Текст книги "Пшеничная дорога"

Автор книги: Руслан Дружинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Как такое способно повлиять на причины? – ещё больше удивился Маэстро. – Мы встречаем подобные вещи на каждом шагу. Зачем же сводить их воедино?

Некоторое время Диана молчала, словно решая: продолжать ли разговор дальше или не пытаться объяснить Итону, как сильно для неё перемешались реальность и мысли? Порыв вечернего ветра зашипел в листве тополя, будто подсказывая девушке нужный ответ.

– Скажи, что общего между молодым псом без глаза, лакающим воду из сточной канавы – искалеченного, слабого, обречённым умереть этой зимой, и беременной женщиной? – не дожидаясь ответа, она торопливо продолжила. – Каждый из них в своём мире, у каждого из них своё будущее, они живут своими надеждами, но они существуют в одной реальности. Миры заключённые внутри нас – это единственное ценное настоящее. Всё остальное закрыто проблемами и оправданиями. Наше "Я" переворачивается среди дел повседневности: мы теряемся, тупеем, размышляем о жизни, как о чём-то практичном, раздражающем, но необходимом; ищем счастья в собственной глупости, в отрешённости, называя безумцами тех, кто сумел поставить "Я" на ноги, смог его разглядеть...

– Это ты и называешь «не своей жизнью»? – нахмурился Итон. – Счастье, искусственно созданное на дороге среди пшеничных полей? Мысли, разговоры и маки на месте выкорчеванной пшеницы? Беззаботность за счёт Иохима? Ты просто боишься реальности, боишься своей человеческой жизни!

– Мой дом, мой путь, мои мысли – единственное, что меня оживляет. И да, я боюсь, – согласилась Диана, переведя взгляд серых глаз на Маэстро. – Реальная жизнь ударила меня очень сильно, показала, что я только причина. Рождённые зря – так называют людей, которые появились на свет только чтобы промелькнуть на картине, стать деталью события, затухающей нотой финала...

– Знаешь, а ведь на Тоте хватает людей, кроме тебя, – возмутился Итон. – Хотя их немного, и живут они друг от друга за сто километров... Мне кажется, тебе просто нравится считать себя особенной: забить себе голову, не думать о будущем, считая, что в этом есть смысл. Так вот – смысла нет. Будущее очень скоро настигнет тебя, и придётся принимать непростые решения. В этот миг туман в голове, который затмил здравый разум, помешает тебе поступить верно. Неправильные мысли приводят к неверным поступкам.

Глядя на носки своих туфель, Диана сказала.

– Человек никогда не будет одинок по-настоящему, если останется совершенно один. Если он совершенно один, ему незачем надеяться на встречу с другими. По-настоящему одиноким человек может быть только когда рядом с ним безразличные люди... Сто километров – путь гораздо более близкий, чем человеческое понимание... Ведь даже ты не любишь меня. Верно, Итон?

Диана подняла глаза на Маэстро, ожидая от него отрицания и мечтая, чтобы Итон её переубедил. Но он не мог признаться в том, чего не было. Каждый раз, когда речь заходила о чувствах, перед глазами Маэстро стояла Анка. К странной девушке с Тота Итон испытывал не любовь, а скорее – интерес. А ещё сострадание, как к лишившемуся ног человеку, который не сможет без чьей-то поддержки жить самостоятельно, и как бы ни был зол на судьбу, вынужден цепляться за помощь других.

– Верно... Мы друг другу никто, – догадалась о его невысказанных мыслях Диана. – Не нужно спасать меня из человеческой солидарности. У нормальной личности есть более важные, призывающие к жизни дела: экзамены, поступление в Высшую школу, спорт-грайвы, и любимая девушка на Земле. В твоей жизни нет места случайностям, а я – случайность. О таких как я, повстречав на пути, забывают, или стараются поскорее забыть погрузившись в дела. Зачем помнить нечто пустое, дурацкое, не способное себя прокормить, но обречённое выращивать еду для других?

