Текст книги "Заклание волков. Блаженны скудоумные"

Автор книги: Рут Ренделл

Соавторы: Дональд Уэстлейк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

4

Уэксфорд в задумчивости сравнивал два листка бумаги. Один – с надписью красной шариковой ручкой, и другой – новенький, девственно чистый. Фактура, цвет и водные знаки на обоих листах были одинаковые.

– Все-таки их продавали у Брэддона, сэр, – сказал сержант Мартин. Он был ревностным и исполнительным служакой, и с лица его никогда не сходила угрюмо-сосредоточенная мина. – Гровер продает только блокноты и альбомы для рисования. Брэддон заказывает такую бумагу и лондонского поставщика.

– То есть, она приходит по заказу?

– Да, сэр. К счастью, ее поставляют только одной покупательнице, миссис Аделине Харпер, проживающей на Уотерфорд-авеню в Стауэртоне.

Уэксфорд кивнул.

– Богатый квартал, – сказал он. – Большие старинные особняки.

– Соседи говорят, что сама миссис Харпер в отъезде, сэр. Отправилась на пасхальные каникулы. У нее нет слуг-мужчин. По понедельникам, средам и пятницам приходит домработница, вот и вся ее челядь.

– Могла ли эта домработница прислать нам письмо?

– Дома там большие, сэр, и стоят поодаль друг от друга. Уотерфорд-авеню не подведомствен горсовету, это не район многоэтажек, где все друг друга знают. Тамошний люд живет обособленно. Соседи хоть и видели, как приходит и уходит домработница, но никто не знает ее имени.

– Значит, ни нанимателю, ни соседям не ведома ее привычка прикарманивать дорогую писчую бумагу и другие мелочи?

– Соседям известно лишь, что она средних лет, броско одевается и рыжеволосая, – ответил Мартин, несколько смущенный тем, что добытые им сведения так скудны.

– Понедельник, среда, пятница… Полагаю, она приходит, когда хозяйки нет дома?

– И сегодня – пятница, сэр. Но дело в том, что домработница приходит по утрам, и, когда я туда заглянул, ее уже не было. «Только что прошла», – сказал мне один из соседей. Я пробежался до дороги, но женщина уже скрылась из виду.

Уэксфорд снова посмотрел на листы бумаги и на отчет из лаборатории. На анонимном письме не обнаружено никаких отпечатков пальцев. Духами оно не пахнет. Дешевую шариковую ручку, которой было нацарапано письмо, можно купить в любом писчебумажном магазине страны. Уэксфорд обладал богатым воображением, но даже он не мог представить себе цепь событий, приведших к появлению этого письма. Рыжеволосая домработница, у которой, наверное, и у самой рыльце в пушку, увидела или услышала нечто, заставившее ее написать в полицию. Переписка подобного рода наверняка в диковину женщине такого типа – женщине, которая не прочь стянуть, что плохо лежит. И тем не менее, она (или какой-то близкий ей человек) написала эту анонимку. Возможно, со страху. А то и по злобе.

– Может, мы имеем дело с шантажом? – пробормотал Уэксфорд.

– Не совсем понимаю вас, сэр.

– Мы привыкли считать, что шантаж всегда удается или, по крайней мере, в течение какого-то времени приносит плоды. Но представьте себе, что шантажист с самого начала потерпел неудачу. Допустим, наша рыжеволосая женщина решила подоить Джеффа Смита, а тот отказался давать молочко. Если она обладает мстительной натурой, то вполне могла осуществить свою угрозу.

– Шантажисты всегда мстительны, сэр, – мудро заметил Мартин елейным голоском. – Вымогатель – мерзкая злобная тварь, хуже любого убийцы, сэр.

Уэксфорда всегда коробили нарочитые выражения почтения к его особе, а в сочетании с банальностями – тем паче. Он уже тысячу раз слышал такие речи, а посему резко сказал:

– Вводный урок окончен. Снимите, пожалуйста, трубку.

