Текст книги "Собрание сочинения в четырех томах. Том третий. Избранные переводы"

Автор книги: Самуил Маршак

 
Любовь слепа и нас лишает глаз.
Не вижу я того, что вижу ясно.
Я видел красоту, но каждый раз
Понять не мог, что дурно, что прекрасно.
 
 
И если взгляды сердце завели
И якорь бросили в такие воды,
Где многие проходят корабли, —
Зачем ему ты не даешь свободы?
 
 
Как сердцу моему проезжий двор
Казаться мог усадьбою счастливой?
Но всё, что видел, отрицал мой взор,
Подкрашивая правдой облик лживый.
 
 
Правдивый свет мне заменила тьма,
И ложь меня объяла, как чума.
 

 
Когда клянешься мне, что вся ты сплошь
Служить достойна правды образцом,
Я верю, хоть и вижу, как ты лжешь,
Вообразив меня слепым юнцом.
 
 
Польщенный тем, что я еще могу
Казаться юным правде вопреки,
Я сам себе в своем тщеславье лгу,
И оба мы от правды далеки.
 
 
Не скажешь ты, что солгала мне вновь,
И мне признать свой возраст смысла нет.
Доверьем мнимым держится любовь,
А старость, полюбив, стыдится лет.
 
 
Я лгу тебе, ты лжешь невольно мне,
И, кажется, довольны мы вполне!
 

 
Оправдывать меня не принуждай
Твою несправедливость и обман.
Уж лучше силу силой побеждай,
Но хитростью не наноси мне ран.
 
 
Люби другого, но в минуты встреч
Ты от меня ресниц не отводи.
Зачем хитрить? Твой взгляд – разящий меч,
И нет брони на любящей груди.
 
 
Сама ты знаешь силу глаз твоих,
И, может статься, взоры отводя,
Ты убивать готовишься других,
Меня из милосердия щадя.
 
 
О, не щади! Пускай прямой твой взгляд
Убьет меня, – я смерти буду рад.
 

 
Будь так умна, как зла. Не размыкай
Зажатых уст моей душевной боли.
Не то страданья, хлынув через край,
Заговорят внезапно поневоле.
 
 
Хоть ты меня не любишь, обмани
Меня поддельной, мнимою любовью.
Кто доживает считанные дни,
Ждет от врачей надежды на здоровье.
 
 
Презреньем ты с ума меня сведешь
И вынудишь молчание нарушить.
А злоречивый свет любую ложь,
Любой безумный бред готов подслушать.
 
 
Чтоб избежать позорного клейма,
Криви душой, а с виду будь пряма!
 

 
Мои глаза в тебя не влюблены, —
Они твои пороки видят ясно.
А сердце ни одной твоей вины
Не видит и с глазами не согласно.
 
 
Мой слух твоя не услаждает речь.
Твой голос, взор и рук твоих касанье,
Прельщая, не могли меня увлечь
На праздник слуха, зренья, осязанья.
 
 
И всё же внешним чувствам не дано —
Ни всем пяти, ни каждому отдельно —
Уверить сердце бедное одно,
Что это рабство для него смертельно.
 
 
В своем несчастье одному я рад,
Что ты – мой грех и ты – мой вечный ад.
 

 
Любовь – мой грех, и гнев твой справедлив.
Ты не прощаешь моего порока.
Но, наши преступления сравнив,
Моей любви не бросишь ты упрека.
 
 
Или поймешь, что не твои уста
Изобличать меня имеют право.
Осквернена давно их красота
Изменой, ложью, клятвою лукавой.
 
 
Грешнее ли моя любовь твоей?
Пусть я люблю тебя, а ты – другого,
Но ты меня в несчастье пожалей,
Чтоб свет тебя не осудил сурово.
 
 
А если жалость спит в твоей груди,
То и сама ты жалости не жди!
 

 
Нередко для того, чтобы поймать
Шальную курицу иль петуха,
Ребенка наземь опускает мать,
К его мольбам и жалобам глуха,
 
 
И тщетно гонится за беглецом,
Который, шею вытянув вперед
И трепеща перед ее лицом,
Передохнуть хозяйке не дает.
 
