Текст книги "Секс был. Интимная жизнь Советского союза"

Автор книги: Рустам Александер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

«Ребенок должен спать, держа руки поверх одеяла»: учебник Кушнирчука

Одним из инициаторов сексуального просвещения выступил доктор Кушнирчук из Полтавы (но лучше бы он этого не делал). В 1946 году он предложил советскому руководству рукопись учебника с незамысловатым названием «О половом воспитании»[29]29
  Здесь и далее цитаты из рукописи Кушнирчука приводятся в соответствии с архивными данными: ГАРФ. Ф. 10049. Опись 3. Дело 98. Листы 1–65.


[Закрыть]. Во многом рукопись Кушнирчука похожа на пропагандистский памфлет с антинаучной информацией (в отсутствие институтов, которые занимались бы этой проблемой, или актуальных научных трудов научной информации о сексе тогда в СССР было взяться неоткуда). Важность полового воспитания для советской молодежи Кушнирчук связал с необходимостью «воспитывать боевую смену доблестной Красной армии», а также «завершить победу коммунизма во всем мире».

В своем учебнике автор предупреждает читателей о вреде ранней активной сексуальной жизни, объясняя, что «чаще всего предопределяющим фактором ранних половых сношений и половых извращений является синтез причин психологического и физического характера…». Для того чтобы наглядно объяснить читателю, что такое «ранние половые отношения» и как они возникают, автор ссылался не на научные труды, а на классиков: «Толстой в романе „Война и мир“ выводит тринадцатилетнюю девочку Наташу, которая, вращаясь в обществе влюбленных взрослых, подсматривая „из засады“ их поцелуи, делает вывод „ах, как хорошо“ и ищет практической реализации полученных впечатлений».

Другая причина ранней сексуальной активности, по мнению Кушнирчука, заключается в неразделенной любви у подростков: подобные драмы могут привести к непоправимым последствиям. В качестве аргумента он упоминает случай, в котором двенадцатилетняя девочка Таня выпила уксусную эссенцию из-за того, что мальчик Вовочка «ее не любил».

Среди других опасностей Кушнирчук выделяет «онанизм». Автор рассказывает о подростке, которого эта пагубная привычка якобы свела в могилу. Насмотревшись на похабное поведение старших, подросток, утверждает автор, начал мастурбировать, стал угрюмым и начал избегать общения с товарищами. Вскоре начали появляться непонятные боли в затылке – следствие страха перед тем, что все узнают и станут презирать его за «порок». Историю о подростке Кушнирчук заканчивает так: «Развившаяся на почве онанизма психическая болезнь привела к тому, что на восемнадцатом году жизни больной умер в психиатрической больнице…»

Конечно, автор оговаривается, что «онанизм» не всегда приводит к быстрой смерти, но все же вызывает «часто значительные разрушения и нарушения во всем организме – истощение и с ним неправильный обмен веществ, психическое угнетение, раздражительность, головные боли, дрожание рук, снижение работоспособности», а длительное занятие «онанизмом» лишает человека «основных морально-эстетических качеств, супружеской любви, эмоций красоты, общественности, оставляя плохой отпечаток на весь изуродованный остаток жизни». Согласно Кушнирчуку, чтобы не допустить развития пристрастия к мастурбации, родители должны следовать простым советам: «Ребенок должен спать, держа руки поверх одеяла, на жесткой постели, в прохладном помещении, не слишком укрытый, а проснувшись, не должен валяться в постели. Если детей несколько, то они не должны спать в одной комнате без присмотра». Никаких научных исследований автор не проводит и ни на какие результаты исследований не ссылается.

Несмотря на все старания доктора Кушнирчука «просветить» советскую молодежь, рукопись привела рецензентов в ужас и получила отказ в публикации. Один из рецензентов рукописи, доктор биологических наук профессор Василий Ефимов, разнес его рукопись в пух и прах, указывая на ее недостатки и антинаучность: «Никакого метода полового воспитания автор пока не дал, а то, что он описал в двух тетрадях, не может и не должно быть использовано в половом воспитании молодежи… Присланное им может принести вред»[30]30
  ГАРФ. Ф. 10049. Опись 3. Дело 98. Листы 66–67.


[Закрыть].

