Текст книги "Пламя под пеплом"

Автор книги: Ружка Корчак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Через несколько часов выяснилось, что днем раньше улица была окружена гестаповцами, одетыми в штатское. Они устроили засаду Каролю, направлявшемуся домой, позволили ему войти внутрь, а затем взломали дверь. Находившаяся в комнате Соня бежала в погреб и пыталась застрелиться выстрелом в рот. Кароль пробовал защищаться, но тоже был схвачен. Соню немцы отвезли в госпиталь и приставили к ней стражу. Через несколько дней Соня Медайскер скончалась от ран.

С ее смертью мы потеряли выдающегося борца, безукоризненного человека, чья безграничная преданность, самоотверженность и скромность служили всем нам примером.

Потрясенные трагической гибелью Сони, Витка и Зельда Трегер продолжили начатое дело. Днем они вышли из города, чтобы еще раз разведать дорогу, по которой вечером поведут беглецов из ХКП, и сообщить дожидающейся в селе Данилишки группе сопровождения, чтобы была готова к приему людей.

Они шли по единственной, пролегавшей близ Понар дороге, по которой благополучно прошли вчера. Но сегодня они уже издали заметили гестаповцев и по их усиленной суете поняли, что здесь что-то произошло. Когда девушки пришли в село, осведомитель рассказал, что ночью из Понар бежали евреи, и немцы с литовцами ведут поиски в окрестности. По его словам, этой ночью нельзя будет перевести людей через Ваку из-за поднявшегося в ней уровня воды.

Однако в сложившейся ситуации эта подробность уже не имела никакого значения. Девушки посовещались с группой сопровождения и, посчитав, что уход узников из ХКП в момент, когда немцы рыщут в поисках евреев, заранее обречен на провал, решили отложить побег. Зельда отправилась в город сообщить людям ХКП об изменении плана. Группа сопровождения и Витка остались на месте, невзирая на близость немцев, прочесывающих территорию вокруг Понар. Зельда добралась до ХКП. Беглецы еще не ушли: оказалось, что о планируемом побеге узнали немцы, которые выставили караул на входе в подкоп.

Еще до возвращения Зельды в Данилишки село было окружено гестаповцами, искавшими беглецов из Понар и партизан. Группа сопровождения и Зельда спрятались на чердаке амбара. Ко двору подошли немцы, и бойцы опасались, что крестьянин выдаст их, зная, что за укрывательство партизан расстреляют его самого и его семью. Прятавшиеся слышали, как немцы, обыскивая дом, кричат на хозяина, а тот молчит. Немцы вошли в амбар. Витка, Янек Мерсик, Залман Сакер, Мотька Перльштейн и другие приготовили гранаты. Сверху они наблюдали за тем, как немцы обшарили амбар и вышли.

Крестьянская семья, давно помогавшая партизанам, героически выдержала испытание. Бойцов спасли преданность хозяина и сметка его жены. Но после того, как немцы убрались, оставаться на месте было нельзя. Хозяин не хотел еще одного такого "визита", и группе пришлось покинуть убежище. И хотя немцы еще прочесывали местность, группа благополучно вернулась на базу и сообщила штабу о бегстве людей из Понар. Из лагеря тотчас отправилось крупное боевое подразделение с задачей найти беглецов, собрать их и привести в лес. Спустя два дня бойцы возвратились, приведя с собой одиннадцать человек – девять евреев и двух военнопленных русских. Они рассказали нам о своей судьбе в Понарах.

После ликвидации гетто и по мере приближения фронта немцы начали заметать следы своих преступлений. Они привезли в Понары русских из тюрем и группу евреев, пойманных после ликвидации гетто и посаженных в Лукишки. Немцы приказали им сжечь трупы, а пепел смешать с песком. Палачи не говорили: "труп" или "покойник", они говорили "фигура"...

