Текст книги "Пшеничная дорога"

Автор книги: Руслан Дружинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

«А на вид нормальная...» – мелькнуло в голове Итона.

– Ты тоже приезжая? Проводишь на Тоте каникулы?

– Я живу здесь два года, – сказала Диана. – Раньше жила на Земле, но теперь мой дом здесь, среди пшеничных полей...

Вдруг она остановилась, подкатила велосипед к обочине и с любопытством начала рассматривать что-то возле колосьев. Засунув руки в карманы гоночной куртки, Итон подошёл ближе. Диана изучала скрытый в тени холмик земли.

– Муравьи закрывают двери в свой дом, – сказала девушка, глядя, как маленькие насекомые торопливо тащат пшеничную шелуху к муравейнику. – Скоро будет ливень.

– Это вряд ли. Мой дядя говорил, что метеоцентр перегнал облака дальше к востоку. Дождей не будет ещё около трёхсот часов.

– Нет, муравьи никогда не врут, – девушка выпрямилась и продолжила идти по дороге. – Ты знаешь, когда на Тоте пытались вырастить первые урожаи, люди столкнулись с массой неожиданных трудностей. Пшеница не росла по неучтённым причинам, хотя на спутнике созданы идеальные для её роста условия: тот вращается на оптимальной орбите, погода на нём искусственно контролируется, поля обслуживают автоматизированные комбайны. Фермерам не нужно возделывать почву своими руками, требуется только обслуживать технику. Но пшеница всё равно не желала расти. Выяснилось, что в почве не хватает некоторых насекомых. Их начали завозить с Земли, а им потребовались другие виды, для симбиоза. А затем понадобились птицы, чтобы регулировать число насекомых. Четыре года на Тоте разрабатывался необходимый эко-баланс... Планетостроители хотели создать место лучше, чем родная Земля, а в итоге им пришлось скопировать собственную планету...

– Прикольно... – хмыкнул Маэстро. Вся беседа с Дианой казалась ему пустой и очень странной. Разве об этом должны говорить люди, когда впервые встречаются? Он не мог сбежать даже в привычный разговор о погоде: ведь погода контролируется метеоцентром, и в ней никогда не бывает случайностей.

– Но разве муравей знает об этом приколе? – с полной серьезностью переспросила Диана. – Жизнь муравьёв используют для пропитания людей на планете Земля, а насекомые только выполняют заложенные в них природой обязанности. Даже если на Тоте муравью придётся мутировать, он сделает это через несколько поколений, как само собой разумеющиеся... В конечном итоге, живое существо не понимает зачем ему жизнь. Где мир муравьёв, а где человеческий мир, и кто кем пользуется – ты знаешь об этом?

– Разумеется, знаю...

– А муравей нет, – Диана остановилась и села на велосипед, кивком головы указав Итону на грайв, зависший над пшеницей возле обочины.

– Это твой, – сказала Калугина. – Ты не сможешь идти со мной рядом, если я поеду на велосипеде, а я не смогу угнаться за грайвом. Скоро начнётся гроза, и мне нужно домой. Рада была познакомиться, Итон.

В тот же миг с востока послышались отдалённые раскаты грома. Кучевые облака, клубясь и темнея, наползали на пшеничное поле с невиданной скоростью. За ними стелился играющий радугой дождь. Весь мир разделился на полосу ливня и знойное солнце. Есть ли ещё такая красота на Земле, или она осталась только на Тоте? Итон не успел подумать об этом: рядом заскрипела велосипедная цепь. Диана от него уезжала.

– Будь осторожна, не попади в другую аварию! – крикнул Маэстро, хотя не понимал, зачем сделал это. Девушка в бирюзовом платье остановилась, поставив одну ногу на землю, а другую удерживая на педали.

– Если хочешь, приходи ко мне завтра. Деда дома не будет, а я не поеду гулять. Если не придёшь, не обижусь.

– Я приду, – пожал плечами Маэстро. Особых планов на завтрашний день у него не имелось, а учёба уже опостылела.

– Ничего не обещай, – отозвалась Диана. – Ведь мы почти не знакомы.

