Текст книги "С любовью насмерть, Дун..."

Автор книги: Рут Ренделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Златокудра и бела,

Речь свободна, дивна стать,

Ясен взор, – зачем в мечтах

Совершенства нам искать?

Б р а й а н  У о л л е р  П р о к т е р. Гэрмейн

Когда Уэксфорду сообщили, что отпечатки пальцев на губной помаде не совпадают с отпечатками пальцев миссис Парсонс, они с Верденом снова поехали на ферму Пруитта и допросили по отдельности всех работников фермы, в том числе девушку – сельскую труженицу, как ее по-старомодному величал Уэксфорд. Все они, за исключением нее, провели вторник в больших волнениях, но с убийством это никак не было связано.

Все время, пока хозяева находились в Лондоне, на ферме распоряжался Джон Дрейкот, управляющий Пруитта. Утром во уторник Дрейкот в сопровождении работника, по фамилии Эдварде, уехал на рынок Стовертон. Они воспользовались главными воротами фермы. Так дорога получалась длиннее, они делали большой крюк, но они решили не ехать проселком, потому что он был узкий и грязный, и за неделю до этого их грузовик там застрял, засев в глубокой колее.

Байсат и другой работник, на попечении которого были свиньи, оставались на ферме одни, а мисс Свитинг, та самая сельская труженица, отсутствовала, – по вторникам она брала отгулы и ездила на лекции в Сьюингбери, где находился сельскохозяйственный колледж, в котором она училась. В половине первого дня Байсат и второй работник пообедали в кухне. Обед им, как правило, готовила миссис Криви, которая ежедневно приезжала из Флэгфорда готовить еду и убирать в доме. В половине второго дня они встали из-за стола, и работник, который смотрел за свиньями, Трейнор, позвал Байсата в свинарник, там должна была опороситься матка.

В три часа дня Дрейкот и Эдвардс вернулись с рынка, и управляющий тут же занялся своими счетами. Эдвардс, который по совместительству был также садовником, пошел косить лужайку. Дрейкот сказал, что Эдвардс не все время находился в его поле зрения, но Дрейкот совершенно ясно в течение часа слышал, как работал мотор электрокосилки. Приблизительно в половине четвертого к нему пришел Трейнор, и Дрейкот был вынужден оторваться от своих занятий, потому что Трейнор сказал ему, что его беспокоит, как идет у свиньи опорос. Пять поросят уже появились на свет, но остальные шли туго, она продолжала мучиться. Трейнор просил разрешения позвонить и вызвать ветеринара. Дрейкот поспешил с ним в свинарник, осмотрел свинью, поговорил с Байсатом, который сидел при ней на маленькой табуретке, и сам позвонил ветеринару. Ветеринар прибыл около четырех, и следующие полтора часа до пяти тридцати управляющий, Эдварде и Трейнор были вместе. В течение этих полутора часов, как показывал Трейнор, Байсат отлучился ненадолго, чтобы пригнать с пастбища коров и поставить их в стойла, к электродоилкам. По дороге он пересекал лес дважды, когда шел за коровами на пастбище и когда гнал их проселком домой. Уэксфорд упорно его допрашивал, но тот стоял на своем и повторял, что в лесу он ничего не заметил, никакого приближающегося звука мотора он не слышал, никаких машин ни на проселочной дороге, ни на помфретском шоссе не видал. Другие работники свидетельствовали, что он пригнал коров на этот раз даже быстрее, чем обычно. Байсата, объясняли они, так же, как их, беспокоил тяжелый опорос свиноматки.

Только в половине седьмого вечера появился на свет последний поросенок, ветеринар вымыл на кухне руки, и все сели пить чай. В семь он уехал, тем же путем, каким приехал, через главные ворота, и захватил с собой Эдвардса, Трейнора и Байсата, которые жили в домиках для сельскохозяйственных рабочих в поселке Кластервел, в двух милях от Флэгфорда. Когда Пруитты отлучались с фермы и не приезжали ночевать, в доме на ночь оставалась миссис Криви. Управляющий последний раз обошел ферму в восемь часов вечера, ему уже пора было домой; он жил ярдах в пятидесяти по дороге на Кластервел.

