Текст книги "Пшеничная дорога"

Автор книги: Руслан Дружинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Дружинин Руслан Валерьевич
Пшеничная дорога

– Ну так что? – требовательно спросила Анка, строго глядя на Маэстро подведёнными малиновым цветом глазами.

– Что? – переспросил её Итон.

– Проклятье, ты меня совершенно не слушаешь! – красивые глаза выдали раздражение девушки, хотя всю нижнюю часть её лица скрывала обшитая красными стразами маска. Ехавшие на общественном монорельсе люди были вынуждены носить респираторы, чтобы не дышать проникавшим через вентиляцию вагона воздухом. Анка и Итон стояли рядом, держась за один поручень. За прозрачным пластиком ближайшего окна проплывали высотки многолюдного города и ребристые воздушные фильтры, что сами издали напоминали огромные неосвещённые небоскрёбы.

– Как тебя угораздило набрать девяносто четыре балла, когда для поступления в Высшую школу требуется сто тридцать? – Анка недовольно свела тёмные брови.

– Наберу остальные не пересдаче в конце августа, прямо перед вступительными экзаменами, – сказал Маэстро. Сказал и почувствовал, как по лицу под респиратором потекли холодные капельки пота. Итон нервничал, даже пальцы покалывало от собственного неприятного положения, ведь он хорошо понимал, что Анка переживает вовсе не из-за его поступления – этот вопрос даже не мог обсуждаться. Поступление – факт абсолютно естественный и законный: Итон просто обязан добрать недостающие баллы на пересдаче, чтобы попасть на один курс вместе со своей девушкой. Анку сейчас волновало совершенно другое.

– Дубина! – прошипела она. – Ты соображаешь, что теперь нам обломится летний отдых? Не ты ли говорил, что родители не отпустят тебя на спутник Эдем, если завалишь выпускной бал?

– Поедешь одна... – ответил Итон, и сразу прикусил свой язык. Анка смерила парня ненавидящим взглядом, а затем отвернулась так резко, что её чёрные волосы с искусно мелированными красными прядями оставили в воздухе запах духов.

– Ты идиот и неудачник. Ненавижу. Видеть тебя не хочу! Мало того, что испортил нам лето, так ещё разбил грайв на гонках. Теперь я вынуждена трястись в паршивом поезде, вместо того, чтобы подъезжать к школе на хорошей машине!

– Ан... – Маэстро попытался её успокоить, положив руку на плечо девушки. – Я попрошу родителей, быть может они разрешат мне полететь на Эдем. Я знаю, ты мечтала об этом, хотела провести отдых вместе, но я налажал... Ничего, всё ещё можно исправить. Я обещаю, что...

– Хватит с меня обещаний, ты уже один раз пообещал! – Анка сбросила руку Итона, подхватила школьную сумку и быстрым шагом отправилась в хвост монорельса.

***

Хорошо, что она не приняла его нового обещания: Итон не смог бы сдержать данного слова. Родители ясно сказали перед выпускными экзаменами, что если он не наберёт необходимые баллы для облегчённого поступления в Высшую школу, то о летних развлечениях может забыть. В качестве альтернативного варианта курортам Эдема – была поездка на другой спутник, куда Итон не захотел бы отправиться даже за автоматическое зачисление на первый курс. Мать Итона была родом с сельскохозяйственного спутника Тот – маленького шарика на орбите Земли, снабжавшего планету пшеницей, – чрезвычайно скучное и пустынное место, о котором у него сохранились самые тягостные воспоминания.

Когда Итону было шесть, мать вывезла его с захламлённой Земли на свою малую родину. Он помнил ферму, деда и своего двоюродного брата Александра – мальчика на десять лет старше. В первые дни на Тоте всё было прекрасно: чистое небо, свежий воздух, всеобщее внимание и забота. А потом... Итон потерялся среди полей, которым не было ни начала, ни края. Бесконечное море пшеницы поглотило ребёнка с тихим стрёкотом насекомых и жарой безветренного летнего полдня. Мальчик не помнил, каким образом остался без матери. Кажется, она зачем-то вернулась в дом деда, велев сыну подождать у крыльца. В это время Итон решил посмотреть, что прячется и вздыхает среди золотистых колосьев. Ощущение чужого взгляда со стороны не отпускало его, пока Итон не отошёл от дома дальше, чем следовало.

