Текст книги "Чада в лесу"

Автор книги: Рут Ренделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

– Но мы не можем все просто так оставить.

Когда муж произнес эти слова, Шэронн поняла, что победа за ней.

– Ты хочешь сказать, мы не можем оставить машину там, где она сейчас? Почему бы и нет? Мы к этому месту близко не подходим. – Во всяком случае, она сама не подходила, так что ей было проще. – Скоро придет весна, на деревьях появятся листья, все будет зеленым, и ты даже не сможешь разглядеть ее. Почему бы ей не стоять там годами?

– Ее может найти кто-нибудь другой.

– Ну и великолепно. Пусть кто-нибудь и найдет. Нам-то что, так ведь?

Уверенная, что теперь Питер придерживается того же мнения, она поднялась наверх, чтобы приступить к двухчасовой процедуре подготовки к обеду у Уорренов. Питер вошел в гостиную, где спокойно, без ее нравоучений, налил себе большую рюмку виски «Бушмиллз».

Очень скоро зловоние окончательно выветрилось из его ноздрей.

Они снова заговорили об этом только спустя несколько часов. Они возвращались из Троллфилд-Фарм, куда ездили на обед, машину вела Шэронн, которая никогда не пила ничего крепче шипучей воды, а Питер сейчас для этого не годился.

– Завтра я все же позвоню в полицию, – проговорил он, глотая слова. – Я скажу им, что просто ее нашел.

– Ты им не позвонишь, Пит.

– Наверное, это противозаконно – скрыфать, то есть скрывать тело.

– Нет там никакого тела. Это твое воображение.

Несмотря на то что за обедом Питер прилично перебрал, он снова пропустил пару рюмок у Гилбертов. В другой ситуации он бы более или менее придерживался ограничений, наложенных доктором Клейном, ведь ему хотелось сохранить свою печень еще на несколько лет, но не каждый же день обнаруживаешь машины с запахом гниющей плоти. Назавтра ему показалось, что он сам начал разлагаться, и он снова не позвонил в полицию – ему удалось лишь в три часа дня переместить свое измученное тело из кровати в машину, чтобы вернуться в Лондон.

«С глаз долой, из сердца вон» – замечательный трюизм с изрядной долей здравого смысла. Питер вернулся в конюшни Южного Кенсингтона, где все машины принадлежали ему, те, что были припаркованы на улице, – соседям, а деревья там росли только вдоль тротуара, и образ находки померк, словно это был сон. Может, он и впрямь выдумалэтот запах? Может, он исходил вовсе не от гниющего тела, или не от человеческого тела, а от мертвого оленя или барсука в подлеске? Да что он знал обо всех этих тонкостях сельской жизни? Шэронн была права, когда сказала, что оттуда, где он стоял, невозможно было разглядеть, был это «фольксваген-гольф» или какая-то другая легковушка. Он не видел решетку радиатора и не прочел названия на крышке багажника.

Он был занятым человеком, у него всегда были дела. Всегда существовала опасность какого-нибудь переворота, который надо было предотвратить, или возможность нового слияния, которое следовало ускорить. Лишь это казалось реальным в башне с зеркальным фасадом, стоящей у Трафальгарской Площади, а события в сельском Кенте воспринимались как ненастоящие. Но всегда наступает пятница. Она, конечно, может и не наступить, но для этого либо надо умереть, либо должен случиться конец света.

Не желая касаться неприятной темы, он решил не появляться в Пэссингэм-Сент-Джоне – ну, скажем, до Рождества. Но произошло нечто странное – оно нарушило его спокойствие. Синяя машина начала мучить его. Он знал – она еще там, и он был уверен – запах исходил из нее. Шэронн была права, когда говорила про его воображение. Он был награжден или наказан богатым воображением, и оно-то сейчас увеличило машину вдвое, смело все деревья и кустарники, усиливая зловоние и делая его еще более омерзительным, распространяя его от самого источника в каменоломне до леса, вдоль по тропе и к самому дому. Он начал представлять себе, что, как только он в следующий раз приедет в свой загородный дом, когда бы это ни произошло, и свернет на дорогу, его сразу же встретит этот запах. Наступила неумолимая пятница. Он и хотел, и не хотел ехать в Кент. Вдруг он стал бояться, что машина в каменоломне помешает ему навещать его прекрасный дом и землю, отвратит его от них. А если он больше вообще не захочет ездить туда?