Мартин подскочил к телефону, прежде чем стих первый звонок.

– Это вас, сэр. Инспектор Бэрден.

Не вставая с места, Уэксфорд взял трубку. Скрученный в спираль провод растянулся и едва не повалил стеклянную статуэтку.

– Переставьте эту штуковину, – велел старший инспектор Мартину. Сержант убрал фигурку со стола и водрузил ее на узкий подоконник. – Да? – буркнул Уэксфорд в трубку.

Судя по голосу, Бэрден пребывал в смятении.

– Я еду к Которну. Вы можете прислать сюда кого-нибудь, чтобы отогнать машину мисс Марголис? Дрейтона, если он не занят. Да, еще надо бы обыскать коттедж, – инспектор перешел на шепот. – Тут такой бардак, сэр. Неудивительно, что хозяин искал домработницу.

– Мы тоже ищем домработницу, – сухо ответил Уэксфорд. – Расфуфыренную рыжеволосую модницу. – Он объяснил Бэрдену, как развиваются события, и услышал стук. – Что там у вас случилось?

– Кусок сыра упал в горшок с цветами.

– Господи, – пробормотал Уэксфорд. – Теперь я понимаю, что вы имели в виду, говоря о бардаке.

Марк Дрейтон спустился с крыльца полицейского участка и пересек мостовую. Чтобы добраться до Памп-лейн, ему предстояло прошагать всю Хай-стрит. Дойдя до газетной лавки Гровера, констебль остановился поглазеть на витрину. Невероятно, подумал он, чтобы Мартин хоть на миг допустил мысль, что в этой лавке могут торговать бумагой ручной выделки. Магазинчик был темный, почти убогий, как в трущобах большого города. Над ним возвышалась кирпичная стена, а сбоку, между лавкой и цветочным магазином, тянулась мощеная бурым булыжником улочка, которая вела к каким-то свалкам, сараям подозрительного вида и двум гаражам.

Создавалось впечатление, что выставленные в витрине товары валялись там уже несколько лет. Поскольку недавно была пасха, тут преобладали пасхальные открытки. Но это обстоятельство само по себе казалось случайным. В конце концов, остановившиеся часы тоже могут показывать правильное время, хотя это и происходит лишь дважды в сутки. Кроме пасхальных открыток, попадались и рождественские, несколько штук лежали плашмя и были покрыты пылью.

Среди открыток торчали чахлые цветы в горшках. Возможно, они были выставлены на продажу, но более вероятно, что кто-то ошибочно счел эту зелень способной украсить витрину. Земля в горшках высохла и скукожилась, между глиняными стенками и комлями растений зияли пропасти. Коробка с детской настольной игрой раскрылась, и клетчатая доска свисала с полки. Фишки валялись на полу вперемешку с конфетти, ржавыми гвоздями и опавшими листьями. Дрейтону подумалось, что он впервые в жизни видит такую устрашающую антирекламу.

Он уже собирался презрительно передернуть плечами и пойти дальше, но тут увидел сквозь грязное стекло стоявшую за прилавком девушку. Дрейтон не мог толком разглядеть ее, а посему был вынужден удовольствоваться созерцанием силуэта и блестящих светлых волос. Когда девушка подошла к витрине и, открыв ее, потянулась к стопке открыток, лежавшей рядом с детской игрой, констебль почувствовал легкое любопытство. Дрейтон с досадой отметил про себя, что девушке не пришло в голову собрать фишки или смахнуть с коробки пыль. Сам констебль был человеком дотошным, аккуратным и любил содержать в порядке как рабочие инструменты, так и личные вещи.

