Текст книги "Дочь Мытаря"

Автор книги: Рут Фландерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Да Кунья больше не искал благоволения Жуаны. В пути он приударил за горничной мачехи, юной ирландкой Бриджит. В конце плавания морская болезнь служанки вызвала у леди Брэмптон кое-какие подозрения.

Жуана догадалась и тихо запаниковала. Что, если однажды с ней самой случится то же? Что, если она забеременеет до того, как священник обвенчает её и Педру? Спросить у мачехи о грядущей помолвке она не решалась. А вдруг отец держит это в секрете? Его замыслы и веления мачехи Жуана принимала беспрекословно. Так её учили с ранних лет. Так поступали все дети Брэмптонов, чтобы семья достигала богатства и положения в обществе.

Дурное настроение развеялось, как только Жуана уселась в повозку рядом с Педру. Мачеха и стряпчий[28]28
  Стряпчий – юрист, поверенный в делах семьи


[Закрыть] Джон Строу сидели напротив, тихо переговариваясь по-английски. Вокруг экипажа по-прежнему толпились восхищённые ирландцы.

Над извилистой бухтой висели клубы дождевых туч, похожие на груды пыльного хлопка. За грубой линией портовых доков лежала дорога в город.

Педру лёгким движением пальцев убрал с её лба локон, упавший на глаза.

– Гляди, какие замечательные люди! Живые, искренние. Они способны верить без оглядки, сражаться безо всякого страха.

– Я слышала, что Ирландия – земля монастырей…

– И тайновидцев, называемых друидами. Здесь водятся сильнейшие ведуны и ведьмы, здесь на каждой пяди властвует новый король. Здесь волшебные леса, где гномы танцуют с эльфами. А в глубоких чистых озёрах живут чудища, которые поедают прекрасных девушек.

Жуана вздрогнула, Педру тихо засмеялся.

– Сказочник! – она метнула на него робкий, нежный взгляд и сделала вид, что изучает подол своего платья. Мачеха с холодным любопытством смотрела на неё, не разумея португальской речи, но, безусловно, догадывалась о чём-то.

Странно… Знает и не препятствует, ни слова не говорит. Ей собственные дети неинтересны, что уж говорить о приёмных…

Жуана глядела на ирландок, одетых в широкие, просторные платья под шерстяными плащами. Как хочется быть на месте этих рыжекудрых девушек! Бродить в деревянных сандалиях, не путаться в обилии пышных поддёвок, не задыхаться от тесной шнуровки на спине.

Яркие полосатые юбки местных девиц напоминают португальские сайя. Их надевают на полотняные рубахи. Просто, удобно, незатейливо… В такой одежде можно день-деньской бродить по лугам. Отлавливать бабочек, пускать их в лазурную высь, бегать полосой прибоя, вдыхая пряный морской бриз. Ворошить гладкие тёплые камешки, собирая устричные раковины. И нет ни малейшего желания возвращаться в мир грязных, вонючих городов, где по узким, вечно сырым улицам теснятся суетливые люди.

Корк немногим отличался от портов, которые Жуана видела в путешествиях. Слава Богу, он стоит на земле, а не в замусоренных, пахнущих гнилью канавах, как Венеция. Здесь нет кричащей неаполитанской роскоши, где шедевральные фасады красуются на коврах из отбросов.

Здесь не светит яркое солнце торгово-рыбацкого Лиссабона, где между стрельчато-кружевных церквей, белых домов с красными крышами и песчаниковых строений мавританской эпохи снуют хлопотливые дети нескольких народов. Корк – это крепость на острове, в объятиях реки с коротким и звучным именем Ли. Река впадает в гавань-озеро, с дивным названием Махон.

Местный язык – певучий и резкий, мягкий и грубоватый. Бриджит говорила, что песни на ирландском невероятно красивы.

Сама Жуана впервые ощущала себя по-настоящему красивой в громоздком, но тщательно продуманном наряде. Здесь произошёл её первый светский выход. Простодушное поклонение народа вызывало смущение и прилив гордости…

Повозка въехала на мост через южный приток реки. За открытыми воротами толпились новые почитатели.

Они вели себя так, словно встречали богов, спустившихся на землю: вопили, рыдали, рвали на себе волосы и одежды, целовали борта и колёса повозки, выстилали обочины дороги странными кустистыми растениями. Строу пояснил Жуане, что это омела, растущая на деревьях. Ирландцы показывают своё гостеприимство и мирный настрой. Этой же омелой были украшены ворота, городские арки и двери домов.

