Текст книги "С любовью насмерть, Дун..."

Автор книги: Рут Ренделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

На чердак вела дверка, проделанная в потолке верхнего этажа. Уэксфорд велел Вердену принести из гаража лестницу и обследовать чердак. Он оставил Гейтса с Друри внизу, а сам направился к своей машине. По ходу дела он соскоблил немного грунта с шин голубого «форда».

Моросил мелкий дождик. Было десять часов вечера, а уже стемнело, необычно рано для вечера в начале лета. «Допустим, что Друри убил ее в половине шестого пополудни, – раздумывал Уэксфорд, – но ведь был еще день, светло, и зачем надо было зажигать ту спичку? Однако все-таки тот, кто ее убил, зачем-то зажег спичку. Из всех улик оставить на месте преступления только одну-единственную спичку, ничтожнейшую улику, по которой вряд ли можно обнаружить преступника! А почему она не заплатила за газеты, и чем она занималась те несколько долгих часов после того, как ушла из дома, и до момента встречи с Дуном? И почему Друри так сильно перепугался? Друри ужасно чего-то боится…». Как и Берден, Уэксфорд тоже заметил сходство между Друри и Роналдом Парсонсом. «Вполне разумно было бы предположить, – рассуждал Уэксфорд про себя, – что подобный тип человека, то есть мужской тип, привлекал Маргарет Парсонс, а потому она и подобрала себе мужа, похожего на ее первого возлюбленного. Подобрала себе и по себе».

Уэксфорд включил фары; нажав на кнопку, привел в движение дворники на ветровом стекле и поехал в Кингсмаркхэм.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Те двое, что я повстречал за обедом вчера, —

Их кудри и очи темнее египетской ночи?

Сэр Эдвин Арнолд. К паре египетских туфель

Ночью дом выглядел, как неприступная крепость. Фары осветили серый гранит, тускло мерцающий из-под голых стеблей глициний, зловещей зеленовато-желтой паутиной опутавших стены дома.

Кводранты давали кому-то ужин. Уэксфорд поставил машину рядом с черным «демлером» и поднялся по ступенькам к парадным дверям. Он позвонил несколько раз; прошло некоторое время, и наконец дверь очень медленно, как бы нехотя, открылась. Перед ним стоял сам Кводрант.

На ужине у миссис Миссал он был в обыкновенном пиджачном костюме. У себя дома, в присутствии жены и гостей, он счел более уместным ради такого торжественного случая облачиться в вечерний туалет для приемов. Но ничего кричащего, шикарного в его наряде не было – никакой жилетки с затейливым рисунком, никакого голубовато-синего смокинга с искрой; он был в черном, строгом, безукоризненно скроенном смокинге, а рубашка – Уэксфорд иногда любил ввернуть подходящую цитату – рубашка была «белее снега на вороновом крыле».

Кводрант стоял в дверях и молчал, глядя мимо Уэксфорда в угрюмую темень сада. Он застыл в позе недружелюбного высокомерия, и гобелены за его спиной, служа соответствующим фоном для его фигуры, усиливали это впечатление. «Смелее, – приказал себе Уэксфорд, – Кводрант всего-навсего обыкновенный адвокат из небольшого провинциального городишки».

– Мне бы хотелось еще раз поговорить с вашей женой, мистер Кводрант.

– В столь поздний час?

Уэксфорд посмотрел на свои часы, и Кводрант одновременно приподнял манжет белоснежной рубашки: в приглушенных огнях холла сверкнул серебряный браслет, украшенный ониксом. Кводрант взглянул на платиновый квадрат циферблата своих часов, приподнял брови и произнес:

– Все это крайне неудобно, – и не двинулся с места, давая понять, что не Желает впускать Уэксфорда в дом. – Моя жена не отличается крепким здоровьем, и кроме того, сегодня у нас ужин – торжественный ужин, мы принимаем ее родителей…

«Старика Роджерса с женушкой, хозяев Помфрет-Холла, богатого поместья», – попросту, от себя мысленно прибавил Уэксфорд. Он продолжал стоять в дверях, как скала, непоколебимо и грозно.

