Текст книги "Я возьму твою дочь"

Автор книги: Сабина Тислер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

26

Сейчас, в предобеденное время, небо уже сияло синевой, что вовсе не выглядело само собой разумеющимся. Последние дни были сплошь пасмурными, а небо – бледным.

Ингрид медленно ехала с открытым окном по ухабистой дороге и была по-настоящему довольна. Она, наряду с многими другими вещами, купила несколько gamberetti [62]62
  Креветки (итал.).


[Закрыть]на ужин, которые великолепно подходили к ciabatta, кроме того, пармскую ветчину и тосканскую колбасу салями, свежий салат, сельдерей, чеснок и помидоры, а на завтрак – черешню, любимые ягоды Энгельберта.

«Какой чудесный день», – думала она и благодарила небо за чувство глубокого счастья, которое испытывала в это утро.

Перед ущельем навстречу ей выехала машина «скорой помощи», что показалось Ингрид странным, поскольку возле этой дороги, кроме Ла Пассереллы, не было никаких других поместий.

Они встретились. Ингрид сдала на несколько метров, чтобы больничная машина могла проехать, и попала на узкую, заросшую травой дорогу.

Встреча со «скорой помощью» показалась ей несколько странной, но она заставила себя не думать об этом. День был слишком чудесным, чтобы ломать над этим голову.

Она доехала до Ла Пассереллы, и первое, что бросилось ей в глаза, была машина карабинеров. Ингрид стало страшно. Сначала машина «скорой помощи», теперь карабинеры. Что здесь произошло?

Она доехала до виллы, вышла из машины, взяла пакеты с покупками и пошла вдоль дома. И услышала голоса. Ее сердце забилось быстрее.

Первое, что она увидела, свернув за угол дома, была белая простыня на земле в конце лестницы. Белое пятно между цветущей геранью, кустами гибискуса, роз и олеандра… И это белое пятно ярко выделялось под лучами солнца. Оно явно было здесь не к месту и внушало страх.

Под простыней проступали очертания тела.

Ингрид краем глаза заметила, что Йонатан Валентини и двое полицейских уставились на нее, что София сидит на невысокой каменной ограде и у нее заплаканные глаза. Энгельберта с ними не было.

– Энгельберт… – прошептала она, но никто на это не отреагировал. – Энгельберт? – сказала она снова, и в этот раз в ее тоне прозвучал вопрос.

Наконец Йонатан подошел и обнял ее за плечи.

– Фрау Кернер, – сказал он тихо и подчеркнуто спокойно, – с вашим мужем произошло ужасное несчастье. Он упал с лестницы.

– И? – Голос ее сорвался. Он звучал высоко и совсем по-молодому.

– Он умер, госпожа Кернер, и мне бесконечно жаль.

Он хотел было прижать ее лицо к своему плечу, но Ингрид оттолкнула его и пошла к тому месту, где под простыней лежало тело ее мужа.

Нери и Альфонсо подошли и слегка поклонились.

– Mi displace, [63]63
  Сожалеем (umал.).


[Закрыть]– сказали они.

Ингрид выглядела так, словно ничего не видела и не понимала. Она с сосредоточенным видом присела и подняла край простыни.

Вид залитого кровью лица с застывшими мертвыми глазами, уставившимися в небо, сразил ее, как удар дубиной.

– Посмотри на меня! – прошептала она. – Пожалуйста, посмотри на меня. Энгельберт, пожалуйста!

Она обхватила окровавленную голову руками и прижалась щекой к щеке мертвого мужа.

– Энгельберт, вернись ко мне! Пожалуйста, любимый!

Никто не сказал ни слова, все затаили дыхание.

Ингрид опустила голову ему на грудь и заплакала.

Несколько часов спустя тело увезли, карабинеры уехали, а Йонатан и София ушли к себе, не преминув, однако, несколько раз сказать:

– Пожалуйста, скажите нам, если вам что-то будет нужно. Мы всегда к вашим услугам, круглые сутки.

Ингрид лишь кивнула.

Теперь она сидела перед домом на террасе и смотрела на окрестности. Было четыре часа с небольшим. По голубому небу проплывали одинокие ослепительно-белые легкие облака. «Облака прекрасной погоды, – всегда говорила ее мать, – они безвредные, их съест солнце».

