Текст книги "Лабиринты любви"

Автор книги: Рут Дейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– Нет, я не хочу пить – разве что бурбон… или другое какое виски, – сказал он раздраженно. – Я хочу…

– О, у вас тут хорошая компания!

У Кит по спине пробежали мурашки. Она узнала бы этот голос где угодно, даже если бы слова произносились с сильным, непривычным для ее уха акцентом. Девушка застыла как вкопанная, наблюдая невыразимую радость, разлившуюся по лицу старика.

– Бун, – произнес Томас Т. голосом, который больше напоминал ворчание. Его костлявые пальцы смяли одеяло. – Ты приехал.

Кит обернулась, по-прежнему не в силах сдвинуться с места. Было ясно как дважды два, что это прибыл Дэниел Бун Таггарт – высокий, широкоплечий, просто великолепный!

Его не ждали, и у нее не было времени подготовиться к его приезду. Она была взволнованна, и единственное, что могла сделать сейчас, – это бросить на него сердитый взгляд. Кажется, он этого даже не заметил. Поздоровавшись с Кит кивком головы, Бун подошел к кровати и посмотрел на своего деда.

– Ах ты, старый греховодник! – проговорил он. – Кто меня все время заверял, что не найдется такой лошади, на которой ты не мог бы проехать верхом, и что такого всадника, как ты, невозможно выбросить из седла?!

По лицу Томаса Т. расплылась широкая улыбка.

– Ты что, разве сомневаешься? – проворчал он с притворным недовольством. – Я остался прежним!

Кит думала, что Бун поднимет на руки Томаса Т., но он лишь обнял его, крепко к нему прижался. Проглотив комок в горле, она вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Почему встреча с Буном так взволновала ее? Ведь прошло столько лет.

Рита, поджидавшая Кит в холле, широко улыбнулась ей.

– Вот лекарство, которое так необходимо Томасу Т., – с видимым удовлетворением произнесла она. – Боже! Не правда ли, Бун выглядит просто великолепно!

Кит надменно фыркнула.

– Я этого не заметила.

– Нет, ты заметила, не лги. – Рита взяла Кит под руку, и они пошли в столовую, где на столе по-прежнему были разбросаны их бумаги. – Ты можешь сколько угодно на него сердиться, но ты же не слепая! А теперь давай продолжим наши дела и поразмыслим, что можно сделать за оставшееся время, чтобы спасти празднование Дней Шоудауна от полного провала.

Они приступили к работе, но скоро Кит стало ясно, что она находится в таком смятенном состоянии, что не может даже сосредоточиться. Она продолжала прислушиваться к звукам, доносившимся из спальни Томаса Т., и услышала сначала взрыв смеха обоих мужчин, затем возмущенные вопли Томаса Т.

Неведомые доселе приступы ревности овладели Кит и на глазах перерастали в настоящую муку. Она поймала себя на том, что, сцепив зубы, снова и снова бросает взгляд в сторону комнаты Томаса Т. Таггарта. Потерпев ее поведение около часа, Рита стала собирать разбросанные по столу бумаги и складывать их в картонные коробки.

– Я думаю, на сегодня мы поработали достаточно, – сказала она.

– Что? – спросила Кит с виноватым выражением на лице. – Но мы ведь почти ничего не сделали.

– Дорогая, ты находишься в таком возбужденном состоянии, что, пожалуй, я одна сделаю больше, – прямо ответила Рита.

– Я… я извиняюсь, – заикаясь, проговорила Кит. – Это просто… ты должна была видеть его лицо, Рита.

– Чье? Буна? Я видела его лицо и нашла его чрезвычайно интересным. – Она зажмурилась, чтобы придать особый смысл своим словам.

– Не Буна – Томаса Т.

Кит взяла картонную коробку и вышла за Ритой на улицу: из приятной прохлады комнаты с кондиционером – в удушающую июньскую жару.

– Он возлагает все свои надежды на Буна. Теперь, когда Джеси и Мег снова вместе и начали самостоятельную жизнь…

Рита поставила коробку в свой пикап.

– Я думаю, что Томас Т. любит Мег.

