Текст книги "Лукавый ангел"

Автор книги: Сандра Мэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Хорошо.

Он молча сдернул со спинки стула куртку, набросил ее на плечи. Билл Хоган наблюдал за ним с легкой тревогой. Даг знал почему. Три месяца назад Билл буквально силой остановил обезумевшего от горя Дага, рвавшегося в «Маджестик» с единственной целью: вытрясти душу из Оуэна Клиффа и Элис Джексон.

– Даг?.. Всякое может случиться, так что… ты пообещай мне, что с ней ничего не случится, ладно?

– Обещаю. Не смотри на меня так, понял? Я же сказал – обещаю.

– Даг… извини.

– Не за что извиняться. Считай, что ты вывел меня из истерики.

– Да уж… вот чертова девка!

Они уже вышли на крыльцо, и теперь было видно, что Элис Джексон нарушила обещание сидеть в машине. Она стояла к ним спиной и смотрела на лесистые холмы. Даг хмыкнул.

– Отличное начало. Строптивая дамочка.

– Ты не обижай ее. Она через многое прошла.

– Да что ты! Вот увидишь, мы с ней подружимся.

Услышав их шаги, Элис Джексон обернулась. На побледневшем лице мелькнул испуг, но она быстро справилась с собой. Вопросительно посмотрела на Билла, потом на Дага.

В принципе нечто в этом роде он и ожидал увидеть. Цыпочки Оуэна всегда славились своим экстерьером…

Высокая, стройная, ноги от шеи, карие глаза олененка Бемби, густые волосы карамельного цвета волной рассыпались по плечам. Наверняка ходила в любимицах у Оуэна. И нечего Биллу говорить о ней как о честной девице, зарабатывающей на жизнь в поте лица своего. Совсем другим местом она зарабатывала, это и к гадалке не ходи.

Что его немного удивило, так это возраст. Судя по всему, ей лишь немного за двадцать – почему-то Даг считал, что она должна быть старше. О том, какое впечатление она производила на мужчин, не знать она не могла, но виду не показывала. Не кокетничала, глазками не стреляла, губки не топорщила – впрочем, учитывая события последних недель, ей должно быть не до этого.

Билл Хоган кашлянул.

– Знакомьтесь. Элис Джексон – Даг Брауни.

– Очень приятно.

Хороший голос. Дагу когда-то такие нравились – низкие, с хрипотцой. Он неопределенно хмыкнул и пробурчал:

– Здрасти. Так получается, что я буду вроде как вас охранять.

Она ответила не сразу, посмотрела на Дага долгим, испытующим взглядом и лишь потом кивнула, протянула узкую ладонь, затянутую в кожаную перчатку.

– Спасибо. Спасибо и тебе, Билл.

Билл кивнул и полез в машину за вещами. Надо заметить, багаж у красотки был небольшой – всего лишь полотняный рюкзак. Выглядел он довольно увесистым, и Даг хотел взять его из рук Билла, но девушка опередила, схватила рюкзак, прижала к груди немного нервным движением.

– Я сама.

Даг пожал плечами, кивнул Биллу и направился к дому.

Он размышлял о вещах не слишком веселых. Судя по всему, ему предстоят нелегкие несколько дней наедине с этой модельной красоткой. Да и кому, скажите, было бы легко остаться наедине с эдакой кралей?

* * *

Лос-Анджелес, штат Калифорния

Клуб «Маджестик»

Оуэн Клифф кусал ногти. Была у него такая дурная привычка – грызть собственные ногти, когда на душе неспокойно. А сейчас на душе у Клиффа было не просто неспокойно – там бушевал шторм.

Надо же было так промахнуться, Ведь при взгляде на эту ласточку он ничего, кроме чистого эстетического наслаждения, не испытал. Ни тревоги, ни дурных предчувствий – ничего! И первое время, надо отдать ей должное, Элис Джексон вполне оправдывала ожидания босса. Красавица, отнюдь не дура, но при этом без капли вульгарности, тактичная и воспитанная. Она здорово выделялась на фоне остальных девиц и довольно быстро получила повышение.

Цыпочки Оуэна, что бы там про них ни думали, вовсе не были банальными проститутками. Нет, разумеется, в случае нужды он без зазрения совести отправлял кого-то из девиц в номер клиента, но Элис – Элис была птицей высокого полета. Ее Оуэн вызывал только на самые важные переговоры, с самыми серьезными и респектабельными людьми.

