Текст книги "Дочь Луны"
Автор книги: Рут Валентайн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
– Сегодня она перебралась на свое ранчо.
– Сумасшедшая! Ты не смог ее переубедить?
– Она упряма, как ослица, – покачал головой Мик.
– Так теперь она твоя соседка, и у всех нас прибавляется головной боли, – со вздохом сказал Нэйт. – Хлопот с ними не оберешься, с этими бабами. То они сама слабость, и ты сломя голову бежишь им на помощь, то они крепки и несгибаемы, как скала. Но самое главное, они всегда выбирают для своих выкрутасов самое неподходящее время.
– С Маргарет поссорился?
Нэйт мрачно взглянул на него.
– Заметно, да? Ладно, ерунда. Вот Фэйт Уильямс – это проблема. Не могу смириться с мыслью, что беременная женщина будет жить одна в такой глуши. Надеюсь, дежурные патрули будут держать ее под наблюдением. Проклятье, – взорвался он. – Неужели она не понимает, чем рискует?
– Она никогда раньше не жила одна и теперь вдруг захотела попробовать, – сообщил Мик, закинув ногу на ногу. – Я уже попросил Мэнди и Рэнсома приглядывать за ней. Единственное, что могу обещать, Нэйт: при первой же угрозе я вывезу ее оттуда.
– Вся надежда на тебя, старик. Только на тебя. У меня плохие предчувствия. Говорю тебе, положа руку на сердце.
– A-а, черт! – не сдержался Мик, прочитав результаты некроскопии. Он надеялся, что криминалисты прольют хотя бы лучик света на его смутные догадки, но в бумаге излагалось всего лишь более пространное описание того, что он уже знал.
– Да, это были коровы из стада Джеффа. Но Мик и так определил это по меткам, выжженным у них на боках. Причиной смерти явилась потеря крови, имевшая место еще до того, как были вырезаны язык и гениталии. И это Мик понял – по отсутствию крови на месте происшествия. «О других результатах будет сообщено позднее», – говорилось в заключении криминалистов.
– Итак, все снова придется списать на волков, – кисло произнес Нэйт.
– Э-э, будь оптимистом, Нэйт, – отозвался Гэйдж. – Может быть, они отыщут на копытах семена или образцы почв, по которым можно будет определить место убийства.
– Может, нам парней из ФБР пригласить? Они-то уж точно в состоянии провести такой анализ. А у нас в глуши все делается просто: плюнул, дунул, лизнул – и с умным видом сделал вывод. – Мик встрепенулся, услышав про ФБР, но Нэйт продолжил: – Я не имею претензий к нашим криминалистам. У них нет необходимого оборудования и опыта. – Он повернулся к Мику. – Можешь идти, парень. Я тебя жду не раньше понедельника.
– Но я в полном…
Нэйт нетерпеливо остановил его:
– Ты не хуже меня знаешь, что в нашей профессии минута промедления смерти подобна. Пока ребра не заживут, на службе не показывайся. Разговор окончен.
Мик слишком долго жил по принципу беспрекословного подчинения приказу, чтобы затевать спор. На улице он надел фуражку и темные очки и бросил взгляд на супермаркет, расположившийся ниже по улице. «Хонды» Фэйт там не было; очевидно, хозяйка ранчо Монроуз поехала обживать свой дом. Заеду-ка, решил Мик, удостоверюсь, что все у нее нормально.
Но, проехав пятнадцать миль, на сто восемнадцатой отметке окружной дороги он внезапно остановился и обозвал себя последним идиотом. Взрослая женщина в здравом уме и твердой памяти решила жить в полном одиночестве в этом Богом забытом уголке округа Конард, так по какому же праву он позволяет себе вторгаться в ее частную жизнь? Она вообще могла бы остаться в Сан-Антонио, и тогда не он, а кто-то из местных полицейских опекал бы ее, Гэррет Хэнкок, например. Кроме того, там рядом больница, служба скорой помощи, возможность немедленно вызвать полицию…
Прилепилась же эта мысль: полиция! В гробу эта женщина видела полицию. Не любит она полицию. Не доверяет ей. И не без основания. Поэтому-то и ищет убежища у черта на рогах, а Мик Пэриш, не желающий в общем-то иметь никакого отношения к ее проблемам, как бы ему ни хотелось, не может выбросить их из головы.