По-настоящему он испугался, когда мать начала окликать его издали. Голос Ирины звучал так встревоженно и испуганно, что злое отчаянье крепко вцепилось в детское сердце. Итон крикнул в ответ, побежал через поле, но никак не мог отыскать глазами материнского силуэта. Вокруг разлился только синий цвет неба и золото вздымавшейся к солнцу пшеницы. Итон бежал на взволнованный голос матери, кричал, но так и не увидел знакомой фигуры, пока не очутился в пахнущих любовью объятиях...

Когда Ирина вспоминала этот странный и теперь уже смешной случай, она говорила, что сын не видел её из-за марева. Так случается в очень жаркие дни перезревшего августа...

– Ты не маленький мальчик и больше не потеряешься в поле, – сказала она, глядя на стоявшего посреди гаража сына. Одевшись в рабочий комбинезон, Маэстро мрачно изучал свой разбитый грайв с цифрой «28» на покорёженной двери. В душе Итона вместе с воспоминаниями об аварии медленно утихал суровый ответ отца. Глава семьи не допускал даже речи о поездке вместе с Анкой на спутник Эдем, особенно после крушения на гонках, которое обойдётся семье в крупную сумму.

– Отец прав, – продолжила пестовать молчание Итона мать. – Взрослый мужчина должен отвечать за свои поступки и уметь исправлять промахи. У тебя не так много времени, чтобы проводить в развлечениях весь август. Много учёбы. Нужна спокойная, чистая атмосфера... Закон запрещает детям до восемнадцати лет находиться на планете два года подряд, а прошлые каникулы ты провёл на Земле... И тоже, кстати говоря, по вине этой капризной девочки.

– Она не девочка! – резко ответил Итон, подключая к треснувшей приборной панели грайва планшет. Ему хотелось говорить с матерью резко, но от этого получилось только глупее. – Она моя девушка... – поправился он, сделав вид, что полностью погрузился в работу. На мониторе планшета вспыхивали окна диагностики с сообщениями о выведенном из строя двигателе, разряженной энергосистеме и устаревшем программном обеспечении.

– Послушай... – мать со вздохом подошла ближе к Итону, стараясь не задеть разложенные на полу гаража инструменты. – В семнадцать лет мир каждый день открывается с новой стороны: первые чувства, первые разочарования, первый выбор. Но первый – не значит последний. Ваша ссора – это только временная размолвка. Если Анка действительно любит тебя... Знаешь, а ведь она могла бы оставить поездку в Эдем, чтобы отправиться на Тот вместе с тобой.

– Мам, ты соображаешь, что ты говоришь? – обернулся к ней Итон. Он увидел перед собой обрамлённое фиолетовыми локонами лицо, болезненные круги под глазами, сухие и бледные губы – долгая жизнь на захламлённой планете и постоянная нервотрёпка с делами мужа не укрепили здоровье Ирины. – Ты предлагаешь Анке променять Эдем на сельскохозяйственный спутник?

Итон говорил с возмущением, хотя в душе понимал, что мать права. Анка могла отправиться с ним на Тот, но не захотела. И всё же он продолжал оправдывать свою девушку.

– Её родители заранее забронировали место в отеле, они едут туда всей семьёй и приглашали меня. Если бы не отец...

– Я знаю её родителей. Они не обидятся, – Ирина с улыбкой похлопала сердитого сына по животу. – И твоя Анка тоже не должна обижаться, ведь любое серьёзное решение зависит от обстоятельств. Тебе надо уехать, надо подготовиться к новым экзаменам и следовать верной дорогой... Отец часто предлагает помочь ему в бизнесе, но ты знаешь, как я к этому отношусь. Судебные процессы жутко изматывают. Не хочу, чтобы эти заботы легли на тебя. Лучше учёба и какое-нибудь честное дело... Пока о твоём будущем забочусь я, не стоит грустить – верно, Маэстро?

Ирина хотела подбодрить сына, припомнив прозвище данное Итону друзьями из Средней школы. Пилотаж на спорт-грайвах был причиной постоянных материнских волнений, хотя Ирина искренне гордилась достижениями сына на трассе – до той злосчастной аварии, когда после столкновения с грайвом противника, автоматика перехватила управление и сделала крушение ещё более жутким. Внутренние системы сохранили Итона в целости, но его машина оказалась практически уничтожена.