Движимый негодованием и стремлением показать девушке, что хотя бы один возможный покупатель не одобряет такую постановку дела, он поднял голову и посмотрел в глаза продавщицы. Дрейтон тотчас понял, кто она. Это лицо уже пятый день неотступно стояло перед его мысленным взором. Глядя на девушку, констебль чувствовал, как заливается краской. Она не могла знать, что он уже видел ее прежде, а если и знала, то не подозревала, какие чувственные и мечтательные грезы посещали Дрейтона всякий раз, когда он воскрешал в памяти ее образ, что бывало довольно часто, почти постоянно. Знать она не могла, но констеблю казалось, что и не знать этого девушка тоже не могла: наверняка те живые дикие картины, которые рисовало ему воображение, должны были каким-то образом передаваться на расстояние и достигать предмета его мечтаний.

Девушка словно не замечала Дрейтона. Лишь на мгновение ее тусклые серые глаза встретились с его глазами. Она взяла с витрины колоду игральных карт, для чего ей пришлось присесть на корточки в куче пыли и конфетти, и вернулась к дожидавшемуся покупателю. У девушки были чересчур длинные и тонкие ноги. На коленках остались круглые пыльные заплатки. Дрейтон следил за медленно закрывающейся дверцей витрины. Сквозь ее захватанное пальцами синеватое стекло ему была видна только копна серебристо-желтых волос продавщицы.

Констебль пересек переулок, обходя лужи, покрытые радужными разводами от пролитого бензина, и посмотрел в сторону гаражей, гадая, почему никто никогда не красил их ворота: ведь краска дешева, а наводить чистоту и придавать вещам веселый вид – чертовски приятное занятие. От ларька перед цветочной лавкой пахло желтыми нарциссами. Констеблю показалось, что между этими цветами и девушкой было нечто общее: все они выглядели свежими, нетронутыми, и все расцветали средь убожества. Грубо сколоченный цветочный ящик был достоин своего желтого содержимого не более чем жалкая газетная лавка – захватывающей дух красоты ее работницы.

Неужели и днем в понедельник он испытывал к ней такие же чувства? Добравшись до перил моста и окинув взором речку, Дрейтон снова задал себе этот вопрос. Конечно, он видел ее в городе, когда она делала покупки. Любой мужчина наверняка заметит такую девушку. Вот уже несколько месяцев констебль испытывал смутное влечение к ней. А в прошлый понедельник, под вечер, он проходил по этому самому мосту и видел, как на тропинке у реки девушка целовала какого-то мужчину. Тогда он испытал странное чувство, глядя на нее, такую беззащитную и уязвимую в плену страсти, которую при желании мог наблюдать любой прохожий, вышедший на прогулку в сумерках. Значит, девушка сделана из плоти и крови, не чужда чувственности и, следовательно, доступна.

Он вспомнил, как их фигуры отражались в темной воде. На мужчину Дрейтон не обратил ни малейшего внимания. А тонкое продолговатое отражение девушки дрожало и колыхалось. С той минуты ее образ стал неотвязно преследовать Дрейтона; укоренившись в сознании, он тревожил констебля всякий раз, когда тот оставался в одиночестве.

Отражение самого констебля, гораздо более четкое сейчас, в полдень, чем отражение парня и девушки в сумерках, холодно смотрело на него из воды. Смуглое средиземноморское лицо с настороженными глазами и искривленными губами не выдавало мыслей его обладателя. Волосы у констебля были довольно длинные для полицейского. Он носил темно-серое байковое пальто, мешковатые брюки и свитер. Бэрдену это не нравилось, но придраться к Дрейтону он не мог: констебль был немногословен и замкнут, хотя его скрытность несколько отличалась от скрытности самого Бэрдена.

Отражение констебля дрогнуло и слилось с отражением ограды моста. Дрейтон порылся в карманах, проверяя, не забыл ли перчатки. Впрочем, он сделал это лишь для очистки совести: констебль редко что-либо забывал. Он оглянулся, но увидел только покупателей, детские коляски, велосипеды, высокую кирпичную стену и переулок, мощеный булыжником и усеянный мокрым мусором. Констебль зашагал к окраине городка, в сторону Памп-лейн.