Уэксфорд сверил показания работников фермы с показаниями ветеринара и окончательно убедился в том, что никто из этих людей не мог убить миссис Парсонс и спрятать ее тело в лесу. Просто ни у кого из них не было на это времени, а чудеса случаются только в детективных романах. Кроме того, один Байсат побывал в тот день на проселке, но вряд ли он стал бы рисковать, оставляя без присмотра вверенное в его попечение племенное стадо поблизости от участка шоссе с неограниченной скоростью. Конечно, существовала еще миссис Криви, которая с половины четвертого до половины седьмого находилась в доме одна, и ее никто все это время не видел. Но она была женщина лет шестидесяти, пожилая, полная, явно страдающая артритом.

Уэксфорд попытался установить точное время, когда Байсат шел по проселку на пастбище и потом обратно. Но Байсат часов не носил, и время определял по солнцу. Байсат с горячностью заявил, что он думал только о том, чем окончится опорос у свиньи, и ничего и никого кругом не замечал, ни на дороге, ни в лесу, ни в поле.

Можно было бы с натяжкой предположить, что губная помада «Полярный соболь» принадлежит Дороти Свитинг. Но есть что-то беспомощное, оголенное в лице женщины, которая привыкла употреблять косметику и вдруг появилась без нее. Что касается Дороти Свитинг, то лицо ее покрывал плотный загар, кожа была свежая и лоснилась. Похоже, она никогда в жизни не прибегала к кремам для защиты от солнца и не пользовалась пудрой, не говоря уже о губной помаде. Мужчины, работающие на ферме, даже засмеялись, когда Уэксфорд спросил у них, употребляет ли мисс Свитинг губную помаду.

– Вы ведь не могли добираться до фермы целый день, мисс Свитинг?

Дороти Свитинг была хохотушка. Вопрос ее очень рассмешил. Ей нравилось, что ее допрашивают и что все происходит, как в многосерийном фильме по телевизору или в детективном романе.

– Не до фермы, а по направлению к ферме, – сказала она. – Я задержалась кое-где по дороге. Признаю свою вину, милорд!

Уэксфорд не улыбнулся, и она разъяснила:

– После лекции я навещала мою тетечку, которая живет в Сьюингбери. Был такой чудесный день. Мне не хотелось сидеть в душном автобусе, я вылета и дальше шла пешком. Гляжу – старый Байсат гонит коров, и я остановилась с ним поболтать.

– В котором часу это было?

– Около пяти, вроде этого. Я ехала на автобусе, который отходит от Сьюингбери в четыре часа десять минут.

– Хорошо, мисс Свитинг, как только мы сверим отпечатки пальцев на помаде с вашими, мы ваши уничтожим.

Она захохотала во все горло. Глядя на ее большие квадратные руки и мускулы, как у деревенского кузнеца, Берден подумал: «Кем эта девушка станет, что ее ждет после того, как она получит диплом, закончив курс своих буколических наук?»

– Что вы, обязательно их сохраните, – сказала она. – Может, я хочу занять место рядом со знаменитыми злодеями в Музее восковых фигур.

Они возвращались в Кингсмаркхэм по тихому, почти пустынному шоссе. До вечернего часа «пик» оставалось немного времени. Солнце затягивало тучками, барашки на небе сгущались. На кустах по обочине дороги уже облетел майский цвет и показались оранжево-коричневые ягоды; они мелькали мимо окон машины, как искорки пламени.

Уэксфорд первым прошел в свои кабинет. Они незамедлительно сверили отпечатки пальцев мисс Свитинг с теми, которые кто-то оставил на губной помаде, и, как Уэксфорд и предполагал, они не совпали. Подушечки пальцев у мисс Свитинг были толстые и шершавые, как у мужчины.

– Я должен узнать, кому принадлежит помада, Майк, – снова сказал Уэксфорд. – Надо прочесать все парфюмерные магазины в городе. Займись-ка ты этим сам, потому что дело предстоит нелегкое.

– Вы уверены в том, что губная помада имеет какое-то отношение к миссис Парсонс? Ее могла потерять любая другая женщина, которая проходила по дороге.