Постепенно к Итону пришло осознание, что чересчур наивно было рассчитывать изменить Диану одним разговором, пусть и на месте её бывшего дома. И всё же он чувствовал странную тягу к этой девушке – единственному человеку на Тоте, живущему не своей жизнью – потому что он, Итон, пусть и временно, оказался на том же пути. Дела Симеона, планы Саши, замкнутость Виктора – были чужды его собственным взглядам на жизнь. Разница между Итоном и Дианой заключалась лишь в том, что Маэстро вырвется с Тота обратно к гонкам, к друзьям, к привычным заботам, а Диана останется здесь навсегда. Ради одной этой причины не стоило бросать попыток вернуть ей ощущение человеческой жизни.

Оглянувшись на тополь, Итон проговорил:

– Сомневаюсь, что люди посадившие единственное на Тоте дерево, преодолевшие все препятствия ради воплощения своей мечты, хотели, чтобы их дочь осталась без будущего. Тебе нужно заняться делом, всё равно каким – учиться, работать, завести семью, воспитывать детей, возделывать поля, найти друзей... Человеку необходимо что-то делать, чтобы вырваться из круга собственных мыслей; что-нибудь, на что можно опереться в беде, в чём можно найти утешение, когда тебя одолевают сомнения. Нельзя оставаться с мыслями наедине, нельзя допускать, чтобы на целой планете не нашлось ничего, что может стать твоим смыслом жизни.

– Или не нашлось никого... – отвернувшись, чуть слышно прошептала Диана. – Но жизнь не сказка, и принцы не прилетают на шаттлах для спасения сумасшедших принцесс. Прости, что заставила заботиться о себе, Итон. Мне этого не хотелось... Я дала жизни время. Если в ней ничего не изменится, тогда жизнь не справилась. Как много бы ты отдал за шанс, чтобы встретить на пути чудо? Чтобы попытаться с ним хотя бы заговорить?

– Наверное, очень многое... – ответил Маэстро, понимая, что их разговор подходит к концу.

Диана поднялась, стряхнула с платья пшеничные зёрна и зашагала по протоптанной в поле тропинке. Пройдя с десяток шагов, она неожиданно обернулась.

– Твои родители тоже не хотят для тебя плохого будущего?

– Конечно же не хотят, – честно признался Маэстро. – Девяносто четыре балла – это недостаточное достижение, но не для них, а для меня. Жизнь, как и любовь, необходимо возводить по кирпичику. Слишком редко происходят счастливые случаи, которые решают судьбу. Также редко встречается и любовь с первого взгляда. Школа, экзамены, увлечения и работа – это человеческая проверка на прочность, такая же важная, как признание в любви, близость и решение остаться с дорогой тебе половинкой.

– Верно... – согласилась Диана, о чём-то задумавшись. – Родители всегда хотят для нас лучшего, и чтобы поставить нас на ноги, готовы на всё. Только вот цена жертвы иногда оказывается непосильна... Что будет, если твоё завтра, которое ты старательно складываешь по кирпичику, неожиданно рухнет? Что будет, если девяносто четыре балла никогда не превратятся в сто тридцать?

Слова Дианы кольнули Итона. Она спрашивала прямо, не сводя с него глаз, серых, как осеннее небо. В этих глазах отражалось пустынное пшеничное поле и парень, стоявший возле единственного дерева Тота. Что будет, если он не успеет стать личностью и все планы окажутся недостижимой ступенью?

– Мне придётся выбирать и принимать непростые решения, – сказал Итон. – Расставаться с привычным образом жизни, пожертвовать интересами. Быть может, пойти по пути, которого я не хочу. Но такова жизнь человека: чтобы сохранить её, мы должны делать то, чего никогда не хотели.

– Будешь давить, как Симеон? Тоже захочешь укрепить свою судьбу на все три метра? -улыбнулась Диана.

– Мой дед не такой плохой человек, – Итон вернул ей улыбку, вспоминая утренний разговор с дедом. – Он суров и практичен, но не жесток. Симеон переживает за тебя – ведь это его идея – привезти тебя на место вашего бывшего дома.

– Симеон?.. – улыбка исчезла с лица Дианы, в глазах зажглись искорки беспокойства. – Так вот что...

Оборвав себя на полуслове, она бросилась к велосипеду...

