Текст книги "Шотландец говорит, что да (ЛП)"

Автор книги: Сабрина Йорк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

ШОТЛАНДЕЦ ГОВОРИТ, ЧТО ДА.

Сабрина Йорк

Глава Первая

– Лорд Тивертон, вы слишком забавны, – сказала Кэтрин. Ей было больно притворно хихикать. Она так ненавидела хихиканье. И Тивертон не был забавным—ни в малейшей степени—но это была вежливая вещь, чтобы сказать.

Она бросила взгляд на Элизабет, стоявшую рядом с лимонадным столиком, и та сочувственно захлопала ресницами.

Или, возможно, забавляясь затруднительным положением Кэтрин, негодяйка.

Хотя Элизабет Сент-Клер была замечательной лучшей подругой, она была печально известна тем, что получала слишком много удовольствия от неудобств своей подруги. По крайней мере, когда дело касалось высокомерных, пускающих слюни лордов. И действительно, их было слишком много.

Это не должно быть чем-то ужасным, когда лорд королевства видит ее. Особенно такого богатого лорда, как Тивертон.

Но он считал свои пыльные шутки забавными.

И у него действительно была склонность брызгать слюной, когда он говорил.

И от него действительно пахло старым сыром.

Хотя Кэтрин была в том возрасте, чтобы выбрать себе мужа, и занимала такое положение, чтобы выбрать почти любого по своему вкусу, Тивертон не был таким человеком. Ни один из мужчин, которых она встречала, не был похож на этого человека.

Все они были гарцующими попинджеями, землевладельцами, которые, казалось, интересовались только лошадьми и азартными играми.

Ни один из них не был высоким и мускулистым.

Ни у одного из них не было очаровательной ямочки прямо на подбородке, или танцующих голубых глаз, или улыбки, которая всегда слегка наклонялась влево. Ни один из них—

Черт побери, она снова думала о нем. Этот мерзкий человек, о котором она поклялась никогда не думать.

Выпрямив спину и проглотив слегка горьковатый привкус во рту, она вновь сосредоточилась на птичьих чертах лица Тивертона и его редеющих светлых волосах. Ее напряженность едва ли была вынужденной. Но прежде чем она успела придумать какой—нибудь глупый вопрос, который мог бы задеть его алчное самолюбие, он заметил друга, махавшего ей рукой с другого конца бального зала.

– О, я говорю. А вот и Прейбл. Вы извините меня, дамы? – спросил он, хотя это был едва ли вопрос, так как слова слетели с его губ, когда он рванулся прочь.

Элизабет вздохнула, довольно мелодраматично, если можно так выразиться. – Ну, это уже было унижением.

Кэтрин резко повернулась к ней. – Так ли это?

– Дезертировал ради Прейбла? – Длинные черные ресницы затрепетали в этом совершенно раздражающем стиле.

– Так уж случилось, что я молилась о Прейбле. Или, по крайней мере, кто-то вроде него.

Зеленые глаза Элизабет расширились. – Я нахожу это трудным для понимания.

Кэтрин сердито посмотрела на подругу, но не смогла сдержать улыбки. – Ну ладно. Она оглянулась через плечо на самого дорогого друга Тивертона, который носил парчовый жакет самого необычного оттенка пурпурного. По крайней мере, она думала, что это был Пюс. Трудно сказать, потому что Пюс и так был пюсом. – Но я надеялась найти предлог, чтобы избежать этого конкретного разговора.

– Неужели? – Элизабет взяла ее за руку и начала пробираться сквозь толпу в дамскую комнату отдыха. Кэтрин была более чем счастлива последовать за ней. – Я бы этого не поняла. Учитывая, какой забавный собеседник этот Тивертон.

Кэтрин была вынуждена признать, что фальшивое хихиканье Элизабет намного превосходило ее собственное.

– Может быть, ты захочешь, чтобы он ухаживал за тобой?-хотя Тивертон был слишком эгоцентричен для женщины с таким острым умом, как у Элизабет. Она съела бы его живьем. Это был бы нечестный брак. – У него действительно есть десять тысяч в год.

Элизабет сморщила нос; каким-то образом он все еще казался идеальным. Какая прелестная пуговица. Все в ней было восхитительной пуговицей, начиная от ее черных завитушек и заканчивая раздражающе тонкими пальцами ног.