***

Маэстро вернулся домой уже затемно. Хотя вечер был ещё очень не поздний, вокруг быстро смеркалось из-за дождя. Хлынул истинный ливень, тучи оградили землю от солнца и пшеница стелилась волной при каждом сильном порыве ветра. Оставив грайв в гараже, Итон сутулясь под холодными струями, направился внутрь фермы. Из столовой на первом этаже доносились весёлые голоса и звон посуды.

Симеон, Виктор и Саша сидели в расставленных вокруг обеденного стола креслах и ужинали мясом с варёными овощами. Между тарелок возвышалась открытая бутылка какого-то прозрачного алкоголя.

– Итон! – радостно воскликнул дед, поднимая стакан. – Итон, Итон, где ты пропадал? Присаживайся, чего же ты стоишь в дверях, как не родной? Наверное, не ел ничего с самого завтрака, проголодался?.. Голод не тётка. Знаю. Присаживайся к нам, у нас есть что отметить...

Окна озарились ослепительным светом – очередная молния отбросила на лица собравшихся резкие тени. Семья фермеров находилась в самом благодушном расположении духа. Дед усадил Итона рядом с собой и с довольным видом потрепал его по плечу.

– Слышишь? – поднял Симеон указательный палец при следующем ударе грозы. – Вот что бывает, когда люди сообща берутся за дело. Саша всех соседей объехал, с каждым поговорил, тут же коллективную заявку в метеоцентр отправили. Не божья воля, а рука человека пригнала к нам тучи. Но на людей надо давить. Продавливать их надо во всём, понимаешь?..

Дед сжал свободную руку в массивный кулак.

– Я продавливал людей целую жизнь! Сначала, чтобы жену – твою покойную бабушку – с Земли увезти – чинушей продавливал. Затем, чтобы место на Тоте, уже поделённое между фермерами, заново для себя переделить – продавливал. Чтобы хозяйство в лучшее вывести – тоже продавливал. Давить надо уметь, дорогой Итон... Мать твоя не смогла, не научилась так жить, сбежала на Землю. Но людям нужен тот, кто в любом деле решает и давит, иначе так и будут ждать у поля погоды, да только дождь вовремя не придёт. Кто молчит и хочет, чтобы его вовсе не трогали, того первым раздавят, делишки свои вокруг начнут обтяпывать. Вялых, смирившихся, слабых подомнут под себя. Да только я не такой, и мир не таков как слабые себе представляют. Знаю.

Симеон стукнул кулаком по столу, так что подскочила посуда, и осушил стакан залпом.

– Тебе не предлагаем, – пробурчал Виктор. – Молод ещё. Мать запрещает, и не положено...

– Урожай теперь славный будет! – поддержал общее благодушное настроение Саша. – А то ведь думали совсем погорит. Фермеру главное, что? Сдача зерна и сохранность дома выделенного на участке. Пока это есть – с нас взятки гладки. Оросилку я перенастроил. Пришлось программное обеспечение обновить: в старой версии много багов, но с новым патчем пофиксили.

– С железками всё в порядке? – наливая себе новый стакан, спросил Симеон.

– Не заглядывал. Только программы перенастроил, – пожал плечами Александр.

– Эх ты... землю вы даже не нюхали. А какая-земля-то, земля! Это вам не Земля какая-нибудь... Знаю.

– А к Калугиным ездил? – спросил Итон у Саши.

– Не застал. Старик с утра в поле уехал, пока внучка где-то шатается. Гибнет хозяйство, а ей хоть бы хны...

– Я видел её сегодня. Мы разговаривали.

За столом замолчали и с интересом посмотрели на Итона.

– О чём говорили? – обыденно прогудел Симеон сквозь мундштук трубки, которую как раз разжигал, пыхтя дымом как паровой двигатель.

Весь разговор с Дианой смешался в голове Итона. Он затруднился ответить, машинально выдав первую пришедшую на ум мысль.

– О муравьях...

– О муравьях? – заросшее лицо Симеона скривилось в пьяной улыбке, но неожиданно помрачнело. – Такие, как Диана Калугина – рождённые зря. От них, бесполезных пустышек, на Земле тесно, а на Тоте тяжко. Вы с ней одного возраста, молодые, вас притянуло друг к другу, вот вы и встретились... Только ты оставь её, не якшайся. Она дура. Бесполезная дура, которая несёт такую чушь, что нормальному, живому человеку и в голову не придёт. Понимаешь?.. Дед у неё остался один, вот и сидит на его горбу, пока Иохим за полями худо-бедно ухаживает. А как не станет старика, куда тогда денется? Только Дианочка об этом не думает, муравьёв в поле считает...