– Послушай, Майк, помаду нашли не на дороге. Она валялась на опушке леса. Мисс Свитинг и миссис Криви проселочная дорога ни к чему, и помимо всего прочего, они не мажут губы помадой. А если бы и мазали, то не таким розово-коричневым тоном, как этот. Ты знаешь не хуже меня, что, когда женщина красит губы по праздникам или только ради особого случая, желая, например, привлечь к себе внимание, то она изберет ярко-красную помаду. А у этой номады какой-то бурый оттенок. Такую помаду скорее всего выберет богатая женщина, у которой есть дюжина губных помад разных других тонов, а такую ей хочется для разнообразия, к тому же это сейчас модный тон, предположим. На Берден неплохо знал Кингсмаркхэм, но всякий случай посмотрел по справочнику адреса местных парфюмерных магазинов. Он выяснил, что в Кингсмаркхэме на Хай-стрит было семь магазинчиков и аптек, где продавалась парфюмерия; три магазина находились в переулках и один в прилегающей деревне, которая давно превратилась в пригород Кингсмаркхэма. Помня, что говорил Уэксфорд о богатой женщине, Берден решил начать поиски с Хай-стрит.

В супермаркете был отдел косметики, но ассортимент был ограничен и продавали только самую дорогую косметику. Продавщице имя миссис Парсонс было знакомо, и она уже знала из газет, что миссис Парсонс пропала. Она знала ее и в лицо, и поэтому ей любопытно было услышать о ней что-нибудь новенькое. Берден не стал говорить ей, что тело миссис Парсонс обнаружено и быстро прекратил расспросы. Однако он выяснил, что, насколько девушке-продавщице не изменяла память, миссис Парсонс за прошлый месяц купила у них только коробочку дешевой тальк-пудры.

– Это новый тон, – сказала продавщица в следующем магазинчике. – Такую помаду только начали выпускать. Сейчас вообще входит в моду губная помада «под меха». Попадаются очень теплые, нежные тона. Но мы ее не закупаем, она у нас просто не найдет сбыта.

Берден прошел в сторону Кингсбрукского моста мимо дома в георгианском стиле, в котором теперь размещалось бюро по трудоустройству молодежи, мимо дома эпохи королевы Анны, – там теперь была адвокатская контора, – и вошел в новый, недавно открывшийся магазин посреди старых особнячков, росших этажами вверх. В магазине было чисто и светло; полки были заставлены множеством блестящих бутылочек, баночек и флаконов с духами. Здесь ему сказали, что в их магазине имеются товары расширенного ассортимента, и что в настоящее время у них нет, но они со дня на день ожидают партию губной помады так называемых «меховых» тонов.

Течение в реке было спокойное, вода чистая. Вердену были даже видны круглые плоские камешки на дне. Перегнувшись через парапет, он смотрел в воду. Выпрыгнула рыбка и снова нырнула в глубину. Берден побрел дальше, лавируя между стайками школьниц из городской средней школы, одетых в форменные красные блейзеры и с панамами на голове; между прохожими и торговцами, катившими перед собой тележки с товарами.

Он зашел еще в четыре магазина и, наконец, в пятом нашел то, что искал. Там Продавали губную помаду оттенков «под Меха». Пока у них была продана только одна, под названием «Норка-мутант». К тому же определенных цен на свои товары они не устанавливали. Продавщица, величественная девица с прической, напоминавшей торт из ананасного зефира, сказала, что сама употребляет тон «Полярный соболь». Она жила в квартирке над магазином и тут же поднялась к себе и принесла помаду, которой пользовалась. Ее помада была такая же в точности, как та, которую нашли в лесу, но только внизу, на донышке футляра, не было написано цены.

– Вообще это очень сложный цвет, – сказала девушка. – Мы продали еще две помады, других тонов, а этот имеет коричневый оттенок, который отпугивает покупателей.

Больше на этой стороне Хай-стрит магазинов не было, только два жилых дома и методистская церковь, к которой принадлежала миссис Парсонс. Церковь стояла в глубине, а перед ней была площадка, засыпанная мелким гравием. За церковью рядком выстроились коттеджи, дальше шли поля. У гостиницы «Голубь с веткой» Берден пересек улицу и вошел в небольшую аптеку, расположенную между цветочным магазином и агентством по продаже земли и недвижимости. Берден время от времени покупал в этой аптеке крем для бритья и давно знал продавца, который как раз в этот момент появился из подсобного помещения. И тут Вердена ждала неудача – в аптеке подобного товара не держали.

