Текст книги "Женщина, которую нельзя забыть"

Автор книги: Сандра Мартон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Каллен просил Мариссу стать его женой.

Его женой!

Неужели он действительно думал, что она выйдет за него? Это предложение было так нелепо, что ей захотелось рассмеяться… Но он смотрел на нее слишком серьезно, и ей стало ясно, что он не шутит.

– Итак? – сказал он. – Молчишь? Это не похоже на тебя, Марисса. Тебе всегда есть что сказать.

Он был так самодоволен, так уверен в себе. Может, он ожидал, что она упадет к его ногам в порыве благодарности? Или зааплодирует, принимая его жертву? Связать себя с мужчиной, которому ты не нужна, только чтобы успокоить его совесть?

Он делал большую ошибку.

Марисса улыбнулась. Такого она не ожидала.

– Спасибо, – вежливо сказала она. – Но я не заинтересована в этом.

– Не заинтересована, – улыбнулся Каллен. – Ты не заинтересована.

– Это щедрое предложение, но…

– Оно вовсе не щедрое. Мой ребенок не родится ублюдком.

– Это устаревшая концепция, – спокойно возразила она.

– Может быть, в твоем мире, но не в моем.

– Ах, да, конечно. Твое изысканное окружение на все смотрит по-другому. Я постоянно это забываю. Я уже сказала, что дам ребенку твою фамилию, если это так много значит для тебя.

– Если это так много значит для меня? – Каллен прищурил глаза. – А что ты скажешь моему сыну, когда он подрастет и начнет задавать вопросы? Не думаешь ли ты, что он захочет узнать, как зовут его отца?

Действительно, что она ему скажет? Последние месяцы Марисса думала только о том, как ей наскрести денег, и совсем не думала, что будет через несколько лет. У нее не было на это времени.

– Я не думала о…

– Да, – отрезал Каллен. – Уверен, что не думала.

– Я придумаю что-нибудь, – упрямо сказала Марисса. – Еще много времени впереди.

– Тебе не нужно решать, что сказать ему, потому что он не задаст эти вопросы. Он будет знать, что я его отец с самого начала.

– Ты несерьезно говоришь о женитьбе. Мы ничего не знаем друг о друге.

– Мы достаточно знали друг о друге, чтобы сделать ребенка. Помнишь?

Помнит ли она? Иногда она не спала ночью и думала, сможет ли она забыть.

– Дети не глупы, Каллен. Мой сын…

– Наш сын, – холодно поправил он.

– Дело в том, что его только расстроит, если ты будешь то показываться, то пропадать. Я знаю, сейчас тебе этого хочется, но со временем…

– Разве я сказал, что буду показываться и пропадать?

– Конечно, ты же не имел в виду настоящий брак.

– Два человека живут вместе. Вместе ужинают вечером. Вместе растят ребенка. Если это совпадает с твоим представлением о браке, черт возьми, это именно то, о чем я говорю.

– У нас не получится. Не может получиться, – в отчаянии сказала она. – Я не хочу…

– Мне плевать, что ты хочешь. Я хочу сделать как лучше нашему ребенку.

Каллен отошел, сбросил с плеч пиджак и повесил его на спинку стула, а потом развязал галстук, расстегнул воротник и запонки. Марисса почувствовала, что в ее неказистой квартире стало так же жарко, как в преддверии ада. Но даже ощущая злость, видя его сильную загорелую шею и мужественные, мускулистые предплечья, она не могла не вспомнить вещи, которые не хотела вспоминать.

Марисса отвернулась, бросила кружку в раковину и вышла в гостиную. Здесь было еще жарче, чем на кухне, и тяжелая старая мебель делала ее похожей на западню.

Каллен вошел вслед за ней, и она чувствовала, что он стоит за ее спиной. Он был большой и властный и Марисса представила себе, что она его жена. Марисса резко повернулась и встала к нему лицом.

– Послушай, – отрывисто начала она, – я ценю твое предложение, но в нем нет необходимости.

– Я думаю, ты не знаешь, что я собираюсь сделать, Марисса.

Она заметила разницу в его подборе слов и своем собственном. Не отвечай на его слова, яростно подумала Марисса. Он просто пытался разозлить ее.

– Каллен. Правда, я не…

– Это касается не только тебя. – Его тон был очень резким. – Это касается не только меня, это касается нашего ребенка.