Жуана с трудом верила, что появление иноземных гостей в роскошных одеждах вызвало такую сумятицу. Возле городской ратуши процессию встретили мэр города и епископ, в праздничных одеяниях, со многочисленной свитой. Сюда же, на площадь, вынесли раку с мощами святых угодников.

На постаменте стоял крест, украшенный плетёной резьбой и кругом. Жуана едва не потеряла дар речи, но мачеха и Строу выглядели совершенно спокойными, удовлетворёнными. Педру восторгался, как ребёнок.

Его пригласили сойти с повозки, увлекли по цветастой ковровой дорожке к первым лицам города. Те почтительно приветствовали его и завязали с ним беседу. Строу направился следом, для исполнения роли толмача.

Жуана видела, как Педру с благоговением целует крест и раку со святыми мощами. Она слышала, как епископ осыпает его пожеланиями Господней мудрости, правды и справедливости…

В душе, оглушённой и придавленной странным, нелепым триумфом, зрели ростки мучительной тревоги.

Хотелось броситься к Педру, схватить его за руку, вытащить из толпы, умолять о бегстве. Уста и тело сковал невидимый страж. Он глядел из глаз мачехи, холодно и повелительно.

Жуана, будто заколдованная, в ужасе наблюдала, как Педру и Строу ведут к ратуше. Людская река обтекала повозку, стремилась за ними, окружая вход.

Вооружённые люди в шлемах, нагрудниках и плащах врезались в шумное сборище. Они рассекли толпу надвое, тесня от ступеней к стенам домов, где в окнах торчали головы зевак.

Жуана привстала, но тут же упала на сиденье: возница резко тронул с места. Повозка круто развернулась на освободившемся пространстве.

– Гони к воротам! – приказала леди Брэмптон.

Слёзы градом покатились из глаз Жуаны.

– Миледи! Что будет с Педру? Зачем они его увели?

Леди Брэмптон искоса глянула на неё. Спиной вжавшись в угол, Жуана закрыла лицо руками.

– Всё, что от тебя требовалось, ты уже сказала и сделала, – тихая чеканка слов била по сердцу, словно выдержанные розги. – Оставь Божие Богу, кесарево – кесарю. Молись о том, чтобы твой милый друг подольше задержался в этих землях!

* * *

Дэнтон следовал за фанатичной толпой от гавани в город. Поклонение воплотившимся богам уже не смешило, но вовлекало в напряжённые раздумья. Кто и зачем его устроил?

Однажды ирландцы венчали на царство мальчика, похожего на королевского сына. Он был куклой для прикрытия интересов взрослого, умного и сильного представителя Йоркской династии – Маргариты Бургундской. Неужто герцогиня снова взялась за старое?

Да, бездетная старуха Марго прекрасно поняла, что завоевать Англию поможет мятежная Ирландия. Все душевные силы она устремила на защиту интересов своего побеждённого семейства.

Молодой и прекрасный король едет на колеснице, олицетворении мировой правды и справедливости… Что может сильнее затронуть ирландскую душу?

Итак, они повели его в ратушу. Перед тем вынесли священные реликвии, будто царственной особе. Он прекрасно говорит по-французски… Может, дело вовсе не в Маргарите? Может, это происки французского короля, которому Англия объявила войну?

Смущает разнобой народностей в свите молодого бога: французы, англичане, португальцы. Душа выжигает нутро желанием остаться на Изумрудном острове и глаз не спускать с осчастливленных ирландцев. Только разум настойчиво требует найти постановщиков спектакля.

Нужно плыть в Кале, чтобы выяснить всё возможное о семействе Брэмптон.

После долгого пребывания в ратуше юный бог ирландцев вышел на площадь в сопровождении стряпчего.

Толпа грянула приветственными криками. Никто и не думал расходиться. Многие были изрядно пьяны; кое-где затевались драки из-за ничтожных споров. Городская стража всё чаще пускала в ход копья с алебардами.

К ратуше подъехал конный отряд людей в ирландских одеяниях. Он привёл с собой лошадей, несущих зелёный с золотом паланкин. Маккарти из замка Блэрни прислали этот кортеж за своим гостем. Тот уселся в паланкин, и процессия тронулась к северным воротам.

Дэнтон не пошёл следом. Осведомители доложат Колуму обо всём, что произойдёт в Блэрни. Рябому придётся взять на себя кураторство над новоявленным королём. Пора возвращаться в гавань.