Заключенных они разделили на отдельные группы с одинаковой задачей: раскапывать рвы, вынимать тела, доставлять их к месту сжигания, заготовлять дрова для костров, рассеивать золу и пепел и уничтожать последние следы. Массовые могилы были разрыты, и сооружены громадные пирамиды из переложенных дровами трупов. В каждой пирамиде было около четырех тысяч человеческих тел. Костры запаливали тряпьем, пропитанным маслом и бензином. Пирамиды горели от семи до десяти суток, пока не испепелялись все останки. Золу развеивали и смешивали с землей.

Зондеркоманда содержалась в подземном блиндаже с толстыми каменными стенами и проволочным ограждением поверху. Спускались в него по лестнице. По ночам выход из блиндажа и пространство вокруг него освещались прожектором. Внутри имелись нары, кладовка, кухня и уборная. После работы сажали на цепь. Кормили обильно. В числе узников были три женщины, готовившие еду.

Случалось, что узники находили во рвах трупы своих жен, родителей и сжигали их собственными руками. В Понары были отправлены и советские военнопленные. Тут после ликвидации гетто были убиты священники вильнюсской католической семинарии, а под конец – и сотни литовцев, чьи руки были обагрены еврейской кровью.

После того, как эти подонки отказались ехать на фронт, немцы приказали снять с них ремни, срезать с одежды пуговицы и прогнать через город в Понары туда, где совсем недавно эти литовцы истребляли евреев.

С первого же дня члены зондеркоманды задумали бежать. После тщательной подготовки они начали копать туннель восьмиметровой длины.

В одну из апрельских ночей подземный ход был готов. Люди двинулись в него босыми. Оставив в блиндаже свои прикованные к цепям сапоги, они благополучно выбрались и бросились бежать. Немцы открыли огонь. Из восьмидесяти человек, вырвавшихся наружу, уйти удалось только сорока. Немцы вызвали гестапо и обложили местность. Одиннадцать человек были разысканы партизанами и добрались до леса.

Много недель беглецы из Понар не решались приблизиться к бойцам: от людей зондеркоманды несло трупной вонью, тошнотворным запахом горелого человеческого мяса. Часами мылись они в бане, их одежду без конца перестирывали и кипятили, но пока для них не раздобыли новой, к ним невозможно было подойти. Очень долго их сопровождало зловоние. Лишь возмездием, лишь кровью убийц можно было смыть запах загубленных и сожженных и вернуть бывшим узникам зондеркоманды и всем еврейским партизанам силы и волю жить.

ВЕСНОЙ ПОСТУПИЛИ ПЕРЕБРОШЕННЫЕ ПО ВОЗДУХУ партии оружия, которые разом изменили положение всей бригады и привели к большим переменам в отрядах "Мститель" и "За победу".

До тех пор оба отряда фактически не получили из штаба бригады ничего: попытки доставить оружие из Нарочи и Налибок, где его сбрасывали для партизан в Рудницких лесах, закончились гибелью большинства бойцов, вышедших на это задание. Того, что приносили вернувшиеся невредимыми, было мало. Два первых самолета, отправленных из Москвы в Рудницкие леса, немцы сбили близ фронта (одна партия оружия была сброшена в Налибокских лесах), и в Москве долгое время воздерживались от повторения этих попыток. И вот после долгих месяцев ожидания пришла радостная весть о предстоящей доставке оружия.

По приказу штаба бригады было обозначено место сбрасывания. В установленный срок группы партизан из всех отрядов образовали оцепление вокруг площадки и перекрыли все подступы и дороги. Появившийся в небе самолет сначала кружил на большой высоте, сигналя разноцветными ракетами; еще несколько виражей – и от него отделились тюки с оружием и снаряжением. Бойцам поручили собрать и доставить тюки в штаб бригады. Из этой партии отряды "Мститель" и "За победу" получили тюк поврежденных (при падении) винтовок и несколько автоматов: начальство заявило, что оружия поступило мало, дать надо всем, а поскольку у евреев есть мастерская и хорошие оружейники, они смогут починить винтовки.