– Ну, хорошо, – сказал Кводрант. – Но только не долго, я вас очень прошу.

В холле Уэксфорд ощутил легкое движение позади себя, – на фоне кудрявых дерев гобелена мелькнула коричневая тень, – торопливыми шажками направлялась куда-то няня миссис Кводрант.

– Я думаю, вам лучше пройти в библиотеку.

Кводрант провел Уэксфорда в комнату с книжными шкафами и кожаными синими креслами.

– Поскольку вы находитесь при исполнении служебных обязанностей, я не предлагаю вам выпить, – Кводрант говорил определенно с ехидцей и тут же улыбнулся, как хитрый котик, показав зубки. – Извините, я вас оставлю на минуту, – сказал он, – пойду схожу за женой.

Кводрант повернулся с грацией танцора, исполняющего замедленное па, и удалился, плотно закрыв за собой дверь. Уэксфорд остался один в стенах сумрачного кабинета.

«Кводрант не пожелал, чтобы кто-то вторгался в семейное торжество, – подумал Уэксфорд. – Он явно нервничает, в нем чувствуется какой-то смутный страх, и он умело его прячет под маской светского человека, а для этого требуется огромное самообладание».

Ожидая миссис Кводрант, Уэксфорд начал рассматривать книги. Тут были сотни и сотни книг, стоявших на полках книжных шкафов в несколько ярусов, от пола до потолка. Книги закрывали все стены; в бесчисленном количестве томов поэзия и проза викторианской эпохи, поэзия семнадцатого и восемнадцатого веков тоже в огромном количестве. Уэксфорд пожал плечами потрясенный. Да, в Кингсмаркхэме и вокруг него встречались дома, подобные этому, бастионы, скрывающие роскошь и богатство, с великолепными коллекциями книг в огромны! библиотеках…

Фабия Кводрант вошла почти не слышно. На ней было черное длинное платье. Уэксфорд вспомнил вычитанную им где-то фразу по поводу того, что в цветовой палитре черный цвет отсутствует, такого цвета нет, что это черная дыра, поглощение света. Она выглядела веселой, но, как ему показалось, была немного перевозбуждена; поздоровалась с ним весьма жизнерадостно:

– Приветствую вас, господин главный инспектор.

– Я надолго вас не задержу, миссис Кводрант.

– Присядьте, пожалуйста.

– Благодарю вас, но только на секунду, – он наблюдал, как она села в кресло и сложила руки на коленях: бриллиант на левой руке сверкал, как звезда в ночи, на черном бархате ее вечернего платья.

– Я прошу вас рассказать мне все, что вы знаете и помните о человеке по имени Дадли Друри, – сказал он.

– Я училась тогда в последнем классе, заканчивала школу. Маргарет сказала мне, что у нее появился молодой человек. Думаю, это был ее первый молодой человек. Точно я не знаю, но, наверно, так оно и было. Странно, прошло всего двенадцать лет, господин главный инспектор, а как все изменилось. Мы в наши молодые годы были совсем не такие, как нынешняя молодежь. Тогда вовсе не считалось, что если девушка в восемнадцать лет еще не имеет своего молодого человека, то с ней что-то не в порядке, она какая-то особенная. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Она говорила медленно, старательно выговаривая и немного растягивая слова, как будто читала нотацию маленькому мальчику. Что-то в ее манере ужасно раздражало Уэксфорда. «Интересно, – думал он, – приходилось ли ей когда-нибудь в жизни спешить по делам, глотать непрожеванный бутерброд у уличной стойки и сломя голову нестись, чтобы не пропустить свой поезд?».

– Считалось, что в этом есть что-то необычное, но не более того, отнюдь не из ряда вон выходящее. Маргарет не представила меня своему молодому человеку, но я запомнила, как его звали, потому что его имя было созвучно «Друри Лейн» [4]4
  Театр в Лондоне.


