Текст книги "Совилкупление (ЛП)"
Автор книги: Рут Карделло
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Предупреждение
Пикантные сцены в этой истории вымышлены. Пожалуйста, не пытайтесь воспроизвести ни одну из них дома. Я не хочу слышать, что моим читателям ПОНРАВИЛОСЬ подобное. Вилки острые. Давайте оставим их на столе, где им самое место.
Большая просьба НЕ использовать русифицированную обложку в таких социальных сетях как: Инстаграм, Тик-Ток, Фейсбук, Твиттер, Пинтерест.
Перевод – Душенька
Вычитка – luna, MaryStart
Эта история посвящена:
Моей дочери-подростку, которая помогла мне придумать все, кроме пикантных сцен. Я бы не справилась с этим без тебя, Сиренити.
Моей старшей дочери, которая воплотила в жизнь мое видение обложки благодаря своим навыкам фоторгафии. Я так горжусь тобой, Алиша.
Моему муженьку, который мгновенно понял, какое столовое серебро нам нужно для обложки. Он позаимствовал серебряный свадебный сервиз своей матери 1940-х годов, и начались фотосессии. Я надеюсь, что твоя мама смотрит вниз и улыбается путешествию, которое проделали ее столовые приборы.
Моим друзьям, которые не сомневались в моем здравомыслии, когда я предлагала сюжет этой книги. Спасибо вам за то, что вы никогда не устаете обсуждать сюжетные моменты или разделять головокружительное удовольствие от наблюдения за тем, как история обретает форму. Один из друзей оказался настолько полезным, что я назвала кошку в его честь.
Предупреждение о содержании:
Эта новелла о суперсолдате Второй мировой войны, запертом внутри вилки, который может снова принять человеческий облик, только вступив в близость с женщиной. В ней также присутствует некоторое насилие.
Примечание для моих читателей
Это вилка вибрирует, или земля трясется?
Вы можете спросить: “Как автор может перейти от написания романов о миллиардерах к посуде?”. Я могла бы попытаться придумать забавный ответ на вопрос, но вот правда…
Я младшая из одиннадцати детей. Моих родителей нет уже больше десяти лет. В прошлом году я потеряла еще одного из своих братьев и сестер, и это было тяжело. Очень тяжело.
Я прочитала глупую книгу о двери, и она заставила меня рассмеяться в то время, когда мне было трудно. Я рассказала своей младшей дочери о книге (не о деталях, просто о посыле). Она пошутила, что я должна написать о чем-то столь же нелепом. Поскольку мы были на обеде, она предложила роман о вилке. Мы смеялись до упаду, держась за бока, когда придумывали идеальную предысторию того, как мужчина может стать вилкой.
И, конечно, он должен был эффектно снова превратился в мужчину.
Я смеялась каждый раз, когда садилась за написание этой книги, и процесс был полезен для моей души. Это не та история, которую стоит воспринимать всерьез. Я написала ее, чтобы снова обрести улыбку и, надеюсь, она поднимет настроение тем, кто ее прочтет.
Глава первая
‡
Мерседес
Провиденс, Род-Айленд
2024
Сегодня тот самый день.
Сейчас или никогда.
Я делаю глубокий, сильный вдох и захожу в лифт вслед за человеком, который, возможно, является самым привлекательным мужчиной во всем Род-Айленде. Высокий и худощавый, с копной кудрей, идеальными зубами и лучшим чувством стиля, чем у меня. Он кивает, и я почти теряю самообладание.
Улыбка, которой я одариваю его, должна быть теплой и приветливой, но, учитывая, как я нервничаю, уверена, что она выглядит вымученной, потому что он быстро отводит взгляд. Я поворачиваюсь так, чтобы, как и он, оказаться лицом к выходу из лифта, и напоминаю себе, что если я не сделаю первый шаг, сто процентов, что он никогда меня не заметит.
Двадцать три поездки в лифте вместе. Восемь с несколькими другими жильцами. Шесть втроем. Девять наедине. Никакого взаимодействия, кроме кивка в знак приветствия.