Кэтрин не возражала быть высокой, особенно когда ей приходилось самой постоять за себя—что она часто делала с таким братом, как Питер,—но рядом с Элизабет она иногда чувствовала себя жирафом, сплошь ноги и шея.

Только один мужчина когда-либо заставлял ее чувствовать себя маленькой и нежной, а также ... —

Взрыв.

Опять он.

– Есть вещи поважнее, чем десять тысяч в год, – сказала Элизабет.

– Скажи это Питеру, – пробормотала Кэтрин. Элизабет услышала ее. Она всегда так делала.

– Тебе вовсе не обязательно выходить замуж за Тивертона. Ты не должна выходить замуж ни за кого из них. – все мужчины, которых ее брат выставлял перед ней напоказ с почти отчаянным неистовством.

– Питер был очень настойчив.

– О, тьфу. Твой брат, вероятно, хочет, чтобы дом принадлежал ему самому, чтобы он мог предаваться декадентским занятиям без присмотра своей старшей сестры.

Но, по правде говоря, Кэтрин не понимала, почему Питер так торопится выдать ее замуж. И, честно говоря, ей было больно думать, что он может захотеть от нее избавиться. Единственное, что всегда было постоянным в ее жизни, – это семья. А теперь, когда папа ушел, остался только Питер.Они двое. Вместе против всего мира.

И он хотел, чтобы она ... ушла.

Девушки проскользнули в элегантную гостиную и уселись на пухлый диван, а Кэтрин скинула туфли. – А...

Элизабет улыбнулась и сделала то же самое. – Я действительно ненавижу эти события.

– Как и я. Помнишь, когда мы были помоложе и мечтали танцевать всю ночь напролет и за нами ухаживали бы лихие герцоги?

– Жизнь складывается не так, как ты хочешь, не так ли?

– Нет, – ее тон, должно быть, был слишком сентиментальным, потому что Элизабет рассмеялась. Кэтрин нахмурилась. – Что?

– Это лицо. Так что рассказывай ... Леди Тивертон.

Желудок Кэтрин болезненно сжался. – Честное слово. Тебе следует подумать о нем. – массировать одну ногу было так приятно, что она принялась за другую.

Элизабет рассмеялась. – Это не имеет значения. Тивертон никогда не примет меня в расчет.

– Чепуха. Твой кузен-герцог.

– Шотландский герцог. Для членов высшего общества они едва ли в счет идут.

– Что за идиотизм.

Элизабет пожала плечами. – Так оно и есть. Так что, мой дорогой друг,—она наклонилась и улыбнулась—Тивертон весь твой. И Прейбл тоже, если ты страстно желаешь одного из них.–  Ее хихиканье ясно дало понять, что Элизабет этого не сделала.

Впрочем, и Кэтрин тоже. Она порывисто вздохнула. – Ни один из них не очень интересен, – сказала она. Ни один из нынешнего урожая подходящих партийцев. Это было, мягко говоря, удручающе, особенно учитывая решимость Питера увидеть ее замужней.

– Ты ведь знаешь, в чем проблема, не так ли? – спросила Элизабет.

– Пожалуйста, не говори “инбридинг".

– Ну, это так. Но дело в том, что твой отец погубил тебя.

Кэтрин моргнула. Совсем не то, что она ожидала услышать. – Прошу прощения?

– Ты знаешь, что я имею в виду. Тащить тебя в Шотландию в твои юношеские годы—

– Мне было двенадцать.

– Вот именно. Годы твоего становления. Момент, когда девушка сама решает, что для нее привлекательно. Как только это ожидание установлено ... вы потеряны.

– Я действительно не верю, что ты болтаешь?

– Нет. Я веду себя совершенно логично. Твоё представление об идеальном мужчине искажено. Вместо того, чтобы влюбиться в идею о красивом лорде в пальто и тончайших деталях,ты стремишься к обнаженной груди дикаря в килте—

– Совершенно точно не знаю.–  Хотя, возможно, это была вина ее отца, благослови его Господь, который после смерти матери увез ее и ее брата в свое поместье Халкирк-Уайлдс на севере Шотландии. Мужчина, на которого она с детства смотрела, никогда бы не надел цветущий галстук и развевающиеся кружева.

– Напомни, как его звали?