Консумация – это отнюдь не проституция. Примерно та же история с японскими гейшами – только европейцы считают их шлюхами. Гейша – это высокое искусство ведения беседы, обольщение интеллектом, талант, если хотите. Консумация – из той же области. Девушки Оуэна подсаживались к гостям, вели с ними беседу, раскручивали потихоньку на дорогое шампанское и икру, даря взамен ощущение, что вы – самый мужественный, самый умный, самый обаятельный собеседник в мире. Пузатенькие и плешивые бизнесмены расправляли тщедушные плечики, втягивали пузцо и начинали виться вокруг неприступных красоток, словно пчелы вокруг блюдечка с вареньем. Это вам не вечер в борделе скоротать.

Элис Джексон умела красиво говорить, умела красиво молчать, умела вести себя так, что мужикам и в голову не приходило ущипнуть ее, к примеру, за попу. Словом, Элис была штучным товаром, и Оуэн Клифф от души радовался тому факту, что у него есть крючок, на котором можно удерживать Элис Джексон. Крючок стоил денег, но вложения окупались. А потом крючок сдох. В прямом смысле этого слова. Элис осунулась и побледнела, и Оуэн едва ли не искренне ей сочувствовал. С одной стороны, он выиграл в деньгах, с другой – что может быть хуже женщины, в глазах которой больше не горит надежда?

Он очень, очень надеялся, что ее удержит обычный здравый смысл. Конечно, рассуждения о честном труде прекрасны, но если молодая девушка в течение трех лет зарабатывает сто пятьдесят кусков в год, живя и одеваясь за счет заведения, если при этом от нее требуется только хорошо выглядеть и по вечерам ходить в ресторан с нужными людьми… согласитесь, такой девушке будет трудновато все бросить и уйти в несомненно честные, но значительно менее обеспеченные посудомойки.

Оуэн догрыз до мяса ноготь на указательном пальце и принялся за следующий. Он был зол и встревожен.

Вначале его расчеты вполне оправдались. Ошарашенная, оставшаяся в одиночестве, раздавленная горем девушка не собиралась бросать работу и уходить в никуда. Она продолжала работать, и в начале лета Оуэн Клифф решил даже рискнуть – и поручить ей подготовить новенькую. Кто же знал, что это и окажется самой большой его ошибкой?

Да и была эта новенькая, прямо скажем, не супер-пупер. Симпатичная, даже хорошенькая, светленькая и звонкая, словно колокольчик, – но глупа как пробка! Чего и ждать от малолетки. Сэнди Милверер… Оуэн заметил ее во время субботней вечеринки в клубе – Сэнди самозабвенно отплясывала на подиуме, явно затмевая его профессиональных «гоу-гоу». Умение во всем видеть радость бытия – вот что было основным достоинством Сэнди Милверер, хотя она сама наверняка ни разу в жизни не произносила таких мудреных слов. Оуэн включил обаяние на всю катушку, подошел к девчонке в перерыве, угостил коктейлем и предложил работу. И она согласилась. Конечно! Чуть из трусов не выпрыгнула от радости.

Элис было поручено опекать новенькую, вводить в курс дела, учить хорошим манерам – словом, готовить достойную смену. Самой Элис Клифф планировал предложить повышение. Она вполне могла бы стать менеджером клуба, это сразу повысило бы ставки, потому как Херувима многие пугались, что и немудрено.

А потом случилась эта чертова неприятность, и дуреха Сэнди оказалась не в том месте и не в то время… Главное, он же их отпустил по домам, он сознательно закрыл клуб раньше обычного, он…

Ну, что сделано, то сделано. Сэнди появилась из темноты коридора в самый неожиданный и в некотором роде кульминационный момент, а потом уже поздно было что-то объяснять. Херувим все сделал быстро и четко, она вряд ли мучилась. Конечно, испугаться успела, но тут уж…

На следующий день к вечеру тело Сэнди – вернее, то, что от него осталось после отлива и пребывания в воде, кишащей крабами, было выловлено в Золотой Бухте. Всякое случается с молодыми девушками в Городе Ангелов, особенно если они балуются наркотиками (Херувим вколол девчонке лошадиную дозу). Полиция не придала этому событию особенного значения, но через неделю после прискорбного случая в кабинет Оуэна постучалась снова осунувшаяся и побледневшая Элис Джексон.