В ближайшие две недели Шэронн не собиралась в Пэссингэм-Холл на уикэнды. Хорошо владеть загородным домом, когда ты не часто туда наведываешься. Он нужен для того, чтобы как бы невзначай обмолвиться о нем людям, сидящим рядом за обедом. У нее было новое платье, которое она собиралась надеть в субботу вечером на благотворительный праздничный обед в «Дорчестере», а в воскресенье она пригласила на ланч свою мать, сестру и еще четверых гостей, блюда уже были заказаны. Она не собиралась ничего отменять, чтобы поехать в Пэссингэм. Питер осмелился заявить, что не пойдет с ней. Такого с ним еще не бывало. Он должен попытаться выбросить эту машину из головы, он должен опять стать беспечным и беззаботным, каким был до того, как совершил прогулку в лес утром прошлого воскресенья.

Глава 9

Получив сведения у Гэмпширской полиции, Вексфорд позвонил Ральфу Дженнингсу, чтобы назначить встречу. Будьте добры, как можно скорее. Такое сообщение он оставил на его автоответчике. Перед ним на столе лежала стопка докладов и сообщений, полученных из других полицейских участков, и, просматривая их, он понял – они ничего не дадут. Так же как и составленный список – огромный, длиннющий перечень людей, которые видели пропавших. Он не мог не прочесть его до конца, это было бы явным пренебрежением служебными обязанностями, хотя понимал: сообщения о том, что Джоанна Трой выставила в Интернете обоих детей на продажу или сочеталась браком с Джайлзом Дейдом в Гретна-Грин, были полнейшей чушью. Продолжить эту нудную работу предстояло Барри Вайну, Карен Малэхайд, Линн Фэнкорт и остальным.

Прошло несколько часов, за это время он еще дважды попробовал дозвониться в Саутгемптон, и только после этого Ральф Дженнингс ему наконец перезвонил. В голосе его чувствовалась настороженность, почти страх. О чем с ним, собственно, хотели поговорить? Что за дело Кингсмаркэмскому отделу по расследованию преступлений до него? Он покинул этот город шесть лет назад.

– Вы читаете газеты, мистер Дженнингс? Смотрите телевизор? Ваша бывшая жена пропала, о ней ничего не слышно уже две недели.

– Может, оно и так, но я не имею к этому никакого отношения. Она моя бывшаяжена.

Слово «бывшая» он произнес так, словно не только между ними все кончено, но и Джоанна Трой вообще больше в списках не значится.

– И тем не менее, я хотел бы с вами встретиться. У нас есть к вам несколько важных вопросов. Когда мы с напарником могли бы заехать к вам?

– Что, ко мне домой?

– А куда еще, мистер Дженнингс? Я не прошу вас приехать сюда. Разговор не займет много времени, максимум час, – последовало долгое молчание. Вексфорд даже подумал, что их разъединили. – Мистер Дженнингс, вы слышите меня?

Растерянным, если не сказать убитымголосом Дженнингс пробормотал:

– Да, да… – А потом проговорил так, будто вдруг принял решение, которое может в корне изменить всю его жизнь: – Послушайте, вам нельзя ко мне. Это не пойдет. Лучше не надо. Слишком все это… мне придется многое объяснять и потом… А вам действительно так важно со мной поговорить?

– Мне кажется, я выразился ясно, сэр, – терпеливо ответил Вексфорд.

– Мы можем договориться. Мы можем встретиться… э-э… где-нибудь в другом месте. Нет, не в баре. А ресторан пойдет? Можно было бы выпить кофе. Как вам это, подходит?

Вексфорд не мог настаивать на визите к нему домой, хотя его любопытство было задето. Кто знает, может, этот Дженнингс способен не открыть дверь или уйти в тот момент, когда они приедут, или подойти к двери, но не впустить их. Это был не тот случай, когда можно было получить ордер.

– Очень хорошо, – ответил он, хотя хорошего в этом было мало.

Дженнингс назначил встречу на следующий день в кафе. Там поблизости будет где припарковаться, сказал он любезно, даже бодро. Да и само кафе неплохое, можно выбирать из девяноста девяти блюд. Это новый хитроумный прием, поэтому кафе и называется «Девяносто Девять». Вексфорд поблагодарил и повесил трубку.

