Текст книги "Последние романтики"

Автор книги: Рут Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)

Они собирались расстаться, как расставались много раз за последние месяцы. Неважно, насколько часто повторялись слова, поцелуи, сами сцены: силы своей для Кима и Николь они не теряли. Момент прощания расстроил обоих. Давняя романтическая мечта Кима о горьковато-сладком конце сбывалась… снова и снова.

– Не я, – признался он, – а они не задержатся здесь надолго. Ким Хендрикс лично гарантирует тебе это.

Ким поцеловал Николь на прощание, бросился от нее к коричневому «ситроену», одному из нескольких оставшихся в Париже автомобилей, и покатил из города, навстречу немецким войскам. Он еще не добрался до окраины, когда вспомнил, что так ничего и не сказал Николь. Всегда находились какие-то отвлекающие вещи, всякие дела, развлечения, и никогда не хватало времени.

«Я люблю тебя», – мысленно произнес Ким. Диктор подбирал для фразы нужный тон. Писатель искал подходящие слова.

«Я люблю тебя. Я люблю тебя с той минуты, когда надо мной грянул гром на улице Монтань… Я люблю тебя и всегда буду любить… Я думал, что ты чужая, а ты оказалась моей второй половиной… половиной, без которой мне тяжело жить…»

Пока «ситроен» катился навстречу немцам, Ким репетировал фразы. Он хотел, чтобы все было подходящим – и слова, и интонация, и сам момент. Ладно, в следующий раз все будет подходящим. Он проследит за этим. Он обещает. Себе и ей.

Ким вернулся в Париж вместе с немецкими войсками. Хотя по соглашению город остался незащищенным и стрелять никто не собирался, солдаты нервничали… И Ким сообщил об этом в своем вечернем репортаже.

Немцы не выглядели героями-победителями. Они были запыленными, уставшими и встревоженными. Ким рассказал и про это.

Немцы действовали не как герои-победители во время своего марша по Европе и по самой Франции. Они насиловали, грабили, мародерствовали. И Ким рассказал про это.

Немцы не были героями-победителями. Они хотели накупить французской парфюмерии, сидеть часами в кафе и встречаться с девушками. Ким рассказал про это.

Он ожидал предупреждений, визитов цензоров, повторения «инцидента», происшедшего по дороге в аэропорт Осло. Но ничего подобного не произошло. Наконец, Ким решил, что победа сделала немцев великодушными.

Такие странные вещи иногда случались в истории.

Тем не менее вражеские войска вошли в Париж, а Ким сообщил об их успехах в серии передач, сделавших войну реальной. Были герои и были трусы. С той и другой стороны. И Ким рассказал про это.

В июне погода была чудесной– солнечной и теплой. Париж почти опустел. На тротуарах никого не было. Е кафе стояла тишина. Машины на дорогах тоже пропали. Фасад «Оперы» загородили мешками с песком. Подразделения немецких войск в кованых сапогах маршировали по мостам через Сену и по Елисейским полям, а поблескивающие штабные «мерседесы» со свастикой на боковых дверцах везли офицеров-оккупантов.

Стальные танковые гусеницы скрежетали по булыжным мостовым опустевшего города. Вдоль улицы Де-Риволи и перед дворцом Люксембурга выросли караульные будки. Возле дома номер 74 на авеню Фош – теперь здесь находилось управление гестапо – стояли часовые с двойными эсэсовскими стрелами на воротниках. Высшее гитлеровское командование расположилось в номерах первоклассных отелей. В частности, в «Рице». На Эйфелевой башне висели бесчисленные красные, белые и черные флаги со свастикой. Оккупация началась.

День 15 июня выдался великолепным, точной копией предыдущих дней. «Дом Редон», как и все прочие в Париже, закрылся. Николь ждала Кима и по какой-то причине, сама не понимая почему, пришла в свой кабинет, замерла у окна и стала рассматривать Вандомскую площадь и порталы «Рица» напротив.

Она подумала, удастся ли ей когда-нибудь привыкнуть к безобразным военным грузовикам, разукрашенным свастикой и заменившим экскурсионные автобусы; удастся ли когда-нибудь привыкнуть к солдатам в одинаковой форме, шагавшим вдоль фасадов домов на Вандомской площади. Николь казалось, что это невозможно. Высшие нацистские власти разрешили ей работать как прежде. Немцы не хотели, чтобы французы считали их варварами. Ким одобрил перспективу продолжения ее работы, и она вспомнила, как говорила, что никакая преграда никогда не мешала ей. Немцы не стали исключением.

Николь смотрела из окна, думая, как здорово прекрасная июньская погода насмехается над бессмыслицей – черные свастики реяли над Парижем, и вдруг увидела вышедшего из «Рица» Кима. Его сопровождали два немецких солдата. Он взглянул наверх, на окно Николь, увидел ее и помахал рукой. Она махнула в ответ. На душе стало тревожно. Почему два солдата? Кима арестовали? Неожиданно он бросился бежать по Вандомской площади. Полы его плаща развевались от теплого июньского ветерка. Немцы, выглядевшие озадаченными, помчались вслед за Кимом. Офицер, находившийся около «Рица», прокричал:

– Стой!

Ким не подчинился приказу и продолжал бежать к Николь. Теперь он прибавил скорость. Солдаты оглядывались на отель, ожидая указаний.

– Стой! Стой! – кричал офицер.

Ким не обращал на него внимания и, к ужасу Николь, держал в руках крошечный французский флажок, показывал прохожим двумя пальцами знак победы и улыбался во весь рот.