Кэтрин замерла. У нее кровь застыла в жилах. – Гм ... кто?

– Сама знаешь кто. Человек, который спас тебе жизнь. Этот шотландец с голой грудью.

– Я уверена, что понятия не имею, кто ты.—

– О, пожалуйста, Кэтрин. Ты говоришь со мной. Элизабет. Неужели ты думаешь, что я забыла? – Она нахмурила брови. – Потому что, уверяю тебя , это не так. Я помню каждую историю, которую ты мне рассказывала об этом славном шотландце—

– Он не был славным. Он был настоящим зверем.– Так оно и было. Это был ужасный, ужасный, отвратительный человек, и она никогда больше не хотела его видеть. И она никогда этого не сделает.

Она подавила вспышку необъяснимого горя при этой мысли. По прошествии пяти лет не было никакого повода для скорби.

– О, да.– Элизабет схватилась за грудь и откинулась на подушки дивана. – Быть спасенным таким славным человеком. Чтобы он держал меня в своих объятиях. Чтобы меня поцеловал—

– Это был не поцелуй.– Не совсем. Он вдувал ей в легкие воздух. Это едва ли можно было считать поцелуем.

– Я уверена, что упала бы в обморок от восторга, если бы такой мужчина обнял меня.

– Кажется, я упоминала, что была без сознания. Я все-таки тонула.

– Но в какой-то момент тебе пришлось проснуться.

С его губами на ее.

И она влюбилась.

Глупая маленькая девочка. Думала, что такой мужчина, как он, захочет ее.

А он-нет.

Он ясно дал ей это понять.

* * *

На самом деле, после этого он изо всех сил старался относиться к ней как к младшей сестре. Дразнил ее. Он шутил о том, как она молода. Как же она была невинна! Как же она была глупа.

Убедившись, что она видит, как он целует хорошенькую Сандру.

Как больно. Как это было унизительно!

А потом, без предупреждения, вообще без предупреждения, он ушел. Просто исчез, даже не попрощавшись.

Эта часть болела больше всего.

О, как же она его ненавидела!

Она ненавидела его даже сейчас.

От мыслей о нем ее захлестнула горячая волна унижения.

Слава Богу, она была в Лондоне, а он был далеко—в Мее, или Дунри, или Кейтнессе, куда бы он ни поехал,—ел Хаггис, целовал Сандра и подбрасывал кеберов ничего не подозревающим волосатым кукам.

Она больше никогда его не увидит.

– Слава Богу.

– Слава Богу. – Слава Богу. – Слава Богу.

– Кэтрин? – Элизабет коснулась ее руки. По какой-то причине лицо ее подруги было расплывчатым. – Кэтрин, с тобой все в порядке?

– Все в порядке? Конечно. Я просто прелесть. Идеальная. Вне себя от радости.

Судя по выражению лица Элизабет, это были не совсем правильные ответы. – Ты уверена?

– Да. – Да, конечно. Лучше и быть не может.

– Тогда почему ты плачешь?

– А я нет.

– У тебя мокрые щеки.

– Чепуха.

– Наверное, нам пора. Может быть, я найду тетю Эсмеральду и девочек?

– О, нет.– Семья Сент-Клеров сопровождала Кэтрин на сегодняшнее мероприятие, потому что у Питера были свои планы. Она не могла вынести мысли о том, что испортит всем вечер только потому, что вся пошатнулась. – Я в порядке. Действительно. Это было всего лишь ... мгновение.

– Минутку?–  Временами это раздражало-иметь друга, который так хорошо тебя знает, но Элизабет была милостива и отступила. – Принести тебе тряпку, смоченную в розовой воде?

– Это было бы чудесно.-Так оно и было. Прохладная ткань расслабила ее и помогла отодвинуть эти непрошеные воспоминания туда, где им самое место. Теперь они редко всплывали на поверхность, но когда появлялись, то прорывались самым неприличным образом.

Когда-нибудь Дункан Маккей станет таким смутным воспоминанием, что она с трудом вспомнит его лицо. В этом она поклялась.

Однажды.

Кто знает, как долго ей придется ждать этого? И сколько бессонных ночей она будет мучиться, желая ему смерти, прежде чем настанет этот чудесный день?