Симеон с грустным видом отставил стакан, но тут же яростно ударил по крышке стола.

– Я сорок лет в поле работаю! Я на Тоте не шутки шучу, а с зерна до обмолота пшеницу выращиваю! Хлеб – это жизнь, понимаешь? Я! Я планету кормлю, на которой таких Диан тысячи и миллионы! И Диан кормлю, и всех, кто свою жизнь зазря проживает. В рты им сыплю зерно, чтобы от голода не сдохли у себя в родной колыбели!

Симеон вцепился пятернёй в седые курчавые волосы, и будто устав от собственного громкого голоса, просипел.

– Одно меня утешает, что среди всех дармоедов, есть такие же настоящие люди, как я. Им работать на других суждено, они семьи свои к жизни вытягивают. Без моего хлеба – им голод. А я голодал на Земле, и жена голодала, и Витька маленький голодал. Голод знаю. Это вы, новое поколение, с нашими спутниками позабыли, по чём фунт лиха, когда воздух отравлен и земля не родит. Разъелись на наших хлебах, развлечений всё ищете, на спорт-грайвах гоняете, девок щупаете, не делаете ни черта. В школе на дармоедов выучивайтесь, чтобы бумажками в покое шуршать... Но и это плохо выходит: сдать экзамен не можете!

Дед глянул на Итона со злостью в пьяных глазах. Во взгляде Симеона отразился упрёк за неоправданные ожидания. Маэстро понял, что как только на ферме узнали о его низких оценках, здесь оборвалась вера в него. Должно быть, дело касалось матери и её отъезда с Тота на Землю вместе с отцом – это бегство до конца не простили в семье, но пытались понять, рассчитывали, что на планете жизнь дочери Симеона сложится лучше.

Не сложилась... Отца Итона постоянно уличали в финансовых махинациях. Симеон не считал его порядочным человеком. Последняя надежда была на Маэстро: ждали, что парень со временем станет достойным мужчиной. Но даже школьные экзамены внук провалил. В день его прилёта на Тот, Итону ничего не сказали. Зато сейчас говорили.

Злой огонёк в глазах деда погас. Симеон покачал головой и тяжело поднялся с кресла.

– Устал я... выпил лишнего. Пойду... – но не ушёл, а ещё раз обратился к Маэстро. – Завтра, если будет желание, возьму тебя с собой в поле. А нет – так учись... Учись! Жизнь твою надо куда-то девать... Можно и не хлеборобом, можно с бумажками...

Пошатываясь, Симеон взглянул и на притихшего за столом Александра.

– Сашка... – прохрипел старик пьяным голосом. – Наследник... Всё тебе оставляю! Для тебя держусь, для тебя давлю, ты единственное моё будущее...

Громыхнула гроза. Будто поражённый отблеском молнии, Симеон постоял ещё с минуту на месте, а затем нетвёрдой походкой направился в спальню. Как только дед вышел, в гостиной сгустилась неприветливая тишина. Следовало расходиться: без этого человека дом словно не жил. Но Итон решил ещё расспросить Александра о своей новой знакомой.

– Скажи, это правда, что Диана Калугина живёт на Тоте уже два года?

– Правда, – нехотя кивнул Саша. – С тех пор, как её родители сгорели заживо, никого кроме Иохима у девчонки из родных не осталось.

– Как – заживо? – оторопел Итон.