Он никогда не бывал в этом отдаленном и почти деревенском районе Кингзмаркхема, но, подобно другим закоулкам, Памп-лейн представляла собой туннель со сводом из древесных крон. На здешней мостовой едва ли смогли бы разъехаться две машины. Из-за плетня на Дрейтона пялилась корова, ее копыта топтали цветы примул. Констебль не интересовался естественной историей и не был подвержен пасторальным настроениям. Он смотрел только на белую спортивную машину, стоявшую двумя колесами на мостовой, – единственный рукотворный предмет, находившийся в пределах видимости. Разглядеть сам коттедж было сложнее, но Дрейтону это удалось. За зеленеющим боярышником и белыми цветами терновника виднелась узкая ободранная калитка. Ощетинившиеся колючками ветки блестели от воды. Дрейтон отвел их в сторону, окропив себе плечи. Стволы яблонь позеленели от лишайника. Перед домом росли деревья. Грязную белизну обшарпанных стен оживляли оранжевые цветы какого-то высокого кустарника. Дрейтон не знал, что это – айва, давшая название дому.

Констебль натянул перчатки и влез в «альпин». У Дрейтона не было почти никакого личного имущества, но, тем не менее, он уважал собственность в ее вещественном выражении. Должно быть, приятно владеть такой машиной и раскатывать на ней. Его несколько раздражало то, что хозяйка, похоже, считала свое авто эдаким самоходным мусорным баком и бросала спички и окурки прямо на пол. Дрейтон понимал, что прикасаться можно только к тем деталям, без прикосновений к которым никак не обойтись, но стекло было залеплено газетой, и констеблю пришлось убрать ее, иначе он не смог бы вести машину. Заслышав скрип веток боярышника по крыше «альпина», Дрейтон содрогнулся, словно колючки скребли его кожу.

Констеблю пришлось подавить соблазн поехать кружным путем через Форби. Движение в этот час было вялое, и оправдать такую поездку он мог бы разве что стремлением получить удовольствие. Но Дрейтон приучил себя бороться с искушениями. Впрочем, скоро его наверняка одолеет один большой соблазн. И, тем не менее, против заурядной блажи он устоит.

На спинке пассажирского сиденья валялась пятнистая желто-бурая шубка, источавшая терпкий пьянящий запах красивой женщины, и Дрейтон вновь принялся размышлять о любви, прошлой и будущей. Машина мягко катила по дороге. Констебль добрался до середины Хай-стрит, когда, наконец, заметил тревожное подрагивание стрелки на приборном щитке. Мотор опасно перегрелся. В этом квартале главной улицы не было станций техобслуживания, но констебль вспомнил, что видел гараж на Йорк-стрит, совсем рядом с ювелирным магазином Джоя и биржей труда.

Добравшись туда, Дрейтон поднял капот машины. В лицо ударила струя пара, и констебль отпрянул.

– Радиатор прохудился, – сказал он работнику.

– Я налью вам воды. Если не станете гнать, все будет в порядке. Вам далеко?

– Нет, – ответил Дрейтон.

Вода вытекала из радиатора едва ли не быстрее, чем работник заливал ее. До полицейского участка было рукой подать. Констебль миновал ювелирный магазин с красными бархатными подушками в витринах, забитых горным хрусталем, и лавочку Гровера. В ее сторону он даже не посмотрел. Поэзия не занимала большого места в его круге чтения и не была составной частью жизни констебля, но все же он готов был согласиться, что любовь мужчины – это вещь в себе, никак не связанная со всем остальным. К Гроверу он отправится после работы.