 
Так ты меня оставила, мой друг,
Гонясь за тем, что убегает прочь.
Я, как дитя, ищу тебя вокруг,
Зову тебя, терзаясь день и ночь.
 
 
Скорей мечту крылатую лови
И возвратись к покинутой любви.
 

 
На радость и печаль, по воле рока,
Два друга, две любви владеют мной:
Мужчина светлокудрый, светлоокий
И женщина, в чьих взорах мрак ночной.
 
 
Чтобы меня низвергнуть в ад кромешный,
Стремится демон ангела прельстить,
Увлечь его своей красою грешной
И в дьявола соблазном превратить.
 
 
Не знаю я, следя за их борьбою,
Кто победит, но доброго не жду.
Мои друзья – друзья между собою,
И я боюсь, что ангел мой в аду.
 
 
Но там ли он, – об этом знать я буду,
Когда извергнут будет он оттуда.
 

 
Я ненавижу, – вот слова,
Что с милых уст ее на днях
Сорвались в гневе. Но едва
Она приметила мой страх, —
 
 
Как придержала язычок,
Который мне до этих пор
Шептал то ласку, то упрек,
А не жестокий приговор.
 
 
«Я ненавижу», – присмирев,
Уста промолвили, а взгляд
Уже сменил на милость гнев,
И ночь с небес умчалась в ад.
 
 
«Я ненавижу», – но тотчас
Она добавила: «Не вас!»
 

 
Моя душа, ядро земли греховной,
Мятежным силам отдаваясь в плен,
Ты изнываешь от нужды духовной
И тратишься на роспись внешних стен.
 
 
Недолгий гость, зачем такие средства
Расходуешь на свой наемный дом,
Чтобы слепым червям отдать в наследство
Имущество, добытое трудом?
 
 
Расти, душа, и насыщайся вволю,
Копи свой клад за счет бегущих дней
И, лучшую приобретая долю,
Живи богаче, внешне победней.
 
 
Над смертью властвуй в жизни быстротечной,
И смерть умрет, а ты пребудешь вечно.
 

 
Любовь – недуг. Моя душа больна
Томительной, неутолимой жаждой.
Того же яда требует она,
Который отравил ее однажды.
 
 
Мой разум-врач любовь мою лечил.
Она отвергла травы и коренья,
И бедный лекарь выбился из сил
И нас покинул, потеряв терпенье.
 
 
Отныне мой недуг неизлечим.
Душа ни в чем покоя не находит.
Покинутые разумом моим,
И чувства и слова по воле бродят.
 
 
И долго мне, лишенному ума,
Казался раем ад, а светом – тьма!
 

 
О, как любовь мой изменила глаз!
Расходится с действительностью зренье.
Или настолько разум мой угас,
Что отрицает зримые явленья?
 
 
Коль хорошо, что нравится глазам,
То как же мир со мною несогласен?
А если нет, – признать я должен сам,
Что взор любви неверен и неясен.
 
 
Кто прав: весь мир иль мой влюбленный взор?
Но любящим смотреть мешают слезы.
Подчас и солнце слепнет до тех пор,
Пока все небо не омоют грозы.
 
 
Любовь хитра, – нужны ей слез ручьи,
Чтоб утаить от глаз грехи свои!
 

 
Ты говоришь, что нет любви во мне.
Но разве я, ведя войну с тобою,
Не на твоей воюю стороне
И не сдаю оружия без боя?
 
 
Вступал ли я в союз с твоим врагом?
Люблю ли тех, кого ты ненавидишь?
И разве не виню себя кругом,
Когда меня напрасно ты обидишь?
 
 
Какой заслугой я горжусь своей,
Чтобы считать позором униженье?
Твой грех мне добродетели милей,
Мой приговор – ресниц твоих движенье.
 
 
В твоей вражде понятно мне одно:
Ты любишь зрячих, – я ослеп давно.
 

 
Откуда столько силы ты берешь,
Чтоб властвовать в бессилье надо мной?
Я собственным глазам внушаю ложь,
Клянусь им, что не светел свет дневной.
 
