Текст книги "Дочь Луны"
Автор книги: Рут Валентайн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
– Извини, – сказал он робко, – я не хотел пугать тебя.
Фэйт издала нервный смешок.
– Я просто не ожидала, что за мной может кто-то подсматривать.
– Неужели? Ты всерьез рассчитывала, что я лишу себя шанса лицезреть твою красоту?
– Неправда. Я вовсе не красивая.
– Расскажи об этом кому-нибудь другому, но только не мне. Я более изысканной и утонченной красоты в жизни не видел. В детстве я мечтал встретить сказочную принцессу, но никак не думал, что столкнусь с одной из них наяву.
Он помог ей выбраться из ванной, обтер полотенцем и обнял за хрупкие плечи своими большими смуглыми руками.
– А вот теперь я держу сказочную принцессу в своих объятиях, и самая волшебная из всех сказок сбывается.
Фэйт ничего не ответила, но по ее лучистым глазам было видно, что и ее самая заветная сказка сбывается.
Их снова ждала волшебная ночь любви, и когда полчаса спустя, слившись в одно целое, они достигли пика наслаждения, Фэйт изогнулась в его объятиях, хрипло выкрикивая его имя и умоляя, умоляя ради всех святых любить ее еще и еще, а его тело забилось в конвульсиях, и из горла вырвался хриплый крик:
– Моя!.. Ты только моя, Дочь Луны!.. Ты навек моя!..
Когда в шесть утра загудел электронный будильник, Мик проснулся в постели один. С кухни до него донесся аромат свежезаваренного кофе, и он понял, что Фэйт проснулась раньше, чтобы успеть приготовить ему завтрак.
Блаженно и глупо улыбаясь, Мик поднялся навстречу новому дню. Никогда прежде он не ждал от него столько радости и счастья. Сегодня, думал он, обтирая себя влажной губкой, пойду на прием к доктору Макардлу и потребую снять с меня эти проклятые бинты, чтобы можно было принимать душ. Правда, доктор хитрая лиса: он вполне может продержать меня в бинтах еще пару дней, чтобы уберечь помощника шерифа от очередных безрассудных выходок.
Мик надел отглаженный мундир, пристегнул кобуру, схватил фуражку и поспешил вниз по лестнице, чтобы приветствовать готовившую завтрак женщину заслуженным ею утренним поцелуем.
Он переступил порог кухни – и замер. Фэйт сидела за столом, одетая в свитер и джинсы, неестественно прямая, судорожно скрестив на груди руки, а рядом с ней стояли ее чемодан и дорожные сумки.
– Что хочет сказать всем этим Дочь Луны? – надтреснутым голосом поинтересовался Мик, чувствуя, как нелепо звучит полушутливое индейское прозвище в данной ситуации. Было ясно как дважды два, что она уходит от него, поэтому вопрос носил чисто риторический характер.
– Я была бы очень признательна, если бы ты, Мик, подбросил меня домой, – еле слышно, но твердо сказала Фэйт.
На лице Мика не дрогнул ни один мускул. Он навис над ней, как огромная гранитная скала.
– Почему?!
– Н-ну… Фрэнк арестован, значит, мне ничто больше не угрожает… и… и мне действительно нужно попытаться стать независимой.
Она его боится, это сразу видно. Проклятье, она его боится! Но почему? Что случилось?
– Ты не имеешь на меня никаких прав, – облизав пересохшие губы, пояснила Фэйт, отвечая на невысказанный вслух вопрос. – Ни на меня, ни на моего ребенка.
Она судорожно закрыла глаза, как наяву услышав голос Фрэнка, вновь будто увидев поблескивание ножа. «Ты моя, Фэйт. И этот ребенок в твоем животе – мой. Я вправе сделать с вами обоими все, что захочу!» И Мик повторил эти слова: сперва насчет ребенка, а сегодняшней ночью объявил, что она принадлежит ему. Мой! Моя! Мое! Боже, само звучание этих слов было ей ненавистно! Фэйт распахнула глаза.
– Я не твоя! – почти выкрикнула она срывающимся от отчаяния голосом. – Не твоя и ничья!
Весь мир вокруг Мика со звоном обрушился. Конечно, она не моя, подумал он отстраненно. Какого дьявола я мог претендовать на то, чтобы такая женщина решилась иметь хоть какое-то отношение к безродному метису?