Гараж Которна выглядел куда внушительнее, чем тот, в который Дрейтон отогнал машину Аниты Марголис. Его корпуса занимали едва ли не весь стауэртонский перекресток. От крыши автосалона до шпиля на стеклянной кубической будке, в которой восседал принимавший покупателей Которн, тянулась желто-багровая вывеска: «Четыре галлона дам за три талона». В такие же цвета были выкрашены и восемь бензоколонок. Неоновая реклама над входом тоже краснела и желтела вовсю. Не так давно тут стояла купа серебристых березок. Бэрден помнил, как самоотверженно местные защитники природы пытались отразить нашествие Которна. Теперь остатки березовой рощи жались к стене салона, будто опешившие туземцы, окруженные чужестранными захватчиками.

За гаражом стоял старый дом, образчик новоготического возрождения с остроконечными башенками, маленькими бастионами, фронтонами и вычурными водосточными трубами. Сначала он назывался «Дом среди берез», и тут жили две сестры, старые девы. Но потом в дом вселились Которн и его жена. Они-то и обставили его всевозможными шедеврами чудовищного мебельного искусства викторианской поры. Камины были уставлены зелеными стеклянными вазами, чучелами птиц и восковыми фруктами под колпаками.

Окинув Руперта Марголиса подозрительным взглядом, Которн провел пришельцев в гостиную и отправился за своей благоверной.

– Последний писк моды, – мрачно буркнул Марголис. – Весь этот викторианский хлам.

Над камином висел писаный маслом портрет женщины в платье греческого покроя, с лилией в руках. Художник сердито взглянул на это произведение.

– Которну лет шестьдесят, а его женушка – старая карга, – сказал он. – Оба без ума от молодежи, которая, наверное, думает, что все это барахло досталось Которнам в подарок к свадьбе. – Марголис злорадно расхохотался.

Нечасто доводилось мне встречать таких бессердечных людей, подумал Бэрден, но, когда в комнату вошла миссис Которн, он понял, что имел в виду Марголис. Она была неимоверно худосочна и носила очень короткое платье почти без рукавов. Волосы женщины были выкрашены в одуванчиковый цвет, а прическа напоминала ершик для смахивания пыли.

– Ого-го! Привет, Ру. Куда это вы запропастились?

Бэрден понял, что она видит Марголиса второй или третий раз в жизни, но это не мешает ей давать художнику клички, будто персонажу из «Винни Пуха». Тоже мне, охотница на львов, подумал инспектор. Хозяйка плюхнулась в зачехленное кресло, выставив напоказ костлявые ноги. Марголис не обратил на нее ни малейшего внимания.

– Что это за история с Энн? – спросила старуха.

– Мы надеемся, что вы сумеете нам помочь, миссис Которн, – с нажимом проговорил Бэрден, обращаясь к ней, но глядя на самого Которна. Это был пожилой человек с седыми усами и военной выправкой. Если распространяющаяся среди юнцов мода на одежду военного образца захватит и старшее поколение, вполне возможно, что Которн тоже облачится в мундир. Он был бы просто неотразим в гусарской тунике.

– Во вторник вечером вы принимали гостей, мистер Которн. Мисс Марголис получила приглашение, но, насколько я понимаю, не приехала.

– Верно, – коротко ответил Которн. – Она заехала после полудня, сказала, что вечером непременно пожалует. Но не пожаловала. Я страшно разволновался, уж вы мне поверьте. Очень рад, что вас подключили к делу, ребята.

– А Дик Фэрфэкс аж из Лондона прикатил, чтобы повидаться с ней, – подхватила миссис Которн, придвигаясь поближе к Марголису. – Они были друзьями, и, надо сказать, близкими. – Она взмахнула накладными ресницами.

– Фэрфэкс? Писатель? – Бэрден впервые услышал о нем только нынче утром, но не хотел опять угодить в разряд мещан и обывателей.

Миссис Которн кивнула.

– Когда она не пришла, бедный Дикки обиделся и уехал часов в одиннадцать.

– Оставив на бензоколонке одну из моих лучших коньячных рюмок, – ворчливо ввернул Которн. – Совершенно безответственный малый.