– A-а, черт! – снова прошипел Мик. Все-таки следовало проявить поменьше деликатности прошлой ночью. Учитывая, что настоящей интимной жизни Фэйт не имела, нетрудно было бы довести ее до такого исступления, что всякое желание спорить вылетело бы у нее из головы.
Вместо этого Мик взъярился, Фэйт на глазах увяла, и вечер закончился тем, что оба разбежались по комнатам, недовольные собой и друг другом. В результате сегодня она уехала, а Мик неожиданно для самого себя ощутил пустоту. Никогда в течение всей своей сознательной жизни Мик Пэриш не чувствовал себя одиноким. Да, он сознательно избрал для себя уединенный образ жизни, но уединенность и одиночество не одно и то же; более того, по-настоящему уединенная жизнь возможна лишь тогда, когда человек не испытывает потребности в других.
Именно поэтому он не желал нарушать заведенный порядок жизни. С женщинами нельзя общаться, как с друзьями – на расстоянии; слабый пол через любые щели пролезет в сферу твоего личного бытия, чтобы навязать собственные порядки. А раз так, с какой стороны ни посмотри, вчерашний приступ его ярости избавил обоих от излишней головной боли.
Вот только в душе почему-то воцарилась холодная пустота, а в голову лезут самые ненужные мысли.
В чем же дело? Конечно, в нем самом. Не признаваясь себе в этом, он всю жизнь искал партнершу, которая могла бы войти в его жизнь отшельника, не нарушая строя этой жизни, а это, увы, квадратура круга, и до сих пор ни одному смертному не удавалось решить подобной проблемы.
Услышав, как к дому подъезжает машина, Фэйт поняла, что к ней изволил пожаловать очередной помощник шерифа. Стоило ей только войти в половине четвертого в дом и начать разгружать покупки, как к порогу подкатил черный полицейский «блейзер», и из него с предложением помощи вылез дежурный полицейский Тед Уоринг. Потом Тед пил у нее кофе и тогда же обмолвился, что такие мимолетные визиты дежурных помощников шерифа отныне не будут редкостью.
– То-то не будет отбою от покровителей, – отшутилась Фэйт, и с удивлением подумала, что перестала бояться людей в полицейской форме со звездой на груди, и все это – благодаря Мику.
– Шериф Тэйт каждого в округе держит под присмотром, – серьезно и важно пояснил Тед. – Просто одни больше нуждаются в нашем присмотре, другие меньше.
Перед тем как уехать, он сообщил, что к западу от ее ранчо находятся пастбища Хэла Уайета; иногда его телки, разрезвившись, перепрыгивают через ограду. И если она увидит поблизости ковбоев верхом на лошадях, пусть не беспокоится. А если надо, так они еще придут ей на помощь…
И вот во двор въезжает очередной «блейзер». Только на этот раз из него вылезает Мик Пэриш собственной персоной.
Фэйт почувствовала, как сердце ее радостно забилось. Уже много лет она не испытывала такого ощущения счастья, когда хочется взлететь, и вот это состояние вернулось. И все потому, что к ней пожаловал этот мрачноватый смуглый великан, такой грубый на вид, а на самом деле столь нежный, что при одном воспоминании о его ласках дух замирает.
Не пытаясь сдержать внезапную радость, Фэйт выскочила прямо на мороз, чтобы оказаться в его сильных, ласковых объятиях.
И Мик вдруг почувствовал себя дома.
Всю жизнь он чувствовал себя странником, и ему светило солнце чужих и далеких стран. Множество раз он рисковал своей шкурой, защищая идеалы страны, лишившей предков его матери всего, чем они владели, идеалы, являющиеся пустым звуком для большой части людей. Но для Мика американская мечта была мечтой человека о человеческом достоинстве, о независимости. Он славно делал свое дело, и теперь все его медали и знаки отличия вряд ли уместились бы на одном мундире. Но никогда и нигде он не мог почувствовать себя дома…
Только когда мороз начал пощипывать уши и щеки, они обнаружили, что целуются.
– Ну, и как тебе самостоятельная жизнь? – грубовато спросил Мик.
Смех Фэйт зазвенел как колокольчик.
