Текст книги "Непорядок вещей"
Автор книги: Рут Ренделл
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)
Глава 8
– В окрестностях Кингсмаркэма нет дома, похожего на тот, что описала Рэчел, – сказал Вексфорд. – Она его выдумала. Почему-то она не хочет, чтобы мы нашли Вики и Джерри.
– Если они вообще существуют, – заметил Бёрден.
– Вики существует. Ее назвали обе девушки. Только где правда, а где ложь? Срок беременности Лиззи не две недели, а минимум три месяца. А Рэчел на самом деле собиралась в «Крысоморку», но что-то или кто-то ей помешал в тот вечер туда добраться. Их обеих отвезли в какой-то дом, только пока неясно, в один или разные. Похититель Лиззи сильно ее запугал, она боится говорить из страха, что ее найдут и накажут. С Рэчел такой номер не прошел бы, и я думаю, не стыдится ли она чего-то, что произошло с ней во время похищения. Чего-то, о чем она предпочитает молчать.
– Возможно, все прояснится, когда исчезнет еще одна девушка.
– Боже упаси!
– Ты всегда рассказываешь мне, откуда что берется, – сказал Бёрден. – Выражения, цитаты и так далее. Уверен, что ты не знаешь, откуда произошло то, что ты сейчас произнес.
– Что произошло откуда?
– «Боже упаси».
– Что? – удивился Вексфорд. – Ах, да. И откуда же?
– Из Апостола Павла. Довольно часто звучит в его посланиях.
– Откуда ты знаешь?
– Не знаю. Просто знаю.
Вексфорд предполагал, что в субботу вечером может произойти очередное похищение. Когда он находился в Лондоне и когда на следующий день в квартале Мюриэль Кэмпден случился бунт, он иногда вспоминал о Рэчел, Лиззи, Вики и Джерри, о таинственном доме. И если бы в понедельник утром ему сообщили, что снова пропала девушка, он бы не удивился. Но ему не сообщили. Поэтому сейчас все его мысли занимал старик, который попросил у полиции защиты. Вексфорду об этом сообщил старший офицер патрульной службы Смит.
В квартале Мюриэль Кэмпден воцарилось спокойствие. Суд магистрата разбирал дело Мирослава Златича, Джона Кинана и Бренды Босворт. Вексфорд не сомневался, что после обеда всех их отпустят на поруки или приговорят к условной мере наказания. А вот что случится, когда Смит выйдет из своего убежища? Ведь не может он вечно оставаться в доме № 16 по Оберон-роуд. А вдруг очередной заботливый родитель решит, что его ребенок в опасности, и снова поведет толпу на погром дома Смита? После воскресного происшествия Вексфорд несколько изменил свое мнение о том, что этот квартал сильно отличается от центра города: его жители уже не казались ему такими законопослушными. Но, с другой стороны, где бы Смит ни жил, большинство родителей точно так же переживали бы за своих детей.
При выходе из тюрьмы Смит попросил у полиции защиты, как сообщил Вексфорду старший офицер патрульной службы Роджерс. Старик признался, что не может за себя поручиться. Неизвестно, как он поведет себя в присутствии детей. В любом случае, ему нравится как минимум смотреть на них. И он не видит причин, по которым его можно лишить этого удовольствия. Это никому не навредит. Томас Смит уверял, что погибший мальчик исключение, несчастный случай, а так он никому не причинил вреда. Он был одним из тех педофилов, которые утверждают, что дети, даже самые маленькие, хотят секса и получают от него удовольствие. «Он сам просил меня, сам приставал ко мне», – их главное оправдание.
Если сначала Вексфорд скорее жалел Смита, то именно из-за этого его отношение изменилось. «Зло» – это слово звучало в эти дни почти на каждом углу. Инспектор не одобрял этого, но Смит и его деяния – самое настоящее зло. Когда он узнал, чем Смит оправдывает свои действия даже после стольких лет, он понял, что чувствуют обитатели квартала Мюриэль Кэмпден. Если бы его внуки жили рядом с домом Смита, не поступил бы он так же, как эти люди?