Не глядя на Фэйт, словно ее вообще не существовало, Мик как во сне налил себе чашку кофе и насыпал в миску кукурузных хлопьев. Он ел, стоя к ней спиной, чтобы не видеть написанных на ее лице страха, гнева и текущих по щекам слез. Чтобы вообще ничего больше в жизни не видеть и не чувствовать. Червяк, корчащийся на крючке, вот кто ты, равнодушно подумал он.
Покончив с завтраком, он сполоснул чашку и миску в раковине, затем, повернувшись, подхватил чемодан и сумки и, не глядя в ее сторону, бросил:
– Едем!
10
– Ба, Мики! – воскликнул Чарли Хаскинс, едва герой прошлой недели вошел в его кабинет. – На тебе же лица нет! С тобой все в порядке?
Не успел Мик выдумать какую-либо причину своего подавленного вида, как в заднюю дверь ввалился Нэйт и, увидев его, заорал:
– Живо чеши к доктору и не показывайся, пока он не осмотрит твои ребра.
Приказ есть приказ. Мик молча развернулся и покинул помещение. Так или иначе, он планировал заглянуть к доктору Макардлу, часом раньше, часом позже – какая разница. Но что же стало с его знаменитым непроницаемым лицом игрока в покер? Такое впечатление, что это уже не лицо, а открытая книга, в которой все читают: у этого парня что-то стряслось.
Кабинет доктора располагался прямо в его доме на Фронт-стрит, самой фешенебельной улице города, в одном из тех старинных изящных особняков, что облюбовали для себя представители местной элиты. Сам Макардл еще не вернулся с утреннего обхода, но медсестра Джоан, едва кинув взгляд на пациента, тут же предложила Мику пройти в кабинет, заверив, что ждать придется недолго.
Да, ну и видок у меня, должно быть, сегодня! Мик подошел к маленькому зеркалу над раковиной и вгляделся в свою физиономию. Ничего особенного.
– Привет, Мик! – крикнул Бен Макардл, маленький, толстенький коротышка, врываясь в кабинет и бросая на стол шапку.
– Доброе утро, Бен. Надеюсь, сегодня ты разрешишь мне снять с себя эти вериги.
– По правде сказать, я боялся, что ты уже содрал их, не спросив разрешения. Ну, снимай рубашку. Нэйт очень беспокоился насчет тебя.
– Беспокоился? Он что, успел позвонить тебе в больницу?
– Нет, он звонил Джоан и сказал, что ты выглядишь как вампир, не сумевший за ночь напиться крови.
– A-а, черт! Я просто немного устал, в этом все дело.
Снятие бинтов заняло меньше минуты, Бен обрезал их ножницами – и они упали вниз.
– Нет, вы видели когда-нибудь такое? – присвистнул Бен, разглядывая бок пациента. – Все цвета радуги – шедевр импрессионизма, и только.
Мик покосился на синяк, занимавший все пространство его обширной груди, потом дотронулся до него пальцем.
– Ничего не чувствую.
– Ты меня разыгрываешь? – с интересом спросил Бен и надавил на ребро. Мик охнул. – Вот видишь… Ну-ка, медленный глубокий вдох!
Через двадцать минут Мик снова появился на работе – теперь уже с эластичным подвижным бандажом на груди, который можно было снять при желании, и со справкой о выздоровлении. Бен предлагал ему отдохнуть еще пару дней, но Мик лишь неопределенно замычал, и Бен сдался.
Нэйт уже ждал его прихода.
– Бен сказал, что тебе надо бы еще немного посидеть дома.
Лицо Мика окаменело.
– Не сегодня, – сухо отрезал он.
– Не сегодня, так не сегодня, – отозвался Нэйт, не отрывая глаз от лица помощника. – Что-то хочешь спросить?
– Да. Фрэнк Уильямс сидит внизу?
Нэйт кивнул.
– Парня заберут у нас в среду. Завтра прилетит Гэррет Хэнкок и лично препроводит этого ублюдка в Техас.
– Я бы предпочел, чтобы это сделали пораньше.
– А как дела у Фэйт?
– Утром она вернулась к себе на ранчо, – глухо отозвался Мик от двери. – Я, пожалуй, взгляну на этого молодца. Если мне случится на него наехать, нужно знать противника в лицо.