– Да, любит. – Кит пристроила свою коробку рядом. – На самом деле он сыграл решающую роль в том, что они снова сошлись. И я думаю, что теперь, когда Джеси и Мег опять вместе, он не хочет быть для них обузой.

– В таком случае разве не правильно рассчитывать на Буна? Он ведь тоже из рода Таггартов.

Кит поджала губы, вспомнив спокойно вошедшего в комнату к больному Буна.

– Ты никогда бы этого не сказала, посмотрев на него или послушав его.

– Я на него посмотрела, и он довольно хорошо выглядит. – Рита смешно поиграла бровями, потом распахнула дверцу кабины пикапа и села за руль. – Ты как, сможешь выдержать совет человека постарше тебя и, надеюсь, более благоразумного?

Кит тяжело вздохнула.

– Это обязательно?

– Обязательно. – Рита захлопнула дверцу и высунулась из окна. – То, с чем мы столкнулись здесь и сейчас, – это, как говорится, следствие твоей неадекватной реакции…

– Я тебя больше не знаю!

– Послушай, когда тебе было пятнадцать лет, ты свалилась на Буна Таггарта как снег на голову. Нет, не отрицай этого! Я все видела. Видела, как ты ходила за ним по пятам, когда он играл главную роль в представлении, посвященном Дням Шоудауна.

Кит почувствовала, как ее щеки запылали от стыда.

– То глупое увлечение прошло, – с трудом проговорила она, – и не имеет никакого отношения к настоящему.

– Имеет, причем самое прямое, потому что с тех пор, что бы он ни сделал, все в твоих глазах было неправильным. Я думаю, ты восприняла его отказ от тебя, как отказ от Томаса Т., и ранчо «Рокинг Т»., и Техаса, и всего вместе взятого.

– А разве вышло не так?

– Думаю, нет, не так. Потому что, прежде всего, Бун никогда не отвергал тебя.

– Странно. Это выглядело как отказ.

Рита высунула в окно руку и похлопала Кит по плечу. Ее темные глаза были полны сочувствия.

– Дорогая, Бун не отказывался от тебя, потому что он никогда и не замечал тебя, и не знал, что ты существуешь рядом. Ты была ребенком, а он – уже молодым человеком, ему исполнился двадцать один год. Дай ему еще один шанс, хорошо? – Рита завела машину. – Не забудь, в четверг в шесть часов заседание Комитета.

Бодро помахав на прощание, Рита отъехала, оставив кипящую от злости Кит стоять в клубах пыли.

Когда полчаса спустя Бун вошел на кухню, она, все еще злясь, стучала кастрюлями и сковородками. Бросив на него враждебный взгляд, она спросила требовательно:

– Итак, что ты думаешь? – и кивнула в сторону комнаты Томаса Т.

Буна, казалось, ее враждебность не задела.

– Я думаю, что ему могло быть хуже, но до этого, к счастью, не дошло. Дед остается все тем же ворчуном, каким был всегда. – Тон голоса, которым он произнес эти слова, свидетельствовал о его неподдельной любви к деду.

– Он скучал по тебе.

– Я тоже скучал.

– Ты скучал? – Кит со злостью швырнула сковородку и повернулась к нему лицом, уперев руки в бока.

Бун посмотрел на нее, его серо-голубые глаза сузились. В ответ она тоже пристально оглядела его, так как не успела сделать это раньше, потому что его появление было слишком неожиданным. И ее смятение усилилось: куда подевался прежний техасский ковбой? Такой добрый и хороший?

В том, что представлял собою стоящий перед ней мужчина, ошибиться невозможно – это был модно и со вкусом одетый горожанин, занимающий приличный пост. Она окинула его пренебрежительным взглядом, пытаясь выразить презрение к его дорогому спортивному костюму, дорогой стрижке – лучше сказать, дорогой фасонной стрижке, поправила она себя, – к дорогим кожаным спортивным туфлям – всему дорогому, что на нем было. Как здесь, у них, сказали бы, Бун выглядел так, будто бы только что выскочил из шляпной коробки.

Но он оставался таким же интересным мужчиной, каким она его помнила; возможно даже, более интересным. Его лицо было худым, но привлекательным, как всегда. На нем появилось новое, незнакомое ей выражение: будто он ни во что полностью не верит. Прямой нос и крупный рот остались прежними, но выглядели уже по-другому, исчезла и его всегдашняя готовность улыбаться.

