё три секунды, чтобы пинком перебросить комок газет под парту Сидорова. Хоть бы получилось! Попала под парту Вишневской. Тоже неплохо. Надо еще подкупить петард. Как же воняет!

У Алсу последняя парта в первом ряду – самое удачное место для нее. Учителям не интересна, толку от такой ученицы, как она, на уроках мало. На занятиях Алсу преимущественно отмалчивалась и никогда не проявляла инициативу. Сидела рядом с не самыми сознательными персонажами. Хулиганы, прогульщики, разгильдяи… Терпеть их не могла, но терпела и выживала.

Выживала потому что класснуха ее выживала, в смысле гнобила, сажала в конце аудитории, старательно подчёркивала «индивидуальность» Алсу. Ее работы класснуха проверяла более придирчиво, следила за посещаемостью – пропускать занятия нельзя, хоть в гроб ляг, но приди, – и еще больше сотни поводов находила для «жести» и «недопустимости».

Из дыма появилась головы учительницы.

– Кто это сделал? Что за «американские горки» вы тут устроили?

В это раз это сделала Алсу. Ей даже не нужно признаваться. Так и так все свалят на нее.

– Роза Викторовна, а вы катались на Американских горках? – хихикнул Сидоров и прошептал соседям. – Кроме качелек, ничего и видели. И даже на них ссыкотно.

Сказал вроде тихо, но услышали все, подобострастно поддержали смехом.

– В Сингапуре офигенные, одна «летучая мышь» чего стоит, – громко добавил Сидоров.

Алсу глянула на учительницу – красные пятна на шее. Розе Викторовне пора пить таблетки.

Роза Викторовна с размаху села на стул, стала судорожно дергать молнию на сумке. Черт, сломала ноготь. Когда же она научится равнодушию? В школе бывают разные гадости, которые происходят независимо от нее, дети сталкиваются лбами, бьются не на жизнь, а насмерть. Но они еще зеленые – и она знала, что будут трудности. Как говорится, по́том и кровью залит ее педагогический диплом, их учили, предупреждали.

Зажав таблетку зубами, открутила пробку на бутылке с водой и присмотрелась к Алсу. Ее отвратительность успокаивала. Она настолько чудовищна, что исправить эту ошибку природы, наверное, сможет только гильотина. Нет, нет, нет. Роза Викторовна педагог и не имеет права так думать. Запила таблетку и кашлянула, будто внутри обожгло внутренним ядом, – если такой бывает.

– Бесфамильная, а ты каталась на «американский горках»? – обратился Сидоров к Алсу и тут же махнул рукой. – Хотя кого я спрашиваю? Отстой полный!

– Надеюсь, бои закончились? – Глянула на класс. Какая предательская тишина. Вроде на поверхности ничего не видно, все внутри, но стоит зазеваться – и они вонзятся в тебя всей силой. – Бесфамильная, завтра родителей в школу.

Никакой реакции. Что за человек?

Вынуждая сердце успокоиться, Роза Викторовна прижала руку к груди. Какая коварная штука – память. Она возвращала на пятнадцать лет назад. Шаг за шагом напоминала маленькую, окоченелую Розу. Ее сердце кромсал такой же костенок-сидоренок, но она не умела защищаться, как это делала Алсу Бесфамильная. Эта девочка знала способы не реагировать. Она настолько была свободная и сильная, что Розе Викторовне самой хотелось ее сломать…

Глава 4-6. Хочу домой

Дверь со страшным грохотом ударилась о стену.

– Что случилось? – испугалась продавщица, вытирая руки о фартук.

– Ох! Теть Вер, простите, не рассчитала.

Продавщица продолжала смотреть на Алсу с интересом, ждала, когда девушка подойдет к прилавку. Алсу приблизилась быстрым шагом, по пути открыла телефон, показала фотографию Кости Сидорова.

– Теть Вер, а такой принт на торт можете сделать?

– Красавец, – горестно вздохнула продавщица. – Скинь мне на телефон. – А чего написать?

– С днем рождения.

– Тебе когда?

– Срочно!