В округе Конард никогда не сталкивались с проблемой нехватки мест заключения – шести бронированных камер на третьем этаже здания полиции было достаточно. Присматривали за заключенными сами полицейские, но, в сущности, они больше полагались на надежность замков и крепость решеток, тем более что и публика здесь сидела пустяковая: мелкие жулики, начинающие наркоманы, пьяницы и дебоширы. Сегодня единственным заключенным оказался Фрэнк Уильямс. Джеда Барлоу успели отослать в Каспар, в лечебницу для алкоголиков.
Как и большинство закоренелых преступников, Фрэнк Уильямс выглядел на редкость заурядно: типичный полицейский, моложавый, пышущий здоровьем. Вид вполне внушает доверие. Впрочем, нет, подумал Мик. Глаза, странные, дикие, бегающие глаза маньяка. Глядя в них, нетрудно было поверить всему, что он заочно знал об этом человеке, поверить и предположить, что у парня на совести еще много чего, о чем никто не знает.
– Вы и есть тот самый полицейский с неповторимой внешностью, о котором судачили в ресторане Мод? – с улыбкой заговорил Фрэнк, едва Мик приблизился к камере.
Это была дружелюбная улыбка, улыбка, обращенная к человеку, занимающемуся с ним одним и тем же делом. В другое время и к другому человеку, пусть и залетевшему в тюрьму, Мик был бы более снисходителен, но этот тип был слишком опасен, чтобы поверить ему хоть на секунду.
– Да, я тот самый уникум, – ровно и холодно ответил Мик. Остановившись в двух шагах от решетки, он в упор разглядывал заключенного.
На лице Уильямса промелькнуло смятение.
– Что это вы так смотрите?
– Изучаю тебя.
– Изучаете?.. А почему на «ты»? – привстал с нар Фрэнк. – И для чего изучаете?
– Если я тебя увижу когда-нибудь снова, должен узнать в любом обличье.
Уильямс тревожно шевельнулся.
– Но зачем? С какой стати столько внимания к моей персоне? И эта непонятная фамильярность…
– Видишь ли, – усмехаясь, сообщил Мик, – я двадцать лет прослужил в спецвойсках и привык знать врага в лицо.
– Врага? – Уильямс отпрянул. – Что вы имеете в виду? И вообще, что за тон?..
– Ладно, помолчи, – оборвал его Мик, приближаясь к решетке. – Я вот что хочу сказать тебе, Уильямс. Если ты еще хоть раз в жизни коснешься пальцем Фэйт или даже приблизишься к ней, я тебя из под земли достану, и ты проклянешь тот день, когда родился. Запомни то, что я тебе сказал. Я никогда не бросаю слов на ветер!
Развернувшись, он зашагал прочь.
– Вы мне угрожали! – заорал ему в спину Фрэнк Уильяме, вцепившись пальцами в железные прутья. – Вы мне ответите за это перед судом!
– Желаю успеха, – сухо откликнулся Мик и исчез за дверью.
Нэйт настоял, чтобы Мик занялся составлением отчетов, и тот, чертыхаясь, зарылся в бумаги, вполуха слушая, как Чарли Хаскинс в сотый раз рассказывает старые анекдоты или болтает по телефону с женой о самочувствии только что родившейся дочки. День в округе Конард выдался удивительно спокойный.
Около пяти на участке появился Гэйдж Долтон. Одетый с ног до головы в черное, он возник, как посланец дьявола, добавив мрака в сумрачное настроение этого ненастного дня. Чарли неуверенно приветствовал гостя, стараясь не глядеть Гэйджу в глаза – обычное поведение нормального человека в присутствии внештатного детектива, чье имя окутано загадками, а обезображенное шрамом лицо и притягивает, и пугает одновременно. Кивнув дежурному, Гэйдж обратился к Мику:
– Есть разговор.
Мик отшвырнул в сторону авторучку и прошел за Гэйджем в кабинет шефа.
– Что нового? – с тяжелым вздохом спросил Нэйт и сложил руки на груди, приготовившись слушать.
– Я просил парня из лаборатории держать меня в курсе насчет того, что они обнаружат в деле о нападении на стадо Джеффа. Только что он сообщил, что директор лаборатории потребовал, чтобы был проведен новый независимый анализ.