Я наблюдала за ним с тех пор, как он переехал. Хотя, признаюсь, это звучит немного странно. Не то чтобы я его преследовала – просто так сложились обстоятельства. Я переехала в Провиденс прямо перед пандемией и с тех пор работаю из дома, так что мой социальный график оставляет желать лучшего. Да, мир снова открывается, и многие возвращаются к обычной жизни, но я никогда не была экстравертом. Признаюсь, долгожданный предлог оставаться дома в одиночестве был для меня настоящим облегчением.
Если бы мне хотелось никого не видеть и ничего не делать, я могла бы остаться на Блок-Айленде. За исключением лета это довольно тихое место. После того как мои родители уехали на юг в поисках тепла, стало еще тише – это произошло сразу после окончания мной колледжа.
Мне потребовалось время, чтобы набраться смелости и переехать в отдельное жилье, но выбор провести время в Провиденсе, чтобы познакомиться с людьми перед неожиданно начавшейся пандемией, был, пожалуй, классическим примером неудачного выбора времени. Но, похоже, удача вот-вот будет на моей стороне.
Я решаю взять на себя ответственность за свою жизнь и свое счастье. Я затаила дыхание, когда двери лифта закрылись. Он живет на четвертом этаже, и времени у меня не так много.
– Привет, я Мерседес, – говорю я, стараясь не выдать волнения.
– Привет, – отвечает он дружелюбно.
Я могу это сделать.
Прочищаю горло.
– Я знаю, ты не в курсе, кто я, но заметила, что ты катаешься на велосипеде по выходным, а завтра суббота. У меня тоже есть велосипед. Он на складе, но я могу его достать. Подумала, что мы могли бы прокатиться вместе.
– Конечно, – отвечает он, не поднимая взгляда.
Уверен? Просто так?
– Хорошо. Когда бы ты хотел это сделать? Завтра?
– Звучит заманчиво.
Заманчиво? Боже мой, он только что согласился встретиться завтра? Я слишком взволнована, чтобы смотреть на него, вдруг он заметит, в каком я шоке.
– Значит, это свидание.
– Слушай, я в лифте и не один, так что давай обсудим детали по электронной почте, – он продолжает. – Конечно. Звучит хорошо. Я напишу тебе в понедельник.
Что? С кем он говорит? Тепло поднимается к моему лицу. Неужели он говорит по телефону? Он слышал что-то из того, что я сказала?
Я смотрю на цифры на дисплее лифта. Великолепно. Мне понадобилось всего два этажа, чтобы унизить себя. Идеально. Надеюсь, возвращение на свой этаж пройдет без свидетелей.
Лифт останавливается на четвертом этаже, и он выходит, на мгновение встретив мой взгляд с растерянным выражением.
– Прости, ты что-то говорила минуту назад? Я был на созвоне.
– Нет, – мой ответ звучит сдавленно.
– О, ладно. Я не был уверен. Мне показалось, что слышал твой голос на фоне.
Если бы можно было умереть от смущения, я бы сделала это на его глазах.
– Нет.
Он блокирует закрывающуюся дверь рукой.
– Ты в порядке?
Мне нужно что-то сказать, и я выпаливаю:
– Я получила твое письмо.
– Мое письмо?
– Да, оно случайно попало в мой почтовый ящик.
Его улыбка меняет всё, и у меня перехватывает дыхание.
– И ты хочешь вернуть его мне? Это так мило. Спасибо. Именно поэтому я выбрал маленький город для переезда. Я хочу быть частью сообщества, которое заботится друг о друге.
– Да.
– Я Грег, – его кривая ухмылка очаровательна. – Но ты уже знаешь это, если получила мое письмо.
Я киваю.
– Может, мы заскочим за ним? Или ты можешь принести его ко мне. Я в 414-й квартире.
– Да. Я принесу его.
Он снова улыбается.
– Спасибо. Я был бы действительно признателен.
Он выходит, и дверь между нами закрывается. Черт, теперь мне придется украсть его почту.