Нет, она его не шантажировала и не выставляла никаких условий. Она просто попросила расчет. Клифф вскочил из-за стола и принялся гулить вокруг нее, как влюбленный голубь, она слушала, нервно теребя носовой платок, а потом тихо произнесла:

– Оуэн, я была с Сэнди в ту ночь в клубе.

– Да, мы все скорбим, очень жаль, что так вышло, но… Что?

– Мы не ушли домой сразу. Остались выпить кофе в баре, а потом Сэнди заметила, что на ней нет сережек. Я вспомнила, что она снимала их наверху, предложила сходить за ними. Сэнди сказала, что сама сбегает, и велела мне идти домой. Мы с ней собирались ночью посмотреть фильм…

Она устремила на него свои отчаянные шоколадные глаза, и Оуэн Клифф стал медленно осознавать размеры пропасти, разверзшейся прямо перед его носом.

– Детка, поверь, мне очень жаль, но я даже не представлял, что вы были в клубе, у меня все еще шли переговоры, и я Сэнди не видел…

– Сережки она забыла здесь, Оуэн. Вот эти.

И Элис указала на золотые цепочки с маленькими бриллиантиками. Они болтались на ушах мраморного слоника – пресс-папье, украшавшего стол Оуэна. Клифф чувствовал, как земля ускользает у него из-под ног.

– Послушай, я понятия не имею, откуда взялись эти цацки, Сэнди сюда не заходила, я не знал… Ты что, обвиняешь меня в том, что я ее убил?!

Она отвела взгляд.

– Нет. Я не знаю. Она могла… Полиция всех опросила, охранники не видели, как она выходила из клуба. Я уехала домой, она оставалась здесь, потом ее нашли в бухте… Оуэн, ее мог убить кто-то из тех, кто был здесь в ту ночь!

– Здесь были только мои люди!

Она вновь взглянула на него.

– Значит… ее убил кто-то из твоих людей.

– Послушай, Элис, прекрати истерику…

– У меня нет истерики.

– Мы вообще говорили о твоем увольнении, и я не понимаю, какая связь…

– Самая прямая. Я ничего не сказала полиции про ту ночь. Корпоративная этика. Но с тех пор я боюсь. Я не понимаю, что происходит. Я хочу просто уйти. Мне… мне больше не нужно столько денег, я могла бы уехать…

– Элис, давай так: я займусь собственным расследованием, а ты повременишь с увольнением. Ты мне нужна, понимаешь? Клуб отнимает у меня массу времени, я надеялся, что ты станешь моей помощницей. Обещаю, я во всем разберусь.

Она поколебалась и нехотя выдавила:

– Хорошо. Я останусь, но… Оуэн, пожалуйста…

– Да-да-да, конечно-конечно! Я же сказал – разберусь. И ты умница, что ничего не сказала в полиции. Не надо выносить сор из избы, к тому же это может спугнуть преступника – если он, конечно, здесь.

С того дня он не спускал с нее глаз. Херувим – тоже. Именно благодаря тотальной слежке они выяснили, что у Элис имеется знакомый коп, Хоган. Девочка попалась честная, Хогану она ничего не рассказала, но Клифф не мог рисковать. Он нажал на нужные рычаги, позвонил парочке высших чинов полицейского управления, и Хогана в конце лета перевели в один из восточных штатов. Жизнь вроде бы налаживалась, пока в ноябре не грянул гром. Бобби Уикем, старший бармен…

Клифф и Херувим застали его на месте преступления – Бобби сидел за собственным Клиффа столом и торопливо просматривал файлы в компьютере. Сутки интенсивного допроса – Херувим был мастер в таких делах, – и жалкие останки того, что раньше называлось Бобби Уикем, признались, что служат… служили в полиции Лос-Анджелеса. Коп под прикрытием! В самом сердце империи Оуэна Клиффа.

Оуэн передернулся от ненависти и наслаждения, вспомнив, как разряжал обойму в башку Бобби. Это было прекрасно!

Сам он ничего не заметил, но Херувим – Херувим всегда все замечал. Какая-то тень мелькнула в коридоре, сказал Херувим. На этаже кто-то был, сказал Херувим. Надо перекрыть выход, сказал Херувим.