– Срочно не получится. – Продавщица раскрыла стеклянную дверцу холодильника, со второй полки потянула коробку, поставила на прилавок, откинула крышку.

Честно говоря, Алсу не думала, что так бывает. И разумеется, удивилась. На торте был портрет какого-то книжного красавца: волевой взгляд, губы поджаты, красный камзол, расшитый золотыми нитями. Даже обсыпанный кокосовой стружкой он выглядел эффектно. На Костю Сидорова не очень похож, но что-то близко и рядом.

– Нравится? – довольно произнесла тетя Вера. – Вчера сделала по книге «Дракон на поводке». Хотела сама съесть. – Погладила себя по круглому животу. – Но одной как-то не то. И все-таки это несправедливо, что молодым все, а мне нет. Я вот, Аистенок, замуж хочу. А никто не берет. Поболтать не с кем.

– Да ладно, – не поверила Алсу, – У вас же тут толпы. Трасса рядом.

– Вот именно трасса. Заскакивают на обед, пару слов квакнут и вновь несутся дальше. Проносятся, как мои годы.

– А вам сколько?

– У меня юбилейный год, – снова пригладила тетя Вера свой живот. Ажно шестьдесят осенью стукнет.

– Тогда ищите жениха на остановке или в очереди к стоматологу.

– Да уж! – хрюкнула продавщица.

– Или на кладбище.

– Уже хоронишь?

– Вдовца можете встретить.

– Ага, – улыбнулась продавщица. Я прошлым летом одного такого узрела. Могилка его жены аккурат против моего брата. Он ей цветочки, камушки, красиво так грустит, плачет. А сам еще ничего, вот как этот с тортика. Поплакал он, значит, и пошел на выход, а я за ним. Попрошусь, думаю, в попутчики, с кладбища по-другому никак, шлёпать и шлёпать. Выходим за ворота, он к своей машине, я за ним, а из машины трое выскакивают. Не поверишь, три телки, одна краше другой. Вот такой, блин, финт. Торт брать будешь?

Алсу заплатила за торт, вышла из магазинчика. Посмотрела на часы и ужаснулась, – до отправления школьного автобуса еще два часа. Поплелась на остановку.

Вскоре подошла девица в леопардовом пальто:

– Давно ждешь?

– Минут пять, – ответила Алсу.

– Фигово. Тебе куда?

– До Растрепши.

– По пути. – Девица вышла на обочину, принялась голосовать.

Быстро остановилась «шестерка».

– Вероничка, – выглянул водитель. – Садись.

– Я не одна.

– С подругой?

– Не.

Водитель взглянул на Алсу, чутка офигел, картинно прижал руку к груди:

– Прошу прощения, красавица, но я однолюб.

– Ты, Федька, циник и бабник, – засмеялась Вероника и устроилась на пассажирском сиденье.

Укатили.

Пришлось Алсу тащиться пешком.

По обочине пылила лошадка, запряженная в телегу.

Пасечника Махмута знали все в округе, и он знал всех. Махмут был приветливым и общительным, с готовностью делился последним куском хлеба.

– Тпру, милая, стой, говорю, – притормозил лошадку Махмут, кивнул Алсу. – Что ж это ты пешочком? – шутливо попрекнул. – Утрасим (садись)! Ножки белые поранишь.

Дождался, пока Алсу устроится, дернул поводья.

Лошадка тронулась с места. Резиновые колеса телеги легко зашуршали по обочине.

– Угощайся, – Махмут открыл коробку, достал банку с медом. – В этом году славный получился.

– Спасибо. Но я как-то не очень голодна, – честно призналась Алсу.

– Да не стесняйся ты. Я ж от души.

Захотелось услужить старику, сделать приятное. Алсу благодарно улыбнулась, поднесла банку ко рту и стала с усердием глотать тягучую жидкость. Не то чтобы она любила мед до такой степени, чтобы опростать пол-литровую банку за один присест, но ей почему-то показалось, что это порадует пасечника.

Пасечник вылупил глаза.

