Текст книги "Дочь Луны"
Автор книги: Рут Валентайн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
Фэйт кивнула, догадываясь, что у помощника шерифа должны быть веские основания для столь необычных мер предосторожности. Она отдала ему ключи от дома.
– Запрись, – сказал он и не двинулся с места, пока Фэйт не закрыла все двери. Затем, расстегнув кобуру и проверив, на месте ли сапожный нож, двинулся к дому.
Двор после вчерашней ложной тревоги был истоптан, поэтому обнаружить какие-нибудь следы не представлялось возможным. Мик подергал дверную ручку. Дверь оказалась запертой, но, как ему показалось, слегка расшатанной по сравнению со вчерашней ночью, когда он сам запирал ее.
Сдвинув на лоб очки, Мик осторожно вошел в дом. Первое впечатление – ничего не изменилось, на кухне так же мирно гудел холодильник, в ванной капала вода из неплотно закрытого крана. Но в воздухе витал новый, незнакомый запах: кислый, настораживающий. Запах немытого мужского тела. Кто-то все же успел здесь побывать.
Мысленно проклиная свои громыхающие сапоги, Мик обошел комнату за комнатой, помещение за помещением: все на своих местах, ничего не тронуто. Последней была спальня Фэйт. Осторожно открыв дверь, он вошел внутрь и замер.
Он много чего повидал на своем веку, но сейчас даже его пробрала дрожь. По всей комнате валялись изрезанные в клочья платья, белье, верхняя одежда из гардероба Фэйт…
Солнце уже час как зашло. Фэйт, стоя у окна в доме Лэйердов, всматривалась в темноту, с нетерпением ожидая, когда вернется Мик, и заберет ее домой.
Мик же, предварительно поставив в известность шерифа, засел на ранчо Монроузов, подкарауливая Фрэнка Уильямса. Время от времени Рэнсом Лэйерд звонил в полицию и интересовался развитием событий, но всякий раз Тэйт сообщал, что все в порядке, полиция идет по следу. Фрэнка, как выяснилось, вчера вечером видели в заведении Мод. Он не задавал никаких вопросов, поэтому Мод не придала факту его появления особого внимания. Но ответственно заявила теперь, что если потребуется его опознать – она это запросто сделает.
Мик препоручил Фэйт Рэнсому и Мэнди, заверив, что они при случае сумеют защитить ее от Фрэнка, но поскольку Фрэнк едва ли стал бы искать свою бывшую жену в совершенно незнакомом доме, ожидать встречи с ним едва ли приходилось.
При всей признательности к чутким и заботливым хозяевам Фэйт душой рвалась домой, к Мику. Она держалась вежливо, отвечала на вопросы, но вскоре почувствовала, что нервы у нее на пределе.
Прикрыв на минуту глаза, она вспомнила Мика таким, каким он вышел из ее дома утром. Сказать, что он был в ярости – значило бы ничего не сказать: таким холодным, испепеляющим гневом веяло от его зловеще спокойного лица. Тогда она испугалась, но не Мика, а того, что стояло за его гневом. Сейчас же ей не терпелось снова оказаться рядом с ним, потому что только рядом с ним она ощущала себя в полной безопасности.
– Фэйт, – окликнула ее Мэнди, – ты не хочешь присесть?
Обернувшись, Фэйт с принужденной улыбкой сказала:
– Пожалуй, можно. Хотя, если честно, я слишком нервничаю, чтобы усидеть на месте.
– Еще бы не нервничать! Но выпить со мной чашечку травяного чаю ты, я думаю, не откажешься?
– Это Мик, – крикнула вдруг Фэйт, расслышав за окном звук приближающейся машины.
Невесть откуда возник Рэнсом – рыжебородый, рыжеволосый, с дробовиком в руке.
– Сперва я, Фэйт, – он вежливо отстранил ее от двери и шагнул вперед.
Фэйт не ошиблась – приехал Мик. Усталый и злой, он вошел и молча протянул руку Фэйт. Когда она приблизилась, он прижал ее к запорошенной снегом куртке.
– Как дела? – спросил он.
– Нормально. Ну, что нового?
– Пока не поймали. Но весь округ поднят на ноги, так что если он где-то объявится, мы узнаем об этом в ту же минуту. Он теперь не сможет и шагу ступить без нашего ведома, Фэйт. Можешь мне поверить.