Бун подошел к маленькому рабочему столику, стоявшему посреди кухни, и сел на табуретку; его движения были непринужденными и уверенными. Он оказался выше, чем она считала, и Кит с удивлением подумала, что Бун, пожалуй, будет на один-два дюйма выше Джеси.

Бун положил руки на стол и наклонился вперед; под голубой спортивной рубашкой с коротким рукавом вырисовывались бицепсы. Жизнь в большом городе не сделала его более хлипким, отметила она про себя. Очевидно, он поддерживал спортивную форму, посещая какой-нибудь оздоровительный клуб.

– Ну, Кит, давай поговорим, что ли? Скажи мне, что я такого сделал, такого ужасного…

От смущения она покраснела и отвернулась. В подобных разговорах она не была сильна, сразу терялась.

– Я не совсем уверена, что ты имеешь в виду, – заносчиво проговорила она, добавив: – Мог бы и предупредить о своем приезде!..

– Предупредить тебя? Я не предполагал, что необходимо предупреждать кого-то, если возвращаешься домой. – То, как беззаботно он произнес слово «домой», заставило ее на мгновение вспыхнуть. И хотя она не произнесла ни слова, он почувствовал ее реакцию и непринужденно продолжил: – Да, домой. Я здесь вырос. Это всегда был мой дом, как бы далеко я ни уезжал и как бы редко ни возвращался.

Что могло все это значить?.. Она внимательно смотрела на него, пытаясь угадать, какой смысл заключен в этих словах. Этот человек никогда не раскрывал своих карт до конца, потому что он всегда был более сдержанным, чем Джеси. И сейчас Бун вел себя как раньше.

Он не улыбался. Он не хмурился. Он просто рассматривал ее… безразлично, как ей казалось. Затем он улыбнулся, и она растерялась.

– Я удивился, когда Мег и Джеси сообщили мне, что ты вернулась, – сказал Бун, – удивился и обрадовался. Я рад, что Томас Т. был не один, когда это произошло.

– Я рада, что ты рад, – проговорила Кит с сарказмом.

Он никак не отреагировал на это.

– Я слышал, что ты стала медицинской сестрой.

– Верно.

– Томасу Т. повезло.

– Это не его везение, скорее мое. Он заставил меня окончить школу. Ему я обязана очень многим… – Она внезапно остановилась, сомневаясь, можно ли доверяться ему до такой степени, чтобы рассказывать о самом сокровенном. – Он заменил мне семью, – сказала она сдавленным голосом.

Бун, слегка насупив брови, молчал. Кит открыла дверцу холодильника и заглянула внутрь.

– Ты останешься здесь на ужин?

Она рассчитывала приготовить что-нибудь легкое себе и больному, но…

– Да, и на завтрак тоже. А где Элва?

Кит с трудом сглотнула. Он остается, хотя и ненадолго. О чем он спрашивал? Об экономке Томаса Т.?

– О-она на лето взяла отпуск, чтобы провести его со своими внуками в Колорадо, так что мне приходится держаться. Она приедет в сентябре.

Кит достала из холодильника цыпленка и в растерянности стояла с ним в руках.

– А ты сейчас свободна и можешь заниматься хозяйством?

Его густые брови поднялись, приковав ее внимание к его глазам – они у него были самого интригующего серо-голубого цвета с длинными темными ресницами.

Чем она занимается? Он, кажется, ждет ответа.

– Я работаю школьной медсестрой в Шоудауне, поэтому лето у меня более или менее свободно, – ответила она. – Я помогаю доктору Престону по утрам несколько дней в неделю в клинике, а остальное время провожу здесь, на ранчо. – Она бросила на Буна укоризненный взгляд. – Я ведь люблю Томаса Т.

Она ожидала, что он резко ответит ей: «Ты имеешь в виду, что я его не люблю?!»

Тогда бы они могли поговорить начистоту, чего ей очень хотелось. Она знала, что ее негодование накапливалось с тех пор, как Томас Т. сломал ногу. У нее уже была подготовлена обвинительная речь, и она горела желанием бросить ему в лицо несколько уничижительных слов.

Но Бун снова удивил ее.