Она видела небо и облака, а вдали – огромный массив Монте Амиата и дрожащий от жары расплывчатый силуэт Сиены. Из-за большого расстояния казалось, что машины на скоростной трассе едут очень медленно. Впрочем, и сами они производили впечатление игрушечных.

«В каждом автомобиле сидит человек, – думала Ингрид, – и у каждого есть цель поездки и дом. И кто-то, кто его ждет. Семья, надежда и будущее. У меня не осталось ничего. Потеряв Энгельберта, я потеряла желание жить. До вчерашнего дня мир был сказочно прекрасным, а сегодня он для меня уже ничего не значит. У меня нет ни сил, ни желания начинать жить по-новому, в одиночку. Я не верю, что смогу чему-то радоваться, если нельзя поделиться этой радостью с Энгельбертом. У меня больше нет сил».

Она встала, ушла в дом и легла в постель. Ей хотелось уснуть и больше никогда не просыпаться.

27

– Buongiorno, молодой человек, – сказала Глория, когда Нери пришел в кухню поужинать.

Нери проигнорировал приветствие, сел за стол и раскрыл газету «La Nazione». С бабушкой разговаривать не имело смысла, кроме того, вся эта ситуация несказанно действовала ему на нервы. Мысленно он был с Йонатаном, Софией и женой погибшего, которую охотнее всего отдал бы под присмотр врачей, поскольку у нее явно был шок, но она воспротивилась этому. Возможно, она испытывает страх перед итальянскими больницами, опасаясь, что почувствует себя там еще беспомощнее. Во всяком случае, он еще никогда в жизни не видел, чтобы человек так побледнел: в ней словно не осталось ни капли крови.

– Вы не хотели бы представиться? – ехидно спросила бабушка и вызывающе посмотрела на Нери.

Нери укрылся за газетой и молчал.

– Мама, это Донато, мой муж. Ему не нужно представляться, он живет здесь.

Габриэлла вздохнула, потому что ей приходилось давать это объяснение почти каждый день.

– Ах, так. Кто же мог подумать! Мне ведь ничего не говорят, – обиделась бабушка.

Нери отложил газету в сторону. У него не было желания постоянно прятаться только потому, что бабушка его не знала или не хотела знать и придиралась к нему. Ему было жаль себя. Ему хотелось поговорить с Габриэллой, как это бывало раньше, хотелось выслушать ее мнение, даже если иногда она его и раздражала. Все же это лучше, чем вот так молчать, лишь бы не провоцировать идиотские замечания тещи.

– Я сегодня был у Валентини, – сказал он.

– Да? – Габриэлла прекратила чистить морковь и посмотрела на него. – Как дела у Йонатана? А у Софии?

– Очень хорошо, но у них проблема. Один из их постояльцев упал с лестницы. Он мертв.

– Что-о-о-о? – Габриэлла замерла. Впервые за долгое время она полностью сконцентрировалась на нем, а не на бабушке.

– Да. Скверная история. И такое бывает.

В этот момент Джанни вошел в кухню и открыл холодильник.

– Что, пива больше нет?

– Нет.

– Это невыносимо до тошноты.

– Да.

Габриэлла хотела побольше услышать о Валентини, а не говорить о пиве, которого не было. Она очень любила эту пару.

– Расскажи поподробнее, что случилось в Ла Пассерелле, – попросила она Нери. – Пожалуйста!

Джанни, который как раз собирался покинуть кухню, остановился и выжидающе смотрел на отца.

– Когда наконец мне дадут хоть что-нибудь поесть? – спросила бабушка.

– Сейчас, – неприветливо ответила Габриэлла.

– Я есть хочу!

– Да, я знаю. Но ты же сможешь подождать еще чуть-чуть, правда? Иди в свою комнату и решай кроссворд. Когда справишься, у меня уже все будет готово.

– А-а, ты хочешь избавиться от меня! – воинственно скрестила руки на груди бабушка.

– Итак, что же случилось у Валентини? – решила не обращать на нее внимания Габриэлла.

– Один из гостей упал с каменной лестницы, ведущей к бассейну, и ударился затылком. И так неудачно, что умер. Йонатан и София очень расстроены. Да ты и сама можешь это представить.