– А вот так. В атмосфере Земли от обшивки шаттла отошла плитка термоизоляции, и раскалённые газы хлынули внутрь корпуса. Калугины и экипаж за секунды сгорели, спеклись вместе с металлом... Диана тогда училась в пансионе закрытого типа, где воспитывали будущих жён для богачей. Наверное, у неё в этом заведении крыша поехала: про пансионы эти ходили слухи, что тамошних воспитанниц надзирательницы держат в строгости. А как родители умерли, девчонка совсем умом тронулась... Не для Тота она и не для пользы растёт, а прозябает, как сорняк возле пшеницы. Без денег отца её из пансиона выставили в кратчайшие сроки. Иохим на себя опекунство оформил, только внучка ему совсем не помогает. Закрутился старик, скоро в могилу, с полями он давно не справляется, в то время как Диана муравьёв на Тоте от безделья считает... Конец ферме Калугиных, ничего хорошего из этого места не будет. Новые поселенцы с Земли прилетят, а приживутся ли здесь на спутнике? Кто знает...

***

Итон принял предложение деда и рано утром вместе со всеми отправился в поле. По пути грайвы Александра и Виктора повернули на другие участки, а младший внук остался с Симеоном наедине. Залитое солнечным багрянцем утро медленно разгоралось над тёмным полем. С каждой секундой всё резче очерчивались колосья и не успевшие скрыться за горизонтом хвосты облаков. Ночной ливень насытил воздух влагой, так что на лобовом стекле остановившихся грайвов скопилась россыпь рубиновых капелек конденсата.

– Как оно тебе? – спросил Симеон, после продолжительного молчания.

– Поле? – не понял Итон.

– Да... В этих полях – вся моя жизнь, и я такую жизнь ни на что не променяю. Если смог бы, прожил бы её заново, начиная с самых пакостных дней на планете. Согласился бы вновь жену потерять от болезней, которыми нас Земля наградила, через все испытания пройти, чтобы второй раз с тобой возле пшеничных полей постоять, как сейчас... но уже не придётся. Так что наслаждайся этим – единственным разом...

Дед помолчал, будто позволяя утреннему ветру сказать своё слово. Пшеница колыхнулась навстречу, и медная от предрассветного солнца волна пробежала по зрелым, отяжелевшим от влаги колосьям. Рассветало.

– Жизнь на Тоте простая и правильная, здесь мало соблазнов поступить плохо, – продолжил Симемион, вероятно, имея в виду отца Итона. – Но если человеку приходится поступить плохо, то пусть это будет во благо, не для личной наживы, а для общего дела. Спокойная совесть гораздо важнее собственной выгоды. В юности люди верят, что достигнут в будущем всех несбывшихся благ... А в мои годы чаще оглядываются на прошлое. Будущее у стариков маленькое, как огрызок от съеденной корки. Остаётся думать не о себе, а о наследниках. Кто примет дело твоё и как им распорядится? Достойны ли? Сдюжат ли? Продавят ли, как и я? Нет... не знаю. Кто-то рукой махнёт, скажет: «После меня хоть трава не расти. Пусть что хотят, то и делают». А я отвечу: «Хлеб не трава». Его нельзя отдавать в руки тех, кто бороться за свою жизнь не умеет. А как узнать, кто справится, а кто нет?..

Дед повернул к Итону затенённое шляпой лицо. Глаза оценивающе смотрели на парня.

– Вот ты – мой внук, – сказал Симеон. – А доверишь ли тебе землю, в которую столько труда было вложено? Что ты с ней сделаешь? Ты ведь больше по девочкам и по спорт-грайвам, а не по зерну... Каждый человек одним и тем же способом на свет появляется, да только у одних внутри жил течёт золото, а у других вода вместо крови.

Итон не стал отвечать. Всё, о чём говорил ему дед, было из другой, не земной жизни. Все дорогие Маэстро люди остались на далёкой планете, среди скоростей, ядовитого, но привычного воздуха и ежедневных забот, которые ждали его в будущем, а не смотрели из прошлого. Для Итона, Тот был местом, о котором вспоминала мать в тихие минуты покоя – местом прожитой жизни. Не его жизни, чужой. Он уедет отсюда...

– Молчишь? Думаешь: перетерплю бредни старого дурака, а судьба меня сама куда надо за руку выведет? Не бывает такого. Все ошибки совершаются оттого, что всем плевать на прожитые тобой годы, и мудрых советов никто слышать не хочет, а если и слышит, то понимает по-своему... Но послушай сейчас мой совет: спорт-грайвы к жизни людей не вытягивают. Запрягай машину покрепче. Сейчас покажу...