– Великолепно, – сказал он, – он тоже тебя очень любит. – Он встал и сладко потянулся. Спортивная рубашка Буна плотно обхватывала его широкую грудь, казалось, она вот-вот лопнет. – Надо мне пойти распаковаться, – продолжил он. – Я отнес чемоданы в свою прежнюю комнату.

– Что?

Его комната находилась рядом с комнатой Джеси, в которой теперь жила она.

– Это создает какую-то проблему? – Бун выглядел удивленным.

Как он смеет удивляться!

– Нет, конечно, нет. Как… как долго ты здесь пробудешь?

– Столько, сколько потребуется, чтобы убедить Томаса Т. продать ранчо и переехать ко мне. – Он улыбнулся ей ослепительной улыбкой. – Позвони мне, когда ужин будет готов.

Посвистывая, Бун широкими шагами вышел из комнаты.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Пока готовился цыпленок, Кит обдумывала слова Буна. Каким надо быть человеком, чтобы намереваться продать свое родное гнездо, где ты появился на свет и вырос, и разбить сердце своего деда!

Она будет противиться этому – вот что она сделает. Разрывая листья салата, и укладывая их в салатницу, она дала себе слово при первой же возможности заставить Буна раскрыть свое намерение. Но только вот когда представится такая возможность?

Бун не появлялся до тех пор, пока Кит не пригласила его к ужину. Она накрыла ужин на карточном столике в большой спальне Томаса Т., по его настоянию, сразу на троих. От одной мысли о том, что ей предстоит сидеть и жевать рядом с Буном, у нее сразу пропал аппетит. К тому же она знала, что не сможет вызвать Буна на откровенность в присутствии его деда.

Когда Бун вошел в спальню, она выронила салатные вилки и теперь должна была идти за новыми. Он не потерял своей привлекательности, несмотря на то, что цивилизация его во многом изменила. Находиться в постоянном напряжении, когда он оказывался рядом, становилось Кит в тягость.

Она не чувствовала вкуса пищи во рту, как будто жевала сухую солому. Зато мужчины ели с удовольствием, особенно Томас Т. Он говорил, что после несчастного случая потерял аппетит, и теперь создавалось впечатление, что он наверстывал упущенное.

Кит догадывалась о причине его очевидного поднятия духа. Каждый раз, когда Томас Т. смотрел на своего внука, он весь светился. А Бун… Бун, казалось, чувствовал себя вполне непринужденно.

Однако это было не совсем так. По крайней мере, не до такой степени, как он притворялся, решила Кит. В противном случае он держался бы намного проще, как в пору своей юности. Сейчас же он сидел за столом и вел беседу с манерами телевизионного диктора, зачитывающего последние известия.

Можно было подумать, что он никогда не слышал техасского говора, не знал их обыкновения растягивать слова; можно было подумать, что он родился во дворце. Но ее не обманешь! И деда своего он больше не обманет, и осуществить свой подлый план не сможет!..

– Кит!

Она смущенно моргнула: Томас Т. сердито смотрел на нее.

– Извини, – растерянно проговорила она. – Что ты сказал?

– Я сказал, – прогремел Томас Т., – что доктор обещал, что я буду на ногах, не успеешь и глазом моргнуть. Я не прав?

Ей казалось, что если она выкажет свою мягкость и сердечность по отношению к этому старику в присутствии Буна, то тем самым обнаружит свою слабость, которой Бун не преминет воспользоваться. Но, невзирая на это, Кит все же не смогла сдержать улыбку, которая широко расплылась по ее лицу. Правда заключалась в том, что она просто чувствовала себя более спокойно, когда улыбалась. Особенно с Томасом Т.

– Он не твердо обещал – попыталась она уйти от прямого ответа. – Доктор сказал, что для человека твоего возраста…

– Чепуха! Я остался таким же мужчиной, каким был всегда! – Он подмигнул одним глазом и разразился гомерическим хохотом. – Во всяком случае, нахально близок к этому.

– И все-таки, что сказал доктор? – позднее спросил Бун у Кит.

Он пошел за ней на кухню, когда она относила грязную посуду, и стоял, прислонившись к холодильнику и наблюдая, как она убирается.