– Однако… будь здорова! Никто еще так не ценил мой мед. Ну прям как золотой. Якши кыз (красивая, хорошая девочка). Если ты так мед ешь, как же ты работаешь? Был бы у меня еще сын, сосватал бы не глядя.

И вдруг старик затянул песню. Алсу не знала этого языка.

А лошадка, кажется, знала, прядала ушами, тихо фыркала, по бокам метала хвостом. Свернули с трассы к дому Алсу. Она хотела остановить старика, но он только плечом дернул, запел заунывнее. Телега катила с горки, а за ними по дороге следом продолжала клубиться пыль.

Кепочка деда сбилась на затылок, обнажив морщинистый, неправильно загоревший лоб. От собственной печальной песни его разбирала дрема, он с ней боролся, засыпал-просыпался, хватал вожжи, выкрикивал недопетые слова. Еще недавно ему было одиноко, а теперь он был доволен, как тогда в детстве, когда от пуза напивался кумыса, до отвала наедался мяса. От такой обожратушки живот становился круглым, выпячивался из-под грязной рубахи и тихо булькал, матери на радость. Она щелкала по пузику искривленным из-за тяжелой работы пальчиком, обнимала сына и радовалась его сытости.

Чуть не проехали мимо. Алсу разбудила старика, спрыгнула с телеги.

– Твое? – протянул дед тортик.

– Хотите?

– Не, у меня полная телега сладостей, – отказался дед и стал разворачивать лошадь – Уж я тебя!

Лошадь тыркалась-пыркалась-фыркалась – не справилась, застряла. Пришлось Махмуту слезать с телеги. Пошли сквозь высокую траву напролом.

Вскоре лошадь трусила обратно, Махмут шел следом.

Алсу удивилась, когда вдруг на земле увидела две банки меда.

– Дед Махмут! – закричала вдогонку.

Он шел, не оборачиваясь, вобрав голову в плечи.

– Спасибо!

Махнул рукой, задом впрыгнул в телегу, нашел бутылку воды, стал жадно пить.

Глава 5

Тортик с вишенкой

Дом был пуст. На столе стоял теплый чайник, на тарелке – куски колбасы, сыра. Мать принимала гостей? Это немного напрягло. Вышла во двор, заглянула в сарай, баню. Везде глухая тишина. Напряжение переросло в тревогу. Стала искать записку, читать записи на перекидном календаре: хлеб, подсолнечное масло, колбаса, сыр… ничего нового, обычный список для магазина. Правда, появилась смесь цифр и непонятных символов, похожих на пароль. Эта абракадабра оптимизма не прибавила.

Поставила на плиту чайник, подошла к холодильнику и на дверце обнаружила тетрадный лист, примагниченный большой божьей коровкой: «Я скоро! Приду, все расскажу. Мама».

Так бы сразу. От сердца отлегло. Алсу вошла в свою крохотную комнатку, на пороге скинула туфли, платье, ощутила истинное блаженство: наконец избавилась от орудий пыток: вонючих тряпок, силикона, парика. Протопала к уголку, где располагалось подобие письменного стола – большего в деревенском доме разместить не было возможности – и поставила на стол пакетик с маленьким тортиком, открыла коробку, извлекла сласть, с полки достала свечку и спички. Примостив восковую палочку по центру тортика, запалила фитилек, и, напевая «Хеппи бездей ту ю… Костян», кровожадно откусила кусок, на который пришелся нос красавца.

Стала жевать. Как она ненавидит Костю Сидорова! Всей душой! Всеми мозгами!

С волками жить – по волчьи выть.

Мама говорила: «Потерпи чуть-чуть, перебесится, успокоится. Тут промолчим, там справимся. И начнется у нас новая жизнь!»

Откусила красавцу правый глаз.

– Что празднуем? – зашла в комнату мама. Она была в свободных голубых джинсах с завышенной талией, белой футболке и бордовой клетчатой рубашке.

– Ты где была?

– Не волнуйся, – улыбнулась мама, коготком зацепила кусочек торта. – Провожала отца.

– Приезжал? – воскликнула Алсу и тут же скисла. – А чего меня не дождался?