***

Когда Итон выбежал на дорогу, уже не было видно ни Дианы, ни велосипеда. Она хорошо знала Тот и скорее всего решила вернуться домой через поля, засеянные в этом месте высокорослыми сортами пшеницы. В сгустившихся сумерках Маэстро не смог различить бирюзового силуэта. Ничего не оставалось, как вернуться к брошенному вдалеке грайву. До машины пришлось бежать всё расстояние, которое они проехали вместе. Карта состоящая из жёлтых квадратов почти ничего не могла подсказать. Чтобы хоть немного сократить расстояние, Итон решил пересечь последнее поле наискосок.

Плотные стебли недружелюбно встретили парня, норовя хлестнуть его по лицу и одежде. Чтобы не потерять направление и не заблудиться среди километров полей, Итон никуда не сворачивал, приминая упругие колосья ногами и настойчиво пробиваясь вперёд.

Неожиданно в воздухе запахло озоном. Итон явственно ощутил, как приподнимаются волосы на его голове. Примятые стебли пшеницы начали подниматься, словно каждый колосок тянуло к ночному небу на невидимой нити. На Итона навалился тяжёлый, сотрясающий тело и неприятно отдающийся в желудке энергетический гул. Маэстро замер, слушая пощёлкивание и шелест оживших колосьев. Исполинская тень заслонила звёздное небо – гигантский, рыжий комбайн с выключенными габаритными фарами проплыл так близко, что Итон разглядел вращающиеся под брюхом машины жатвенные механизмы.

В голове Маэстро мелькнула мысль о жатве, которая – он знал! – должна начаться только через два дня. То, что Итон видел сейчас, не могло быть запланированным сбором пшеницы. Комбайн уничтожал попавшие в его чрево колосья, над венцами которых машину несли гравидвигатели. Жатвенные лезвия грубо заглатывали пшеницу, под днищем что-то ритмично вспыхивало, после чего сверху сыпались обгоревшие до углей пшеничные зёрна.

Воздух наполнился запахом гари, вокруг Итона стелился дым и кружились невесомые хлопья белого пепла. За минуту от нивы, по которой проложил путь комбайн, не осталось ничего, кроме чёрной, обездоленной полосы.

Итон был абсолютно уверен, что комбайн двигается к дому Калугиных. Вспышкой молнии в голове промелькнули слова Симеона, его просьба увезти сегодня внучку Иохима подальше от фермы, напряжённый взгляд Дианы и её поспешное бегство...

Комбайн набирал ход в сторону дома Калугиных, а у Маэстро не было ничего, чтобы его задержать, кроме отданного Симеоном планшета.

***

Пшеничные поля сменились волной ярко-алых бутонов. Когда зашло солнце, маки закрылись, словно больше не желая видеть окружающий мир. Диана бросила велосипед у крыльца, торопливо взбежала по лестнице, распахнула входную дверь дома и уже сделала глубокий вдох, чтобы позвать Иохима, но замерла в нерешительности.

На первый взгляд, всё было в порядке: мерно отсчитывали секунды прожитой жизни часы, в полутёмных комнатах застыла старая мебель, родители молчаливо смотрели на дочь с фотографии, стоящей на каминной полке. Но Диане отчего-то казалось, что в доме она не одна. Тишина не смогла её обмануть – само зло живёт в тишине.

Диана почувствовала резкий химический запах. Почти сразу до её слуха донеслись звуки булькающей жидкости и чьих-то шагов. Осторожно ступая по доскам паркета, девушка кралась по дому, будто исследовала не собственное жилище, а незнакомый ей лабиринт, где за каждым поворотом таились чудовища.

Заглянув в маленькую кухню, она увидела Александра с канистрой в руках. Старший внук Симеона торопливо разбрызгивал горючее по стенам и по полу. Волосы Саши были всклочены, рубашка небрежно расстёгнута, лицо пошло пятнами от волнения. Он то и дело озирался по сторонам и, встретившись глазами с Дианой, словно окаменел. Наступившая тишина нарушалась только журчаньем льющегося из канистры горючего...

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, не зная, что делать и что говорить. Целая жизнь на мгновенье замерла, решая, кому здесь оставить роль жертвы, а кому дать роль судьи. Тишину прервал вопрос испуганной девушки.