Вот только прозвище от друзей не всегда предназначено для уст матери. На лице Итона отразилось недовольство, и улыбка Ирины угасла.

– Как коротка жизнь... – прошептала она, отводя глаза в сторону. Когда ей было грустно, она всегда вспоминала о прошлом, бессознательно поглаживая пальцами шею. – Ещё недавно я была такой же, как ты: семнадцатилетней, влюбчивой, легкомысленной. Твой отец поселился на Тоте, но я даже не смотрела в его сторону. Он был не слишком правильным человеком – авантюристом, смело бравшимся за любые дела обещавшие прибыль... В конце концов судьба свела нас вместе, мы поженились и перебрались с Тота на Землю. Даже с отравленным воздухом наша родная планета – ведущий деловой и обучающий центр. Здесь родился мой единственный сын... Помню, когда твой отец забирал нас из больницы...

– Мам, хватит. Не надо воспоминаний, лучше пристрели меня, или отправь почтой на Тот, только не рассказывай в сотый раз о серном дожде и сломавшейся по дороге машине!

– Глупый, никогда не говори матери об убийствах! – Ирина слегка хлопнула Итона по затылку. – Женщины по природе своей созидательницы. Мы живём ради детей, и говорить нам о вашей смерти – всё равно что заколачивать крышку гроба...

Слова получились чересчур мрачными. Спохватившись, она перевела разговор на новую тему.

– На Тоте тебе понравится. Сейчас главное спокойствие и сосредоточенность. В это время на спутнике готовятся к жатве, так что дедушке Симеону и дяде Виктору будет некогда возиться с тобой. Удели время учёбе и свежему воздуху.

Сказав так, она с тоской посмотрела на узкое окно в гараже. За мутным пластиком проплывал густой смог мегаполиса, от которого не было спасения нигде, кроме герметичного помещения.

– Твой двоюродный брат спрашивал о тебе по видеосвязи. Пообещал встретить в зале прилёта, как только ты сойдёшь с шаттла... Ты запомнил, как добраться от космопорта до фермы, если вдруг Александр не сможет приехать?

Итон с раздражением отбросил планшет на сидение раскуроченного грайва. Гоночная машина, на которой он собирался закончить сезон, теперь едва ли сможет подняться над трассой. Но Маэстро пообещал себе, что непременно починит грайв, когда вернётся на Землю. Единственный шанс на победу – участие в новых гонках. Если бы не эта поездка, он смог бы заняться восстановлением машины прямо сейчас, а не терять драгоценное время на Тоте.

– Чего там помнить?.. – вздохнул он. – Этот проклятый шарик так мал, что всё интересное собранно в одном месте. Тот – не планета, а искусственный спутник.

– Верно, – мать обняла Итона, не боясь испачкаться о его перемазанный пятнами комбинезон. – Население Тота сто двадцать четыре человека, а ты станешь сто двадцать пятым. По крайней мере до конца августа, ведь уже к сентябрю ты вернешься домой... Больше не потеряешься в поле?

– Слишком много дел на Земле, чтобы потеряться на Тоте, – тепло улыбнулся ей Итон.

***

Тот не планета, а один из сорока небольших искусственных спутников, построенных на орбите Земли. Диметр этого заселённого шарика в пятьдесят раз меньше Луны и составляет всего лишь 68000 метров, при общей площади поверхности в 758600 квадратных километров. Территория Тота засеяна единственной сельскохозяйственной культурой – пшеницей. Кризис продовольствия обрушился на Землю вместе с ухудшением экологии. Кроме Тота на орбите вращаются ещё с десяток различных гастрономических спутников, на которых всё подчинено человеку: искусственная гравитация, регулируемая скорость вращения вокруг орбиты, контролируемая атмосфера. Весь спутник начинён сложнейшими технологиями, открытыми за долгую эпоху планетостроения. Население Тота составляет сто двадцать четыре человека...