* * *

Так уж случилось, что тетя Эсмеральда и девочки—сестры Элизабет, Виктория, Энн и Мэри—пришли в комнату отдыха, чтобы найти их. Очевидно, у Эсмеральды начался приступ , и она хотела вернуться домой.

Хотя Кэтрин понятия не имела, что такое люмбаго, и хотя ей было искренне жаль неудобства тети Эсмеральды—что бы это ни было,—она была в восторге от отсрочки приговора. Ей ничего так не хотелось, как вернуться домой, забраться в постель и страдать мигренью в течение следующих нескольких дней.

Не то чтобы у нее когда-нибудь были мигрени, но они были очень полезны в этом смысле.

Мужчины—особенно Питер—были в недоумении, когда у женщины были мигрени, и, несомненно, склонялись перед силой непостижимого мигренческого недуга. Что, конечно же, означало провести день в одиночестве, читая в постели, получая чай с пирожными и угощаясь, как царица Савская.

По мнению Кэтрин, она заслужила хотя бы это за то, что терпела присутствие Тивертона в этот вечер. А Нордхоффта-накануне вечером. И о том, как на прошлой неделе невыносимый Лорд Уинтерстон щупал ее на вечеринке у Элли Грэнтем.

Разговор в карете домой вращался главным образом вокруг поясничных аберраций тети Эсмеральды, с намеком то тут, то там на то, что могло бы вызвать у нее неконтролируемые и иногда неудачные порывы ветра с запахом изо рта. Затем он, как это часто бывало, направился к герцогу Кейтнесскому Лахлану Синклеру.

– Да, я послала ему еще одно письмо, – кивнула тетя Эсмеральда.

– Прелестно. –  Энн, старшая и всегда спокойная, похлопала тетушку по руке.

– Я уверена, что он постарается приехать в Лондон и посмотреть ваш дебют. – Тетя Эсмеральда, хотя и с удовольствием сопровождавшая племянниц в течение всего сезона, становилась уже в годах и добивалась, чтобы герцог посещал своих кузин или, по крайней мере, подбирал более энергичную компаньонку. Поспевая за Элизабет, она утверждала, что это вызывает желчь.

– Конечно, будет, – сказала Энн.

– Возможно, он приведет с собой шотландцев, – Элизабет заслужила хмурый взгляд своих сестер и тети за это предложение, вероятно, из-за того, что она пускала слюни. Ни для кого не было секретом, что Элизабет была очарована шотландцами, что, учитывая все обстоятельства, было, вероятно, ошибкой Кэтрин. Ей не следовало рассказывать подруге все эти истории о Дункане.

– Он наверняка не приведет с собой шотландцев, чтобы сопровождать нас, – фыркнула Энн. – Вряд ли это будет правильно.–  Не было секретом и то, что Энн не любила шотландцев. На самом деле ее антипатия граничила с отвращением.

– Я слышала, что они ничего не носят под килтами, – сказала Элизабет.

Даже когда Энн ахнула от ужаса, а Виктория-от восторга, тетя Эсмеральда хихикнула. – Это правда, моя дорогая, – сказала она с напоминанием, которое, возможно, было слишком непристойным для настоящего общества. – Всегда приятный сюрприз для девушки.

– Тетя Эсмеральда! – воскликнула Энн.

– Я не всегда была старой, – сказала Эсмеральда, потрясая веером.

– Только не в присутствии Элизабет. Пожалуйста. Она слишком легко поддается влиянию.

– А я нет. Виктория гораздо более внушаема.

– И Кэтрин Тоже. Господи. Что скажет Питер, когда ты расскажешь ему об этом разговоре?

– Я не собираюсь ему говорить, – заверила ее Кэтрин, но Энн, будучи Энн, только покраснела еще больше. – Все в порядке, Энн. Нет никакой необходимости паниковать.

– Иногда мне кажется, что я единственная взрослая в этой семье, – пробормотала Энн.

Тетя Эсмеральда кивнула и похлопала ее по руке. – Иногда я чувствую то же самое, дорогая.

Элизабет, Виктория, Мэри и Кэтрин рассмеялись, но Энн лишь тяжело вздохнула и поплотнее закуталась в плащ, словно это могло защитить ее от унижения со стороны родственников.