– Сумасшедший! Сумасшедший! – крикнула Николь из окна. Он не мог ее слышать. – Перестань! Не дразни их! Делай, что они говорят!

Ким по-прежнему бежал к ней и улыбался.

– Стой! – еще раз крикнул офицер. Ким, как бы подчеркивая свое неповиновение, поднял свой трехцветный флажок повыше и вдруг упал. Сначала Николь показалось, что он споткнулся. Но Ким не вставал. И тут она поняла, что слышала звук выстрела. Николь бросилась вниз по лестнице на площадь, туда, где лежал Ким. Струйка крови текла из угла его рта.

– Они приказали мне убираться из Европы, – тихо произнес он. – Они везли меня прямо в Орли, но я должен был увидеть тебя.

Ким говорил все с большим трудом. На его губах появилась розовая пена.

– Ты уедешь из Парижа. Встретимся в Нью-Йорке.

– Тише.

Николь осторожно положила голову Кима себе на колени и огляделась в поисках помощи. По площади шагали только немецкие солдаты, но их глаза были пустыми, предпочитающими не видеть того, что произошло под невидящим взглядом Наполеона. Бонапарт много раз видел, как умирают мужчины.

Бусинки пота катились по лбу Кима, а кровь изо рта потекла еще сильнее. Николь нащупала влажное алое пятно, постепенно увеличивавшееся на левой стороне груди Кима. Она почувствовала, как теплая кровь заливает ей юбку.

– Помогите! Помогите! – закричала Николь, обращаясь к немцам на площади. Каждый из них имел при себе оружие, и один только что воспользовался своим. – Кто-нибудь, помогите!

Никто не посмотрел на рыдающую женщину… кроме одного человека. Его застывшие глаза цвета снега встретились с глазами Николь и безо всякого выражения сфокусировались на пустом пространстве. Николь подумала, что всегда, даже когда она была маленькой, ее очень ранили люди, отводившие взгляд.

– Помогите! – опять закричала она. – Помогите!

– Николь… – едва слышно прошептал Ким.

– Да? – ответила она и приложила свое ухо к его губам, чтобы ему было легче говорить. Он ощутил запах ее духов.

– Я люблю тебя, – сказал Ким. – Я всегда хотел сказать тебе это. Я ждал подходящего момента, и сейчас он не совсем такой, каким я его себе представлял… – Он попытался улыбнуться, но свет уже исчезал из его глаз. – Я знал это с той секунды… На улице Монтань…

– И я тоже, – прошептала Николь, вспомнив молнию, вспомнив свою первую мысль, пришедшую ей тогда. – Я люблю тебя… Люблю тебя.

Она старательно произносила слова, которые еще никогда в жизни не говорила.

Ким улыбнулся. Он услышал. А потом свет померк.

В день похорон Николь покрасила свои золотистые волосы в черный цвет. Этот цвет она сохранила на всю оставшуюся жизнь.

– Это соответствует тьме в моей душе, – говорила Николь, если ее об этом спрашивали, но об остальном она умалчивала.

ЭПИЛОГ

Перед самым Сочельником 1940 года Николь объявила своим сотрудникам, что она пришла к решению: «Дом Редон» должен быть закрыт на то время, пока нацисты находятся на французской земле. В тот вечер, когда все разошлись, она символически, в последний раз, заперла дверь и закрыла железные ставни. Здание должно было находиться в таком виде, пока не кончится оккупация и пока над Парижем не взовьется французский флаг. Николь имела достаточное состояние, чтобы продолжать платить своим работникам жалованье. Сама она отправилась домой и стала ждать окончания войны.

В 1945 году, когда союзники освободили Париж, Николь снова открыла двери «Дома Редон». Кристиан Диор изобрел Новый Взгляд, Ив-Сен Лоран, совсем молодой человек, ворвался в мир моды в 1960 году с серией прекрасных моделей. Все они были мужчинами, и очень одаренными. Но существовала Николь, королева французской моды, женщина, работающая для женщин.

Она умерла во сне, весной 1976 года, так никогда и не выйдя замуж. Мир знал ее как Николь. И он знал, кем она была.

В ее жизни были мужчины: великий князь Кирилл, продавший брошь, чтобы Николь могла открыть свой первый магазин; Бой Меллани, обращавшийся с ней как с равной, когда ее еще ни во что не ставили; Майкл Эссаян, одобривший ее интернациональное мышление и помогший распространить ее славу за пределами Франции.

Но был Ким Хендрикс, который освободил Николь от призраков, мучивших ее душу; был Ким, который, веря в свои мечты, дал ей смелость поверить в свои. Только он видел мир таким же, как она. Ким писал книги о своих героях, а Николь создавала для своих героинь костюмы. Но их встреча значила гораздо больше, чем слова и платья. Они были первыми – Ким Хендрикс первым мужчиной двадцатого века, а Николь – первой женщиной. Они были последними романтиками и первыми современниками. Ким был тем человеком, на кого хотели походить мужчины, а Николь – той, на которую хотели походить женщины. Вместе они изменили всеобщее мнение мужчин и женщин друг о друге.

Николь привыкла к дисциплине и поэтому редко позволяла себе задумываться, что могло бы быть, если бы Ким остался жив. Единственным внешним знаком, который она разрешала в память о нем, был букет красных роз и белых гвоздик, обвязанный голубой лентой. Николь каждый год одиннадцатого ноября клала его на могилу Кима. На карточке было написано: «Я люблю тебя».

Маленький букет, только теперь – без карточки, появился на могиле Кима, как обычно, 11 ноября 1976 года. И в 1977 году тоже. И так было всегда согласно последней воле Николь Редон.