– Кофе, Мик? – спросила Мэнди. – А может, поужинаешь?
– Нет, спасибо, Мэнди. Чего я действительно хочу, так это спать. – Он взглянул на Фэйт. – Едешь со мной?
– Конечно, – выдохнула она, удивляясь, что он еще спрашивает. – Сейчас надену куртку, и можно ехать.
Мик молча ждал, не обращая ни малейшего внимания на то, как Лэйерды обменялись между собой удивленными взглядами. Пусть себе судачат, подумал он. Он заботится о Фэйт по долгу службы, к тому же никаких других охотников взять на себя эту миссию что-то не видно. Что касается этого дурацкого влечения к ней – ничего, со временем он успокоится, и все пойдет своим чередом.
Он продолжал думать об этом и в машине, с наслаждением вдыхая аромат женщины, сидевшей на соседнем сиденье.
– Шериф Тэйт говорил, что Фрэнка видели в ресторанчике Мод, – подала голос Фэйт. – Это где-то в центре города?
– Ага. Прямо напротив церкви Святого Варфоломея, в двух кварталах от Мэйн-стрит. Приезжие обычно предпочитают обедать в другом ресторане.
– Так он, выходит, неплохо ориентируется в городе? – испуганно спросила Фэйт.
– Кто его знает. Во всяком случае, его видели еще в двух местах – у Скрэнтона на станции техобслуживания и в аптеке. А вот в мотеле он не останавливался и комнат не снимал – это мы проверили. Нэйт приказал взять твой дом под круглосуточное наблюдение на тот случай, если он вздумает вернуться.
Про себя Мик возблагодарил вчерашнюю ночную грозу: если бы не она и не ложная паника, сегодня утром он нашел бы на ранчо Монроузов не обрезки одежды, а кое-что похуже.
– Господи, Мик, – прошептала Фэйт. – Будет этому когда-нибудь конец?
Что я плохого сделала Фрэнку, с отчаянием подумала она. Четыре года я терпела его. Почему же теперь он не может просто оставить меня в покое. Все же кончено. Кончено!
Мик поймал ее руку и ласково сжал в своей ладони.
– Успокойся. Если он где-то в округе Конард, мы его обязательно схватим. Клянусь, что с твоей головы не слетит ни один волос. Даю тебе слово, слышишь?
Но Фэйт снова удивила его. Глядя в его глаза, она торопливо сказала:
– Нет, Мик, я не могу принять от тебя такого обещания. Я не смогу спокойно жить на свете, если с тобой по моей вине что-нибудь случится.
A-а, черт, подумал Мик, но к раздражению на сей раз примешивалось ощущение радости, вызванное ее словами.
– У тебя очень измотанный вид, – добавила Фэйт. – Может быть, я накормлю сегодня скотину?
– Кофе не отобьет у тебя сон? – с тревогой спросила Фэйт, когда они, приехав, расположились на кухне.
– Да будет известно Дочери Луны: ничто на свете не в состоянии отбить у меня сон. Я давным-давно научился спать где угодно и при любых условиях.
Фэйт посмотрела, как Мик потирает затылок и шею. Наверное, он ни с кем не хотел говорить, а потому отказался от предложения Мэнди поужинать, подумала она. Время было еще совсем детское, и ей, например, совершенно не хотелось спать.
– Может быть, ты голоден? Приготовить что-нибудь?
Мик медленно поднял голову.
– Радость моя, мой голод не так легко утолить…
– Ага!.. – Затем, мгновение спустя, до нее, видимо, дошел смысл сказанного. – А? – И щеки ее вспыхнули, как два костра.
Она должна была оскорбиться, хлопнуть дверью, запереться в спальне, раз и навсегда прервать с ним все отношения и тем самым избавить его от наваждения.
Но вместо этого она стояла, не отрывая от Мика растерянного взгляда огромных голубых глаз, – порозовевшее лицо в обрамлении золотистых волос: ни дать, ни взять – дрезденская фарфоровая статуэтка, розовое, белое, голубое – хрупкость и соблазн!..
– Я… я понимаю… – еле слышно пролепетала она, сжимая и разжимая крохотные кулачки.
– Сомневаюсь, – сказал Мик сухо; сумей она понять смысл его слов, ноги ее здесь давным-давно бы не было, как и не было бы этой мучительной сцены.