– Что вы делаете?..

***

Втаптывая на бегу обгоревшие зёрна, Итон догнал удаляющийся комбайн, и ухватился за металлическую скобу на корме. Он начал карабкаться вверх, к аппаратному отделению. Комбайны на Тоте управлялись дистанционно при помощи заложенных в бортовой компьютер программ. Сбои системы приводили к авариям, а неумелое программирование могло стать причиной трагедии, но Маэстро сразу подумал о Симеоне...

Дед Итона всё рассчитал наверняка, сделав ставку на слабое здоровье Иохима: перенастроил программу, превратив комбайн из помощника человека в орудие зла. Но не это сейчас волновало Маэстро: он и сам догадался, что виной всему стали чужие наделы, о которых мечтал Симеон. Желание деда давить неугодных от простых рассуждений перешло к конкретным делам. Комбайн сжигал чужое зерно, собираясь врезаться в дом Калугиных.

Итон карабкался вверх по обшивке к следующей линии скоб для технического обслуживания. Рядом протянулись поручни для карабина страховки. Ремонт комбайнов обычно проводился в депо в деактивированном состоянии. Попытки «оседлать» огромную сельскохозяйственную машину во время работы могли кончиться плохо. Итон посмотрел вниз и голова закружилась от десятиметровой высоты, на которую он уже смог подняться. Поле под комбайном тонуло в облаке смолянисто-чёрного дыма.

Когда до аппаратного люка оставался какой-нибудь метр, комбайн резко подскочил вверх – столб дистанционного управления машина «перепрыгнула» на гравидвигателях. Такое решение бортового компьютера стало для Итона полной неожиданностью. Маэстро не удержался, и с криком сорвался с наружной обшивки.

***

– Что вы делаете? – севшим от страха голосом спросила Диана. Александр шагнул было к ней, но девушка отступила.

«Не смог её задержать! А ведь я так и знал, что этот идиот с Земли даже с лёгким поручением не справится! Зря Симеон доверил ему занять девчонку хотя бы на час!», – вспыхнуло в голове Саши. Стараясь придать голосу успокаивающие интонации, он проговорил.

– Иохим тебе не сказал? Мы с ним договорились вытравить здесь кое-кого... паразитов.

– Нет, вы врёте... – Диана отрицательно повела головой, продолжая отступать в глубину дома. – Это наш дом! Чем мы вам помешали? Скажите, зачем?!

«Проклятье! И что теперь делать? Дура-дурой, а обо всём догадалась!» – стиснув зубы, Саша лихорадочно соображал и неожиданно его озарило. – «Точно. Дура. Ведь она полоумная, и ей никто не поверит, даже если попытается рассказать. Сумасшедшую слушать не станут!»

– Не пп-подход-ддите ко мне... – срывающимся голосом, попросила Диана. Мягко, словно отстраняясь от хищника, она пятилась к выходу. Ей стало понятно, что Иохима нет в доме – никто не сможет помочь.

– Да что ты, я же никакого вреда не хочу... – Александр изобразил на лице улыбку, но в голове у него блуждали совершенно иные мысли.

«А если всё-таки найдёт кому рассказать и поверят? Она же ненужный свидетель. Пусть не в здравом уме, но всё видела! Она видела!.. Что же со мной тогда будет? Высылка с Тота и тюрьма на Земле? А как же Злата? Зачем только я согласился, зачем позволил деду себя уговорить?! Зачем решился поджечь, и что-то доказывать старику?! Калугиных выставят, а пока будут искать поселенцев с Земли, Симеон договорится в администрации о наделах... Жатва. Оставшееся от Калугиных зерно собирать некому, а Симеон лучший хозяин на Тоте, сосед! Возьмётся убрать поля под обязательство, что по завершению работы наделы Иохима отойдут в его пользование! Вот как старик хотел продавить!»

Новая мысль открыла для Александра дорогу, о которой он прежде не думал. Страх и отчаянье подтолкнули рассмотреть все варианты.