Он приложил руку к ее животу. У нее перехватило дыхание. Она представила себе, как Каллен убаюкивает маленькое беспомощное существо внутри нее.

– Ничто не заставит меня оставить моего сына.

– Ничто? – Марисса отодвинулась и попыталась вернуть свое самообладание. – Ты хочешь сказать, что я не в состоянии воспитать моего собственного ребенка?

– Нашего ребенка. Я не говорю о том, что ты не сможешь сделать это, я говорю о том, какую жизнь ты сможешь ему дать.

– Я постараюсь дать ему самое лучшее. Бедность не ограничивает человека, – произнесла Марисса, пытаясь поверить в свои лицемерные слова. Действительно, бедность не лишала человека мечты, но правда в том, что быть бедным ужасно. Только дурак сам выберет себе такую жизнь.

Зачем она говорила эти вещи? В глубине души она понимала, что Каллен поступает правильно. Он хотел взять всю ответственность за своего ребенка. Как она могла осуждать его за это? Как она могла не принять его участие? Почемуона не принимала?

Почему? Потому что она сама впуталась во все это. Она не хотела Каллена О'Коннелла, не хотела его…

Лгунья, хитро прошептал ее внутренний голос. Лгунья, лгунья, лгунья!

Она вся горела. Ее глаза встретились с глазами Каллена. Он смотрел на нее так, будто знал, что происходит у нее внутри. Марисса прерывисто вздохнула и отвернулась. Нужно заставить его уйти, прежде чем она скажет что-нибудь, сделает что-нибудь, о чем потом пожалеет.

– Спасибо за предложение, – вежливо сказала она, – но я не выйду за тебя. Нам нечего больше обсуждать. Пожалуйста, уйди.

– Ты действительно хочешь этого? – Каллен схватил ее за плечо. – Я должен исчезнуть? Ты не будешь вспоминать о том, что спала со мной?

Марисса горько усмехнулась.

– Слишком поздно.

– Да, – сквозь зубы сказал Каллен. – Но еще не поздно получить некоторые ответы.

– Я уже ответила тебе на все вопросы. Я не хочу выходить за тебя. Точка.

– Какого черта! – Он развернул ее к себе, его лицо потемнело от гнева. – Почему ты сразу не позвонила мне и не сказала, что беременна?

– Хорошая мысль, – холодно сказала она. – Как сейчас слышу эту беседу: «Привет. Это Марисса Перес. Помнишь меня? Я та женщина, которая…»

– Не говори ерунды. Ты знала, что я помню тебя. Я звонил тебе десятки раз после того уик-энда, и ты никогда не отвечала на мои звонки.

– Я была очень занята.

Что бы он сказал, если бы узнал, что она прослушивала сообщения снова и снова? Что иногда она проигрывала запись, чтобы только услышать его голос?

– Итак? Я жду твоего ответа, почему ты не звонила мне?

– Нет, – возразила она. – Ты просил объяснить тебе, почему я не сказала, что беременна. Предположим, я сказала бы тебе. Что бы ты мне ответил?

– То же самое. Что я тоже несу ответственность за ребенка.

– Ладно, – спокойно согласилась она. – Я готова признать, что у тебя тоже есть право интересоваться моим ребенком.

Каллен выдавил из себя улыбку.

– Какая щедрость.

– И что ты можешь некоторым образом помочь ему.

– Еще одна кроха от пирога. Продолжай.

Марисса сложила руки на коленях.

– Я готова признать тебя отцом моего ребенка. Но мне не нужны твои деньги. И я, конечно, не хочу… не хочу позорной женитьбы только ради того, чтобы ты заглушил чувство вины.

– Ты думаешь, все дело в этом? В чувстве вины?

– Нет, – мягко сказала она, – конечно, нет. Я думаю, у тебя внезапно появилось страстное желание быть отцом. – Она встала.

– Я чувствую ответственность, – холодно сказал он. – За свои действия. Или такой расклад выше твоего понимания?

Марисса хотела засмеяться, заплакать, сжать кулак и ударить его за нестерпимое высокомерие. Она посмотрела вокруг на ту ужасную обстановку, в которой жила, чтобы скопить денег перед рождением ребенка, и наконец позволила себе безрадостный смешок.

