Текст книги "Агония (ЛП)"

Автор книги: Саманта Тоул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 34

Я нахожусь в ванной, чищу зубы, когда слышу стук во входную дверь.

Я сплевываю в раковину и зову:

– Папа, ты можешь открыть?

– Да, – отвечает он из кухни, где готовит нам завтрак.

Папа остался прошлой ночью. Он спал на диване. Он знал, что я не хочу оставаться одна, и настоял на том, чтобы переночевать у меня. Я оценила этот жест.

Мне удалось немного поспать. Между мыслями об Аресе, нашей ссоре и слезами, которые я беззвучно проливала в подушку, у меня было несколько беспокойных часов.

Я прополоскала зубную щетку и вышла из ванной, направляясь в гостиную.

Я останавливаюсь, когда вижу Ареса, стоящего там с моим отцом. Дыхание вырывается из моего тела. Я не ожидала увидеть его.

Я выгляжу ужасно. На мне старая пижама, и я еще не причесалась.

Не то чтобы он выглядел намного лучше. Он выглядит ужасно. Как будто он вообще не спал. Небритый, с темными кругами под глазами.

– Привет, – говорит он негромко, голос хриплый.

Моя кожа покрывается мурашками.

Я обхватываю себя руками, когда наши взгляды встречаются. Глаза Ареса мрачные и проникновенные, пронзающие до глубины души мои и без того хрупкие эмоции.

– Я как раз собирался уходить, – говорит мой отец, беря куртку и ключи. Он подходит ко мне и целует в лоб. – Я позвоню тебе позже.

Проходя мимо, он крепко похлопывает Ареса по плечу. Затем уходит, и я остаюсь наедине с Аресом.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я. Мой голос звучит так же хрипло, как и его.

– Ари, я… – Он проводит рукой по своим взъерошенным волосам. Схватив прядь, он качает головой и выдыхает тихий, полный боли вздох. – Мне жаль, детка. Чертовски жаль.

Он знает правду. Кто-то сказал ему.

Вспышка гнева пробегает через меня. Я смотрю на дверь, а потом снова на него.

– Это… мой отец рассказал тебе? – слова словно камни в моем рту.

Он качает головой.

– Нет. Я видел… Люка.

– Люка?

– Он приходил ко мне вчера поздно вечером.

– Как… он узнал, где ты живешь?

– В этом городе за деньги можно многое купить. И, очевидно, мой адрес – одна из этих вещей.

– О.

– Он пришел, чтобы поделиться со мной своими мыслями. И я рад, что он это сделал. Потому что все, что он сказал, было правильно. Это я должен был быть с тобой вчера в больнице. Это я должен был слушать тебя, когда ты говорила мне правду… верить тебе, потому что ты никогда не давала мне повода не доверять тебе. Но поскольку я так привык не доверять людям, я… – Он прерывается, еще один тяжелый вздох. – Я подвел единственного человека, которого не должен был.

Я крепче обхватываю себя руками.

– Я не знаю, что тебе сказать, – тихо шепчу я.

– Скажи лишь, что ты простишь меня.

Я смотрю в его глаза, его бесконечные глаза, которые отчаянно ищут мои.

И я качаю головой.

– Мне жаль, Арес. Но я не могу быть с тем, кто не доверяет мне.

– Я доверяю тебе.

Он подходит ко мне, руки обхватывают мои плечи. Ощущение его рук на мне… как будто он обжигает меня.

– Я просто позволил собственному дерьму затуманить мои суждения. Я совершил ошибку, и мне чертовски жаль.

– Я была под наркотиками. Ты понимаешь? Я была под чертовыми наркотиками! Я умоляла тебя поверить мне, а ты не слушал! Ты отмахнулся от меня. Накричал на меня. Ты не слушал ни слова из того, что я тебе пыталась сказать. Однажды ты попросил меня о честности, о полной искренности, и я обещала тебе… и никогда не нарушала этого обещания.

– Я тоже.

– Нет. Но ты подвел меня. Ты сейчас здесь только потому, что Люк сказал тебе правду! – я ткнула пальцем в землю. – Не потому, что ты вдруг понял, что я говорила правду. Не потому, что ты преодолел свой первоначальный гнев и осознал, что я никогда бы не солгала тебе. Нет, ты здесь, потому что Люк рассказал тебе, что произошло. И я не сомневаюсь, что, если бы он этого не сделал, ты бы сейчас здесь не стоял. – Слезы текут по моим щекам, молчаливые доказательства моей боли и разочарования.