«Точно, давить! Когда сам в западне – дави, чтобы вырваться! Её дави, пока есть минута. Сломавшийся комбайн врежется в дом, начнётся пожар, и что странного в том, что потерявшая рассудок девушка сгорит заживо? Сколько раз такое бывало, что лишившиеся рассудка люди сгорали без помощи? Она здесь одна, совершенно одна!»

– Диана, – мягко сказал Саша, незаметно отводя канистру за спину. – Что тебе взбрело в голову? Мы же соседи... Пусть не понимали друг друга, но кто тебе дал право обвинять меня в несусветных поступках? Да ты что! Ты хоть понимаешь, что говоришь?

Объясняясь вот так, он всё ближе подступал к девушке, которой и бежать теперь было некуда. Диана уперлась спиной в антикварный буфет, ваза с маками упала на пол, вода залила рассыпавшиеся листы с рисунками и перчатки для садовых работ.

– Где Иохим?.. – жалобно всхлипнула девушка. – Зачем вы делаете это со мной? Зачем хотите сжечь дом? Зачем?!!

– Сжечь дом? Да у меня и в мыслях такого не было... – Саша остановился в двух шагах от Дианы и внезапно заговорил ледяным тоном. – А зачем ты на Тоте? Ты сама-то подумай, зачем ты живёшь среди нас? Бесполезная тряпка, от которой ничего не зависит, которая ничем не занимается! Петляешь словами, пыжишься, жалеешь себя, а на деле – обычная иждивенка, паразит, который тянет соки из высохшего, почти сваленного жизнью дерева. Зачем ты вообще существуешь?!

– Кто ты такой, чтобы решать, жить ли мне или исчезнуть? – спросила Диана, шаря за спиной по буфету.

– А зачем тебе жить, если собственное существование в тягость?! – рявкнул парень. – Кто не борется, кто не давит, кто хочет жить так, чтобы его не трогали – тот больше всех и теряет. Вокруг безвольных глупцов другие строят нормальные жизни! Не стой на дороге, исчезни!

С этими словами, Саша бросился на Диану...

***

В последнее мгновение перед падением, Итону удалось ухватиться за нижнюю скобу комбайна. Ноги обволокло жарким дымом, одежда и волосы пропитались запахом гари. Неимоверным напряжением мышц, он подняться из марева сжигающей зерно печи. Маэстро перехватывал немеющими пальцами скобы, подтягиваясь на руках, пока не нащупал ногами опору. С великим трудом Итон взобрался обратно к люку в аппаратную. Он открыл герметичную крышку и лицо осветило зарево зелёных светодиодов.

Комбайн снова резко качнуло, но на этот раз Итон был готов к неожиданностям. Вцепившись руками в люк, он смог удержаться, и тогда его взгляд обратился к полям. Впереди угадывались очертания дома Калугиных. На полной скорости комбайн мчался к ферме Иохима, попутно сжигая тонны созревшей пшеницы.

Итон выдернул шнур из рулетки бортового компьютера, подключил штекер к разъёму планшета, и на экране немедленно вспыхнула череда предупреждающих надписей о столкновении. В груди Маэстро кольнуло от дежавю: экстренная программа заблокировала управление, решив, что комбайн попал в аварию, и теперь пыталась его спасти. Точно такая же автоматика чуть не погубила Итона во время гонок на трассах Земли. Чтобы отключить блокировку управления, требовалось ввести несколько команд в системную консоль. Трясущимися пальцами Итон быстро набивал нужные комбинации символов на экране планшета. Человек требовал от исполинской машины немедленного подчинения.

***

Диана вскрикнула и отпустила ручку садовых ножниц. Лезвие вошло глубоко в шею не ожидавшего этого спонтанного нападения Саши. Канистра с грохотом выпала из его ослабевшей руки. Александр изогнулся от боли, а когда попытался закричать, из горла с хрипом хлынула кровь. Сделав неловкий шаг назад, но оступился и упал в растёкшееся топливо. Опёршись на руку, Саша попытался подняться, но у него не получилось...

Всё это время Диана с остекленевшими от ужаса глазами прикрывала губы ладонью. Ей хотелось кричать, но возглас застрял где-то в груди. Нужно было позвать на помощь, связаться по видеосвязи с космопортом, вызвать медицинский патруль, но девушка растерялась и только мелко отступала от подтекающей к носкам её туфелек лужи горючего.