– Когда я обнаружила, что беременна, – снова начала она, – я рассмотрела все возможности. Сделать аборт или оставить ребенка. Разумное решение не так просто принять, когда внутри тебя развивается жизнь. Я знала, что ни то, ни другое решение мне не подходит.

– А-а. – Его голос был еще более бесстрастным. – Поэтому ты решила сделаться мученицей.

– Ты, сукин сын! – Ее голос сорвался. В глазах появились слезы ярости, и она отвернулась. – Езжай домой, Каллен, – прошептала Марисса. – Ты добился своего. Теперь, пожалуйста, просто уйди.

Последовало долгое молчание. Она услышала его шаги за спиной, почувствовала легкое прикосновение к плечам. Он попробовал повернуть ее к себе лицом, но Марисса отпрянула.

– Ты любишь этого ребенка, – тихо сказал Каллен.

Она не ответила. Ей не нужно было отвечать.

– Марисса, если ты любишь его, – тихо продолжил он, – тогда ты должна желать ему лучшей судьбы. Хороший дом, хорошая школа, более того, два родителя, которые заботятся о нем. Неужели это так ужасно? – Он повернул ее к себе. Ее глаза блестели от слез и он почувствовал, как что-то начало теплиться внутри него. – Женитьба – единственный выход. В глубине души ты знаешь, что это так.

– Не получится.

– Почему?

– Потому что… потому что не может это сработать.

Он улыбнулся. Это был слишком нелогичный ответ для женщины, которая так гордилась своей логикой.

– У нас все получится, если мы постараемся. Мы два умных человека. Мы найдем выход.

Она покачала головой.

– Мы чужие друг другу.

– Нет. Мы вместе провели ночь… – Его голос упал до отрывистого шепота.

На ее щеках выступил румянец.

– Ты ведь не думаешь, что на сексе можно построить семью, – прошептала она.

– Браки иногда строят и на меньшем.

– Да, но…

Был единственный способ успокоить ее, и Каллен использовал его. Он взял в ладони лицо Мариссы и поцеловал ее. Она вскрикнула, попыталась отстраниться. Он зажал ее нижнюю губу между зубами и почувствовал ее плоть. Боже, какой у нее был аромат. Ее губы пахли клубникой, клубникой, растущей на залитом солнцем холме. Марисса застонала, прижалась к нему и открыла губы. Каллен вздохнул, прижал ее к себе еще плотнее и поцеловал. В этом поцелуе отразился весь голод, который он сдерживал последние месяцы.

Она пробормотала ласковое слово на испанском и придвинулась ближе. Она была мягкой, теплой, невыразимо женственной. Ее грудь и тело округлились, готовясь к рождению ребенка.

Мое, неистово думал он. Все это мое.

Кажется, прошла вечность, прежде чем Каллен поднял голову. Марисса казалась маленькой и хрупкой, и ему ужасно хотелось снова притянуть ее к себе и защитить от всех бед.

– Марисса. – Он провел рукой по ее лицу, запустил пальцы в шелковистые локоны и убрал пряди с ее пылающей щеки. – Сколько времени тебе понадобится, чтобы собрать вещи?

– Собрать вещи? – Она замерла в его объятиях. – Я не выйду за тебя. Почему ты не слушаешь? Мне не нужна твоя помощь. Мне не нужна ничья помощь.

Она отступила и посмотрела на него.

– Ты обо мне чертовски плохого мнения.

– У меня нет никакого мнения о тебе. Я просто хочу, чтобы ты ушел.

Каллен подошел к софе, открыл дипломат и вынул оттуда стопку документов.

– Вот, – сказал он и бросил ей бумаги.

Марисса не сказала ни слова и начала читать.

Он видел, что краска сходит с ее лица. Через пару минут Каллен подошел к окну, приподнял штору, такую старую, что казалось, будто она рассыплется в прах в его руках, и посмотрел на улицу.

Как она отреагирует на прочитанное?

Он набросал проект документа, который обеспечивал ежемесячное пособие ребенку, расходы, включающие в себя все до получения им университетской степени. Как отметил Син, этого было вполне достаточно. Черт, это было немало, если учитывать всю сумму.