Легко сказать – перекрыть выход в ночном клубе, битком набитом людьми. Пока Херувим отдавал распоряжения насчет тела Бобби, Оуэн Клифф выбежал в темный коридор, добежал до двери, ведущей на пожарную лестницу.

Этими духами пользовалась только она. Она одна. Французские, классические, с ароматом ландыша. Все остальные предпочитали модные ароматы, от которых лично у Клиффа слезились глаза и свербело в носу.

Элис Джексон.

Он стоял на площадке пожарной лестницы, жадно втягивая ноздрями ускользающий, тающий аромат ландыша, и мысленно прощался с самой лучшей из цыпочек Оуэна.

С Элис Джексон.

Он к ней очень хорошо относился, правда-правда. Но теперь ей предстояло умереть.

Телефон выдал трель, от которой у Оуэна Клиффа едва не выскочило из груди сердце. Он схватил трубку. Голос Херувима был бесстрастен и слегка насмешлив:

– Похоже, я ее нашел.

– И что? Дело сделано?

– Нет. Это пока только предположение, но… мы напрасно решили, что после Сент-Пола она снова кинется через всю страну.

– Вот как? И что тебя натолкнуло на эту мудрую мысль?

– Во-первых, у нее не так много денег.

– Глупости! Она заработала у меня достаточно, чтобы…

– Верно. Но сняла она деньги только с той карточки, которая была у нее с самого начала. Надо полагать, твои деньги для нее пахнут.

– Надо же, а на вид не дура. И сколько там было?

– Немного. Кроме того, ей незачем уезжать из Миннесоты.

– Херувим, ты меня утомил. Что еще?

– Тот коп, Хоган. Он переведен аккурат в Миннесоту.

– О как! И ты думаешь, она у него прячется?

– Нет, не думаю. В противном случае нас бы уже взяли в оборот. Но она с ним наверняка связывалась, так что имеет смысл навестить старика.

– Не уверен, что он подпустит тебя слишком близко, чтобы ты смог задать ему вопрос.

– А это и не требуется. У нас есть кое-кто, кому Хоган с легкостью откроет и дверь, и душу. У таких, как он, немного настоящих друзей.

– Да, и, как показывает жизнь, даже еще меньше, чем они сами думают. Ладно, валяй. И не звони мне по пустякам, понял? Отправляйся в эту чертову Миннесоту и проследи, чтобы все было сделано как надо. Чао!

Он бросил трубку и с хрустом потянулся в кресле. Жизнь налаживается! Хотя жаль, жаль. Она была так хороша…

* * *

Крукстон, штат Миннесота

Ферма «Елочки»

До полудня она просто слонялась по комнате, разбирала вещи и смотрела в окно.

Потом через двор неторопливой походкой вразвалочку прошел Даг Брауни – набрать дров в поленнице, – и Элис торопливо отпрянула от окна.

Этот мужчина ее смущал. Волновал. Тревожил. Пожалуй… возбуждал. Ну, по крайней мере, возбуждал любопытство.

Высокий, широкоплечий, волосы темные, на висках изрядно побитые сединой. Лицо загорелое, но не смуглое, пожалуй, это просто сильный и давний загар – хотя какой загар может быть в Миннесоте в середине декабря?

Вероятно, ему было под сорок, уж точно – глубоко за тридцать. Руки хорошие… Она всегда смотрела на руки, они многое способны рассказать о хозяине. У Дага Брауни руки были очень мужские, но при этом красивые, с довольно тонкими запястьями и длинными пальцами. Нечто вроде татуировки между большим и указательным пальцами – какой-то символ? Имя первой любви?

Глаза – черные, пронзительные и невыразимо тоскливые. Над ними сросшиеся густые брови, что в целом придает Дагу Брауни суровый и неприветливый вид. Шрам на виске, тонкий, светлый – видно, уже совсем старый.

Стройным атлетом его не назовешь, скорее уж борцом или боксером-тяжеловесом. Крупный – но двигается легко, словно танцует. Интересно, как он танцует, кстати?

Вряд ли у нее будет возможность выяснить это. Даг Брауни даже не старался сделать вид, что рад их с Биллом появлению. Совершенно очевидно, что ему в тягость ее общество.