Внезапно стены дома Калугиных задрожали. Взглянув в окно, Диана увидела перед маковым полем громоздкий комбайн. Машина медленно накатывалась на ферму, но девушка даже не пыталась сбежать. Диана оторопело наблюдала, как на её дом надвигается неумолимое уничтожение.

Но трагедии не произошло. Комбайн металлически лязгнул и, натужно скрипя, замедлил ход. Какое-то время гравидвигатели по инерции катили рыжую гору металла вперёд, пока передняя кромка жатвенного механизма не замерла перед маками спавшими в душной августовской ночи.

***

– Когда человек рождается, смерть собирается в дорогу. Когда человек рождается, смерть собирается в дорогу. Когда человек рождается, смерть собирается в дорогу... – повторяла Диана в объятиях Итона. Бирюзовое платье забрызгала кровь. Руки судорожно сжимали садовые ножницы, так что Итон не смог разжать её побелевшие пальцы. Диана выдернула орудие убийства из шеи замершего на полу Александра, когда Итон ещё не вошёл в дом. Вид хлынувшей из раны крови потряс девушку гораздо сильнее, чем шок от убийства. Маэстро нашёл её в невменяемом состоянии, стоящей на коленях возле трупа своего двоюродного брата.

– Тише, тише... – шептал Маэстро, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Он вывел Диану из дома на свежий воздух, подальше от химической вони топлива. Мысли Итона путались в голове. Он не знал, должен ли ненавидеть Диану за убийство Александра. Слишком ясно перед глазами стояла картина происшедшего: перенастроенная программа комбайна, попытка поджога, коварный план Симеона по захвату земли... Но доказательств у него не было. Так ли всё случилось на самом деле? Виновен ли Симеон, или комбайн Калугиных сломался по причине скверного программирования? Итон не знал, что произошло в доме Калугиных. Быть может сейчас, он обнимает и успокаивает обезумевшую убийцу.

– Скажи, что здесь произошло? – развернул он Диану за плечи. – Отвечай!

Взгляд девушки скользнул по Маэстро, губы бессознательно продолжали шептать.

– Человеческая глупость – дар, с которым люди могут быть любимы и счастливы, но не могут заметить, как зло подбирается к ним...

На тёмном горизонте замерцали тревожные вспышки сигналов. В сумерках показалось несколько быстро приближающихся к дому грайвов. На диспетчерском пульте депо наконец-то заметили странное перемещение комбайна к ферме Калугиных, и выслали патрульные службы. Но быстрее спасателей к дому примчался грайв тёмно-зелёного цвета. Стоило машине остановиться, как из кокпита выскочил встревоженный отец Александра.

***

– Убийца! У-би-ий-ца! – крик Златы Собатской добавил этой ночи пронзительных звуков. Гудели двигатели, из патрульных машин слышались сиплые переговоры по рации. Рыжеволосую невесту Александра с трудом удерживали старшие братья, иначе она бы накинулась на Диану, которую вели к машине двое полицейских.

...Это было первое убийство за всю историю Тота. Никто не ожидал, что на мирном, сельскохозяйственном спутнике случится такая трагедия. Однако причину, казалось, быстро нашли.

– Девочка сумасшедшая, – с уверенностью шептались собравшиеся возле дома Иохима соседи. – Ей здесь не место. Вечно бормочет себе что-то под нос, ни о чём нормальном с ней не поговоришь. Всех чуждается, злая, не наша. У такой рука точно не дрогнет человека зарезать. Нелюдимая – значит не любит людей. Но кто же знал, что такой парень погибнет!..

Ещё один отчаянный вопль Златы раздался, когда из дома Калугиных вынесли на носилках запечатанное в пластиковый мешок тело. Повторяя Сашино имя, Собатская бросилась к медицинской команде, чтобы в последний раз увидеть лицо любимого. Слёзы Сашиной невесты ещё больше омрачили направленные на Диану людские взгляды. Симеон и Виктор шли за носилками. Дед ссутулился, словно за одну ночь постарел на много лет, даже седины в его редких волосах стало больше. По покрытому тёмным загаром лицу Виктора катились крупные слёзы.