Между тем оружие по-прежнему прибывало в больших количествах, и еврейские партизаны, подобно остальным, ходили в сторожевое охранение вокруг посадочной площадки. Однажды там произошел любопытный случай, ставший предметом разговоров в лагере. Во время спуска грузов доктора Гурфинкеля сильно ударило по глазу падающим мешком. Врача пришлось срочно доставить на ближайшую базу для осмотра. В повозке, которая везла его и его жену Эмму на базу бригады, находился человек, только что приземлившийся с самолета. Впотьмах нельзя было разглядеть его лицо. Внезапно парашютист задал какой-то вопрос – и, к удивлению Эммы, голос оказался, во-первых, женским, а во-вторых, очень знакомым. Тут же выяснилось, что это ее бывшая соученица Минна Маршак, посланная сюда из Москвы в качестве радистки.

От нее Эмма узнала, что в штабе литовского партизанского движения в Москве находится их общая подруга Люба Кроник, которая сидит на приеме радиопередач из Рудницких лесов... Эмма, Минна, Люба – все три стали литовскими партизанками...

Лишний раз это подтверждало факт, что Литовская бригада состоит в основном из евреев и значительно меньшего числа литовцев. А в штабе бригады, теперь, перед освобождением, готовы были на что угодно, лишь бы затушевать производимое таким положением впечатление. После того как два отряда – "Смерть фашизму" и "Борьба" – уже были превращены в нееврейские (это определялось не числом еврейских бойцов, а национальностью командиров), штаб искал случая подчинить своему прямому контролю и два оставшихся еврейских отряда. Повод, наконец, представился.

Продолжавшие поступать в леса партии оружия распределялись по различным подразделениям и частям. Своей доли не получали только еврейские отряды. Протесты командования против подобной практики не помогали. Однажды, когда с самолетов была сброшена новая партия оружия, часть тюков отнесло в сторону. Партизаны получили приказ искать пропавшие мешки. После долгих поисков нашелся весь груз, кроме одного тюка, на который большинство искавших уже махнуло рукой.

В ту ночь группа еврейских бойцов возвращалась с операции и по дороге на базу набрела на этот тюк, залетевший далеко от площадки. Бойцы тотчас установили, что это – мешок с оружием, и решили не передавать его в штаб бригады, а нести в лагерь. На этот поступок их толкнуло чувство протеста против постоянной дискриминации. Командиры Хина Боровская, Аба Ковнер и Дидиалис приняли у них оружие, но запретили впредь поступать так.

Тем временем в штабе бригады выяснили, что существенная часть сбрасываемого с самолетов снаряжения не доходит до складов. Началось расследование. Вел его начальник особого отдела Станкевич. В одном из бывших еврейских отрядов он обнаружил прибывшее с последними партиями обмундирование, в том числе сапоги и т. д.

Командир отряда тут же переложил вину на своих подчиненных. Начались допросы с угрозами. Во время одного из них Станкевич узнал, что в еврейских отрядах имеется оружие из последней сброшенной партии, и круто взялся за дело: С целой свитой следователей он приехал на еврейскую базу и направился в штаб.

В первом же заявлении, сделанном Абой Ковнером с согласия всех членов штаба, Ковнер чистосердечно изложил всю правду. За его подчиненными не водились такие поступки, хотя всем было известно, что другие партизаны растаскивают бинокли, сапоги и обмундирование, не нуждаясь в оружии. В конце концов у евреев лопнуло терпение, и они принесли найденное оружие в штаб отряда. На требование Станкевича назвать имена виновных Ковнер ответил отказом. Станкевич, который уже до того арестовал несколько еврейских партизан, заявил Ковнеру, что арестовывает его по приказу штаба бригады. Следователи потребовали от Ковнера сдать личное оружие, увели из лагеря и отправили для содержания под стражей в штаб отряда "Смерть фашизму".