Дед спустился с дороги к полям, где среди янтарной пшеницы возвышался на полтора метра металлический столб с монитором. Постучав по экрану, Симеон вызвал меню с простыми обозначениями. Несколько лёгких нажатий, и система управления выдала мигающую надпись «ждите».

– Смотри, – велел Итону дед. – Смотри на горизонт, сейчас появятся.

Долго ждать не пришлось. Через каких-нибудь три минуты в свете зари показались огромные горы. Движимые невидимой силой, комбайны приближались со всех сторон, словно призванные на ритуал жрецы в рыжих мантиях. Скрипя металлической бронёй и издавая гул от скрытых внутри гравидвигателей, машины скользили по воздуху, не задевая колосьев, и отбрасывая длинные, широкие тени. Высота каждой машины равнялась пятнадцати метрам. Когда комбайны приблизились, Итон испытал невольный трепет от того, с какой лёгкостью они передвигались благодаря технологии антигравитации. Ему показалось, что если машины не остановятся, то просто раздавят их с дедом. Но комбайны замерли в двух шагах от юноши и Симеона.

– Видишь, какой силой способен повелевать человек? Всё могущество наше, всё величие, все достижения – направлены на добычу прокорма. Без зерна с Тота на Земле вновь наступит голод, и люди знают об этом. Но без человека никакая автоматика долго не выдержит. Всюду требуется хозяин, наблюдение и уход. Знаю...

Дед повернулся к поражённому видом гигантских комбайнов Итону и внимательно на него посмотрел.

– Наша семья на Тоте поднимает на ноги уже третье поколение. Ты тоже мог бы остаться и помочь двоюродному брату. Саша, как и ты, смотрел на эти машины, когда комбайны впервые подошли к нему на расстояние вытянутой руки. Ты станешь не просто фермером, а повелителем этих земель. Зерно – твой Грааль, которому на жаль посвятить себя без остатка. Ты спасёшь планету от голода и проживёшь свою судьбу не напрасно. Разве существует что-то более ценное для человека?

Ответить деду сейчас, среди океана пшеницы, где каждый колос шептал ему о важности жизни, Маэстро не мог. Но Симеон не ждал от него легковесных решений.

– Забирайся на любой из них, – махнул дед рукой в сторону приваренных к корпусам комбайнов скоб. – Сейчас я тебе покажу, что под шкурой у этих зверюг гораздо больше возможностей, чем у спорт-грайвов.

***

Техника фермеров произвела на Итона сильное впечатление, но оставаться на Тоте он не собирался. Маэстро распланировал свою жизнь на ближайшие годы: первым шагом станут набранные в конце августа сто тридцать баллов. Но впервые на его пути встал серьезный выбор – новая дорога, которая приведёт к другой жизни, если только Итон на неё согласится. Как часто открываются нам эти пути? Сколько раз мы принимаем решение, способное нас изменить? Тот сделал Итону предложение, но честен ли Тот? Всё ли было показано Маэстро на пшеничной дороге?

Размышляя об этом, Итон вёл грайв под полуденным солнцем. Дикая и смешная мысль о том, чтобы оставить прежнюю жизнь, Анку, учёбу, мать и отца, с каждым мгновением становилась серьёзнее, тяжелее, реальнее.

Поворот... Так бывает, когда смотришь на ответвление дороги, по которой безропотно шёл, но теперь сомневаешься: не лучше ли выбрать новое направление? Вдруг твой прежний путь приведёт в никуда, а удача поджидала за поворотом?

Эта мысль посетила Итона, когда он осознал, что среди колосьев пшеницы на бешенной скорости грайва не видишь никаких поворотов, ответвлений и даже параллельной дороги... Как тогда, в детстве, родной голос не может дозваться среди жаркого марева августа.

...Два зависших над обочиной грайва Итон увидел издалека. Он остановился и, открыв окно, внимательно изучил обе машины. Один грайв Маэстро узнал – это была машина Александра – тёмно-зелёная, выгоревшая на солнце, с белыми линиями вдоль кузова. Другой – ярко-красный, с белым кругом на крыше, – не принадлежал никому из членов семьи.