– Ему надо было до двенадцати вернуться в город. А ты чего так рано? Из-за вчерашнего?

– Забей, – отмахнулась Алсу.

Мать загуглила.

««Забей» – часто используют в разговорной речи. Слово вошло в обиход из строительной отрасли, когда забей употреблялось в сочетании с словами гвоздь, крюк. Сейчас его применяют часто в смысле «не обращай внимание», «не придавай значения», «не принимай близко к сердцу»».

Алсу откусила «дракону» голову. В глазах блаженство и кайф.

– С тобой все в порядке? – осторожно спросила мать. Она уже откровенно начала волноваться. – Как-то мне не спокойно.

– Что со мной может случиться? – засмеялась Алсу.

– Мало ли. Будь всегда со мной на связи. Поняла меня?

– Пожалуйста, – поправила Алсу.

– Что «пожалуйста»? – не поняла мать.

– Обычно так говорят в конце просьбы.

– Хорошо, пожалуйста, будь добра, следи, чтобы телефон больше не разряжался.

– Ма, лучше расскажи, как там папа?

В детстве Алсу ненавидела все эти королевские церемонии, дворцовые ритуалы. Было жутко обидно, что мама постоянно заставляла носить длинные парчовые платья, хотя интересы у Алсу были отнюдь не дворцовые, потому что кучу времени она проводила с отцом. Раньше дела у него шли неважно, он никак не мог адаптироваться, вникнуть в дворцовую суету, этикеты, да и жизнь самого королевства ставила его в тупик. А мама была вполне успешной королевой, правила с размахом, справедливо, беспрерывно. Зато Алсу больше времени проводила с отцом: они выходили на поверхность, много рыбачили, спали в палатках – после дворцовых шелковых простыней ночь среди комаров и муравьев еще то испытание. Когда Алсу повзрослела, отец научил ее водить машину, мотоцикл. Еще он научил ее совершать десятикилометровый кросс, купаться в холодной воде. Но потом все изменилось. Потребовались знания поверхностного слоя земли, а кто как ни папа знал об этом лучше. Он быстро стал влиятельным, выдавал разумные решения с учетом реалий жизни людей и внутреннего мира королевства. Мама же, наоборот, «вышла в тираж», стала декоративной Королевой, как она сама о себе говорила. Правда, это никак не повлияло на семейное счастье: они оставались такими же близкими и родными.

– Папе пришлось срочно ехать на Восток. Там избыток отрэнергии. Акумуляры не справляются. Придется, наверное, формировать местное глубинное озеро Нети. Папа поехал исследовать рельеф местности.

Глава 6

Перформанс

– Рассказывай, – потребовала мать.

– Все, как всегда. Сидоров с Парфеновым устроила порно-перфоманс.

«Порно» – загуглила мать. – Отображение сексуального поведения с целью вызвать сексуальное возбуждение. – Зачем это? Они хотели тебя соблазнить?

– Ма, не вникай. – Алсу открыла телефон и показала фотографию утренней встречи.

– Неужели такое возбуждает? – выдохнула мать.

Алсу вилкой ковырялась в пельменях.

– А есть чего-нибудь повкуснее? Хочу десерт из сладких лягушек.

– Привыкай к этой пище.

Алсу заставила себя есть.

– Тебя Роза Викторовна пригласила, не… вызвала в школу. Я в мусорное ведро бросила петарду.

– Ничему тебя жизнь не учит, любимая... Всё ты делаешь по-своему, назло другим. У тебя другая задача.

– Да знаю, – отмахнулась Алсу. – Но должна же у меня быть какая-то разрядка. Иначе я взорвусь сама. Фирштейн?

«Фирштейн» – загуглила Королева.

Вчера они с матерью выкопали первую картошку и собрали капусту. Сейчас капустный пирог отдыхал на подоконнике, дразнил ароматом. Для Алсу это в новинку.

– Да, забыла тебе сказать, – вдруг поперхнулась Алсу. – Меня сегодня подвез один газелист…

– Я же велела не садиться к незнакомым людям!

– Познакомилась, зовут Павел Пронькин. И ты не поверишь, он показал мне мою фотографию, спросил, не знаю ли я эту девочку?