Чувство вины, промелькнувшее в его глазах, подтвердило все мои слова. Что я права. Что он бы не пришел. Что он никогда бы не поверил в то, что я ему сказала.

– Тебе нужно уйти.

В его глазах мелькает паника.

– Ари, пожалуйста. Я облажался, и мне так жаль, детка. Я ненавижу, что ты плачешь из-за меня. – Он поднимает руку к моему лицу и проводит по щеке, смахивая слезы большим пальцем. Его глаза умоляюще смотрят на мои. – Пожалуйста, Ари. Просто дай мне шанс все исправить.

Я отворачиваюсь от него.

– Я… не могу.

– Но… – Я вижу, как он пытается подобрать правильные слова, но то, что вылетает из его рта дальше, совсем не то, что нужно. – Ты облажалась однажды, и я простил тебя.

– Ты что, блядь, издеваешься? – кричу я. Отталкиваю его руку от себя. – Не могу поверить в это! Ты сравниваешь невинную ложь, когда я отменила встречу с тобой, потому что мне было слишком стыдно сказать тебе, что была в баре еще до того, как мы начали встречаться, с этим! – слова вырываются из моего рта.

В его глазах мелькает удивление. Он никогда не видел меня злой. Никогда не видел меня такой злой. Я так зла, что вибрирую от этого.

– Тебе нужно уйти, – говорю я ему снова, негромко.

– Господи, Ари… пожалуйста. Я продолжаю нести полную чушь. Я все порчу.

Он возвращается ко мне и берет мое лицо в свои руки. Я отворачиваюсь от него, ненавидя то, как сильно я хочу ощущать его руки на себе.

– Ари, я люблю тебя. Я люблю тебя так чертовски сильно. – Его голос ломается, и что-то трещит внутри меня. – Я так сильно облажался. И ты никогда не узнаешь, как сожалею об этом. И я проведу остаток своей жизни, чтобы загладить свою вину перед тобой, если ты мне позволишь.

Мое сердце болит, кричит и умоляет меня сказать «да». Было бы так легко простить его и принять обратно. Но… что, если он сделает это со мной снова? Что, если снова что-то случится, и он не поверит мне? А он не поверит, потому что он мне не доверяет. Он причинил мне боль однажды, и у него есть возможность сделать это снова. И я не могу пройти через это снова. Не с ним. Потому что потом будет еще тяжелее.

Если я так сильно люблю его сейчас, за такой короткий промежуток времени, представьте, что я буду чувствовать к нему через год… через два года.

Это сломает меня.

И я не могу так рисковать. Потому что я не могу снова превратиться в ту девушку, которой была раньше. Сейчас я едва держусь. Мне требуется все, чтобы не обратиться к алкоголю, чтобы заглушить эту боль.

И оставаться трезвой должно быть самым важным. Если я хочу иметь будущее, это должно быть в приоритете.

– Мне жаль, – тихо говорю я, мои глаза наполняются слезами, затуманивая зрение. – Сейчас я должна думать о себе… о своей трезвости. И я… я не могу быть с кем-то, кто мне не доверяет. С тем, кто просто ждет и наблюдает… ждет, что я сорвусь.

Я моргаю, пуская свежие слезы по щекам, а затем перевожу взгляд на него… и жалею, что не сделала этого. Влажные эмоции, мерцающие в его взгляде, почти сломили меня. Но я держусь, потому что должна. Это правильно. Это единственное, что я могу сделать.

Поэтому я собираю все оставшиеся внутри меня силы и тихо говорю:

– Ты был прав вчера… когда сказал, что между нами все кончено… потому что я больше не доверяю тебе свое сердце. В тот единственный раз, когда я действительно нуждалась в тебе, Арес… нуждалась в том, чтобы ты поверил мне… ты подвел меня.

Он неспешно убрал руки от моего лица.

Он тяжело сглатывает и закрывает глаза, из него вырывается дрожащий вздох.

Затем он поворачивается и идет к двери.

Я не могу смотреть, как он уходит. Поэтому я закрываю глаза.