Оставались два варианта: маленькая темная лавочка, где на витрине были выставлены зубные щетки и лак для волос, и большой модный магазин с двумя фасадами, с красивой лестницей, ведущей к дверям, и арочными окнами-витринами. Торговец зубными щетками и лаком для волос и слыхом не слыхал о «Полярном соболе». Он залез на стремянку и достал с верхней полки коробку, в которой лежало много тюбиков помады в зеленых пластмассовых футлярах.

– За неделю ни одна не продалась, – сказал он.

Берден поднялся по ступенькам и переступил порог большого модного магазина. Ковер под его ногами был цвета дорогого красного вина. Казалось, здесь были представлены все самые изысканные ароматы арабского Востока – такими богатствами хвалились роскошные прилавки и позолоченные изящные столики, расставленные в разных местах магазина. Запахи муската, амбры и свежих трав ударили ему в ноздри. За пирамидой коробок, перевязанных шелковыми лентами, была видна голова девушки-продавщицы. Ее белокурые волосы были коротко острижены и закручены в кудряшки. Кофточка на ней была цвета чайной розы. Берден кашлянул, Девушка повернулась, и Берден увидел, что это молодой человек.

– Ну, не прелесть этот оттенок? – сказал молодой человек, когда Берден показал ему помаду. – Такой сочный, свежий, чистый. Конечно же, эта губная помада куплена в нашем магазине. Смотрите, тут мною обозначена цена, вот этой ручкой, – и он показал ярко-красную ручку.

– Вряд ли вы можете знать, кому продали эту помаду?

– О, я люблю всякие загадочные истории и люблю детективы! Ну-ка, сосредоточимся и постараемся произвести настоящее расследование!

Молодой человек нажал хрустальную кнопку, выдвинул ящик и достал поднос с отделениями, в которых лежали губные помады в золоченных металлических футлярах.

– Так, посмотрим, – сказал он. – «Норка-мутант» – три проданы. У меня в каждом отделении было по двенадцати помад определенного тона. «Тринидадский тигр» – Боже мой! – девяти уже нет! Довольно банальный оттенок, ничего особенного. Ага, вот, «Полярный соболь». Продано четыре. А теперь попробуем включить логическое мышление.

Берден решил ему польстить и сказал, что он очень ценит полученную информацию.

– Видите ли, мы имеем постоянных клиентов, принадлежащих к так называемому высшему слою общества. Не сочтите меня за сноба, но мы стараемся держаться на этом уровне. Так, вспоминаю. Мисс Клементс из агентства по торговле недвижимостью купила одну, нет, даже две, одну для себя, а вторую в подарок, кому-то на день рождения. Еще одну купила миссис Даррел. Я точно помню, потому что сначала она выбрала «Норку-мутанта», но потом передумала, вернулась и заменила ее «Соболем». В это время кто-то вошел и попросил показать бледно-розовую помаду…Ну, конечно же, это была миссис Миссал! Она увидела, как миссис Даррел пробует оттенок «Соболя» на кисти руки, и сразу сказала: «Вот, это абсолютно то, что мне надо!» А миссис Миссал, надо сказать, дама с великолепным вкусом, и «Полярный соболь» как нельзя лучше подходит к ее роскошным волосам.

– Когда это было? Когда вы получили помаду? – спросил Берден.

– Секундочку, – молодой человек взглянул в свою тетрадь. – В прошлый четверг, то есть неделю тому назад. Две помады я вскоре продал мисс Клементс, это было в пятницу. В субботу меня не было, а в понедельник покупателей мало, мы делаем уборку. Во вторник мы рано закрываемся, а вчера я не продал ни штуки. Следовательно, это было во вторник утром.

– Благодарю вас, вы мне очень помогли, – сказал Берден.