Тем не менее в интересах общественного спокойствия и традиций цивилизованного общества приходилось оберегать педофила от его соседей, так же как от него самого оберегать маленьких мальчиков. Старший офицер Роджерс предложил перевести Смита в Майрингем, в Главное полицейское управление Мид-Суссекса, а не в Кингсмаркэмский полицейский участок. В обоих зданиях были все условия, чтобы временно предоставить ему укрытие. Роджерс считал, что каким бы отвратительным ни казался этот человек и его деяния, «свой долг обществу он заплатил», а значит, невиновен, и по закону его нельзя посадить в камеру, если только не приспособить ее под убежище.
Заместитель начальника полиции считал, что Смит должен оставаться в своем доме. По крайней мере, пока. Он надеялся, что суд и суровое внушение повлияют на зачинщиков бунта – Джона Кинана, Мирослава Златича и Бренду Босворт – так что серьезных проблем с ними уже не будет. И вообще, на месте этого квартала раньше стояла деревня, и его жители, если подумать, не так уж и далеко ушли от своих предков – крестьян, которые пасли овец и работали на какого-нибудь землевладельца. Значит, эти люди по самой сути своей законопослушны, миролюбивы и терпимы. Рано или поздно они привыкнут и примут его. А он подтвердит, что уже безвреден, и все успокоятся.
Констебль Линн Фэнкорт наладила с Лиззи Кромвель неплохие отношения, несмотря на то, что первая скорее сочувствовала, а вторая – заискивала. Лиззи обращалась к Линн по имени, радуясь такой привилегии. В понедельник вечером Линн в очередной раз зашла к Краунам, и во время дружеской беседы Лиззи призналась, что женщина по имени Вики действительно ее подвозила, и что машина у Вики белая, а номер и марку она не помнит. Добившись столь грандиозного успеха, Линн решила не продолжать, и перевела разговор на тему ее беременности, которую сама категорически не одобряла, считая лучшим вариантом аборт.
Дебби сообщила, что к Лиззи недавно – «даже странно, что вы разминулись» – заходила сотрудница социальной службы, предложив ей поучаствовать в каком-то новом проекте. Дочь с гордостью, что ее тоже выбрали, согласилась. Нет, о беременности дама не говорила, сама же Лиззи промолчала. Да это и неважно, к тому же не ее ума дело, социального работника, то есть.
Линн догадалась, что речь идет о проекте социальной службы Кингсмаркэма под названием «Имитатор младенца», цель которого – предотвращение подростковой беременности. Переступив порог гостиной, она увидела на коленях у Лиззи куклу-младенца в натуральную величину, в комбинезоне, подгузнике и белых носочках.
– Это Джоди, – пояснила Лиззи. – Мне его дали на неделю.
Вид у нее был ошеломленный.
«Ничего странного», – подумала Линн.
– Он вроде робота? – спросила она у Лиззи. Но, решив, что та вряд ли разбирается, спросила иначе: – Он плачет, писает? Его надо кормить?
– Да, уже плакал. И я поменяла ему подгузник. Я учусь за ним ухаживать.
Линн подумала, что от Лиззи и, наверное, даже от Дебби ускользнул истинный смысл акции. Джоди вручали несовершеннолетним девушкам, чтобы дать им прочувствовать за неделю груз материнских забот, бессонницу, показать, какая это ответственность – иметь ребенка. Тогда они дважды подумают, прежде чем заниматься сексом, не предохраняясь.
– Боюсь, тебя ждет несколько бессонных ночей, – сказала Линн. – Кстати, сколько недель, по-твоему, ты беременна? – спросила она как приятельница, а не как строгий представитель закона, и Лиззи, глядя в голубые бездонные глаза Джоди, бесхитростно ответила: – Вроде недель четырнадцать, как говорит мама. У меня уже с февраля не было.
Последняя фраза озадачила Линн, но, примерно догадываясь, что это значит, она спросила:
– Значит, Джерри тут ни при чем?
Невнятный ответ Лиззи заглушил рев Джоди, который заплакал совершенно неожиданно, как самый настоящий младенец. Лиззи ушла на кухню за бутылочкой, вручив робота Линн, и констебль Фэнкорт оказалась в забавной ситуации – с орущей куклой на руках, которая жалобно раскрывала рот, а по пластиковым щекам струились слезы из воды.