[Закрыть], и такой фамилии я никогда раньше не слышала.

Уэксфорд изо всех сил старался подавить свое нетерпение.

– Она вам что-нибудь рассказывала о нем?

– Очень мало, – она помолчала и посмотрела на него так, будто боялась неосторожным словом подвести незнакомого человека, над которым нависла опасность. – Пожалуй, единственное, что она тогда сказала мне о нем, было вот что: она сказала, что он страшно ревнивый, ревнивый просто до фанатизма.

– Ясно.

– Он считал, что у нее вообще не должно быть никого из друзей, кроме него, что он должен быть единственным. У меня сложилось впечатление, что это был человек по своему характеру невероятно эмоциональный и властный.

«Черты характера едва ли вам свойственные, – подумал Уэксфорд. – Или в какой-то мере свойственные?». Он вспомнил про непостоянство Кводранта и задумался. Его размышления прервал ее голос. Она заговорила резким, осуждающим тоном:

– Он был ужасно огорчен, когда она должна была возвращаться в Лондон. Она даже рассказывала, что он был страшно подавлен, твердил, что без нее вся жизнь его будет лишена смысла и что для него померк белый свет, и жить не стоит… Ну, можете себе представить, что говорят в таких случаях.

– Да, но они были знакомы всего несколько недель.

– Я просто пересказываю вам слова Маргарет, господин главный инспектор.

Она улыбнулась мечтательной улыбкой, как будто ее от Маргарет Годфри и Друри отделяли пространства, вечность.

– А она, вообразите, совершенно не переживала разлуку, ей было все равно. Маргарет отнюдь не отличалась чувствительностью по своей натуре.

Послышались тихие шаги, и дверь за спиной Уэксфорда открылась.

– Ах, это ты, – сказала Фабия Кводрант. – Мы тут с господином главным инспектором говорим о превратностях юной любви. Как мне представляется, она всегда сопряжена с необыкновенным душевным подъемом, но это проходит, забывается, и остается лишь чувство стыда.

«Нет, это была не юная любовь», – подумал Уэксфорд, стараясь припомнить, из какого стихотворения она перефразировала цитату. Скорее это было то, что он прочел на лице Хэлен Миссал тогда, когда встретил ее у гаража, идя от Кводрантов.

– И еще один маленький вопрос, миссис Кводрант, – сказал он. – Те два года, что миссис Парсонс жила во Флэгфорде, были связаны с ее увлечением поэтами викторианской эпохи. Меня интересует, случайно ли это или тут есть особый, скрытый смысл? Некая зловещая тайна?

– Никакого скрытого смысла, никакой зловещей тайны, – ответила миссис Кводрант. – Поэзия девятнадцатого века изучалась как отдельный курс для повышенного уровня обучения и как предмет входила в школьный аттестат зрелости, который мы получили в 1951 году. Кажется, теперь она включена в общую программу.

Тут Кводрант повел себя странным образом. Пройдя между женой и Уэксфордом вглубь библиотеки, он снял с полки книгу. Его рука сразу нашла ее. Уэксфорду показалось, что он мог бы и в темноте наощупь угадать место, где стоит эта книга.

– О, нет, Дуглас, – сказала миссис Кводрант, – это ему вряд ли интересно.

– Смотрите.

Уэксфорд склонился над книгой. На внутренней стороне обложки была красивенькая наклейка с памятной надписью: «Фабии Роджерс за успешную успеваемость по всем предметам на аттестат зрелости, 1951».

Человеку его профессии как-то не к лицу было теряться, не находить слов, но в тот момент Уэксфорд действительно не знал, какими словами поддержать порыв гордости за жену, осветивший вдруг смуглое лицо Кводранта, и как помочь миссис Кводрант справиться со своим смущением.

