Текст книги "Чада в лесу"

Автор книги: Рут Ренделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Рут Ренделл
Чада в лесу

Карлу и Лилиан Фредриксон с любовью

Пролог

Было тепло, и даже в десять вечера не ощущалось прохлады. Небо было усеяно звездами, взошла луна, полная, чуть красноватая. Был лес, а в нем опушка – такая, что вместила бы тысячу танцующих, ковер ее был соткан из упругой, густой, все еще зеленой травы, а вокруг стеной стояли лесные великаны: каштаны, буки, ясени. Листья еще не начали опадать, и поэтому стоящий неподалеку дом не был виден – не были видны ни его флигели, ни сад.

На открытом пространстве люди – их было примерно сто – встали в круг. Они приехали на микроавтобусах, фургонах, а некоторые – на своих машинах, по проселочной дороге, ответвлявшейся от другой, что шла от узкого шоссе. При въезде на проселочную дорогу не стояли никакие указатели, и трудно было понять, частные это владения или нет; ничто не говорило, что здесь есть дом. Многие и не догадывались, что он где-то рядом. На одних были обычные джинсы, рубашки, свитера и куртки, какие носят и молодые, и люди среднего возраста, и женщины, и мужчины; другие закутаны в рясы, черные или коричневые. Они держались за руки и ждали, предвкушая что-то, даже волнуясь.

Мужчина, облаченный в белое – белую рубашку с открытым воротом, белые брюки и белые туфли, – вошел в круг. Как только он оказался в центре, люди запели. Торжественный напев вполне мог быть гимном или хором из какой-нибудь оперы или мюзикла. Пение закончилось, и люди ритмично захлопали в ладоши. Но и хлопки стихли, когда мужчина в белом заговорил.

– Не терзают ли вас злые духи? Не овладел ли злой дух одним из вас? – вопрошал он, и голос его звенел.

Воцарилась мертвая тишина. Никто не шелохнулся. Поднялся легкий ветерок – он пронесся, развевая длинные волосы тех, кто стоял в кругу, и заставляя трепетать складки их одежд. И стих, когда в круг вошел еще один человек. Ни один из державшихся за руки, певших, а потом хлопавших в ладоши не смог бы сказать, откуда он. Человек шел, слегка спотыкаясь, словно кто-то подталкивал его, хотя не было никого у него за спиной. Тело его закутано в черную рясу, лицо скрыто под черным покрывалом. Даже вблизи нельзя было определить, мужчина это или женщина.

Из груди того, кто вопрошал о злом духе, вырвался крик:

– Господь, пошли огонь с небес на землю, испепели злой дух!

– Испепели, испепели, испепели! – вторили ему.

Начинало темнеть, легкая тень пробежала по лицу луны. Мужчина в белом и человек в черном сошлись в центре круга. Издалека они казались переодетыми влюбленными, или персонажами венецианского карнавала в костюмах и масках, или священником и молящимся. Они стояли так близко, что могли прикоснуться друг к другу, но не было видно, прикоснулись они или нет. Здесь нужно было слушать, а не смотреть. И было что слушать! Человек в черном вдруг издал протяжный низкий вопль – пронзительный стон, нет, это было громче стона, – потом еще и еще. Звуки эти не казались игрой, они были настоящими, словно страдающее, раздираемое болью сердце или истерзанная душа исторгали их, они нарастали, потом стихали, нарастали снова и снова стихали.

Мужчина в белом был неподвижен. Дрожь пробежала по кругу, и люди стали раскачиваться из стороны в сторону, и вскоре из их уст послышались стоны; кто-то бил себя руками, кто-то – прутьями, подобранными с земли. Люди раскачивались и стенали, и снова выглянула луна и осветила обряд, залив его белым ярким светом. Человек в черном тоже задвигался – но не так, как остальные. Его движения были быстрыми и резкими, а когда он начал бить в грудь и по рукам мужчину в белом, стали неистовыми. Стоны превратились в рычание, и стало слышно, как лязгают зубы.

Мужчина в белом, будто не обращая внимания на эту яростную атаку, поднял руку.

– Покайся в прегрешениях и злодеяниях! – призвал он голосом древнего священнослужителя.