У причала царила суматоха. Под вечереющим небом носилась французско-португальская ругань. Люди с «Прокурандо» таскали на пристань тюки, которые принимал здешний купец. Француз менял остатки товара на шерсть, чтобы продать её во Фландрии.

Леди Брэмптон стояла между ирландским торговцем и Мено. Твёрдым, звучным голосом она переводила, успевая заглядывать в гроссбух и отдавать указания.

Тихий свист поманил Дэнтона в доки. Колум застыл в полумраке, указывая на громадный тюк.

– Здесь, милорд, вы отправитесь на сарацинскую посудину.

– Они португальцы, – отозвался Дэнтон, терпеливо развязывая мешок.

– Один чёрт. Да разрежьте вы эту верёвку!

– Э, нет, Рябушка, в нашем деле резать – бесплодная работа. Я не спрашиваю, как ты уволок у них из-под носа такую громадину. Меня интересует, каким образом ты водрузишь меня на борт корабля.

– Вы не допытывайтесь, а полезайте, – Колум вынул несколько пластов грубой немытой шерсти с резким кислым запахом. Дэнтон протяжно засопел, перекрестился и влез в мешок.

– Если я не задохнусь, то меня сожрут овечьи блохи. Вот что, Рябой. Сейчас мы распрощаемся, не знаю, на какое время. Хорошенько запомни, что нужно сделать. Заведи тесную дружбу с нашим человечком из замка Блэрни. Ты помнишь, о ком я говорю. Ежедневно будешь с ним видеться и узнавать о том, как поживает иноземный гость. Раз в неделю отсылай записочки в Лондон. Туда же отправишь моё сегодняшнее письмо и подарки для семьи. Письмо лежит в тайнике, в доме кровельщика. Деньги на расходы – в чёрном кошеле, а в рябом – твоя плата на три месяца вперёд. Распоряжения из Лондона в точности выполняй. Смени квартиру завтра на рассвете, как только «Прокурандо» выйдет из гавани.

– И да поможет мне святой Колумба! – с весёлой брюзгливостью изрёк Рябой, обкладывая хозяина пластами овечьего руна.

Пыльный, смердящий тюк едва не погубил Дэнтона удушьем, но руно смягчало удары о землю и толчки людских ног. Колум под видом грузчика тащил мешок до пристани. Здесь ждала главная опасность – переброска на судно. Дэнтон был весьма лёгким и невысоким, но всё-таки вес его тюка отличался от веса мешков с рунными пластами.

В небольшую прорезь для дыхания он наблюдал, как одноглазый Васко руководит переброской. Мешки забрасывал его напарник – мощный, кряжистый португалец. Впереди оставалась тройка тюков.

Нос щекотало нестерпимое желание чихнуть. Глаза резал набившийся флис[29]29
  Флис – синоним руна.


[Закрыть]. Сделав глубокий вдох, Дэнтон зажмурился. Слёзы потекли градом. Он дождался, пока резь немного пройдёт, и снова выглянул в дырку.

Колум ушёл незамеченным… Эх, молодчага! Его будет не хватать в пути и на том берегу. Если, конечно, удастся его достичь.

Мелькнули мясистые ляжки португальца, облепленные засаленной кожей коротких штанов. Рывок, ругательство, надсадное кряканье, полёт, удар…

Спина скользнула обо что-то холодное, острое. Ткань затрещала, и мешок потянуло вниз, в узкий провал.

Чёрт, оказался между бортом и пристанью! Сейчас судно качнётся на волнах, и он упадёт в воду. Если тюк спасут, то мокрое руно никто не положит рядом с сухим. Шерсть вынут для просушки, а затем…

Эти мысли пронеслись в голове за один короткий миг, сквозь громогласную перебранку одноглазого Васко и здоровяка на пристани. Сорвался очередной порыв осеннего ветра. Судно качнулось, но мешок успели вытащить, сдирая Дэнтону кожу на плече.

Он судорожно затолкал пластом руна огромную дыру на тюке и с ужасом осознал, как ошибся. Маленькое отверстие для дыхания тоже забилось шерстью. Больше нет возможности двигаться, мешок уже на судне.

Над ухом сердито бормочет Васко. Сверху навалили следующий тюк. Вот она, близость ужасного конца…

Сколько времени человек может протянуть без воздуха, с носоглоткой, забитой шерстинками?

Дэнтон вёл отсчёт на скупые вздохи. Ноздри и горло пылали огнём, глаза вылезали из орбит.