– Ну, мне пора, – наконец сказал он. Кводрант быстро поставил книгу на полку и взял жену под руку. Ее пальцы крепко сжали рукав его смокинга. Внезапно Уэксфорд почувствовал, насколько они близки, эти муж и жена, но при всем том в их близости угадывалось отсутствие секса. «Брат и сестра, – подумал Уэксфорд. – Птолемей и Клеопатра».

– Спокойной ночи, миссис Кводрант, – сказал он. – Вы мне оказали большую помощь. Простите, что побеспокоил… – Уэксфорд взглянул на часы, – в столь поздний час, – прибавил он, припомнив Кводранту его враждебность при встрече.

– Пустяки, господин главный инспектор, – и она засмеялась, как счастливая, уверенная в себе жена, у которой преданный, верный ей муж.

Они вместе проводили его до дверей. Кводрант был любезен, обходителен, как всегда, но рука, та самая, на рукав которой легли пальцы Фабии, была с такой силой сжата в кулак, что костяшки под смуглой кожей выступали, как белые камешки.

* * *

У стены полицейского участка кто-то оставил свой велосипед. Велосипед был оснащен могучими фарами, внушительного вида коробкой с инструментами и надежной корзиной на багажнике. Уэксфорд вошел в вестибюль и едва не столкнулся с полной светловолосой женщиной в кожаной ветровке поверх широкой юбки.

– Прошу прощения.

– Ничего, ничего, – сказала она. – Все кости целы. Вы, наверняка, не самый главный тут инспектор, правильно?

Дежурный за стойкой ухмыльнулся; чтобы скрыть это, закашлялся и закрыл рот рукой.

– Я главный инспектор Уэксфорд. Чем могу служить?

Она порылась в рюкзачке и что-то оттуда достала.

– Дело в том, – сказала она, – что я вроде бы должна вам помочь. Один из ваших голубчиков побывал у меня в моем коттедже…

– Мисс Кларк, – сказал Уэксфорд, – пожалуйста, давайте пройдем ко мне в кабинет.

В нем вдруг проснулась надежда. Наконец, кто-то сам к нему пришел, и это может изменить дело. Но надежда как появилась, так и исчезла, когда он увидел, что она держит в руке. Увы, это была всего лишь еще одна фотография.

– Я нашла ее среди всякого другого барахла, – сказала мисс Кларк. – Если вам, вроде того, надо собрать сведения о том, кто знал Маргарет, может, этот снимок вам пригодится.

Это была увеличенная фотография. На ней были сняты двенадцать девочек, расположившихся в два ряда. Судя по всему, снимок был любительский.

– Снимала Ди, – сказала мисс Кларк, – то есть Ди Стивенс. Это лучшие силы нашего шестого класса, – она посмотрела на Уэксфорда, как школьница на учителя, школьница, которая сообразила, что, наверно, сморозила глупость. – Возьмите, может, понадобится.

Уэксфорд опустил снимок в карман, решив, что рассмотрит его потом когда-нибудь, сомневаясь в том, что у него скоро дойдут до него руки. Когда он провожал мисс Кларк, ему навстречу попался сержант Мартин, которого он посылал снять показания у менеджера супермаркета. Тот доложил, что в магазине не вели подсчет, сколько розовых косынок было продано за неделю, у них была общая цифра проданных косынок разных цветов. Партия этих косынок поступила в продажу в понедельник, к субботнему вечеру всего было продано двадцать шесть косынок. Менеджер сообщил, что примерно двадцать пять процентов партии составляли розовые косынки, и по его грубым подсчетам было куплено шесть.

Уэксфорд послал Мартина во Флэгфорд, чтобы тот разыскал Джанет Типпинг. Затем он набрал номер телефона Друри. Ему ответил Берден. В доме, доложил он, больше ничего обнаружено не было. Миссис Друри гостила у сестры в Гастингсе, но у сестры телефона нет.

– Мартину придется туда съездить, – сказал Уэксфорд. – Ты мне будешь нужен здесь. Какие вести от Спелмана?

– Во вторник они закрылись ровно в пять тридцать. Друри взял заказ своей жены в среду.