Пропаганда целомудрия (не работает)

Лишь в 1948 году в СССР выходит первая за почти двадцать лет молчания о «половом вопросе» брошюра по сексуальному просвещению – под названием «Здоровый брак и здоровая семья», авторства врача Льва Залкинда. Ничего общего с просветительскими материалами 1920-х у брошюры не было – она была чисто пропагандистской. Согласно Залкинду, сексом нужно заниматься только в браке, а половые отношения вне брака есть следствие «половой распущенности»[31]31
  Залкинд Л. А. Здоровый брак и здоровая семья. М: Медгиз, 1948. С. 12.


[Закрыть]. Залкинд также пытается убедить своих читательниц в необходимости как можно больше рожать и уверяет, что советское руководство о них обязательно позаботится. К примеру, он пишет, что любая многодетная мать в СССР «окружена почетом и всеобщим уважением, ее грудь украшают медали и ордена, а если она подарила государству и семье десять детей и больше, ей присваивают высокое звание матери-героини. Ни в одной буржуазно-капиталистической стране в мире не поставлена так высоко охрана материнства и детства». Залкинд также напоминает читателям о том, что в СССР аборт – это не только преступление, но и совершенно бессмысленный поступок, так как «женщине в Советском Союзе представлено широчайшее право и возможность иметь и воспитывать детей»[32]32
  Залкинд. С. 15–18.


[Закрыть].

Далее Залкинд многословно хвалит советских молодых людей за то, что, в отличие от молодежи на Западе, они не ставят свою сексуальную жизнь во главу угла и заниматься сексом не торопятся[33]33
  Залкинд. С. 37.


[Закрыть]. В последних главах брошюры Залкинд рассказывает о венерических заболеваниях, их симптомах и профилактике. Самый надежный и главный способ защиты от венерических заболеваний, по Залкинду, – это, конечно же, воздержание. Залкинд уверенно заявляет, – опять же, не опираясь ни на какие исследования и научные доводы, – что при половом воздержании люди «чувствуют себя полными энергии и творческих сил»[34]34
  Залкинд. С. 56.


[Закрыть].

Несмотря на то, что сталинская пропаганда пыталась убедить граждан сублимировать свою сексуальную энергию в работу на благо родной страны, не все советские люди хотели придерживаться столь пуританского образа жизни. Об этом, помимо прочего, свидетельствуют и описанные Кушнирчуком случаи, – единственная часть его труда, представляющая ценность, – когда подростки и молодые люди занимались сексом со своими сверстниками, часто неумело, травмируя и себя, и партнеров. Так, Кушнирчук рассказывал про случай пятнадцатилетней девочки, которая попала в больницу с признаками сифилиса:

Девочка с 10 лет находилась в обществе ребят 14–16 лет (девочек и мальчиков), занимавшихся очень часто играми в фанты. Проигрыши чаще всего оплачивались поцелуями. Будущая больная была самой младшей по возрасту в кругу играющих, самой неопытной в играх, а поэтому чаще других проигрывала… Под влиянием реплик и острот эротического характера система поцелуев послужила причиной половых сношений на одиннадцатом году жизни девочки…[35]35
  Кушнирчук. С. 50–51.


[Закрыть]

Кушнирчук рассказывал и о других играх, в которые играли подростки и которые, в отличие от фант, имели прямой сексуальный характер, а именно так называемые игры в «семью» и «брак». Так, он вспомнил случай, который произошел в одном из советских сел в годы НЭПа, где дети двенадцати и тринадцати лет играли в «мужа» и «жену»: «Причиной их {браков} были в обоих случаях игры, а последствиями – кроме лишения девственности девочек – некоторая психологическая реакция. Воздействием взрослых эти „браки“ были расторгнуты, двенадцати– и тринадцатилетние „мужья“ и „жены“ изолированы друг от друга, тем не менее в психологии каждого из них остался некоторый нездоровый след…»[36]36
  Кушнирчук. С. 57–58.


[Закрыть]

Взрослые мужчины подчас искали выхода своей сексуальной энергии не на работе, а в закрытых борделях, существовавших во многих больших городах СССР. Так, например, в 1947 году подобный «притон разврата» обнаружили в Ленинграде:

В начале февраля 1947 года <…> вскрыт в городе Ленинграде существовавший с 1944 года притон разврата, именуемый «Институтом» с порнографическим названием[37]37
  Название «института», к сожалению, нет возможности установить. – Прим. ред.