– Пожалуйста, рад служить. Вы внесли некоторое оживление в томительный для меня рабочий день. Между прочим, миссис Миссал живет напротив «Голубя с веткой», в красивом доме, премило украшенном, а миссис Даррел имеет чудный особнячок, вы, наверно, его знаете, с розовыми занавесками, тот, который в новом квартале, на Куин-стрит.

По счастью, у мисс Клементс оказались обе губные помады; та, которую она купила для себя, уже частично была использована, а другая, которая предназначалась в подарок, так и лежала в целлофановой упаковке. Уходя от агента по торговле недвижимостью, Берден взглянул на часы. Было половина шестого. Он успел закончить дело с магазинами как раз вовремя, потому что уже все закрывалось. Берден нашел миссис Даррел у соседки, в таком же особнячке, в каком она жила сама. Они с подругой пили чай, но тем не менее она была столь любезна, что спустилась по винтовой задней лестнице и по точно такой же лестнице поднялась к себе. Через пять минут она вернулась с нетронутой помадой, все тем же «Полярным соболем»; на донышке футляра фиолетовыми чернилами была помечена цена – восемь фунтов шесть пенсов.

Автобус Стовертон – Помфрет поднимался в гору, к рыночной площади, когда Берден свернул с Куин-стрит и вышел к гостинице «Голубь с веткой». Он снова посмотрел на часы: было без десяти минут шесть. «Наверно, уже поздно возвращаться из Стовертона, с Брайантом так часто бывает. Пропади пропадом эти глупые дамочки с их помадами, – подумал Берден. – Убийство, скорее всего, дело рук Парсонса».

«Красивый дом, премило украшенный» оказался памятником старины, домом эпохи королевы Анны, но он был сильно выбелен и поновлен, а на окнах были приделаны витые чугунные решетки и ставни. Входную дверь покрасили желтой краской, по бокам ее в каменных вазах росли лилии. Вместо звонка у двери был подвешен медный, под старину, колокол. Берден ударил по колоколу медным язычком, и раздался звук, похожий на звон корабельных склянок. Но, как он и предполагал, никто к нему не вышел. Гараж, перестроенный из старой конюшни, был пуст, ворота гаража были распахнуты. Берден спустился по ступенькам, пересек дорогу и направился к полицейскому участку, на ходу размышляя о том, что могли сказать Брайанту в Управлении водоснабжения.

Уэксфорд, казалось, был вполне удовлетворен результатами, которых добился Берден в поисках владелицы губной помады. Они подождали Брайанта с ответом из Стовертона и решили поужинать в «Голубе…».

– Похоже, что Парсонс тут не при чем, – казал Уэксфорд. – Он ушел с работы ровно в пять тридцать, или даже чуть позже. Но ни минутой раньше. На пять тридцать две он не успел бы.

– Нет, не успел бы, – неохотно согласился Берден. – А потом у автобусов перерыв до шести.

В ресторане они попросили, чтобы их посадили за столик у окна, оттуда было удобно наблюдать за домом миссис Миссал.

Отведав жареной баранины, они занялись пирогом с крыжовенным вареньем. Пока они ели, в доме напротив ничего не происходило, ворота гаража по-прежнему были раскрыты, в дом никто не входил и не выходил. Уэксфорд расплачивался у стойки, Берден оставался за столиком. В тот момент, когда Берден встал, чтобы последовать за Уэксфордом на улицу, он увидел, как из-за угла, с Севингбери-роуд, вышла на Хай-стрит девушка, яркая блондинка, в ситцевом платье. Она миновала методистскую церковь, коттеджи, взбежала по ступенькам дома миссис Миссал, открыла дверь и вошла.

– Пошли, Майк, – скомандовал Уэксфорд.

Он ударил по колоколу медным язычком.

– Ты только погляди, Майк, – сказал он. – Терпеть не могу такие штуковины.

Они недолго подождали, девушка открыла дверь.

– Миссис Миссал?

– Миссис Миссал, мистер Миссал и дети нет дома, – сказала девушка с сильные иностранным акцентом. – Все уехать к морю.

– Мы из полиции, – сказал Уэксфорд. – Когда они должны вернуться?

– Теперь семь, – она оглянулась и посмотрела назад, на старинные часы в красивом корпусе из черного дерева. – Половина восьмого, восемь. Я не знаю. Приходите опять. Она скоро придет.

