Текст книги "Чужой сын"
Автор книги: Саманта Хайес
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Прошлое
Кэрри, Лиа и их соседки по квартире только что вернулись из кино. Под дверью лежала записка. Увидев свое имя, Кэрри подняла ее и сунула в карман. Лиа плюхнулась на софу. Дженни и Тина готовили напитки.
– Сюжет неправдоподобный и какой-то извращенный. У меня аж мурашки по коже. – Неужели она единственный человек на Земле, которому не нравится фильм «Коктейль»? Кэрри повесила свое пальто на вешалку. Другие девушки побросали свои куда попало.
Лиа запустила в подругу подушкой.
– Ой, помолчи, вечно ты все портишь. Нам понравилось. – Она скинула туфли и открыла пачку чипсов, хотя в кино каждая из них съела по ведру попкорна.
– Вот, возьми-ка. – Дженни сунула Кэрри в руку большой стакан водки с тоником, льдом и лимоном.
Это был их обычный пятничный девичник. Они ели пиццу, шли в кино или на каток, а потом возвращались домой и пили самый дешевый джин или водку с тоником. Они сплетничали за коктейлями до трех или четырех часов утра, а потом всю субботу валялись в постели с головной болью – до самого вечера, пока не начинались танцы. Танцы, повторяли они, – лучшее средство от головной боли.
– Я в раю, – заявила Тина, делая глоток из своего стакана и откидываясь на спинку дивана. – А Мел что сегодня делает? – спросила она Лиа.
– Учится, конечно. – Лиа кисло улыбнулась. Досадно, что ее девушки с ними нет. – Я собиралась пригласить…
– Мне надо позвонить домой. – Кэрри смяла записку, вытряхнула из кошелька немного мелочи и быстро вышла из комнаты. Автомат был в коридоре внизу.
Она споткнулась на нижних ступенях лестницы, уцепилась за перила, чтобы не упасть, и сломала ноготь. Трубка была липкой, провод перекручен. Ее трясло. В глубине души она уже знала, в чем дело.
Просунув в щель пятьдесят центов, Кэрри набрала номер.
– Ну же…
«Позвони домой. Срочно», – было написано в записке. Почерк незнакомый – наверное, писал кто-то из парней, живущих внизу, – может, тот, который всегда загораживал проход своим велосипедом.
– Алло? Мам?
Кэрри слушала. Кивала. Потом осторожно присела на плетеный стул, который хозяин дома поставил у телефона.
– Он не страдал – услышала она. – Все произошло мгновенно. Когда приехала «скорая», милая, было уже слишком поздно.
Кэрри закашлялась. Она надеялась, что кашель можно будет принять за рыдание, но получилось не похоже. Ее мать тихим голосом рассказывала подробности. Его лицо стало фиолетовым, ему делали массаж сердца, давали ему кислород и лекарства. Кэрри слушала все это, пытаясь вспомнить, когда видела отца в последний раз, что они сказали друг другу – или о чем умолчали.
– Ты приедешь домой? – спросила мать.
– На похороны, конечно, – ответила Кэрри. Она почти видела, как ее мать коротко кивает в знак согласия. Она знала, что эти несколько дней ее мать захочет побыть одна – подумать о своем умершем муже, об одинокой жизни, которая ей теперь предстоит, без развлечений и веселья – хотя их у нее и раньше не было. Надо все привести в порядок, разобрать одежду, организовать церемонию… Все это как нельзя лучше подходит для матери, подумала Кэрри спокойно, займет ее и отвлечет.
– Пока, мам, – наконец сказала она.
В комнате сладко пахло алкоголем. Увидев ее, подруги прервали болтовню.
Кэрри скорчила гримасу, стараясь не обращать внимания на то, что сердце холодным камнем застыло в груди.
– Вот досада, – сказала она, залпом выпивая свой коктейль.