Жаль, что карета замедлила ход и как раз в этот момент свернула в Росс-Хаус. Кэтрин заметила перемену в грохоте колес, когда они переезжали с грубой булыжной мостовой на гладкую брусчатку, которую ее отец привез из Италии перед смертью. Через несколько минут они обогнут подъездную аллею и остановятся перед большими дверями, Уинстон будет там, чтобы приветствовать ее, и этот вечер закончится.

– Большое вам спасибо за ваше общество, – сказала она сестрам Сент-Клер, а затем, обращаясь к Эсмеральде, добавила: – надеюсь, вы скоро поправитесь.

– Благодарю вас, моя дорогая. Спасибо.

– И еще, Элизабет, мы должны поехать туда, о чем говорили.

– Совершенно верно. Киппер ждет на пробежку.

– Завтра я пришлю тебе записку.

– Превосходно.

Карета остановилась, и дверь открылась. После нескольких быстрых объятий Кэтрин позволила Уинстону помочь ей спуститься по ступенькам. Затем она повернулась и махала рукой, пока карета Сент-Клеров не скрылась из виду.

– Она вздохнула. – Такой чудесный вечер.

– Очень хорошо, мисс.

– Ты хорошо провел вечер, Уинстон? – спросила она, беря его под руку. Она знала, что не должна была этого делать. Едва ли прилично быть знакомым с дворецким, но он был их человеком всю жизнь—приехал с ними в Шотландию, а потом снова вернулся в Лондон, когда папа решил, что Кэтрин достаточно взрослая для сезона. И она действительно обожала Уинстона. И было уже темно. Конечно же, соседи не следили.

– Это был, гм, интересный вечер, мисс.

Что-то в его тоне привлекло ее внимание. – Интересный?

– Да, мисс. Ваш брат дома.

Кэтрин подняла брови. – Так рано? – В эти дни он обычно отсутствовал всю ночь.

– Он привел ... гостя.

Ах милый. Такие обычные слова обычно не требовали такого зловещего тона.

– Кто?

– Они ждут вас в библиотеке.

Эгады. Еще более зловещий.

Кэтрин подобрала юбки, поднялась по лестнице и вошла в дом, а затем, бросив короткий взгляд на бесстрастное лицо Уинстона, направилась в библиотеку.

Библиотека по большей части принадлежала Питеру, хотя он редко читал. Здесь пахло виски и сигарами, и она уже давно спасла действительно достойные внимания книги и приготовила для них место в своей гостиной.

Она толкнула тяжелые двойные двери и вошла внутрь. Комната была окутана тенями, вызванными мерцающим огнем в очаге; лампы были погашены.

И комната, казалось, была пуста.

– Питер? – крикнула она, и ее голос, словно призрак, пронесся сквозь мрак.

Ее сердце замерло, когда предчувствие ласкало ее. Крошечные волоски на ее руках встали дыбом. Тишина билась с каждым ударом ее сердца.

Из темноты перед костром поднялась фигура.

Кэтрин вздрогнула при виде этого зрелища. Хотя она не могла разглядеть его лица, что-то внутри подсказывало ей, кто это. И у нее кровь застыла в жилах.

– Ах, Кэтрин, – произнес он с томным, мелодичным акцентом, который она так хорошо знала и так ненавидела. – Наконец-то ты дома.

А потом, когда он поднял свой бокал, он вышел на свет, и ее сердце остановилось.

Это был он. Дункан Маккей.

Последний мужчина на земле, которого она ожидала увидеть.

Она понятия не имела, почему у нее подкашивались колени.

Глава Вторая

Конечно, он поймал ее. И так будет всегда.

И ах, она была сладкой тяжестью в его объятиях. Как котенок.

Тогда она замахнулась на него—точно так же, как этот котенок, заставляя мужчину думать, что она хочет погладить, а затем обнажая свои когти. Она замахнулась на него и рявкнула:– Отпусти меня!

Как джентльмен, он сделал именно так, как она просила, и она упала задницей на Обюссонский ковер. Он попытался не рассмеяться, но улыбка сорвалась с его губ. И, может быть, и фырканье.

Ее возмущение позабавило его еще больше.

Она всегда была самым восхитительным созданием, да к тому же еще и забавной. Он хорошо знал ее, и, конечно же, знал достаточно хорошо, чтобы держать свои руки при себе, а не помогать ей подняться.

По какой-то странной причине это, казалось, тоже раздражало ее.

Но тогда так много всего произошло.

По крайней мере, когда он был рядом.