"Сто двадцать четыре человека", – думал Итон, наблюдая, как в иллюминаторе шаттла появляется золотой шар с белоснежной патиной облаков. – "Как можно жить в мире, где кроме тебя, только сто двадцать четыре человека?.. В основном – фермеры, обслуживающие свои гигантские наделы. Меньшая часть населения – это технологи и планетологи, поддерживающие Тот на нужной орбите. И что это значит? Это значит, что внизу есть несколько десятков ферм, космопорт, хранилища для зерна и ремонтно-восстановительное депо с административным корпусом. Всё остальное – поля засеянные культивированными, тщательно подобранными сортами пшеницы... Воистину, если и существует место, где можно найти покой и очутиться в объятиях пустоты, так это Тот".

***

– С приездом, – коротко поздоровался Саша, протягивая ему руку. Покинув зону прилёта, Итон сразу увидел направляющегося к нему по безлюдному залу ожидания парня в светлых шортах и бежевой рубашке навыпуск.

– Давно не виделись, – Итон не нашёл лучшего ответа, здороваясь с кузеном, которого не видел одиннадцать лет. Несколько секунд они просто стояли, разглядывая друг друга. Сашины волосы выгорели от долгой работы в полях до пепельно-серого цвета. Подтянутый, загорелый, спортивно сложенный – он с явным неодобрением осматривал Итона. На Маэстро была слишком тёплая куртка с эмблемами клубов по грайвингу, тёмно-синие брюки, кроссовки и рубашка с высоким воротником.

– Я думал, ты будешь в школьном... – будто извиняясь, а может просто издеваясь над Итоном, сказал Саша. Маэстро не успел поразмыслить над этим, двоюродный брат указал на прозрачные двери из космопорта.

– Ну, пошли...

В грайве ехали молча. За окнами мчавшейся над дорожным покрытием машины поля сливались в единую жёлтую стену. Пшеничная нива начиналась прямо от сетчатого ограждения космопорта, будто напирая на законные владения человека. Увидев колосья выше двух метров, Итон позволил себе удивиться.

– Это что? – спросил он, указывая на высокие стебли.

– Новый сорт. Жаль, растёт не везде. На Земле слишком много едят, – коротко отрапортовал Александр.

Взгляд по курсу движения не баловал разнообразием. Жёлтую скатерть полей разрезала надвое линия белой дороги. Над этим нехитрым пейзажем нависла подёрнутая перистыми облаками небесная синева.

– Надолго к нам? – прервал затянувшееся молчание Саша.

– Меньше месяца. В сентябре уеду сдавать экзамены.

– Сколько балов набрал в Средней школе?

Поворот в беседе, состоявшей до этого из формальных, лишённых подтекста фраз, кольнул Итона. Слишком скоро двоюродный брат затронул неприятную для него тему.

– Девяносто четыре.

Саша больше ничего не спросил. Он только слегка подруливал грайв на скорости больше двухсот километров в час. На губах кузена застыла непонятная Итону полуулыбка.

***

– Вчера на терминал пришло шесть сообщений о неисправностях. На сто восьмом участке встал комбайн, а на семидесятом оросительная машина напоролась на что-то: клиренс перекосило и автоматика заблокировала движение.

– Или гироскоп полетел...

– Или гироскоп полетел. Тогда оросилка обманывает контроллер: лукавит и не работает... – согласился со словами Виктора Симеон. Дед неторопливо вытряхивал пепел из трубки на газету разостланную поверх стола. Обычно старика слушали молча, вставляя только несколько слов, когда есть что сказать. На просторной кухне двухэтажной усадьбы собралась вся семья: дед Симеон, его сын Виктор, старший внук Александр и Итон, который проснулся вместе со всеми. Для непривыкшего к ранним подъёмам мальчишки было непросто подняться в шестом часу утра. Голова Маэстро гудела, а глаза щипало со сна, но Итон счёл нужным присоединиться к традиционному собранию семьи перед работой.

– Погоду нам дали ясную, без дождей в течение трёхсот часов, – пробубнил Виктор – худощавый сорокалетний мужчина, загорелый, как перепёкшаяся хлебная корка. – Я написал в метеоцентр, чтобы нам сократили засуху суток на двое. Ответили, что дожди нужнее востоку, а нам придётся подождать своей очереди...

– Кому написал? – неспешно осведомился у него Симеон.

– Дежурному. Мягко послали...