– Да нет, я понимаю, – уже настойчивее, хотя по-прежнему еле слышно проговорила она. – А… а у тебя что, нет вообще никакой подруги?
– А должна была бы быть? – саркастически спросил он.
Лицо ее пошло красными пятнами, пальцы растерянно переплелись и опустились на круглый живот.
– Ну, наверное… Муж говорил, что мужчина не может обходиться без того, чтобы… И даже когда есть жена…
Она смолкла, испугавшись его сурового взгляда.
Мик тяжело поднялся и навис над ней, как скала.
– А ты понимаешь, – хрипло спросил он, – что все во мне кричит и просит женской ласки – твоей ласки? А если Дочь Луны понимает это, то что она может мне ответить?
Не отрывая глаз от его лица, с надеждой и ужасом она проговорила:
– Я… я боюсь разочаровать тебя!..
– Ах, Дочь Луны, Дочь Луны, – покачал Мик головой. – Даже если бы ты очень захотела, то не смогла бы разочаровать меня.
И, невзирая на ее слабые протесты и лепет о его сломанном ребре, он подхватил ее на руки и по лестнице поднялся в ее комнату. Там, возле кровати, поставил на пол и прижал к себе.
– Я хочу тебя – хриплым шепотом признался он. – Боже, женщина, знала бы ты, до какого состояния ты доводишь меня. Я знаю, что своей внешностью и манерами могу напугать кого угодно, но я хочу тебя. Я хочу тебя, но видит Бог, не притронусь к тебе пальцем, если ты хотя бы чуть-чуть меня боишься.
– Я бы хотела… – скорее выдохнула, чем сказала она минуту спустя, когда он, жарко целуя ее, стал снимать с нее свитер.
Она стояла перед ним в кружевном лифчике и свободных брюках – восхитительное и волнующее зрелище.
– Я бы очень хотела стать сейчас красивой. Не такой толстой, и вообще…
Прикосновением губ Мик заставил ее замолчать.
– Я, кажется, уже говорил тебе, что женщина прекрасна в любое свое время, и ожидание ребенка лишь красит тебя, Фэйт.
– Но это же не твой ребенок! – с отчаянием в голосе проговорила она.
Веско, чеканя каждое слово, Мик произнес:
– Если ты моя, то и ребенок мой, Фэйт. Запомни это!
Прежде чем она успела вымолвить хотя бы слово, Мик поднял ее и бережно перенес на постель.
– Сегодня вечером, – прошептал он, – я прошу от тебя одного – разрешения прикасаться к тебе. И чтобы ты сделала вид – просто сделала вид, – будто это все в первый раз, то есть вообще в первый раз. Забудь все, что ты якобы знаешь, и доверься мне. Для нас все будет впервые.
Стоя возле постели, он раздевался: высокий, мускулистый, широкоплечий, с кожей медного цвета. Потом сел на край кровати, чтобы снять джинсы.
– Проклятые ребра! – услышала она его бормотанье, и джинсы полетели прочь. – Иди ко мне, – тихо произнес Мик, вытянувшись на кровати, и через секунду она отдыхала на его груди – маленькая, хрупкая, доверчивая.
– И как ты только доверилась мне? – прошептал он, бережно поглаживая рукой ее живот.
– А как я могла не довериться? – простодушно спросила Фэйт и провела горячей рукой по его щеке. Потом ее рука переместилась на его грудь. – Мне нравиться гладить твою кожу. Она такая упругая и горячая.
– И мне нравиться ласкать твое тело. Оно как атлас…
– О-о, Мик!
Она повторила его имя несколько раз, как заклинание, пока его ладонь двигалась по ее телу, приближаясь к средоточию ее женственности. Зажмурив глаза, она дрожала и прижималась к нему все крепче. Когда его большие и нежные пальцы нашли наконец то, что искали, с губ ее слетел стон. Чувствуя, как учащается ее дыхание, Мик слегка приподнялся, потом приподнял ее, не переставая ласкать, и повернул набок.
Фэйт задохнулась, почувствовав, как он начинает проникать в нее; сладостная дрожь разлилась по ее телу, и она поразилась, что прожила столько лет, а так и не сумела понять, как это может быть чудесно – уступать мужскому желанию.