Его длинное гибкое тело и вкрадчивые манеры напоминали Кит рысь в шкуре тигра.

– Он сказал, что дела идут очень хорошо. Но старые кости срастаются медленнее.

Она принялась очищать тарелки от остатков пищи и загружать их в посудомоечную машину.

– Это был… – Бун помедлил и отвел глаза в сторону, точно стесняясь раскрыть свои чувства. Через минуту он снова овладел собою, хотя выражение его лица оставалось каким-то растерянным. – Это был тяжелый перелом?

Он искренне беспокоится о своем деде, с удивлением отметила Кит. Почему он считает необходимым скрывать свою заботу и тревогу о нем?

– Довольно серьезный, – призналась она. – Конечно, в его возрасте каждый перелом – серьезный.

Она говорила мягко – сказывались профессиональные навыки. Бун вздохнул.

– Нужно забрать его отсюда, пока он не убил себя.

Его взгляд настороженно задержался на Кит, как будто он знал, что она ждет момента, чтобы наброситься на него, и решил, что лучший способ защиты – нападение, а посему, определив поле битвы, готов был сражаться.

Кит попала в засаду. Решив нападать сама, она испытала замешательство, однако, набрав побольше воздуха, наконец проговорила:

– Ты не прав! Его убьет продажа ранчо.

Он нарочито медленно покачал головой.

– Кит, ты становишься чересчур эмоциональной. Только что ты говорила, что он уже не такой бодрый, каким был.

– Возраст не всегда означает уменьшение возможностей, Бун. – Она в смущении провела рукой по буйной гриве своих вьющихся волос. Медного цвета завитки ниспадали вниз, слегка касаясь щек.

– Всегда, Кит. По крайней мере, уменьшает физические возможности. Ты сама говорила – старые кости…

Она хлопнула дверцей посудомоечной машины.

– Не пытайся использовать мои слова против меня же. Сейчас ты говоришь как юрист!

– Интересно, почему? – Он приподнял брови в преувеличенном удивлении. – Давай рассуждать логически и посмотрим на все спокойно. Для деда больше небезопасно жить одному.

– Одному? Одному! А кто же я? Женщина-невидимка? – Она стала яростно нажимать кнопки посудомоечной машины, которая шумно заработала.

Чем раздраженнее и взволнованнее становилась Кит, тем более спокойным и уравновешенным выглядел Бун.

– Не волнуйся, – успокаивал он. – Мы с тобой на одном берегу, не забывай об этом. – Таким тоном пристало успокаивать истеричного клиента. – Я благодарю Бога, что ты была здесь в тот момент, когда он так в тебе нуждался, но…

– Никаких «но»! Я всегда буду рядом, когда понадоблюсь ему, – провозгласила она непреклонным тоном.

– Ох, Китти, Китти… – Бун покачал головой и улыбнулся ей. Она расценила эту улыбку, как снисходительную. – Ты ведь знаешь: это невозможно. Ты найдешь работу лучше и уедешь – это однозначно.

То, что Бун обратился к ней так, как ее звали в детстве, расслабило ее, но она снова кинулась в бой:

– Я уже отказалась от лучшей работы, чтобы приехать сюда!

Он наклонил голову, как бы уступая ей.

– Ну, хорошо, но у тебя масса неиспользованных возможностей. Однажды ты можешь встретить того счастливчика, за которого согласишься выйти замуж. Ты думала об этом?

– Не смей разговаривать со мной в таком снисходительном тоне, Дэниел Бун Таггарт! – Она просто приросла к месту от проявленной храбрости. – Понимаешь ли ты, что значит это место для твоего деда?! Здесь воевали и умирали его предки. Здесь воевали и умирали и твои предки.

Легкая гримаса, слабо напоминающая улыбку, тронула его губы.

– Я знаю. Таггарты воевали в Аламо, воевали с племенем команчи едва ли не до последнего.

– Да, они сражались! И ты должен был бы… – Она замолчала, чтобы, вдохнув всей грудью, побороть дрожание в голосе. Она хотела продолжить так: «Тебя надо было бы выпороть кнутом!», но вместо этого сказала: – Ты должен гордиться ими.

– А что дает тебе повод думать, что я не горжусь?

Он наклонил голову и посмотрел на нее с холодным превосходством.