– Двадцатое число-ооо... – протянул старик, закатывая глаза. – В метеоцентре Крюгер дежурит, он-то пошлёт, дело ясное. Знаю. У него зимой снега не выпросишь.

– А здесь бывает зима? – встрепенулся Итон, зависший над дымящейся чашкой кофе. По лицам мужчин скользнули улыбки.

– Нет, родной, – мягко ответил старик. – Зимы здесь не бывает: не до неё. Это так, присказка. Нам четыре раза в год урожай собирать, какая уж тут зима.

– Хотя, если бы была, то Крюгер и снега не дал. Дождей ведь не даёт, сидит как собака на сене... – ворчливо сказал дядя Итона. – В прошлом году приезжал к нам со своими трубками да штырями, всех замучил! На каждое поле его свози, везде он что-то воткнёт-ковырнёт, влагу в почве замеряет, хмыкнет, головой покачает, сядет в грайв и поминай как его звали – до следующего года. Общаемся через чат, где заявку рассмотрят не сию же минуту, а денька через два. И никакой управы на них нет – сами себе начальство. Распустились на месте, дармоеды проклятые. Таких бы, по уму, надо на Землю сослать, чтобы грязью дышали, а не честным людям жизнь портили. Для них Тот – только шар с плодородным покрытием, а не...

Симеон громко постучал мундштуком по столу, чтобы сын перестал заговариваться. Виктор умолк, не поднимая взгляда от сложенных на столе пальцев. Около минуты в кухне стояла та самая утренняя тишина, которая обещает неожиданное событие, но ничего, как правило, не происходит. Только в ушах гудит и щиплет глаза...

– Вот как мы поступим, – принял решение Симеон. – Саша, ты поедешь к Собатским и к Чжоу. Переговоришь с соседями, чтобы подписали коллективную форму заявки. Лично поговоришь, а не через чат, чтобы другие тоже прониклись: не зря мы бучу здесь поднимаем. Нечего ждать, когда облака к нам придут.

– Сделаю, – легко и даже с каким-то азартом ответил ему Александр. Но Симеон ещё не закончил.

– Подожди... К Калугину тоже надо заехать. В таком деле каждый голос решающий. Одиночные запросы в метеоцентре ложатся в архив, под сукно, а коллективные заявки до начальства доходят. Знаю.

– Господи, ещё и Калугина впутывать! – лицо Саши скривилось, он явно не хотел выполнять новую часть поручения. Старик строго глянул на старшего внука из-под кустистых бровей, исключая все возражения.

– С паршивой овцы хоть шерсти клок. Если у Калугина хозяйство из рук валится, то это Иохима статуса землевладельца ещё не лишает. Даже лучше будет, если и он заявку подпишет. Раз плохой хозяин к запросу присоединился, значит дело точно не терпит – в метеоцентре так и рассудят.

– Надо у него землю подмять, – мрачно добавил Виктор. – Вчера ехал вдоль нашей межи на двести пятом участке. Четыре комбайна Калугина рядом стоят и ни черта не делают. А что такое четыре комбайна? Один поломался, второй подошёл починить. Авторемонт вечно глючит, ведь там манипуляторы – тля. Нельзя авторемонт подключать, а у Калугина четыре рядом стоят! Четыре! Кому такое понравится?

– Лучше бы в ремонтное депо отдал, – фыркнул Саша.

– Там очереди месяц ждать надо. Знаю, – сделал бесцветное замечание дед. – Иохим Калугин на пятнадцать лет меня старше. Он глубокий старик и за полями следить больше не может. Техника с ума сходит, настраивать её некому... Да и вы, лоботрясы, привыкли, что за вас всегда кто-нибудь сделает. В ваши годы я комбайн знал до последнего винтика. Сам в полях вместо ремонтников двигатели разбирал. У меня никогда техника не простаивала, недостачи в зерне за всю жизнь не случалось.

– Землю жалко. Ведь загубит зерно, норму не сдаст и дом отберут – вышлют со спутника, – начал пересчитывать не свои беды Виктор. – Кому тогда место отдавать будут? Новым? Заселенцам с Земли? Не нужны они здесь... Продал бы Калугин участки. Сашке, вон, жениться на Злате Собатской пора, а земли своей нет.

– Отец! – оборвал его Александр, метнув на Итона опасливый взгляд.