 
Так бесконечно обаянье зла,
Уверенность и власть греховных сил,
Что я, прощая черные дела,
Твой грех, как добродетель, полюбил.
 
 
Всё, что вражду питало бы в другом,
Питает нежность у меня в груди.
Люблю я то, что все клянут кругом,
Но ты меня со всеми не суди.
 
 
Особенной любви достоин тот,
Кто недостойной душу отдает.
 

 
Не знает юность совести упреков,
Как и любовь, хоть совесть – дочь любви.
И ты не обличай моих пороков
Или себя к ответу призови.
 
 
Тобою предан, я себя всецело
Страстям простым и грубым предаю.
Мой дух лукаво соблазняет тело,
И плоть победу празднует свою.
 
 
При имени твоем она стремится
На цель своих желаний указать,
Встает, как раб перед своей царицей,
Чтобы упасть у ног ее опять.
 
 
Кто знал в любви паденья и подъемы,
Тому глубины совести знакомы.
 

 
Я знаю, что грешна моя любовь,
Но ты в двойном предательстве виновна,
Забыв обет супружеский и вновь
Нарушив клятву верности любовной.
 
 
Но есть ли у меня на то права,
Чтоб упрекать тебя в двойной измене?
Признаться, сам я совершил не два,
А целых двадцать клятвопреступлений.
 
 
Я клялся в доброте твоей не раз,
В твоей любви и верности глубокой.
Я ослеплял зрачки пристрастных глаз,
Дабы не видеть твоего порока.
 
 
Я клялся: ты правдива и чиста, —
И черной ложью осквернил уста.
 

 
Бог Купидон дремал в тиши лесной,
А нимфа юная у Купидона
Взяла горящий факел смоляной
И опустила в ручеек студеный.
 
 
Огонь погас, а в ручейке вода
Нагрелась, забурлила, закипела.
И вот больные сходятся туда
Лечить купаньем немощное тело.
 
 
А между тем любви лукавый бог
Добыл огонь из глаз моей подруги
И сердце мне для опыта поджег.
О, как с тех пор томят меня недуги!
 
 
Но исцелить их может не ручей,
А тот же яд – огонь ее очей.
 

 
Божок любви под деревом прилег,
Швырнув на землю факел свой горящий.
Увидев, что уснул коварный бог,
Решились нимфы выбежать из чащи.
 
 
Одна из них приблизилась к огню,
Который девам бед наделал много,
И в воду окунула головню,
Обезоружив дремлющего бога.
 
 
Вода потока стала горячей.
Она лечила многие недуги.
И я ходил купаться в тот ручей,
Чтоб излечиться от любви к подруге.
 
 
Любовь нагрела воду, – но вода
Любви не охлаждала никогда.
 

Конь
(из поэмы «Венера и Адонис»)

 
 Прислушайся, – из ближнего леска
 Испанская кобыла молодая,
 Почуяв жеребца издалека,
 Его зовет, тревожно ожидая.
И, с привязи сорвавшись, наконец,
К ней скачет, шею выгнув, жеребец.
 
 
Он величаво мчится, он летит,
Как в приступе безудержного гнева,
И гулко под ударами копыт
Гудит земли разбуженное чрево.
Грызет железо он своих удил,
Тем овладев, чему подвластен был.
 
 
Он поднял уши. Нисходя к хребту,
Вздымается дорожка гривы черной,
Ноздрями воздух пьет он на лету.
Пар из ноздрей выходит, как из горна.
Недаром око темное коня
Сверкает ярким отблеском огня.
 
 
То рысью он идет, шаги считая,
Спокойно горд и скромно величав,
То скоком скачет, над землей взлетая,
Плывет, по ветру тело распластав,
Чтоб гневной красотой своей и силой
Похвастаться перед подругой милой.
 
 
Ему и дела нет до ездока,
Кричащего вослед: «Постой! Куда ты?»
Забыл он шпоры, жгущие бока,
Забыл о сбруе, яркой и богатой,
Он слышит только собственную кровь,
Он видит пред собой свою любовь.
 