И вот – перечень ошибок, нарушений, упущений. Об одних он невнятно бормочет, о других говорит чеканно, так что слышно всем, и голос его срывается в отчаянный крик. Толпа безмолвствует, жадно вслушиваясь. Начинается покаяние, но голос человека в черном перестает быть пылким, он слабеет, становится все тише, и вот уже человек в черном запинается, обмякает, съеживается. Наступила тишина, ее нарушил лишь вздох толпы – почти осязаемый.

Заговорил священник. Он положил руку на плечо, укутанное в черное, и произнес звенящим голосом:

– Изыди! – И было это не прощением, но суровым повелением, не предполагающим неповиновения: – Изыди!

Опять набежала тень, толпа, захлебнувшаяся изумлением, еще раз вздохнула. Толпа содрогнулась, словно порыв ветра всколыхнул хлеба в поле.

– Чада мои, узрите злых духов! Узрите их, проходящих по лицу луны! Узрите Астарту, обретающуюся на луне!

– Зрим! Зрим! – кричала толпа. – Зрим Астарту!

– Созданье божье, служившее обителью злым духам, покаялось в великих плотских прегрешениях, и она, Астарта, демоница, олицетворяющая все грехи плоти, уже покинула его, а с нею и вся нечисть, все злые духи. Узрите их высоко над головами!

– Зрим! Зрим!

Наконец заговорил человек в черном:

– Зрю, зрю… – Надломленный голос звучал слабо, и нельзя было понять, это голос мужской или женский.

– Вознесем же хвалу Господу Богу нашему! – вскричал мужчина в белом. – Возблагодарим же Святую Троицу и всех ангелов ее!

– Слава тебе, Господи!

– Слава Господу Богу и всем его ангелам, – произнес человек в черном.

Через несколько мгновений сквозь плотное кольцо людей прорвались две женщины, несшие в руках белое одеяние. Они облачили в него человека в черном, и тот стал белым с ног до головы.

И воззвал:

– Слава Господу Богу нашему, простившему слуге своему прегрешения его и снова ниспославшему ему очищение. – Голос его теперь звучал громко, в нем уже не было никакого страдания.

Но слова эти заглушил шум начинающегося танца. Зазвучала музыка, и толпа поглотила две фигуры в белом; откуда-то доносился напев, мелодия напоминала шотландский рил, и в то же время почему-то была гимном. Люди плясали и хлопали в ладоши. Одна женщина играла на тамбурине, другая на цитре. Человек, что согрешил, покаялся и очистился, теперь заливисто смеялся, будто развеселившееся дитя на празднике. Люди ничего не ели, не пили и не курили, но их опьяняли страсть, возбуждение, истерия – так бывает, когда вместе собирается множество людей, скрепленных одной верой, движимых общим чувством. Тот, что был прощен, продолжал смеяться, и смех, снова и снова срывавшийся с его губ, был веселый, радостный, как смех ребенка.

Танец длился с полчаса и прекратился, когда музыка смолкла. Это послужило сигналом к отъезду, и все покорно направились к дороге, где на обочине их ждали машины.

Священник – он приехал один – дождался, пока все разъедутся, снял с себя облачение и остался в обычных джинсах и военной куртке. Засунул одежду в багажник. Подошел к дому – строению в раннем викторианском стиле, большому по сегодняшним меркам. Два низких лестничных марша поднимались к парадной двери, расположенной в портике с колоннами, черепичную крышу обрамляла балюстрада. Дом был красив, хотя немного скучноват. Таких сотни, если не тысячи по всей Англии. Очевидно, внутри никого не было, да и не могло быть вечером выходного дня. Он поднялся по ступенькам с левой стороны, вытащил из кармана конверт и опустил его в почтовый ящик. Священник, как и большинство его прихожан, жил скромно и хотел сэкономить на почтовых расходах.

Владелец дома и земли требовал плату, хоть и был человеком богатым. Но священник – если он действительно священник – был против двухсот фунтов, и они сговорились на сотне. В конверт была вложена еще и записка со словами благодарности. Возможно, паства захочет воспользоваться открытым пространством снова, как уже бывало. Священник слышал, что опушку прозвали танцплощадкой, но сам он всегда называл ее открытым пространством: ему казалось, что именно в этом словосочетании есть что-то языческое.

Он вернулся к машине.