И тут же все ее сомнения и неуверенность словно ветром сдуло. Она теперь знала одно: она нуждается в нем, она хочет принадлежать ему, наполниться им.
Сжав бедрами его ягодицы, она исступленно рванулась вперед как всадник, несущийся к вершинам блаженства, и в последнем своем взлете забилась в судорогах, и оба они рухнули рядом в изнеможении блаженства и забытья.
Фэйт лежала рядом, припав виском к его плечу, и Мик подумал, что однажды он хотел бы увидеть ее под собой – всю от губ до пальцев ног, и тогда он сможет показать ей все вершины, на которые способна вознести страсть.
Фэйт потерлась носиком о его грудь.
– Я и мечтать не могла о чем-то подобном, – прошептала она.
Мик отбросил прядь волос с ее лица.
– То ли еще будет. А пока, леди, рад вам сообщить, что я действительно проголодался. Я вдруг вспомнил, что не ел с самого утра, и мне немедленно захотелось восполнить пробел.
– Я сейчас все приготовлю!
– Нет, ты не поняла. Ты останешься здесь, а я быстренько сам что-нибудь сварганю.
На кухне Мик соорудил сандвичи с беконом – свое любимое блюдо, – сунул их в микроволновую печь и вдруг застыл с банкой майонеза в одной руке, и с горчицей – в другой. Проклятье! А ведь это произошло. Он, как ни зарекался, привел женщину к себе в постель, а значит – и в свою жизнь. Конечно, она и раньше в ней присутствовала, но не столь безусловно и неотвратимо, как теперь.
A-а, черт, неужели я все-таки попался? Конечно, можно дело повернуть и так, что он всего лишь проявил участие – ввел неискушенную натуру в царство чувственности, помог открыть ей родники блаженства и вообще помог избавиться от комплексов. Короче говоря, пришел на помощь.
Так почему же ему так исступленно хочется иметь ее снова и снова, долгими, бесконечными часами изучать каждый изгиб ее тела и постоянно открывать ее заново. Не потому ли, что и она помогала ему открыть самого себя?
Они сделали навстречу друг другу только первый, самый первый шаг. Но это был шаг за черту, навсегда отделяющую прошлое от будущего.
9
Когда Мик вернулся в спальню, Фэйт уже успела одеться в его клетчатую фланелевую рубашку, застегнув ее на все пуговицы. Воротник рубашки скорее походил на декольте, соблазнительно обнажая белизну ее груди.
Притворившись, что не замечает ее смущения, Мик сел на край кровати и поманил к себе.
– Ты такой красивый, – срывающимся голосом произнесла она и изо всех сил прижалась к нему, словно боялась, что он в любую минуту может раствориться, как облако дыма. – Такой красивый! Как ястреб в небе или белый волк в заполярной тундре.
– Дочь Луны, – со смешком отозвался он. – Ты – лунное струение и мерцающий шелк. Слишком нежная и слишком драгоценная для волка из тундры. Слишком воздушная, так что если ты не поешь сию же секунду, тебя унесет от меня ветром.
Снаружи взревел ветер, дом заскрипел и застонал, но здесь, в теплом свете настольной лампы, двое поедали горячие сандвичи и чувствовали, как с каждой минутой ощущение душевной близости между ними становится все крепче и крепче.
Мик рассказал ей о службе в армии, поведал несколько забавных случаев, происшедших с ним, заставив Фэйт раза три улыбнуться, и незаметно перешел к тому далекому лету в округе Конард. По ее воодушевленному тону Мик понял, что если и сохранились у нее теплые воспоминания, то все они касались мужчин с ранчо Джейсона Монроуза – в каждом слове Фэйт об отце звучала любовь.
– Мне его так не хватает, – с грустью призналась она Мику. – Уже пять лет прошло, а я до сих пор не могу привыкнуть к мысли, что больше никогда не увижу его.
Мик пошел относить поднос с остатками еды на кухню, а Фэйт быстренько приняла душ. Сперва она хотела переодеться в ночную рубашку, но потом, поколебавшись, решила, что фланелевая рубашка Мика куда уютнее. Когда же она вернулась в комнату, Мик стоял у окна, вглядываясь в темноту ночи.
Боже, какой он сильный и красивый, снова подумала Фэйт, не отрывая глаз от его атлетической фигуры. В это мгновение Мик резко обернулся и увидел ее стоящей на пороге в длинной до колен мужской рубашке.