 
Как если бы, искусству дав свободу,
Писал коня художник на холсте,
Стремясь живую превзойти природу
И в живости самой, и в красоте, —
Так этот конь превосходил любого
Осанкой, статью, красотой суровой.
 
 
Крутая холка, ясный, полный глаз,
Сухие ноги, круглые копыта,
Густые щетки, кожа, как атлас,
А ноздри ветру широко открыты.
Грудь широка, а голова мала, —
Таким его природа создала.
 
 
Ничто косого не избегнет взора,
Касанье перышка его вспугнет.
Приказывая ветру быть опорой,
Пускается он в бег или в полет.
Сквозь волосы хвоста его и гривы
Поет и свищет ветер шаловливый.
 
 
Он выражает радость в звонком ржанье,
Отзывный голос подает она.
Но – женщина – в ответ на обожанье
Она лукавит, гордости полна,
И отвечает страсти, столь открытой,
Упрямыми ударами копыта.
 
 
Он роет землю в гневе, ловит ртом
Слепней несчастных. Весь покрыт он мылом.
И бедра охлаждает он хвостом,
Разгоряченные любовным пылом.
Но вот гордячка, друга пожалев,
Его безмерный умеряет гнев.
 
 
А тут хозяин, подоспев, стремится
Взять под уздцы горячего коня.
В испуге к лесу скачет кобылица,
За нею – конь, уздечкою звеня.
И оба обгоняют по дороге
Ворон, летящих тучею в тревоге…
 

Песня о рогах
(Из комедии «Как вам это понравится»)

 
Есть у охотников обычай —
Рога и шкуру, как добычу,
Нести домой.
 
 
Хоть дорога оленья кожа,
Рога оленьи нам дороже:
Так не стыдись носить рога.
Нам эта память дорога!
 
 
Крутого рога острый серп —
Твоей семьи старинный герб.
От поколенья поколенье
Рога наследует оленьи.
 
 
Так не стыдись носить рога —
Нам эта память дорога!
 

Песня Балтазара
(Из комедии «Много шума из ничего»)

 
Что толку, леди, в жалобе?
Мужчины – шалопаи.
Одна нога на палубе,
На берегу другая.
 
 
Что с них возьмешь?
Слова их – ложь.
Но в грусти толку мало.
Весь мир хорош, когда поешь:
Тарàра-лàла-лàла!
 
 
Зачем вам плакать? Лучше петь.
Весной грустить не велено.
Мужчины женщин ловят в сеть
С тех пор, как весны зелены.
 
 
Что с них возьмешь?
Слова – их ложь.
Но в грусти толку мало.
Весь мир хорош, когда поешь:
Тарара-лала-лала!
 

Песенка из «Зимней сказки»

 
Веди нас, дорожка, вперед и вперед,
Начала тебе и конца нет.
Веселое сердце идет и поет,
Печальное – скоро устанет.
 

Песни Офелии
(из трагедии «Гамлет»)

1

 
Как в толпе его найдем —
Твоего дружка?
Шляпа странника на нем,
А в руках клюка.
 
 
Он угас и умер, леди,
Он могилой взят.
В головах – бугор зеленый,
Камень – возле пят.
 
 
Бел твой саван, друг мой милый.
Сколько белых роз
В эту раннюю могилу
Ливень слез унес.
 

2

 
В день святого Валентина,
В первом свете дня
Ты своею Валентиной
Назови меня.
 
 
Тихо ввел он на рассвете
Девушку в свой дом —
Ту, что девушкой вовеки
Не была потом.
 

3

 
Позор и грех! У них у всех
Нет ни на грош стыда:
Свое возьмут, потом уйдут,
А девушкам беда.
 
 
– Ты мне жениться обещал,
Меня лишая чести.
– Клянусь, я слово бы сдержал,
Да мы уж спали вместе!
 

Песни шута
(из трагедии «Король Лир») [2]2
  Здесь дано несколько песен и стихотворных реплик шута. Из них выбраны только те, которые имеют более или менее самостоятельное значение и не слишком тесно связаны с общим текстом трагедии.