Глава вторая
‡
Мерседес
Провиденс, Род-Айленд
2024
Спустя некоторое время я ставлю перед своим соседом по комнате тарелку с едой. Заводить домашних животных строго запрещено по моему договору аренды, поэтому на бумаге Майк – это двадцатипятилетний аспирант Университета Брауна с отличными рекомендациями. На самом деле же он – рыжий полосатый кот, чей возраст остается загадкой. Он появился у меня вскоре после переезда в Провиденс. У него не хватает половины уха, и он весь в блохах, поэтому я решила, что смогу сделать его жизнь немного лучше, предоставив ванну и медицинскую помощь. Но благодарность – это не его сильная сторона.
Я знаю, что мне следует заставить его есть на полу, но поскольку он часто оказывается единственным существом, с которым я разговариваю, я считаю его достойным места за столом. На ужин – смесь высококачественных консервов и куриных кусочков без костей и кожи. Он мяукает на меня, и я снова задаюсь вопросом, не стоит ли мне инвестировать в переводчики на кошачий, о которых так часто слышу в социальных сетях.
Нет. Я пессимист. Если я не могу понять, как что-то может пойти не так, лучше я вообще этого не буду делать.
Что, если те убийственные взгляды, которыми кот порой одаривает меня, на самом деле искренние? Я предпочитаю думать, что все то невысказанное существует только в моем воображении.
По словам родителей, я всегда все чрезмерно анализировала. Я ползала дольше, чем, по мнению врачей, следовало, потому что падение казалось мне болезненным. Приучение к туалету вызывало ужас, как только я представляла, что произойдет, если моя голая задница коснется воды и меня засосет в горшок. И даже не стоит начинать обсуждение того, почему в двадцать четыре года я все еще оставалась девственницей.
Вы видели фотографии, что венерические заболевания могут сделать с женскими половыми губами? Если нет – лучше не смотрите, потому что это приведет вас в ловушку из изображений, которые будут преследовать вас еще много лет.
Эти образы – одна из причин, почему я до сих пор девственница. Но пора оставить их в прошлом. Нельзя же всю жизнь провести в одиночестве. Я преодолела свой страх перед туалетами. Насколько сложно заняться сексом?
Я уже выбрала мужчину. Мистер Комната 414.
Майк мяукает, когда я встаю из-за стола, чтобы взять свой ужин. Я вижу осуждающий взгляд, как будто он знает мои планы.
– Я рада, что ты не понимаешь меня, – говорю я. – Не хочу, чтобы ты меня отговаривал.
По пути к столу я останавливаюсь, чтобы взять свою любимую вилку с подставки рядом с раковиной. У меня есть целый ящик столового серебра, но эта вилка особенная. Она старомодная, сделана из чистого серебра, идеальна по весу, с твердыми зубцами, которые приятно ощущаются во рту.
Люди больше не производят столовое серебро такого качества, поэтому, когда я наткнулась на коробку приборов на распродаже, я не могла устоять. Конечно, шикарный столовый набор на шестерых не был практичным вложением для женщины, которая живет одна и никогда не развлекается, но кто знает, что ждет меня в будущем?
Я могла бы уронить что-то в коридоре и завязать разговор с группой из пяти человек, которые сочли бы меня забавной. Они пригласили бы меня поужинать, и все пошло бы так хорошо, что я ответила бы им взаимностью. Для новых друзей не стоит использовать пластиковую посуду.
Я кладу вилку рядом с тарелкой с курицей и сажусь. Пытаясь разрезать еду, я подумываю о том, чтобы встать и взять нож, но, в конце концов, я привыкла пользоваться только вилкой. Я накалываю кусочек мяса и с нетерпением подношу его ко рту. До того, как я купила этот набор, я даже не подозревала, насколько серебро отличается от нержавеющей стали.
Оно тяжелее и теплее, что каким-то образом превращает поедание чего-то такого простого, как обычная курица, в удовольствие. Мне нравится, как оно ощущается на губах и скользит по языку.
Держа вилку в одной руке, я встречаюсь взглядом со своим котом.
– Вот почему я должна заняться с кем-нибудь сексом, Майк. Я начинаю находить неодушевленные предметы сексуальными, – однажды я смотрела видео о каком-то парне, который нашел свою машину привлекательной – действительно, действительно привлекательной. Очевидно, он был психически болен. Я хихикаю, затем пристально смотрю на вилку.