– Но в чем дело? – Брови Нэйта взлетели вверх, а Мик прислонился к стене, стараясь не показать своего волнения.
– Паталогоанатом настаивает на том, что коровы были зарезаны при помощи хирургических инструментов.
– Ха! – вырвался смешок у Мика. То же самое он впервые сказал четыре года назад.
– Именно, – подтвердил Гэйдж. – Видимо, есть еще улики, но мой лаборант не посвящен во все детали. Я попробую расшевелить кое-кого повыше рангом. Мне не нравится, что кто-то сидит на доказательствах и держит нас в дураках.
– Наверное, они просто не убеждены в правильности своих заключений, – примиряюще поднял руки Нэйт. – Но тебе и в самом деле стоит сходить туда, Гэйдж, и поговорить с ними напрямую. Если начнут катить на тебя бочку, дай знать мне.
Когда Гэйдж вышел из комнаты, Нэйт и Мик обменялись многозначительными взглядами.
– Ты был прав, старик, – проскрипел Нэйт. – Но если так, то прав и в остальных своих предположениях. Черт побери, что творится в моем округе?
– Я бы тоже хотел это знать, – мрачно отозвался Пэриш.
– Я так привык, что вокруг тишь да гладь, да Божья благодать, – сокрушенно сказал Нэйт. – Я уж надеялся, что остаток жизни проведу спокойно, занимаясь лишь этой повседневной ерундой… Напомни, старик, за все время моей службы здесь произошло всего одно убийство, когда четыре года назад сбежавший из тюряги уголовник убил Джона Гранта. Многие ли шерифы могут похвастаться такой статистикой.
– Немногие.
– Вот именно, черт побери! – Нэйт насупился. – А теперь появился этот тип Уильямс, а еще эти коровы, зарезанные и изувеченные каким-то сумасшедшим хирургом. Проклятье!
– Полагаю, – подал голос Мик, – все дело в чужаках. Они, как известно, приносят беду, а потому надо их срочно выдворить. Меня, Фэйт, ее муженька… Кстати, Гэйдж не из этой компании?
– Заткнись.
– Так кто он, чужак или нет?
– Пошел к черту, Пэриш! В округе черт знает что творится, а тебе все хиханьки да хаханьки. Если у тебя есть вопросы, обратись к нему – он ответит.
В этом весь Натан Тэйт, с уважением и симпатией к шефу подумал Мик, направляясь к своему столу. Куча эмоций и ноль информации. Наверняка столь же исчерпывающе он ответит тому, кто поинтересуется у него насчет моей биографии.
По дороге домой Мику уже казалось, что мало-помалу он возвращается в привычную колею. В конце концов, что такое две ночи, проведенные с женщиной? Да, еще утром он не находил себе места. Но теперь все позади. Несколько часов безумства не смогли зачеркнуть всей предыдущей размеренной жизни.
Дома, открыв холодильник, Мик сразу же обнаружил тушеное мясо, приготовленное Фэйт еще вчера. Поставив его в микроволновую печь, он двинулся на скотный двор, чтобы подбросить корма животным и почистить хлев. Грудь отчаянно болела, но Мик был даже рад этому. Боль – ниточка, которая связывает нас с миром, способ напомнить о реальности, повод для того, чтобы сосредоточить все своим мысли на себе самом. А еще – возможность уйти от других, навязчивых мыслей.
Он работал и чувствовал, как камушек за камушком, кирпичик за кирпичиком восстанавливает стену, спрятавшись за которой он жил все эти годы, стену, которая почти рухнула за эту неделю. В конце концов, он имел дело всего лишь с женщиной, а их у него хватало раньше, хватит и впредь.
Тогда почему же он не может отделаться от чувства, что опять стоит на дне узкой, темной, вонючей ямы, на сей раз сам похоронив себя заживо?..
Первым ощущением Фэйт при виде уезжающего Мика было облегчение. Ей удалось выскочить из подстроенной мужчиной ловушки целой и невредимой, и теперь, оставшись наедине с собой, в тиши отцовского дома, можно наконец-то вздохнуть свободно.