[Закрыть]

 1

 
Показывай
Меньше того, что имеешь.
Рассказывай
Меньше, чем сам разумеешь.
 
 
Где можно проехать,
Не странствуй пешком.
Чем деньги одалживать,
Будь должником.
 
 
Играй, но только помни меру,
Учись, а не бери на веру.
 
 
Забудь и кружку, и подружку,
Храни под спудом каждый грош.
Тогда полушку на полушку,
А на сто – сотню наживешь!
 

2 

 
Вскормил кукушку воробей —
Бездомного
Птенца, —
А тот возьми да и убей
Приемного
Отца!
 

 3

 
 Кто служит только для того,
Чтоб извлекать доходы,
Тебя оставит одного
Во время непогоды.
 
 
Но шут с тобой – твой верный шут! —
Служил он не для денег.
Он жалкий шут, но он не плут,
Дурак, а не мошенник!
 

4

 
Отцов сановных и богатых
Ласкают дочки и зятья.
А у кого штаны в заплатах, —
Того не жалует семья!
 
 
Фортуна – жалкая блудница:
Она с голодным не ложится.
 

5

 
Тот, кто решился по кускам
Страну свою раздать,
Пусть приобщится к дуракам, —
Он будет мне под стать.
 
 
Мы станем с ним, рука к руке,
Два круглых дурака:
Один – в дурацком колпаке,
Другой – без колпака!
 

Песни шута
(из комедии «Двенадцатая ночь»)

1     

 
Поспеши, смерть, поспеши.
Я устал от любовных обид.
Не дыши, моя грудь, не дыши.
Я жестокой подругой убит.
 
 
Пусть в последний приют мой земной
Ветви тиса положат.
Разделить мою участь со мной
Самый преданный друг не может.
 
 
Пусть ни белых лилий, ни роз
Не оставят друзья на погосте.
Пусть никто не роняет слез
На мои неподвижные кости.
 
 
Пусть могилу трава-лебеда
От прохожего спрячет…
И любовник весной никогда
Надо мной не заплачет.
 

2

 
Когда еще был я зелен и мал, —
Лей, ливень, всю ночь напролет! —
Любую проделку я шуткой считал,
А дождь себе льет да льет.
 
 
Я вырос, ничуть не набравшись ума, —
Лей, ливень, всю ночь напролет! —
На ключ от бродяг запирают дома,
А дождь себе льет да льет.
 
 
Потом я, как все, обзавелся женой. —
Лей, ливень, всю ночь напролет! —
Ей не было сытно и сухо со мной,
А дождь себе льет да льет.
 
 
Хоть годы меня уложили в постель, —
Лей, ливень, всю ночь напролет! —
Из старого дурня не выбьете хмель,
А дождик все льет да льет.
 
 
Пусть мир существует бог весть как давно, —
Чтоб дождь его мог поливать, —
Не все ли равно? Представленье дано,
А завтра начнется опять!
 

Надгробный плач

 
 Правда с юной красотой,
С прелестью, такой простой,
Спят во прахе под плитой.
 
 
Вечного покоя дом
Стал для голубя гнездом.
Спит с подругой он вдвоем.
 
 
Легок был земной им груз.
Нет плодов их брачных уз.
Девственным был их союз.
 
 
Будет правда, да не та,
И не та уж красота.
На любовь легла плита.
 
 
Тот, в ком дух высокий жив,
Кто красив и кто правдив,
Плачь, колена преклонив.
 
 
Помолись, склонившись ниц
Пред чистейшей из гробниц,
Пред гнездом умолкших птиц.
 

ИЗ ДЖОНА МИЛТОНА

О слепоте (сонет)

 
Когда подумаю, что свет погас
В моих глазах среди пути земного
И что талант, скрывающийся в нас,
Дарован мне напрасно, хоть готова
Душа служить творцу и в должный час
Отдать отчет, не утаив ни слова, —
 
 
«Как требовать труда, лишая глаз?» —
Я вопрошаю. Но в ответ сурово
Терпенье мне твердит: – Не просит бог
Людских трудов. Он властвует над всеми.
Служа ему, по тысячам дорог
Мы все спешим, влача земное бремя.
 