– Моя самостоятельная жизнь длится ровно пять часов, и я еще не успела толком разобрать, что это такое.
– Кофе? – спросила Фэйт уже на кухне, и налила Мику большую кружку. – Ты знаешь, в перспективе мне потребуется собственный снегоочиститель.
– Об этом можешь не беспокоиться. Я расчищу тебе все дорожки, только свистни.
– О-о, вот как!..
– Именно.
Джейсон Монроуз выстроил этот дом лет пятнадцать назад, еще задолго до возвращения Мика в округ Конард, выстроил после того, как старое ранчо сгорело дотла. Одиноко возвышающееся двухэтажное здание было сложено из кирпича – материала, нетипичного для этой местности. В глаза бросалась современная обстановка, блестящий, покрытый лаком паркет. Зная старика Джейсона, Мик не сомневался: этот отсвет уюта в холостяцком жилище – прямой результат того, что хозяин, строя дом, постоянно думал о дочери.
– Ты не против, если я пройдусь по дому? – спросил Мик у Фэйт. Утром он успел заглянуть в коровник, осмотрел все постройки вокруг дома, но сейчас хотел получше изучить дом изнутри – на всякий случай, по привычке.
Внутри – на это они оба обратили внимание еще утром – оказалось довольно чисто, ожидаемого слоя пыли толщиной в палец они не обнаружили. То есть какая-то пыль и паутина были, но судя по ним можно было предположить, что хозяева отсутствовали здесь от силы два месяца.
За несколько часов Фэйт успела навести в доме мало-мальский порядок, и теперь с гордостью показывала Мику плоды своей деятельности. Но гордость эту подтачивало смутное беспокойство. Почему-то ей казалось, что она здесь самозванка, и вот-вот объявятся истинные владельцы ранчо и попросят ее выйти вон. Смех и грех, подумала Фэйт. Уж она-то знала, что в этот дом, по меньшей мере, лет пять никто не входил.
Мик обошел все комнаты, заглянул во все чуланы, в каждом коридорчике задерживаясь на несколько секунд. Еще его интересовали окна: плотно ли пригнаны рамы, надежны ли шпингалеты. Фэйт поначалу пыталась о чем-то говорить, что-то объяснять, но, заметив, как внимательно он изучает запоры и задвижки, в конце концов замолчала.
– Джейсон и в самом деле всю душу вложил в этот дом, – с уважением констатировал Мик, когда они снова вернулись на кухню. – Столько лет прошло, а косяки и рамы не рассохлись, никаких щелей и никакой халтуры. Хотел бы я, чтобы мой дом был выстроен хотя бы вполовину с той же степенью надежности.
Они сидели за кухонным столом, как и в прошлые ночи: он с кружкой кофе, она – с цветочным чаем.
– Я так переживала, когда старый папин дом сгорел, – призналась Фэйт. – Боюсь, мне потребуется несколько лет, прежде чем я привыкну к новому дому, как бы хорош он ни был.
Сказав это, она вдруг поняла, что как только Мик уедет, ей станет здесь невероятно одиноко и пусто. И дело вовсе не в том, что на много миль вокруг нет ни одной живой души.
– А где прошло твое детство? – спросила она Мика, рассчитывая своими вопросами задержать его подольше.
– Не здесь. Отец был профессиональным военным, и я вместе с ним объездил половину земного шара. К моменту окончания школы я побывал в восьми странах, соответствующих восьми местам его службы.
– Тебе и твоей матери, наверное, трудно было все время жить на чемоданах?
– Мне – да, а что касается моей матери, то она оставила нас, когда мне исполнилось два года.
– Понятно, – кротко сказала Фэйт и затихла, хотя у нее сразу возникло множество вопросов.
– Я не помню мать, – с тем же каменным выражением лица проговорил Мик. – У меня где-то есть ее фотография, но что снимок может сказать о человеке? Она была знахаркой из племени чероки, по крайней мере, так сказал однажды отец. Они познакомились в Оклахоме, и их отношения развивались очень быстро, судя по тому, что отец служил там каких-нибудь два месяца. Подозреваю, что отъезд из родных мест оказался для нее невыносимым. Как бы то ни было, вскоре после рождения второго ребенка она тихо удалилась, прихватив с собой моего младшего брата. Еще через год, если верить отцу, она умерла.