Она приложила руку к животу, чуть-чуть надавила на него и сразу же почувствовала энергичное шевеление ребенка – второе за утро. Только она и ее ребенок, и никого больше! Именно здесь, на этом ранчо, где когда-то ей довелось познать радость бытия, она сумеет создать атмосферу истинного дома для своего будущего ребенка, дома, где любви, тепла и света будет в избытке, а слова «страх» не будет существовать вовсе.
По дому разносился запах хвойного освежителя воздуха, особенно сильно пахло сосной в спальне. Мик не сразу пустил ее в дом; сперва он что-то собрал в тюк, который забросил к себе в багажник, а потом стер с двери написанные ночным гостем слова – Фэйт так и не узнала, какие. В комнатах было спокойно, чисто, приветливо.
И вдруг Фэйт опустилась на кровать, обхватила себя руками и тихо, жалобно зарыдала, как какая-нибудь шестилетняя девочка…
Когда она проснулась, за окном было темно. День как вода проскользнул между пальцев. Быстренько ополоснувшись под душем, Фэйт поспешила на кухню. Она почувствовала, что в состоянии съесть сейчас быка, и при одном воспоминании о дыне, которую она положила в нижний отсек холодильника, у нее потекли слюнки.
Она сидела за столом и жадно поедала один сочный ломоть за другим. Но через пять минут бездумное, первобытное ощущение физического благополучия вдруг улетучилось, сменившись холодным ужасом осознания пустоты.
Она осталась без Мика.
Фэйт нерешительно посмотрела на телефонный аппарат. Может, позвонить, объяснить, что причина ее внезапного бегства вовсе не в нем, Мике Пэрише? Да только поймет ли он ее и захочет ли вообще слушать? Впервые за день Фэйт почувствовала, что в состоянии рассуждать здраво, не идя на поводу у животного ужаса и неудержимой паники, и впервые до нее дошло, как могла ранить молчаливого и гордого сына индианки ее утренняя выходка. И теперь он скорее умрет, чем вновь станет с ней разговаривать.
Отогнав от себя страшную мысль о том, что она навсегда потеряла Мика, Фэйт решительно встала из-за стола, запихнула в холодильник остатки дыни и потянулась. Долой всяческую сентиментальную белиберду. Пора чем-нибудь заняться – почитать книгу, поискать старые отцовские фотографии. Сто лет мечтала она стать хозяйкой собственной судьбы, мечтала о свободе от внешнего мира. Пора насладиться долгожданным приобретением.
Но почему, несмотря на благие порывы, самостоятельность в очередной раз норовит обернуться одиночеством, а от стен отцовского дома веет не уютом, а холодом?..
– Кофе? – спросил Мик.
– Пожалуй, – согласился Гэйдж, откидываясь в кресле и сквозь полуопущенные веки глядя на Мика.
– Какими судьбами? – поинтересовался помощник шерифа, водружая кофейник на плиту.
– Весь день мотаюсь по дорогам и никак не могу отделаться от странного ощущения, словно что-то должно случиться… С тобой так не бывает?
– Бывает.
– А еще мне не дает покоя вся эта история с зарезанными коровами, и пока я не выстрою более или менее правдоподобную версию дела, не найду себе места. А с кем, подумал я, можно обсудить эту тему, если не со стариной Пэришем.
Мик остановился и пристально поглядел на Гэйджа. До сих пор он воспринимал частного детектива в черном как чужака и одиночку, к которому относился с уважением, отдавая должное его профессионализму и хватке, но никогда не принимал за своего. Во многом из-за того, что Гэйдж всегда был загадкой и в этом смысле мог перещеголять даже самого Мика. И вот он первым назвал его «стариной». Ну и ну!
И Мик вдруг понял, в чем дело. Никакие коровы Гэйджа сейчас не интересовали – по крайней мере, настолько, чтобы из-за них поступаться своими привычками. Гэйдж, видимо, как-то прознал, что от Мика ушла Фэйт, и приехал, чтобы не оставлять Пэриша наедине с его тоской. Приехал как друг.
– Ну что ж, – сказал Мик с ухмылкой, но голос у него дрогнул. – Поговорить, так поговорить. Выкладывай свои соображения…
Дом светился всеми огнями. Включив еще и настольную лампу, Фэйт украдкой зевнула и тут же отчитала себя: с чего, собственно, ей быть сонной после того, как она проспала целый день. А тут еще детский страх перед темнотой, когда каждый неосвещенный угол, кажется, таит в себе угрозу.