[Закрыть], имевший два «факультета» <…> Систематически устраивались на квартирах его участников оргии, во время которых демонстрировались различные извращенные способы половых сношений с обсуждением их достоинств и недостатков; изобретались и осуществлялись новые способы половых извращений; исполнялись порнографические литературные произведения <…> Установлено, что на сборищах отдельные участники притона восхваляли буржуазную демократию, клеветали на положение трудящихся в СССР и рассказывали антисоветские анекдоты[38]38
  ГАРФ. Р9474. Опись 33. Д. 2963. Л. 77.


[Закрыть].

Несмотря на раздельное образование, стигматизацию сексуального разнообразия, пропаганду деторождения с воздержанием вытравить из советских людей желание заниматься сексом для удовольствия у советской власти, конечно же, не получилось – даже в сталинскую эпоху. О том, что огромный интерес к сексу сохранялся, показывают дневники и письменные свидетельства того времени. Пятнадцатилетний сын Марины Цветаевой Георгий Эфрон приехал вместе с матерью из Парижа в Москву в 1939-м (кстати, он отмечал, что мать с ним совершенно не говорила о «половой зрелости и стремлениях, которые появляются в связи с появлением этой зрелости»). Спустя два года он пишет об одном своем однокласснике:

Довольно любопытно узнать, как мог вырасти в советских условиях этот юноша с совершенно извращенной психологией. Он парень неплохой, но на женщин смотрит плохо – сугубо с точки зрения полового использования… Он несдержан в половом отношении – типичный представитель теории «стакана воды»[39]39
  Теория «стакана воды» – взгляд на любовь, брак и семью, предполагающий отрицание любви и чувств, сводящий отношения между мужчиной и женщиной к инстинктивной сексуальной потребности. Согласно этой теории, удовлетворить сексуальные потребности – то же самое, что выпить стакан воды для утоления жажды. Теория получила распространение в 1920 е годы и даже приписывалась Александре Коллонтай (никаких доказательств, что она поддерживала подобные взгляды, нет).


[Закрыть]. Говорит, что «нужно пользоваться каждой дыркой». Узнав, что я приехал из Парижа, – первый вопрос о качестве публичных домов. Замечание о том, что «меня бы туда пустили» и т. п.[40]40
  Эфрон Г. С. Дневники: в 2 томах / подгот. текста, предисл., примеч. Е. Коркиной, В. Лосской. М.: Вагриус, 2007. URL: https://corpus.prozhito.org/note/44332.


[Закрыть]

Детство Татьяны Рожковой пришлось на революцию и Гражданскую войну, юность и студенчество – на 1920-е годы, а середина жизни – на Большой террор и Великую Отечественную. В 1949 году Татьяна делает такую запись в дневнике: «Все почти люди вокруг, даже и очень культурные и развитые, под близостью понимают только близость, не выходящую за пределы близости чисто физической». Сама Татьяна находит такое положение вещей печальным, поскольку секс без любви считает «физкультурой без тени сердечности»[41]41
  Дневник, 1947–1951 гг. // ГА в г. Тобольске. Ф. Р-1847. Оп. 1. Д. 57. Л. 73. Запись от 28.11.1949.


[Закрыть]. Однако ее – и не только ее – наблюдения показывают, что люди во второй половине 1940-х годов жили активной сексуальной жизнью, в том числе вне брака и не обязательно с целью исправить советскую демографию.

И тем не менее сталинская эпоха определенно стала временем консервативного поворота в СССР: на смену экспериментам и относительной свободе 1920-х пришла жесткая тоталитарная система, не предполагавшая малейших отклонений от линии партии. Это затронуло в том числе и подход к «половому вопросу»: государству нужны были многочисленная армия и дешевая рабочая сила.

Если в 1920-е годы идея революции и строительства нового мира включала в себя и концепцию новой сексуальности, то в сталинские годы эта концепция была вырвана с корнем. Руководство страны постаралось сделать все, чтобы о сексе как таковом граждане СССР думали как можно меньше – есть дела поважнее, например работать, воевать и умирать за родину. В таких условиях сексуальное просвещение, которое предполагало бы информирование молодежи как минимум о том, как предохраняться от нежелательной беременности, было просто не нужно. При Сталине секс превратился в постыдную тему, о которой не стоит говорить. Отсутствие какого-либо обсуждения сексуальной жизни и публичных дискуссий вокруг этой темы надолго сформировало у советских людей ощущение неловкости при разговорах на соответствующую тему. На многие десятилетия вперед.