– Ты что-нибудь знаешь о ее родных?
Мик отрицательно покачал головой.
– Нет, единственное, что я знаю о родне по материнской линии, так это то, что мой дед был настоящим шаманом. Может быть, отец знал еще какие-нибудь подробности, но он почти ничего не рассказывал.
– А что стало с твоим братом?
– Полагаю, его воспитал кто-нибудь из родственников матери. Отец за все время нашей совместной жизни упоминал о брате раз или два, и вообще… – Мик смолк и пожал плечами. – И вообще он никогда не существовал для меня как что-то реальное, Фэйт. Я же его не знал. А когда я повзрослел, и у меня возникло желание задавать вопросы, отец уже умер.
Фэйт нестерпимо захотелось провести ладонью по его жестким черным волосам, утешить. Но она не решилась.
– Так у тебя, значит, нет никакой родни ни по отцовской линии, ни среди индейцев-чероки?
– А много ли вообще дети знают о своих родителях, если заглянуть за фасад семейных отношений? – вопросом на вопрос ответил Мик.
– Полагаю, очень немного, – согласилась Фэйт, встала со стула и поставила на плиту чайник. – Иногда я думаю о том, что мой ребенок родится без отца, бабушки, дедушки, и мне становится горько. Меня, по крайней мере, всегда грела мысль, что у меня есть отец, который любит меня, хотя и жил он отдельно и очень далеко от меня.
– Мне от своей матери в наследство осталось имя, – задумчиво сказал Мик. – Иногда мне кажется, что имя – главное и единственное, что будет с тобой всю жизнь, и только имени никто и никогда не в силах тебя лишить.
– Ты имеешь в виду имя Миках? – с любопытством отозвалась Фэйт. – Красивое имя. Мне нравится.
– Нет, нет и нет. Я имею в виду имя, которое дала мне она. По словам отца, она нарекла меня им сразу при рождении и даже заставила Эймора Пэриша записать его, чтобы не забыть. В переводе оно означает: Говорящий Голосом Грома. – Он осекся, сообразив вдруг, что никому и никогда не разглашал этой тайны.
– Боже, как здорово! – выдохнула Фэйт. – Мик, это же не имя, а настоящая поэма. И оно тебе так подходит. Думаю, мать гордилась бы тобой, если бы имела возможность увидеть тебя сейчас.
Мик отвел глаза.
– Может быть. Не знаю. Ты первая, кому я назвал это имя.
Зачем вообще он заговорил с ней на эту тему, спрашивал себя Мик. Эта женщина открывает один тайник моей души за другим, и скоро весь я буду перед ней как на ладони – одинокая снежная равнина, освещенная холодным лунным светом. И что же дальше? Что дальше?..
Оглушительный взрыв мины, и во все стороны разлетаются комья земли. Мик мгновенно перекатывается на живот и привычно прикрывает голову руками, прежде чем вторая мина успеет разорваться в кромешной темноте.
Молния и гром. Дом озаряется отсветом ослепительной вспышки. Провались все пропадом! Это всего лишь зимняя гроза, о которой он много слышал, но никогда не видел.
Мик резко сел на кровати и невольно застонал; ребро напомнило о себе. Черт, надо же было грому припутаться к его сну. Давно ему не снился минометный обстрел.
Часы на столе показывали два часа ночи. Сон как рукой сняло, и Мик опустил ноги на пол. Линолеум оказался холодным, как лед, и Мик в очередной раз дал себе слово, что в самое ближайшее время сдерет его. Дощатый пол лучше, дерево – живой и теплый материал. В крайнем случае, можно будет постелить палас. Фэйт, вероятно, нравятся половички и паласы.
От этой мысли он вздрогнул почти так же, как от ночного раската грома. Чертыхнувшись, Мик стал натягивать брюки. Какое, черт возьми, ему дело до Фэйт и ее вкусов? Они живут каждый своей жизнью, каждый по своим законам и привычкам, и пора бы выбросить эту женщину из головы.
Очередная молния озарила все вокруг, и в окне возник на мгновение привычный Мику пейзаж. Но только сейчас в нем было что-то дьявольское. Ну и ночка! Каково Фэйт одной в ее огромном пустом доме?..