– Ари…

Я заставляю себя посмотреть на него. И это разбивает мое сердце. Страдание на его лице.

– Я облажался. Но я никогда не переставал любить тебя. И никогда не перестану. – Он открывает дверь и делает шаг, а потом уходит.

Уходит из моей жизни. И в этот раз навсегда.

Глава 35

В последующие дни я ощущаю чувство утраты, как после смерти мамы. Это другое чувство потери, но не менее тяжелое.

Наверное, в каком-то смысле это тяжело, знать, что Арес где-то там, живет своей жизнью без меня.

Я не ходила на работу с тех пор, как мы с Аресом расстались.

Отец сказал мне взять отпуск на следующие несколько недель, и я не стала спорить.

Последнее, что мне нужно, это столкнуться с Аресом.

Честно говоря, не знаю, как справлюсь с этим, когда вернусь. Но пока что я об этом не думаю.

И это одна из проблем отсутствия необходимости ходить на работу; у меня уйма свободного времени, и я только и делаю, что думаю.

В основном об Аресе.

Я не видела его с того самого утра, когда сказала ему покинуть мою квартиру. Он не звонил и не писал. Не то чтобы я ожидала этого.

И это тяжело. Его исчезновение из моей жизни. Я так привыкла быть с ним. Проводить с ним время.

Он был моим лучшим другом. Я любила его. Я все еще люблю его.

Мне просто интересно, когда я перестану чувствовать себя так. Потому что без него я как будто медленно умираю внутри.

Я стараюсь быть занятой. Так, я снова погрузилась в живопись.

Я наконец-то смогла закончить картину, где изображены я и Арес. Я плакала все время.

Но это был катарсис, понимаете?

Последний мазок кистью был как закрытие этой главы в моей жизни.

Я думала о том, чтобы отправить картину ему, поскольку обещала, что он сможет получить ее, когда она будет закончена. Но тогда мы еще были вместе, а сейчас нет. Я не знаю, захочет ли он ее получить.

Так что пока она осталась со мной.

Хотя лежит в шкафу в прихожей, потому что при взгляде на картину мне хочется плакать.

К вопросу о вещах, от которых мне хочется плакать, но больше от злости… Мне позвонила офицер Найт, которая забрала мои показания по поводу жалобы на Лео. Она сказала, что они поговорили с ним, и он, конечно же, отрицает любые правонарушения. И они не смогли проверить запись с камер видеонаблюдения за ту ночь, так как в баре не было ни одной работающей камеры. Так что, по сути, все свелось к моему слову против его. Она извинилась и сказала, что больше ничего не может сделать. Я разозлилась, но это была не ее вина. Она просто выполняла свою работу. Поэтому я поблагодарила ее за то, что она старалась для меня, и повесила трубку.

Мой отец был недоволен, когда я ему об этом рассказала. Его точными словами были:

– Это хрень собачья.

Потом он немного поворчал, и я ему позволила. Честно говоря, приятно видеть, как он показывает, что я ему небезразлична, даже если для того, чтобы он начал это делать, потребовалась такая дерьмовая вещь.

Хочу ли я выпить?

Больше, чем чего бы то ни было.

У меня были плохие дни, но я справлялась с ними.

Помимо рисования, я вернулась к йоге. Я немного запустила ее, когда мы с Аресом начали встречаться.

Теперь, когда я не в отношениях… я возвращаюсь к жизни до Ареса, только не такой отчаянно жалкой.

Ладно, немного жалкой. Я заново познакомилась с моим хорошим приятелем Netflix.

У меня все еще есть «Декстер», который ждет, когда я посмотрю следующую серию… но это было бы неправильно, смотреть его без Ареса, сидящего здесь, рядом со мной. Поэтому я удалила его из своего списка.

Может быть, однажды я смогу смотреть его в одиночестве.

Но этот день наступит не сегодня и не скоро.

Я перестала вести себя как настоящая неудачница. Я провожу много времени с отцом. Ладно, это грустно. Но думаю, что он пытается загладить передо мной все свои прошлые неудачи, и я более чем счастлива позволить ему это.

Он – единственная семья, которая у меня осталась.

Я также общалась с Люком. Он позвонил и извинился за то, что рассказал Аресу, что на самом деле произошло со мной той ночью.