Пытаясь изобразить равнодушие, он наблюдал, как Кэтрин Росс с трудом поднялась на ноги, отряхнула юбки и сердито нахмурилась.

– Какого черта ты здесь делаешь? – прорычала она.

Все еще страстная девка.

Слава Богам, что она выросла.

В юности она сбивала его с толку и ставила в недоумение. Ему потребовалось все его слабеющее самообладание, чтобы держать руки при себе, позволить ей повзрослеть в свое время, держаться подальше, когда ее отец решил перевезти их семью обратно в Лондон.

Конечно, Дэвин Росс, скорее всего, принял это решение из-за Дункана. Хотя он изо всех сил старался изображать безразличие и относиться к Кэтрин как к младшей сестре, барон заметил интерес молодого жениха к ней.

Дункан никогда не был достаточно хорош для нее.

Росс сказал ему об этом в недвусмысленных выражениях.

Но теперь все изменилось. Во-первых, Дэвин Росс мертв.

– Ну и что же? –  Кэтрин властно выгнула бровь.

Дункан фыркнул, она не изменилась. – Ну и что?

– Что ты здесь делаешь? – Практически визг, но она каким-то образом сделала его мелодичным.

– Здесь, в Лондоне, или в вашей библиотеке?

Она кинула на него пронзительный взгляд. – И то, и другое.

Его поклон был насмешливым, и она приняла его за насмешку. Ее прекрасные губы сжались. – Я приехал в Лондон, чтобы поговорить с твоим братом по поводу долга.

– О, черт, – пробормотала она себе под нос, показывая, что знает о безрассудной склонности брата подвергать опасности семейное состояние. Дункан сомневался, что она понимает всю правду, и на мгновение его охватили сожаление и сомнение. Он отогнал их прочь.

Эта ситуация была не его рук дело, но он, безусловно, воспользуется ею, как сможет.

В конце концов, именно так он прошел путь от скромного конюха до состоятельного человека и капитана нескольких преуспевающих компаний, которые держали его в шелках и перинах.

– А почему ты здесь? – Она раскинула руки, обнимая роскошную библиотеку. В ее тоне прозвучала насмешка, напомнившая ему о его скромном начале, но он отбросил и это давнее сомнение. Он больше не был тем мальчиком, и он не будет реагировать как раньше.

– Он сделал глоток виски и откинулся на спинку большого королевского кресла перед камином. – Это вопрос сегодняшнего вечера, не так ли? Возможно, именно Питеру следовало бы ответить.

Ее лицо приобрело хмурной оттенок. Это было восхитительно на ней. – Почему бы тебе просто не сказать мне?

Он глубоко вздохнул и придал словам тот вес, которого они требовали. – Я думаю, что это будет легче сделать, услышав его, – Хотя новость будет трудной, независимо от того, кто ее доставит.

Кэтрин, при всей своей сообразительности, все поняла. Она замерла. Побледнел. Ее ресницы затрепетали. – А где же он? – Почти карканье.

– По-моему, он там потерял сознание. – Дункан махнул рукой в сторону дивана в углу, окутанного тенями.

– Черт! – она расправила плечи, подошла к брату и потянула его за пальто, пока он не скатился на пол.

К несчастью, этим вечером Питер старательно искал забвения. Он упал как подкошенный.

Кэтрин фыркнула от отвращения, а затем, прежде чем Дункан успел остановить ее, взяла стакан из его рук и выплеснула содержимое Питеру в лицо. Результат оказался удачным—разбудив брызгающего слюной Росса,—но это был настоящий ужас.

– Сударыня! – Заблеял Дункан. – Это был скотч сорокалетней выдержки! – В придачу сказочный. Одну он привез с винокурни, которую купил в Бауэре.

– Плевать я хотела на твое чертово виски! – прорычала она. Затем она толкнула Питера носком ботинка, что было вежливым способом сказать, что она пнула его.

Питер, слегка затуманенный и все еще отплевывающийся—хотя, по правде говоря, он, возможно, слизывал сорокалетнее виски с лица—резко сел. – Что это? – проревела она. И когда сестра снова ткнула его носком ботинка, – Прекрати!

– Не буду. – Она указала на Дункана, и от него не ускользнуло, что она сказала это так, как можно было бы говорить о незаконнорожденном ребенке, привезенном домой, или о зубастой крысе, несущей чумных блох. Или шотландец.