На улице в лицо пахнуло морозным воздухом, и Мик с наслаждением вдохнул его полной грудью. Одинокий бродяга, для которого любой дом – лишь временное пристанище, шаман, душою связанный лишь со стихией, – вот он кто.
Проверив скотину, подбросив ей корма, Мик, бодрый и вновь уверенный в себе, вернулся в кухню. И тут зазвонил телефон. Опять диспетчер из участка, раздраженно подумал он. Что стряслось на сей раз? Дорожная авария, семейный скандал или пожар?
Но это была Фэйт.
– На помощь, Мик! – всхлипнула она. – Боже, Мик, помоги мне! Он где-то здесь и сейчас убьет меня…
8
– Какао?
– С радостью выпью чашечку.
Мик кивнул и повернулся к плите.
– Ты захватила с собой халат? – бросил он через плечо.
– Ой, забыла! Но ничего, обойдусь.
– Ладно, утром заедем и захватим его вместе с остальным твоим барахлом.
– Мик, но я вовсе не собираюсь…
Пэриш, не говоря ни слова, поставил перед ней стакан и пододвинул пакет с молоком.
– Наливай и слушай внимательно. Пусть мне вырвут язык, если я снова позволю тебе бравировать своей независимостью и жить одной в пустом доме, когда твой бывший муженек разгуливает на свободе. Один раз я совершил такую глупость, второго ты от меня не дождешься, не рассчитывай.
Когда ночью телефон от удара молнии в подстанции вышел из строя, Мик прокричал в рацию сквозь хрипы и трески, чтобы Эд Дьюхерст мчался ему на подмогу, и, не зная наверняка, услышал ли тот его, пустил свой «блейзер», что называется, с места в карьер.
Машина неслась на предельной скорости, а Мику казалось, что она ползет как черепаха. По сути, четыре мили, отделявшие его дом от дома Фэйт, он должен был покрыть за четыре минуты, но четыре минуты – это так много! За четыре минуты можно пырнуть жертву ножом раз тридцать, если не сорок, раза два задушить, о других способах убийства лучше не говорить.
Возле дома не было никаких других машин, только белая «хонда», но это ни о чем не говорило. Входная дверь оказалась незапертой – знак тревожный, но тоже ничего не означающий. В доме царила мертвая тишина. Осторожно обходя комнату за комнатой, Мик все больше приходил в недоумение: он не чувствовал присутствия постороннего – он бы обнаружил его по запаху, но главное – не было запаха крови. И лишь в третьей, последней по счету комнате он ощутил присутствие человека.
– Фэйт! – осторожно позвал он. – Фэйт, это я, Мик! Где Фрэнк? – резко спросил он, когда она наконец-то открыла дверь.
– Фрэнк?.. Боже, мне послышалось… Эта гроза… И я вдруг решила…
По рации вышел на связь подъехавший Эд. Они вместе еще раз осмотрели дом, но ничего не нашли. Эд уехал на дежурство, а сконфуженную и все еще трясущуюся от страха Фэйт Мик отвез к себе.
– Должен сказать, – продолжил Мик, – что таких упрямиц я еще не встречал в своей жизни.
– Упрямиц? – прыснула со смеху Фэйт.
– Да, а что, ты со мной не согласна?
– Ничего, просто я привыкла считать себя бессловесным и покорным существом, созданным для того, чтобы им помыкали все, кому не лень. – Моментально всякое веселье сбежало с ее лица. – Я так перепугалась, Мик, – сказала она тихо. – Меня обуял неописуемый ужас. Ты ведь еще не знаешь, что Фрэнк обещал убить моего младенца раньше, чем он родится.
Мик почувствовал, как на голове его зашевелились волосы.
– Убить не родившегося младенца? Он что, сумасшедший?
– Да, убить на том основании, что это его ребенок… Он так заявил, когда приходил в последний раз. Он считает, что, поскольку оба мы принадлежим ему, он вправе делать с нами все, что ему заблагорассудится. А раз карьере и семейной жизни все равно пришел конец, то он сделает так, что мы оба не достанемся никому другому.
– Прекрати себя мучить, Фэйт. Люди вроде Фрэнка не нуждаются в доводах разума, зато когда попадутся, сразу же начинают придумывать всякие сказки, чтобы оправдаться.