– Он упал спиной вперед?

Нери кивнул:

– Мы так предполагаем.

– С чего бы это? – задумалась Габриэлла. – Я знаю эту лестницу. Если спускаться и споткнуться или шагнуть мимо ступеньки, то, конечно, упадешь. Но тогда можно схватиться за что-нибудь или поломать руки. Но чтобы упасть с лестницы спиной вперед…

– Но он все-таки упал на спину! Боже мой, нас же там не было! Может быть, он шел по лестнице вверх и упал назад. Или перевернулся в воздухе.

– Для этого лестница слишком короткая, Tesoro. [64]64
  Сокровище (итал.).


[Закрыть]Там всего пять или шесть ступенек.

– Девять.

– Хорошо, пусть будет девять. Но там нельзя выполнять пируэты! Если человек падает спиной вперед и летит вниз, значит, его кто-то толкнул. Над этим ты должен подумать, Нери.

– Ну, если ты так считаешь…

У Нери начали сдавать нервы. Это ужасно! Габриэлла всегда знает все лучше других.

– Во всяком случае, он упал, ударился затылком, лежал на спине и не издавал ни звука. В таком положении его нашел Йонатан, когда пошел проверять водяной насос.

– Не имеет значения, хотел Йонатан отремонтировать насос, полить цветы или поковыряться в носу! Важно то, что ни один человек без причины не падает с лестницы спиной вперед! Если человек поднимается по лестнице и спотыкается, то он падает на лестницу по ходу вверх, на руки. И при этом не может случиться ничего особенного. Ты об этом подумай. Я бы порасспросила обо всем более подробно.

– Что значит «более подробно»?

– Ну, значит, нужно внимательнее расследовать. В конце концов, это твоя работа!

Нери почувствовал, как злоба поднялась в нем, словно ядовитая желчь.

– Черт возьми еще раз, Габриэлла! Человек был там один! Его жена уехала за покупками. Кто мог столкнуть его? Может быть, Джанни? Ты не должна везде видеть призраки и тайных убийц-заговорщиков. Бывают проклятые обычные несчастные случаи!

– Он нашел его не мертвым, – сказал в наступившей тишине Джанни, и все испуганно вздрогнули, потому что прошло уже много месяцев, даже, может быть, лет с тех пор, как Джанни последний раз принимал участие в разговоре.

– Что ты имеешь в виду? – заикаясь, спросил Нери.

– Я имею в виду, что когда он нашел его, то тот не был мертв. – Джанни закатил глаза. Такую простую фразу, в конце концов, можно было бы и понять. – Йонатан был возле него, а мертвец кричал.

– Ты это видел?

– Нет, зато слышал. Я же был далеко. Но это было довольно громко.

– Как он кричал? – Сейчас вопросы задавала уже Габриэлла.

– Наверное, так мог бы кричать человек, которого оперируют без наркоза.

Габриэлла посмотрела на мужа пронзительным взглядом и наклонилась к нему.

– Скажи, если человек падает с лестницы, он кричит?

Нери пожал плечами.

– Откуда я знаю? Я же не падал с лестницы. Один кричит, другой нет. По-разному бывает.

– Чушь! Не кричит! Человек лежит в шоке. И даже если он что-то поломал, то в первый момент не ощущает боли. Человек понимает, что с ним случилось что-то ужасное, но что – пока не знает. Поначалу люди не кричат. Они кричат потом, когда начнутся боли.

– И ты точно это знаешь?

– Да, знаю, потому что я, когда была маленькая, выпала на ходу из автобуса и сломала ногу.

– Боже мой, детка, это же ужасно! Об этом ты мне не рассказывала! – воскликнула бабушка, вмешавшись в разговор, но никто не обратил на нее внимания.

– По-всякому может быть, Габриэлла. Факт остается фактом: этот доктор Кернер кричал. Точка.

– Именно это и кажется мне странным. Обычно человек кричит, когда испытывает дикий страх, паникует, хочет обратить на себя внимание или ожидает чего-то ужасного. Но если он понимает: «Это со мной уже случилось, хуже не будет», то кричать не станет. И уж ни в коем случае он не будет кричать, если рядом находится тот, кто хочет ему помочь.