Вроде бы он давал ребенку все, но слово «отец» продолжало преследовать его. Он будет отцом. Он не планировал этого, не хотел этого, по крайней мере, сейчас. Может, когда-нибудь в будущем. Ведь этого хотел любой мужчина. Найти нужную женщину, жить спокойной, размеренной жизнью, завести детей…

Но вмешалась судьба. Одна ночь безумной страсти изменила все.

Поздно ночью он составил новый документ. Даже тогда он не был уверен, что использует его. Уставший, на рассвете он засунул обе стопки бумаг в дипломат и завалился в постель, говоря себе, что все решит окончательно, пока будет лететь в Калифорнию.

На самом деле он решил все только несколько минут назад. Хорошо это или плохо, но он представил Мариссе брачный контракт.

Марисса подняла глаза от бумаги. Документ, который он набросал, еле держался в ее руке.

– Брак.

– Брак, – подтвердил он спокойно. – Именно об этом я твержу тебе последний час.

– Нет! – Она отошла от него, ее щеки горели. – Именно это я говорю вам уже целый час, мистер О'Коннелл. Я не выйду за тебя. Никогда. Ты понимаешь? – Она порвала документ пополам, потом на четыре части. Обрывки бумаги упали на потертый ковер.

– Ты внимательно прочла?

– Ты имеешь в виду пункт о том, что мы будем обновлять брачный контракт каждые два года? – Марисса засмеялась. – Лазейка специально для тебя, чтобы ты смог начать бракоразводный процесс, когда тебе все осточертеет.

– Я не планирую развод, Марисса. Это просто открытая дверь.

– Это признание того, что у нас ничего не получится.

– Я не собираюсь обсуждать свое решение, – спокойно сказал Каллен. – Кроме того, я обговариваю мой финансовый вклад. Здесь говорится…

– Я знаю, что здесь говорится. Ты будешь снабжать меня… Как там написано? «Соответствующая финансовая поддержка, полагающаяся супруге».

Каллен почувствовал, что краснеет. Эти слова так ужасно звучали, потому что были плохо сформулированы.

– Здесь также говорится, – быстро добавил он, – что я оплачу твое образование в Гарвардской школе права.

– Только подумайте, – ледяным голосом сказала Марисса. – Той ночью я стоила тебе лишь ужина в ресторане. Проклятье, даже меньше. Наш университет оплатил счет.

– Проклятье, – рявкнул Каллен, подошел к ней, схватил за локти и приподнял на цыпочки. – Что произошло с тобой?

– Что произошло с тобой? – парировала она. – Неужели ты думаешь, что я все та же глупенькая девочка, которая поддалась тебе той ночью?

– Мы любили друг друга той ночью и сделали ребенка. В этом нет ничего глупого.

– Да. Ничего глупого в этом нет, – подумала она. – Зародить жизнь – это серьезное дело.

– Неужели я прошу чего-то невозможного, Марисса? Я все лишь хочу, чтоб ты вышла за меня.

О, как легко он это говорил! Брак и идеальная жизнь для их ребенка…

– Послушай, Каллен. Я знаю, что ты хотел, как лучше, но…

– А как насчет яхт? Ты любишь плавать?

– В смысле, по воде?

Каллен засмеялся.

– Да. В смысле, по воде.

Марисса передернула плечами.

– Когда воды больше, чем может войти в ванну, я нервничаю. Мы из разных миров. Даже если… если я бы рассматривала возможность заму…

– Не рассматривай, – резко оборвал он, – просто согласись.

Она начала что-то говорить, но он остановил ее нежным поцелуем, мягким прикосновением губ. Может быть, именно эта нежность лишала ее слов. В ее жизни было так мало нежности…

– Марисса, – прошептал Кален. Она отдалась его поцелую, отдалась успокаивающему теплу его тела, теплоте обнимающих ее рук. Она представила себе этого сильного, целеустремленного, сексуального мужчину своим мужем.

Эта мысль смутила и испугала ее. Она никогда не полагалась ни на кого, особенно на мужчину.

– Видишь? – отрывисто сказал Каллен. – У нас получается.

– Ты имеешь в виду секс. Но…

– Но что? – Он погладил ее лицо, и его глаза заблестели. – Разве муж не может желать свою жену?

– Да, может. Когда они знают друг друга. Когда их брак не является формальностью. Когда…

Он снова поцеловал ее, на этот раз более страстно. Марисса почувствовала, как земля уходит из-под ее ног. Она тихо застонала и прислонилась к плечам Каллена.