– Нет. Калугин землю ни за что не продаст. Знаю, – сказал Симеон, задумчиво покусывая мундштук курительной трубки. – У Калугина внучка, он на неё завещание подпишет. Если так наделы Иохима хотите, на внучке его надо было жениться.

– Я что, дурак? – вытаращил глаза Саша.

– Выходит, что дурак... Дура-аак, – с улыбкой приговаривал дед, размышляя. – У Собатских три сына участки наследуют, вот они дочку к нам и сплавляют. Мы с Витькой помрём, а она хозяйничать нашей фермой начнёт. Соблазнили тебя рыжие кудри да белые плечи... А вот если бы у Иохима Калугина землю по закону забрать, так полей у нас в два раза больше бы стало. А поля – это зерно. Никто бы нас отсюда не выгнал. Корни бы такие на Тоте пустили, что на все три метра...

Саша отмолчался, хмуро пощёлкивая ногтем по краю тарелки.

– Ну, будет болтать, – вздохнул дед, поднимаясь из-за стола. Вместе с ним встали и остальные мужчины. – Пока дождей нет, надо оросилку наладить, иначе зерно сгорит от жары, тогда и своего недочтёмся. В метеоцентре задницей думают, а мы, выходит, больше за солнце и дождь отвечаем, чем Крюгер и его ротозеи. Зерно взимают с фермеров, а не сдашь – пошёл вон со спутника. Знаю.

Симеон повернулся к заскучавшему от чужих разговоров Маэстро, щербато улыбаясь младшему внуку, будто бы маленькому.

– Итон, нас не будет до вечера. Обживайся пока. Твоё дело – учёба. Ирина права: у нас тихо, так что занимайся спокойно... Осенью вернёшься на Землю, а там экзамены, школа, гонки – своя жилка пульсирует. Здесь трассы нет. Но если хочешь покататься, возьми грайв в гараже. Ключей не понадобиться. На Тоте даже двери не запирают.

***

Учёба не лезла в голову. Перед глазами Маэстро стояли тревожные сигналы грайва на бампере подрезавшего его противника, тело словно наяву ощущало перегрузки от неправильного входа в занос и боль от крушения. Он снова видел рассерженные глаза, подведённые малиновой тенью... Что сейчас делает Анка? Вчера ночью, когда Итон засыпал на новой постели, его девушка прилетела в Эдем вместе с родителями, но по факту – одна. Ей хотелось провести время с Итоном, они столько всего напланировали, столько ночных клубов и визопарков рассчитывали посетить – это была мечта длиной в целый учебный год. И вот, когда мечта оказалась так близко, всё испортили девяносто четыре набранных на выпускных экзаменах балла и автоматика, застопорившая управление грайва. Стоило поменьше мечтать и работать на своё будущее, как делают это родственники с Тота. Ведь они ни о чём больше не думают, кроме как о зерне, засухе, урожаях, дожде и прочей невыносимой скуке.

Размышляя, Итон смотрел в окно выделенной ему комнаты на втором этаже. За распахнутыми воротами фермы колыхнулась пшеница. Тёплый ветер раздул занавески, донеся до Маэстро аромат хлебного поля. В принципе, здесь было неплохо – постоянно светило солнце... Постоянно. Тягуче однообразно и скучно!

Решительно встав из-за стола, Итон вышел во двор. Грайв, как и говорил Симеон, стоял в гараже возле дома. Хищный профиль машины с выдающимся вперёд носом и массивной из-за гравидвигателей кормой резко отличался от всего, что окружало Маэстро на Тоте. Посланец Земли, созданный для скоростного перемещения, терпеливо ждал готового управлять им пилота. Если бы не мирный зелёный цвет, грайв вполне мог сойти за фюзеляж истребителя.

Итон сел в мягкое кресло кокпита, отметив, что приборная доска этой модели по сравнению с гоночной версией значительно упрощена. Половину специальных датчиков не поставили, уделив место только самому необходимому. О семнадцатискоростном режиме было нечего и мечтать – их здесь только четыре, а программное обеспечение настроено на крупные символы для слабовидящих. Зато ключа зажигания действительно не потребовалось.

Нажав кнопку стартёра, Маэстро поднял машину на высоту полутора метров над поверхностью Тота. Через секунду он уже мчался над белой дорогой.