Она встала и принялась ходить взад-вперед, как это делала ее мама, нянча младшего брата. Джоди продолжал плакать и размахивать ручонками. Когда его вопли достигли пика, вернулась Лиззи с бутылочкой. Она бережно взяла его на руки, что-то ласково шепнула и вложила в ротик соску. Робот активно засосал, и Лиззи счастливо улыбнулась. Она посмотрела на Линн глазами, полными любви и гордости, так что та почти отшатнулась. Допрашивать ее сейчас равносильно вторжению в некий священный ритуал. Лиззи с куском пластика на руках казалась жрицей, вселенской кормилицей, воплощением святого материнства.
Чувствуя себя крайне неловко, Линн наблюдала за пустеющей бутылочкой, затем за сменой подгузника Джоди. Однако при всей трогательности зрелища – Линн почему-то подумала о пристроившихся за собакой утятах, считающих ее от рождения своей мамой – особых сантиментов эти гигиенические процедуры у нее не вызвали.
– Лиззи, ты собиралась что-то сказать о Джерри, – напомнила она.
– Он меня не трогал, – ответила Лиззи. – И ни слова не сказал. – Тут она поняла, что выдала себя, и прикрыла рот рукой.
– Тебе понравился их дом? – как ни в чем не бывало продолжала спрашивать Линн.
Уложив Джоди в люльку, Лиззи обиженно взглянула на девушку.
– Ты же знаешь, мне нельзя об этом говорить. Они меня найдут и накажут. Просверлят дырки в коленях и сломают пальцы. А мама сказала, если мне будет очень больно, я потеряю ребеночка.
– Так ты и маме об этом рассказала?
– Нет! – закричала Лиззи. – Только сказала, что хочу такой же миленький дом, как там – современный, за городом и чтоб не было соседей.
– Я правильно поняла – Джерри с тобой не разговаривал?
– Ни слова не сказал, – повторила с горечью Лиззи. – Но это так всегда. И он не говорил, только знай себе – «Лиизззии, Лиизззии».
Только Линн собралась спросить, кто «он», как в комнату на крик дочери вбежала Дебби.
– В чем дело? Что вы ей сказали?
– Миссис Краун, все в порядке. Я уже ухожу. Лиззи мне сегодня очень помогла.
– Вот как? Значит, чудеса еще не перевелись. Да, кстати, думаю, вы будете рады узнать, что старый педик убрался отсюда. Вы ведь еще не в курсе? – Дебби самодовольно улыбнулась. – Просто удивительно, как полиция умудряется не знать того, о чем знают все? Сбежал он, прошлой ночью. Люди вам подтвердят. У него был чемодан, такой, на колесиках, и он мчался, словно черти за ним гнались. И скатертью дорога! Никто здесь не станет уговаривать его остаться. Только не спрашивайте меня, куда он отправился, – словно Линн собиралась ее спросить. – Я не знаю. Пусть хоть под поезд бросается. Мертвый он как-то безопаснее. Но меня поражает, что на суд повели не преступника, которого давно надо было вздернуть, а невиновных Джона, Бренду и Миро Как-бишь-его.
Когда Вексфорд узнал об этом разговоре, то сказал:
– Очень хорошо, что они уверены, будто его нет в городе. Нам спокойнее. Конечно, рано или поздно они узнают, что ошибались. Но пока он сидит дома, – а я сомневаюсь, что он станет выходить, – это нам на руку.
– А я думал, что ты согласен с Саутби, – заметил Бёрден.
– В каком-то смысле да. Но я знаю, что толпа везде одинакова – и в больших городах, и в глубинке. Кстати, не пора ли нам снова поискать бунгало?
Они уже не сомневались, что это бунгало. Девушки не могли солгать одинаково. Лиззи назвала дом «современным», значит, никакой черепицы там нет. Как сказала Линн, если для Смита «современное» – это все, что построено при его жизни, то для Лиззи – все, чему не больше десяти лет. И дом стоял отдельно, то есть рядом нет соседей. Лиззи тоже предложили проехаться по окрестностям и поискать дом, но она отказалась. Сказала, что ей нехорошо и она боится – вдруг у нее случится этот ужасный выкидыш. Мама однажды потеряла ребеночка, когда ехала на грузовике по ухабистой дороге.