– Зачем ему покупать овощи? Они же у него растут в огороде.

– Там был заказ на помидоры, огурцы и горох, сэр.

– По-моему, это фрукты, а не овощи. Да, кстати, раз уж речь зашла о садоводстве. Я собираюсь вам туда подбросить осветительные установки, и тогда можно будет начать копать. Возможно, кошелек миссис Парсонс вместе с ключом растет у Друри где-нибудь среди картофельных грядок.

Друри был в плачевном состоянии, когда Уэксфорд вернулся в дом на Спарта-гроув. Он механически ходил из угла в угол, и было заметно, что у него подкашиваются ноги.

– Тут ему было дурно, – сказал Гейтс.

– Плохое пищеварение, – сказал Уэксфорд. – Может, ты думаешь, я пришел справиться о его здоровье?

Обыск был закончен, и в доме, казалось, стало больше порядка по сравнению с тем, что было до обыска. Когда привезли осветительные установки, Брайант и Гейтс начали рыть там, где росла картошка. Бледный, как мел, Друри смотрел в окно, там выворачивали с корнями пласты земли. «Человек этот, – думал Уэксфорд, – когда-то сказал, что без Маргарет Годфри жизнь его потеряет всякий смысл, станет невыносимой. Имел ли он в виду, что жизнь станет для него невыносимой, если Маргарет будет принадлежать другому?».

– Друри, я хочу, чтобы вы поехали со мной в участок.

– Вы что, хотите меня арестовать?

– Мне надо задать вам еще несколько вопросов, – сказал Уэксфорд. – Всего два-три вопроса.

Тем временем Берден съездил в Помфрет, разбудил дядю Друри, мастера по ремонту металлических изделий, и проверил алиби его племянника.

– Дад всегда по вторникам уезжает рано, – проворчал дядя. – И с каждой неделей все раньше и раньше, такое дело. Если б в четверть, а то больше в пять норовит.

– Значит, по-вашему, в прошлый вторник он уехал около пяти?

– Не хочу сказать, что около или в пять, нет. Так, что-то в десять минут, в четверть шестого. Я работаю, сижу, а Дад входит и говорит: «Дядя, я поехал». Я проверять его буду, что ли?

– Значит, вы говорите, что это было в десять минут шестого. Или в четверть шестого?

– Да хоть в двадцать минут шестого, откуда мне знать?

Все еще слегка моросил дождь. Мокрое шоссе, казалось, было черного цвета и блестело под дорожными огнями. Вполне правдоподобно, что мисс Свитинг видела здесь днем много людей, но теперь в лесу и на проселке не было никого. Дул ветер, и верхушки деревьев качались. Берден притормозил. Он медленно ехал и размышлял. «Странно, – думал он, – что такой скромный, ничем не примечательный деревенский уголок из-за того, что какой-то неизвестный злодей избрал его местом свершения своего черного дела, превратился в центр притяжения любопытных, прославившись дурной славой, и, вероятно, на многие годы вперед будет греметь как достопримечательность этих краев, привлекая проезжих и туристов. Так что флэгфордскому замку придется уступить свое главенствующее место в списке местных достопримечательностей: кажется, в лес Пруитта устремится гораздо больше народа, чем к знаменитым историческим шедеврам архитектуры».

Во дворике у входа в полицейский Участок Берден встретил Мартина. Тот так и не нашел Джанет Типпинг. В субботу вечером она обычно уезжала куда-нибудь со своим дружком, и ее мать, скрывая под маской равнодушия вздорный характер, сказала, что ее дочке ничего не стоит вернуться и в час, и в два ночи. В доме было не убрано, мамаша была неряха. Она не знала, куда поехала дочь, а когда ее попросили ответить хотя бы предположительно, сказала, что, наверно, она поехала с другом на побережье покататься на его мопеде.

Берден постучался в дверь к Уэксфорду, и тот крикнул, чтобы он вошел.