Она опять поддалась своим чувствам, опять позволила эмоциям взять верх.

– Каллен, – задыхаясь, сказала Марисса. – Каллен, я думаю…

– Прекрати думать, – яростно сказал он. – Просто чувствуй. Просто сделай это, выйди за меня.

– Если я выйду, – услышала она свои слова, – если я выйду, ты должен согласиться на то, что между нами не будет секса.

– То есть у нас будет ненастоящий брак?

Он сказал это серьезным голосом, но она знала, что он смеется над ней. Это придало ей решимости. Ее дыхание участилось. Она всегда хорошо играла в шахматы. Их разговор напоминал шахматную партию. Партия в шахматы… и она только что поставила ему шах и мат. Она привела Каллену довод против женитьбы на ней. Конечно, он был слишком сильным мужчиной, чтобы принять брак без секса.

– Я вижу тебя насквозь, – мягко сказал он.

– Не поняла?

– Ты ставишь условия, которые, как ты считаешь, я не приму. И бремя ответственности упадет с твоих плеч. Мы не поженимся, и это будет на моей совести.

Ее смешок прозвучал лицемерно даже для ее собственных ушей.

– Ерунда!

– Я думаю, ты надеешься именно на это.

– Ну, мне все равно, что ты думаешь. – Марисса отошла от него. – Твой выбор, Каллен?

Каллен прищурился и посмотрел на убежденную в собственной правоте Мариссу. Надо бы сказать ей, что ничто не заставит его надолго принять эти условия. И намекнуть, что она тоже не сможет так долго жить.

– Ну, – повторила она. – Твой ответ?

Он улыбнулся ей странной улыбкой. Потом завернул рукава еще на дюйм, бросил быстрый взгляд вокруг и заметил, что пора собираться.

Сердце, кажется, врезалось ей в ребра.

– Это значит, что ты принимаешь мои условия?

– Это значит, – спокойно сказал он, – у тебя есть час для того, чтобы собраться.

– Час? Это невозможно.

– Час, – отрывисто сказал он.

Марисса пошла в спальню, открыла шкаф и достала чемодан.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Почему его жизнь стала такой тяжелой?

Прошло две недели, четырнадцать дней, триста тридцать шесть часов. Если сравнить эти дни с листками в календаре, то получится немного.

Но если ты живешь эти часы, эти дни, эти недели, то тебе кажется, будто ты наблюдаешь вечность. Почему время идет так медленно?

Каллен стоял на террасе своего городского дома и смотрел на сад. В его руках стыла чашка кофе. Осень еще не наступила. Хотя листья начали краснеть и золотиться, температура стояла как в середине лета, такая же высокая.

Он любил осень, любил яркие краски листвы, холодные вечера… Но в этом году погода запуталась.

Так же, как и он.

Марисса презирала его. Она презирала это место. Она отказывалась говорить с ним, отказывалась смотреть на него, отказывалась даже признавать его присутствие.

Каллен глотнул кофе и скорчил гримасу. Кофе был таким же холодным, как и отношения в его доме. Но кофе, в отличие от отношений, можно было отставить в сторону.

Дать отставку Мариссе нельзя. Она была его женой.

Его неприкасаемая, неулыбающаяся, молчаливая, как сфинкс, жена.

Развод решил бы эту проблему. Половина знакомых ему людей была разведена или жила отдельно. Их бы даже не удивило, что он разводится через пару недель совместной жизни. Один из его коллег только что занимался разводом пары, чье семейное счастье длилось ровно девять дней.

Неужели именно такое отношение заслужил мужчина, который пытался поступить как должно?

Каллен нахмурился и повернулся лицом к двери.

Он действительно поступил разумно. Он был убежден в этом. Ну и что, что женщина, которая однажды смотрела на него со страстью во взгляде, теперь отворачивалась от него?

Жена не выносит его присутствия, мрачно думал Каллен. Из-за чего, интересно? Из-за того, что он вытащил ее из прекрасной жизни в трущобах Беркли? Из-за того, что ей не приходилось больше подниматься на четыре пролета ступеней в ее трехкомнатный карцер, обставленный мебелью, которую не приняла бы даже Армия спасения?

О, да. Он, без сомнения, вызвал этим ее ненависть.