По какой-то окольной дороге они проехали до самого Майфлита, потом свернули на юг и направились в сторону Флэгфорда, Пиквэла и Сэйла. Им встретились три бунгало, одно из которых сразу забраковали. Никто, даже Лиззи Кромвель, не назвал бы переоборудованный железнодорожный вагон «миленьким» и «современным».
Другое дело – дом на окраине Пиквэла. По местным законам новые здания разрешалось строить только на месте старых. Возможно, внутри этого бунгало и сохранилось что-то от прежнего дома, но снаружи его покрывала новая штукатурка цвета слоновой кости, белая краска и черная облицовка. Других зданий в поле зрения не оказалось. Сад довольно пустынный, гравиевых дорожек больше, чем лужаек, деревья и кусты низкорослые.
Бёрден позвонил в дверь, и вскоре к ним вышла молодая пара. Увидев их, Вексфорд каким-то образом сразу понял, что дом не тот. Они предъявили хозяевам свои удостоверения, те их внимательно изучили. О Вики и Джерри они не знали, и вряд ли солгали, если только не были искусными притворщиками. А машина у них черный «БМВ», «можете проверить в гараже», что Вексфорд с Бёрденом и сделали.
Когда они направились в сторону Сэйла, Бёрден снова заявил, что все это напрасная трата времени. Ведь с Рэчел и Лиззи ничего плохого не случилось и такое впечатление, что девушки сами не хотят продолжения расследования.
– По-твоему, беспокоиться не о чем, – Вексфорд отвернулся от окна машины, за которым проплывали поля и холмы. – А закон был нарушен, более того, нарушен дважды, и очень серьезно. Двух девушек похитили, продержали три дня в каком-то доме. Деньги налогоплательщиков уходят на два расследования. А ты говоришь, что ничего не случилось.
Бёрден хотел было возразить, однако не решился в присутствии Дональдсона. Этот молчаливый водитель мог оказаться очень внимательным слушателем. И Бёрден сказал:
– Если продолжать расследование, то мы потратим еще больше денег налогоплательщиков. Ради чего? Что за…
– Посмотри! – перебил его Вексфорд. – Вот он!
Дональдсон притормозил у обочины. Этот дом они уже видели, но не приняли во внимание, так как не было черепицы. Бунгало под названием «Солнечный склон» действительно стояло на склоне, засаженном альпийскими растениями и низким можжевельником. И склон действительно был бы солнечным, не будь небо затянуто тучами. Правда, перед его фасадом посредине газона росло не хвойное, а лиственное дерево. Вексфорд такого раньше не встречал. Бледно-зеленые листья выглядели по форме как приставленный к треугольнику квадрат. Но когда Рэчел привезли сюда, на месте листьев могли быть длинные почки. Разумеется, если ее привезли именно сюда.
– Мы здесь уже были, – сказал Бёрден. – И не стали смотреть.
– Потому что дерево оказалось не то и не было черепицы. Но мы знаем, что Рэчел солгала. А Лиззи не упоминала о черепице и дереве. Именно такой дом мог бы понравиться Лиззи.
Ослепительно-белые стены, розовая входная дверь, совершенно неуместный портик с колоннами в георгианском стиле и желто-зеленая крыша из желобчатой черепицы – вполне «миленькое бунгало». Гараж, отдельное строение с двумя небольшими ромбовидными окнами, покрыт такой же черепицей. Описывая этот дом как одноэтажный, с черепичной крышей и гравиевой дорожкой, Рэчел не могла уйти дальше от истины.
Она это сделала нарочно? Чтобы заставить их искать полную противоположность?