Глава 3
Секс как измена родине: отношения советских гражданок с иностранцами в военное и послевоенное время. 1941–1954

Опасные связи: женщины Архангельска и иностранцы в годы войны

Когда нацистская Германия напала на СССР, Анне Огарковой, жительнице Архангельска, было двадцать четыре года. Муж отправился на фронт, Анна, как и тысячи таких же молодых жен и матерей, выживала в тылу с грудным ребенком на руках. Она устроилась работать официанткой в столовую британской военной миссии в Архангельске. Так случилось, что там она познакомилась с сотрудником британской миссии Джоном Басвеллом и у них завязались романтические отношения. Когда об этом прознал местный НКВД, Анну тут же уволили за «моральное распутство». Впрочем, увольнение не помешало женщине продолжать отношения с Басвеллом, и в 1944 году она родила от него дочь[42]42
  Здесь и далее: Novikova, L. Criminalized Liaisons: Soviet Women and Allied Sailors in Wartime. Arkhangelsk: Journal of Contemporary History. Vol. 55. No. 4 (October 2020).


[Закрыть].

Скупые архивные записи не дают представления о том, что творилось в душе у Анны Огарковой – хотя она, очевидно, не могла не испытывать сложные чувства, вступая в рискованные отношения с иностранцем в военное время, еще и находясь в браке. Тем не менее мы знаем, что с ней случилось впоследствии. Летом 1944 года НКВД начал расследование в отношении молодой матери (уже двоих детей), однако в тот раз никакой вины, кроме неверности мужу, следователи не обнаружили (а до криминализации супружеских измен дело не дошло даже в сталинском СССР). Тем не менее, несмотря на то что Анна не совершила ничего противозаконного, НКВД выслал ее из Архангельска в Ленский район – пустынную окраину области. А в 1949 году на нее снова обратили внимание органы, и последствия оказались куда печальнее: женщину арестовали и приговорили к десяти годам лагерей за «измену Родине».

Анна Огаркова была далеко не единственной женщиной, которая завела роман с иностранцем в 1940-е годы. В 1941–1945 годах в Архангельск и Молотовск (ныне Северодвинск) по делам ленд-лиза, то есть поставок вооружения, техники и оборудования в Советский Союз для помощи в войне с Германией, прибывали тысячи британских и американских моряков. Разумеется, случалось так, что местные женщины знакомились с иностранцами, заводили дружбу и отношения. Несмотря на то, что СССР, США и Великобритания вместе воевали против Гитлера и его союзников, на подобные связи советская власть смотрела крайне строго, и многие женщины, «связавшиеся» с иностранцами, подвергались серьезным преследованиям.

Валентина Иевлева, еще одна жительница Архангельска, вспоминала о времени, проведенном в Интерклубе – интернациональном клубе, специально организованном для иностранных моряков: «Обстановка там была такая красивая: барский особняк, кругом ковры, диваны даже из Москвы выписали. Мы, девочки войны, ничего этого не видели…» Туда охотно пускали советских гражданок – конечно, неизбежно случались романы с иностранцами.

У самой Валентины в военные годы были отношения и с англичанином по имени Томас, и с американцем Беллом Рауграфом. Дочку, которую она родила в семнадцать лет, она назвала в его честь, Беллой. Уже тогда, судя по воспоминаниям женщины, она понимала: хорошо эта история не закончится – но сопротивляться желанию, в том числе сексуальному, не могла и не хотела (эта история еще раз доказывает: советская власть не могла превратить людей в бесчувственные машины, чья единственная страсть – жить и умирать во имя партии).

Скоро видим: одна девочка исчезла из клуба, вторая, третья… Аресты.

Директор Интерклуба вызвал меня к себе: «Вы знаете, все иностранцы больные, сифилисные. Вы заболеете, искалечите всю свою жизнь». Наверное, хотел предупредить об аресте. Я и без него понимала: всех арестовывают, а я чем лучше? Знала, но все равно ходила.

