Текст книги "Святители и власти"

Автор книги: Руслан Скрынников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

«ИЗМЕННОЕ» АРХИЕПИСКОПСТВО

После разгрома заговора Федорова призрак смуты в земщине продолжал пугать царя Ивана. Глава сыскного ведомства Малюта Скуратов использовал его подозрения, мало-помалу забирая бразды правления опричниной в свои руки. Удельный князь Владимир Андреевич помог опричникам разгромить боярский «заговор» в земщине, подав царю донос на Федорова. Но это не помешало Малюте затеять розыск об измене самого князя Владимира, сосланного в Нижний Новгород. Один из царских поваров, ездивший в Нижний за рыбой для царского стола, был взят на пыточный двор и показал, будто получил от Старицкого пятьдесят рублей денег и яд, с помощью которого собирался извести всю царскую семью. К суду были привлечены «ближайшие льстецы, прихлебатели и палачи в качестве свидетелей».

В начале октября 1569 года Иван вызвал брата в Александровскую слободу. Когда князь Владимир прибыл на Ямскую станцию Богану в окрестностях слободы, его лагерь был окружен опричными войсками. В шатер к Старицкому явились судьи Малюта Скуратов и Василий Грязной, предъявившие ему обвинение в покушении на жизнь самодержца. Оклеветанного князя взяли под стражу. По приказу царя он выпил чашу с отравленным вином. Вместе с ним были умерщвлены его жена Авдотья – урожденная княжна Одоевская – и их девятилетняя дочь Евдокия.

Удельный князь Владимир унаследовал от отца обширный двор в Новгороде, служивший одной из его резиденций. По традиции некоторые из новгородских помещиков служили в удельном княжестве Старицких. Брат царя пользовался известностью среди новгородцев. Местный летописец, осведомленный насчет настроений в городе, записал, что после смерти князя Владимира «мнози по нем людие восплакашася».

В день суда над Старицким опричники казнили дворцового повара Моляву с сыновьями, нескольких нижегородских рыболовов и Антона Свиязева – подьячего из Великого Новгорода. Под пытками Свиязев показал, что соучастниками «заговора» Старицкого были архиепископ Пимен и новгородские власти. Пимен оказал исключительные услуги царю при учреждении опричнины, помог ему расправиться с главой церкви. Басманов и Вяземский не имели причин преследовать Пимена. Более того, Вяземский предпринял попытку предупредить архиепископа о грозившей ему опасности. Скуратов использовал его промах, чтобы покончить с учредителями опричнины.

В декабре 1569 года Иван Грозный по пути к Новгороду остановился в Твери. Опричники обложили город со всех сторон. Царь остановился в Отроче монастыре, где томился опальный Филипп Колычев. Попытка примирения между монархом и пастырем не удалась, и Филипп был умерщвлен по приказу царя.

Как отметил участник похода Г. Штаден, «в Твери царь приказал грабить все – и церкви и монастыри». Таубе и Крузе подтверждают его свидетельство. В своем памфлете двое названных мемуаристов утверждали, будто царь творил «кровавые дела» в Твери пять дней. Однако из дальнейших описаний следует, что в первые дни (включая день убийства Филиппа – 23 декабря) опричники грабили архиепископский дом и монастыри. Еще два дня (24–26 декабря) они отдыхали. Затем разгромили посад и никак не позднее 26–27 декабря двинулись в Новгород.

Передовые опричные отряды во главе с В. Г. Зюзиным подошли к Новгороду 2 января 1570 года и сразу же оцепили город крепкими заставами, «кабы ни един человек из града не убежал». Первым делом опричники опечатали казну в монастырях и церковных приходах. Одновременно арестовали многих игуменов, соборных старцев и попов и раздали их приставам из местных дворян со строжайшим приказом держать их «крепко во узах железных».

Спустя четыре дня в окрестности Новгорода прибыл Иван Грозный, остановившийся лагерем в монастыре на Городище. Его сопровождала личная охрана – полторы тысячи стрельцов и многочисленные опричные дворяне. В воскресенье, 8 января, царь отправился в Софийский собор к обедне. На волховском мосту его торжественно встретили с крестами и иконами архиепископ Пимен и прочие духовные чины. Встреча кончилась неслыханным позором. Грозный отказался принять благословение и перед всем народом громогласно обвинил новгородцев в измене. Архиепископ, заявил он, «зломыслием своим и со своими старцы и единомысленники» хотят его «отчину» Великий Новгород «предати иноплеменником, королю польскому Жигимонту Августу».