Кому ни скажи, что он собирается оплатить ее обучение, и всем сразу станет ясно, что он плохо с ней обходится. У нее еще было время поступить в Гарвард, но будь он проклят, если упомянет об этом.

Пусть она подойдет к нему. Пусть скажет что-нибудь. Что угодно. Черт, если она ненавидит его, пусть скажет ему об этом.

Марисса не разговаривала с ним, не смотрела на него и, кажется, вообще не жила с ним на одной планете. Она прекратила разговаривать, как только согласилась стать его женой. Пока они ехали в аэропорт, она сидела рядом с ним, как манекен в музее восковых фигур. Неужели поступки в соответствии с долгом так дорого обходятся?

Он решил сделать остановку в Лас-Вегасе, перед тем как лететь домой. Лас-Вегас – это место, где не практикуются длинные брачные церемонии. Сначала он хотел, чтобы их расписал знакомый мировой судья в Бостоне. Но выражение бесчувственности на лице Мариссы, выражение полного презрения заставило его изменить планы. Лучше сказать «да» перед незнакомцем, который не будет задавать лишних вопросов.

Перед церковью стояла статуя Элвиса Пресли трехметровой высоты, сделанная со всеми подробностями, включая короткие баки и синие замшевые ботинки. Внутри церковь была украшена красными сатиновыми сердечками. Сначала он хотел развернуться и увезти Мариссу оттуда.

Но здравомыслие победило. Он живо представил себе, как позвонит в гостиницу «Песнь пустыни» и скажет матери, что он в городе. Что бы он сказал? «Привет, ма, знаешь что? Я женюсь, и, кстати, через пять месяцев ты станешь бабушкой».

Точно. Только это ей и не хватало услышать.

Пока Мэри не знает о Мариссе. Никто в семье не знает о ней. Син не в счет, но и он не знает, что брат женился…

Женился. Неужели это слово так странно звучит на английском?

Каллен стоял в церкви, украшенной красными сердечками, и смотрел на женщину, у которой желания выйти замуж было меньше, чем у приговоренного умереть на виселице. Он сжал зубы и рявкнул отрывистое «да» так, что мировой судья покосился на него.

Марисса, в свою очередь, прошептала ответ. Этот ответ заслуживал внимания общественности.

– С вами все в порядке, мисс Перес? – спросил мировой судья и беззастенчиво посмотрел на живот Мариссы.

– Все в порядке, – ответила она. – Давайте побыстрее закончим.

Мировой судья сделал из бракосочетания шутку. После того как он объявил их мужем и женой, он сказал: «Всегда приятно видеть невесту, которая рада связать себя узами брака».

Каллен вежливо засмеялся, мировой судья сделал то же самое. Марисса выглядела так, как выглядит остывающий труп. В конце концов, никто никого не обманывал. Марисса Перес стала Мариссой О'Коннелл, и событие было не из радостных.

Каллен поднес чашку к губам, скорчил гримасу, но допил кофе.

Чашка сильно врезалась в руку Каллена и треснула. Он ругнулся и посмотрел на белые фарфоровые осколки, лежащие у его ног. Он рванул дверь террасы, вошел на кухню, взял совок и щетку из подсобки.

Какую игру она затеяла?

Он поклялся себе, что не прикоснется к ней. Он не хотел, чтобы она была рядом, если ему придется бороться с ее презрением, бороться до тех пор, пока она не признает, что хочет его. Каллен вернулся на террасу и начал собирать осколки чашки в совок. И тут заметил красное пятно на щетке и красные капли на двери террасы. Он глубоко поранился и даже не почувствовал. Он вернулся в квартиру за бинтом и увидел, что за ним тянется красная полоска по жемчужно-серому берберскому ковру.

Этого только не хватало.

– У тебя кровь!

Каллен оглянулся.

Марисса стояла на верхней ступеньке широкой мраморной лестницы, которая вела в гостиную из прихожей. Ее лицо было белее мела.

– Марисса?

Она открыла рот и покачнулась. Каллен бросил совок и щетку и побежал к ней.

– Марисса, – сказал он, хватая ее, – в чем дело?

– Все в порядке, – прошептала она, но он прекрасно видел, что это не так.

– Святая Мария! Что-то с ребенком?