Мама, конечно, меня отговаривала. И просила, и умоляла, и плакала. Но что можно сделать с одержимым человеком? А я была одержима.

Скоро иностранцы узнали, что девочек арестовали. Англичане даже устроили бунт, что их русских жен не выпускают из СССР, а что толку? Жен тоже посадили[43]43
  «58-я. Неизъятое». Валентина Иевлева. Портрет американского моряка // Новая газета. № 131 (27 ноября 2015). URL: https://novayagazeta.ru/articles/2015/11/27/66550-171-58-ya-neiz-yatoe-187-valentina-ievleva-portret-amerikanskogo-moryaka.


[Закрыть].

Не миновала эта участь и Валентину. Ее арестовали уже после окончания войны, в 1946-м. Сначала пытались добиться признания в шпионаже, позже подсадили к ней в камеру «наседку» – соседку-провокаторшу – и, после того как Валентина откровенно высказала все, что думает о советской системе, ее приговорили к шести годам за антисоветскую агитацию. Мать Виктории Иевлевой, отговаривавшая от опасных походов в Интерклуб, умерла в 1950-м, за два года до того, как ее дочь вышла на свободу. В 1959-м Иевлеву полностью реабилитировали, но никто, конечно, не мог вернуть ей ни мать, ни шесть лет молодости, проведенных в страшных условиях лагерей.

В такой жестокости по отношению к женщинам, позволившим себе любить моряков-иностранцев, видна определенная извращенная логика. СССР при Сталине был государством контроля и паранойи, и сам факт, что на территории Советского Союза находилось значительное количество иностранных военных (пусть и ситуативных союзников), очень раздражал власти – а уж любые связи между советскими гражданами и иностранцами воспринимались как прямая угроза герметичности страны, а значит, и угроза всей системе.

Так, в июле 1944 года нарком госбезопасности Всеволод Меркулов сообщил Сталину о том, что в Архангельске было установлено 1150 случаев личных отношений между местными жителями и иностранцами, причем сто пятьдесят из них носили «более или менее постоянный характер». Меркулов также отметил, что такие связи якобы способствовали формированию шпионских ячеек в городе. Чтобы контролировать ситуацию, активизировались местные органы госбезопасности.

С 1943 года в Архангельске началось систематическое преследование местных женщин, замеченных в отношениях с иностранными моряками. Арестованным выдвигали стандартные обвинения – спекуляция и проституция. На женщин откровенно давили, многих в итоге высылали из города. И конечно, для органов было на самом деле совершенно неважно, занимались ли они проституцией, или их отношения с иностранцами были построены на взаимной симпатии, или даже официально оформлены. Более того, стабильные здоровые отношения советских женщин с иностранцами раздражали власти даже сильнее, ведь было понятно: эти женщины с высокой вероятностью захотят эмигрировать на Запад со своими любимыми. А это вредило не только демографии, но и репутации Советского Союза как самой прогрессивной и привлекательной для жизни страны, где человек счастливо трудится на пути к коммунистическому будущему и помыслить не может для себя другой страны проживания[44]44
  Novikova. P. 6–11.


[Закрыть].

При этом, несмотря на то, что обо всех случаях интереса советских гражданок к иностранцам докладывали в Москву, официальных запретов вступать в отношения с гражданами других государств в СССР не существовало: о том, что это опасно (как и о многом другом в сталинскую эпоху), нужно было догадываться – а за недогадливость серьезно платить.

Трагедия Зои Федоровой и Джексона Тейта

Прямого запрета на отношения с иностранцами в сталинскую эпоху не было, однако было очевидно, что руководство страны совершенно не желало, чтобы его граждане свободно общались с иностранцами и уж тем более создавали с ними семьи. И это приводило к глубоко личным трагедиям на фоне коллективной травмы войны. Я расскажу одну из множества подобных историй – трагедию американского военного Джексона Тейта и советской актрисы Зои Федоровой, которых советское государство жестоко наказало за их любовь. Эту историю дочь Зои Виктория подробно изложила в книге «Дочь адмирала», послужившей одним из основных источников для этой главы.