Скорость. Скорость поможет вырвать из головы лишние мысли и сожаления, примириться с сельскохозяйственным миром. Тот в одночасье превратился в размытую, жёлтую пелену. Скорость оставит негодование позади, в поднятой гравидвигателями пыли над белой дорогой. Итон привык убегать от собственных мыслей при помощи скорости, где важны предельно ясный рассудок и обострённые до моментальных решений рефлексы. Маэстро поднимал ручку газа, пока звук двигателя не вошёл в ту самую протяжную ноту, которую Итон привык слышать на гоночных трассах Земли. Спидометр выдал значение «150», и оно продолжало расти. Лишённая поворотов и встречных машин дорога позволяла разогнаться на столько, на сколько потребуется. Итон решил, что скорость в «340» станет для него тем самым лекарством, которое поможет почувствовать себя прежним. Он отдался дороге, бессознательно подпевая звуку мощного двигателя. Одна нота – сотни метров пшеничных полей. Один куплет – несколько километров.

В золотой нескончаемой пелене вдруг мелькнуло бирюзовое пятнышко. Оно вспыхнуло на обочине, пронеслось мимо бокового окна и моментально исчезло из поля зрения. Это было так неожиданно, что Итон не успел принять хоть немного левее. Ему показалось, будто он слышал глухой удар по обшивке. Ужасная мысль об аварии встала перед Итоном с пугающей ясностью. Руки сами собой вывернули штурвал, направив грайв на обочину. Машина выскочила за край дороги, подпрыгнула над нестабильной пшеницей и бешено зашаталась – антигравитационная система не могла удержать грайв в правильном положении над нетвёрдой поверхностью.

Стараясь унять качку машины, Итон увидел через лобовое стекло, что бирюзовая фигурка находится теперь гораздо правее, но так далеко, что произошедшее на дороге оставалось загадкой.

– Да господи ты боже мой! – Маэстро наконец догадался просто выключить двигатель. Грайв замер на месте, болтанка и подскакивание прекратились. Корпус уравновесился, мирно колыхаясь в такт обдуваемой ниве, над которой завис.

***

– Ты цела? – обратился он к девушке, когда добежал по дороге до места аварии.

– А вы? – незнакомка взглянула на Итона из-под края широкополой соломенной шляпы. Её лёгкое бирюзовое платье было длинной чуть ниже колен. Странный механический транспорт, руль которого она придерживала возле талии, сильно озадачил Маэстро.

– Это что, велосипед?

– Да, – коротко ответила девушка. – Но это мой велосипед...

– Тогда ты живёшь очень близко, – засмеялся с облегчением Итон. Внутри него медленно угасал испуг от несостоявшегося столкновения. – На велосипеде далеко не уедешь, а расстояние между фермами несколько сот километров...

– Нет, я живу очень неблизко, – сказала девушка, внимательно изучая необычно одетого для Тота приезжего. – Хотя, мы с вами соседи. Меня зовут Диана Калугина... А ты Итон?

– Но как ты узнала? Я приехал только вчера...

– В месте, где живут сто двадцать четыре человека и появляется сто двадцать пятый такие новости расходятся быстро, – Диана, словно больше не собираясь ни о чём разговаривать, двинулась вперёд по дороге, подкатывая велосипед рядом с собой. Итон машинально зашагал следом.

– Сколько до твоей фермы?

– Километров сорок.

– И ты проедешь их на велосипеде?

– А почему нет?.. К тому же, я ещё не закончила свою прогулку и возвращаться домой не собираюсь до вечера, а значит мой путь растянется ещё километров на двадцать.

– Ничего себе, зарядочка... – присвистнул Итон, оглядывая фигурку шестнадцатилетней девушки со спины. Почувствовав его взгляд, Диана обернулась со строгим видом – линия губ в уголках чуть опущена, глаза серые, большие и неприветливые, тёмные волосы заплетены в две тугие косы.

– И куда же ты едешь? – спросил её Итон.

– Никуда. Просто еду. Мне нравится.

– Разве можно так проводить время? Весь день ехать по дороге, неизвестно куда, а потом возвращаться обратно, – смутился Маэстро.