Заметила, как у матери задрожали руки.

– Мне там лет пять-шесть, – тыкала Алсу вилкой в пельмень.

– Откуда у него твоя фотография? Тебя ни разу не фотографировали!

– Значит, фотографировали. Это точно я! Я помню этот сарафан, заколки-бабочки. Это было в первый раз, когда мы поднялись на свет.

Сейчас мать напоминала крохотное живое существо, дрожащего детеныша, который только что потерял семью. Она силилась успокоиться, гладила себе по волосам, коленям, словно затыкала дыры, через которые уходили силы. Алсу даже не подозревала, что мать может так переживать.

– Ма, все нормально. Он меня не узнал. Я видела, он заходил в школу, спрашивал у охранников, учителей. От всех ноль эмоций.

– Ты не понимаешь, – страдала мать. – Значит, он добрался уже досюда. И мы что-то должны делать. Я даже не подозревала насколько у него длинные руки. Дальше будет хуже: он поменял тактику и он нас найдет.

– Делов-то. Давай спустимся домой. Еще чуть-чуть, и я взорвусь к чертовой матери.

«К чертовой матери» – стала гуглить Королева. – «Прочь, долой!»

В груди сжалось, она заставила себя успокоиться. Как все здесь неправильно и несправедливо.

Алсу буркнула что-то сердитое. И может быть, впервые у матери в глазах мелькнула уверенность в дочери.

– Ты же знаешь, нам нельзя. – Мать выключила телефон.

Алсу все знает. Чтобы наследовать озеро Нети, она должна прожить пять лет на Земле и окончить среднюю школу. Мать права, чтобы защитить страну Нети, прекратить страхи народа, избавить его от ужаса ожидания, Алсу вынуждена пройти этот путь. Она доучится до конца, как бы больно ей не было. Еще постарается найти этого урода, который последние двадцать лет терроризирует их народ. И еще накажет его. Как? Кто ж его знает, как. Но что-нибудь придумает. Алсу, конечно, об этом матери не сказала. Не стала нервировать, забирать ее последние силы. Вместо этого зашла в спальню, переоделась в спортивный костюм и вышла из дома не оглядываясь. Так и надо. Беги вперед. Не оглядываясь.

Этим вечером Алсу бежала не как всегда. Этим вечером она держалась в тени деревьев, под каждым кустом чуяла врага, чужой взгляд.

Новый виток жизни струился по веткам, по иголкам, по извилистым тропам и корням. Лес сопровождал – как мог поддерживал этот бег жизни. Он откликался на этот бег.

Внезапно Алсу остановилась. Увидела, как у их дома притормозила «газелька».

Пронькин вышел из машины и, заглядывая через забор, пошел вокруг дома, отыскал калитку, поднялся на веранду, дернул дверь. Заперто. Он, наверное, что-то кричал, звал хозяев, но Алсу из леса не было слышно.

Из дома никто не вышел. Видимо, мать решила не рисковать. Водитель спустился, расшатал камень на тропинке, кинул в окно, посыпалось разбитое стекло. Полез в пустую раму.

Зря, конечно. Лучше бы охранял свою машину.

Что ж, ты сам напросился. Дернула дверцу, приветливо щелкнул замок. Долго ковырялась в бардачке: штрафные квитанции, ручка, зажигалка, недопитая бутылка воды… Где фотка?! Она же точно видела, как Павел небрежно кинул ее в бардачок.

Пошарила глубже: оба-на! Почувствовала холод металла, где-то в уголке сердца мелькнула надежда, что ошиблась. «Мне не нужно это, мне нужна фотография». От страха каждая секунда превращалась в час.

Где-то рядом прошуршало. Нервно дернулась, приложилась затылком об какую-то железяку. Сдержалась, чтобы не заорать. Снова прошуршало. Алсу понимала, что совершает из ряда вон выходящее, поэтому и решила, что попалась. Настоящую опасность почувствовала спиной, каждой клеточкой тела.

Оглянулась. На двери сидел воробей. Подслушивал, подглядывал.