– Мы подождем здесь, если не возражаете, – сказал Уэксфорд.

Пройдя внутрь, они ступили на бархатистый голубой ковер. Холл, в котором они оказались, был квадратным, в глубине его была лестница на второй этаж, она поднималась широким маршем и на уровне десяти ступеней от площадки расходилась в обе стороны. Справа от лестницы была большая арка, которая вела в столовую. Натертый иол столовой сиял, на него были брошены индийские коврики светлых расцветок. Комната выходила окнами в сад, который казался огромным, бесконечным, – высокие окна и стеклянные двери усиливали это впечатление. В холле было прохладно и тонко пахло какими-то редкими, изысканными цветами.

– Вы не могли бы нам представиться, Мисс, и сказать, чем вы здесь занимаетесь? – спросил Уэксфорд.

– Инж Вульф. Я няня Димфны и Присцилы.

Димфна! Берден даже поморщился. Его собственных детей звали Джон и Пэт.

– Хорошо, мисс Вульф. Покажите, где нам можно присесть, а сами продолжайте заниматься своими делами.

Она открыла дверь слева от лестницы и провела их в гостиную. Арочные окна ее смотрели на улицу. Пол покрывал ковер зеленого цвета, кресла и диван были обиты льняной тканью, на которой по зеленому полю были вытканы розовые и белые рододендроны. Живые рододендроны, на длинных стеблях, – каждый цветок величиной с блюдце, – стояли на полу в двух белых вазах. Берден подумал, что когда сезон цветения рододендронов отойдет, миссис Миссал поставит в вазы букеты дельфиний и подберет соответствующие чехлы на мебель.

– Тут битком всяких диковин, – лаконично заметил Уэксфорд, когда девушка вышла. – Вот, что я имел в виду, когда говорил, что бывают дамочки, которым не хватает только «Полярного соболя».

– Хотите сигарету, сэр?

– Берден, ты, видно, совсем спятил! Может, ты еще захочешь развязать галстук? Это тебе не Мексика, а, как-никак, Сассекс.

Берден спрятал пачку в карман, и они сидели еще минут десять молча. Потом он сказал:

– Уверен, что губная помада у нее в сумке.

– Слушай, Майк, ты же говорил, что было продано четыре помады, все помеченные фиолетовыми чернилами, с ценой. Правильно? Две у мисс Клементс, одна у миссис Даррел. И одна у меня.

– Такими же фиолетовыми чернилами могут надписывать цену и в других парфюмерных лавочках, и не только здесь, а где угодно – хоть в Стовертоне, в Помфрете, в Сьюингбери.

– Верно, Майк. И если миссис Миссал покажет мне свою помаду, завтра же утром первым делом ты отправишься в Стовертон и опять начнешь прочесывать парфюмерные магазины и аптеки.

Берден его не слышал. Вытянув шею, он смотрел в окно, на улицу.

– Сюда едет машина, – сообщил он. – Так, приближается. Оливкового цвета «мерседес», модель шестьдесят второго года, регистрационный номер…

– Хватит, Майк. Я не собираюсь ее покупать.

Колеса прошуршали по дорожке, передняя дверца открылась. Берден высунулся в окно.

– Вот это да! – ахнул он. – Шикарная штучка, ничего не скажешь!

Из машины вышла женщина в белых коротких брючках и направилась к крыльцу дома. Пышные рыжие волосы были схвачены яркой голубой косынкой с синим рисунком, голубая блузка сочеталась по цвету с косынкой. С точки зрения Вердена, ее можно было бы назвать красавицей, если бы ее не портили жесткие линии лица, как будто кожа, покрытая нежным загаром, была натянута на металлический каркас. Ее внешность привлекала внимание, но не вызывала симпатии. Однако главным в ее облике для Вердена было то, что на ее губах была помада золотисто-алого цвета, а отнюдь не коричневато-розовая.

– Ой, до чего же мне надоели эти противные дети! Вот увидишь, Пит, гадина Инж еще не вернулась.

Щелкнул ключ в замке, и Берден услышал быстрые шаги Инж Вульф, которая спешила встретить своих хозяев. Кто-то из детей плакал.