– Но я хотела понять…
– Это уже не твоя забота. У твоего бывшего супруга явно не в порядке с головой, и когда его поймают, им будут заниматься в первую очередь психиатры. Не сомневаюсь, им найдется, что сказать суду.
Мик вдруг почувствовал, как кулаки его непроизвольно сжимаются, и внутри просыпается яростное желание стереть с лица земли эту мразь. Сейчас злоба выплеснется из него, и Фэйт снова будет напугана, только на этот раз ей некуда ехать…
– Мик!
Как хорошо, что она окликнула его, прежде чем погладить по плечу. Мик так напрягся, что от внезапного прикосновения мог взорваться. Но она дала ему время, чтобы он воспринял ее призыв, взял себя в руки, оказался в состоянии слушать ее.
– Мик, – сказала она, с нежностью глядя в его глаза. – Я знаю одно: ты никогда в жизни не сделаешь мне ничего плохого. В чем, в чем, а в этом я уверена.
Повернувшись, он обнял ее и прижал к себе.
– Ну, так что скажет моя милая леди насчет чашки какао?..
Фэйт давно ушла к себе в спальню, а Мик мерил шагами кухню, не находя себе места. Пожалуй, неплохо было устроить пробежку босиком по снегу, но сейчас и это едва ли поможет.
Ему не давала покоя мысль о Фэйт. Та ушла, мирно пожелав ему спокойной ночи, но Мик не мог отделаться от ощущения, что приступ ее страха, спровоцированный внезапной и странной грозой, все еще не отступил.
Она сейчас, вероятно, лежит без сна, глядя в потолок, думал он, сердце отчаянно колотится, а с губ готов сорваться новый крик о помощи. Черт бы побрал эту грозу – все, чего ему удалось добиться в эти несколько дней, все коту под хвост.
Но что же можешь сделать ты, Мик Пэриш, спросил он себя. Во-первых, подняться к ней и проверить, как обстоят дела. Если она уснула, можно спокойно отправляться восвояси. А если она не спит, значит, твой долг – успокоить ее, утешить…
Его сапоги прогромыхали по ступенькам лестницы, на которой не было ковра, и, как подозревал Мик, никогда не будет. Еще одна неистребимая привычка отставного разведчика – никакой звукоизоляции, чтобы любой шум, любое движение в доме тут же можно было услышать. Сейчас он впервые помянул крепким словом свою непомерную мнительность и попытался идти на цыпочках, чтобы не разбудить Фэйт, если она спит.
Но она не спала. Тихо приоткрыв дверь, он увидел, что она, прямая и неподвижная, сидит в кровати, а в комнате включены все лампы одновременно.
– Не могу уснуть, – жалобно произнесла она. – Из головы не выходит то, как…
Она замолкла, и Мик неуверенно потоптался на пороге.
– Не оставляй меня одну, – шепотом попросила она. – Ради Бога, не оставляй меня одну.
Мик протянул ей руку, и Фэйт тут же поднялась с кровати и мгновением позже оказалась рядом. Его могучая ладонь поглотила хрупкие, тонкие пальцы женщины. Приведя ее в свою комнату, он молча указал на постель. Возможно, он об этом еще пожалеет, но дело сделано.
Какой смысл играть в прятки, если она проникла во все уголки моей души, стала частью моей жизни, подумал Мик. Вот она сидит в его огромной кровати, маленькая, закутанная по самый подбородок в цветастое индейское одеяло… Сидит, прислонившись к спинке кровати и ждет. Ждет его, Мика Пэриша. В теплом свете лампы золотые волосы ее похожи на сверкающий нимб, в огромных, голубых, широко распахнутых глазах – абсолютное доверие. Абсолютное и незаслуженное, потому что он всего лишь мужчина, из плоти и крови.
Остаток здравого смысла удержал Мика от того, чтобы раздеться до нижнего белья. Он просто снял ремень, отстегнул запонки и прямо в рубашке и джинсах растянулся поверх одеяла рядом с ней. Когда же он протянул руку, Фэйт, не говоря ни слова, уютно устроилась у него на плече. Лампа осталась гореть.
– Расскажи что-нибудь, – коротко бросил Мик. – Это помогает избавиться от страха.