Габриэлла сердилась из-за того, что Нери явно не имел желания заняться чуть более тщательно этим несчастным случаем. Поэтому она снова повернулась к Джанни.

– А потом? Что было дальше?

– Больше я ничего не слышал. Когда я вышел из-за угла, Йонатан испугался и сказал, что тот тип умер и что я должен позвонить bappo.

– Я хочу есть! – ныла бабушка, но никто не обращал на нее внимания.

– Что ты скажешь на это, Нери?

Габриэлла смотрела на мужа проницательным взглядом.

– Ничего. Прожил ли Кернер еще пару секунд после того, как Йонатан к нему подошел, ничего в деле не меняет. Он, вероятно, умер у него на руках.

– А почему Йонатан не рассказал тебе все точно так же?

– Но он рассказал мне все точно так же!

– Тогда тымне рассказал неправильно.

– Вполне возможно, Габриэлла, что я не каждую фразу заучил наизусть. Я и сейчас еще не совсем пришел в себя, можешь поверить.

– Да я тебе верю.

Ее голос стал нежным. Она сознательно выбрала этот мягкий тон, потому что знала: так будет легче подобраться к мужу. Когда Габриэлла так разговаривала, он, по крайней мере, прислушивался к ней. Но если она его критиковала, замыкался в себе или вообще выходил из комнаты.

– Может быть, тебе нужно поскорее подробно все записать, как в протоколе, чтобы ничего не забыть?

Нери кивнул, хотя ему очень не понравилось, что Габриэлла обращается с ним, как с глупым мальчишкой-школьником. Но почему Йонатан не сказал, что его гость кричал от боли? «Он ничего не мог сказать, только страшно хрипел». Это были слова Йонатана, а сейчас все выглядело по-другому.

– А вдруг Йонатан из-за чего-то поссорился со своим гостем и это как-то связано со случившимся? – осторожно спросила Габриэлла. – Я имею в виду, может, стоит порасспрашивать и хорошенько подумать?

– Нет, это невыносимо! – взорвался Нери. – Твоя извращенная фантазия действует мне на нервы, Габриэлла. Я больше не хочу ничего об этом слышать. Ни звука! Лучше, черт возьми, приготовь наконец поесть!

– Хороший мальчик, – прокомментировала бабушка и с благодарностью посмотрела на Нери. Похоже, этот незнакомец был единственным, кто прислушивался к ней и проявлял интерес к тому, что она говорила.

София

28

Прощания с Софией он забыть не мог. Она отчаянно вцепилась в него, всхлипывала, плакала и умоляла его не уезжать.

– Я не могу жить без тебя, Йонатан! И не хочу!

– Я вернусь, София, обещаю. Как ты не понимаешь, что мне нужно туда поехать? Я хочу принести свои соболезнования. Нельзя, чтобы я просто ответил и на этом все закончилось.

– Да, – всхлипнула она, – но все-таки…

Через пять дней после того, как тело доктора Кернера было отправлено в Германию, пришла открытка – извещение о смерти.

 
Кто есть кто, кто был кем,
становится явным при прощании.
Мы не слушаем, когда звучат слова Господа,
мы пугаемся лишь тогда, когда они смолкают.
 

Ганс Каросса (1878–1956)

Эти стихи были напечатаны в левом углу открытки.

И ниже:

ДОКТОР ЭНГЕЛЬБЕРТ КЕРНЕР

23.3.1945 – 14.6.2007

Трагическая случайность отняла его у нас.

В глубокой скорби

Ингрид Кернер

и семья.

Погребение состоится 24.6.2007 в 10 ч 30 мин на кладбище Мариенфридхоф на улице Вальдштрассе с последующим поминальным обедом в ресторане «Цур Линде».

Вместо цветов мы просим внести пожертвования в общественную организацию «Помощь жертвам несчастных случаев».

Он прочитал открытку раз двадцать пять.

«ПОЕЗЖАЙ ТУДА!» – кричал голос.

Семья Энгельберта будет на похоронах, а кроме того – коллеги, знакомые и друзья. И непременно лучший друг Энгельберта, инженер. И наверняка там будет его сын Тобиас, юрист, которым все восхищаются.