Что ж, его можно понять. Судя по спартанской обстановке жилища и одежде, ее охранник до сего дня наслаждался собственным одиночеством и дикой красотой здешних мест, если это можно так назвать. Для елок на холме и заснеженных полей грубый свитер, армейская куртка и армейские же высокие ботинки, а также вытертые добела джинсы – в самый раз. Впрочем, все чистое, и пахнет от Дага Брауни хорошо – морем и лимоном, свежим ветром и хвоей. Приятный одеколон, очень мужской. Оуэн Клифф всегда выливал на себя нечто пряно-сладкое, отдающее ненавистной ванилью и амброй. От Херувима несло склепом. Билл Хоган пропах дешевым табаком и таким же дешевым «Олд спайс». Очко в зачет Дагу Брауни.

Но вот что действительно тревожит, так это чувственность, которая от Дага Брауни так и… прет! Элис сама удивилась такому сильному и не вполне приличному определению, пришедшему ей в голову. Впрочем, свидетелей все равно нет…

Возможно, все дело в том, что у нее слишком давно не было таких встреч… с мужчиной, от которого явно исходило бы ощущение мужественности.

Она спустилась по лестнице на первый этаж и замерла на пороге кухни, обводя взглядом небольшое помещение. Пожалуй, им здесь и не разминуться…

Даг Брауни поднял голову от тарелки и неприязненно уставился на Элис. Чувственность чувственностью, а положительных эмоций подопечная у него явно не вызывала. Он молча поднялся, положил на тарелку скворчащую свиную отбивную и поставил на противоположный край стола. Элис поколебалась – и осторожно опустилась на стул. Даг следил за ней исподлобья.

– Что-то не так? Сервировка… или обслуживание?

В его словах был вызов, и она вспыхнула, почувствовав его.

– Вовсе нет. Отбивная выглядит весьма соблазнительно. А обслуживание… мы ведь не в ресторане.

– Может, вы блюдете фигуру? Кресс-салата не завезли, так что пробавляемся чем можем.

– Ненавижу кресс-салат. А мясо очень люблю. Где вы берете продукты?

– Пока нигде. Затарился, когда въезжал. Теперь придется наведаться в магазин.

– Деньги у меня есть…

– Не говорите ерунды, барышня. Фуа-гра здесь все равно не найти, а по закону вы должны встать на довольствие полицейского управления.

Она хмыкнула и принялась за отбивную. Даг искоса наблюдал за ней, но Элис было все равно. Есть хотелось зверски. Закончив с трапезой, она спокойно посмотрела Дагу в глаза.

– Я вам не нравлюсь, верно?

Он пожал плечами.

– Я здесь не для этого, вы – тоже. Вы – моя работа.

– Вы – полицейский, как и Билл?

– Да.

– Служили вместе с ним?

– Да.

– В Лос-Анджелесе?

– Да.

– Но теперь не служите?

– Нет.

Она кивнула, налила себе яблочного сока и принялась пить маленькими глотками, оглядывая стены кухни. Совершенно очевидно, что вести светские беседы Даг Брауни не намерен. Интересно, почему он здесь живет? Просто уволился из полиции или прячется? От кого? Или от чего? Вопросы риторические, потому как объяснять он явно ничего не собирается. М-да, сложный человек. Хотя… Билл Хоган ему доверяет, а она доверяет Биллу Хогану. Этого вполне достаточно. Разговоры – это дань привычке. В конце концов, в «Маджестике» это было ее работой – разговаривать с клиентом, а Даг Брауни – не клиент. Совсем даже наоборот…

– Что это вы рассматриваете? Клопов ищете?

– Нет. Просто… здесь совсем нет…

– Чего еще?

– Рождественских украшений. Гирлянд. Венка из остролиста. Омелы. Еловых лап.

– Точно. Нету.

– Жаль.

– Не знаю. Не думал об этом.

– Что ж… спасибо за завтрак. Пойду к себе.

Она поднялась и вышла, покачивая бедрами из чистой мстительности. Впрочем, мстительность пропала втуне, поскольку Даг Брауни на нее и не посмотрел. Он отправился мыть посуду, и даже спина его выражала совершенно явственное облегчение, что Элис Джексон оставила его в покое.