Теряясь в догадках, чья это машина и что случилось, Итон выпрыгнул из кокпита. Пройдя несколько шагов по дороге, он услышал сдержанный шёпот в пшенице высокого сорта. Юноше показалось, будто говорили о нём: таились и насмехались. Решительно двинувшись сквозь превышающие рост человека колосья, он пробивался на голос. Упругие стебли хлестали по куртке и по лицу, но среди зарослей была кем-то протоптанная тропа.

– Лучше мы сами... – торопливо шептал чей-то голос, похожий на шелест ветра в полях.

– Мы всё распланировали вместе с дедом, – отвечал невидимый среди зарослей Саша.

– У нас будет свой дом, маленький и уютный, – мечтала невидимая девушка. – На складе в порту есть комплекты для модульного строительства. На первое время нам будет достаточно четырёх стен...

– Проблема не в стенах, а в месте для дома, – возразил Саша. – Свободных пространств почти нет. Площади засева пшеницы наращивают, сокращая дороги, а участки под строительство новых домов не планируются. Людям на Земле нужно больше зерна.

– Я не хочу жить под одной крышей с твоим дедом. Понимаешь? – упорствовала девушка. – Он злой человек, он... он всё время заставляет всех делать так, как хочется ему одному. По его мнению, жизнь не способна дарить иного счастья, кроме ответственности и правоты. Ты должен построить нам дом – только наш дом, где мы сможем быть вместе.

– Ты действительно этого хочешь?

– Хочу.

Итон понял, что он совершенно лишний в этой беседе и попытался незаметно уйти. Но его присутствие оказалось замечено раньше. Крепкая рука брата схватила Маэстро за куртку, резко развернув к серьёзным карим глазам.

– Что ты здесь делаешь? – прошипел Александр.

– Увидел твой грайв на обочине, подумал – авария... – не дрогнул Маэстро. Несколько долгих секунд Саша смотрел на него, оценивая правдивость ответа. Колосья зашуршали, и раздвигая рукой упругие стебли, к ним вышла девушка – синие глаза, вьющиеся пружинками рыжие волосы, усыпанное веснушками лицо, клетчатая рубашка с закатанными до локтей рукавами и зелёные бриджи.

– Это твой брат? – спросила она, улыбаясь.

– Двоюродный, – процедил Саша. Кулак, державший Итона, он всё же разжал.

– Будем знакомы, я Злата Собатская, ваша соседка, – представилась девушка, протягивая к Итону для приветствия мягкую руку.

– Вы Сашина невеста? – принимая её рукопожатие, спросил Итон. От его бесхитростного вопроса Злата смутилась и опустила глаза. Круглое лицо залилось румянцем.

– Это так... мы просто так... Ты надолго приехал на Тот? – неловко сменила тему она.

– До осенних экзаменов.

– Значит, готовишься к поступлению в Высшую школу?.. Расскажи, как там, на Земле? Правда, что люди дышат грязью и химическими испарениями?

– Воздух у нас тяжёлый, зато жизнь несравненно интереснее и разнообразнее, – Итон понял, что говорит с человеком, который никогда не видел родной планеты. – Вы никогда не были на Земле?

– Никогда. Я родилась здесь и не покидала Тота ни разу в жизни. Спутник – мой дом, и я хотела бы остаться здесь навсегда. Мне ничего больше не надо, кроме своего маленького счастья среди полей... А какое счастье выберешь ты?

– Не знаю. На Земле много возможностей, и даже если ты в чём-то потерпел неудачу, всегда можно начать другой путь. Колледжи, школа, работа и развлечения – по-моему, кислородные маски – не слишком высокая плата за это.

– А по-моему там, где нельзя свободно дышать, и жить нельзя по-настоящему, – улыбнулась Злата Собатская.

Александр во время их разговора молчал, словно окаменев. Заметив, с каким напряжением двоюродный брат воспринимает его присутствие, Итон решил поскорее уйти, придумав благовидный предлог.

– Вы не знаете, как проехать к ферме Калугиных? – обратился он к Злате.

– Знаю... – кивнула девушка, продолжая ему улыбаться. Но тепла в синих глазах больше не было. – Немного дальше по этой дороге.

– А с Дианой, внучкой Иохима, вы знакомы?

– Мы не подруги. Ничего не могу о ней сказать... нового, – Собатская многозначительно посмотрела на Сашу.