Умереть сейчас или на миг позже? В единственной жизни не бывает лишних мгновений. Вырвав из-за пазухи кинжал, он резанул перед собой наугад и растянул дыру.

Перед глазами серела мешковина, но сверху пробивалась слабенькая струйка воздуха. Дэнтон вдохнул и едва не зашёлся судорожным кашлем. Успев прикрыть рот рукой, он изо всех сил напряг мышцы груди, но к горлу подкатила тошнота. Этого ещё не хватало…

Впрочем, звуки утробы – не звуки кашля. Мешки, наваленные сверху, скрадут их в погрузочной суете. Дэнтон отхватил от руна приличный кусок, и, прижав его ко рту, освободил спазматически дёргавшийся желудок.

Вес тюков над головой существенно уменьшился. Слава Богу, начали загружать трюм. Ну, коль ещё и головой на палубу бросят…

Всевышний не стал исполнять чашу страданий королевского агента и послал мягкое приземление на другие тюки. Дэнтон рывком откатился в сторону. Ощутив свободу, он с наслаждением вдохнул затхлый воздух трюма. После недавних мучений этот воздух казался глотком горного нектара.

Трюм был безлюден. Дэнтон забился в угол, там долго откашливался и выплёвывал изо рта шерсть. Слёзы помогли освободить глаза, но не хватало хотя бы пригоршни воды…

Нужно немного прийти в себя, отлежаться на посыпанном песком полу, – безо всяких мыслей, без единого движения, – и затем думать о дальнейших действиях.

* * *

Чувство самосохранения превозмогает все прочие чувства. После короткого отдыха Дэнтон ощутил холод, пыль на липком теле, боль в глубоких царапинах на спине и плече, зуд от укусов блох, роившихся в овечьей шерсти.

Три дня от Корка до Кале при попутном ветре… Святые мощи! А ведь нужно как-то скоротать ночь. Дождаться, пока желание уснуть повалит с ног, а дотоле высмотреть и вынюхать на этой посудине всё, что возможно.

Он пополз вдоль стен, минуя тюки и бочонки. Плыть в трюме не так уж плохо. Кроме шерсти и тканей, здесь сложены запасы питья и провизии. Это после, а сейчас…

Отыскав лестницу к верхней палубе, Дэнтон осторожно попытался сдвинуть крышку люка.

Конечно же, трюм закрыт… Над головой несколько раз протопали, ругаясь и перекрикиваясь. Воцарилась тишина, затем скрипнули шаги.

Дэнтон хотел отползти в укрытие, но понял, что в трюм никто не идёт. Португальское бормотание Васко перебил хриплый, испитый голос, говорящий по-французски:

– Где они?

– Всё к чёрту, Жако! Мальчишка в городе. Она здесь, ревёт под мачехиным присмотром.

– У дьявола в заднице я видел сопли твоей малявки! Мне нужен мальчишка. Ты говорил, что он будет на корабле!

– Эта семейка не посвящает меня в свои замыслы. Придётся тебе, Жако, дежурить в этом порту весь адвент. Он тебе нужнее, чем она – мне.

– Ой ли! Рассветное солнце мне свидетель: ты выпрашивал девчонку всеми правдами и неправдами. Теперь сам с ней возись! Уговор был: мальчишку в обмен на фитюльку. Чёрт, ну почему ты не пришвартовался в этой дыре хотя бы на закате? Мы обтяпали бы дельце ещё в прошлую ночь!

– Старина, я не слишком горюю. Моё времечко придёт, я только хотел его ускорить. Сам знаешь, как я ненавижу это воронье кодло. Они разорили меня, держат за служку. Папенька Дуарте ещё смеет издеваться! Говорит: заработаешь каперством, именьице выкупишь.

– Небось, процент разбойничий дерёт?

– Он в доле от награбленного, в приличной доле. Да что тебе говорить? Он и с твоих денежек вершки снимает.

– Ну, я на папу Дуарте не в обиде. Он мне – покупателей, я ему – деньги, а в остальном… Мне с ним детей не крестить, хе-хе, и слава Господу Всемогущему! Слышь, Васко, если тебе так этой малявки закортело, то я помогу. Дай только вернусь во Францию. Ты ведь к фламандскому берегу пойдёшь? А я следом за тобой. Сговорись с Равенстином, пошалите в германских владениях Максимуса. Я за вами урожай соберу. Идёт?