– Но он пробыл у вас весь вечер? – спросил Бэрден.

С восьми до одиннадцати, подумал он. Если верить анонимке, надо обратить внимание именно на этот отрезок времени.

– Да, он был здесь. Приехал ровно в восемь и тотчас налег на крепкие напитки.

– Фу, какой ты гадкий, – грубовато проговорила миссис Которн. – Гадкий и завистливый. Ну, и что, если Энн предпочла его? – Она издала визгливый смешок. – У них с Расселом нечто вроде шашней.

Бэрден взглянул на Марголиса. Тот был погружен в мрачные размышления. Миссис Которн ткнула мужа в ребра костлявым пальцем.

– Или, может, он убедил себя в этом.

Розовая физиономия Которна сделалась пунцовой. Его волосы были похожи на белый каракуль или шерсть горного терьера.

Внезапно Марголис стряхнул оцепенение и обратился к Бэрдену, как будто в комнате никого, кроме них, не было:

– Энн дала Дикки отставку несколько месяцев назад. Теперь у нее кто-то другой. Никак не могу вспомнить его имя.

– Может быть, Джефф Смит? – спросил Бэрден, внимательно следя за лицами собеседников. Все трое состроили недоуменные мины. Инспектор помнил анонимное письмо наизусть: «Порешил ее молодой парень маленького роста, смуглый. Ездит на черной машине. Звать Джефф Смит». Разумеется, Смит – не настоящее имя. Ну разве может человек быть Смитом?

– Хорошо, пока все, – сказал Бэрден. – Спасибо за помощь.

– Да ну, разве это помощь? – миссис Которн опять хихикнула и попыталась взять Марголиса за руку, но потерпела неудачу. – Вы без нее пропадете, Ру. Если мы с Расселом можем что-то для вас…

Бэрден думал, что Марголис и впредь будет отмалчиваться или скажет грубость, но художник уставился на миссис Которн невидящим взором, в глазах его читалась безысходность.

– До сих пор никто не мог, – ответил он и вышел из комнаты, расправив плечи. На какое-то мгновение его облик пришел в полное соответствие с представлениями Бэрдена о гениальности. Инспектор последовал за художником, Которн поплелся провожать гостей. От владельца гаража несло виски. У него была физиономия истинного солдафона – смелая, лихая, веселая и немного туповатая. Солдафонским было даже его имя. Много лет назад матушка нарекла этого человека Расселом, потому что сочетание Рассел Которн было весьма звучным и сулило великие деяния в будущем. Генерал сэр Рассел Которн! Кавалер того-то и сего-то! Каково, а? Впрочем, Бэрден был в общих чертах знаком с биографией Рассела Которна. Тот не выиграл ни одного сражения и сроду не командовал войсками. Он всю жизнь держал гараж.

– Я ищу Джеффа Смита. Возможно, он приятель мисс Марголис, – сказал инспектор.

Которн зычно расхохотался.

– Возможно-то возможно, да только я никогда о нем не слыхал. У нее толпы поклонников. Милая девушка. Хорошо водит машину и соображает в делах. Это я продал ей тачку. Так и познакомились. До чего же упорно она торговалась! Я аж восхитился. Неудивительно, что у нее столько парней.

– Вы тоже из их числа?

Вопрос был нелепый: Которн уже разменял седьмой десяток. Но ведь в наши дни «парнем» называют всякого любовника независимо от его возраста. Получается эдакий двусмысленный эвфемизм.

Какое-то мгновение Бэрдену казалось, что Которн не ответит. Но тот ответил. Правда, невпопад:

– Вы женаты?

– Да.

– Жуткое дело, а? – он помолчал и мрачно взглянул на работника бензоколонки, отсчитывавшего сдачу и зеленые талоны. – Стареть вместе… Ужасно! – Которн расправил плечи, словно вытягиваясь во фрунт. – Запомните: ваш долг – как можно дольше оставаться молодым. Живите, не сидите на месте, заведите юных друзей. Это – половина победы.