Капитан Джексон (для друзей – Джек) Тейт прибыл в Москву в составе военной миссии в качестве заместителя главы морской секции, когда война постепенно клонилась к завершению – в январе 1945 года. Через месяц пребывания в столице СССР Джек затосковал, но все резко изменилось на одном из официальных приемов, организованных советскими властями. Обычное скучное мероприятие в особняке на улице Спиридоновка шло своим чередом, звучали речи во славу союзников и победы, люди ели и пили. Джек уже подумывал о том, чтобы уходить, когда в зал вошла изящная молодая блондинка в темно-синем платье. Гости, все как один, провожали ее глазами. Кто-то кивал ей в знак приветствия, кто-то просто глазел. Это была Зоя Федорова.

Джек тогда не имел ни малейшего понятия о том, что Федорова – известная советская актриса, и не сразу понял, почему девушка вызывала у всех такой интерес. Но, конечно, она была красива, глаз не оторвать – совсем не похожа на представителей партийной номенклатуры с их мрачными протокольными лицами. Впервые за все время пребывания в холодной и мрачной зимней Москве чувство апатии вдруг покинуло американца. Джек продолжал наблюдать за прекрасной незнакомкой, стараясь не привлекать к себе внимания. Смотрел, как она попросила бокал шампанского, отказавшись от водки, как со скучающей улыбкой слушала полного мужчину в коричневом костюме, типичного советского функционера. Когда нудный товарищ ушел и девушка осталась одна, их с Джексоном взгляды встретились[45]45
  Здесь и далее история Зои Федоровой и Джексона Тейта приводится в соответствии с мемуарами их дочери Виктории: Fyodorova, V., Frankel, H. Admiral’s Daughter. Feltham: Hamlyn, 1980.


[Закрыть].

Джек еще долго собирался с мыслями, стоит ли подходить к девушке и завязывать знакомство, когда к нему подошел его приятель – корреспондент американской газеты United Press Генри Шапиро.

– Джек, а ты знаком с Зоей? Пойдем, я тебя представлю.

Генри был давним приятелем Зои, он подвел к ней Джексона, представил их друг другу и, заметив кого-то из знакомых в другом конце зала, учтиво раскланялся, оставив пару наедине.

– Good evening.

– Good evening, – Зоя скромно кивнула в ответ. Обрадованный ответом на английском, Джек продолжил на родном языке:

– Вы говорите по-английски?

– Немного.

Между ними завязался разговор, хотя и не самый простой: английский Зои состоял только из самых простых фраз, а Джек вовсе не знал ни слова по-русски. Тем не менее в ходе ломаной беседы Джеку удалось узнать, что Зоя играет в театре и кино, а еще что она не замужем. Самому ему удалось с великим трудом объяснить Зое, что он в разводе. Не раз Джек и Зоя покатывались со смеху от того, как сложно им понять друг друга, но американец втайне негодовал: языковой барьер не позволял ему аккуратно подвести разговор к тому, чтобы пригласить девушку на свидание.

Но все-таки нужные слова нашлись, и Джек наконец спросил Зою, позволит ли она ему проводить ее домой. Она тут же покачала головой. Конечно, Джек ей понравился, и ей хотелось бы, чтобы он ее проводил, но в СССР все было не так просто. Для начала Зое нужно было хорошенько взвесить, не приведет ли ее новое знакомство к неприятностям. Все-таки ее отца репрессировали как «врага народа» за знакомство с иностранцем.

Они распрощались, но Джек выпросил номер телефона Зои и записал его в блокнот. Когда она уходила, американец с удивлением заметил, что перед тем, как покинуть зал, Зоя подошла к столу с едой, открыла сумку и украдкой сунула туда несколько ломтиков ветчины в салфетке. Шла война, и жить Зое Федоровой, несмотря на статус известной актрисы, было совсем не легко – как и большинству ее соотечественников.

Зоя вернулась домой, в квартиру, которую делила с сестрами Марией и Александрой, отдала три ломтика ветчины Александре (потому что у нее было двое детей), Марии – два. Благодарные сестры слегка пожурили Зою, ведь за кражу еды с приема ее могли и арестовать. На это Зоя только пошутила: «В следующий раз возьму с собой сумку побольше».