– Мне нравится эта вилка, но я не люблю эту вилку. Конечно, я люблю курицу, но я, вероятно, могла бы есть её другими вилками, не заметив разницы. Мне нравится прикосновение к дорогим столовым приборам, вот и все, – я совершаю ошибку, снова встречаясь взглядом с Майком. Он думает, что он лучше меня, но это не так.
– Ты лижешь то, что осталось от твоих яиц, на моей подушке, когда думаешь, что я не смотрю, так что давай будем добрее, когда дело доходит до осуждения друг друга, хорошо?
Он пренебрежительно взмахивает хвостом.
– У меня будет нормальная жизнь, – говорю я, защищаясь.
– Я выйду в свет, познакомлюсь с людьми, может быть, немного случайного секса, и у меня будут друзья, которые будут звонить мне в любое время, потому что не могут дождаться утра, чтобы поделиться со мной своими новостями. Я так близка к тому, чтобы начать такую жизнь. Я просто пока настраиваю себя на то, чтобы действительно начать общаться с людьми.
Мы с Майком еще раз переглядываемся.
– Итак, я пригласила Грега на свидание сегодня. Парень сверху. И прежде чем ты спросишь, все прошло плохо, – я откусываю еще кусочек курицы, наслаждаясь вилкой больше, чем мясом, прежде чем сказать. – Но когда жизнь закрывает дверь лифта, она открывает почтовый ящик.
Я фыркаю от смеха.
Майк раздраженно машет хвостом.
– Извини, конечно, ты не понимаешь. Он не слышал меня, потому что говорил по телефону. Я не заметила. Так что, да, это было больно. Но я сказала, что у меня его письмо, так что теперь, если я придумаю, как его достать, у меня будет предлог подняться к нему наверх. И он был восхитительно благодарен, – я вздыхаю.
– Жаль, что я не сказала, что у меня есть что-то, что было бы легче достать. Я могла бы сказать, что потеряла его почту, – я щелкаю пальцами.
– Или что ты ее порвал. Нет, подожди, он не должен знать о тебе, пока я не буду уверена, что могу ему доверять.
Я смотрю на кошачью шерсть на своей рубашке и ахаю.
– Что, если у него аллергия на тебя? – я качаю головой.
Нет. Я этого не сделаю. Я отказываюсь проживать еще один год девственницей.
Вилка в моей руке вибрирует.
Или моя реакция на мысль о том, что еще один день рождения пройдет в одиночестве, настолько сильна, что у меня до сих пор дрожат руки.
Нет, это все же вилка.
Я бросаю ее на стол.
Она перестает двигаться. Конечно, перестает, потому что вилки неодушевленные предметы.
Пока она снова не начинает дрожать.
Боже мой, это землетрясение. Я никогда не была свидетелем землетрясения.
Но пол не движется.
И в комнате ничего больше не движется.
Только вилка.
Возможно, землетрясения в Новой Англии настолько незаметны, что я не осознаю, как сотрясается все здание.
Майк отталкивает лапой вилку от меня на другую сторону стола. И она падает.
– Майк, – говорю я с упреком, затем наклоняюсь, надеясь, что смогу забрать вилку со своей стороны. Если это землетрясение, то находиться под столом должно быть безопаснее, не так ли?
Возможно, Майк пытался спасти мне жизнь. Хороший котик. Он действительно любит меня.
Я ныряю под стол за вилкой, но не вижу ее. Черт. Когда я начинаю пятиться из-под стола, я вижу пару хорошо начищенных кожаных туфель. Я удивленно выпрямляюсь. Звук удара моей головы о стол эхом разносится по комнате, и я матерюсь. Боль затуманивает зрение. Майк появляется рядом и, как обычно, ведет себя абсолютно бесполезно.
Не знаю никого, кто носит блестящие туфли. Это точно не Грег. И не ремонтники. Я оставила дверь своей квартиры открытой, или кто-то только что вломился?
Меня грабит кто-то в модельных туфлях? Не может быть, чтобы злоумышленник не знал, что я здесь. Я оглядываюсь в поисках вилки. Лучше было бы пырнуть кого-нибудь ножом, но под рукой больше ничего нет.
И вилки нигде не видно.
Вот и вся моя удача пропала.