– «Прокурандо» будет прикрывать твою посудину? – в голосе Васко слышалась ирония. – Жако, иногда мне думается, что вы с папой Дуарте – дальние родичи. Ладно, уговор. Дашь знать, когда вернёшься. Идём-ка, выпьем! Тоскливо мне в сырых краях. Того и гляди, чахотка нападёт.

– Да тебя сам дьявол не перекусит, одноглазый! – захохотал Жако. – Ну, где там твоя мадера? Трясучка извела, со вчерашнего дня во рту ни капли… Эх, сколько ж ещё тут придётся дневать и ночевать? Завидую я тебе…

Голоса и шаги удалились. Дэнтон слез со ступеньки, сел на пол. Пальцы рисовали на песчаной посыпке извилистые линии.

Вот так пришельцы! Чем дальше в лес, тем страшнее сказка. Один – безземельный дворянчик, каперствует вдоль европейских берегов. Другой – компрачикос, которому зачем-то понадобился новоявленный король всех ирландцев.

Оба типа – в доле с отцом добропорядочного семейства Брэмптон. Тот имеет английские, и, судя по всему, португальские корни.

Равенстин… Ах да, граф Равенстин, мятежный подданный германского короля Максимилиана. Участник недавних фламандских бунтов, подался пиратствовать в проливе. Стало быть, Васко вместе с этим Равенстином отправится грабить прибрежные земли германцев. Компрачикос Жако будет подбирать осиротевших деток, затем уродовать их лица. После этого добрый папенька Дуарте найдёт для малышей покупателя.

Одноглазый Васко имеет виды на черноглазую девицу. Вероятно, хотел похитить её с помощью Жако. Под угрозой изуродования и продажи в рабство надеется принудить Жуану к сожительству.

Всё это замечательные и правильные выводы, дружище Дэнтон, вклад в копилку твоих бесценных знаний, но что дальше? А дальше – ночь. Нужно хорошенько выспаться, раздобыть еду с питьём и придумать себе укрытие.

* * *

Наверху послышались торопливые шаги и лязг замка. Дэнтон юркнул в угол, за груду мешков. Люк открылся. Тёмное облако сплыло по ступеням вниз, издавая перестук шагов и протяжные всхлипывания.

– Se alguém pudesse me ajudar! Ai Deus![30]30
  Если бы кто-нибудь мог мне помочь! О Господи!


[Закрыть]

С удушливыми рыданиями женщина упала на кучу грязных тюков. Она рвала на себе волосы и что-то бормотала на своём шепелявом языке. Жуана Брэмптон?

Неслышным ползком Дэнтон выдвинулся из своего укрытия. Замысел дальнейших действий рождался на ходу.

– Эй, барышня! – позвал он по-английски тихим шёпотом. Женщина вскинулась.

– А?! Кто здесь? Кто вы, ради Бога?

Она хорошо говорила по-английски, с еле заметным мягким акцентом. Дэнтон придвинулся ближе.

– Барышня, меня послал ваш друг. Вы ведь Жуана?

– Да, я… А вы от Педру?!

– Ага. Охранять вас надо. Я слышал, как одноглазый уговаривал одного человечка вас украсть. А тот человечек деток ворует на продажу, только перед этим лица им портит.

– Компрачикос…, – шепнула Жуана, садясь на песчаный пол. – А вы, вы… Как же? Откуда вы?

Она в невольном порыве схватила Дэнтона за руки. Тот не спешил их отпускать. Ишь, девица… Ладони холодные, мокрые, а глаза горят в темноте, словно у кошки. Большие, с поволокой, они глядели на него, как на посланника неба.

– Да вы, барышня, не спрашивайте лишнего. Ни к чему оно вам. Я до Кале поплыву, только – тсс! – не выдайте меня никому, даже служанке.

Дэнтон красноречиво приложил палец к губам. Девушка торопливо закивала. Во тьме трюма еле угадывались очертания нежного лица в обрамлении растрёпанных волос. Высокий лоб, колечки пушистых кудряшек, запах фиалковой воды… Плоть невольно взыграла от близости красивой женщины. Дэнтон глубоко вдохнул и выдохнул.

– Меня звать Уилл, – ему не захотелось выдумывать себе имя. – Слышите, барышня… э-э, Жуана, мне это… поесть бы чего-нибудь. С утра крошки во рту не держал. Да водички бы глоток.

– Да-да, я сейчас, – Жуана торопливо встала, едва не зацепившись о подол платья. – Ты здесь сиди, только тихо. Все спят, а я… Я сюда пошла, поплакать в одиночку. Ты Педру видел?