– Ты простудишься, если и дальше будешь стоять на холодных половицах босиком, – сказал он и, не получив ответа, подошел к ней, подхватил на руки и перенес на кровать. – Как ты себя чувствуешь? – спросил он. – Я серьезно спрашиваю.
Фэйт заглянула в его черные глаза и поняла, что он и в самом деле не шутит.
– Я чувствую себя отлично, – сказала она ему. – В самом деле, просто чудесно.
– Никаких болей или неприятных ощущений?
Фэйт угадала направление его мыслей и благодарно улыбнулась.
– Между прочим, чтобы ты знал, секс не противопоказан беременной женщине. Некоторые неудобства могут возникать, но проблем как таковых нет и быть не может.
Секс не противопоказан? Она что, всерьез использовала такое определение? Мик ощутил, как кровь прилила к сердцу.
– Секс?! – грубовато-насмешливо бросил он, большим пальцем проводя по щеке Фэйт. – Секс это вещь, которую можно иметь всегда, когда захочешь. Иметь секс так же несложно, как принять душ или поесть.
Лицо у Фэйт зарделось, а губы приоткрылись в невольном протесте.
– А вот заниматься любовью, – продолжил Мик в том же чуть развязном тоне, – мне в жизни приходилось всего несколько раз. И то, что происходит у меня сейчас с Дочерью Луны, я предпочел бы называть именно так.
– Да, милый, ты совершенно прав, – согласилась Фэйт, обвивая его шею руками и подставляя губы для поцелуя.
Мокрые от пота, все еще тяжело и неровно дыша, они понемногу приходили в себя. Она лежала, прильнув к его груди, и тела их все еще были слиты воедино. Это казалось просто чудом – лежать в кольце его рук и чувствовать себя огражденной от вихрей и невзгод огромного и недружелюбного мира.
Мик с наслаждением гладил ее атласную спину, изучая каждый изгиб этого нежного тела. Такая миниатюрная, такая совершенная – и она доверилась ему, мрачному громиле, хмурому нелюдиму. Есть в этом какая-то загадка, подумал он. Не говоря уже о том взрыве блаженства, который она мне только что подарила.
Под утро Мик проснулся – как всегда, с ясной головой и настороже. Он лежал на спине, и Фэйт спала рядом, уткнувшись носом в его плечо, и ее теплое дыхание щекотало кожу. По привычке он прислушался, вгляделся в темноту.
Окна дребезжали, а дом поскрипывал от порывов ветра, но это не могло стать причиной его пробуждения. Минуты за минутами падали в тишину, а Мик все прислушивался, постепенно успокаиваясь и расслабляясь. Наверное, Фэйт вздрогнула или что-нибудь пробормотала во сне. Просто он не привык спать рядом с женщиной.
Плотная, почти осязаемая на ощупь темнота окружала их. Раньше Мик любил темноту ночи за то, что она дарила ему чувство отрешенности от остального мира, дом становился его крепостью, в которую никто посторонний не мог проникнуть. Но сейчас, когда рядом лежала близкая женщина, темнота дарила ему ощущение сбывшегося чуда, заражала почти мистическим благоговением, наподобие того, которое он испытывал юношей, глядя в бездонное звездное небо Вайоминга.
Казалось, ему снова восемнадцать, и он снова, задрав голову, смотрит на усыпанное бриллиантовыми россыпями черно-бархатное небо, тоскуя по тому, чего никогда не имел, томясь по чувству, которого от рождения был лишен – чувству семейного очага.
Горло у него сжалось от горького, как полынь, воспоминания, а затем он замер, потому что ощутил, как рука Фэйт шевельнулась – тихо, но целеустремленно. Мик хотел было уже окликнуть ее, но остановил себя, боясь испугать ее, а также из невольного любопытства.
Рука Фэйт нежно гладила его мускулистую грудь, плечи… Сладкая волна блаженства прокатилась по его телу, и Мик, не удержался, судорожно сглотнул.
– Мик? – позвала его Фэйт.
Она не спала. И теперь, когда она убедилась, что и он не спит тоже, ее ласки обрели неожиданную дерзость, и ладонь ее смело скользнула к низу его живота.
– Ты ничего не имеешь против? – в голосе ее все-таки чувствовалась некоторая робость.