Чтобы поехать на похороны, ей нужно было пропустить лекции. Динамику живого интервью вел Глен Макгоуан – вкрадчивый, как кошка, ведущий с Четвертого канала, известный своим дневным ток-шоу, которое смотрели миллионы скучающих домохозяек. Кэрри жутко бесило, что она не может пойти.
– Надо же было назначить похороны именно на этот день!
– Кэрри, ты говоришь ужасные вещи. Это же твой папа. – Лиа бросила ей черный свитер, но Кэрри тут же швырнула его обратно.
– Терпеть не могу черное на похоронах. Надену это. – Она сняла с вешалки ярко-розовую рубашку.
– Кэрри, так нельзя. Прояви уважение.
– Он меня никогда не уважал. – Она застегнула манжеты и надела сверху свое единственное пальто – синее шерстяное с огромными пуговицами и мохнатым воротником. Было начало ноября, и воздух был по-осеннему холодным. – Я правда лучше бы на лекцию сходила. Глен Макгоуан как-никак.
– После этой лекции все равно одни семинары. – Лиа помогла подруге завязать шарф. Потом взяла ее за плечи и посмотрела в глаза, явно желая сказать что-то, но не смогла найти слов.
– Может, я к тому времени уже вернусь. Я спишу твои конспекты. Макгоуан хорош, но я знаю, что могу быть лучше. Когда мы станем богатыми и знаменитыми, мы пригласим его на наше шоу.
– Ох, Кэрри, – вздохнула Лиа. – Когда мы закончим учиться, мы, как и тысячи других, будем искать работу и совершенствовать наши навыки приготовления гамбургеров в «Макдоналдсе».
– Говори за себя. – Кэрри засунула за ухо Лиа прядь ее непослушных волос. – Тебя, может, и устраивает ждать у моря погоды всю оставшуюся жизнь, а я точно знаю, чего хочу. – Кэрри поцеловала ее в лоб.
– Твое честолюбие только могила исправит.
– Хороший выбор слов.
Кэрри взяла сумку и открыла дверь. Лиа застыла, в шоке от того, что ляпнула, и в такой день. Кэрри только рассмеялась. Когда она вышла на улицу и холодный ветер ударил в лицо, смех стал истерическим. Она вдруг осознала, что больше никогда не увидит своего отца.
Сидя в такси, Кэрри перебирала в голове воспоминания детства. Казалось, все это было не с ней. Девочка, робко прячущаяся на лестнице, убегающая в сад при звуке шагов, такая тихая, – разве это могла быть она?
Никто не мог бы обвинить майора Кента в том, что он был жесток к своему единственному ребенку. Его жена и дочь жили в тепле, хорошо питались, не знали нужды и, когда он был в отпуске, ездили отдыхать в Дорсет и Уэльс. Он даже обещал им, что когда-нибудь они поедут во Францию. На пароме. Поездка так и не состоялась, но Кэролайн Кент никогда не забывала об этом обещании – одном из лучших. Она внесла его в свой список, который вела в маленьком блокнотике, и поставила ему отметку.
– Восемь из десяти, – сказала она тогда себе, жуя карандаш. Она сложила все отметки, которые поставила другим обещаниям. Получилось семьдесят два. Пересчитала во второй раз. Шестьдесят девять.
Она мечтала завести кролика. Она хорошо помнила тот день, когда наконец набралась смелости попросить его.
– Подожди просить, пока отец не поест, – посоветовала мать. – И не выпьет свою воскресную порцию шерри.
Кэролайн кивнула. У всех других детей были домашние животные. У Саймона были две крысы. У Келли этот жуткий паук. Она решила, что кролик уж точно гораздо безобиднее.
– Не будь дурой, – сказал он. И даже не оторвал взгляд от газеты.
Она подумала, что стоило, пожалуй, подождать, пока он снимет форму, – может быть, тогда он стал бы более мягким, нежным отцом.
– Но все-таки, можно мне завести кролика?
Чарльз Кент был погружен в чтение новостей.