Несмотря на общее замешательство, царь велел Пимену служить последнюю обедню. Он был слишком благочестив, чтобы пропустить богослужение в день крещения. После обедни Пимен пригласил царя в архиепископские палаты «хлеба ясти». На обеде присутствовали настоятели крупнейших новгородских монастырей. Посреди веселого пира Иван, возопив «гласом великим с яростию», велел страже схватить Пимена и его бояр.

Новгородское архиепископство было самой древней и едва ли не самой богатой епархией России. Когда-то, сокрушив Новгород, Иван III вывез в Москву богатейшую сокровищницу Софийского дома – «множество злата и сребра и сосудов его». Однако по совету духовенства Василий III, поставив на архиепископство в Новгороде Макария, вернул Софийскому дому «всю казну старых архиепископов».

Грозный следовал примеру своего знаменитого деда – великого государя Ивана III, но действия опричников в отношении церкви отличались еще большим варварством и жестокостью. По приказу Грозного опричники ограбили архиепископский двор и храм Софии, забрали драгоценную утварь и иконы, выломали из алтаря древние Корсунские ворота. Царский духовник Евстафий и дворецкий Л. А. Салтыков лично руководили изъятием богатейшей сокровищницы Софийского дома.

На другой день начался суд в царском лагере на Городище. Дознание велось с применением самых жестоких пыток. Опальных жгли на огне «некою составною мукою огненною». Затем их привязывали к саням длинной веревкой, волокли две версты до Новгорода и сбрасывали с волховского моста в реку. Избивали не только изменников, но и всех членов их семей. По словам новгородского летописца, на волховском мосту был устроен высокий помост, с которого бросали в реку связанных по рукам и ногам женщин и детей. Опричники разъезжали по реке на лодках и с помощью рогатин и топоров топили тех, кому удавалось всплыть.

В свое время Иван III, назначив Макария архиепископом в Новгород, «бояр ему своих дал». В услужение Софийскому дому были определены лица из московской служилой знати – князья Тулуповы-Стародубские, Шаховские-Ярославские, дворяне из числа новгородских помещиков.

По приказу Грозного на Городище были доставлены архиепископские бояре князь А. Тулупов и князь В. Шаховской, владычный дворецкий Н. Цыплятев, Т. Пешков, конюший И. Милославский и сотни других дворян, служивших в архиепископском полку. Самые видные из архиепископских вассалов были увезены в Москву. Царь не желал казнить их до соборного суда над Пименом. Некоторые архиепископские слуги были казнены в Новгороде. В новгородских списках синодика записаны имена Т. Пешкова, И. Милославского с братьями, многих Цыплятевых и их родственников Мусоргских.

Глава новгородской церкви – недавний любимец царя и пособник опричного правительства – подвергся неслыханным унижениям и издевательствам. Опричники начали с того, что сорвали с Пимена белый клобук, после чего Иван IV обратился к нему с шутовской речью. «Тебе не подобает быть епископов а скорее скоморохом, – объявил царь, – поэтому я хочу дать тебе в супружество жену». Присутствующим настоятелям он тут же велел внести большие суммы на шутовскую свадьбу. Главные унижения для новгородского владыки были еще впереди. Вместо невесты монарх велел привести епископу кобылу. «Получи вот эту жену, – произнес самодержец, – влезай на нее сейчас, оседлай, отправляйся в Московию и запиши свое имя в списке скоморохов». Издевательствам не было предела. Престарелый пастырь, почти тридцать лет возглавлявший новгородскую церковь, покинул город, крепко привязанный к лошади, держа в руках то ли волынку, то ли гусли. Опричники старались не только покончить с авторитетом князя церкви, занимавшего второе после митрополита место в церковной иерархии, но и выставить его на всеобщее посмешище.

Архиепископа Пимена обвинили в заговоре со знатным земским боярином Василием Даниловым. Вместе с конюшим Федоровым Данилов возглавил московскую боярскую комиссию, которой Грозный поручил управлять столицей после учреждения опричнины. В то время преданность Федорова и Данилова не вызывала у монарха сомнений.

Под пытками Малюта Скуратов добился от боярина Данилова признания, будто в заговоре с ним состояли новгородские власти и все жители Новгородско-Псковской земли. И новгородцам и Данилову предъявлялось одно и то же обвинение – намерение «предаться» польскому королю. Важные сведения об обстоятельствах раскрытия «заговора» сообщает венецианский дипломат Джерио, побывавший в Москве после новгородского разгрома. Царь, писал он, «разорил Новгород вследствие поимки гонца с изменническим письмом».