Только и здесь они ничего не добились. Хотя на этот раз даже вошли в дом, присели и полчаса говорили с миссис Полиной Чорли. Это была высокая худая пепельная блондинка лет сорока, жена бизнесмена. Мистер Чорли работал в Лондоне и приезжал домой вечером, не раньше половины восьмого. Миссис Чорли оказалась страстным садоводом и большую часть времени проводила в саду и в заботах по дому. Фасад она сама покрасила в прошлом году и собиралась вскоре обновить. Дожди смывают белую краску, что делает ее не самой подходящей для британских домов, но хозяйка, судя по всему, была поклонницей белого. В этом доме даже мебель, например в огромной гостиной-столовой, оказалась белой, не говоря уже о занавесках, коврах и диванных подушках. На самой хозяйке была кружевная снежно-белая блуза и белые с глянцевым отливом домашние тапочки.
Но апогей белого приходился на кухню, которая, как было видно через двойные стеклянные двери, сверкала, будто айсберг. Однако в саду ей нужны были яркие цвета. И через французское окно виднелась клумба с розовыми и оранжевыми азалиями, желтым дороникумом и цветами «царской короны». С растениями по собственной инициативе их познакомила миссис Чорли.
– А как называется дерево, что растет перед домом?
– Лириодендрон тюлипифера, – без запинки отчеканила она.
– Вряд ли я это запомню, – сказал Вексфорд. – У него нет обычного названия?
– Кажется, тюльпанное дерево, – проговорила миссис Чорли, поморщившись, словно удивляясь, как можно столь низко пасть, чтобы называть растения простыми английскими словами.
На вопрос, знает ли она Вики и Джерри, дама ответила, что у нее нет знакомых с такими именами, и что уже несколько месяцев они не приглашали гостей.
– Понимаете, у меня нет времени на развлечения. Я отдаю его саду и дому. Езжу? Вы имеете в виду, на машине? Муж ездит. Сама я не умею водить.
И все же они что-то упустили, сказал Вексфорд на обратном пути, словно он о чем-то ее не спросил.
– Такая женщина не стала бы держать у себя дома девушек, – сказал Бёрден. – Ни при каких обстоятельствах. Они испачкали бы ковры. Жаль мне этого беднягу Чорли.
– Неужели? А мне всегда казалось, что тебя самого заботит порядок в доме.
– Но не до фанатизма, – обиделся Бёрден. – Спасибо тебе большое.
– Все-таки что мы забыли спросить? – размышлял Вексфорд вслух, но Бёрден не знал, что ответить.
Имея трехлетний стаж в полиции, немалые амбиции и надежду на повышение, Линн Фэнкорт никак не выглядела на свои двадцать пять. За круглое свежее лицо, ярко-синие глаза с зеленоватым отливом, густые короткие темные волосы и челку, как у мальчика, стриженного под горшок, все ей давали не больше восемнадцати. А однажды какой-то пьяница, которого она задержала за нарушение общественного порядка, поинтересовался, знают ли ее родители, где их дочь шляется по ночам. От родителей она жила за добрых двести миль, во Фрамхёрсте, где снимала верхнюю половину дома с садом и навесом для машины, куда ставила на ночь свой «форд».
Однако с недавних пор, а именно со дня возвращения Рэчел Холмс, «форд» вообще не выезжал из-под навеса, потому что у Линн появился план. Теперь она часть пути на работу ехала автобусом, вторую шла пешком. Дорогу домой она спланировала еще более хитро. Один вечер она полмили шла до пустынного участка Помфретской дороги, где на остановке дожидалась автобуса, где не голосовала, но всем своим видом показывала, что не прочь, если ее подвезут. Другим вечером все это повторялось на Флэгфордской дороге, более темной из-за раскидистых деревьев и менее оживленной.
Первым, кто перед ней остановился, был водитель грузовика, который окинул ее таким мерзким плотоядным взглядом, что Линн в любом случае отклонила бы его предложение. Обычно она в конце концов садилась на автобус. Но в тот самый вечер, когда у Лиззи появился игрушечный малыш Джоди, она впервые согласилась, чтобы ее подвезли. Вполне естественно, что она решила садиться только в машину с женщиной за рулем. У остановки притормозила кремовая «хонда», которую вела приветливая пожилая дама с седыми волосами. Не желая называть свой адрес, Линн попросила ее высадить в Сэйвсбери.
Она еще больше взволновалась, когда дама повернула в сторону заброшенной объездной дороги. Но оказалось, что она просто заблудилась – «Я совершенно не ориентируюсь, милочка!» – и спустя десять минут Линн уже стояла на одной из улочек Сэйвсбери, весело помахивая вслед удаляющейся «хонде».