С каждой страницей его брови сдвигались к переносице все ближе. Кэрри прочитала заголовок на первой полосе: «Бомбовый удар по Северной Ирландии».
– Они что, приедут на нашу базу?
Отец опустил газету на живот и спросил:
– Кто?
Его голос не звучал сердито или нетерпеливо, просто холодно, как будто она уже успела надоесть ему своими расспросами.
– Эти террористы.
– Нет.
Он снова надел очки и сдвинул брови. Читая, он постукивал пальцем по краю газеты. Кэролайн наблюдала за ним, спрашивая себя, обдумывает ли он ее вопрос о кролике.
– Я сама буду за ним ухаживать. – Она встала рядом с его креслом, выпрямившись и вытянув руки по швам. Все лучшие солдаты так стоят. Она знала, что ее папа важный человек в армии.
– Хорошо, – сказал он. – Будет тебе кролик. – На этот раз он не оторвал взгляда от газеты, чтобы взглянуть на дочь.
– Правда? – Она подумала, не стоит ли ей добавлять «сэр», когда обращается к отцу. Она хотела обнять его, но не стала. Это было бы неправильно.
– Я же сказал.
Кэролайн побежала рассказать маме. Та мыла посуду.
– Папа сказал, я могу завести кролика! Он так сказал!
Несколько дней о кролике никто не упоминал – даже Кэролайн. Она боялась сглазить.
– Когда я вырасту, – сказала она себе вечером, с зубной щеткой во рту, глядя в зеркало, – я буду делать, что захочу. – Она выплюнула зубную пасту. – И у меня будет сто кроликов.
На следующий день за ужином майор Чарльз Кент устроил свой дочери сюрприз. Кэролайн взяла нож и вилку, чтобы начать есть жаркое, которое приготовила мать. Отец, как всегда, прочитал молитву, а затем посмотрел прямо на нее.
– Ты хотела кролика, – сказал он с большей теплотой, чем Кэролайн когда-либо приходилось слышать от него.
– Да, очень, – ответила она с набитым ртом. Наверное, кролик за дверью, сидит в клетке, и сейчас она сможет погладить его.
– Приятного аппетита. – Больше Чарльз Кент не вымолвил ни слова до конца ужина.
Осень 2008 года
Они посадили Лорелл на качели, Макс осторожно толкал пластиковое сиденье, а Дэйна стояла перед качелями и каждый раз, когда Лорелл летела к ней, корчила смешные рожи. Лорелл заливалась счастливым смехом.
Макс прежде не имел дела с маленькими детьми. Разве что совсем в детстве, когда они жили еще все вместе. К ним тогда приехали родственники отца с Ямайки, с двумя маленькими девочками. Макс помнил, как мать носилась по дому, вытирая отпечатки липких детских пальчиков. Неудивительно, что ямайские родственники ограничились тем единственным визитом.
– А ты видишься с родными твоего отца? Ну, с тех пор как твои родители развелись?
Дэйна покачала головой.
– Я тоже нет. – Макс перестал раскачивать качели – и так слишком высоко. Когда у него будут свои дети, они будут счастливы.
Он посмотрел на Дэйну. Интересно, кто станет матерью его детей и сколько ему самому будет лет, когда они у него появятся? Сначала надо найти работу, купить дом, ну и все такое. Может, ему уже все тридцать стукнет. Было бы здорово, если бы они с Дэйной к тому времени не потеряли Друг друга из виду.
– Ты для нее как мама, – сказал он.
– А больше и некому.
Она остановила качели и сняла Лорелл. Девочка тут же кинулась к облезлой красно-зеленой карусели.
– Залезайте! – предложил Макс.
Он схватился за ржавый поручень и побежал. У него самого закружилась голова, и он вскочил на сиденье рядом с Дэйной. Ее сестренка сияла от восторга.
Макс покачнулся и ухватился за Дэйну.
– Класс! – выкрикнул он.
Их лица были так близко, и он видел лишь глаза Дэйны, остальной мир бешено вращался вокруг.