Что стояло за отказом Дженнингса принять их у себя дома? Не хотелось бы думать, что там прячется Джоанна Трой. Но еще более неприятной была мысль о том, что там могли скрывать тела Джайлза и Софи Дейд. Однако Вексфорд не верил ни в то, ни в другое. Дженнингс вполне мог бы избавиться от Джоанны на время допроса. А если бы тела и были, скажем, погребены на его заднем дворе, он, вместо того чтобы отказывать им, наоборот, разыграл бы сцену горячего радушия и встретил бы их с распростертыми объятиями. Тогда почему он так сопротивлялся? Это надо было выяснить.

Когда буквально через несколько секунд телефон зазвонил снова, он уже решил, что это Дженнингс, придумавший какой-нибудь предлог, чтобы не встречаться, или решивший изменить место встречи. Но звонила его дочь Сильвия из «Убежища» – организации по защите женщин, где она работала раз в неделю утром и два раза по вечерам.

– Пап, ты, наверное, уже знаешь, сейчас арестовали одного парня здесь, на улице, он напал на свою жену с молотком. Я видела это. Из окна. Меня это несколько потрясло.

– Да, ты меня не удивила. Но он же не убил ее, нет?

– Ну, все не так плохо. Он меньше ее ростом. Он-то, конечно, целился ей в голову, но попал по плечу и по спине. Она упала и закричала, а потом… потом перестала кричать. Кто-то вызвал полицию, и они приехали. Но тогда он уже сидел рядом с женой на дорожке, плакал и все еще держал в руках молоток. Все было залито кровью.

– Мне приехать?

– Нет, все в порядке. Думаю, мне просто хотелось кому-нибудь рассказать. Сегодня машина у Кэла, он сказал, что заедет и заберет меня. Не беспокойся обо мне.

Когда она повесила трубку, Вексфорд даже заскрежетал зубами. Не имелось же в виду, что в дни работы в «Убежище» она отдает машину Чэпмену, а сама приезжает на автобусе? Может, такое и случается всего пару раз в неделю, но это уже само по себе возмутительно. Неужели у него нет своей машины? Хорошо устроился, подумал Вексфорд: прекрасный большой дом «Старый Приход», в котором раньше жил местный священник, а Нил вычистил и отремонтировал его, готовенькая семья, машина, а все благодаря тому, что угодил – или что-то вроде того – одинокой женщине.

Он выглянул в окно. Опять пошел дождь, мелкая морось, которая, раз уж началась, прекращаться, видимо, не собиралась. С Хай-стрит въехала машина, «дворники» работали на полную мощность. Машина припарковалась у самой двери, из нее вышли Вайн и Линн Фэнкорт и направились в участок, ведя перед собой мужчину с накрытой пальто головой. Скорее всего, это был владелец молотка.

А как там Сильвия? Наверное, им с Дорой все же придется съездить в «Старый Приход», они уже привыкли так называть этот дом, и проведать дочь. Он всегда рад повидаться с внуками. Хотя там наверняка будет Чэпмен. Вексфорда буквально парализовало, когда в голове вдруг пронеслась неясная мысль, обретшая вскоре четкие очертания: Сильвия может родить еще одного ребенка.А почему бы и нет? Разве не этого хотят женщины, когда завязывают новые и, по их мнению, постоянные отношения – как же это сейчас принято правильно называть? Ах, да, стабильныеотношения. Его прямо тошнило от этой фразы: «Я хочу от него ребенка». Да кто ж, будучи в своем уме, захочет ребенка от Чэпмена? Да, он хорош собой, с этим никто не спорит, но он же глуп, а полное отсутствие мозгов, вероятно, досталось ему по наследству, как и хорошая внешность, это же сразу видно. Но Сильвия – его, Вексфорда дочь, и уж кто-кто, а он хорошо знал: она не всегда руководствовалась доводами рассудка.

И все же они навестят ее. Сильвия как-никак родная кровь, и неважно, с кем она встречается, а сегодня ей пришлось пережить шок. Не в первый раз он пожелал, чтобы она занималась чем-нибудь другим, не таким благородным.

– Я уже представляю его – этакий симпатичный слизняк, – сказал Вердену Вексфорд, когда они ехали по М3; Кэллум Чэпмен все не шел у него из головы. – Хотя сам не знаю, почему. Ведь Джоанна Трой, кажется, не придавала особого значения внешнему виду.