– Провалиться мне на месте, если я что-то имею против, – блаженно простонал Мик. – Наоборот: я всю жизнь хотел, чтобы нашлась женщина, которая касалась бы меня так постоянно.
– А если я осмелюсь на что-то большее? – спросила Фэйт, опускаясь ниже.
И это было начало нового исступленного витка блаженства, за которым пришло очередное забытье в непостижимом слиянии душ и тел…
Не сразу проснувшись, Мик резко сел в кровати и только после этого открыл глаза. Через окно в комнату струился яркий свет зимнего солнечного дня. Звонил телефон. Поймав трубку, Мик поднес ее к уху.
– Пэриш слушает.
– В общем, так, старик, – без всякого вступления проскрипел в трубку голос Натана Тэйта, – четверть часа назад нам удалось схватить этого сукиного сына.
Мик проснулся совершенно.
– Схватить? Где? При каких обстоятельствах?
– Этот тип самым нахальным образом снова завалился в ресторанчик Мод и как ни в чем не бывало заказал завтрак. Мод приказала обслужить его, а сама выскользнула из зала и немедленно позвонила нам. Сейчас мы оформляем протокол задержания. Я позвонил в техасский департамент общественной безопасности; полагаю, они официально попросят переслать парня к ним, так что до конца недели мы избавим наш округ от присутствия в нем этого ублюдка. В любом случае можешь передать своей драгоценной Фэйт Уильямс, что ее бывший муженек за решеткой, и она может ни о чем не беспокоиться.
Мик швырнул трубку на рычаг и обернулся. Фэйт, приподнявшись, смотрела на него во все глаза.
– Фрэнк арестован, Фэйт.
Фэйт судорожно вздохнула и, зажмурив глаза, закрыла лицо руками.
– Ну, наконец-то, – еле слышно вымолвила она.
– Некоторое время он посидит в кутузке, а затем его вышлют под охраной в Техас. Теперь тебе нечего бояться.
Фэйт открыла глаза, и с ресниц ее скатились две слезинки.
– Боже, Мик! – Позабыв о всякой сдержанности, она повисла у него на шее, из груди ее вырвался стон облегчения. – Боже, Мик, у меня словно камень с души свалился.
Мик держал ее в объятиях, прислушиваясь к смеху, смешанному со слезами, и не мог отделаться от ощущения, что не все так просто, как он сам только что изложил, и история с ее бывшим мужем ни для Фэйт, ни для него еще не закончена.
– Давай устроим праздник, – предложила вдруг она, вся сияя от радости. – У меня тысячу лет не было праздника.
– Как захочешь, – отозвался Мик. – Устроим вечеринку? Я смогу собрать по такому поводу кучу не кучу, но приличное число людей, причастных…
Фэйт прижала к его губам пальчик.
– Не желаю никаких людей! – хрипло прошептала она. – Хочу праздновать вместе с тобой и ни с кем больше.
За свою жизнь Мик принимал участие в бесчисленном количестве праздников и вечеринок по случаю завершения успешной операции, по случаю женитьбы друзей, по случаю рождения их детей. Но никто никогда не праздновал что-нибудь с ним одним, только с ним. Не было такого случая, и все тут!
– О’кей, – сказал он, подозрительно часто моргая. – Что именно ты хочешь предложить?
Фэйт вдруг покраснела и прикусила губу.
– Вообще-то, со стороны все это должно выглядеть ужасно.
– Что именно? О чем ты?
– Ну-у, ужасно ведь так радоваться из-за того, что кого-то посадили в тюрьму.
Мик улыбнулся и отбросил с ее лба прядь непокорных волос.
– Фэйт, если бы ты после всего пережитого пошла в тюрьму и застрелила его как бешеную собаку, никто, думаю, не осудил бы тебя. А ты стесняешься своей радости.
Фэйт осторожно покосилась на него.
– Ты действительно так думаешь?
– Конечно. Уж маленький праздник по случаю избавления от Фрэнка тебе явно не повредит. Что касается меня, то за шампанским дело не станет. Но, может быть, нам лучше съездить в ресторан Ларами и там отметить это событие?
– Отлично, но сперва съездим ко мне домой, я переоденусь. Не могу же я ехать в ресторан в таком виде?