Я вздыхаю и пытаюсь успокоиться. Брюки над блестящими ботинками аккуратно выглажены. Что за преступник гладит свои брюки? Даже мистер Номер 414 этого не делает, а он тот еще модник.
Я медленно сдвигаюсь, чтобы заглянуть через край стола. Должно быть, я ударилась головой сильнее, чем думала, потому что, когда я поднимаю взгляд, вероятность того, что то, на что я смотрю, настоящее, уменьшается. Выглаженные брюки цвета хаки дополнены оливковой форменной курткой с поясом и большим количеством медалей. Я с трудом сглатываю. У меня галлюцинации – побочный эффект сотрясения мозга? Как быстро такое происходит?
У мужчины широкая грудь, толстая мускулистая шея, точеная челюсть и такие пронзительные голубые глаза, которые притягивают женщин и держат их в плену. Его волосы коротко и аккуратно подстрижены. У моего ушибленного мозга хороший вкус.
Его голос на несколько октав ниже, чем у мужчины наверху, когда он говорит:
– Ты совсем не такая, какой я тебя представлял.
Я стону и поднимаюсь на ноги.
– Серьезно? Повреждение мозга может породить великолепного мужчину, но не того, кто будет считать меня привлекательной?
– Мэм, вы ушиблись?
Господи, у него сексуальный голос. Мужественный и требовательный. Все в нем жесткое и выдержанное. Это тот тип мужчин, которым другие мужчины уступили бы дорогу, если бы он шел в толпе. Опасный. Грубый.
Что за устаревшая униформа? Он увлекается косплеем? Я могла бы это понять.
Я касаюсь болезненного места на затылке.
– Я умерла? В этом есть смысл. Было землетрясение, но вместо того, чтобы спасти, стол раздавил меня. И ты мой духовный проводник на другую сторону, – я в панике оглядываюсь. – Майк выжил, или он тоже мертв?
Великолепное военное видение хмуро смотрит на меня.
– Кто такой Майк?
– Мой кот.
Он оглядывается.
– Это не рай. Какое-то время я думал, что это может быть рай, но это – это определенно что-то другое.
– Ты тоже мертв?
– Не думаю.
– Значит, ты здесь не для того, чтобы проводить меня в рай?
– Правильно.
– Ну, я не собираюсь идти в ад. Я уверена в этом. Я не грешила. Я имею в виду, я не делала ничего такого, что оправдывало бы путь куда угодно, кроме как в рай. Ладно, вру. Сегодня я замышляла кражу. Но, по большому счету, насколько это плохо? И что касается чистоты. Ты уж точно не чище меня. Я даже не влюблялась в мужчин, и некоторые даже не рассматривали меня как пару. В этом я абсолютная девственница. Это должно что-то значить.
Уголок его рта приподнимается, как будто его это забавляет.
– Я учту, но эта информация в данный момент не является необходимой. Кто ты?
– Подожди, подожди. Если я не мертва, то я без сознания. Я могу понять это. Я без сознания и под столом. Все, что мне нужно сделать, это очнуться, – я легонько хлопаю себя по лицу с одной стороны, а затем с другой.
– Просыпайся, Мерседес. Тебе нужно завести друзей, трахнуть парня и позаботиться о кошке. Проснись.
Мужчина в оливковой униформе оглядывается по сторонам, а затем снова переводит удивительные голубые глаза на меня.
– Какой сейчас год?
– Иллюзия путешествия во времени. Вот к чему ты ведешь?
Ладно, мозг, я вижу, тебе трудно, но это лучше, чем великолепный незнакомец, который не находит меня привлекательной. Это похоже на головоломку, которую я должна разгадать, чтобы прийти в себя?
– Да-да. Какой сейчас год?
– Две тысячи двадцать четвертый.
– И где мы?
– В моей квартире в Провиденсе, Род-Айленд.
– Победили ли мы Японию?
Я пожимаю плечами.
– Что?
– Вторая мировая война.
Не уверена, почему я фантазирую о солдате, когда всегда засыпала буквально на всех военных фильмах, но я готова подыграть, чтобы очнуться.
– Мы победили. Сбросили бомбу на Японию, и это в значительной степени положило конец войне.
– Что за бомба?
– Атомная.