Следствие велось в трех направлениях. Партизан, арестованных в лагере, допрашивали, пытками стремясь вырвать у них признание, что они воровали оружие по непосредственному приказу Ковнера. Избитые партизаны (наиболее тяжело был избит партизан Саня Ниселевич) не сдались. Оба полит-комиссара – Хина Боровская и Дидиалис, после того как им пригрозили исключением из партии, вышли из игры, возложив прямую ответственность на Ковнера.

Абу Ковнера посадили под замок. Станкевич допрашивал его лично и требовал назвать имена партизан, виновных в краже оружия. Аба отвечал, что если бойцы заслуживают суда, он в качестве командира сам отдаст их под суд. Но поскольку он задним числом одобрил их поступок, он их Станкевичу не выдаст.

В продолжение следствия Аба возмущенно указывал на несправедливость отдачи под суд именно еврейских бойцов, в то время как Станкевичу хорошо известно, что растаскиванием снаряжения занимались и в других отрядах. В подтверждение своих слов он указал на ящик под койкой (в штабной палатке вышеуказанной базы) с новенькими биноклями. Но Станкевича это не интересовало. Он настаивал на том, что отказ Абы назвать имена виновных – есть попытка организовать заговор против партизанского движения, а на это ответ один – пуля. Дабы усилить впечатление от своей угрозы, он поинтересовался, есть ли у Абы родственники за границей и какие у них адреса. Но у Абы никаких заграничных родственников не было.

Следствие продолжалось несколько дней. Напряжение в лагере достигло предела. Люди начали шептаться о том, что Станкевич хочет расстрелять Абу. Неожиданно к Ковнеру прямо в арестное помещение явился бригадный комиссар Гаврис и спросил, готов ли Аба принять командование боевой операцией: к лесу приближаются крупные вражеские силы.

"Чем командовать?" – спросил Аба Ковнер. "Вашим отрядом", – был ответ.

Озадаченный этим предложением и еще более – ответом комиссара, противоречившим тому, что делал и говорил Станкевич, Аба пытался понять, что же происходит. И действительно, Гаврис не отрицал, что Станкевич требует для Абы высшей меры наказания и имеет достаточно полномочий, чтобы его расстрелять, но сказал, что в штабе бригады есть и противники этого (позднее стало известно, что наиболее решительным противником Станкевича в этом вопросе был сам Гаврис), о чем в Москву послана соответствующая радиограмма. Гаврис потребовал освободить Абу до прихода ответа из Москвы. По его приказу Абу выпустили и вернули ему личное оружие.

Вскоре пришел ответ из Москвы по делу Абы Ковнера. Москва не утвердила приговор, однако по решению штаба бригады, по-видимому, согласованному со столицей, Ковнер был снят с должности командира отряда и на его место был назначен Петрайтис, литовский офицер, коммунист. Сняты были и Шмуэль Каплинский с Хиной Боровской (из прежнего состава командования остался только комиссар "Мстителя" Дидиалис). Их заменили Абрашей Реселем и Иосефом Хармацом: первый был назначен командиром отряда "За победу", второй – его комиссаром и начальником особого отдела.

Оба отряда, невзирая на перемены в составе командования, не утратили своего облика.

Истины ради, следует отметить, что, хотя действиями Станкевича во всем этом деле, несомненно, руководили антисемитские мотивы, смена еврейского командования преследовала не столько антиеврейские, сколько политические цели. В интересы литовского партизанского движения входило, чтобы это движение, которое борется за освобождение Литвы от оккупантов, носило накануне освобождения национальный характер и чтобы высокий процент евреев в его составе не слишком колол глаза. В соответствии с этим курсом литовцем был заменен накануне освобождения и командир второго отряда Ресель.

В МАЕ И ИЮНЕ 1944 ГОДА С ФРОНТА ШЛИ ВЕСТИ О непрерывном наступлении Красной Армии, которая все более приближалась к нашему району. Партизаны теперь были хорошо вооружены, и это давало возможность бить врага в тылу и усилить боевые действия. Но чем ближе был День Победы, тем тяжелее становилось положение. Смежные с партизанскими базами районы теперь кишели германскими войсками, которые занимали новые рубежи и стали предпринимать беспощадные карательные экспедиции, чтобы обеспечить себе тылы и безопасность линии снабжения от диверсий. Именно сейчас, когда было достаточно оружия, партизанам пришлось опасаться, как бы немцы не ринулись на них и не уничтожили. Район напоминал кипящий котел, где в яростном усилии уничтожить друг друга сталкиваются противоборствующие силы.