Но я его поняла. Он заботится обо мне как друг, и, честно говоря, когда у тебя не так много людей, которые заботятся о тебе, ты держишься за тех, кто у тебя есть.

«Арес заботится о тебе», – шепчет надоедливый голос в моей голове.

Да, но, если бы он действительно заботился, он бы поверил мне, когда я сказала ему правду.

А теперь я спорю сама с собой.

Отлично.

Я открываю дверь в художественный магазин. У меня закончились некоторые цвета масляных красок, и мне нужно пополнить запасы.

Я вхожу внутрь, улыбаясь девушке за прилавком. У нее длинные волосы, выкрашенные в разные цвета, как грива единорога.

Это круто.

Не то, чтобы у меня когда-нибудь хватило смелости покрасить свои волосы в цвета радуги.

Я только что прошла по проходу, где лежат масляные краски, которые я использую, когда услышала, что меня зовут по имени.

– Арианна Петрелли?

Я поворачиваюсь на голос, и на моем лице появляется улыбка.

– Деклан Уайзман.

Мы с Деком вместе учились в художественном колледже.

– Как дела, черт возьми? – спрашивает он, подходя и обнимая меня.

– Я в порядке. – Я улыбаюсь ему, отстраняясь.

– Сколько времени прошло с тех пор, как мы виделись в последний раз?

Печально то, что я не могу вспомнить, когда видела его в последний раз. Потому что большая часть тех лет и последующих слились воедино.

– Слишком много, – говорю я вместо этого.

– Эй, не хочешь выпить кофе? В нескольких домах отсюда есть кофейня.

– Я бы с удовольствием. – Я снова улыбаюсь. – Просто позволь мне оплатить эти краски, и я в твоем распоряжении.

Я беру то, что мне нужно, и мы вместе идем к кассе. Дек платит за свои угли. Он рисует углем, и, насколько я помню, его работы потрясающие.

Я плачу за свои краски, и затем мы вместе выходим из магазина и идем короткой дорогой в кофейню.

Мы заказываем кофе, и Дек настаивает на том, чтобы заплатить за мой. Затем мы садимся у окна.

– Итак, чем ты сейчас занимаешься? – спрашивает меня Дек. Никакого намека на то, что он видел новости обо мне недавно или ранее в этом году.

– Я работала в галерее несколько лет, но… потеряла работу… и… – Я поднимаю чашку с кофе, отпиваю глоток, откладывая слова. Будь правдива, Ари. Перестань скрывать, кто ты есть. Я опускаю чашку и поднимаю на него глаза. – Правда в том, что у меня были проблемы с алкоголем, и в начале этого года у меня были неприятности, так как я попала в аварию, – была за рулем в нетрезвом виде, поэтому мне пришлось пройти курс реабилитации, и я потеряла работу в галерее.

Удивительно, но выражение его лица не меняется.

– Дерьмо, – говорит он. – Но сейчас у тебя все в порядке?

– Да. – Я улыбаюсь. Это немного вынужденная улыбка, потому что на самом деле у меня не все в порядке. У меня огромная дыра в груди, где раньше был Арес. – Восемь месяцев трезвости.

– Это здорово, – говорит он, улыбаясь. – Мой старший брат несколько раз был в реабилитационном центре. Опиатная зависимость, – объясняет он.

– А сейчас с ним все в порядке? – спрашиваю я с сочувствием, потому что знаю, что это тяжело для тех, кто имеет дело с зависимостью, но не менее тяжело и для близких этих людей, которым приходится наблюдать, как они разрушают себя.

– На данный момент он не употребляет наркотики уже четыре месяца. Но мы с мамой уже проходили с ним этот путь. Так что мы просто надеемся, что в этот раз он не сорвется.

Я киваю, понимая.

– Итак, чем ты сейчас занимаешься, работаешь? – спрашивает он, потягивая кофе.

– Я работаю на своего отца.

– Он тренирует «Гигантов», верно?

– Да. Сейчас я ассистент команды.

– Звучит неплохо.

– Не совсем. – Я качаю головой. Парень, которого я люблю, – защитник, и мы больше не вместе, потому что он мне не доверяет. – Я имею в виду, это работа. Но это не то, чему я хочу посвятить свою жизнь.