После этого она две мили шла домой пешком.
Еще два часа назад Вексфорд собирался лечь спать. Но случайный телефонный звонок – какая-то дама ошиблась номером – напомнил ему о вопросе, который он забыл задать миссис Чорли. По сути, это даже не вопрос, а скорее ощущение, что в ее доме чего-то не достает. Наконец он вспомнил, чего – телефона.
Не исключено, что он его просто не заметил. Но его учили подмечать как наличие вещей, так и отсутствие, а телефона он не видел. В наши дни это большая редкость, едва ли не эксцентричность. Рэчел Холмс говорила – в том доме не было телефона.
Его размышления прервал очередной телефонный звонок. В такой час? Та дама снова ошиблась номером?
Он поднял трубку и услышал голос, которого не слышал много лет, – голос испуганного ребенка, голос взрослой, образованной, уверенной в себе старшей дочери.
– Папа, это ужасно! Я понимаю, это глупо, но ты можешь сюда срочно приехать? Пожалуйста!
Глава 9
Он натянул свитер вместо обычного твидового пиджака и за четверть часа добрался до «Убежища». Женщина, которая подошла открывать, приняла его за разгневанного мужа, добирающегося до своей жены, и не захотела впускать. Наконец, после долгих препирательств и неловких извинений, он встретился с сержантом Фитчем и констеблем Демпси. Они задержали некоего Куинси Миллера, который, по словам Сильвии, перерезал телефонный провод на заборе. Пока они волокли его под руки из одного конца коридора в другой, он с криками «Трейси, где ты? Вот я доберусь до тебя!» пинал одну дверь за другой и по пути едва не сбил незнакомую женщину, которую никак не мог спутать с женой. А Трейси и две ее дочери в это время мирно спали.
Сильвию Вексфорд обнаружил в кабинете на третьем этаже. Она пила чай и приходила в себя после столкновения с Миллером. В первый раз она его увидела, когда он перелезал через забор. Второй раз – когда он ворвался в кабинет, начал трясти ее за плечи и осыпать грязной бранью. Вексфорд прижал ее к груди и крепко обнял.
Несколько минут она всхлипывала и прижималась к нему, твердя:
– Папа, я-то думала, что я сильная. Столько лет работаю в социальной службе.
– Никто не может быть сильным все время, – отвечал он. – Поверь мне.
Она вспомнила о своем намерении все «проговорить». Теперь это казалось совершенно лишним. Страх и унижение сменились облегчением, внутри разлилось тепло, словно от горячительного напитка. Сильвия взяла отца за руку и сжала ее в ладонях.
– Расскажи, что тут у тебя, – попросил он. – Что это за список? Откуда вырезки? – Она провела Вексфорда по комнате, объясняя, что к чему. – Что ты говоришь женщинам, которые звонят? Как им помогаешь?
Сильвия рассказала об «Анне», не успевшей поделиться своей бедой, женщине, которую муж избивал потому, что считал сумасшедшей. Рассказала о своих удачах и победах. Когда ближе к полуночи ее сменила Джил, отец велел оставить машину здесь и сам отвез ее домой. Сильвия с Нилом жили за городом в десяти милях от Кингсмаркэма, и к себе Вексфорд добрался только к двум ночи.
Наутро он решил дойти до работы пешком, поскольку чувствовал себя разбитым, и кружилась голова. Доктор Аканд всегда советовал больше гулять на свежем воздухе. День выдался погожий, теплый и безветренный, солнце мягко грело сквозь легкую дымку. «Как же приятно, – думал он, – видеть на тротуарах не окурки с обертками, а цветочные лепестки». Эта ночь, практически бессонная, оказалась одной из лучших в его жизни. Он вновь обрел любовь своей трудной старшей дочери, и может выясниться, что он любит ее не меньше, чем младшую. Придя в полицейский участок, Вексфорд не стал садиться в лифт, а одолел пешком все четыре лестничных пролета.
На столе его ждала записка.
Порядок действий в отношении лиц, совершивших насильственные действия сексуального характера.