Таким образом, решение было принято.

Дрожащими пальцами София гладила его по волосам, по лицу и плакала.

– Я люблю тебя так, – шептала она, – что ты себе, наверное, даже представить не можешь.

– Почему же, могу.

Йонатан поцеловал ее и почувствовал на губах соленый привкус слез.

– Что же мне делать?

– Будем говорить по телефону каждый день. Ты не имеешь права сомневаться в том, что я приеду обратно. Ни секунды. Ты должна верить мне и нам.

Она кивнула.

Он обнял ее и долго целовал.

– Береги себя.

Потом он сел в машину и запустил двигатель. Она ничего больше не говорила, просто стояла, махала рукой и выглядела так, как будто в любой момент упадет, потому что ее сердце перестанет биться, если его не будет рядом.

Йонатан остановился перед баром, чтобы купить себе пару бутербродов, но эта картина не выходила у него из головы. Он всерьез задумался, не вернуться ли обратно. Остаться в Италии, продолжать жить как раньше и попытаться все забыть. И когда-нибудь образ доктора Кернера поблекнет в его памяти.

Это было очень просто. Стоит лишь запустить двигатель, поехать назад в Ла Пассереллу – и все. Неприятностей у него не будет: карабинеры довольствовались его описанием происшествия, хотя он точно знал, что у Альфонсо возникли сомнения.

Все было хорошо. Ему не нужно больше ничего ставить на карту.

«ПОЕЗЖАЙ ЖЕ НАКОНЕЦ!»

«Мне так жаль Софию…»

«ПОЕЗЖАЙ!»

Значит, она снова была здесь. Она говорила ему, что нужно делать, и принимала решение вместо него.

Он зашел в бар, купил три бутерброда с ветчиной и сыром и отправился в путь – в Германию.

Сразу за Бреннером его охватила такая усталость, что он чуть не уснул за рулем, поэтому сразу же за немецкой границей свернул на сельскую дорогу и нашел гостиницу.

Он получил комнатку с маленьким балконом, букетом сухоцветов на столе и слишком короткой кроватью. Он испытывал неописуемое чувство свободы, хотя очень скучал по Софии. В прежней жизни ему приходилось ночевать во всевозможных «Ритц Карлтонсах», «Штайнбергерах», «Рэдиссонах», «Интерконти» и «Хилтонах», и он раздражался, если в мини-баре в номере не было просекко, если в ванной оказывался какой-то волосок, если ночник не горел, а заказанный салат был скорее муляжем, чем закуской. Тогда он выходил из себя, а сейчас был абсолютно доволен этой примитивной комнатой, которая, конечно, никакие соответствовала стандарту «две звезды» и была бесконечно далека от того, чтобы в ней оказался еще и мини-бар.

«Жизнь может быть такой простой», – подумал он и пошел вниз к столу регистрации, чтобы заказать два пива, которые дежурный открыл прямо на месте. Он еще предложил принести бокал из кухни, но Йонатан отказался. Может быть, вспомнив былые времена, когда пил пиво прямо из бутылки.

Устроившись на широкой постели, он пил его мелкими глотками. Усталость медленно поднималась по телу и за какой-то час полностью охватила его. Его тело отяжелело, словно на грудь и ноги кто-то положил мешки с песком, и он больше не мог сопротивляться. Он даже забыл позвонить Софии и уснул. Не раздевшись, не почистив зубы, не выключив свет и не думая о том, что еще предстояло.

Утро было светлым и ясным. Перед горами висела тонкая завеса тумана, реликт ночи, не имеющий значения для погоды, которая будет днем. Сводка погоды на «Авторадио» сообщала о стабильно высоком давлении как над Италией, так и над Австрией и Германией. Выйдя на балкон, который был настолько узким, что там едва помещался стул, Йонатан глубоко вдохнул свежий, бодрящий утренний воздух. Потом он быстро принял душ и после такого убогого завтрака, что можно было прийти в отчаяние, поехал дальше.

За всю поездку голос не сказал ему ни слова.