– Дуй отсюда! – не выдержав, резко скомандовал брат. – И никому ни слова о том, что ты здесь видел и слышал, понятно?

Итон согласно кивнул и пошёл сквозь заросли высокой пшеницы к дороге. На душе остался неприятный осадок. На ферме деда явно происходило что-то такое, о чём он не знал.

***

Маки. Ярко красные маки показались в конце белоснежной дороги среди пшеничных полей. Это было так неожиданно, словно белая спица пронзила золотой мир, выпустив из него капельку крови. Итон мгновенно забыл о разговоре с Симеоном и о встрече с Сашей, когда впереди показались стены двухэтажного дома под крышей из солнечных батарей и бирюзовая фигурка возле крыльца.

Останавливаясь, грайв Итона пригнал за собой облачко пыли. Диана занималась цветами, но когда машина подъехала ближе, она выпрямилась, приложив ладонь в рабочей перчатке к бровям. В руке девушки были зажаты небольшие садовые ножницы. Увидев выходящего из кокпита Итона, Диана встретила гостя улыбкой.

– Ты приехал...

– Думала, что обману?

– Нет, зачем же... Обещания, данные на дороге, выполнять необязательно: в этом нет никакого обмана, ведь обещания выданы случайным попутчикам.

– Тогда что же ты за человек, если не выполняешь своих обещаний?

– Что же ты за человек, если не можешь сдержать лишних слов, которые превращаются в обещания? – ещё раз улыбнулась Диана.

Вновь Итон чувствовал, что разговор с ней крутится на одном месте. Сунув руки в карманы гоночной куртки, он разглядывал качающиеся на ветру маки. Со всех сторон к дому подступала пшеница, в двух шагах от стен начинались поля, но здесь, перед крыльцом, росли только цветы. Десять метров угодий были расчищены от колосьев специально для домашнего сада.

– Что же ты натворила? – с напускным весельем спросил у Дианы Маэстро. – Насколько я понял, зерно на Тоте – это самое главное. Фермеры сдают его под отчётность, берегут каждый колос, иначе лишатся своих домов... Так зачем тебе эти цветы?

Пшеничная нива, будто соглашаясь с его правильными словами, наклонилась под ветром. Диана обвела взглядом ожившее поле, крепко стиснув в руках садовые ножницы.

– Тебе не кажется, что ты борешься с океаном?.. – взгляд девушки скользнул по Итону и устремился за его спину. – Тот дышит, а то что дышит – в понятии человека – живое... Скажи, Итон... А Земля дышит?

– Нет, Земля задыхается...

– Всё равно... Ты здесь недавно и перед глазами ещё не стоит пустота вечных полей, где ближайшее человеческое жильё находится за сотнями километров. Чтобы доехать туда, потребуется скоростной грайв. Но попав к другим людям, что ты увидишь? – Фермы, зерно, услышишь одни и те же разговоры об урожае. Это чрезвычайно важно, но не моё...

Диана перевела взгляд на маки, лепестки которых растрепались от сильного ветра.

– Они тебе нравятся?

– Кто?

– Цветы.

– Скажем так, я не ожидал их здесь увидеть.

– Так бывает всегда, когда среди жизни появляется что-то новое и необычное. Тот живой. Он дышит, кормит людей, постепенно становится богом, о котором не говорят на Земле с восхищением, не замечают до тех пор, пока всё хорошо, но без него останутся на краю голода. Какое преступление в том, чтобы осквернить тело полное жизни маленьким символом смерти? Маки – цветы смерти, ты об этом не знал?.. А ещё символ сна, забвения и обманчивости. Красный цвет не идёт постоянству, красный – больше чем жизнь. Он требует страсти, движения, поступка, а не покоя. Нигде на спутнике я не нашла настоящего красного, всё здесь только синее и золотое.

Диана смотрела на Итона в поисках понимания, но в голове Маэстро крутилась единственная мысль: «Боже мой! Если бы я прожил на Тоте два года, быть может со мной произошло тоже самое? Я бы также сошёл с ума и начал цепляться за мир, который выдумал сам. Лучше вернуться на Землю, погрузиться в учёбу, гонки, работу и ни о чём больше не думать. Сомнения больной Земли в разы здоровее мыслей ожившего Тота».