Постановлением министра внутренних дел Великобритании с этой недели вводится новый порядок надзора за освобожденными сексуальными преступниками.
С этой целью будет создана Национальная координационная группа из представителей Министерства внутренних дел, Ассоциации начальников полиции, Ассоциации начальников службы пробации и службы исполнения наказаний.
Задачи и полномочия группы:
Учет опасных сексуальных преступников, находящихся в исправительных учреждениях, и рассмотрение запросов о возможности их освобождения;
Наблюдение за ними после освобождения из мест заключения;
Разрешение проблемных ситуаций, связанных с размещением бывших заключенных, и рассмотрение вопросов касательно их финансовой поддержки. Ввиду того, что сам факт освобождения лиц, совершивших тяжкие сексуальные преступления, вызывает у общественности тревогу.
Да еще какую, подумал Вексфорд. Жаль только, что для Смита уже слишком поздно. Одна надежда, что жители квартала Мюриэль Кэмпден со временем угомонятся. Он свято придерживался того убеждения, что люди ко всему привыкают. И если Смит, бывший опасный преступник, больше ничего не сделает, а он вряд ли станет рисковать, если будет вести тихую мирную жизнь, соседи рано или поздно оставят его в покое.
Размышления прервала Карен Малэхайд.
– Сэр, еще одна девочка пропала.
– Тоже похитили и спрятали в «миленьком» бунгало с деревом? – произнес он шутливо, за что позже упрекал себя.
– Не думаю, сэр, – сухо ответила Карен. – Все гораздо серьезней. Речь идет о трехлетнем ребенке.
Плоуменс-лейн считалась улицей Кингсмаркэмских миллионеров. Правда, она скорее походила на проселочную дорогу, ведущую через лес. А Суссекские леса славятся на всю Англию – там выше и разнообразнее деревья, гуще листва, там встречается красная и черная калина. Но главным украшением считаются серебристые буки, ветви которых распростерты, словно зеленые крылья, а стволы – мягкого серебристо-серого цвета, и грабы с идеально круглой кроной, словно подстриженные рукой искусного обрезчика.
Большие холмы той Южной страны —
вдоль моря сплошной чередой;
Бродить меж высоких деревьев их
Как хотел бы я, Боже мой,
И те, с кем я бегал мальчишкой, идут
По этим холмам со мной. [11]11
Отрывок из стихотворения Хилера Беллока (1870–1953) «Южная страна» (пер. Николая Караева). Хотя в Соединенном Королевстве нет такой территориальной единицы, как «Южная страна» или «Южная Англия», под ней обычно подразумевают графства Кент и Суссекс, расположенные к юго-востоку и югу от столицы Великобритании.
[Закрыть]
Примерно такие чувства испытывал Вексфорд в этих краях. Правда, моря, конечно, не было – до него целых двадцать миль. А в здешних лесах всегда строили дома, даже в пору его детства. Но их можно заметить, лишь вглядываясь в рощу, где должен стоять дом, судя по тому, что перед вами ворота и почтовый ящик, или даже название, вроде «Лесной хижины» или «Буковых зарослей». Одно время здесь жила и Сильвия, когда бизнес Нила шел особенно в гору. Но даже тогда они могли позволить себе лишь скромную усадебку. Особняк же, к которому сейчас направлялся Вексфорд, один из самых шикарных, с самыми высокими деревьями, самой длинной подъездной дорогой и самой плохой видимостью со стороны.
В радиусе мили не найдется двух более разных мест, чем Мюриэль Кэмпден и эти края. Даже далекому от радикальных убеждений человеку трудно эту разницу не заметить, и ему невольно станет не по себе. Всякий раз, попадая сюда, Вексфорд размышлял об этом контрасте. Вот и сейчас, когда водитель свернул на дорогу к «Лесной хижине», которая походила скорее на тропинку, он смотрел по сторонам и думал о несправедливости жизни.
«Лесная хижина» представляла собой большую усадьбу с элементами народного стиля, построенную в начале прошлого века, из красного кирпича с белой отделкой, со створчатыми окнами и дубовой дверью. Большой гараж на две машины, наверно, перестроили из каретного сарая. Вексфорд заметил, что соседних домов отсюда почти не видно, как не видно и самой усадьбы со стороны соседей. Для следствия данное преимущество «Лесной хижины» и всей Плоуменс-лейн, воспеваемое агентами по продаже недвижимости, может оказаться помехой.