Глава 1

Обычно из его окна не было видно реки Кингсбрук – ни бегущих вод, ни извилистых изгибов, ни ив по берегам. Но сейчас он видел ее – вернее, то, во что она превратилась: оставаясь ровной и спокойной, она стала широкой, как Темза, и огромным озером разлилась по долине, укрывая ее луга водами, словно гладким серебряным покрывалом. Из воды выглядывали лишь крыши и верхние этажи домов, стоявших в долине вдоль проселочной дороги, которая сейчас исчезла, а раньше вела к мосту, тоже теперь исчезнувшему. Он вспомнил свой дом по другую сторону озера, где вода медленно прибывала. Дому пока удалось избежать затопления, хотя своевольно вторгшийся поток уже затопил часть сада.

Шел дождь. Но, как несколько часов назад он заметил Бёрдену, дождь уже давно перестал быть для него новостью и любое упоминание о нем просто отдавало тоской. Вот если бы дождь прекратился, тогда действительно об этом стоило бы с радостью сообщить. Он снял трубку и набрал номер жены.

– С тех пор как ты ушел, почти ничего не изменилось, – сказала она. – Часть сада, как и была, под водой, но до тутового дерева вода еще не дошла. Не думаю, чтобы вода прибывала. Я определяю это по тутовому дереву.

– Хорошо еще, что мы не разводим шелкопряда, – проговорил Вексфорд и повесил трубку, предоставляя жене по-своему толковать смысл этого многозначительного замечания.

На памяти нынешнего поколения или по крайней мере на его памяти такого в этой части Суссекса еще не случалось. Несмотря на преграду из мешков песка, сложенных в два ряда, Кингсбрук затопил дорогу к мосту на Хай-стрит, под водой оказались и Деловой Центр, и Сейнсбери, но каким-то чудом вода пощадила гостиницу «Голубь и Оливка» – пока пощадила… Местность была холмистая, но большая часть домов, стоявших на возвышенности, исчезла. А Хай-стрит, Глиб-роуд, Квин и Йорк-стрит со своими знаменитыми витринами и выступающими на два, а местами и на три фута карнизами, ушли под воду. Верхушки надгробий кладбища Святого Петра торчали над серой поверхностью озера, подернутой рябью, словно скалистые утесы над морской ширью. Дождь все не прекращался.

Агентство по защите окружающей среды сообщило, что почва в поймах рек Англии и Уэльса уже была заболочена, а потому не могла впитать в себя потоки воды. Многие дома Кингсмаркэма, не говоря уже о тех, что располагались в низинах Помфрета, в первый раз были затоплены в октябре, и сейчас, в конце ноября, их затопило снова. А газетчики, конечно, не преминули порадовать читателей вестью о том, что затопленная недвижимость сильно упадет в цене – точнее, полностью обесценится. Владельцы покинули дома еще несколько недель назад и уехали к родственникам или временно сняли себе квартиры. Местные власти уже использовали те десять тысяч мешков песка, выписывая которые они недоверчиво усмехались, говоря, что им не пригодится даже половина. Сейчас эти мешки были под водой, а заказанные снова еще не прибыли.

Вексфорд даже думать не хотел о том, что случится, если до наступления ночи дождь обрушится с новой силой и вода прибудет еще на один дюйм и достигнет тутового дерева – мерила Доры. За деревом земля полого спускалась к невысокой ограде, которая, отделяя лужайку от террасы со стеклянной дверью, все же служила защитой, пусть и плохой, от воды. Как он ни гнал от себя мысль о том, что вода может хлынуть через ограду, мысль не оставляла его… Он снова потянулся к телефону, но, едва дотронувшись до трубки, отдернул руку: в этот момент дверь открылась и появился Бёрден.

– Все еще льет, – сказал Бёрден.

Вексфорд посмотрел на него – так обычно смотрят на извлеченный из недр холодильника продукт, срок годности которого истек еще три месяца назад.

– Мне только что такое рассказали… Уверен, тебя это позабавит. Судя по твоему виду, это как раз то, что тебе сейчас нужно. – Бёрден, как обычно, уселся на край стола. Вексфорд отметил про себя, что инспектор выглядел стройнее обычного – да и вообще так, словно сделал подтяжку лица, прошел курс массажа, а три последние недели провел на курорте. – Позвонила какая-то женщина и сообщила, что они с мужем уехали на выходные в Париж, а детей оставили с этой… няней. Вернувшись прошлой ночью, обнаружили, что дети пропали. В общем, она считает, что они могли утонуть.

– И ты этим хотел меня позабавить?