Дойдя до полицейского грайва, Диана оглянулась, и смерив взглядом фермеров Тота, нервно им рассмеялась. Среди сдержанного гула сирен и перешёптывания соседей, её смех прозвучал неожиданно громко, почти безумно. Диана отыскала глазами Маэстро, и Итону показалось, что взгляд девушки прояснился. И пока полицейские, недовольные происходящим, не затолкали Диану внутрь раскрашенной жёлто-синей штриховкой машины, она всё смотрела на Итона, словно не желая расстаться с единственным человеком на Тоте, который понимал её и мог ей помочь.

– Ещё смеётся, тварь поганая... – сплюнул кто-то из стоявших рядом мужчин. – Ей богу ведьма-полуденица. Ничего, будущее ей теперь обеспечено: лет десять в камере на Земле просидит...

Итон смотрел вслед полицейскому грайву, и вспоминал беседы с Дианой среди залитых солнцем полей. Понять эту девушку не мог никто на маленьком спутнике. Гораздо проще было объявить её сумасшедшей, обрить наголо, отправить в дом скорби и забыть навсегда, нежели разобраться в том, что она говорит.

"Ей страшно, – подумал Итон. – Должно быть, ей сейчас очень страшно...".

***

Произошедшие события и смерть Саши изменили привычную жизнь в доме Симеона. Через два дня началась жатва – это жаркое время, когда комбайны обрабатывали сотни тысяч гектаров полей, проходя над налитыми зрелым зерном колосьями рядами металлических великанов. Подчиняясь заложенной в бортовые компьютеры программе, машины придерживались чёткого курса, ни на метр не отходя от наделов. В эти дни за комбайнами следили с особой тщательностью: в депо космопорта слишком хорошо помнили трагедию на ферме Калугиных.

Впрочем, никто не мог сказать точно, что произошло в доме Иохима. Версия о том, что сумасшедшая девушка убила Александра в припадке ярости, постепенно обрастала подробностями. Стало известно о разлитом в комнатах химическом топливе. Никто не мог точно сказать, что понадобилось Александру среди ночи на ферме Калугиных.

Теперь люди обсуждали не только Диану, но и семью Симеона. И не важно, что на Тоте проживали всего сто двадцать три фермера, причём на значительном удалении друг от друга. Жатва требовала движения, землевладельцы курсировали между наделами, и встречаясь дружно обсуждали страшную новость – первое убийство на Тоте.

Полицейское отделение спутника состояло всего из двух патрульных и офицера. Они взяли показания у Виктора, Симеона и у соседей Калугиных, но почти ничего не узнали. Итона допросили одним из первых. Он подробно рассказал обо всём, что видел, за исключением подслушанного разговора между Симеоном и Сашей в ночь перед убийством. На вопрос о том, что происходило внутри дома Иохима, он также не смог ответить. Допрос вёл офицер средних лет, с намечающейся проплешиной в волосах и усталыми, отёкшими от бессонных ночей глазами. Он расспросил Итона о его встречах с Дианой Калугиной, об отношениях с Иохимом, и о том, что делал Маэстро в день совершения убийства.

Покинув кабинет, Итон задержался у двери. Он случайно услышал, как в разговоре с коллегами офицер сетует, что дело Калугиной придётся передать на доследование Земле.

Не меньше забот доставили полиции Тота поиски Иохима. В день, когда случилась трагедия, старик так и не вернулся с полей. Патрульные тщательно обследовали десятикилометровую полосу выжженного зерна, а затем ещё сотни гектар близлежащих полей, но не нашли и следа последнего родственника Дианы. Что с ним произошло и куда он исчез – так никто и не узнал. Предполагали, что слабое здоровье Иохима подвело его во время подготовки к сезону жатвы. Нынешняя сдача зерна для Калугиных была решающей: от неё напрямую зависела судьба фермы. По иронии судьбы пшеница на полях Иохима так и осталась неубранной. Горячие ветры Тота клонили отяжелевшие колосья к земле, постукивали в опечатанные двери фермы, касались маковых лепестков и тихо перешёптывались в кроне единственного на спутнике дерева...