В шестнадцать часов он проехал берлинского медведя, который стоял на средней полосе автобана, показывая, что начинается территория Берлина. Он доехал почти до радиовышки, а затем съехал с автобана. Прошло уже много лет, но он надеялся, что вспомнит и найдет маленький удаленный пансионат в Вильмерсдорфе. Он хотел, чтобы его никто не беспокоил и чтобы в гостинице не было дежурных.

Йонатан нашел пансионат сразу же. Он позвонил, но никто ему не открыл. На медной табличке пансионата был выгравирован номер телефона, который он набрал на своем мобильном телефоне.

– Я сейчас приду, – сказал обрадованный женский голос. – Через десять минут буду.

– Договорились, я подожду.

Так он себе все и представлял. Наверное, придется уплатить вперед, чтобы ему дали ключи от дома, и тогда он сможет свободно приходить и уходить и делать все, что ему захочется.

Через полчаса он заплатил приветливой шестидесятилетней женщине четыреста восемьдесят евро за полную неделю, получил ключи и сейчас распаковывал вещи.

Пансионат находился на пятом этаже дома старой постройки, к которому можно было пройти по широкой лестнице с невысокими ступеньками или подняться на скрипучем лифте, который угрожающе тарахтел и громко дребезжал. Комната Йонатана была большой и светлой, с высоким потолком и лепными украшениями. Обстановка в ней оказалась еще бабушкиных времен, тем не менее ему понравились высокая медная кровать, шкаф для одежды из темного дуба и скрипучий паркет.

Йонатан развесил одежду в шкафу, оставил окно открытым и пошел в греческий ресторан на углу. Нужно было поесть и выпить пару бокалов «Рестины», чтобы как-то отвлечься, потому что сердце начинало страшно биться, когда он думал о завтрашнем дне.

Когда он проснулся, на улице была прекрасная погода, напомнившая ему об Италии. Лето в Берлине. Теплое, безветренное и солнечное. Абсолютно не подходящая погода для похорон. Прощание у гроба всегда ассоциировалось у него с дождем и холодом.

В кухне нашелся маленький транзисторный радиоприемник, и Йонатан тут же его включил. Приемник, настроенный на городскую волну, предсказывал тридцать два градуса жары.

У него оставалось еще два часа. В ванной он остановился перед зеркалом. Прошло девять лет, с тех пор как Тобиас Альтман видел его. В зале суда и те пару секунд в коридоре, когда извинялся. Тогда у Йонатана был сломленный, болезненный, запущенный вид, длинные растрепанные волосы, шестидневная щетина и темные круги под глазами. Сейчас он был совершенно другим: коротко остриженные волосы, легкий, здоровый коричневый загар и гладковыбритая, ухоженная кожа. Велика вероятность того, что Тобиас его не узнает, но на всякий случай он еще полностью обрил голову.

Он остался очень доволен результатом и почувствовал себя человеком, полностью изменившим свою внешность.

После этого он принял душ, надел легкие летние брюки и отправился завтракать. Кофе, повидло и маленький круассан. Затем он заставил себя влезть в черный костюм, который не надевал целую вечность, но который по-прежнему был ему впору, – за последние годы фигура Йонатана не изменилась. Он попытался вспомнить, когда надевал этот костюм в последний раз – на премьеру, на празднество или какое-то торжество, – но это ему не удалось.

В цветочном магазине он купил белую лилию, вызвал такси, надел темные солнцезащитные очки и отправился на кладбище Мариенгоф, чтобы встретиться с убийцей своей дочери.

Перед часовней собралось не меньше пятидесяти человек. Йонатан не умел точно оценивать количество людей, может быть, их было около восьмидесяти.

Он потерянно стоял в стороне, переминаясь с ноги на ногу, и чувствовал, что начинает обливаться потом. Тут не было ни одного знакомого ему лица.

Без пяти одиннадцать к кладбищу подъехала темная «ауди», и из нее вышла Ингрид. За рулем сидела женщина спортивного сложения, которой, по оценке Йонатана, было столько же лет, как и Ингрид, и бледный худощавый мужчина.

Следом появился серебристый «мерседес» и остановился за «ауди». Йонатан сразу же узнал водителя за рулем: Тобиас. Рядом была его жена.

«Это он, – подумал Йонатан, – проклятье, это действительно он!»

Ненависть охватила его с такой силой, что даже закружилась голова.