– Немного странно, разве нет? Дети – подростки, тринадцать и пятнадцать лет, няне – около тридцати, все умеют плавать, а дом – в нескольких милях от наводнения.

– Где именно?

– Линдхерстский проезд.

– Совсем недалеко от меня. Но действительно в нескольких милях от наводнения. Вода медленно подступает к моему саду.

Бёрден небрежно закинул ногу на ногу. Туфли у него были элегантные.

– Не унывай. В Долине Брид дела еще хуже. Там вообще ни один дом не спасся от воды.

Вексфорд представил, как у домов вырастают ноги и они убегают, спасаясь от разъяренного потока.

– Джим Пембертон уже отправился туда. Я имею в виду Линдхерстский проезд. И он уже предупредил Подводную службу спасения.

– Кого?

– Ты, должно быть, слышал. – Бёрден с трудом удержался, чтобы не сказать «даже ты». – Что-то вроде объединения Кингсмаркэмского Совета с Пожарной бригадой. В основном – добровольцы в гидрокостюмах.

– Если эта ситуация так забавна, – проговорил Вексфорд, – то есть если вы не принимаете ее всерьез, то к чему такие крайние меры?

– Подстраховаться никогда не мешает, – спокойно ответил Бёрден.

– Ладно, расскажи подробнее. Эти дети – кто они, кстати? Мальчик и девочка? Как их зовут?

– Дейд. Джайлз и Софи Дейд. Имени их няни я не знаю. Оба ребенка умеют плавать. Кстати, у мальчика есть что-то вроде серебряной медали за спасение утопающего, а девочка как раз собиралась вступить в местную детскую команду по плаванию. Бог знает, почему их мать утверждает, будто они утонули. Мне кажется, что вряд ли они пошли бы к воде. Но Джим разберется.

Вексфорд не стал больше ничего спрашивать. Капли дождя забарабанили по стеклам. Он поднялся и подошел к окну, но как только он к нему приблизился, дождь хлынул с новой силой и разглядеть что-либо стало невозможно, разве только белый туман и капли, барабанящие по подоконнику.

– Где будешь обедать? – спросил Бёрден.

– Наверное, в столовой. Но в такой дождь я не пойду.

В три вернулся Пембертон и сообщил, что группа водолазов-добровольцев уже начала поиск Джайлза и Софи Дейд, хоть это и простая формальность, вызванная скорее страхами миссис Дейд, нежели насущной необходимостью. Высота воды в Кинсгмаркэме не превышала и четырех футов. В Долине Брид дела обстояли куда хуже. С месяц назад там утонула женщина, не умеющая плавать, – упала с мостика, который временно протянули от ее верхнего окна к бугру. Она пыталась уцепиться за подпорки, но поток, накрывший ее с головой, смыл ее. Однако ничего подобного не могло произойти с детьми Дейдов, опытными пловцами, для которых даже вдвое большая глубина не представляла никакой опасности.

Опасность гораздо серьезнее – и в этом сходились все – представляли участившиеся грабежи затопленных магазинов на Хай-стрит. Многие владельцы перенесли свои товары – одежду, книги, периодику и канцелярские принадлежности, фарфор, стеклянную посуду и кухонное оборудование – на верхние этажи, а сами покинули магазины. Воры – у некоторых с собой были лестницы – пробирались к магазинам ночью вплавь, разбивали верхние окна и уносили все что душе угодно. Один из воров, арестованный сержантом полиции детективом Вайном, заявил, что украденные им утюг и микроволновая печь принадлежат ему по праву. Он уверял, что это всего лишь компенсация за затопленную квартиру на самом нижнем этаже: он был твердо убежден, что ущерб возмещать никто не будет. Кроме того, Вайн подозревал, что CD-проигрыватель и набор кассет украла из «Йоркского аудио-центра» группа школьников.

Вексфорд, будь его на то воля, звонил бы жене каждые полчаса и проверял, как там дела, но он сдержался и позвонил домой только в полпятого, когда проливной дождь уже сменился моросящим. Гудок раздавался за гудком – он уже решил было, что жена вышла, как она сняла трубку.

– На улице была. Я слышала, что телефон звонит, но хотела сначала снять сапоги, чтобы не занести всю эту грязь в дом. Из-за дождя приходится вдвое дольше возиться во дворе.

– Как там тутовое дерево?