В ту же ночь Зоя рассказала, что на приеме познакомилась с самым красивым мужчиной в своей жизни. Сестры тут же принялись спорить, представляет ли такое знакомство опасность. Конечно, риск существовал – но Тейт все же был американцем, а США и СССР вместе воевали против Гитлера. К тому же Зоя была известной советской актрисой, и, возможно, ее статус мог как-то сгладить потенциальные проблемы. Сегодня такой ход мысли может показаться крайне неосмотрительным, но у тех, кто жил в сталинскую эпоху, не было информации о масштабах государственной паранойи в отношении иностранцев – а в любви людям свойственно вести себя безрассудно.

Джек, в свою очередь, никак не мог выбросить Зою из головы. Своего переводчика, советского гражданина, сопровождавшего его по долгу службы, Джек попросил перевести некоторые фразы с английского на русский и написать транскрипцию. Увидев фразы, переводчик улыбнулся, прекрасно понимая, что слова адресованы женщине. Получив перевод, Джек набрал номер Зои и все-таки договорился о свидании.

На следующий день переводчик осторожно спросил Тейта:

– Простите, капитан, те слова, которые вы просили меня перевести вчера, они были для какой-то русской женщины?

Джек нахмурился.

– И что с того?

– Нет-нет, я не имею в виду ничего плохого. Просто хотел заметить, что на вашем месте я бы не стал надевать свою военную форму, так для нее было бы лучше. Никаких неприятностей.

– Какие неприятности?

Переводчик лишь пожал плечами и отправился восвояси. Некоторые вещи о жизни в СССР иностранцы просто не понимали.

Первое свидание Джека и Зои прошло в ресторане «Москва», за скромным ужином и в компании русско-английского словаря – с его помощью они смогли узнать друг друга получше. На улице Джек попробовал взять Зою за руку, но она тут же отстранилась, объяснив, что демонстрировать нежности на публике в СССР считается неприличным. Джек не стал настаивать, и они продолжили гулять по вечерней Москве. Как раз когда они дошли до Красной площади, грянул небольшой салют. Зоя объяснила Джеку, что это был «салют победы», с помощью которого советское правительство извещало граждан, что Красная армия достигла на фронте еще одного успеха и до победы осталось немного.

Уже в квартире Зои Джек признался, что очень хотел бы видеть ее как можно чаще. Зоя вела себя более сдержанно. Джек ей нравился, но для начала нужно было объяснить иностранцу, насколько серьезными могут оказаться последствия такого романа для них обоих. Пытаясь найти подходящие слова в словаре, Зоя попросила Джека надевать на свидания простой костюм вместо мундира, чтобы не привлекать внимание окружающих, а еще не говорить по-английски в присутствии незнакомцев и даже в присутствии Зоиных друзей. Не то чтобы она им не доверяла. Она просто пыталась быть осторожнее, ведь она слышала немало историй о том, как друзья и даже члены одной семьи писали друг на друга доносы в НКВД.

– Но ведь наши страны – союзники, – недоумевал Джек, внимательно выслушав Зою.

– Сегодня – да, но кто знает, может, завтра все будет по-другому?

– Хорошо, это твоя страна, поэтому тебе лучше знать, – пожал плечами Джек. – Думаю, мне стоит работать над своим русским.

Приняв все меры предосторожности, Зоя и Джек продолжили встречаться, и чувства их друг к другу только крепли. Но будущее оставалось неопределенным.

– Что будет с нами? – однажды спросила Зоя Джексона. – Скажи мне правду.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Джек.

– Когда война закончится, ты уедешь?

Джек задумался.

– Я не знаю… Если честно, я еще не думал, как сделать так, чтобы у нас всё получилось. Мы и сами-то ничего толком не обговорили.

– Ты хочешь об этом поговорить? Скажи мне правду, Джексон.

– Конечно, – сказал он, притянув ее к себе. – Я не хочу тебя потерять, Зоя. Я люблю тебя так, как никого еще не любил, и я не хочу причинить тебе боль из-за этого.

– Ты не можешь причинить мне боль. Только если ты меня бросишь.

– Я не брошу тебя, – сказал Джек Зое, поцеловав ее. – Когда Германия сдастся, возможно, мне придется оставить тебя ненадолго. Еще идет война с Японией, и я думаю, меня отправят туда. Я до сих пор во флоте.

По щеке Зои пробежала слеза.

– Джексон, если ты уедешь в Японию, может быть, ты не сможешь вернуться в Москву.

– Тогда ты приедешь ко мне в Америку.

Зоя улыбнулась. Американец, такой наивный.