Еще до того, как инспектор вместе с Карен Малэхайд зашли в дом и встретили отчаявшихся родителей девочки, он понял, что новое происшествие существенно отличается от случаев с Лиззи Кромвель и Рэчел Холмс. Дочь Девенишей на попутке никто не подвозил, ее выкрали ночью из собственной кровати. Но кто знает, вдруг прецеденты с Кромвель и Холмс были предвестниками, своего рода репетицией похищения малышки.
Дверь открыл отец семейства, Стивен Девениш. Он очень беспокоился о жене и сначала не хотел, чтобы она отвечала на вопросы. «Жена слишком расстроена, – объяснял он, – она ничего не сможет сказать. К тому же она знает не больше, чем я».
– Сэр, боюсь, нам все же придется побеспокоить миссис Девениш, – сказал Вексфорд. – Мы будем очень деликатны. Думаю, она захочет нам помочь.
Девениш вел себя любезно, возражать не стал, лишь кивнул с печальной улыбкой. Он провел их в шикарную гостиную. Французское окно на одной из стен выходило на зеленую лужайку. За ней возвышались старые, даже древние деревья, посаженные задолго до постройки этого дома, но и они не могли скрыть дальних холмов в синеватой дымке.
На большом диване, обитом кремовым атласом, сидела миниатюрная женщина с узким лицом и огромными, будто у летучей мыши, глазами. Данный брак представлял собой далеко не редкий случай того, когда высокий, необычайно красивый мужчина женат на простой и невзрачной женщине. Инспектор уже знал, что им обоим тридцать шесть, но если Стивен выглядел лет на тридцать, то Фэй можно было дать за сорок.
Когда они вошли в комнату, она встала с дивана и протянула руку. Хорошо воспитанная женщина, которая не может забыть про манеры даже после кошмарного утра.
– Благодарю вас, что пришли, – произнесла она тихим приятным голосом.
– Дорогая, присядь, – обратился к ней Девениш. – Тебе нельзя волноваться, береги силы.
«Интересно, на что их беречь?» – подумал Вексфорд, но вслух спросил:
– Вашей дочери три года?
– Если быть точным, два года и девять месяцев, – поправил Девениш.
– И зовут ее. Санчия?
– Совершенно верно.
– У вас есть другие дети, мистер Девениш?
– Два сына. Они в школе. Я решил, что им сейчас лучше быть там. Эдварду двенадцать лет, Роберту десять.
– Миссис Девениш, опишите нам вчерашний вечер и сегодняшнее утро, – попросила Карен.
Хотя вопрос задали жене, Девениш поспешно ответил сам:
– Самый обычный вечер буднего дня. А ночью случился этот… этот ужас. – Он сел рядом с женой, взял ее руку и положил себе на колено. Он казался вдвое больше нее, плотный, но не толстый мужчина, очень смуглый, с байроновским профилем и точеными чертами. – Санчия отправилась спать как обычно в семь часов, жена прочла ей сказку, тоже как обычно. Все было как обычно.
– Я не закрыла окно ее спальни, – добавила Фэй с таким отчаянием, словно сознавалась в непристойном поступке. – Ночь была очень теплой, и я оставила окно приоткрытым. Мне и в голову тогда не пришло, что это опасно – в такое-то время, в нашем районе, у нас, в Англии.
– Дорогая, успокойся, – произнес Девениш, – ты ведь иногда делаешь глупости.
Он говорил ласково, словно бы шутил, но Вексфорд удивился. Не «все мы иногда делаем глyпocти», но «ты опять сглупила, ты виновата».
– Мы хотим осмотреть комнату Санчии, – сказал инспектор. – Скажите, вы ничего подозрительного этой ночью не слышали?
– Я ничего не слышу по ночам, потому что принимаю снотворное. – Довольно неожиданное признание из уст сильного и здорового на вид мужчины. – Я обычно сплю как убитый. У меня ответственная работа, надо хорошо высыпаться.