– А почему нет? Жизнь полна напрасных вещей. Люди мнят себя за делами создаваемыми для них другими людьми, или совершают поступки, чтобы создать дела другим людям. Но разве это всё не напрасно? А ведь это и называется жизнью. Чем же хуже просто ехать на велосипеде, создавая для себя своё личное дело? Это по крайней мере честно. Я никого не заставляю понимать или объяснять свой поступок, и уж тем более платить за него...

Она опять обернулась, так что Итон даже решил, что девушка на него по неизвестной причине сердита. Однако на лице Дианы не было злости. Скорее, оттенок полного равнодушия.

– А куда едешь ты? – спросила девушка.

– Должно быть, как и ты, никуда. Просто прогуливаюсь, – разговор казался Итону странным, по сравнению с теми беседами, которые он слышал на Тоте. – Твой дед живёт по соседству с нашей фермой?

– Мой дед Иохим живёт по соседству с вашей фермой, – бесцветным голосом повторила Диана. – Он знает твоего деда, твоего дядю, твоего двоюродного брата, а они прекрасно знают Иохима Калугина – моего деда... Здесь все друг друга знают, и даже новичку на Тоте не скрыться. Когда люди знают тебя, видят твоё лицо каждый день, они думают о тебе несусветные вещи. Любые поступки и любые слова попадают под их осуждение. Мне даже кажется, что людям лучше никогда не встречаться, чтобы больше себя уважать. Сто двадцать пять человек для Тота – чересчур много, так я считаю. Здесь хватило бы и одного.

– Тебя например? – усмехнулся Итон на это предположение.

– А почему бы и нет?.. – очень серьезно сказала Диана. – Ты студент?

– С этой осени. Я сдал выпускные экзамены из Средней школы и собираюсь поступить в Высшую... – Итона огорчило, что разговор вновь зашёл об учёбе. Среди пшеничных полей ему совершенно не хотелось вспоминать школу. Но искусственная пустота спутника, казалось, не давала других тем для беседы.

– Значит, учишься... – наклонила широкополую шляпу Диана. – А зачем?

– Что значит «зачем»?

– Зачем учишься?

– Странный вопрос... Чтобы получить образование.

– Зачем?

– Чтобы успешно окончить Высшую школу, получить диплом и устроиться на достойную должность.

– Зачем?

– Чтобы хорошо зарабатывать и осуществить свои планы на будущее.

– Зачем?

– Ну... Мужчина должен обеспечивать свою семью, женщину, которую встретит, и...

Итон запнулся, потому как говорить о подобных вещах в свои семнадцать лет он не то что бы не хотел, просто никогда не загадывал так далеко.

– Да какая разница, и что за дурацкий вопрос! – рассердился Маэстро. – К чему бесконечно задаваться вопросом «зачем?», ведь так можно спрашивать бесконечно, пока смысл не обернётся истинным бредом!

Несколько шагов Диана молчала, слушая как шуршат по дороге колёса её велосипеда.

– Задавай себе вопрос «зачем?» постоянно, а когда найдёшь подходящий ответ, снова спрашивай себя: «зачем?», – наконец произнесла девушка. – Добирайся до самого дна, и тогда увидишь причину, о которой, быть может, даже не подозревал. «Зачем» гораздо лучше банального «почему?». «Почему?» подразумевает желание обладать знанием. «Зачем?» не хочет знать ничего, но желает понять причину... Ты учишься, думаешь о будущих заработках и семье, потому что это правильно и воспринимается в обществе как само собой разумеющееся. Ты можешь говорить об этом при людях, не обсуждая необходимость своих поступков, ведь на другой стороне стоят голод и одиночество. Но попробуй спросить: «зачем семья?», «зачем работа?», «зачем зарабатывать?» и вместо ответов будешь занесён собеседником в список безумных. Как будто если выставить человека глупцом, или сумасшедшим, суть вопроса сама собой разъяснится. А ведь используя этот ключ – простое слово «Зачем?», ты понимаешь не только причину, но приоткрываешь будущее, полное возможных ошибок... Сколько ты знаешь счастливых семей? А сколько людей, имеющих хорошую работу, богатых? Быть может, неудачники мало спрашивали себя: «зачем?», просто шли по выбранному пути, не задавая вопросов, пока сама дорога не скинула к бедам, о которых другие люди не предупреждали...