– Как будто краску разлили, все такое размытое, – сказала Дэйна. – Но ты все равно красивый.
Макс замер.
Красивый. Это она о нем.
Она думает о том же, о чем и он? Он схватил лицо Дэйны обеими руками и прижался губами к ее губам. Ее соленые от чипсов губы были такими мягкими, такими податливыми, таили столько несказанных слов.
Дэйна ответила на поцелуй. Ее губы раскрылись. Она положила руку ему на затылок.
Они кружились. Вместе. С ними ничего не могло случиться.
– Фу! – закричала Лорелл. – Фу, гадость!
– Прости, – пробормотал Макс, не отрывая губ от Дэйны.
Он первый раз в жизни целовал девушку и надеялся, что все делает правильно. Кончик языка Дэйны уперся ему в зубы, и тут что-то ударило его по ногам.
Все закончилось. Мир снова встал на свое место, и они рассмеялись, глядя на Лорелл, которая, успев спрыгнуть с карусели, пихала их веткой.
– Мороженое, – потребовала хитрюга.
Дэйна затащила ее обратно на карусель, обняла и посмотрела на Макса.
– Я еще ни разу этого не делала, – призналась она. – Было здорово.
– Фу! – подтвердила Лорелл.
Макс улыбался. Внутри бушевал настоящий ураган. Он поцеловал Дэйну. Она ответила на его поцелуй. Это была реальность. Ему нужно побыть одному, подумать обо всем этом. Но и расставаться с Дэйной он не желал – ни на секунду.
Интересно, он теперь выглядит как-то иначе? Макс коснулся своего лица, когда Дэйна повернулась к Лорелл, которая упорно ныла, что хочет мороженое.
– Ох, лучше купить ей мороженого, а то не угомонится, – сказала Дэйна. – Не забудь свою сумку.
Спрыгнув с карусели и взяв сестру за руку, она направилась к выходу из парка.
– Подождите! – крикнул Макс, сдергивая сумку. Он вспомнил о ноже, лежащем внутри, и подивился, сколь непохожие чувства одолевали его еще час назад.
Он нагнал девочек. Дэйна сердито отчитывала сестру.
– Деньги есть? – спросила она Макса тем голосом, каким разговаривала в школе, – жестким, почти угрожающим. Этот голос явно давал понять, что ей на все наплевать.
Макс сунул руку в карман.
– Да, конечно. Но почему ты…
– Спасибо. – Дэйна взяла монеты.
Они вошли в магазин на углу, и Лорелл принялась выбирать мороженое. Макс стоял позади них, вдыхая запах волос Дэйны.
– Давай быстрее, Лорелл, – велела она.
В магазин ввалилась компания старшеклассников из их школы. Они хотели купить пиво, но продавец потребовал у них документы. Завязалась свара, но Макс ничего не слышал.
– Дэйна, прости. Я не хотел…
– Да заткнись ты, Макс. – Она вырвала эскимо из рук Лорелл, как только та достала его из холодильника, захлопнула дверцу и направилась к прилавку.
– Фунт сорок девять, – сказал ей продавец поверх голов подростков. Дэйна протянула две фунтовые монеты. Лорелл подпрыгивала рядом, не сводя глаз с эскимо.
– В чем дело, Дэйна? Что с тобой?
– Да она просто глупая сучка, вот что с ней. – Парни расхохотались.
Кулаки Макса сжались. Он не раз видел этих парней в школе. От них можно ожидать чего угодно. Он потрогал сумку, напоминая себе, что вооружен. Но не доставать же нож прямо здесь, в магазине, когда прямо на них смотрит зрачок камеры видеонаблюдения.
Парни, смирившись наконец с тем, что пиво им тут не обломится, вышли из магазина. По пути один из них толкнул Макса в спину.
На улице Лорелл разорвала упаковку от эскимо и бросила ее на тротуар рядом с дверью в магазин.