– Полицейские? Много их? Не может этого быть, Инж. А где же их машина?

– Я думаю, это ко мне, Хэлен. Я всегда бросаю машину где попало и не включаю подфарники.

Уэксфорд ухмыльнулся.

Позади одной из ваз с цветами резко распахнулась дверь, как будто ее кто-то толкнул ногой, нетерпеливо и в гневе. Первой появилась рыжеволосая женщина. Ее глаза скрывали темные очки, оправа их была усыпана искусственными бриллиантами; и хотя к тому времени солнце из комнаты ушло, она не собиралась их снимать. Ее муж был высокий, толстый мужчина с обрюзгшим лицом, из-под кожи проступали багровые пятна лопнувших кровеносных сосудов. В длиннополой рубахе он был похож на беременную женщину в халате.

Берден слегка зажмурился – так резал глаза пестрый узор на рубахе: на фоне ярко-красной и белой клетки разноцветные бутылки, стаканы, тарелки.

Берден и Уэксфорд поднялись навстречу хозяевам.

– Миссис Миссал?

– Да, я Хэлен Миссал. А какого черта вам здесь надо?

– Мы из полиции, миссис Миссал, мы расследуем обстоятельства, связанные с исчезновением миссис Маргарет Парсонс.

Миссал вылупил на них глаза и облизал свои толстые мокрые губы.

– Садитесь, – сказал он. – Только я не понимаю, зачем вам нужна моя жена?

– Я тоже не понимаю, – сказала Хэлен Миссал. – У нас что, полицейский режим?

– Думаю, что нет, миссис Миссал. Но у меня к вам вопрос: вы покупали новую губную помаду во вторник?

– Ну и что? Это преступление?

– Если вы мне ее покажете, мадам, я буду вполне удовлетворен, мы повернемся и уйдем, и не будем больше отнимать у вас время. Я понимаю, как вы устали, проведя весь день у моря.

– Это точно, – она улыбнулась. Вердену показалось, что она немного потеплела и что, возможно, она и в самом Деле была утомлена. – Вы когда-нибудь сидели на мятных леденцах? – и она засмеялась, показав им неяркое голубое пятно на брюках сзади. – Слава Богу, есть Инж! На сегодня с меня хватит. Видеть больше не могу этих мерзавок!

– Хэлен! – сказал Миссал.

– Мы говорили о губной помаде, миссис Миссал.

– Ах, да, помада. Да, я купила новую номаду, какого-то дерьмового цвета, называлась полярное что-то, уж не помню. Я ее вчера потеряла в кино.

– Вы уверены, что потеряли ее в кино? Вы ее там искали? Обращались к билетеру?

– Что? Поднимать шум из-за каких-то восьми фунтов? Вы что, за нищую меня принимаете? Я ходила в кино…

– Одна?

– Конечно, одна.

Бердену послышалась настороженность в ее голосе, но глаза были закрыты очками, и лицо ничего не выражало.

– Я ходила в кино, а когда пришла домой, помады в сумке не было.

– Это ваша помада? – Уэксфорд раскрыл ладонь, на которой лежала губная помада «Полярный соболь», и миссис Миссал взяла ее тонкими длинными пальцами с серебряными ногтями, похожими на средневековые доспехи.

– Должен вас огорчить, придется пройти со мной в полицейский участок. Необходимо снять отпечатки ваших пальцев.

– В чем дело, Хэлен? – Миссал положил руку ей на плечо, но она стряхнула его руку, как будто он мог ее испачкать. – Хэлен, я не понимаю, что происходит. Может, человек, который был связан с той женщиной, украл ее у тебя?

Она продолжала рассматривать помаду, держа ее своими тонкими пальцами. Берден вдруг подумал: «Неужели она не догадывается, что уже залепила ее отпечатками пальцев?»

– Кажется, это моя помада, – медленно произнесла она. – А где вы ее нашли? В кино?

– Нет, миссис Миссал. На опушке леса, чуть в стороне от помфретского шоссе.

– Что?! – Миссал даже подскочил. Он посмотрел на Уэксфорда, потом на жену. – Сними с себя эти фары! – заорал он и сорвал с ее носа очки.