 
Но, может быть, не меньше служит тот
Высокой воле, кто стоит и ждет.
 

О Шекспире

 
Нуждается ль, покинув этот мир,
В труде каменотесов мой Шекспир,
Чтоб в пирамиде, к звездам обращенной,
Таился прах, веками освященный?
 
 
Наследник славы, для грядущих дней
Не просишь ты свидетельства камней.
Ты памятник у каждого из нас
Воздвиг в душе, которую потряс.
 
 
К позору нерадивого искусства
Твои стихи текут, волнуя чувства,
И в памяти у нас из книг твоих
Оттиснут навсегда дельфийский стих.
 
 
Воображенье наше до конца
Пленив и в мрамор превратив сердца,
Ты в них покоишься. Все короли
Такую честь бы жизни предпочли.
 

ИЗ РОБЕРТА БЕРНСА

Честная бедность

 
Кто честной бедности своей
Стыдится и все прочее,
Тот самый жалкий из людей,
Трусливый раб и прочее.
 
 
При всем при том,
При всем при том,
Пускай бедны мы с вами,
Богатство —
Штамп на золотом,
А золотой —
Мы сами!
 
 
Мы хлеб едим и воду пьем,
Мы укрываемся тряпьем
И все такое прочее,
А между тем дурак и плут
Одеты в шелк и вина пьют
И все такое прочее.
 
 
При всем при том,
При всем при том,
Судите не по платью.
Кто честным кормится трудом, —
Таких зову я знатью.
 
 
Вот этот шут – природный лорд.
Ему должны мы кланяться.
Но пусть он чопорен и горд,
Бревно бревном останется!
 
 
При всем при том,
При всем при том,
Хоть весь он в позументах, —
Бревно останется бревном
И в орденах, и в лентах!
 
 
Король лакея своего
Назначит генералом,
Но он не может никого
Назначить честным малым.
 
 
При всем при том,
При всем при том,
Награды, лесть
И прочее
Не заменяют
Ум и честь
И все такое прочее!
 
 
Настанет день и час пробьет,
Когда уму и чести
На всей земле придет черед
Стоять на первом месте.
 
 
При всем при том,
При всем при том,
Могу вам предсказать я,
Что будет день,
Когда кругом
Все люди станут братья!
 

Джон Ячменное Зерно

 
Трех королей разгневал он,
И было решено,
Что навсегда погибнет Джон
Ячменное Зерно.
 
 
Велели выкопать сохой
Могилу короли,
Чтоб славный Джон, боец лихой,
Не вышел из земли.
 
 
Травой покрылся горный склон,
В ручьях воды полно,
А из земли выходит Джон
Ячменное Зерно.
 
 
Все так же буен и упрям,
С пригорка в летний зной
Грозит он копьями врагам,
Качая головой.
 
 
Но осень трезвая идет.
И, тяжко нагружен,
Поник под бременем забот,
Согнулся старый Джон.
 
 
Настало время помирать —
Зима недалека.
И тут-то недруги опять
Взялись за старика.
 
 
Его подрезал острый нож,
Свалил беднягу с ног,
И, как бродягу на правёж,
Везут его на ток.
 
 
Дубасить Джона принялись
Злодеи поутру.
Потом, подбрасывая ввысь,
Кружили на ветру.
 
 
Он был в колодец погружен,
На сумрачное дно.
Но и в воде не тонет Джон
Ячменное Зерно!
 
 
Не пощадив его костей,
Швырнули их в костер,
А сердце мельник меж камней
Безжалостно растер.
 
 
Бушует кровь его в котле,
Под обручем бурлит,
Вскипает в кружках на столе
И души веселит.
 
 
Недаром был покойный Джон
При жизни молодец, —
Отвагу подымает он
Со дна людских сердец.
 
 
Он гонит вон из головы
Докучный рой забот.
За кружкой сердце у вдовы
От радости поет.
 