– Ты хочешь рисовать?

– Да… Я имею в виду, даже просто работать в галерее было бы замечательно, но после вождения в нетрезвом виде я не могу найти такую должность.

– У моей мамы есть галерея, ты знаешь.

– Вау. Правда?

– Да. Она довольно новая. Она открыла ее восемнадцать месяцев назад, но дела идут хорошо, и она всегда стремится показать новые таланты. И она не дискриминирует людей с бывшими зависимостями. – Он усмехается, и я улыбаюсь. – Я могу устроить тебе встречу с ней, показать ей твое портфолио, если тебе это интересно?

– Интересно? Ты спятил? – я смеюсь. – Мне сейчас нужен весь здравый смысл, чтобы удержаться на своем месте, а не вскочить и не задушить тебя в своих объятиях.

Он смеется.

– Так что, я должен это расценивать, как «да»?

Я раздраженно киваю.

– Можешь считать, что это очень большое «да».

Глава 36

Яркий солнечный полдень, я иду по тротуару, направляясь в Nuu Fine Art, в моей тяжелой сумке-портфеле две картины, которые я взяла, чтобы показать маме Дека, Мойре Уайзман.

После вчерашнего кофе с Деком мы обменялись номерами и разошлись в разные стороны. Я не ожидала получить от него весточку сразу же, но позже в тот же день он написал мне сообщение и сказал, что его мама примет меня сегодня.

Вот тут-то я и запаниковала.

Я одета в черное платье-рубашку, которое заканчивается чуть выше колен и имеет милый бантик, завязывающийся на шее. На ногах симпатичные босоножки бежевого цвета на высоком каблуке. Макияж естественный, волосы распущены и волнистые.

Я хочу произвести хорошее впечатление.

Я дохожу до здания и останавливаюсь снаружи, чтобы посмотреть на него.

Это здание с металлическим и стеклянным фасадом. Легкое и воздушное. Некоторые работы видны из окна. Картины и скульптуры.

Сделав глубокий вдох, я открываю дверь и вхожу внутрь. На заднем плане играет тихая музыка. Я подхожу к стойке администратора.

Симпатичная девушка примерно моего возраста с прямыми, как кочерга, светлыми волосами длиной до плеч и поразительными голубыми глазами, которые на мгновение напомнили мне Ареса, улыбается мне.

– Здравствуйте, могу я вам помочь? – спрашивает она.

– Да. Здравствуйте. Я пришла к Мойре Уайзман. Меня зовут Арианна Петрелли. У меня назначена встреча.

– Конечно. – Она приветливо улыбается мне. – Мойра ждет вас. Следуйте за мной.

Она выходит из-за стойки администратора и ведет меня по галерее, которая оказалась гораздо больше, чем я ожидала. Она открывает дверь и ведет меня в заднюю часть галереи, где сложены бесчисленные картины – некоторые завернуты, некоторые нет. И, наверное, двадцать разнообразных скульптур выстроились в ряд, ожидая доставки клиенту или готовые к показу, как я предполагаю.

Она доходит до двери, стучит один раз и открывает ее.

– Мойра, к тебе пришла Арианна Петрелли.

Мойре Уайзман на вид около пятидесяти лет. У нее короткие черные волосы и удивительно привлекательное лицо.

Она встает со стула и обходит стол, протягивая руку для пожатия моей.

– Арианна, я так рада познакомиться с тобой. Деклан рассказал мне все о тебе.

Я не волнуюсь и не паникую по поводу того, что она знает обо мне, потому что у ее старшего сына тоже есть свои трудности, и Дек сказал мне, что она не судит человека. Только их работу.

Я вложила свою руку в ее и крепко, но дружелюбно пожала ее, сжимая сумку-портфель с несколькими моими картинами.

– Я тоже рада с вами познакомиться, – говорю я ей.

– Хочешь что-нибудь выпить? – спрашивает она меня. – Кофе?

– Кофе – это здорово, – говорю я ей.

– Эбони, принеси нам, пожалуйста, кофе. – Обращается Мойра к девушке с ресепшена.

– Конечно.

Она закрывает дверь, и Мойра велит мне присесть.

Я опускаю свою сумку на пол и прислоняю ее к стулу рядом со мной.