A-а, черт, подумал Мик. Нет никакого способа выкрутиться и уйти от ответа. Откинувшись на подушки, он привлек ее к себе, исподволь наблюдая за выражением ее лица, на котором были написаны ожидание и радость.
– Фэйт, боюсь, что с переодеванием ничего не выйдет. Фрэнк всю твою одежду… попортил…
Радость поблекла, уступив место слишком знакомому страху.
– Попортил?.. – с дрожью в голосе спросила она. – Неужели всю? Конечно, ее там не так много, и я смогу… Как, всю одежду? – Она стала бледнее мела. – Что он с ней сделал? Сжег? Однажды уже так было… Так он ее сжег?..
Мик стиснул зубы и отвел глаза в сторону.
– Он ее… порвал в клочья, – после некоторой паузы сказал он, ухватившись за слово «порвал» вместо другого – «порезал». – В любом случае, это не проблема. Одна смена одежды у тебя есть, а перед рестораном мы вполне можем заехать в магазин готового платья и купить тебе что-нибудь новенькое.
– Мик, – оборвала она его вдруг, и он увидел, как по щекам ее заструились слезы.
– Да, пусть Дочь Луны говорит, – полушутливо сказал он, осторожно поглаживая ее по голове.
– У меня такое ощущение, что этот ужас никогда не кончится. Никогда!
– Кончится. Поверь моему слову. В конце концов, его уже поймали, и он сидит в тюрьме.
– Он и раньше сидел в тюрьме, но и тогда я не чувствовала себя в безопасности.
Против такого довода возразить было трудно.
– Я тебя понимаю, – сказал Ник угрюмо. – И на это могу сказать тебе одно: положись на меня.
– На твоем месте я бы обязательно взял этот свитер, – объявил Мик, подходя к примерочной. Лицо приторно улыбающейся продавщицы тут же перекосилось, словно она проглотила жабу. Только слабоумный не прочел бы в ее гримасе ужас и отвращение к этому верзиле индейцу, с которым такой маленькой и хрупкой куколке приходилось иметь дело.
– Мне он тоже кажется симпатичным, – согласилась Фэйт. – Но он слишком дорогой. Лучше я возьму голубой.
– Но бледно-лиловый – твой цвет.
Фэйт подняла глаза, и лицо ее озарилось благодарной улыбкой.
– Ты так думаешь?
– Не думаю, а вижу. Позволь, я куплю его для тебя, ну, скажем, в качестве рождественского подарка.
– Но до Рождества…
Мик неумолимо мотнул головой.
– Если ты не согласишься сделать это сейчас, мне придется приехать сюда завтра. Тебе не жалко моего времени?
Он отступил назад, и продавщица шарахнулась от него, как от Кинг Конга.
Когда он загружал покупки в багажник «блейзера», Фэйт спросила:
– Что случилось вдруг с этой продавщицей? Она же вначале казалась такой приветливой.
Мик захлопнул багажник, запер его и только после этого взглянул на Фэйт.
– Полагаю, – сказал он тихо, – девушка не слишком любит индейцев.
Фэйт онемела от возмущения и невольного чувства вины. Мик пожал плечами и открыл дверцу машины.
– И часто тебе приходится с этим сталкиваться, – спросила она.
Мик на мгновение обернулся и кивнул.
– И ты так спокойно говоришь об этом.
– С тех пор, как я вышел из подросткового возраста – да!
– Но как же ты можешь…
– Золотая моя, злость в таких вопросах мало помогает. Ну хватит, если ты не передумала появляться на людях в обществе страшного великана-индейца, поищем себе столик в ресторане.
Фэйт не передумала, и когда десять минут спустя они входили в зал ресторана, рука ее крепко сжимала локоть Мика, а подбородок был вызывающе приподнят. Вот сила духа, с восхищением подумал Мик. А с виду она кажется такой хрупкой и беззащитной.
Мик бывал в этом ресторане с друзьями и знал, что здесь ему не придется сталкиваться с махровым расизмом. Не то, что его сильно смущала такая перспектива, просто не хотелось портить настроение Фэйт. Кроме того, Мика устраивало здешнее меню: он предпочитал простую, но обильную пищу. Официантка хорошо знала помощника шерифа по прошлым визитам, держалась дружелюбно, и Фэйт мало-помалу успокоилась.