 
Так пусть же до конца времен
Не высыхает дно
В бочонке, где клокочет Джон
Ячменное Зерно!
 

В горах мое сердце

 
В горах мое сердце… Доныне я там.
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах мое сердце, а сам я внизу.
 
 
Прощай, моя родина! Север, прощай, —
Отечество славы и доблести край.
По белому свету судьбою гоним,
Навеки останусь я сыном твоим!
 
 
Прощайте, вершины под кровлей снегов,
Прощайте, долины и скаты лугов,
Прощайте, поникшие в бездну леса,
Прощайте, потоков лесных голоса.
 
 
В горах мое сердце… Доныне я там.
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах мое сердце, а сам я внизу!
 

Застольная («Забыть ли старую любовь…»)

 
Забыть ли старую любовь
И не грустить о ней? Забыть ли старую любовь
И дружбу прежних дней?
 
 
За дружбу старую —
До дна!
За счастье прежних дней!
С тобой мы выпьем, старина,
За счастье прежних дней.
 
 
Побольше кружки приготовь
И доверху налей.
Мы пьем за старую любовь,
За дружбу прежних дней.
 
 
За дружбу старую —
До дна!
За счастье юных дней!
По кружке старого вина —
За счастье юных дней.
 
 
С тобой топтали мы вдвоем
Траву родных полей,
Но не один крутой подъем
Мы взяли с юных дней.
 
 
Переплывали мы не раз
С тобой через ручей.
Но море разделило нас,
Товарищ юных дней…
 
 
И вот с тобой сошлись мы вновь.
Твоя рука – в моей.
Я пью за старую любовь,
За дружбу прежних дней!
 
 
За дружбу старую —
До дна!
За счастье прежних дней!
С тобой мы выпьем, старина,
За счастье прежних дней.
 

Был честный фермер мой отец

 
Был честный фермер мой отец.
Он не имел достатка,
Но от наследников своих
Он требовал порядка.
Учил достоинство хранить,
Хоть нет гроша в карманах.
Страшнее – чести изменить,
Чем быть в отрепьях рваных!
 
 
Я в свет пустился без гроша,
Но был беспечный малый.
Богатым быть я не желал,
Великим быть, – пожалуй!
Таланта не был я лишен,
Был грамотен немножко
И вот решил по мере сил
Пробить себе дорожку.
 
 
И так и сяк пытался я
Понравиться фортуне,
Но все усилья и труды
Мои остались втуне.
То был врагами я подбит,
То предан был друзьями
И вновь, достигнув высоты,
Оказывался в яме.
 
 
В конце концов я был готов
Оставить попеченье.
И по примеру мудрецов
Я вывел заключенье:
В былом не знали мы добра,
Не видим в предстоящем,
А этот час – в руках у нас.
Владей же настоящим!
 
 
Надежды нет, просвета нет,
А есть нужда, забота.
Ну что ж, покуда ты живешь,
Без устали работай.
Косить, пахать и боронить
Я научился с детства.
И это все, что мой отец
Оставил мне в наследство.
 
 
Так и живу – в нужде, в труде,
Доволен передышкой.
А хорошенько отдохну
Когда-нибудь под крышкой.
Заботы завтрашнего дня
Мне сердца не тревожат.
Мне дорог нынешний мой день,
Покуда он не прожит!
 
 
Я так же весел, как монарх
В наследственном чертоге,
Хоть и становится судьба
Мне поперек дороги.
На завтра хлеба не дает
Мне эта злая скряга.
Но нынче есть чего поесть, —
И то уж это благо!
 
 
Беда, нужда крадут всегда
Мой заработок скудный.
Мой промах этому виной
Иль нрав мой безрассудный?
И все же сердцу своему
Вовеки не позволю я
Впадать от временных невзгод
В тоску и меланхолию!
 
 
О ты, кто властен и богат,
Намного ль ты счастливей?
Стремится твой голодный взгляд
Вперед – к двойной наживе.
Пусть денег куры не клюют
У баловня удачи, —
Простой, веселый, честный люд
Тебя стократ богаче!