– Рассказывать? Не думаю, чтобы кому-то приятно было слышать такие вещи.
– Тебе нужно излить душу, давай, я слушаю. – Тон его был довольно грубоватый, но она не обратила на это внимания – нежность, с которой его рука поглаживала ее шелковистые волосы, свидетельствовала об обратном.
– Никто до сих пор даже слушать об этом не хотел, – сказала она с горечью. – Я попыталась однажды рассказать обо всем отчиму, но он заявил, что Фрэнк бьет меня ради моего же собственного блага. Долг мужчины и мужа – держать жену в повиновении – так это прозвучало у моего отчима.
– Запомни, золотая моя: долг мужчины – защищать слабого. Твой отчим, видимо, такой же негодяй, как Фрэнк… Ну и что, полиция отказалась прийти тебе на помощь? Ты это хотела сказать?
– Не совсем… Они бы, пожалуй, и сделали это, но… – Она еле слышно всхлипнула. – У них существует неписаный закон, как вести себя, если один из их коллег оказывается перед лицом неприятностей…
– Понятно, – сказал Мик, прижимая Фэйт еще крепче и целуя ее в затылок. – Круговая порука, стремление перестраховаться и избежать неприятностей для всех остальных. Такое бывает, но вовсе не значит, что это хорошо. Полицейских, которые не пришли тебе на помощь, следовало бы в течение суток вышибить со службы, чтобы другим был урок.
– Я… я глазам своим не поверила, когда они повернулись и ушли, оставив меня одну с Фрэнком. – Ее голос зазвучал глухо от подступающих слез. – Я чувствовала себя такой одинокой, беспомощной, никому не нужной…
Она всхлипнула еще несколько раз и наконец заснула. Мик покачивал ее и думал, что напугать ее так просто – взять и признаться в том, что он желает ее. Для женщины, имеющей все основания не доверять мужчинам, такое признание может оказаться ударом.
Но тут же он вспомнил, как той ночью она отвечала на его поцелуи и ласки, и если бы не эти шрамы!.. Но нет, сказал он себе. Это не годится, особенно если учесть ее душевный надлом. Время и свобода выбора – вот что я должен дать ей. И может быть, поступив именно так, он сумеет преодолеть свое неудержимое влечение к ней.
Время и свобода выбора – вот что требовалось для них обоих.
Луч солнца защекотал лицо, и Фэйт проснулась. Небо за окном казалось невероятно синим. В столбе света, ослепительно сверкая, плясали пылинки. На мгновение Фэйт ощутила себя ребенком, проснувшимся с чувством, что впереди – огромный радостный день. И это несмотря на то, что лежала она в чужой кровати, в кровати Мика. А может быть, именно поэтому?..
– Доброе утро, соня!
На пороге, одетый в джинсы и клетчатую красную рубаху, стоял Мик. В руках он держал поднос.
– Завтрак готов, леди, – объявил он торжественно.
– Боже, Мик! – пробормотала Фэйт, когда он сел, поставив поднос на столик. – К чему столько хлопот из-за меня?
– Какие хлопоты? У тебя была сегодня тяжелая ночь, и ты заслуживаешь того, чтобы за тобой чуть-чуть поухаживали. День сегодня просто замечательный! – весело продолжил он, наливая ей какао в керамическую кружку. – Как только соберешься, сгоняем за твоими тряпками. Только не пытайся спорить – я не принимаю никаких возражений.
– Но Мик! Мне даже неудобно: ты тратишь на меня столько времени!
– Успокойся, женщина, от тебя хлопот не больше, чем от мышки в норке. Даже меньше, потому что мыши до сих пор никогда не готовили мне ужина.
Голубые глаза Фэйт радостно блеснули.
– Так тебе понравилось?
– Признаться – очень. Прожив всю жизнь в одиночестве, начинаешь ценить, как роскошь – возможность прийти домой и увидеть, что тебя уже ждет накрытый стол. Полагаю, что ужин в обмен на временное убежище вполне честная сделка, устраивающая обе стороны. Но учти, – добавил он, – я категорически против того, чтобы ты стирала или гладила мое белье. Такая работа идет во вред здоровью твоего ребенка, и если я еще хоть раз замечу, что до моей одежды кто-то дотрагивался, я буду сдавать ее в прачечную.