– Не надо петушиться из-за меня, Фэйт, – сказал Мик. – Бороться с предрассудками – все равно, что биться головой о стену. Хвала дядюшке Сэму – благодаря ему я объехал полсвета и одно усвоил наверняка: нет или почти нет таких людей, которые не имели бы предубеждений против кого-то.
А потом, подумал он, я не тот, за кого тебе следует заступаться. Кто я? Мираж, обман зрения, наваждение. У тебя своя жизнь, у меня – своя, и теперь, когда Фрэнк Уильямс пойман, ничто не помешает каждому пойти своим путем. В конце концов, дрезденская фарфоровая статуэтка и зачерствелый служака-метис – явно не пара. И как только ты почувствуешь себя в безопасности, потребность в защитнике отпадет сама собой, и ничто не помешает тебе стать просто доброй соседкой, с которой меня ничего не будет связывать, кроме дружеских отношений и привычки прийти на помощь друг другу.
Он собирался после ужина сводить Фэйт в кино, но заметил, что она явно устала. Они оба почти не спали прошлой ночью, а потом она все же ждем ребенка… Заплатив по счету, Мик подхватил Фэйт под руку и проводил к машине.
Когда в салоне автомобиля Фэйт пару раз зевнула, Мик велел ей не стесняться, а спокойно подремать на заднем сиденье. Она заснула мгновенно, а Мик повел машину дальше, воспаленными от бессонницы глазами всматриваясь в серую ленту ночной дороги.
Фэйт очнулась, охваченная животным ужасом: сильные руки подхватили ее и понесли – в темноту, в ночь…
Она закричала, колотя мужчину кулачками.
– Дочь Луны может ничего не бояться!.. Тсс, Фэйт. Это же я, Мик.
Мик! Слава Богу, это Мик! Ужас растаял, как снег под майским солнцем, и Фэйт, уткнувшись в его шею, блаженно вдохнула запах его кожи.
– Знаешь, – сказала она, когда он внес ее в свою спальню, – я бы хотела стать для тебя тем, кем стал для меня ты.
Мик опустил ее на свою кровать, включил настольную лампу и произнес:
– Я спущусь вниз, накормлю скотину и заберу твою одежду из машины. Ты больше ничего там не оставила?
Фэйт с необычной торжественностью взглянула ему в глаза и отрицательно качнула головой. Мик коротко кивнул и двинулся к двери. На пороге он, однако, остановился и, поколебавшись, бросил через плечо.
– Ты всегда была для меня всем, Дочь Луны. Всем.
Он оставил Фэйт одну в состоянии крайнего смятения, а сам, громыхая сапогами, спустился вниз.
– Итак, – пробормотал он, – на склоне лет ты, Мик Пэриш, окончательно тронулся умом. Как вообще можно было делать такое признание? Это же безумие. Полное безумие!
Но она и в самом деле была для него всем. Это ее девичий голосок звал его из замурованной ямы, в которой его погребли живьем вьетнамские партизаны, а потом поманил в округ Конард. В самые трудные минуты своей жизни, когда он готов был свихнуться, воспоминания о том лете, о том, как он учил Фэйт ездить верхом, бросать лассо, ловить рыбу помогли ему устоять и сохранить рассудок. Трудно поверить, но все так и было: он закрывал глаза, и воспоминания о самом счастливом лете в его жизни оживали перед ним.
А сейчас перед ним была явь, и он никак не решался поверить, что это не сон, не плод его больного воображения.
Накормив скотину и забрав вещи из машины, Мик вернулся в свою комнату. За дверью ванной шумно лилась вода из душа. Хорошо бы и мне тоже принять душ, подумал Мик. Вместе с ней. Он поставил на пол сумку с вещами и задумался. Было бы так славно встать под горячие упругие струи воды, намылить Фэйт с ног до головы, затем позволить ей проделать то же с ним… Волна сладкой дрожи пробежала по его телу, стоило представить себе эту картину.
Но как воспримет это она?..
Мик улыбнулся озорной улыбкой. Лет сто он не был таким веселым. А может быть, не стоит себя сдерживать?..
Когда Фэйт, блаженно открыв глаза, увидела рассматривающего ее в упор Мика, она отчаянно взвизгнула и отступила. Их разделяла только стена льющейся воды. Он поспешно задернул пластиковую занавеску, но через секунду заглянул внутрь.