– Вода подступила к нему, Рег. Она уже у ствола. Естественно – при таком-то дожде. Неужели ничего нельзя сделать? Я о подъеме воды, не о дожде. Они еще не придумали, как это остановить. Я вспомнила о мешках с песком и позвонила в городской Совет, да только песка у них нет, а женщина, с которой я говорила, сказала, что скоро должны получить. Я еще про себя подумала: совсем как в магазине.

Он рассмеялся, но не очень весело.

– Мы не можем остановить воду, но уже следует подумать о переносе мебели на верхний этаж.

Он чуть было не сказал: «Попроси Нила помочь с этим», а потом вспомнил, что зять перестал с ними общаться после того, как расстался с Сильвией. Вместо этого инспектор сказал жене, что будет дома к шести.

Сегодня он был без машины. В последние дни Вексфорд ходил пешком больше обычного. Желание это породил непрекращающийся ливень – такова человеческая натура, ведь, когда сухо, так редко удается пройтись себе в удовольствие. В первом утреннем свете жемчужно-голубое небо, с которого не падало ни капли, казалось подернутым влажной дымкой. В восемь тридцать все еще было сухо, и он решил идти с работы пешком. Но стали собираться огромные грозовые тучи, заслонившие бледную голубизну, молочный дневной свет померк, и к тому времени, как инспектор дошел до участка, небо начало ронять первые капли дождя. Он с неохотой подумал, что к дому придется пробираться через эту влагу и сырость, но, выйдя из недавно установленных автоматических дверей, увидел, что дождь стих, и впервые за долгое время в воздухе повеяло явной прохладой. Пахлосухим. Пахло так, словно погода изменилась. Но лучше на это особо не надеяться, сказал он себе.

Стемнело. Стало совсем темно, почти как ночью. Стоя здесь, Вексфорд не мог разглядеть залившей город воды, лишь видел, что тротуары и дороги мокрые, а в сточных канавах – глубокий слой грязи. Он пересек Хай-стрит и направился к дому. Дорога слегка поднималась вверх. Он уже совсем забыл про Дейдов и не вспомнил бы о них, если бы на выходе из Кингстонского парка не прочел в желтом свете фонаря названия следующей улицы. Линдхерстский проезд находился на возвышенности – из окон расположенных здесь домов видны были крыша его дома и сад. Эти дома были в безопасности. Кто-то даже сказал ему, что, прежде чем достичь такой высоты, вода сначала должна перевалить через купол Кингсмаркэмской Ратуши.

Безусловно, с Дейдами здесь ничего не могло случиться. Вероятность того, что дети утонули, практически равна нулю. Перед самым уходом он получил сообщение от Подводной спасательной службы: не найдено ни живых, ни мертвых. Вексфорд внимательно оглядел холм, пытаясь сообразить, где именно жили Дейды. И вдруг осекся. Что с ним такое происходит? Неужели он утрачивает способность вникать в существо дела? Эти дети, возможно, и не утонули – но ведь они в любом случае пропали, так ведь? Родители вернулись домой после двухдневного отсутствия и не нашли их. А случилось это еще прошлой ночью. Все эти разговоры о наводнении и утопленниках заслонили от него суть картины. Двое детей, тринадцати и пятнадцати лет, пропали.

Он прибавил ходу, мысль заработала быстрее. Конечно, есть вероятность, что дети уже вернулись домой. По словам Бёрдена, их оставили на попечение няни и они исчезли все втроем. Из этого следовало, что няня – предположительно, взрослый человек – взяла детей куда-нибудь с собой. Возможно, в прошлую пятницу или в любой другой день, когда родители уехали, няня сказала их матери, что собирается вывезти детей, допустим, на загородную прогулку, а та об этом забыла. Женщина, утверждающая, что ее дети утонули, только потому, что их нет дома, а часть города залита водой, должна быть… мягко говоря, немного пустоголовой.

Доры не было в доме. Инспектор отыскал ее в саду – она стояла возле тутового дерева и светила фонариком на его корни.

– Не думаю, чтобы вода прибыла после того, как я говорила с тобой в полпятого, – сказала жена. – Ты по-прежнему считаешь, что нам стоит перенести мебель наверх?

Они вошли в дом.

– Можно перенести самое ценное. Например, книги. Любимые картины. Тот консольный стол, что достался тебе от матери. Можем начать, а потом послушаем прогноз погоды в десять вечера.