Фэйт испуганно уставилась на него: она никак не могла разобрать, шутит Мик или говорит серьезно.
– Хорошо, я пальцем не притронусь к твоему белью. Но, Мик, во всем мире женщины на сносях занимаются домашней работой, да и не только домашней…
– О том, что делается во всем мире, я знаю побольше тебя, и не понаслышке. Поэтому, если я заподозрю тебя хоть в малейшем отступлении от моих условий, то буду вынужден, уезжая из дому, брать тебя с собой.
Невероятно, подумала Фэйт, с трудом сдерживая глупую улыбку на лице. Мужчина бесцеремонно нарушает мои права, как деспот, ограничивает свободу действий, а мне даже приятно.
День был исключительно морозный и яркий; сверкание снега под солнцем даже резало глаза. Мик, усевшись в машину, тут же спрятался за темными зеркальными очками, и Фэйт с завистью подумала, что надо бы и ей на будущее обзавестись подобными.
Мик неторопливо вел машину по окружной дороге, любуясь красотой заснеженных пустынных равнин.
– Смотри! – сказал он вдруг, плавно тормозя и показывая рукой вправо. – Заяц.
Фэйт прищурилась, но увидела зверька лишь тогда, когда он сорвался с места и по причудливой траектории начал улепетывать по снежному полю в сторону леса.
Заяц давно исчез, а Фэйт все еще улыбалась.
– Забыла, – призналась она. – Я совсем забыла, как прекрасны эти места.
Когда они свернули к ее дому, Мик неожиданно затормозил и остановил машину.
– Что случилось, Мик?
Тот повернул к ней величественно-невозмутимое лицо, наполовину закрытое черными очками, и, как ей показалось, чересчур спокойно сказал:
– Абсолютно ничего. Просто хочу кое-что посмотреть.
Он вылез из «блейзера» и присел на корточки. Все точно: поверх отпечатков двух полицейских машин, подъезжавших к ранчо Монроузов вчера ночью, виднелся свежий след от какой-то машины, скорее всего, японской малолитражки или легкого грузовика. Шины не ошипованы, это раз, подумал он. Кроме того, местные жители предпочитают солидную технику, большие грузовики, «линкольны», «кадиллаки». Это два. Так что здесь явно был какой-то чужак.
Через минуту Мик снова сел в машину.
– Что-нибудь не так? – заволновалась Фэйт.
– Ничего особенного. Меня заинтересовали свежие отпечатки колес на снегу, и я никак не могу определить, кому они могли бы принадлежать.
– Ты всегда уделяешь столько внимания подобным вещам?
Мик повернул голову и поглядел ей прямо в глаза. Рыжая форменная фуражка, длинные черные волосы, зеркальные очки… Сердце Фэйт затрепетало. Такой мужественный и величественно красивый! И самое главное – ни капельки не страшный.
– В течение двух десятков лет от моей внимательности зависело, будут ли жив я и мои товарищи, – раздался его низкий голос. – Хорошо это, плохо ли, но привычка осталась, и никуда от нее не денешься.
Остановив «блейзер» неподалеку от ранчо, Мик вылез, но когда Фэйт попыталась открыть дверцу со своей стороны, удержал ее.
– Подожди здесь, – сказал он. – Хочу сперва кое-что проверить.
– Но зачем? – Его излишняя предусмотрительность, причин которой Фэйт не понимала, начала ее раздражать.
– Зачем? – Мик усмехнулся. – Затем, что я полицейский и это моя работа, леди.
Еще больше Фэйт удивилась, когда Мик одним ловким движением достал из-под заднего сиденья дробовик.
– Приходилось тебе стрелять из такой вот штуки?
– Только в детстве, – ответила Фэйт. – Отец показывал мне, как это делается, но я запомнила лишь одно: следует нажимать на спусковой крючок, а дальше все само получится.
– Предельно точное описание действия охотничьего ружья. Не сомневаюсь, что тебе не придется воспользоваться инструкцией по его использованию, но все же сделай милость, подержи-ка его в руках до моего возвращения. Оно заряжено и взведено. Зажигание я не выключил, и на всякий случай до моего возвращения держи дверь запертой изнутри. О’кэй?