Он покачивается на ногах, но затем восстанавливает равновесие, держась за спинку стула.
– Нам говорили, что этого никогда не случится.
Глава третья
‡
Хью
Лондон, 8 мая
1945
Мы выиграли Вторую мировую войну – по крайней мере, эту её часть. Германия капитулировала, и Черчилль объявил сегодняшний день государственным праздником. Люди танцуют на улицах, а каждый солдат-союзник провозглашается героем.
Кроме моего подразделения. Наша работа и участие в поддержке вооружённых сил остаются в тайне высшего уровня. Когда мы подписывали контракт, то знали, что слава обойдёт нас стороной, и были готовы остаться в тени.
Я бросаю взгляд на белую линию, окружающую основание моего пальца в месте, которое обычно было под спусковым крючком. Для каждого из двенадцати мужчин за моим столом стыд от того, что мы просто свободны, когда все трудоспособные мужчины завербованы и отправлены на службу, намного перевешивает страх перед неизвестностью.
Я делаю резкий вдох и использую этот момент, чтобы оценить признание нашего успеха. Директор Фалькон пригласил нас в отель Savoy на шикарный ужин в честь последней миссии. Несмотря на малое количество присутствующих, это официальное мероприятие, на котором каждый из нас будет награждён сундуком, полным медалей. Мы испытываем чувство предвкушения, ведь нам сказали, что именно так завершится наше пребывание в программе.
Я смотрю через длинный стол на оставшихся мужчин, которые стали моей семьей. Вместе мы рисковали, боролись, выжили и достигли успеха – и вместе мы будем помнить и оплакивать тех из нас, кто не вернётся домой после войны. Накрахмаленная белая скатерть и изысканная сервировка достойны королевской семьи, и я уверен, что не один я чувствую себя не в своей тарелке.
Только что с поля боя, мы смыли грязь, накопившуюся за недели без крова и душа, перевязали раны и надели отглаженную парадную форму вооружённых сил, в которых официально и не состояли. И всё это ради чего? Проект "Чернильница" подходит к концу? Или это начало нового этапа?
Воротник униформы неудобно жмёт, и я засовываю палец под узел галстука, ослабляя его. В отличие от некоторых мужчин в нашем подразделении, я не нарушал правил и не предавался самосуду. Всё, что я делал, было по прямому приказу и с целью установить мир во всём мире. Если бы не строгий контроль, немецкие учёные могли бы создать бомбу, мощь которой не сравнится ни с чем, что когда-либо видел мир.
Итак, под покровом ночи мы заманили и похитили многих величайших умов Германии – вместе с их семьями. Те, кто отказывался сотрудничать, становились нашей мишенью. Мы никого не отпускали. Все, с кем мы сталкивались, либо добровольно вступали в союзные войска, либо передавались директору – вместе со всеми, кого мы забирали с собой.
Нам говорили, что это необходимое зло, и мы должны верить, что другого выхода не было. Мир не был готов к атомной бомбе. Ни одна из сторон. То, что мы сделали, какими бы уродливыми ни были поступки, было сделано для всего человечества.
Даже если бы я мог вернуться домой, я бы не захотел. Однако это не вариант, потому что для семей мы уже мертвы. Так и должно быть, ведь мы физически изменились, и это никогда не удастся скрыть или объяснить тем, кто знал нас раньше.
Тем не менее, если последние несколько лет чему-то и научили нас, так это тому, как противостоять вызовам. Нет ничего невозможного. Отправят ли нас через океан вместе или разделят и разбросают по земному шару? В любом случае, мы продолжим использовать наши таланты и сильные стороны во благо.
Официанты наполняют наши бокалы водой и разливают по тарелкам прозрачный суп, который только тот, кто никогда не испытывал голода, мог бы счесть наградой за героизм. Мужчина слева принимает его с благодарностью, в отличие от меня. С самого первого дня Джек был более оптимистичен, чем все мы. Высокий и мощный, как танк, он остается нежным гигантом, который каким-то образом всё еще верит в человечество, несмотря на все пережитое. Его улыбка отражает странный цвет глаз – зелёные, с коричневыми и белыми крапинками вокруг радужек.