Пообедали они уже в сумерках, и Элис Джексон по-прежнему пялилась на стены кухни, а Даг молчал. Потихоньку в нем закипал гнев на Билла Хогана. Какого черта надо было соглашаться на эту авантюру?! Элис Джексон в списке тех, кого Даг не хотел бы видеть в этом доме, занимала почетное первое место.

У себя в комнате он пытался читать, слушал радио, разжигал камин, потом плюнул на все и улегся спать. Разумеется, это мероприятие было обречено на провал с самого начала. Во-первых, было слишком рано, хотя стемнело до такой степени, что хоть глаз выколи. Во-вторых… заснуть, зная, что через пару комнат от него расположилась эта карамельно-шоколадная Элис Джексон, было невозможно.

В голову лезли всякие неприличные картинки типа тех, которые более приличествуют подростку в период самого жестокого пубертата. Элис Джексон снимает джинсы, Элис Джексон снимает свитер, Элис Джексон снимает все остальное и принимает душ, а вода течет по гладкой коже, и мокрые пряди волос змеями расползаются по гладким точеным плечам…

Чтобы не дойти до ручки, Даг стал злиться. Вспоминал весь сегодняшний день, перебирал в памяти их короткие и бессодержательные разговоры… скорее даже реплики.

Рождественские гирлянды! Сейчас, размечталась! Может, еще в костюм зайчика нарядиться? Он здесь не для того, чтобы праздновать Рождество. Это нора, в которую он заполз зализывать раны и жалеть себя. Да, именно так! Самому себе он может в этом признаться. Жалеть себя и ковыряться в собственных ранах. Елочки-гирлянды и хлопушки-шарики тут совершенно ни при чем.

И какого черта она лезет к нему со своими расспросами насчет службы в полиции и дружбы с Биллом? Это не ее дело, а он вовсе не обязан ей отвечать. Ей стоило бы быть поразговорчивее, когда убили Сэнди Милверер. Ее подружку, между прочим. Юную девчонку, которую… которая…

Которую ты своими руками отправил в логово к Оуэну Клиффу, цинично используя в своих интересах ее влюбленность в тебя и готовность помочь. Что такое, Дагги? Почему ты скрипишь зубами так, словно у тебя глисты? Это же правда. Здесь не перед кем выпендриваться, только ты сам – и ты же, собственной персоной. Лучший собеседник в мире – твое второе «я».

Даг соскочил с постели, нашел сигареты, открыл окно и сел на подоконник. На горячей коже таяли доверчиво влетевшие в комнату снежинки…

* * *

Лос-Анджелес, штат Калифорния

Лето этого года

Материалов на Оуэна Клиффа не было ни-ка-ких. При этом все знали, что Клифф – преступник. Так часто бывает в нашем причудливом и жестоком мире. Все знают, что в ночных клубах процветают проституция и наркоторговля, – но без доказательств и прямых улик сделать ничего нельзя. В особенности – если ты федеральный агент и в городе чужой.

Конечно, был Билл Хоган, старый и надежный, как скала, друг и учитель, были ребята из отдела по борьбе с наркотиками, были коллеги, еще не успевшие скурвиться и продать честь мундира за большие и очень большие бабки – но все это ничего не стоило по сравнению с тем фактом, что Оуэн Клифф был абсолютно чист, стерилен перед законом. Налоги и те платил исправно.

Даг Брауни слонялся по Городу Ангелов, строил из себя крутого парня из Восточных штатов, играл по маленькой в казино «Маджестика» и отчаянно искал зацепки. Хоть какие-то. Жил он одновременно в двух местах. Крутой парень из Висконсина обитал в шикарном (умеренно) отеле на Холмах, а оперативник Даг Брауни снимал комнатку в портовом районе, где не принято интересоваться ни документами, ни твоим настоящим именем. Его окружали пуэрториканцы, рыбаки, докеры, шлюхи, пенсионеры, студенты, мексиканцы, секретарши и прочая живность, населяющая любые, даже самые блестящие метрополии мира.

Здесь он познакомился с Сэнди Милверер.

Это было в июне, одной теплой и звездной ночью, когда Даг возвращался из своего очередного рабочего «загула», хмуро размышляя о том, что его пребывание в Городе Греха становится все более бессмысленным. Хорошо хоть в рулетку ему везет необыкновенно, и потому казна расходов почти не несет, но ведь и дело не движется.