– Да уж, эти ее вещички, – Бёрден монотонно произнес всего пару слов, но они выразили его чувства лучше, чем если бы он выдал пылкую тираду. На нем самом снова был синевато-серый костюм, но на этот раз с белой рубашкой и узорчатым сине-изумрудно-белым галстуком. Сам Вексфорд не мог понять, зачем надевать все это под дождевик, но потом решил, что, может, он напрасно критикует Бёрдена.

– Если хочешь знать, как я его представляю, то мне кажется, это маленький и костлявый, ничтожная пищалка с большими зубами.

– Хорошо сказано – пищалка, – проговорил Вексфорд. – Сейчас это слово уже немного устарело. В Первую мировую войну так называли снаряд – за его звук на лету.

– Не понимаю, при чем здесь незначительные людишки.

– И я не понимаю.

– В любом случае, нет никакого смысла гадать, как кто-то выглядит. Мы представляем людей одними, а они оказывается совершенно другими. По закону средних чисел мы вроде бы не должны ошибаться, но все равно ошибаемся.

– А я не верю в закон средних чисел, – ответил Вексфорд.

Кафе ничем не отличалось от тысячи таких же по всей стране. Неплохое техническое оснащение, повсюду хром, красные виниловые полы и черные кожаные сиденья, кабинки, в которых можно уединиться, круглые столы, за которыми сидят, и такие же, но высокие, за которыми стоят.

Они приехали раньше, Дженнингс еще не появился. В кафе «Девяносто Девять» не было ни одного мужчины, сидящего отдельно.

– Неужели кто-то будет заказывать кофе с грецким орехом? – спросил Вексфорд, когда они с Верденом уселись в кабинке и вежливо заказали большой эспрессо и капуччино.

– Или с миндалем и корицей, если уж на то пошло. Бог его знает. Это, наверное, один из их хитроумных приемов.

Подали кофе. Вексфорд повернулся к двери, чтобы не пропустить Дженнингса. Бармен, да и официантка, несомненно, догадываются, кто они такие. Если элегантный Бёрден и не похож на полицейского, то он сам – вылитый фараон. В любом случае, не они выбирали место встречи. Его предпочел Дженнингс, отказавшись принять их у себя.

– Но где же он? – Вексфорд взглянул на часы. – Уже десять минут двенадцатого, а он должен был быть здесь в одиннадцать.

– Люди давно перестали быть пунктуальными, разве ты не заметил? Особенно молодежь. Договариваясь о времени встречи, они взяли моду добавлять это растяжимое «около», так что их «около десяти» или «около одиннадцати» вполне может оказаться половиной одиннадцатого или двенадцатого, но никак ни четвертью, если ты обратил внимание.

Вексфорд кивнул:

– Самое обидное, что мы даже не можем гордо удалиться, выразив тем самым свое глубокое возмущение. Он нам нужен больше, чем мы ему. Времени у него остается в обрез. Кстати, «обрез» – это ружье с отпиленным стволом, но тем же словом, не понять почему, мы обозначаем нехватку времени. – Он допил кофе, вздохнул и сказал: – Ты помнишь этот геморрой, Кэллума Чэпмена? В общем, он… А вот и наш строптивый свидетель, или я очень сильно ошибаюсь.

Как и предсказывал Бёрден, Дженнингс был совсем не таким, каким они его представляли. А вот в них самих, видимо, действительно легко было узнать полицейских, в этом Вексфорд не ошибся: Дженнингс направился прямиком к их столу. Это был худой мужчина, выше среднего роста, он сел рядом с Бёрденом, напротив Вексфорда. По словам отца Джоанны, ему было тридцать два года, но выглядел он значительно моложе, хотя на затылке уже обозначилась лысина, которую он старался прикрыть волосами. Он чем-то смахивал на маленького проказника или, скорее, на Питера Пена: такое же ребяческое выражение лица, большие глаза, маленький вздернутый носик, губы, похожие на бутон розы. Светлые, слегка волнистые волосы были густыми спереди, кустились на висках, кончики спадали на уши.

– Что вас так задержало, мистер Дженнингс? – Тон Вексфорда был любезнее слов.

– Прошу прощения за опоздание. Никак не мог вырваться. – Голос, на удивление, был глубоким и несомненно мужским, хотя румяненьких щечек Дженнингса никогда не касалась бритва. – Только с боем. Моей… э-э… истории не поверили.

– Вашей истории? – переспросил Бёрден.