***

– Ты скоро от нас уедешь. Знаю, – сказал Симеон, крутя трубку в ладонях. Итон взглянул на деда, с трудом узнавая его: Симеон осунулся, щёки покрылись густым слоем щетины, а под глазами образовались мешки. Всю заботу о жатве дед переложил на сорокалетнего сына. Сам Симеон не появлялся в полях, проводя дни на крыльце дома, где молчаливо взирал на неубранную пшеницу. Это было так на него не похоже, что никто из семьи не смел вырвать старика из состояния забвения. Каждый старался заниматься собственными делами. Итон готовился к экзаменам, изучая учебники, заложенные в школьный планшет; Виктор не появлялся дома с рассвета и до заката, а когда приходил, молча ужинал и ложился спать в своей комнате.

Дом замолчал. Разговор, на который Итон был приглашён Симеоном в столовую, стал первым за всё время после убийства Саши. Маэстро внимательно слушал деда, сидя в кресле напротив.

– Ты говорил с матерью по видеофону? Я слышал... но не подслушивал, – предупредил Симеон.

– Говорил, – кивнул Итон. – Я сообщил ей о том, что здесь произошло... Она не хочет, чтобы я оставался на Тоте.

Дед пристально разглядывал внука, словно задумался о чём-то важном.

– Как здоровье Ирины? Мне показалось, у неё слабый голос.

– На Земле здоровье стоит дорого, – уклончиво ответил Маэстро и Симеон вяло ему улыбнулся.

– Благодаря матери ты учишься в хорошей школе, а не занимаешься делишками своего проходимца отца. Но ты не можешь бесконечно рассчитывать на Ирину. Горе родителей в том, что они смертны, хотя именно от родителей зависит будущее детей.

Старик не сводил с Итона покрасневших глаз. В доме было слышно только тихое гудение энергосистемы.

– Твоя Диана убила не только Сашу, не только разрушила любовь и счастье Златы Собатской, она вонзила садовые ножницы в моё будущее... – потухшим голосом проговорил Симеон. – Всё, что я сделал, чего достиг, все богатства, которые собирался оставить после себя – заработаны благодаря спутнику. Вся моя жизнь, как и жизнь этого дурака Иохима, посвящена ребёнку Земли – Тоту... Мы отдали ему свои лучшие годы, пожертвовали своими любимыми, так что выжженный шрам на лице этого маленького пшеничного ублюдка – небольшая плата за судьбы людей... Никто не знал, что Тот отплатит нам сторицей... Диана – вот его месть, порождение его младенческих, глупых сомнений. Она болтала безобидную чушь, а когда жизнь прижала – ударила в ответ, пустила кровь, как и любое человеческое дитя...

Симеон подался вперёд над столом, безумно сверкая глазами.

– Они все... Все такие. Человек, который сторонится нормальной жизни – убийца, которому ещё не представилась возможность совершить преступление. Я ненавижу Калугину, ненавижу её за смерть Саши, и за то, что моя жизнь обесценилась. Виктор не справится с фермой. Он неправильно мыслит, неправильно воспринимает наш спутник... А если и справится, завещать дом будет некому. Знаю.

Горе старика не тронуло Итона. Не сообщив полиции о подслушанном разговоре, Маэстро сохранил своих близких, но теперь другой человек мог понести наказание: защищавшийся в собственном доме! Не выдержав мысли о несправедливости, юноша вскочил со своего места.

– Что стало с Иохимом?! Что ты хотел сделать с домом Дианы? Зачем? Отвечай!

– Ничего не хотел... – по губам старика скользнула улыбка, но она тут же сменилась измученным выражением лица. – Хотел, чтобы всё было правильно, чтобы на Тоте жили лишь те, кто хочет заниматься порученным делом. Разве это плохо, если ты поступаешь правильно и торопишь необратимое? Калугиных всё равно бы вышвырнули со спутника: не с этим урожаем, так со следующим, а Саше нужен был дом – своё место под солнцем. Он не соглашался со мной, спорил, но всё же решился помочь... Жизнь Иохима Калугина не сложилась. У него не было достойного наследника, у его фермы не было будущего, а у меня было всё... Александр стремился к счастью, любил, хотел жить!