В район прибыли венгерские солдаты и заняли местечко Рудники, наиболее близко расположенное к базе "Мстителя". Группа бойцов, возвращающаяся с задания, заметила подозрительное движение в лесу. Беник Левин, младший среди разведчиков, не получив отзыва на пароль, открыл огонь. Враг, который, по-видимому, подстерегал партизан, отвечал стрельбой. Беника ранило. Венгры это оказались они – обратились в бегство, наскочили на группу бойцов отряда и понесли тяжелые потери. Только часть их прорвалась в Рудники, многие были убиты и ранены.

В тот же день они повезли своих раненых из Рудников в Яшуни. Машина наскочила на мину, заложенную другой группой партизан, и подорвалась.

Все шире развертывались операции по подрыву вражеских эшелонов. Спецгруппа капитана Алеко взорвала паровоз эшелона с советскими военнопленными. Освобожденных пленных направили в отряд "Борьба" и после допроса включили в состав этого отряда.

Позднее на подрыв эшелона вышли пять еврейских бойцов того же отряда. Задание они выполнили успешно и без потерь. Эшелон взлетел на воздух. По дороге на отдаленную базу они остановились в селе, расположенном на контролируемой партизанами территории, и заночевали. На рассвете часовой заметил большую группу людей, приближавшихся к селу со стороны леса. Он поднял товарищей, и пока те пытались разобраться, кто идет (не свои ли партизаны), по ним открыли сильный огонь. Отстреливаясь, ребята начали отход в сторону болота. Трое из них были ранены, в том числе Мотель Гопштейн, командир группы. С тяжелой раной он пытался идти по болоту. Товарищи хотели взять его на руки и понести, но он отказался, не желая быть им обузой, и попросил, чтобы они его застрелили. Бойцы колебались – как можно поднять на него руку, – тогда Гопштейн, отдав им свой автомат, сам приставил пистолет к виску...

Четверым удалось спастись и добраться до ближайшей партизанской базы.

В другой операции погиб партизан Люля Варшавчик. В лесу он был одним из лучших подрывников и имел на своем счету множество успешных диверсионных актов. Его имя широко прославилось среди партизан.

В те дни немцы возобновили движение автомобилей по шоссе Гродно-Вильнюс на смежном с лесом участке. Об этом донесли в штаб разведчики отряда "За победу" Меир Воложный и Меир Лихтензон. Новость была тревожная. За этот участок шоссе велась затяжная борьба. Еврейские партизаны уже не раз выводили его из строя. Сначала они разрушили мосты и перерезали телефонную связь. Немцы построили новые мосты, а рядом с каждым – блиндаж со сторожевым постом. Евреи и эти мосты взорвали, опять вынудив немцев убраться подальше от партизанской базы. Но спустя некоторое время движение машин возобновилось, и шум их был слышен даже в лагере. Каждое утро по этому отрезку шоссе проходили разведывательные броневики, моторизованные патрули прочесывали лес.

Штабы отрядов решили нанести удар по патрулям и окончательно парализовать движение немцев по шоссе. Операция проводилась крупными силами, оснащенными новеньким оружием (в отрядах тогда уже имелись два противотанковых ружья). Командовал Петрайтис. Ударную группу первого отряда возглавлял Эльханан Магид, второго – Ицхак Чужой.

Бойцы залегли вдоль шоссе, имея на флангах расчеты ПТР. Согласно приказу, в случае появления немецких машин с правого фланга расчет с противотанковым ружьем открывает огонь, а второй отряд, засевший на расстоянии около четырехсот метров от первого, пойдет в атаку.