Он налил виски себе и жене, сильно разбавил. Поставив стаканы на столик рядом, позвонил инспектору Бёрдену. Тот сказал:

– Я как раз собирался тебе звонить. До меня только что дошло. Эти дети Дейдов – они, должно быть, пропали.

– У меня возникла такая же мысль. Правда, с небольшой оговоркой: они, возможно,пропали. Кто знает, может, няня уже привела их домой с какой-нибудь экскурсии – да хотя бы в Лидский Замок.

– С экскурсии, которая началась еще вчера, Рег?

– Конечно, нет, тут ты прав. Послушай, надо это выяснить. Ведь если дети уже вернулись домой живыми и невредимыми, их родители даже не подумают сообщить нам об этом. О нас вспоминают, лишь когда плохо. Если же дети все еще не вернулись, их родители, или один из них, наверняка отправятся в полицейский участок и официально заявят об исчезновении и, конечно, дадут нам более полную информацию. Тебе самому об этом беспокоиться не стоит. Пусть этим займется Карен, ее все равно в последнее время особо делами не загружали.

– Но прежде всего мне бы хотелось позвонить Дейдам, – сказал Бёрден.

– А потом перезвони мне, ладно?

Они с Дорой сели ужинать. Лязгнул почтовый ящик – это привезли «Кингсмаркэмский курьер».

– Отвратительно, – сказала Дора. – Уже почти восемь, газета опоздала на два часа.

– В этих условиях их можно понять, не так ли?

– Я предполагала, что так и будет. К чему теперь жаловаться? Так и знала, что бедному киоскеру самому придется разносить газеты. Конечно, он бы не позволил девочке сейчас выйти из дому.

– Какой девочке?

– Дочке – это ее обязанность разносить газеты. А ты что, не знал? Мне все время кажется, что она сильно смахивает на мальчишку в этих джинсах и шерстяной шапочке.

Они подняли занавески на окнах, чтобы, если дождь начнется снова, не упустить из виду поток, с прошлой ночи затопивший примерно шесть футов лужайки. Сосед, чей сад, прилегающий к участку Вексфордов, был на несколько дюймов выше, повесил над своей лужайкой уличный фонарь эпохи короля Эдуарда. Фонарь был зажжен, и его яркие лучи отражались в безмятежной, мерцающей воде. Вода отливала серебристо-серым, словно шиферный настил, а небольшая речка где-то там, внизу, заблудилась в широком, но неглубоком озерце. Уже несколько недель Вексфорд не видел звезд – не было их и сейчас. Над головой был лишь яркий, но мутноватый свет фонаря, а в небе над ним – огромное скопление бегущих спутанных туч, взбудораженных поднимающимся ветром. Черные ветви голого дерева клонились вниз и раскачивались из стороны в сторону. Одна ветка упала в воду, подняв фонтан брызг – словно по луже проехала машина.

– Не хочешь вещи перенести? – спросила Дора, когда они выпили кофе. – Или сначала почитаешь?

Вексфорд покачал головой, отказываясь от газет, в которых, похоже, теперь печатали только снимки с мест затопления.

– Перенесем только книги и эту горку, больше ничего не будем трогать. Пока не послушаем прогноз погоды.

Телефонный звонок раздался, когда инспектор нес шестую, последнюю картонную коробку. К счастью, большая часть книг уже была на верхнем этаже – в маленькой комнатке, которую ему когда-то выделили под кабинет, но сейчас она больше напоминала мини-библиотеку. Дора подошла к телефону, пока он ставил коробку на верхнюю ступеньку лестницы.

– Это Майк.

Вексфорд взял у нее трубку:

– У меня такое чувство, что они до сих пор не нашлись.

– Нет, не нашлись. Подводная спасательная служба хочет возобновить поиски завтра. Они собираются поискать в Широкой долине, там глубже. Делать им особо нечего, и они возьмутся за это с большим энтузиазмом.

– А как мистер и миссис Дейд?

– Рег, я не звонил, я сходил к ним, – сказал Бёрден. – Довольно оригинальная парочка. Она плачет.

– Что она делает?

– Постоянно плачет. Чудаковатая какая-то. Больная, ей-богу.

– Ну-ну, доктор. А что делает он?