– Да, именно. – Подошла официантка. – Мне один из ваших эспрессо с горячим молоком и корицей, пожалуйста. Хорошо, лучше я вам объясню. Знаю, вам все это кажется странным. Дело в том, что – господи, мне так неловко об этом говорить, – но дело в том, что моя подруга – ее зовут Вирджиния – она ужасно ревнива. Просто патологически ревнива, хотя я не должен так говорить, это нехорошо.

– Ну, мы ей не скажем, – с серьезным видом подхватил Вексфорд.

– Да нет же. Я знаю, что не скажете. Но дело в том, что она никак не может смириться с тем, что я был женат. То есть, если бы я овдовел, она бы себя так не вела. Но я, как вы знаете, всего лишь разведен, она мне запретила даже упоминать… э-э… имя Джоанны. Вы сейчас поймете, насколько все ужасно. Ей становится дурно, даже если она просто прочтет имя «Джоанна», а если встретит кого-нибудь с таким именем… Ну, наверное, в каком-то смысле мне это должно льстить – ну да. Мне повезло, меня так сильно любят.

– Когда-то и меня так любили, – пробормотал Вексфорд. – Насколько я понимаю, мистер Дженнингс, вы хотите сказать, что отказались принять нас у себя дома только потому, что там находится ваша подруга, которая была бы оскорблена предметом нашего разговора?

– Вы правильноменя поняли, – восхищенно проговорил Дженнингс.

– И чтобы встретиться с нами вообще, вам пришлось придумать какой-то веский предлог, иначе вы не смогли бы… э-э… выйти из дома в одиннадцать часов утра? Так? Хотя вам, конечно, виднее, мистер Дженнингс. – (Любой разумный мужчина уже давно сбежал бы от такой Вирджинии, подумал про себя Вексфорд.) – А сейчас давайте перейдем к делу. Вы не могли бы рассказать нам о своей бывшей жене? Какой она была, какие у нее были интересы, увлечения, привычки. – А потом любезно добавил: – Не волнуйтесь. Здесь вас никто не услышит.

Но Дженнингс не был разумным. Об этом говорили хотя бы его нежелание и неспособность противостоять тирании. Но он неплохо проанализировал характер Джоанны, даже несмотря на то, что во время разговора несколько раз оглядывался через плечо, словно боялся, что Вирджиния вдруг материализуется у входных дверей. Вексфорд, ожидавший ответа вроде: «Ну, она такая же, как все», был приятно удивлен.

– Мы познакомились в университете. Она училась в аспирантуре на отделении современных языков, а еще изучала экономику. Полагаю, многие считали нас слишком юными для начала совместной жизни, но мы все равно сошлись. Нам обоим было по двадцать три года. Она хотела работать в школе в Кингсмаркэме. Там живет ее отец. Мать ее умерла. Джоанна очень талантливая. Иначе бы она и не получила такую работу в двадцать четыре года. Очень… э-э… решительная. Я хочу сказать, что у нее почти обо всем есть свое строгое суждение. Да, еще я назвал бы ее импульсивной. Если уж она чего хотела, обязательно добивалась, да она и сейчас такая. Думаю, я был влюблен, что бы это ни значило – а я не цитирую никого из известных людей?

– Принца Уэльского, – ответил Бёрден.

– О, правда? В общем, должно быть, я был влюблен в Джоанну, потому что она не… Я пытаюсь объяснить, что на самом деле она мне никогда не нравилась, она не была приятнойв общении. Да, она могла быть милой, когда ей что-то было нужно, но человеку, которого она выбрала – ну, скажем, для того, чтобы жить вместе, – она могла причинить немало боли. Очень своенравная, если вы понимаете, о чем я. Когда мы только познакомились, меня удивило, что у нее нет друзей. Хотя это не совсем так. У нее были приятели, один или два, но, когда мы стали жить вместе, я понял: это были слабые люди, позволявшие Джоанне вертеть ими, как ей захочется. Она не могла дружить на равных, ей всегда надо было доминировать.

Дженнингс настолько ушел в описание характера и наклонностей бывшей жены, что уже не мог остановиться. Он даже перестал оборачиваться на дверь всякий раз, когда кто-нибудь заходил в кафе «Девяносто Девять». Вексфорд его не прерывал. Любые вопросы могли подождать.