Друри и Уэксфорд сидели через стол друг против друга.

– Так, давайте снова вернемся к тому, что вы делали во вторник вечером, – говорил Уэксфорд.

Берден тихонько прошел и сел на одно из кресел, выполненных в форме ложки для микстуры, из нержавеющей стали, с красным твидовым сиденьем. Настенные часы, которые висели между шкафом с подшивками дел и картой Кингсмаркхэма, показывали, что до полуночи оставалось десять минут.

– Я уехал из мастерской в четверть шестого и поехал прямо во Флэгфорд. Когда я туда приехал, «Спелман» был уже закрыт, поэтому я обошел его сзади, где у них теплицы, и два раза покричал, но никто не вышел, уже все ушли. Послушайте, я же вам уже про это рассказывал.

– Хорошо, Друри, но предположим, что у меня плохая память.

Друри говорил совсем тоненьким голоском, срывающимся на визг от напряжения. Он достал носовой платок и обтер пот со лба.

– Я посмотрел, может, они где оставили мой заказ снаружи, но не нашел, – Друри прокашлялся. – Мне вообще эти овощи, которые жене нужны к чаю, ни к чему. Я проехал на малой скорости по деревне: думал, увижу где мистера Спелмана, и он мне сам отдаст заказ, но нигде его не увидел.

– А, может быть, вы увидели кого-нибудь еще, из тех, кого вы знали, когда жили во Флэгфорде?

– Там гуляла какая-то молодежь, – сказал Друри. – Я не знаю, кто они такие, мне не знакомы. Да послушайте, остальное я уже рассказывал. Я пошел в «Лебедь», там меня обслуживала девушка…

– Что вы пили?

– Я взял полпинты горького пива, – он покраснел.

«Потому что лгал, или сознавал, что нарушил запрет своей церкви?», – задал себе вопрос Берден.

– Там никого не было, когда я вошел. Я кашлянул, и через некоторое время ко мне вышла та девушка, она вышла оттуда, где кухня. Я заказал пиво и сразу заплатил. Она должна была меня запомнить.

– Не беспокойтесь, мы ее о вас спросим.

– Но она в баре не осталась, она опять ушла. Я был в баре один. Когда я допил пиво, я опять поехал к «Спелману» посмотреть, может, там пришел кто. Но там опять никого не было, и я поехал домой.

Друри вскочил и с силой вцепился двумя руками в край стола. Стопка бумаг съехала чуть в сторону, на телефоне брякнула телефонная трубка.

– Да послушайте, – закричал он, – я же вам сказал! Я не мог, я не способен поднять руку на Маргарет!

– Сядьте, – приказал Уэксфорд, и Друри осел, съежился на своем стуле, его лицо дергалось. – Вы ведь ее очень ревновали, так, да? – теперь Уэксфорд говорил сочувствующим тоном, словно вел душевную беседу, а не допрос. – Вы хотели, чтобы кроме вас у нее не было больше друзей, правильно?

– Нет, это неправда, – он пытался кричать, но у него пропадал голос. – Она была просто моей подружкой. При чем тут ревность? Я даже не понимаю, о чем вы говорите. Конечно, мне было бы неприятно, если бы она ходила гулять с другими мальчиками, раз уж она ходила гулять со мной.

– Друри, вы были ее любовником?

– Нет, не был! – Друри покраснел, оскорбленный таким вопросом. – Вы не имеете права спрашивать меня про такие вещи! Мне тогда было всего восемнадцать.

– Вы дарили ей много подарков, книг, например?

– Книги дарил ей Дун, а не я. Она порвала с Дуном, когда стала дружить со мной. Я никогда ей ничего не дарил. У меня не было денег на подарки.

– Где находится магазин Фойла, Друри?

– В Лондоне. Это книжный магазин.

– Вы там покупали книги в подарок Маргарет Годфри?

– Я же говорил вам, что я никогда ей книг не дарил.