Визг был девчоночий, отчаянный – и все же какой-то… жизнерадостный. Даг очнулся от своих невеселых размышлений и посмотрел направо, в темный проулок между двумя кирпичными длинными домами. Там копошилась какая-то темная масса, слышались смешки, непристойности, веселые проклятия – и возмущенный, чуть испуганный девичий голос:

– Отвали от меня, Родригес, понял?! И убери… убери свои лапы… Ай!

Очередное проклятие веселым не было. Судя по всему, невидимая девчонка сопротивлялась невидимому Родригесу всерьез. Даг вздохнул и шагнул в темноту.

Парней было пять или шесть, все малолетки, на всех одинаковые бейсболки козырьками назад, приспущенные чуть ли не до колен широкие штаны и спортивные куртки. Обычная портовая шпана. У стены сжалась девчушка, Дагу показалось – лет пятнадцати, светленькая, в голубых джинсах и белой маечке. В руках девчушка сжимала кусок арматуры, а перед ней на земле корчился и завывал не в меру любвеобильный, по всей видимости, Родригес. Судя по характерной позе, отхватил он по тому самому месту, которым собирался пошалить с девчушкой.

Даг рявкнул:

– Эй! А ну, брысь отсюда!

Малолетки повернулись как по команде и уставились на пришельца. Даг вздохнул. Этот контингент был самым отвратным – справиться с ними бывшему морскому пехотинцу и федеральному агенту ничего вроде бы не стоило, но… не калечить же детей? Однако Даг, начинавший карьеру полицейского в Гарлеме, прекрасно знал, на что способны эти волчата, всегда нападающие стаей и не ведающие страха перед неотвратимым наказанием.

Он молча вынул из кармана пушку и демонстративно медленно взвел курок.

– Быстренько выматываемся, пока у всех все цело… не считая Родригеса, но он тоже пусть выматывается.

Ворча и огрызаясь, шпанята отступили с поля боя. Даг ни на секунду не спускал с них глаз. Потом повернулся к девчушке – и выяснил, что ей никак не пятнадцать, и даже не шестнадцать, вполне она взрослая и во всех смыслах сформировавшаяся девица.

Она шагнула к нему навстречу, бросила арматуру и протянула испачканную ржавчиной ладошку.

– Спасибо вам большое! Я жутко перепугалась. Меня зовут Сэнди Милверер. Я живу в этом квартале, и, похоже, с этим пора кончать.

Она улыбалась, хотя еще пять минут назад ей грозило как минимум групповое изнасилование. Потом Даг поймет: Сэнди просто не умела долго переживать. Она любила весь мир, даже столь несовершенный, как мир портового района Лос-Анджелеса…

Он провожал ее домой, а она болтала без умолку, а на крыльце своего дома неожиданно встала на цыпочки и звонко поцеловала ошеломленного Дага в щеку.

– Спасибо еще раз. Давай сходим на пляж в воскресенье?

Он кивнул, и Сэнди с веселым смехом умчалась домой. Даг недоверчиво потрогал небритую щеку, на которой еще горел ее поцелуй. Как будто фея поцеловала, подумалось ему…

И они пошли на пляж, и Сэнди ныряла с его плеча в набегающие волны, кувыркалась и хохотала, брызгалась, требовала мороженого, познакомила его со своими подружками, затащила его в кино… Короче говоря, всего за один день очаровала сурового оперативника до такой степени, что он начал чувствовать себя совсем молодым и безгрешным еще парнишкой Дагом Брауни по кличке Домовой, у которого в семье было пять сестренок, и потому он никогда, никогда в жизни не обижал девочек, хотя ему очень, очень этого хотелось…

А еще через неделю Сэнди отдалась ему там же, на пляже, только ночью, когда волны светились зеленым и серебряным, а звезд было столько, что и темноты не видать. И Даг Брауни, нежно и осторожно баюкая в объятиях свою хрупкую фею, почувствовал себя самым счастливым на свете человеком.