– О, Бун! – Кит готова была заплакать. Их разговор принимал ужасную форму, все выходило хуже, чем она могла себе представить. Этот человек… что ему докажешь? Она резко вспылила: – У тебя есть сердце?! Если да, то ты должен понимать, что самое ценное, что есть в мире, – это семья.

Легкий румянец, тронувший его скулы, никак не свидетельствовал о том, что ее слова как-то его задели.

– Будь благоразумной, Кит. Томасу Т. Таггарту, очевидно, не следует знать о его ограниченных возможностях. Но поскольку о нем забочусь я, то мне кажется, что лучше всего забрать его отсюда, пока он не причинил себе серьезного вреда.

– Его бы убило, если бы он услышал то, что ты говоришь, – прошептала она.

Кит чувствовала свою полную беспомощность. Она не знала, как вести себя с этим бессердечным человеком. На какое-то мгновение ей показалось, что выражение лица Буна смягчилось, но это длилось недолго, он выпрямился, пожал плечами и сказал:

– Ты не права. Дед стреляный воробей. Только недостаточно крепкий, чтобы, объезжать диких лошадей. Я забираю его отсюда для его же блага, Китти. И для своего тоже. Я хочу, чтобы он был рядом со мной, чтобы я мог заботиться о нем. Вернее, заботиться о нем, когда он будет нуждаться в моей помощи. Что бы ты ни говорила – я люблю своего деда. – Он сделал два шага по направлению к двери и, остановившись, бросил на нее холодный взгляд. – Семья для меня много значит, Китти. Почему ты не оставишь все это и не дашь всем жить спокойно, а?

Никогда раньше Кит не ставили на место таким образом! Она была посторонним человеком, а значит, с ее мнением не намерены считаться.

Кажется, ей сказать больше и нечего. Она уныло стояла и смотрела, как Бун неторопливо выходил из кухни. Было очевидно: он не рассчитывал на ее возражения, так как они ничего для него не значили.

Кит отказывалась всему этому верить.

Где-то в глубине души она надеялась, что значит для семейства Таггарт гораздо больше.

Бун, перед тем как войти в спальню деда, немного помедлил около двери, чтобы исчезло хмурое выражение лица. Кажется, с Кит будут проблемы. Ее явная антипатия, мягко выражаясь, удивила его.

Она всегда, насколько он помнил, была страстной натурой, что ярко проявлялось в ее привязанностях и поступках. Кит никогда и ничего не делала наполовину. Понятно, она заботится о Томасе Т., но вся ответственность за него лежит ведь на Буне и Джеси.

Однажды она выйдет замуж, заведет детей, и тогда все ее воспитательные инстинкты будут направлены в другое русло. Кит молода – двадцать пять лет – и красива… Он улыбнулся, вспомнив ее широкую ясную улыбку… И гриву ее рыжих непокорных волос, которые существовали как бы сами по себе…

Множество янтарных веснушек усеивало ее нежную кожу; он вспомнил, как она всегда ненавидела их. Ему же они нравились – он считал, что они придают Кит особую пикантность и великолепно сочетаются с медно-рыжими волосами и ясными зелеными глазами.

В старые добрые времена они хорошо ладили друг с другом. Какой бес вселился в нее сейчас? Неужели она всерьез считает, что он способен сделать что-либо такое, что может ранить Томаса Т.? Он снова готов был разозлиться, но все же, придав себе беспечный вид, улыбнулся и открыл дверь в спальню деда.

Кит Маккри не была их кровной родственницей. И они оба должны хорошо помнить об этом.

Утром следующего дня Бун явился на завтрак разодетый, как пижон. Заканчивающая ставить на поднос Томаса Т. его завтрак – овсяную кашу и компот из чернослива – Кит с трудом скрыла свое презрение по поводу его отлично сидящих брюк, желтой спортивной рубашки с коротким рукавом и сверкающих белизной кожаных спортивных туфель.

Он кивнул ей, можно предположить – дружески, но возможно, и нет, и налил себе чашку кофе.

– Некоторые вещи остаются неизменными, – проговорил он.

– Какие? – Кит удивленно посмотрела на него, умудрившись капнуть черносливовым соком на белоснежную салфетку.