За последние часы она открыла, а точнее, призналась себе, что не чувствует себя защищенной, и это при том, что Фрэнк сидит за решеткой. Оказалось, что не всякий дом – крепость, а только тот, в котором есть хозяин. Раньше таким хозяином был отец, а теперь им мог стать Мик. Только он с его силой и нежностью, с его крепкими руками и преданной душой мог стать той твердыней, за которой и она, и ее еще не родившийся ребенок могли быть в безопасности.
А без него ей всегда будет холодно и одиноко в этих мертвых стенах.
Всхлипнув, Фэйт потянулась к телефону. Скорее, скорее, пока страх совсем не затопил ее! Надо извиниться, попросить прощения за ту боль, которую она ему причинила, надо сказать…
Но телефон не работал. Фэйт тупо посмотрела на трубку. В следующее мгновение погас свет.
– Что-нибудь случилось? – спросил Гэйдж, с испугом поглядев на Мика.
– Так, какое-то нехорошее чувство… Продолжай!
Когда весь дом погрузился в темноту, Фэйт помертвела от страха. И телефон, и электричество – слишком много совпадений, чтобы надеяться на аварию на линии. Боже, а заперты ли двери и окна? Поскольку она их не проверяла, никакой гарантии нет. Ручаться она могла лишь за кухонную дверь, поскольку сама заперла ее за Миком сегодня утром.
Фэйт осторожно, чтобы не споткнуться, двинулась вперед. Туфли она предусмотрительно скинула, чтобы не шуметь.
Может, электричество отключилось само? Такое бывает. Так, если свет погас во всем доме, смотреть нужно главный щиток, а он… в подвале…
Неужели Фрэнк?!
Во рту у Фэйт пересохло, а сердце бешено заколотилось, и стук его казался ужасно громким в тишине комнаты. Ребенок внутри шевельнулся, снова затих!.. Господи, Господи! Спаси и сохрани меня и моего ребенка!
А что если взять ключ от машины и выбраться на улицу?
Глаза немного привыкли к темноте, и Фэйт различила ручку двери, ведущей в подвал. Передвигаясь на цыпочках, она взяла на кухне стул и поставила его возле двери – как ей показалось, с невероятным грохотом, потому что тишина была абсолютно мертвой – без электричества не гудел холодильник, не капала из крана вода.
Ключи от машины лежат на туалетном столике в спальне, а стало быть, нужно пройти через весь дом. Конечно, Фрэнк вполне мог вывести из строя ее «хонду», но об этом она старалась не думать… Неужели он и вправду сбежал из камеры? Неужели он из тех, для кого не существует запоров и решеток, посланец преисподней, настигающий жертву с неотвратимостью рока?.. Да нет, один раз его остановил Гэррет Хэнкок, еще один раз его опередил Мик, когда увез ее отсюда…
Но сейчас она не могла позвать на помощь никого – она была совсем одна.
Уже пробираясь по комнатам, Фэйт обнаружила, что машинально прихватила с кухни огромный нож для разделки мяса. Вот и хорошо, промелькнуло у нее в голове. Если бы сейчас меня видел Мик, подумала она, глотая слезы, и, несмотря на ужас, волна стыда захлестнула ее. Она так перед ним виновата! И дело вовсе не в том, что сейчас она в опасности. Из-за одной случайной фразы она оттолкнула от себя человека, тем самым поставив его на одну доску с таким подонком, как Фрэнк Уильямс. Оставалось только уповать на то, что ей все же еще представится возможность попросить прощения.
Наконец Фэйт добралась до спальни, закрыла за собой дверь и с облегчением бросилась к столику возле кровати. Пока что до нее не доносилось ни звука, ни шороха, и в душу ей закралась слабая надежда: может быть, все-таки это авария, а она ведет себя, как перепуганная идиотка, рискуя в темноте напороться на свой же собственный нож?
И вдруг до нее донесся звук опрокинувшегося стула из дальнего конца дома – того самого стула, который она оставила у входа в подвал! Боже! Неужели это все-таки случилось? Он здесь и ищет ее?