– Нет, Лорелл, – сказал Макс. – Подними бумажку и брось в урну.
Малышка послушно сделала, как он велел. Розовое эскимо торчало у нее изо рта. Макс взял Дэйну за плечи и развернул к себе.
– Мы целовались, – ровным голосом сказал он. – Теперь ты расстроена. Прости.
Глаза Дэйны наполнились слезами.
– Не извиняйся, – прошептала она. – Ты тут ни при чем.
– Тогда в чем дело?
Лорелл ухватила сестру за руку.
– Просто… Просто… – Дэйна посмотрела куда-то вверх и всхлипнула. – Я почувствовала что-то такое горячее в сердце, я не знала, как это вынести. И еще я разозлилась.
– Почему? – Макс едва осмеливался дышать.
– Потому что… понимаешь, таких, как мы с тобой, никто не любит.
– Таких, как мы с тобой?
Дэйна отвернулась и негромко сказала.
– Знаешь, со мной всю жизнь плохо обращались. Я уже перестала это замечать. Стала неуязвимой к насмешкам и издевательствам. Как будто на мне броня. Но только…
Почему она считает, что именно это их объединяет? С другой стороны, здорово, что она считает их похожими. Макс прекрасно понимал, каково это – ходить в броне.
– Но только что?
– Только теперь я стала уязвимой. Броня пробита. Мое сердце все чувствует.
Дэйна покраснела и потащила Лорелл прочь.
Макс смотрел им вслед. Он понял, о чем говорила Дэйна.
Крыша хижины протекала. Часть коробок намокла. Макс разорвал парочку и проверил содержимое. Расставил тарелки на сухие коробки. Тарелки были уродливые, точь-в-точь как в доме чокнутой старушенции. Грязно-бежевого цвета, с жуткими цветочками, яблоками и виноградинами. Макс запустил тарелкой в стену.
– Обеденный сервиз на двенадцать персон. Теперь на одиннадцать.
Он схватил суповую тарелку и разбил ее тоже. Фаянсовые осколки усеяли лачугу.
Скоро от сервиза ничего не осталось. Макс ногой вышвырнул коробку на улицу. Снова полил дождь. Макс плюхнулся в автокресло и закурил.
– Неуязвимы, – прошептал он. – Мы с тобой неуязвимы.
Он зажмурился и глубоко затянулся. Перед глазами стояло лицо Дэйны, а вокруг вращался размытый мир.
Незнакомые ощущения оглушали его. Он тряхнул головой. Нужно передвинуть линолеум, пока все тут не пришло в негодность. Он потрогал мокрые коробки. Утюг. Он бы подарил его кому-нибудь, но кому нужен утюг. А вот соковыжималка и набор для вышивки. Набор он положил на кресло. Отдаст его Лорелл. Будет повод увидеться с Дэйной, узнать, как она.
Макс набрал цифры на кодовом замке. Вставил ключ. Каждый раз дверь будто становилась все более чужой. Ручка и дверной молоток сверкали – спасибо Марте. В холле пахло только что срезанными лилиями – мать настаивала на том, чтобы цветы меняли каждые три дня.
Он скинул ботинки и зашвырнул в шкаф. Мать взбесится, если узнает, что он разгуливает по дому в башмаках. «Ты тащишь уличную грязь в наш дом». Честно говоря, Макс с трудом мог назвать это место своим домом.
Он прислушался. Марта уже должна уйти. Мать – ну, она могла быть где угодно, от Нью-Йорка до Селфриджа. Может, она в студии. Ему было все равно. Всякий раз, пересекаясь дома с матерью, Макс лишь убеждался, насколько он не вписывается в эту жизнь. Он, конечно, рад, что эта инакость сблизила его с Дэйной, но он хотел бы быть как все. Достаточно того, что он внешне выделяется.
– Макс? Это ты? – Голос был резкий, повелительный.
Он застыл на лестничной площадке.
– Ага.
– Зайди на минуту.