– Если это конец, как ты думаешь, они отпустят нас отпраздновать? – спрашивает он с лёгким азартом. – Слышал, у каждого солдафона сегодня вечером будет возлюбленная.
– Это то, что у тебя на уме сейчас? – смеюсь я.
– Всегда, – отвечает Джек, не сбиваясь с ритма.
Солдат прямо напротив нас, Рэй, вмешивается:
– Мы заслужили это, не так ли? Пусть наступят хорошие времена.
Пит, который никогда не упускает возможности подшутить, добавляет:
– Я надеюсь на что-то более воодушевляющее, чем простой поход по бабам, но, честно говоря, я с радостью приму всё, что мне предложат.
– Я готов к некоторым исследованиям, – говорю я, улыбаясь и качая головой.
– Остальные из нас вполне довольны одной женщиной, но, конечно, Хью хочет двух. Дай угадаю: Ребекка и Роуз? – спрашивает Джек, и мы все смеёмся.
– Я не знал, что Роуз – это имя твоей матери, – вставляет с усмешкой Рэй.
За столом воцаряется тишина. Джек поднимается на ноги. Я тоже. У него есть только один триггер, который гарантированно выводит его из себя, и это любое упоминание о семье. В отличие от некоторых из нас, они были ему дороги, и ему трудно быть вдали от них.
– Эй, приятель, – говорит он, обращаясь к Рэю. – Ты никогда не думаешь, прежде чем сказать. Ты сожалеешь, что сказал это, верно, Рэй?
– Конечно, – отвечает тот.
Этого недостаточно. Грудь Джека раздувается, кулаки сжимаются по бокам. Я кладу руку ему на плечо.
– Мы через слишком многое прошли вместе, и нам есть что отпраздновать. Давай, Рэй, сегодня нам не нужно драться.
Рэй встает и протягивает Джеку руку.
– Прости, Джек. Я ничего такого не имел в виду.
Джек заметно расслабляется и пожимает руку Рэю, прежде чем мы все возвращаемся на свои места.
Решив напомнить всем о причинах, по которым мы зашли так далеко, я говорю:
– Если это конец, я буду скучать по взрывам.
Сидящий на несколько мест дальше Эдвард поддакивает.
– Ты можешь так говорить, несмотря на то, что тебя чуть не убила мина?
Моя спина автоматически сгибается при воспоминании о горячей шрапнели, пронзившей мышцы. Боли или остаточного напряжения нет, хотя первоначальные повреждения были обширными. Всё, что осталось, – это слабый белый шрам, очень похожий на тот, что у меня на пальце.
– Первая мина1 всегда комом, – шучу я.
Джек вздыхает и улыбается.
– Моя первая женщина была потрясающей. На двадцать лет старше и разведена. Чему научила меня эта женщина…
– Ты с кем-нибудь… ну, ты знаешь, с тех пор, как присоединился к программе. Ты…? – Рэй останавливается и оглядывается, чтобы убедиться, что никто не подслушивает.
– Только со своей рукой, – признаю я.
Эдвард наклоняется ближе и понижает голос.
– Однажды я почти сделал это, но побоялся причинить ей боль.
– Подожди! У тебя что, другой? – Джек кидает взгляд в сторону своей промежности. – У меня такой же.
– Жаль, что нельзя вырастить заново то, чего там никогда не было, – смеется Рэй.
Джек так сильно бьет меня кулаком в плечо, что я едва не падаю со стула.
– Передай это Рэю, пожалуйста.
Я наклоняюсь вперед и с силой толкаю смеющегося Рэя в грудь, из-за чего его стул падает назад, прежде чем он успевает выпрямиться.
– Эй!
Я лишь пожимаю плечами.
– Он сказал "пожалуйста".
Главный снова привлекает наше внимание к передней части зала. Он благодарит нас за преданность программе, затем делает паузу.
– Однажды проект "Чернильница" перестанет быть секретом, и когда этот день настанет, вас будут помнить как героев, которыми вы являетесь. Ваши жертвы не будут забыты.
Джек шепчет:
– Если под жертвоприношением он подразумевает, что сегодня вечером мы все должны вернуться в свои комнаты одни, я предлагаю улизнуть. Они не могут остановить всех нас, а добиться прощения проще, чем разрешения.