– Видел, барышня, видел. Вы о нём не беспокойтесь, он в богатом замке отдыхает. В гости его тутошние господа позвали. Погостит немного, да и к вам, во Францию, подастся. Просил передать, что любит вас очень, и что локон ваш будет целовать каждый вечер перед сном.

Дэнтон едва не хлопнул себя по губам – заврался! Жуана счастливо улыбалась, отирая слёзы.

– А, да, барышня, я вот… раненый я, – Дэнтон простецким рывком задрал рубаху на спине. Жуана вздрогнула, но в следующий миг осторожно коснулась пальцем царапины.

– Кровь… Кто это тебя?

– А, не спрашивайте. Мне бы ранку промыть, кабы не вышло лиха.

– Господи, что ж я болтаю? – Жуана заспешила к лестнице, чуть не споткнувшись о первую же ступеньку. – Темно здесь до ужаса! Жди меня, Уилл, я скоро.

Когда хлопнула крышка люка, Дэнтон прислонился к стене, тихо смеясь. Ну и пташка! Ручная до смешного, простодушная, словно крестьянская дочь. Одноглазый Васко – дуралей с одеревеневшими мозгами. Не в силах приманить эту девчонку по-хорошему…

Эх, дружище Уилл! Плавание обещает быть приятнее, чем думалось. Кроме воды, питья и тепла, Бог даровал тебе женскую заботу. Чем-то Жуана похожа на супругу. Такая же темноволосая и с ладным лицом. Только красота Клариссы – холодноватая, северная, скульптурная, а португалочка манит, как виноград, созревший под жарким солнцем юга. Да, старик, отвык ты от настоящей красоты. Круглолицые ирландские милашки приелись до невозможности, словно постный суп с гороховыми пирогами. Может, и есть в этих краях прелестницы, да выискивать их времени не хватало…

Жуана вернулась, держа в руках полотняный свёрток. В нём она прятала не что иное, как постный суп в горшочке и пироги с горохом. Дэнтон едва сдержал смех. Жуана развязала свёрток и подала ему флягу с водой.

Пока он с наслаждением пил и ел, Жуана осторожно промывала ему царапины. Тихий шепоток её милой болтовни превращал незатейливую трапезу в олимпийский пир.

– Можешь говорить мне «ты»[31]31
  В английском языке того времени существовало местоимение «ты» («thou»).


[Закрыть]. Друг Педру – мой друг, потому что ближе людей, чем Педру и мой двойняшка Жуан, нет на свете. Ты здешний, правда? Расскажи мне об Ирландии! Я спать не пойду, да и разыскивать меня никто не станет. Мачеха давно видит десятый сон. Ей до меня дела нет, лишь бы я своим рёвом не мешала…

Она останется здесь? О боги! За тёплые женские колени Дэнтон был готов рассказывать все ирландские саги до самого рассвета. Роль простачка на пользу обоюдному доверию. Глазастенькая ни черта не смыслит в мужчинах. Ей-богу, она с ходу согласится выискать у него блох на теле. Их, проклятых, после рунной постельки пруд пруди…

Дэнтон уснул на полуслове цветистого повествования об ирландских свадебных обычаях. Небритой щекой он ощущал круглую косточку на хрупком девичьем колене. Тонкие пальчики Жуаны перебирали его свалявшиеся волосы, выщипывая зловредных насекомых. В бредовых образах сна стриженые овцы бродили стадом по белой поляне женского живота между пупком и лоном. Шерстяной смерч закружил над соблазнительным пастбищем, унося овец и вызывая саднящий кашель. Тихий голос и поглаживания прохладной ладони вернули в объятия проказника Морфея.

– Записка, Жуана, – пробормотал Дэнтон, – компрачикос Жако охотится за Педру. Выкрадет его, и конец неземной красоте твоего короля. Слышишь, барышня? Отправь записку в замок Блэрни, пусть будут настороже.

– Да-да, Уилл, – донёсся откуда-то издали еле слышный шёпот. – Ты спи, я напишу и передам на берег. Там слоняются всякие бродяги, хотят заработать. Это же порт, а на портах я собаку съела. Где мы только с нашим папенькой не побывали! Ты спи, спи, ни о чём не переживай!

Он проснулся под мягкое раскачивание песчаного пола. В трюме было тихо и безлюдно. Квадрат люка светился прерывистой линией. Восход, а значит, «Прокурандо» снялся с якоря… Bon voyage[32]32
  Счастливого путешествия! (фр.)


[Закрыть], неприкаянный Уилл!