Он кивнул на поднос:

– Завтрак Томаса Т. Летом, зимой, весной и осенью – овсяная каша и чернослив.

Что-то в его голосе показывало, что он иронизирует над дедом, но Кит решила эту иронию не заметить. Она не должна с ним ссориться. Пролежав с открытыми глазами почти половину предыдущей ночи, она обдумала, как ей следует вести себя с Буном, и решила, что надо попросту прикусить язык и во всем умасливать его. Это означало, что отныне она должна контролировать свой необузданный нрав.

– Бун… – начала девушка вкрадчивым тоном. Любой человек на его месте мог бы живо заинтересоваться дальнейшим. Он же лишь посмотрел на нее поверх чашки с кофе и ждал, когда она продолжит. Кит тяжело вздохнула. – Это касается несчастного случая с Томасом Т., – сказала она. – Это было не то, что ты думаешь.

Он приподнял брови.

– А что я думаю?

– Вероятно, что он – я имею в виду, что Томас Т., должно быть… – Она начала запинаться из-за того, что хотела рассказать все искренне и прямо. Причем надо было контролировать свои слова, к чему она не привыкла. Справиться с собой Кит было нелегко. – Я уверена, ты думаешь, что он просто свалился с какой-то дряхлой клячи, потому что слишком стар, чтобы вообще ездить верхом. Но это совсем не так.

Бун едва сдержал улыбку.

– Я так не думал, но, пожалуйста, продолжай.

– Хо-хорошо. – Она немного помедлила, кусая нижнюю губу. – Понимаешь, конь, который сбросил Томаса Т., не какая-то заурядная старая кляча. Это действительно великолепное животное. До того как его привезли сюда, он жил на ранчо к югу отсюда, и там с ним обращались довольно плохо. Никто не мог ездить на нем верхом, и за ним укрепилась дурная репутация.

– И мой дед, которому восемьдесят с лишним, решил прокатиться? – Бун с явным неудовольствием покачал головой. – Китти, это не веский аргумент, чтобы доказать наличие былых способностей Томаса Т…

– Я приведу эти аргументы, если ты дашь мне докончить, – вспыхнула она прежде, чем успела опомниться.

– Пожалуйста, продолжай.

Бун скрестил руки, под трикотажной спортивной рубашкой выступили бицепсы. Было непонятно, рассержен он, или обижен, или, скорее всего, удивлен.

– Томас Т. проводил часы, дни, недели, работая с этим черным жеребцом. И все мы думали, что ему действительно удастся его обуздать. Он уже был близок к тому, чтобы надеть на коня седло и повести его по кругу в поводу. Но Бад Вильямс настоял на том, что он первым сделает это – сам проверит готовность животного.

– Очевидно, тут что-то и не сработало?

Кит была поражена тем снисходительным тоном, каким Бун произнес эти слова.

– Томас Т. приготовил коня, но Бад где-то задержался. А надо сказать, что Томас Т. с самого начала, не очень разделял идею Бада. Поэтому…

– Можешь не продолжать. Для меня картина ясна.

Она и не хотела продолжать, но чувствовала, что должна это сделать.

– Нет, это мне картина ясна! Томас Т. имел все основания считать, что он приручил лошадь.

– Очевидно, он ошибался. – На лице Буна дрогнул мускул. – С тех пор кто-нибудь объезжал животное?

– Ну… – Кит отвела глаза в сторону. – Нет, но…

– Кто-нибудь пытался?

– Да! – посмотрев прямо ему в лицо, ответила она. – Бад попытался. И… пара рабочих Томаса Т. Однако…

– Оставь это, Китти. Ты только еще больше убеждаешь меня в том, что я был прав в своих предположениях. – Его серо-голубые глаза холодно скользнули по ней.

Кит выпятила нижнюю губу в знак негодования.

– Но ты не прав! Томас Т. не заслуживает такого отношения за то, что допустил одну ошибку. И черный жеребец не заслуживает отправки на клеевую фабрику только за то, что не нашлось настоящего мужчины, который смог бы объездить его.

В уголках глаз Буна появились морщинки, а также слегка дернулись его губы – чувствовалось, что только благодаря огромному усилию ему удается сдержать улыбку. С легкой лукавинкой он произнес:

– Кто тут пытается столь хитроумно обмануть меня?