Очевидно, той единственной победы, которую он сумел одержать.

– И вы «завели» мисс Марголис? Так, мистер Которн?

Владелец гаража подался к Бэрдену, окатив его волной перегара.

– Один раз, – сказал он. – Один-единственный раз я водил ее обедать в помфретский «Черитонский лес». Глупость, конечно. Официант меня знал. Видел с женой. Когда я делал заказ, он спросил: «Вашей дочери тоже подать копченого лосося, сэр?»

Но зачем тогда все это? Зачем выставлять себя таким дураком? Бэрден не был подвержен соблазнам, его крайне редко посещали грезы. Садясь в машину вместе с Марголисом, он задавался вопросом: почему именно те, кто не умеет воевать, вечно лезут на передовую?

И на ступеньках, и на лестничной клетке валялись картины. Смеркалось, и поэтому сержант Мартин споткнулся о груду выстиранного белья, лежавшего на полу перед дверью спальни Аниты Марголис.

– Ни писем, ни дневников, сэр, – сообщил сержант Бэрдену. – Сроду не видал столько шмоток в одном месте. Эта спальня – что лавка ткача.

– Магазин готового платья, – поправил Мартина Дрейтон. – Высшего разряда.

– Можно подумать, вы облазили все бутики на свете, – злорадно прошипел Бэрден. По его убеждению, Дрейтон был способен без зазрения совести приобрести своей женщине черное нижнее белье. За полуоткрытой дверью, подпертой золотистой сандалией, виднелась одежда; она была разложена на кровати и тесно развешана в двух набитых битком платяных шкафах.

– Если сестра уехала от вас по доброй воле, – сказал Бэрден Марголису, – она должна была захватить с собой кое-какую одежду. Тут чего-нибудь не хватает?

– Право, не знаю. Бессмысленно задавать мне такие вопросы. Энн вечно покупает барахло. Тут целые залежи.

– Кое-чего все-таки нет, – сказал Дрейтон. – Не вижу дождевика.

Мартин кивнул.

– Правильно. Меха и все такое на месте, а женского плаща нет. Во вторник вечером лило как из ведра.

– Иногда она берет с собой одежду, а иногда не берет, – пояснил Марголис. – Вполне возможно, что она уехала, в чем была, а потом купила себе все необходимое.

Оставив своих сотрудников заканчивать обыск, Бэрден спустился вниз вместе с художником.

– Значит, у нее были деньги?

Женщина, изображенная на портрете, женщина, располагающая таким обширным и, судя по всему, дорогостоящим гардеробом, едва ли удовольствуется тряпкой, походя купленной у «Маркса и Спенсера». Или ее расходы оплачивал любовник? Всякое может быть.

– Какую сумму она взяла с собой?

– В понедельник ей пришел очередной чек. У сестры есть свои деньги, понимаете? Отец оставил ей все. Мы с ним терпеть не могли друг друга, поэтому его состояние досталось Энн. Раз в три месяца банк выплачивает ей деньги.

Бэрден вздохнул. Любой другой человек на месте Марголиса наверняка употребил бы выражения «ежеквартальные поступления» и «личный доход».

– Вам известно, на какую сумму был этот чек?

– Разумеется, известно! – резко бросил Марголис. – Я вам не малахольный какой-нибудь. Чеки всегда одинаковые, на пять сотен фунтов.

– И она увезла этот чек с собой? – наконец-то Бэрден нашел, за что ухватиться. Хоть какой-то мотив.

– Анита сразу же обналичила его и спрятала деньги в сумочку, – ответил Марголис.

– Все пять сотен? – воскликнул Бэрден. – Вы хотите сказать, что она отправилась на вечеринку с пятью сотнями фунтов в сумочке?