– Мы решили пожениться. Не знаю почему. Оглядываясь назад, я все еще не могу понять, почему. Ведь даже тогда я знал, что она устроит мне сладкую жизнь, осмелься я в чем-нибудь ей перечить. Только она была права, а остальные должны были просто соглашаться с ней, особенно я. Может, я думал, что больше никогда не встречу такую умную и активную женщину, как Джоанна. Никого, в ком было бы столько же энергии и – да, напористости. Целый день она чем-то занята, встает ни свет ни заря – в полседьмого утра, постоянно, даже в выходные, потом принимает душ, одевается – хотя вам, наверное, не нужно все это. Короче, я думал, что после нее уже не смогу себе кого-нибудь найти. Что ж, я ошибался, но тогда еще не знал об этом.

Такая фраза могла бы стать неплохой эпитафией не на одном надгробии, подумал Вексфорд. Он ошибался, но тогда еще не знал об этом.

– Мой отец купил нам дом в Помфрете. Он умирал тогда, но сказал, что у меня должен быть дом еще при его жизни. Он умер через два месяца после того, как мы поженились. Джоанна работала в школе в Кингсмаркэме – в школе «Хэлдон Финч», если быть точным – а я в одной из лондонских фирм. Ездил туда-сюда. А вы не хотите еще кофе? Я бы выпил.

Вексфорд и Бёрден кивнули. Они опасались, что, если не станут таким образом тянуть время, Дженнингс может вспомнить о нем и уйти. Он сделал знак официантке.

– На чем я остановился? Ах, да. Я часто слышал, что с человеком можно прекрасно ладить, если просто жить вместе, но после свадьбы все меняется. Может, оно и так, но дело в том, что мы с Джоанной уживались только тогда, когда я со всем соглашался и плясал под ее дудку. К тому же не стоит забывать о сексе… – Он замолчал, когда официантка подошла принять заказ, бросил взгляд на часы и сказал: – Я обещал Вирджинии, что буду отсутствовать не больше полутора часов, так что у меня еще есть немного времени. Да, секс. Хотя будет ли вам это интересно?

Вексфорд кивнул.

– Что ж. Поначалу все было довольно хорошо, то есть когда мы только познакомились, а потом и эти отношения стали сходить на нет, еще задолго до свадьбы. Кстати, наш брак длился всего полгода, и все это время секса между нами почти не было. Не думайте, что я всегда хотел быть под ней.

Не очень подходящая фраза, если принять в расчет, о чем идет речь, подумал Вексфорд, но Дженнингс, кажется, не понял, как прозвучало сказанное.

– Как раз наоборот, я пытался объясниться с ней. Действительно пытался. Ну, я был нормальным здоровым двадцатишестилетним мужчиной. Но, как я уже говорил, Джоанна никогда не считала нужным притворяться. Никогда. Она так прямо и сказала: «Ты мне разонравился». Она сказала: «Ты уже начал лысеть». Я ответил, что она, должно быть, чокнулась. В нашей семье мужчины рано лысеют. Ну и что? Думаю, мой отец уже был лысым, когда познакомился с моей матерью, а ему было всего тридцать. Однако это же не помешало им родить троих детей.

Принесли их кофе. Дженнингс отпил немного, наверное, чтобы определить, достаточно ли корицы.

– В общем, – сказал он, – я решил, что у нее кто-то есть. Она тогда только познакомилась с этой Катриной, матерью тех пропавших детей. Они постоянно бывали вместе. Только не подумайте, будто Джоанна лесбиянка, вовсе нет. Во-первых, я заметил, что она никогда не позволяла женщинам прикасаться к себе, она даже не позволила бы мачехе поцеловать себя, хотя ничего не имела против Эффи, наоборот. Как-то, раз или два, Катрина пробовала положить ладонь ей на руку, но Джоанна всегда противилась и даже отдергивала руку. К тому же я был далеко не первым ее сексуальным партнером. У нее было их немало до меня, еще в школе. Но все мужчины. Я думал, может, она так добра с Катриной потому, что ей нравится ее муж. Он ничего собой не представлял и вообще был порядочным дерьмом, но разве поймешь этих женщин? Я просто не находил другого объяснения ее дружбы с Катриной – хотя нет, наверное, оно было. Просто та всегда соглашалась со всем, что говорила и делала Джоанна, постоянно восхищалась ее умом и талантом. А Джоанне это нравилось, она падкана лесть. Хотя точного объяснения я так и не знаю. В любом случае, почти сразу после того, как в нашей жизни появились Дейды, она решила, что секса между нами больше не будет. Мы должны были стать просто партнерами, я цитирую, «ради удобства и дружеского общения».