Боже, я так нервничаю, что мои внутренности дрожат, но внешне я стараюсь излучать спокойствие. Но я не уверена, что мне это удается.

– Спасибо, что встретились со мной, – говорю я ей.

– О, никаких проблем. – Она отмахивается от меня. – Деклан был в восторге от твоих картин, и я очень хотела их увидеть. Только я сказала ему: «Если эта девушка так хороша, то какого черта ты не рассказал мне о ней раньше?». – Она смеется, и я тоже. – Мужчины, да? – добавляет она, и я соглашаюсь.

– Ну, я просто рада, что наткнулась на него, – говорю я Мойре.

Она улыбается и кивает.

– Тогда давай не будем терять время, покажи мне те картины, которые принесла.

Я тяжело сглатываю, когда поднимаю свою сумку. Я двигаю ее перед собой, прислоняю к ее столу и открываю молнию на сумке.

Мойра выходит из-за стола и встает рядом со мной.

– Я взяла с собой только две картины, – говорю я ей. – У меня сейчас нет машины, а они довольно тяжелые для переноски.

Я достаю из сумки первую картину и слышу, как она делает резкий вдох.

Черт. Она ее ненавидит.

Это та, где изображены мы с Аресом.

Я поднимаю на нее взгляд и начинаю говорить, что другая картина намного отличается от этой, если эта ей не по вкусу, но выражение ее лица говорит мне, что на самом деле она ее не ненавидит.

– Можно? – она протягивает руку к картине.

– Конечно. – Я передаю ей ее.

Она проходит с ней через всю комнату, ставит ее на пустой мольберт, а затем отступает назад, глядя на нее.

Я двигаюсь, чтобы встать рядом с ней.

– Господи, Ари… она хороша. Действительно хороша. – Она смотрит на меня. – Я думала, что Деклан преувеличивает насчет твоего таланта, но… – Она протягивает руку, пальцем обводит картину, не прикасаясь к ней. – Линии здесь, детали… я чувствую абсолютную страсть в этой картине.

Я чувствую, как в горле встает комок.

– Спасибо, – говорю я ей.

– Полагаю, это по памяти, а не натюрморт? – она снова смотрит на меня, в ее глазах усмешка.

– Это из памяти.

– Но для тебя это личное, да?

– Да, – выдыхаю я.

– И как бы ты себя чувствовала, показывая ее? Я знаю, что все искусство личное, но эта картина глубокая, я могу сказать, – говорит она, снова водя пальцем по картине.

– Я… ну, я бы показала ее, но… она принадлежит кому-то другому, – про себя договариваю вторую часть предложения. Как и мое сердце.

Я не понимала этого до этого момента. Я думала, что смогу расстаться с этой картиной. Но я не могу. Она принадлежит Аресу.

Независимо от того, нужна она ему или нет, пусть он решает, как поступить с ней.

Потому что он вернул ее мне. Это он вернул мне способность рисовать. Вдохновение, в котором я нуждалась. И я в долгу перед ним за это.

Господи, как мне его не хватает.

Я чувствую, как мое горло сжимается от слез. Господи, только не здесь. Возьми себя в руки, Ари.

Мойра поворачивается ко мне лицом и пристально смотрит на меня.

– Если бы я сказала тебе, что хочу видеть эту картину в своей галерее, что бы ты сказала?

Я сглатываю.

– Я бы сказала, что больше всего на свете хотела бы иметь свои картины в вашей галерее. Но я не могу отдать вам эту картину.

– Тогда почему ты принесла ее сегодня?

– Потому что… я думала, что могу.

Она задумчиво смотрит на меня.

– Ты любишь мужчину на этой картине.

Это не вопрос. Но, тем не менее, я отвечаю:

– Да.

– Я тоже когда-то любила мужчину. Полного засранца. Надеюсь, твой мужчина не мудак.

Смех соскальзывает с моих губ.

– Он может им быть. – Не то, чтобы он был моим.

Она тоже смеется.

– Разве не все они иногда такие? Но дело в том, признают ли они, что были ослом, и перестают им быть, или им все равно, и они продолжают жить дальше. Мой был последним вариантом.

Мой – первым.

Она ярко улыбается мне.

– Хорошо. Покажи мне другую картину, которую ты принесла с собой, и давай посмотрим, так ли она хороша, как эта.