– Ты голоден? – внезапно спросила Диана. Маэстро заметил, что её глаза больше не обращены на него. Она смотрела куда-то через его плечо. В конце белой дороги клубилась пыль – ехал грайвер.

– Иохим возвращается, – сообщила Калугина. – Время обеда, дед закончил работу... Ты к нам присоединишься?

Маэстро не стал отказываться: ведь конкретной цели визита у него не было. Итону хотелось взглянуть на ещё одно лицо Тота, которое странным образом не вписывалось в ряд обычных поступков и планов. Наткнувшись на суждения Дианы как на огни подрезавшего его дорогу противника, Итон решил узнать о ней больше. Понять, как вообще занесло эту девушку на обочину общего уважения. Среди правильных идей деда, Саши и Златы Собатской только слова Дианы Калугиной вызывали у него сомнения и вопросы.

– Что же, посмотрим, едят ли фермеры Тота один только хлеб.

***

– Девяносто четыре балла... Девяносто четыре балла – это не много... – качая маленькой, словно высушенной головой, сказал восьмидесятилетний старик. Вместе с Иохимом они сели за стол, Диана расставила блюда с импортируемой на Тот ветчиной, толчёным картофелем и грибами. Никакого хлеба Маэстро среди еды не заметил.

Иохим оказался очень старым, почти одряхлевшим человеком. Он с трудом вышел из грайва, приставным шагом поднялся на крыльцо и не замечал Итона до тех пор, пока Диана не представила своего гостя с Земли. Безмолвно кивнув, дед вошёл в дом и сел за стол в маленькой кухне.

В тарелке перед ним лежало картофельное пюре моментального приготовления. Иохим время от времени приглаживал кустистые брови на понуром лице и невнятно бормотал о делах. Диана села рядом с Маэстро, чутко следя, чтобы у всех в стаканах хватало чистой воды. Разговор сразу зашёл об учёбе. Итон всё чаще отговаривался этой темой от всех, кому она странным образом была интересна.

– Девяносто четыре балла это немного, молодой человек, – проскрипел Иохим дряблым голосом. – Но всё ерунда... Всё приложится. Я рад, что ты решил остаться с Дианой.

– Я здесь ненадолго, – улыбнулся Маэстро, бросив непонимающий взгляд на девушку. Диана резко перемешивала вилкой еду, как будто хотела закопать в толчёном картофеле начавшийся разговор.

– Неудавшаяся жизнь на Земле многих привела на Тот в поисках счастья, – Иохим продолжал говорить о своём, не замечая ответа Итона. – Но на спутнике остались лишь те, кто сумел изменить себя, приспособиться к нашей жизни, в которой нет места спешке, суете, обману и недоверию... Впрочем, и обиды здесь забывают не скоро: соседи живут на большом удалении. Даже если решил извиниться, пока едешь, сто раз передумаешь. Да-а...

Старик коснулся бровей, будто мешавших ему видеть окружающих, хотя взгляд подслеповатых глаз Иохима просто всегда был опущен.

– Я рад, что ты решил остаться с Дианой... Без мужчины ей будет трудно справиться с фермой.

Итон нахмурился, но не стал возражать. Диана с растущим негодованием смотрела на деда, который продолжал рассуждать по своему разумению.

– Наши поля не хуже, чем у Симеона, мой мальчик. Площади те же, вот только с обработкой беда. Комбайны выходят из строя, программное обеспечение устарело, механические поломки случаются чаще... Но не пугайся работы. Потребуется совсем немного времени, чтобы разобраться в делах. Ты справишься...

– Признаться, я скорее справлюсь с поломкой спорт-грайва, – попытался отшутиться Маэстро.

– Дедушка, он не останется... – холодно процедила Диана, сжимая вилку в руке.

– На южных участках надо обработать пшеницу: урожай губят вредители. Кто просил завозить их на Тот? Кому это пришло в голову на Земле?.. Диана расскажет, какие средства лучше использовать, хотя она мало понимает в делах. Не хочет ни в чём разбираться. Я ей объяснял, но если меня вдруг не станет... Надеюсь, она хоть что-то запомнила.