Надо было молчать. Надо было просто прожить этот летний роман, чтобы потом бережно хранить в душе светлые, звонкие, пахнущие морем и апельсинами воспоминания о звонком смехе и жарких поцелуях, о гладкой коже и изумленных веселых глазах цвета весенней травы, о тихом серебряном голосе его маленькой феи, которым она рассказывала ему, дремлющему с блаженной улыбкой на губах, немудреную историю своей жизни – историю, в которой не было ни единой трагедии, ни единого предательства, ни единой обиды. Ничего из того, что успело отравить душу опытного тридцатипятилетнего копа.

И однажды он все ей рассказал. Сэнди слушала, широко распахнув изумрудные свои глазищи, а потом заскакала по растерзанной постели от возбуждения. Для нее это была всего лишь игра, захватывающая дух авантюра.

– Даг! Это же здорово! Давай я тебе помогу? Я устроюсь в клуб… ну не знаю, могу уборщицей… нет! Я пойду в «гоу-гоу»!

– Куда?!

– Темнота! Это такие девчонки, которые на вечеринках танцуют и заводят всех остальных. Я была на паре вечеринок – я им подойду наверняка. Знаешь, как я танцую?

И она немедленно показала, как она танцует, и Дагу так понравилось, что на некоторое время им стало не до танцев, а потом, отдышавшись, он строго сказал:

– Забудь! Это не игрушки. Ты собиралась поступать в Беркли, надо готовиться…

– Ой, ну что ты! Все равно нужны деньги, у меня отложено немного, но этого не хватит. Ты чего, боишься? Это совершенно безопасно, поверь. У нас многие девчонки так подрабатывают, в клубах хорошая охрана, да и не принято приставать к танцовщицам.

– Сэнди…

– Не хмурься! Я просто попробую – вдруг это поможет?

И она попробовала, да так успешно, что буквально на третий вечер к ней подошел сам Оуэн Клифф и предложил ей работу. Сэнди была совершеннолетней, упрямства ей было не занимать, авантюризм был у нее в крови…

Нет, нет, не ври. Не ври хоть самому себе, подонок! Она этого не заслужила, Сэнди Милверер.

Ты был рад подвернувшейся удаче. Впервые за несколько месяцев у тебя появился реальный шанс подобраться к Оуэну Клиффу изнутри, при помощи Сэнди, и ты малодушно убеждал самого себя, что ей ничто не грозит, что ты всегда будешь рядом, что не дашь ее в обиду и успеешь прикрыть…

Не успел. Не прикрыл. Ни-че-го не смог сделать.

Еще и хохотал вместе с ней, как идиот, когда она рассказывала о своей бурно двинувшейся в гору карьере. О том, что теперь у нее есть наставница, классная девчонка, ее зовут Элис. Она очень хорошая, ты не думай, Даг. Она такая… как королева из сказки. А работа – да в ней нет ничего ужасного, правда-правда! Развлекать гостей беседой, разносить шампанское, иногда петь в караоке или танцевать с клиентами. Они нормальные дядьки, ничего непристойного. У нас почти все девочки нормальные, зарабатывают себе на учебу. Мелани будет детским врачом, Пат хочет заниматься ландшафтным дизайном, а Джессика копит деньги на ветеринарную клинику…

Они не каждую ночь проводили вместе, Сэнди так и не собралась к нему переехать, а он и не настаивал, это помешало бы заданию. В общем, в ту проклятую ночь… Да нет, незачем врать. Никаких предчувствий, никаких страшных снов – ничего его не встревожило. Он убедился, что Сэнди в клубе, поцеловал ее на прощание и ушел.

Сутки спустя то, что осталось от Сэнди, выловили в Золотой Бухте. Об этом ему сообщил Билл Хоган. Об этом – и о том, что в крови погибшей обнаружена большая доза наркотика.

Даг точно знал, что Сэнди никогда в жизни не употребляла наркотики. Она даже шампанское не любила, только делала вид, что пьет, наливала в бокал газировку…

Он выл и рвался из рук Билла, а тот его не выпускал. Нельзя было раскрываться, потому что Даг не один работал по этому делу, были и другие агенты под прикрытием, и их нельзя было подставлять.

Сэнди Милверер, двадцати одного года, белую, незамужнюю фею с изумрудными глазами и серебряным смехом, похоронили на городском кладбище. Он даже не знал, где именно, потому что еще во время расследования Билл Хоган отправил его из Лос-Анджелеса долой. На прощание Даг положил на стол начальника спецотдела свой значок и пистолет и молча вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.