Забыв про все ключи и машины на свете, Фэйт юркнула в огромный старинный гардероб – место, где она больше всего любила прятаться в детстве, играя с отцом в прятки. Это был почти единственный предмет, уцелевший во время пожара, уничтожившего старый дом, и, несмотря на существование в доме гардеробной, отец сохранил антикварную громадину – несомненно, для дочери. Закрыв изнутри дверцы, Фэйт лихорадочно завернулась в простыни и байковые одеяла, с детской наивностью полагая, что в темноте никто ее, закутанную в одеяло, не заметит.
Сердце колотилось чуть ли не у самого горла, но Фэйт все же пыталась прислушаться к тому, что происходит снаружи.
Казалось, прошла вечность, пока она сидела в гардеробе с ножом в руке, трясясь от страха. В голове кружились молитвы и призывы, обращенные к одному лишь человеку – Мику. Если бы он мог услышать, если бы мог прийти на помощь!..
– Я знаю, ты здесь, сука! Выходи! Все равно я отыщу тебя!..
– Задам я ей трепку, чтобы впредь неповадно было выкаблучиваться, – процедил сквозь зубы Мик, напряженно вглядываясь в темную ленту дороги.
– И правильно сделаешь, – поддержал его Гэйдж, проверяя состояние оружия. – И потом разберись с телефонной компанией. Две поломки за три дня… Кстати, что это?
Одного вида припаркованного у поворота к дому Фэйт пикапа хватило, чтобы подтвердить наихудшие подозрения Мика. Визитер, да еще такой поздний, не оставит свою машину так далеко от дома, если он направляется в гости.
Резко затормозив, Мик повернулся к Гэйджу:
– Вызывай дежурных по рации, пусть немедленно едут сюда. Дело может пахнуть убийством. Я пойду к дому пешком.
– Вызову их – и сразу же за тобой!
Кросс в одну милю – пустяк для тренированного разведчика, разминка, отличный способ прочистить легкие. Если бы еще при этом не безумная тревога за Фэйт.
Было новолуние, и дорогу освещал лишь бледный свет звезд. Дом на фоне неба показался Мику темной громадой. Вдруг он заметил, что на земле что-то блеснуло. Это была выставленная из окна подвала рама со стеклом. Пробормотав проклятье, Мик осторожно пролез внутрь.
Он уже понял, чьих рук это дело. Из местных жителей никому не могла бы прийти в голову такая идея, а случайный бродяга не стал бы перерезать телефонный провод. Только один человек способен на такое – Фрэнк Уильямс. Одному Богу известно, как он сбежал из камеры, хотя… Учитывая беспечность полицейских, привыкших иметь дело с мелкими воришками, нетрудно предположить, что, оставшись один на один со своим благодушным охранником, Фрэнк обманул его и сбежал.
Едва коснувшись ногами пола, Мик вытащил фонарик и пробежался лучом по помещению. Первое, что бросилось ему в глаза – разбитый электрощиток. Так вот почему дом погружен в темноту… Но если так, – подумал Мик, – Фэйт не должна быть застигнута врасплох, и у меня, возможно, еще есть время.
Через дверь, мимо опрокинутого стула, Мик ворвался на кухню – никого! Зато он услышал какой-то шум со стороны спальни. Одним движением распахнув наружную дверь, Мик ринулся в сторону спальни.
– Я вырежу этого ублюдка из тебя, сука!
Голоса Фэйт не было слышно. Прячется, мертва или без сознания? Мик свято не терял надежды на первое.
– Ты моя, слышишь ты, мерзкая тварь! И как только тебе в голову пришло, что от меня можно скрыться?
Раздался пронзительный визг – Фэйт все же не сдержалась, потом скрип открывающегося гардероба, и Мик, забыв обо всех предосторожностях, ногой распахнул дверь и с револьвером в руке ворвался в спальню.
– Руки вверх!
В темноте он различил смутные очертания Фэйт, упавшей на пол, и отчетливый силуэт высокого мужчины – одной рукой тот держал Фэйт за волосы, а в другой слегка поблескивал нож.
– Сожалею, – с ухмылкой отозвался Фрэнк и подтянул Фэйт за волосы поближе к себе. – Сожалею, но мне нужно закончить одну работу. А ты что, краснокожий, рассчитывал, что она будет принадлежать тебе? Черта с два!
Мик выстрелил. Нож со звоном полетел на пол, и Фрэнк, отпустив Фэйт, левой рукой выхватил из кобуры револьвер.