Питер откинулся на спинку дивана и потер лицо. – Ты же помнишь Дункана Маккея. –  Практически обвинение.

– Конечно, я его помню. Что он здесь делает? В нашем доме? – Она скрестила руки на своей роскошной груди и сердито посмотрела на брата, хотя он отказывался встречаться с ней взглядом. Как и следовало ему, гнилецу. – Ну и что?

Питер снова потер лицо и вздохнул. Он опустил голову и пробормотал что-то в ответ. Разумеется, Кэтрин ничего не слышала. Он этого не хотел.

– Что? – резко спросила она.  – Говори, – в ее голосе прозвучали нотки паники. Она начинала понимать, что этой ночью ее жизнь изменилась безвозвратно. – Почему он в нашем доме?

– Потому что ... – Питер попытался улыбнуться, но это была неудачная попытка. – Теперь это ... его дом.

Кэтрин отшатнулась назад, по воле судьбы, в объятия Дункана, но когда она поняла, что это его тело держит ее, она отпрянула и посмотрела на него с отвращением. – Что ... что ты имеешь в виду?

Было ясно, что Питер не способен признаться в своих преступлениях, и Дункан подумал, что в этот момент было бы очень любезно вмешаться с безличным отчетом. – Питер потерял поместье Росса.

– Потерял поместье? –  Она несколько раз переводила взгляд с брата на Дункана, как будто между ними волшебным образом возникал логический ответ. Он мог бы заверить ее, что никакого логического ответа не существует. – Как можно потерять поместье?

– Фаро, – сказал Питер с тонким смешком.

– Ты проиграл его в азартные игры? – Неужели раньше Дункан думал, что она в ярости? Это было ничто по сравнению с этой Кэтрин. Она выглядела достаточно сердитой, чтобы выплюнуть огонь.

– Это всё.

– Все? – Наконец до нее дошло, и Кэтрин на ощупь добралась до кресла и с глухим стуком рухнула в него. – Потерял все? –  Призрачный шепот. – Даже в Дербешире?

– Всё. – Тон Дункана был мрачен.

Выражение лица Кэтрин было тревожным. А Дункан хотел утешить ее, но знал, что лучше и не пытаться.

– Вряд ли это моя вина, – сказал Питер, наконец вставая на ноги и одергивая жилет. Он откинул назад волосы, и непослушные кудри снова упали ему на лоб.

– Как же это не твоя вина? – Спросила Кэтрин.

Ее раздражало, что она бросила обвиняющий взгляд на Дункана, потому что, черт возьми, он тоже не был виноват.

– Я просил тебя выйти замуж за настоящего лорда.

Кэтрин фыркнула.

– Тивертон. Нордхофф. Любой из них подошел бы. Но нет. Вы должны были быть очень придирчивы.

– Привередливость? Я отказываюсь выходить замуж за человека, который осыпает меня слюной, когда говорит, и это называется придирчивостью? Нордхоф на три года старше, чем был бы отец, и скрипит при ходьбе. У Прейбла слабый подбородок, и он фыркает, когда смеется, а у Малберри есть мать, которая слишком задыхается—

– Прекрасно. Я понимаю. Это не самый лучший урожай женихов. Но у них у всех есть деньги.

– Так вот в чем суть брака?

– Конечно, это так. Какой смысл заводить сестру, если ты не можешь выдать ее замуж?

Кэтрин вскочила на ноги. “Я не могу поверить, что ты это сказал. И это все, что я для тебя значу? Пешка на твоей шахматной доске?

– Не будь иррациональной, Кэтрин.

– Иррациональной?  Иррациональной? – Дункану пришло в голову, что эта дискуссия быстро катится под откос. – Ты в одиночку разрушил наши жизни. Ты нас обанкротил. Сделал нас бездомными и должниками одним махом.”

– Честно говоря, для этого потребовалось значительно больше, чем один взмах, – заметил Дункан.

Она резко повернулась к нему. – А ты!

– Да?

– Как ты смеешь стоять здесь и ухмыляться нашим несчастьям?

– Я что, ухмылялся?

– Ты довел его до нищеты.

– Я совершенно точно этого не делал.

– Ты же сам подбил его все проиграть!

– Я совершенно точно этого не делал.