И действительно, первый броневик появился с правой стороны. Бойцы второго отряда позволили ему доехать до середины отрезка, и противотанковый расчет открыл огонь. Первыми же выстрелами броневик был подбит, застрял и загородил дорогу двум шедшим за ним грузовикам. Из горящей бронемашины на землю упал выброшенный из кабины труп водителя, его место за рулем занял другой немец, которому удалось пробиться вперед и увести броневик, невзирая на ожесточенный огонь. Бойцы ринулись на грузовики. Водитель с сидевшим в кабине офицером были убиты на месте. Немцы пытались выскочить из кузова и отбить атаку гранатами. Ицхак Чужой с одним литовским партизаном, впрыгнув в водительскую кабину, начал стрелять по второму грузовику. К машинам со всех сторон сбежались партизаны, и сопротивление немцев было сломлено. Тех, кому не удалось бежать, уложили на месте. Евреям достались богатые трофеи: два пулемета, много винтовок, боеприпасы и снаряжение. Бой занял лишь несколько минут. Упоенные возмездием бойцы отступили в лес, опасаясь, как бы улизнувший от них броневик не вызвал подмогу.

В стычке участвовал и Мотель Зайдель, спасшийся из Понар. Этот человек, наглядевшийся на костры трупов, теперь жадно смотрел на очистительный огонь, на искаженные лица немцев, молящих о пощаде. И не он один. В шуме боя, среди града пуль, стонов гибнущих немцев и "ура" наших бойцов, до меня доносились возгласы: "За маму!", "За брата!", "За Понары!"...

Неисповедимы, однако, партизанские судьбы.

Эта операция, поднявшая боевой дух нашего лагеря и вселившая новые надежды, тоже чуть было не закончилась трагедией.

За несколько дней до этого группа бойцов во главе с Абой Ковнером ушла на подрыв эшелона в отдаленный район. Они заминировали намеченное место пути, напрасно прождали ночь и в надежде, что немцы, может быть, возобновят движение назавтра, остались на месте. Однако и следующая ночь прошла безрезультатно. Эшелона не было. Тогда после долгой ходьбы они пришли на железнодорожную станцию. И тут – пусто.

На третью ночь немцы напали на их след, и на четвертые сутки похода группа решила возвращаться на базу. Она достигла смежного с партизанским районом участка шоссе в то самое утро, когда здесь шел бой с немцами. По приближающимся был открыт сильнейший огонь. Группе удалось спастись, причем люди были уверены, что наскочили на немецкую засаду.

Лишь на базе они узнали, что на сей раз это были их же товарищи еврейские партизаны.

Вскоре после этого эпизода на операцию вышло крупное подразделение. По дороге бойцы попали в немецкую засаду, и только с большим трудом им удалось вырваться и бежать, спасая жизнь. Во время бегства группа из пяти человек оказалась отрезанной от своих. Не имея другого выбора, эти пятеро вернулись на базу.

Капитан Василенко гневно встретил бойцов и приказал им в тот же день свалить столбы телефонной линии на шоссе Вильнюс-Солечники. Капитан не дал им в подмогу ни одного человека, и впечатление в лагере было такое, что Василенко заинтересован не столько в диверсии, сколько в том, чтобы наказать бойцов. С этим чувством их и провожали – Иму Лубоцкого, командира группы, Нахума Рудашевского, Нахума Гальперина, Пайковского (из Айшишки) и Гринберга. Капитан предупредил людей, чтобы не возвращались не выполнив задания. Бойцы не вернулись. Через некоторое время мы узнали, что все пятеро погибли. Как донесла разведка, столбы, которые они начали пилить, были заминированы, и люди подорвались на минах.