Каллен оглянулся и увидел Консепсьон. Экономка стояла в вестибюле, ее карие глаза округлились от ужаса.

– Я не знаю. Моей жене стало плохо.

– Мне не плохо, – неуверенно сказала Марисса. – Правда. Отпусти меня. Со мной все в порядке.

И Каллен, и экономка проигнорировали ее слова.

– Усадите сеньору на софу. Опустите ей голову. Да, так. – Консепсьон скрестила руки на груди. – Она может потерять ребенка. Кровь…

– Это моя кровь, не ее.

Каллен присел на корточки рядом с женой и взял ее руки в свои.

– Марисса. Поговори со мной.

– Я сказала тебе, все хорошо. У меня просто закружилась голова.

– Сеньора? Что происходит? Это ребенок?

Марисса покачала головой.

– С ребенком все в порядке. Голова уже прекратила кружиться. Кровь…

– А, да. Кровь.

Каллен переводил взгляд с одной женщины на другую. Они говорили по-испански. Почему ему не приходило в голову, что эти женщины могут говорить на одном языке?

И как могло получиться, что Марисса была в более близких отношениях с экономкой, чем с ним?

Пошло все к черту. Как вышло, что он не знал такой важной вещи о своей жене?

– Что? – спросил он. – Что она говорит?

– Во всем виновата кровь. При виде крови сеньоре стало плохо.

Каллен посмотрел на свою руку. Кровотечение прекратилось, но были видны капли крови на ковре и на джинсах.

– Ничего страшного, – сказал Каллен Мариссе, – просто небольшой порез. Порез, – повторил он для экономки.

Консепсьон кивнула.

– Я уберу все, сеньор.

– Спасибо, Консепсьон. Но пока не принесешь ли ты нам холодный компресс?

– Мне не нужен компресс, – запротестовала Марисса и посмотрела на него. – Я в порядке. Правда.

Каллен подумал, что она выглядит неважно: бледная, круги под глазами, дрожащие губы. Разве две недели отдыха и хорошего питания не пошли ей на пользу?

– Лучше все-таки приложить компресс.

Она покачала головой, распрямилась и аккуратно высвободила руки. Нетрудно было понять, что она опять уходит в себя.

Марисса не хотела помощи ни от кого, особенно от него.

Консепсьон шумно вошла в комнату, неся пакетик со льдом. Она передала пакетик Каллену и так же шумно вышла, чтобы собрать осколки. Когда она скрылась на кухне, Марисса попробовала подняться.

Каллен схватил ее за руку и задержал около себя.

– Посиди спокойно пару минут.

– Дай мне лед.

– Я сделаю сам. Ты только наклонись вперед. Вот и все.

Марисса нагнула голову. Каллен убрал волосы с ее шеи. Кожа там была мягкой и нежной. Он представил, что она сделает, если он приложит свои губы к ее шее вместо льда.

– Смешно, правда? – сказала Марисса. – Взрослая женщина вырубается при виде крови.

Он улыбнулся и нежно прижал пакетик со льдом к освобожденному от волос месту.

– Однажды мы были на пикнике, и паук упал в суп моей сестры Меган. Она завизжала, как бэнши [1]1
  Бэнши – привидение-плакальщица в шотландском и ирландском фольклоре. Опекает какую-либо семью и предвещает душераздирающими воплями смерть любого из ее членов.


[Закрыть].

Марисса издала какой-то приглушенный звук, будто пыталась не рассмеяться.

– Она, наверное, была очень маленькая?

– Ей было двадцать.

На этот раз Марисса засмеялась. Он не мог понять, почему ему вдруг стало хорошо.

– Ладно, ей было пять. Но ее представление никто из нас до сих пор не забыл.

Каллен прижимал лед к затылку Мариссы.

– Знаешь, не жаль потерять немного крови, чтобы узнать, что тебе не все равно.

– Мне не… – Ее щеки покраснели. – Это не имеет отношения к тебе.

– А-а. Я мог бы догадаться. Я мог бы упасть к твоим ногам с торчащим из сердца мечом, и ты даже не моргнула бы глазом.

Марисса издала очередной смешок. Было бы ошибкой сближаться с этим человеком. Не стоило показывать ему, что он что-то для нее значил.

Каллен О'Коннелл появился на горизонте, выбил почву у нее из-под ног и заставил ее принять то, что он считал правильным.