Все пятеро прошли в часовню, где для них были зарезервированы места в первом ряду. Остальные гости направились за ними, но треть из них вынуждена была остаться снаружи, потому что часовня оказалась слишком маленькой. И среди них – Йонатан.

Он ждал сорок пять минут, слышал голоса, произносившие хвалебные речи, прерываемые звучанием органа, но не мог разобрать слов. В конце прозвучала песня «Сан-Франциско» Скотта Маккензи в магнитофонной записи.

«Ага, – подумал Йонатан, – реликт мужской дружбы или романтические воспоминания Ингрид».

Когда гроб выносили из церкви, он держался в стороне. Его интересовали прежде всего Тобиас с женой. Йонатан помнил его – сцена в зале суда по-прежнему стояла у него перед глазами, – но в Тобиасе уже не было ничего мальчишеского, он стал привлекательным, возможно, излишне серьезным мужчиной, что, естественно, могло быть связано с траурной ситуацией. Он был одет в великолепный костюм, волосы коротко подстрижены. У него были правильные черты лица, умный взгляд и в целом вид, вызывающий доверие.

Женщина, стоявшая рядом, держалась за его руку и с грустью смотрела по сторонам. Она не была красавицей, но при этом очень интересной внешне, на что все обращали внимание. Даже здесь, на кладбище, несмотря на траур, вид у нее был жизнеутверждающий.

Йонатан постарался попасть Тобиасу на глаза. Он хотел проверить, узнает ли его Тобиас, или же будет введен в заблуждение его изменившейся внешностью.

Ничего не случилось. Йонатан мог быть уверен, что Тобиас его не вспомнил. Успокоенный и довольный, он примкнул к похоронной процессии.

И возле могилы Йонатан стоял несколько в стороне, чтобы видеть Тобиаса и его жену.

«ДЕРЖИСЬ СПОКОЙНО, – сказал голос, – ТЕБЕ ПОТРЕБУЕТСЯ ТЕРПЕНИЕ».

Гроб опустили в землю. Ингрид не плакала, только сухими глазами неотрывно смотрела в могилу, пытаясь понять, что происходит. Она первой бросила три лопаты земли на гроб и отвернулась, видимо, больше не в силах сдерживаться. Йонатан присоединился к длинной очереди прощающихся. Кроме земли, он бросил в могилу лилию.

После этого он подошел к Ингрид и увидел удивление в ее глазах, когда она его узнала.

– Я бесконечно сожалею… – сказал он тихо и взял ее за руку. – Я вам соболезную. Пожалуйста, верьте мне.

На лице Ингрид промелькнула улыбка.

– Спасибо, большое спасибо! Очень мило, что вы приехали. Мы увидимся на поминальном обеде?

Йонатан кивнул, сделал легкий поклон и удалился.

Ресторан «Цур Линде» находился рядом с главным входом на кладбище, всего лишь в пятидесяти метрах от него. Йонатан постарался появиться там не в числе первых, но и так, чтобы было не слишком поздно, и приложил усилия к тому, чтобы занять место неподалеку от Тобиаса и Леонии, что ему также удалось.

Ингрид заказала поздний завтрак со сладкими и сытными бутербродами, в зависимости от вкуса.

– Спасибо, что вы пришли, – начала она, когда гости заняли свои места. – Меня утешает то, что у нас столько друзей, которые любили Энгельберта и не оставили меня в этот тяжелый час. Пожалуйста, угощайтесь, заказывайте чай, кофе или вино, кто что предпочитает.

Было видно, что она умеет держать себя в руках. Хелла, сидевшая рядом, обняла ее за плечи.

Йонатан некоторое время молча ел бутерброд с лососем. Потом он улыбнулся Леонии, которая сидела напротив. Леония улыбнулась в ответ.

– Разрешите представиться, – сказал Йонатан, – меня зовут Йонатан Валентини. Я живу в Италии, и это страшное несчастье случилось у меня в доме.

– Ой! – испуганно сказала Леония.

Тобиас поднял на него взгляд.

– У вас какие-то дела в Германии или вы приехали специально на похороны?

– Приехал специально. Я подумал, что обязан выразить соболезнование жене господина Кернера. В конце концов, это с моей лестницы он упал. Как бы ужасно это ни звучало.