– Должно быть, так. Она имела привычку таскать деньги с собой, – беспечно ответил живописец, как будто речь шла о чем-то вполне естественном. – Понимаете, ей ведь могла попасться на глаза хорошая вещица, которую стоит купить. Поэтому Анита всегда была при деньгах. Она не любит расплачиваться чеками, потому что это неизбежно ведет к превышению кредита. А в некоторых отношениях Анита – истинная представительница среднего сословия. Она места себе не находит, если кредит превышен.

Пять сотен, даже пятифунтовыми банкнотами, – увесистая стопка, занимающая немало места в женской сумочке. Может быть, Анита имела привычку раскрывать сумочку, где попало, опрометчиво показывая всем желающим ее содержимое? Кроме того, исчезнувшая женщина была совершенно безнравственна. У добродетельных хозяек чистота и порядок в доме. Они либо работают, либо замужем. Или и то, и другое. Они держат деньги в банке. Бэрдену на миг почудилось, что он знает, какая беда стряслась с Анитой Марголис. По пути на вечеринку она заглянула в какой-нибудь магазин или гараж, раскрыла сумочку, и этот негодяй Смит увидел ее содержимое. Миловидный мерзавец с хорошо подвешенным языком. Это вероятнее всего. Молодой, смуглый, в черной машине. Они уехали вместе, и негодяй убил Аниту из-за денег. Автор анонимного письма прослышал об этом и, вероятно, попытался заняться вымогательством, но неудачно.

В таком случае, найти негодяя почти невозможно. Лучше бы это был очутившийся на мели любовник.

– Вы помните имя парня, который был у нее после Фэрфэкса? – спросил Бэрден.

– Какой-то Алан. Сущая деревенщина. Не знаю, что она в нем нашла, но Анита любит помогать обитателям трущоб, если вы понимаете, о чем я. Фитц, что ли? Фитцуильям? Не совсем так, но нечто в этом роде. Я разговаривал с ним лишь однажды, и мне хватило с лихвой.

– Похоже, вы не очень любите людей, сэр, – ехидно бросил Бэрден.

– Я люблю Энн, – скорбно ответил Марголис. – Знаете, кто может быть в курсе? Миссис Пенистан, наша последняя домработница. На вашем месте я бы к ней сходил. Если вдруг она захочет прийти и навести тут порядок, не отговаривайте ее.

Они вышли из коттеджа. Моросил холодный дождь. Марголис проводил Бэрдена до садовой калитки.

– Стало быть, вы еще не нашли домработницу?

В прозвучавшем за спиной инспектора голосе слышались нотки мальчишеской гордости:

– Я вывесил объявление в витрине Гровера. Написал на маленькой карточке. Всего пол-кроны в неделю. Не понимаю, зачем люди тратят бешеные деньги на объявления в «Таймс», когда есть гораздо более простые и надежные способы.

– Полностью с вами согласен, – ответил Бэрден, подавляя жгучее желание кричать и топать ногами. – Какого цвета волосы у этой миссис Пенистан? Рыжие?

Марголис прислонился к изгороди и принялся обрывать маленькие цветки боярышника. Набрав пригоршню, он сунул цветы в рот и начал с видимым удовольствием жевать их.

– Она никогда не снимала шляпку, – ответил живописец. – Не знаю, какие у нее волосы, но могу сказать, где она проживает. – Он умолк, словно ожидая поздравлений с прекрасной памятью. Похоже, выражение лица Бэрдена удовлетворило Марголиса, и он продолжал: – Мне это известно, потому что однажды я отвозил ее домой, когда шел дождь. Это на Глиб-роуд, по левой стороне. За пятым деревом, чуть не доезжая почтового ящика. На окнах первого этажа красные занавески, и…

Бэрден раздраженно фыркнул, и Марголис умолк. Если это и есть гениальность, с него довольно.

– Я найду, – сказал инспектор. В список избирателей он мог заглянуть и без посторонней помощи. Наверняка имя Пенистан встречается куда реже, чем Смит.