А Советская армия приближалась к границам Литвы. Из партизанского штаба в Москве потоком шли радиограммы с приказами и распоряжениями. Партизанские лагеря готовились к изгнанию оккупантов. В соответствии с планом они должны были участвовать в освобождении столицы Литвы, а до решающего наступления вывести из строя дороги, которыми враг мог бы воспользоваться для отступления, и предотвратить переброску его подкреплений к разваливающемуся фронту

Еженощно бойцы выходили на диверсии, и "рельсовая война" велась в полную силу. На всей этой обширной территории – от Нарочских лесов и до пространств Литвы, в том числе районов Вильнюса и Гродно, железнодорожные линии были охвачены огнем

Еврейские партизаны проникли в леса, известные своей враждебностью, и разоружили их жителей. Крестьяне даже не пробовали сопротивляться и безропотно капитулировали перед еврейскими партизанами

В одну из ночей перед освобождением в лес пришла группа евреев из Вильнюса, спасшихся из ХКП, и среди них – врач Миша Файгенберг Он рассказал, что последние вильнюсские евреи расстреляны.

Немцы, которые терпели поражения на фронтах и которых били в тылу, за считанные дни до своего окончательного разгрома в Вильнюсе успели довершить уничтожение виленского еврейства

Три дня и три ночи концлагерь ХКП был окружен немецкими войсками. Люди искали укрытия в "малинах". Большинство членов организованной группы спустились в подземный ход, который был открыт давно, но выход из которого был блокирован.

Немцы с несколькими еврейскими полицейскими прошли по лагерю, приказывая евреям выходить из своих убежищ и собраться на плацу. С помощью предателя еврея Нико Драйзина они обнаружили подземный ход и скомандовали прятавшимся выходить. Те начали стрелять (в группе имелось несколько пистолетов). Немцы забросали ход гранатами и газовыми бомбами, убив всех, в том числе подпольщиков Люсика Шапиро, Савву Гурьяна, Волка, Шиловицкого. Татарского, Шера и других евреев, прятавшихся в других местах, посадили на грузовики и привезли в Понары. От всех евреев ХКП уцелело около двухсот человек в "малинах", оставшихся нераскрытыми. 2 июля 1944 года немцы ликвидировали "Кайлис", куда до того перевели восемьдесят евреев, работавших в военном госпитале в Антоколе. 1500 евреев, населявших блок, были расстреляны в Понарах. В живых остались два человека – доктор Бурак и Леон Зельткович

Потрясенные этими известиями, наши бойцы решили ответить на него разгромом удиравших из Вильнюса немцев, первыми среди которых были старшие офицеры со своими семьями и награбленным еврейским имуществом. Только это могло несколько успокоить ярость людей

Группа бойцов из отряда "За победу" вышла к железнодорожному полотну километрах в пятнадцати от города и заминировала рельсы Назавтра разведка сообщила, что мина не сработала. Та же группа во главе с Меиром Лихтензоном и партизаны Иехиэль Варшавчик и Шимон Лусский на следующую ночь вышли на повторную операцию. Они нашли несработавший заряд и добавили порцию взрывчатки. На следующий день стало известно, что, наскочив на мину, взлетел на воздух большой эшелон. В нем ехало несколько сот офицеров и военный госпиталь, который немцы эвакуировали в последнюю минуту. Отныне эта железнодорожная линия перестала быть путем отступления врага. А советские самолеты уже бомбили город

ПРОШЕЛ ДЕНЬ, А ЗА НИМ НОЧЬ. По ночам небо радужно освещалось – шли воздушные бои и разноцветные ракеты расчеркивали темноту фантастическими узорами. Люди не смыкали глаз в тревоге, как бы в лес не нагрянули отступающие немцы. Все напряженно ждали момента, когда поступит приказ двинуться в сторону города. Но пока ничего нового. Люди, отправившиеся в штаб бригады, еще не вернулись и, чтобы немного рассеяться и отдохнуть от нервного напряжения, партизаны отряда "Мститель" собрались на плацу базы вокруг старого патефона.

Завертелась стертая пластинка, и в лесу зазвучал старый шлягер, напоминая о минувших днях. В лагере были две-три пластинки с записями сентиментальных песенок об обманутой любви и ушедшем счастье. Теперь от этих песен завеяло теплом и надеждой. Несколько парочек принялись танцевать. Кто-то наигрывает на губной гармошке.