– Я считаю, что это очень достойное решение.

Йонатан глубоко вздохнул и уставился в свою тарелку.

– Я никак не могу осмыслить случившееся. Он так неудачно упал… Это как пресловутые грабли, через которые люди спотыкаются и ломают себе шею.

Тобиас поспешил сменить тему.

– А как давно вы живете в Италии?

– О, дайте подумать… Да, уже почти двадцать лет. А почему вы спрашиваете?

– Мне показалось, что мы знакомы, – улыбаясь, ответил Тобиас. – Мы раньше не встречались?

– Нет, не знаю. Я очень редко приезжаю в Германию. Меня сюда больше ничего не тянет, а после развода для этого вообще нет причин. Думаю, за последние двадцать лет я был здесь всего раза три, да и то на короткое время. И эти визиты, как и сегодня, чаще всего не были приятными. Нет. Действительно, нет.

Сцена в коридоре здания суда стояла у Йонатана перед глазами. Растерянный молодой человек подошел к нему и выполнил чертовски неприятную обязанность:

«Я Тобиас Альтман. Я только хотел сказать, как мне жаль, что так получилось с вашей дочерью. Простите меня, пожалуйста».

Йонатан подумал, узнал бы он Тобиаса, если бы не знал, что это он. В совсем другом окружении, в другой ситуации. Может быть, да. Может быть, нет. Тобиас стал старше, у него была другая прическа, и он носил очки. Нет. С большой долей вероятности он бы его не узнал.

Леония встала.

– Я пересяду на ту сторону стола, к Хелле.

Тобиас взял еще один бутерброд с ветчиной.

– Господин доктор Кернер много рассказывал мне о вас и вашем отце.

– Да? – Тобиас поднял глаза.

– Вечером накануне его смерти мы ужинали вместе. Он говорил, что вам предложили сказочно выгодную работу. Он гордился вами.

Тобиас польщенно кивнул, хотя ему и не хотелось касаться этой темы.

– Значит, вы адвокат? По вопросам экономической преступности?

– Да.

– Интересно.

Йонатан мысленно вздохнул. Этот Тобиас был крепким орешком. Его будет трудно вызвать на легкий, ни к чему не обязывающий разговор. А может, он вообще не способен на это.

– Давайте, – предпринял он новую попытку, – выпьем по бокалу шампанского. А где ваша жена? Может, она захочет поддержать нас.

– Нет, конечно, нет. – Он наклонился к Йонатану. – Ей нельзя пить. Дело в том, что она беременна.

– Значит, одной причиной больше. – Йонатан кивком подозвал официантку. – Пожалуйста, принесите нам два бокала шампанского.

Та молча кивнула.

– И когда же срок?

– В конце января, около двадцатого.

У Йонатана перехватило дыхание. План созрел буквально за пару секунд. Он принял решение.

– У моей жены срок тоже где-то около Рождества, – быстро сказал он. – Рождественский ребенок!

– Как? – Тобиас улыбнулся. – Ваша жена тоже беременна?

– Да! – просиял Йонатан.

– Это же великолепно!

Официантка принесла два бокала.

– Давайте же выпьем за наших, надеюсь, здоровых детей!

Они чокнулись.

– Ингрид рассказывала о вашей вилле. Она, должно быть, великолепна! Мы, возможно, когда-нибудь заедем к вам и проведем там пару дней отпуска!

– Вы всегда будете желанными гостями!

«БРАВО, ПАПОЧКА!»

Леония вернулась назад.

– Твой отец очень устал, Тоби. Может, пойдешь к нему?

– Да, хорошо. – Тобиас встал и вытащил из нагрудного кармана визитную карточку. – Это наш адрес и номер телефона. Если у вас когда-нибудь окажутся дела в Гамбурге, загляните к нам в Буххольц. Я буду рад.

– Спасибо. Очень приятно!

Тобиас подал ему руку. Йонатана это удивило, поскольку он думал, что тот еще вернется за стол. Но потом он и думать об этом забыл.

У него в кармане лежала визитная карточка. Он потрогал ее пальцами, и ему стало ясно, что этот маленький лист картона, вероятно, является самым важным из того, что побывало у него в руках за последние годы.