– В этом я с тобой согласен, – отвечает Рэй.
Эдвард выглядит менее уверенным.
– Мы не знаем, что будет дальше. Не должны ли мы подождать и посмотреть, что нам предложат, прежде чем упустить шанс на то, что могло бы стать простым заданием?
Вечеринки со всем Лондоном и половиной мира звучат заманчиво. Я понимаю опасения Эдварда, но мы, вероятно, никогда больше не окажемся в подобной ситуации, и прошло слишком много времени с тех пор, как я был с женщиной. Как часто бывает, именно мой голос влияет на группу, считается что я более уравновешен. И хотя я склоняюсь к плану Джека, я не хочу действовать опрометчиво.
– Не говорите об этом здесь. Мы вернемся в наши комнаты, переоденемся во что-то незаметное и сделаем всё правильно. Эдвард прав, нам нужно быть осторожными. Не только в том, как избежать поимки. Мы стали сильнее, чем были прежде, и отличаемся от других тем, о чем, возможно, еще не подозреваем. Я видел, как некоторые из вас меняют цвет во сне. Не пейте. Не будьте неаккуратными. Будьте трезвыми. Будьте осторожными.
Эдвард жестом просит меня замолчать и обратить внимание. Я замираю, следя за его взглядом. Мы одни. Директор ушел. Официанты тоже. Царит жуткое затишье, как перед ударом молнии.
Я встаю, и остальная часть подразделения делает то же самое.
Рэй говорит что-то, что звучит как извинение.
Вспышка ослепляет меня, а затем – ничего.
Хью
Провиденс, Род-Айленд
2024
То есть ничего, пока я впервые не ощутил её прикосновение. Оно было то тёплым и успокаивающим, то горячим и влажным. Её аромат и вкус наполняли мои чувства, пока казалось, что мы стали одним целым. Время перестало иметь значение. Была только она или её отсутствие.
Передо мной сидит маленькая брюнетка, глаза которой такие же дикие, как и её волосы. Одежда такая мешковатая, что я мог бы спутать её с мужчиной. Несмотря на растрепанный вид, она выглядит опрятной. Я оглядываю её уютное жилище. Есть вещи, которые мне незнакомы, но шипение оранжевого кота на столе вызывает у меня ностальгию.
Собаки любят меня, кошки – не очень.
Однажды, на спор, я заплатил цирковому экстрасенсу пятьдесят центов за предсказание. Она предупредила меня держаться подальше от клетки со львами, потому что прошлое и будущее переплетены, а кошки способны чувствовать сверхъестественное. Она также сказала, что если я решу вернуть то, что мне ещё предстоит потерять, ценой будет утрата всего, что я знал.
Я посмеялся над этой чепухой, но если женщина передо мной не лжёт, прошло восемьдесят лет с того торжественного ужина, на котором я был в Лондоне. Я сгибаю правую руку. Всё так, как было тогда, вплоть до белой линии у основания моего пальца.
Что произошло в Лондоне? Где остальная часть моего подразделения? Почему я на Род-Айленде?
Внимание возвращается к брюнетке передо мной. Она определенно не похожа на ту женщину, которую я себе представлял во время редких уединений.
– Иди сюда, – приказываю я.
Ее глаза расширяются, и она бормочет что-то невразумительное, качая головой.
Я сокращаю расстояние между нами и твердо беру ее за подбородок одной рукой.
– Мне нужно знать.
Она пытается отодвинуться, но я удерживаю ее на месте и наклоняюсь, чтобы попробовать.
В тот миг, когда наши губы встречаются, все вопросы, которые вертятся в моей голове, теряют всякий смысл. Всё вокруг исчезает, и она становится единственной, абсолютно необходимой для моего существования. Я закрываю глаза, дразня ее губы, чтобы они приоткрылись для моих, и завладеваю ее сладким ртом.
Ее руки сжимают мои плечи, и звуки, которые она издает, почти отправляют меня в рай – туда, куда она просила проводить ее. Весь этот момент кажется одновременно слишком насыщенным и невероятно недостаточным. Я отстраняюсь, сердито вытирая губы рукой.