–Ах ты, Баст ... что значит-нет?

– Я не поощрял твоего брата играть в азартные игры.

– Действительно, он посоветовал мне остановиться, – сказал Питер. – Но я был уверен. Я был так уверен ... мои карты были превосходны, Кэт. Так оно и было.

– Не называй меня так. – она ненавидела это прозвище. В основном потому, что Дункан подарил его ей.  – И ничто не изменит того факта, что этот человек держит твои долги.

Ну, хватит об этом. Дункан чертовски устал от обвинений и оскорблений, потому что Питер был слишком слаб, чтобы сказать сестре правду. – Я держу его долги, потому что купил их, – сказал он.

У нее отвисла челюсть. Это было захватывающее зрелище, которое он старательно пытался игнорировать. – Ты купил их?

– Он так и сделал, – сказал Питер. – От некоторых очень неприятных людей, я бы даже сказал.

– Тебе не следовало играть с ними, – сказал Дункан. Как Питер попал в эту трусливую толпу, оставалось загадкой. Или, учитывая их склонность обирать тех, кого они называли маленькими лордами, возможно, и нет.

Тот факт, что один из поклонников Кэтрин, по слухам, был вовлечен в это дело, заставило его заподозрить, что беднягу Питера подставили.

– Он вообще не должен был играть, – отрезала Кэтрин. – Только не с семейным состоянием. Что приводит к следующему вопросу ... откуда у тебя были средства, чтобы купить его долги?

Вот и горько тебе еще раз. Ах, это будет гораздо труднее, чем он себе представлял.

– Как же скромный жених может накопить состояние за пять лет? Ты это имеешь в виду?

Вопрос застал ее врасплох. Ее горло сжалось, когда она сглотнула. – Да. Я полагаю, что именно это я и спрашиваю.

Но это было не так. Она спрашивала его, не преступник ли он. Вот о чем она спрашивала. И он не собирался отвечать. Сам факт того, что она могла принять эту мысль, ранила его до глубины души.

Он приподнял одно плечо. – Мужчина делает то, что должен делать мужчина. И я думаю, что все это к делу не относится, не так ли?

Она снова сглотнула. – Что ты имеешь в виду?

– Я думаю, что реальная проблема заключается в том, что вам теперь делать?

Ее прелестное личико побледнело, и Дункан снова почувствовал угрызения совести. -Куда ... куда мы пойдем отсюда?

– Полагаю, это зависит от тебя, Кэтрин, – сказал он как можно мягче.

– Что ты имеешь в виду? – прошептала она сквозь сжатые губы.

Дункан взглянул на Питера, который снова упал на диван и закрыл лицо рукой. В данный момент от него не было никакой пользы. Кроме того, это дело касается только его ... и Кэтрин. Он мягко усадил ее в королевское кресло, сел рядом с ней и развернул так, чтобы оказаться лицом к ней. – У вас с Питером теперь нет дома.

– Даже в диких местах?

– Даже на конюшне нет. – Он старался быть как можно более сочувствующим. Это было очень трудно для нее. Потрясающе. А дальше будет только хуже.  – Для тебя все не так уж плохо. Ты очень милая девушка. Ты можешь удачно выйти замуж. – Он проигнорировал ее фырканье. – Но для Питера ... – он позволил ей повиснуть там, как острая как бритва сосулька, цепляющаяся за край крыши, когда приближался тающий снег.

– Но как же Питер?

– У него есть и другие долги.

– О нет.

– Маленькие, но достаточно солидные, чтобы его кредиторы потребовали возврата.

Они оба знали, что это значит. Долговая тюрьма. Поистине скверный конец для беспомощного парня. Но Дункан был склонен позволить Питеру томиться там—по крайней мере, некоторое время—чтобы преподать мальчику урок.

– Ньюгейт убьет его, – прошептала Кэтрин.

– Все не так уж плохо.

Ее взгляд метнулся к нему. – А ты откуда знаешь?

– Он приподнял бровь. Он не собирался рассказывать ей, что навещал и помиловал не одного глупого друга.

– Бедный Питер.

– Он сам навлек это на себя. Он играет, как дьявол. – Дьявол, который думает, что никогда не проиграет.

– А ты не можешь ему помочь?

Дункан подавил возмущенный смешок. – По – моему, я уже это сделал.