– Это вы решили уйти первым, мистер Дженнингс?

– Даю вам честное слово – я. И пусть кто-нибудь попробует сказать, что это не так. Я продал дом, а полученные деньги поделил с ней пополам. Все что угодно, лишь бы поскорее покончить с этим. С тех пор я ее не видел.

Бёрден спросил:

– Миссис Трой когда-нибудь обращалась с вами жестоко? Вы говорите, между вами были ссоры. Не поднимала ли она на вас руку, когда вы не соглашались с ней? И вообще, не случалось ли с ней такого в прошлом, еще до того, как вы встретились, ни о чем таком она вам не рассказывала?

– Нет, ничего такого не было. Все только на словах. Джоанна за словом в карман не лезла. Но только раз…

– Да, мистер Дженнингс?

– Я собирался сказать, только раз она – ну, вышла из себя. Со мной это не связано. Это было еще до того, как мы встретились. Я узнал это не от нее, мне рассказал знакомый из университета. Не знаю, должен ли я говорить вам об этом, хотя тот парень и не просил меня держать все в секрете, но все же.

– Думаю, лучше рассказать, мистер Дженнингс, – твердо проговорил Вексфорд.

– Хорошо. Расскажу. Так вот, когда тот парень узнал, что я встречаюсь с Джоанной, то сказал, что она училась в Кингсмаркэмской общеобразовательной школе вместе с его кузеном. Они оба были тогда подростками, но Джоанна была старше, кажется, на три года. Она избила этого мальчика, подбила оба глаза, даже несколько зубов выбила. Он был покрыт синяками с головы до ног, но переломов не было. Дело замяли, потому что мальчик поправился и у него не было никаких серьезных повреждений, но еще и потому, что у Джоанны тогда умерла мать и какой-то адвокат сказал, что этим и объясняется ее поведение. Конечно, я спросил Джоанну об этом, она ответила то же самое: мать умерла, она была в шоке и сама не знала, что делает. Она утверждала, что мальчик сказал какую-то гадость про ее мать, но тот парень это отрицал. Так она мне и сказала: «Он оскорбил память моей матери». Но в этом было кое-что забавное. Ну, не то чтобы забавное, но вы поняли, что я хотел сказать. Мальчик-то умер. Несколько лет спустя, по-моему, от лейкемии. Кажется, ему тогда было двадцать один или двадцать два. Джоанна рассказала мне об этом. Еще до свадьбы, мы тогда были магистрами. Она сказала: «Ты знаешь этого Людовика Брауна» – странно, я запомнил его имя. Впрочем, оно довольно необычное, правда? «Ты знаешь этого Людовика Брауна, – сказала она. – Он умер. Вроде от рака». А потом добавила: «Некоторые люди получают то, чего заслуживают, не так ли?». Это было похоже на нее. Может, бедный мальчик и сказал что-то грубое, но он же не заслужил смерти от лейкемии. Однако в этом была вся Джоанна. Именно это я имел в виду, когда сказал, что она не была приятной в общении.

Людовик Браун, подумал Вексфорд. Кажется, он из Кингсмаркэма или его окрестностей. Если он учился в Кингсмаркэмской общеобразовательной школе и умер молодым, его семью будет нетрудно отыскать.

– Мистер Дженнингс, вы очень нам помогли. Спасибо.

– Не могу сказать, что сделал это с удовольствием. – Он снова взглянул на часы и испугался. – Боже мой, у меня всего пять минут на то, чтобы вернуться. Придется взять такси, если я смогу его найти.

Он убежал. Официантка посмотрела ему в след и слегка усмехнулась. Может, он приходил сюда с Вирджинией и та даже на людях вела себя как собственница?

– У некоторых людей, – сказал Бёрден, когда Вексфорд заплатил по счету, – напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. Бросаются из огня да в пламя.

– Он слаб, и его привлекают сильные женщины. К сожалению, те, что ему попались, сильны не по-хорошему, обе злонравны. А его, скажу я тебе, можно заставить сделать все что угодно – продать собственную бабушку в рабство, проглотить цианистый калий. Но для нас он настоящий подарок по сравнению с теми, кого мы уже допросили по этому делу, разве нет? Он рассказал немало интересного.