– Что, мам?
Мать сидела за своим рабочим столом в кабинете, коричневый кожаный портфель с бумагами лежал у ее ног. Волосы сияли золотом, губы, казалось, тоже светились. Мать выглядела потрясающе. И почему он раньше этого не замечал? Это поцелуй с Дэйной его так изменил?
– Просто хотела тебя увидеть. Узнать, как ты. Присядь. – Она указала на кожаное кресло в другом конце комнаты. Макс убрал с кресла мохеровое покрывало и сел, надеясь, что джинсы у него чистые. – Как у тебя дела?
О господи, похоже, назревает один из тех разговоров, которые он терпеть не мог. Скорее допрос, чем беседа между мамой и сыном. Макс даже не помнил, когда видел мать в последний раз, – может, на прошлой неделе, когда у нее были гости? Ну да, точно. В дом набилась целая толпа стариканов с хриплыми голосами, весь вечер трепались про виагру и поло. Да еще врубили какую-то жуткую попсу, так что пришлось по-быстрому уматывать к отцу. Спать на его диване в сто раз лучше, чем наблюдать, как мать тусуется всю ночь со своими тупыми богатыми друзьями.
– Макс?
– Ага. У меня все в порядке.
– Как новая школа?
Вопрос прозвучал глупо. Безусловно, она помнила, как они ссорились из-за его новой школы.
– Отлично.
– Много уроков?
В этой ярко-розовой юбке и бледно-розовой блузке он видел ее по телевизору. Надо признать, наряд ей очень шел. Несколько парней из Дэннингема говорили ему, что «они бы с ней не прочь». От этого ему одинаково хотелось умереть и убить их.
– Ага. Полно.
Кэрри вздохнула. Наверное, досадует, что ничего не может от него добиться. Не то, что от этих несчастных лузеров из ее шоу.
– А друзья? Подружился с кем-нибудь?
Макс насторожился. Неужели она знает про Дэйну?
– Наверное, скучаешь по старым приятелям.
Теперь понятно, куда она клонит.
– Да они те еще придурки.
– Ох, Макс…
Кэрри подалась вперед. Наконец-то она добилась от него какой-то реакции, чего-то, с чем можно было работать. Макс знал, что это ее метод.
– Может, мне поговорить с директором Дэннингема? Если там у тебя были проблемы, это не значит, что именно ты должен был уйти.
– Мам, все в порядке. Мне здесь нравится. Полно отличных ребят, и уроки интересные. Не волнуйся. Этим летом я сдам экзамены на сертификат о неполном среднем образовании, а потом подумаю о сдаче на полное. Может, поступлю в университет. – По лицу матери он понял, что она ему не верит.
– Хорошо, Макси. Я не для того тебя родила, чтобы ты якшался с отбросами общества и наркоманами. Поверь, на моем шоу и так полно подонков, не хватало еще, чтобы ты с ними связался. Ты знаешь, как одно тянет другое: наркотики, алкоголь, преступность. Опомниться не успеешь, как начнутся проблемы с полицией или какая-нибудь девчонка от тебя зеберемене…
– Хватит!
Макс вскочил. Мать резко выпрямилась. Не отпрянула, этого бы она не сделала, но ее явно удивил его тон.
– Я сам могу о себе позаботиться, мам. – Он уже взял себя в руки. – Со мной ничего не случится.
Почудилось? Или в ее глазах и вправду блеснули слезы?
– Хорошо, – сказала она, разворачиваясь к компьютеру. – Я просто хочу, чтобы ты был счастлив.
В голосе было что-то такое, что почти заставило Макса поверить ей, – легкий намек на любовь, мгновенно проникший в самое сердце. Макс поплелся наверх и заперся у себя. Неужели это все из-за Дэйны? Неужели теперь, после поцелуя, он перестал быть неуязвимым? Он взял маркер, повалился на кровать, закатал левый рукав и написал вдоль всей руки: ДЭЙНА.