Посланцы почему-то задерживаются. Стихийно вспыхнувшее веселье почти угасло. Плац пустеет, и последние танцоры идут к шалашам, молчаливые и бесконечно усталые.

Люди заваливаются на нары, не раздеваясь. Плошка освещает своим неверным светом прохудившиеся стенки шалаша, изможденные осунувшиеся лица. По шалашу плывет тяжелый запах пота, кто-то храпит, кто-то, очнувшись, хрипло спрашивает "Из штаба уже вернулись?" и, не получив ответа, снова впадает в забытье. Из дальнего угла доносится какой-то странный смех. Смеющегося обрывают: "Эй, ты, заткнись, дай спать". Но хохот усиливается и оборачивается воплем, от которого мороз дерет по коже "Нет, не дам. Слушайте, что я вам скажу. Я ждал этой ночи годами, думал, выживу – буду счастлив, а вот теперь. Зачем мне эта свобода?"

Все молчат. Из угла доносятся тихие сдавленные рыдания.

Часовые, несущие охрану лагеря, заметили приближающуюся группу людей. Сеня Риндзюньский, прихрамывая на одну ногу, медленно движется навстречу караулу. Кто-то к нему подбегает, останавливает. Сеня спокойно передает приказ идти в Вильнюс. И добавляет со слабой улыбкой, которая кривит его большое желтое лицо, "Это – последняя ночь в лесу".

Известие, что посланцы вернулись из штаба бригады, распространяется молниеносно. Люди выскакивают из шалашей, обступая Сеню, который читает приказ штаба при свете фонаря "Товарищи".

Никто не обращает внимания на то, что он говорит по-русски. В такой момент это – само собой разумеется, это – язык победителей. "Непобедимая Красная Армия овладела Новой Вилейкой и с тяжелыми боями продвигается в сторону Вильнюса, столицы Литовской республики". Он делает паузу, чтобы набрать воздуху в легкие и дать людям освоиться с новым известием, и продолжает. "Верховное партизанское командование совместно с штабом Красной Армии приказывает Литовской партизанской бригаде в Рудницких лесах овладеть столицей Вильнюс плечом к плечу с победоносной Красной Армией".

Последние слова тонут в гуле голосов, радостных выкриках, вопросах. В безудержном шуме и водовороте звуков, увлекающем всех и вся, никто не может расслышать даже собственного голоса.

Завтра с рассветом партизаны покинут лес и отправятся большой колонной в военном строю. Приказом им запрещено брать с собой личные вещи. Хотя это и желанный день освобождения, идет еще бой за город, и надо быть готовыми к нему. И снова расходятся люди, кто куда, словно каждому в эту минуту хочется побыть наедине с самим собой, скрыть что-то от посторонних глаз. Теперь больше не празднуют и не поют. Люди молчат.

Возможно, это – единственный в лесу партизанский лагерь, который так принимает весть об освобождении. Вокруг на соседних базах пьют водку, голосят песни, пляшут. Там бьют вдребезги бутылки, палят из автоматов и пистолетов. Все это сливается в громовую симфонию, завладевшую старым бором. И только над еврейской базой – тишина. Словно устыдившись самих себя, стихая, падают шумы в замкнутое молчание этого лагеря

Три человека крадучись выходят с базы, огибая караульные посты. Это Витка Кемпнер, Аба Ковнер и автор этих строк. Нам надо уяснить самим себе, что делать сразу после освобождения, что сказать немногим уцелевшим членам нашего движения.

Должны ли мы дать указание вступать в Красную Армию или должны постараться собрать. людей и восстановить нашу организацию? Какое принять решение, когда война еще не завершилась и враг еще окончательно не разгромлен? И какой характер должна носить наша идейно-организационная работа в новых условиях? Ответы на эти вопросы требуют глубокого размышления и решения, которое должно быть и нравственным, и ответственным.