– Он откровенно хамит. А еще, знаешь, кажется, он трудоголик – минуты не может высидеть без дела. Заявил мне, что его, видите ли, ждет работа. Дети определенно пропали. Их отец утверждает, что все разговоры о том, что они утонули, – чепуха. С какой стати им подходить к воде в середине зимы? Кто, мол, вообще сказал такую глупость? Его жена ответила, что это она ее сказала, и начала плакать. Джим Пембертон предполагает, что дети могли броситься к воде, чтобы спасти кого-то, но в таком случае – кого? Ведь больше никто не пропадал, кроме этой Джоанны Трой…

– Кого?

– Подруги миссис Дейд – она осталась на выходные у них, чтобы приглядеть за детьми. Дейды сейчас пишут заявление об исчезновении детей. – Голос Вердена зазвучал нерешительно. Возможно, он вспомнил, насколько искренне Вексфорд предлагал ему не вмешиваться в это дело. – Судя по всему, ситуация гораздо серьезнее, чем мы думали. Дейды возвращаются из Парижа домой – они летели через Гэтвик – где-то после полуночи. В доме не горит свет, двери в спальнях детей закрыты, и родители просто ложатся спать, даже не проверив, дома ли сын и дочь. Ну, мне кажется, они и не стали бы проверять. Ведь, в конце концов, Джайлзу пятнадцать, а Софи тринадцать. И только поздно утром миссис Дейд поняла, что детей нет. А это значит, они могли пропасть не в воскресенье вечером, а, возможно, вечером в пятницу, когда уехали родители.

– А что эта Джоанна, как там ее?

– Джоанна Трой. Миссис Дейд целый день звонила ей домой, но никто так и не ответил, мистер Дейд отправился туда в обед, но тоже никого не нашел.

– Неважно, искренне ли я переживаю или мне до всего дела нет, – устало сказал Вексфорд, – но подумаем об этом завтра.

Бёрден, который временами бывал нравоучителен, бодро сказал, что завтра будет другой день.

– Ты прав, мисс Скарлетт. Завтра будет другой день, и я надеюсь, что за ночь нас с Дорой не смоет. Осмелюсь предположить, что мы будем в состоянии выбраться через окно спальни.

Разговаривая по телефону, инспектор ждал, что вот-вот пойдет дождь. И в самом деле – в конце фразы на стекло брызнули первые капли. Он положил трубку и открыл парадную дверь. Снаружи было тепло, и он с трудом вспомнил, какое сейчас время года. Даже ветер был теплый. Это он принес с собой ливень. Пока Вексфорд смотрел, дождь становился все сильнее – стеклянными или стальными розгами он с грохотом обрушивался на мощеные тротуары, шлепался в переполненные канавы. Труба начала выплевывать в желоб воду с крыши, словно кран, включенный на полную мощность, а водосток, не способный справиться с таким объемом, вскоре исчез в водовороте.

Дора смотрела новости. Когда Вексфорд вошел, новости закончились и начался прогноз погоды. Как обычно – раздражающая преамбула: непередаваемой красоты существо с внешностью русалки в прекрасном парчовом наряде восседало на верхушке фонтана, волосы существа и складки одежды раздувал спрятанный за кадром вентилятор. Ведущая – гораздо более правдоподобная женщина, – водя указкой по карте, предупредила об опасности разлива еще четырех рек и показала зону низкого атмосферного давления: циклон, стремительно идущий с Атлантики, догонит тот, что уже установился над Соединенным Королевством. К утру, сообщила она, в Южной Англии прольется сильный дождь, конечно, если он уже не начался.

Вексфорд выключил телевизор. Они с Дорой подошли к окну и стали смотреть на воду, которая уже залила мощеные дорожки и передний двор. От ветра по воде шла легкая рябь, по которой, словно корабль в бушующем море, носилась ветка. Ствол тутового дерева был наполовину затоплен, и мерилом стал уже куст сирени. Поднимающаяся вода омывала его корни. Между оградой и прибывающим потопом оставалось всего несколько ярдов сухой земли. Пока Вексфорд смотрел, свет, лившийся из соседского сада, погас, и все погрузилось во тьму.

Он поднялся в спальню. Мысль о том, что двое подростков, умеющих хорошо плавать, могли утонуть, больше не казалась ему абсурдной. Не нужно богатого воображения, чтобы представить, как вся страна исчезает под захлестнувшими ее неиссякаемыми потоками воды. И люди становятся похожи на потерпевших кораблекрушение моряков: их быстро оставляют силы, а плот ненадежен – потоп настигает каждого, и перед ним равны все, старые и молодые, сильные и слабые.