– А если мне не разрешат поехать в Америку?

Как эти русские любят волноваться и все усложнять!

– Зоя, наши страны – союзники. Между ними все хорошо. Кто запретит нам видеться? А главное, зачем? Наша любовь не нанесет никакой вред ни той, ни другой стране, – тут Джек взял руку Зои в свою, и ее беспокойство тут же рассеялось.

Наконец, настало 9 мая 1945 года, праздник со слезами на глазах, когда ликующие толпы заполонили улицы Москвы. Джек с трудом доехал до квартиры Зои – почти за час, хотя обычно его довозили за считаные минуты. Видя его униформу, люди постоянно останавливали его и, улыбаясь, кричали: «Американец! Победа!»

– Победа! Победа! – кричал и сам Джек, заходя в квартиру Зои, – она, счастливая, бросилась ему на шею. – Сегодня я могу носить свою форму!

– Конечно, сегодня можешь, – кивала счастливая Зоя.

После празднований они вернулись в квартиру Зои, и она с внезапной уверенностью сообщила Джеку, что знает: этим вечером она забеременеет. Влюбленные договорились назвать ребенка в честь победы: мальчика – Виктором, девочку – Викторией. Потянулись самые радостные дни их жизни: победа достигнута, они вместе, и счастье – вот оно. Но через две недели Джек, вернувшись в квартиру Зои, увидел, как она плачет – ее одним днем оформили на двухнедельные гастроли на Черное море: петь для солдат и в больницах.

Джек поцеловал рыдающую Зою:

– Я буду ужасно скучать, но это же не навсегда.

Постепенно Зоя успокоилась, и они нежно попрощались. Оба с нетерпением ждали, когда снова увидят друг друга. На следующее утро после отъезда Зои в квартиру, где жил Джек, постучал сотрудник американского посольства.

– Капитан Джексон Тейт?

Джек кивнул. Сотрудник посольства протянул ему конверт.

– Ордер на вашу депортацию. Советское правительство объявляет вас персоной нон грата. Вам нужно покинуть Советский Союз в течение сорока восьми часов.

Новости повергли Джека в шок. К нему не могло быть никаких претензий с точки зрения исполнения долга – он выполнял работу добросовестно и честно. Значит, причина депортации крылась в его отношениях с Зоей. Но отказываться от своей любви так запросто Джек не собирался и постарался об этом сказать в прощальном письме: «…я получил ордер покинуть страну. Никто мне ничего не объяснил <…> Я думаю, все это было придумано специально – твои гастроли и мое изгнание из страны, – чтобы разлучить нас. Они не хотят, чтобы мы любили друг друга <…> Но будущее принадлежит нам. Пока мы любим друг друга, ничто нас не разлучит. Я вернусь». Джек хотел передать письмо сестрам Зои, но, постучав в дверь их квартиры, не услышал ответа – пришлось опустить письмо в почтовый ящик в подъезде. Через два дня, как и было предписано, он покинул СССР.

Прошел месяц. Зоя, вернувшись в Москву, тщетно пыталась дозвониться до Джексона и сообщить ему, что беременна, но услышала лишь «по данному адресу Джексон Тейт больше не проживает». Подруга из американского посольства, знакомая по приемам, рассказала о поспешной депортации капитана Тейта.

– Но он же вернется? – растерянно спросила подругу Зоя.

– Зоя, – подруга пыталась звучать как можно мягче. – Ты сама прекрасно понимаешь, что нет.

Об аборте Зоя даже не думала. Даже не потому, что они были в те годы уже запрещены – она любила Джека и хотела от него ребенка. Если нужно воспитывать ребенка одной, значит, так тому и быть. Восемнадцатого января 1946 года она родила девочку, которую назвала Викторией. Уже в больнице она заметила холодность врачей и медсестер. И дело было не в обычной усталости – в коридоре возле ее палаты несколько дней дежурили сотрудники НКВД. Слежка продолжилась, когда она постепенно вернулась к работе. Незнакомцы смотрели за ней издалека на съемочной площадке, провожали взглядом во дворе дома, почти не скрываясь, шли за ней до метро. К одному из них актриса, не выдержав, подбежала и выпалила: «Что вам нужно?!», и тот забормотал, что лишь хотел посмотреть на известную артистку.