– А «Портрет Дориана Грея»? Вы ей эту книгу не отдали. Почему вы решили оставить ее себе? Вы подумали, что такая книга может ей не понравиться, шокировать ее?

Друри сказал тупо:

– Я же вам написал печатные буквы для образца.

– Рука могла измениться за двенадцать лет. Вернемся к книге.

– Я же сказал. Я был у нее, в доме тети. В это время принесли пакет с книгой. Она открыла пакет и когда увидела, от кого была посылка, сказала, чтобы я взял книгу себе.

…Наконец Друри оставили в покое и он сидел тихо под охраной сержанта. Уэксфорд и Берден вышли из кабинета.

– Я послал образец почерка Друри на экспертизу тому парню на Сент Мэри-роуд, – сказал Уэксфорд. – Но это же не почерк, а от руки написанные печатные буквы, и кроме того, прошло целых двенадцать лет! Похоже, что тот, кто писал надписи на книгах, кто бы он на самом деле ни был, делал это печатными буквами потому, что его собственный почерк был плохой и неразборчивый. А у Друри почерк круглый, очень понятный. Как мне кажется, он почти ничего не пишет, и поэтому его почерк до сих пор не сформировался.

– Но он единственный человек из тех, с кем мы говорили, кто назвал миссис Парсонс Минной, – заметил Берден, – и кто все знает про Дуна. У него в доме найдена косынка, и она вполне может оказаться той, которую купила миссис Парсонс, а может быть, одной из оставшихся пяти, которые были куплены еще кем-то. И если он уехал от дяди в десять минут шестого, или в четверть шестого, то он мог оказаться у фермы Пруитта минут в двадцать шестого, а к тому времени Байсат уже пригнал с пастбища коров.

…Шло время, а телефоны молчали, что было необычно для полицейского участка, где телефоны постоянно разрываются. «Почему нет ответа из Колорадо? Ведь они вышли на связь около часа дня». Уэксфорд внутренним чутьем уловил мысли Вердена.

– Из Колорадо надо ждать звонка каждую минуту, – сказал он. – Если разница во времени примерно семь часов, значит, там кончается день, и можно предположить, что если миссис Кап выезжала из дома по делам, то ей уже пора возвращаться. У нас половина первого ночи, значит, у них, на западе Соединенных Штатов, что-то между пятью и шестью вечера. У миссис Кац маленькие детишки. Как я полагаю, она их куда-нибудь возила, и полиция не могла с ней связаться. Скоро она будет дома, и теперь нам уже недолго осталось ждать.

Когда раздался телефонный звонок, Берден подскочил. Он поднял трубку и передал ее Уэксфорду. Уэксфорд заговорил, и Берден сразу понял, что это опять была информация, ничуть не проясняющая обстоятельства дела.

– Да, – ответил Уэксфорд, – спасибо, очень благодарен. Понятно. Ну, что ж поделаешь… Да, спокойной ночи.

Он повернулся к Вердену:

– Звонил Эгхем, тот, который занимается почерками. Он говорит, что надписи на книгах могут, конечно, принадлежать руке Друри. Печатные буквы подделать невозможно, об этом речи не идет, но Эгхем говорит, что для восемнадцатилетнего юноши надписи были сделаны слишком уверенной рукой, и если бы их писал Друри, следовало бы ожидать, что с годами его рука станет еще тверже и почерк определеннее; последний же образец, который он представил, дает совершенно противоположную картину. Есть еще один факт, который говорит в его пользу. Я взял пробу с колес его «форда», и хотя окончательных результатов экспертизы еще нет, ребята из лаборатории уверены, что с момента, когда машина была куплена, Друри ни разу не ездил на ней по грязи. На протекторе были обнаружены только следы песка и пыль. Ладно, давай пить чай, Майк.

Берден указал в сторону двери кабинета, где томился Друри.

– Нальем ему чашечку, сэр?

– Господи, да конечно, – сказал Уэксфорд. – Говорил же я тебе, тут у нас не Мексика. Ничего другого не дают.