– Никакой это не хитроумный обман. Это всего лишь моя напрасная попытка заставить тебя выслушать объяснение, – с достоинством ответила Кит.

Долго сдерживаемая, широкая, ослепительная улыбка Буна наконец-то прорвалась.

– По крайней мере, ты пыталась, признайся! Где сейчас этот чертов зверь?

– В дальнем загоне для скота, ждет, когда приедет Бад, чтобы забрать его.

– Бад? – Бун сильно сжал загорелыми пальцами чашечку с кофе. – Почему?

– Чтобы отвезти его обратно.

– Зачем?

– А пусть там его объезжают! – Кит засуетилась с подносом завтрака для Томаса Т. Таггарта. – После несчастья, случившегося со стариком, все, включая его брата, пытались сесть в седло, и каждый оказывался на земле. Бад думает, что, если ему удастся там несколько дней поработать с конем без постороннего вмешательства…

– Нет.

Она моргнула.

– Что – нет?

– Бад не увезет этого коня.

– Н-но кто-то должен это сделать. – Она с сомнением посмотрела на Буна. – Жеребец день ото дня становится все более агрессивным. Каждый раз, когда он кого-нибудь сбрасывает, у него прибавляется решимости сделать то же самое снова.

– Почему бы не отослать его к Джеси?

– Потому, что Джеси уехал из Штатов и никто не знает, когда он вернется. И если этот жеребец будет бегать необъезженным до возвращения Джеси, то на нем вообще тогда придется поставить крест. Кто-то должен как можно быстрее объездить лошадь.

– Но я знаю Бада Вильямса. Это чистая погибель, как для женщин, так и для лошадей. И я не позволю ему прикоснуться ни к чему, что мне дорого, – холодно заключил Бун.

– Тогда кто это сделает? Ты?

Полные презрения слова сорвались с ее губ прежде, чем Кит успела остановиться. Она затаила дыхание и прикрыла рот рукой, не веря, что могла сказать такое – и кому? – Буну! Бун был – скажем, однажды был – таким же превосходным наездником, как Джеси. А Джеси принимал участие в профессиональном родео и стал чемпионом мира.

На худых щеках Буна выступил пунцовый румянец, а глаза его сузились и превратились в узкие щелочки. Это было первое проявление гнева, которое она видела у него, за все то время, пока он здесь. Она собралась в комок и приготовилась к словесной атаке со стороны Буна, но он произнес на редкость приятным голосом:

– Кэтрин Маккри, мне пришло в голову, что нам необходимо уточнить некоторые вещи сейчас. Кажется, ты неправильно представляешь себе…

В эту минуту пронзительно зазвонил телефон, и Кит устремилась к нему. Телефон спас ее, по крайней мере, сейчас. Она схватила телефонную трубку и, задыхаясь, проговорила:

– Ранчо «Рокинг Т.». У телефона Кит. Чем могу быть полезна?

Ее беспокойный взгляд был устремлен на Буна.

– О, привет! – донесся удивленный женский голос. Молодой голос. – Это ранчо Таггартов в Шоудауне, Техас?

– Совершенно верно. – Кит наблюдала за Буном из-под полуопущенных ресниц. Бог мой, какой он наглец! Она чуть не сказала ему…

В трубке раздался мелодичный смех, и женский голос произнес:

– Тогда это правильный номер. Попросите Дэниела Таггарта, пожалуйста. Скажите ему, что звонит Бри.

Дэниел? Никто никогда не звал Дэниела Буна Таггарта его первым именем – во всяком случае, здесь. Кит улыбнулась ему сладкой улыбкой.

– Это тебя, Дэниел, – провозгласила она, героически удерживаясь, чтобы не скривить губы. – На проводе Бри.

Взяв поднос с завтраком, она проследовала из комнаты. За ее спиной слышалось:

– Я не знаю, как долго пробуду здесь, Бри. Это зависит от того, что скажет доктор.

В полдень во двор ранчо въехал Бад Вильямс, к его пикапу был подсоединен трейлер, рассчитанный на двух лошадей. Бросив нервный взгляд вокруг в поисках Буна, Кит вышла, чтобы встретить Бада.