Вот теперь-то Берден смог разглядеть ее глаза. Они были светлые, зеленовато-голубые, с золотыми искорками. На какой-то миг в них отразился испуг; затем она опустила веки, как будто загородилась ими, и больше глаз не поднимала, упорно глядя себе на колени.

– Ты же ходила в кино, – сказал Миссал. – Ты так мне сказала. Что-то я не пойму, при чем тут помфретское шоссе и лес. Что за чертовщина?

Хэлен Миссал начала говорить, медленно и нерешительно, видно было, что она с трудом придумывает, как выкрутиться.

– Наверно, кто-то нашел мою помаду в кино. А потом они эту помаду потеряли. Вот и всё. И ничего особенного. Просто не понимаю, из-за чего весь шум.

– Так случилось, – сказал Уэксфорд, – что сегодня в половине второго дня в лесу было найдено тело миссис Парсонс. Ее кто-то задушил.

Миссис Миссал вздрогнула и схватилась за ручки кресла. Берден про себя отметил, какого труда ей стоило сдержаться и не закричать. Наконец она сказала:

– Ну и что, разве не понятно? Убийца, а кто он – откуда я знаю, украл мою помаду, а потом уронил ее в… на месте преступления. Мне, например, все ясно.

– Все ясно, кроме одной детали, – сказал Уэксфорд. – Миссис Парсонс была убита во вторник. Ну что же, я вас больше не задерживаю, мадам. Во всяком случае, сегодня остановимся на этом. Да, вот еще что: у вас есть своя машина?

– Да, красный «дофин», она у меня в другом гараже. Ворота выходят на Кингсбрук-роуд. А зачем вы это спрашиваете?

– В самом деле: зачем? – заволновался снова Миссал. – И вообще, к чему все эти расспросы? Мы даже не знаем никакой миссис Парсонс. Вы же не можете обвинять мою жену… Боже, хоть бы кто-нибудь объяснил, в чем дело!

Уэксфорд посмотрел на мужа, потом на жену. Он поднялся.

– Мне хотелось бы взглянуть на шины, сэр, – сказал он.

Пока он это говорил, с Миссалом произошла странная перемена, он как будто что-то понял, о чем-то догадался. Он так побагровел, что его лицо стало почти кирпичного цвета и сморщилось, как у ребенка, который того гляди заплачет. В нем было столько отчаяния и боли, что Берден отвел глаза. Но Миссал тут же переборол себя. Сделав над собой усилие, он произнес сдержанно и спокойно:

– Я не возражаю, вы можете осмотреть машину моей жены, но я понятия не имею, какое она имеет отношение к убитой женщине, – за его сдержанностью чувствовалась боль человека, привыкшего справляться с душевными переживаниями и не выплескивать наружу обиду и горечь от супружеской неверности.

– И я понятия не имею, – бодро ответил Уэксфорд. – Как раз это мы и собираемся установить. Я в таком же неведении, как и вы.

– Ой, дай же им ключи от гаража, Пит, – сказала миссис Миссал. – Говорю тебе, я ничего не знаю. Я не виновата в том, что у меня украли помаду.

– Много бы я отдал, чтобы, спрятавшись за рододендронами, подслушать, что он в эту минуту ей говорит, – сказал Уэксфорд, когда они с Верденом шли по Кингсбрук-роуд к гаражу миссис Миссал.

– И что она ему отвечает, – сказал Верден. – Вы полагаете, сэр, что их можно оставить на ночь без охраны? У нее может быть паспорт, еще уедет за границу… Уэксфорд сказал невинным голосом:

– Мне уже пришла в голову мысль, Майк, что ты будешь волноваться по этому поводу, поэтому я забронировал номер в «Голубе…». Этим займется Мартин, он будет следить да домом всю ночь. Я ему очень сочувствую.

Сад миссис Миссал был разбит в форме неправильного четырехугольника. Северный скошенный угол его огибала речка, противоположный угол зарос кустами тамариска, которые, служа живой изгородью, отделяли сад от Кингсбрук-роуд. Берден открыл ворота гаража, сделанные из кедра, и записал номер машины миссис Миссал. За сиденьем у заднего стекла, почти целиком его закрывая, лежал большой плюшевый тигренок.