Но он не принадлежал ей. Он исполнил свою обязанность, женился на ней. Привез ее в свой дом…

И поселил ее в комнату для гостей.

Отдельные комнаты. Разные жизни. Он сбежал в первое же утро. Оставил ей короткую сухую записку, в которой написал, что у него встреча.

Марисса встала. Каллен убрал пакетик со льдом.

– Сейчас лучше?

– Да. Спасибо за помощь.

Он посмотрел на нее, но не сдвинулся с места. «Встань, – приказала себе Мариса. – Сейчас же…» Каллен взял ее за руку.

– Держу пари, у тебя нет братьев.

– Да. У меня нет братьев.

– Если бы они были, ты бы так привыкла к виду ссадин, что и глазом бы не моргнула.

– Действительно, – согласилась молодая женщина, пытаясь придать голосу скучающее выражение, но это у нее не получилось. У этого человека был дар красноречия. В тот вечер, когда они встретились, она нашла этот дар очаровательным. В ту ночь он заставил ее забыть о себе, забыть, кем она была, заставил ее забыть обо всем на свете.

Она снова попыталась встать. Каллен не дал ей этого сделать.

– А сестры? У тебя есть сестры?

– Я – единственный ребенок, – коротко ответила она.

– Счастливица.

– Нет, это не так. – Слова вырвались сами собой. – То есть, это должно быть приятно иметь родных братьев и сестер.

Каллен усмехнулся.

– Родных, да? Ну, что ж, ты назвала их лучше, чем называю я по временам. Особенно братьев.

– Сколько у тебя братьев? – Не то чтобы это имело какое-то значение. Его жизнь интересовала ее только в связи с ребенком.

– Двое, и еще три сестры-сорвиголовы.

Марисса приподняла брови.

– Сорвиголовы?

– Да. Их интересуют футбол, бейсбол, американский футбол. Моя мать всегда говорила, что местный травм пункт из-за нас не запирался на засов.

У Мариссы вырвался короткий смешок.

– Ну вот, – мягко произнес Каллен, – видишь? Ты умеешь смеяться. А то я уже начал сомневаться в этом.

– Каллен, действительно…

– Почему у тебя такое серьезное лицо?

Потому что я думаю, я думаю…

– Марисса. – Его улыбка была ласковой. – Марисса. – Он провел по ее щеке рукой, провел пальцем по губам. – Неужели ты здесь так несчастлива?

– Сеньоре нужна забота. – Появившаяся в дверях экономка испепелила Каллена взглядом. – Вы думаете, что достаточно сделать ее вашей женой, но это не так. Вы оставляете ее одну на целый день. Позволяете ей плакать, не разговариваете с ней…

– Плакать? – переспросил Каллен, глядя на Мариссу.

Консепсьон покраснела, повернулась на каблуках и вышла.

– Извини, – пролепетала Марисса. – Пожалуйста, не вини ее. Она сказала, что у нее осталась дочь моего возраста в Мексике. Очевидно, Консепсьон испытывает ко мне материнские чувства.

– Плакать? – снова переспросил он.

Марисса подняла подбородок.

– Какое это имеет значение?

Каллен схватил ее за плечи.

– Ты с ума сошла? Экономка знает, что моя жена плачет, а я не знаю об этом? Почему ты плакала?

– Я сказала тебе. Это не имеет значения.

Его губы вытянулись.

– Из-за меня.

– Нет. Мы должны были пожениться. Я просто с трудом привыкаю к своей новой жизни.

Ее голос дрожал. Она привыкала к новой жизни, к жизни, которую он не пытался скрасить.

Боже, какой он был дурак!

Каллен сквозь зубы пробормотал выразительное ругательство.

– Подожди здесь, – нахмурился он и вышел из комнаты.

– Нет! Каллен…

Марисса вздохнула. Ее плечи поникли, и она тяжело опустилась на ступени.

Надо же было расплакаться перед этой женщиной в первый день ее жизни здесь! Она проснулась в незнакомом месте, была так растеряна, что ей показалось, что это дурной сон.

Всю ночь она лежала не в своей постели, не в своей комнате и ждала, когда откроется дверь. Ждала, когда ее муж войдет к ней. Войдет, чтобы обнять ее, поцеловать и показать, что из их брака может что-то получиться.