– Где твоя хваленая меткость? – сквозь зубы процедил он. – Разве можно оставлять в живых вооруженного противника? Я так никогда не поступал. – Уильямс медленно поднял револьвер. – А ты чего медлишь? Неужели не можешь? Боже мой, какие сантименты. А вот мне терять нечего, так что извини, парень.
Грянул выстрел, и на пол рухнуло мертвое тело – тело беглого полицейского-перевертыша, ревнивца и маньяка Фрэнсиса Эйвери Уильямса.
– Извини, если я тебя опередил, – послышался из-за спины Мика голос Гэйджа. – Я подумал, что парень прав, и тебе несподручно убивать отца ребенка.
Проскользнув мимо Мика, он опустился на колени перед распростертым телом.
– Кончено, – сказал Гэйдж спокойно. – Мистер Уильямс более не оскверняет своим присутствием этот свет и никогда больше не сможет терроризировать вас, миссис Уильямс.
Фэйт не отвечала. Мик бросился к ней.
– Фэйт, малютка. Все кончено, и ты в безопасности.
Фэйт содрогнулась всем телом и, не открывая глаз, тихо спросила:
– Мик?
– Я здесь, Дочь Луны. Я здесь, рядом. Надеюсь, он тебе ничего не успел сделать?
– Нет! – И тут же из горла Фэйт вырвался слабый стон. – Мик, кажется, у меня начинаются преждевременные роды.
Расстояние в тридцать три с половиной мили, отделявшее дом Фэйт от окружной больницы, они покрыли за двадцать пять минут. Черный «блейзер» несся как стрела, оглашая пустынные окрестности воем сирены, озаряя ночь огнями мигалки.
В больнице, переложив Фэйт на каталку, он наклонился и поцеловал ее в лоб.
– Если я тебе буду нужен, только крикни, и я тут же приду.
Он сидел в коридоре, опустив голову, и ждал. Задремав, он не сразу заметил, что напротив кто-то сидит. Открыв глаза, Мик увидел Рэнсома.
– Мэнди тоже хотела приехать, но я ей запретил.
– И хорошо, что не приехала. В ее положении лучше сидеть дома.
Сунув руку в сумку, Рэнсом достал из нее большой термос.
– Я знаю, что такое больничный кофе, – сказал он, вынимая из сумки два пластмассовых стакана. – В свое время я насиделся в этом коридоре…
– Спасибо, – ответил Мик и с наслаждением глотнул ароматного напитка. – Никто в мире не умеет готовить кофе лучше твоей Мэнди.
– Насколько все серьезно?
– Не знаю, – отозвался Мик, услышав в его голосе искреннее сочувствие. – Ей пришлось пережить такой стресс!.. Не знаю. Они пока что ничего не сказали. – Мик закрыл глаза. – Одного не пойму: как он ухитрился бежать?
– Не поверишь, – послышался от двери голос Нэйта, – но он ухитрился заманить Лу в камеру. Лу в больнице, у него две ссадины, шишка на лбу и легкое сотрясение мозга…
– Но как он умудрился обмануть охранника?
– Боюсь, мы не скоро это узнаем. У Лу отшибло память, и он помнит только, как арестованный подозвал его к камере. – Нэйт криво усмехнулся. – Черт возьми, мы живем в округе Конард, и нам не приходилось иметь дело с такими бандюгами. Хотя, надо думать, теперь у нас прибавится бдительности.
Он уселся на диванчик возле входной двери.
– Да, я же не сказал самого интересного. Ночью под шумок патруль остановил на дороге одного работника с ранчо Джеффа Кумберленда, и у этого типа обнаружили набор хирургических инструментов. Гэйдж сразу же слетал к своему приятелю-криминалисту, и тот подтвердил – предварительно, разумеется, что скотину резали именно этими инструментами.
– Да? – вяло спросил Мик, не чувствуя ни малейшего интереса к разгадке тайны, четыре года не дававшей ему покоя.
– Это не все. Сразу же всплыло, что все случаи нападения на скотину происходили там, где этот парень нанимался на работу. Когда-то он работал забойщиком скота на хладобойне, потом его уволили за садистские замашки, и он подался в ковбои, но нигде долго не приживался. Но к черту маньяков и гангстеров!.. Как Фэйт?
Пэриш пожал плечами.