Позднее новгородские предания, старавшиеся отвести от Новгорода всякие подозрения в измене, утверждали, будто изменную грамоту составил некий бродяга-волынец Петр, желавший отомстить Новгороду. Он якобы подделал челобитную от всего Новгорода «о предании польскому королю», запрятал ее в Софийском соборе, а затем послал донос царю. Может быть, бродяга Петр Волынец и был тем гонцом, который подбросил в Новгород «изменническое письмо», но инициатива сочинения письма, или «памяти», принадлежала, конечно, не ему.

Расшифровать сообщение Джерио помогает документальная опись царского архива. Вместе с «новгородским делом» Свиязева и отпиской о «деле» Данилова в архиве хранилась «отписка из Новгорода от дьяков Ондрея Безносова да от Кузьмы Румянцева о польской памяти». Дьяки А. Безносов и К. Румянцев возглавляли новгородскую приказную администрацию в 1568–1569 годах. Когда в городе был пойман лазутчик с «памятью» (письмом), они тотчас уведомили об этом царя.

За два года до новгородского разгрома литовцы обратились с тайными грамотами к конюшему Федорову и другим руководителям земщины, предлагая им перейти на королевскую службу. В то время литовская тайная дипломатия добилась бесспорного успеха, скомпрометировав конюшего тайным обращением к нему. Теперь литовская интрига получила свое продолжение в «новгородском деле». «Польская память», найденная у лазутчика в Новгороде, стала в глазах опричников главной уликой против новгородских властей.

После новгородского разгрома царские послы объявили, что «царь и великий князь для земских расправ был в своей вотчине в Великом Новгороде и Пскове». На вопрос: «То ли управа государь ваш в Новгороде и во Пскове и на Москве многих казнил?» – послы должны были отвечать: «Али вам то ведомо? Коли вам то ведомо, а нам вам что и сказывати? О котором есте лихом деле з государьскими изменники лазучьством ссылались и бог тое измену государю нашему объявил; и потому над теми изменники так и сталось… а безлеп было то, пане и затевати: коли князь Семен Лугвень и князь Михайло Олелкович в Новегороде был, ино и тогда Литва Новагорода не умели удержати, и чего удержати не умели, и на то что посягати? А государь наш… свое царство держит от божии десницы, и чего кому бог не даст, и тому того собою как взяти?»

Официальные разъяснения в Литве показывают всю степень ослепления опричного руководства, ставшего жертвой мистификации королевской секретной службы. Для мнительного царя найденная в Новгороде «польская память» послужила бесспорным доказательством сговора между литовцами и новгородскими «изменниками», свидетельством «безлепной затеи литовских панов», их посягательства на новгородскую отчину царя. Грозный не сомневался, что нити новой интриги тянутся к его давнему врагу боярину Курбскому. Русские послы должны были объявить в Литве о последних преступлениях Курбского: «А ныне его многая измена тайно лазучьством со государьскими изменники ссылаетца на государьское лихо и на крестьянское кровопролитие».

Суд на Городище завершился казнями боярина Данилова, многих новгородских дворян, дьяков и подьячих. После изобличения главных «заговорщиков» опричники взялись за монастыри. Местный летописец, рассказав о расправе на Городище, замечает: «И по скончании того государь с своими воинскими людми начат ездити около Великого Новагорода по монастырям». По словам опричника Штадена, царь Иван самолично руководил изъятием сокровищ у монастырей: «Каждый день он поднимался и переезжал в другой монастырь, где давал простор своему озорству». Опричники забирай из монастырской казны деньги, грабили кельи, снимали колокола, громили монастырское хозяйство. В Вишерском монастыре они в поисках сокровищ разломали раку местного святого Саввы.

Опричное правительство наложило на новгородское черное духовенство громадную денежную контрибуцию. Архимандриты должны были внести в опричную казну по 2 тысячи золотых, настоятели по тысяче, соборные старцы – по 300–500 золотых. Менее состоятельное белое духовенство, городские попы платили по 40 рублей с человека. С начала января опричники держали настоятелей и соборных старцев под стражей. Затем царь распорядился передать старцев приставам и «бити их… из утра и до вечера на правежи до искупа безщадно». Во время экзекуций погиб игумен крупнейшего Антониева монастыря Гелвасий, а также записанные я синодик старец Нередицкого монастыря и старица Гобуша. «Государев» разгром явился подлинной катастрофой Для крупнейших новгородских монастырей. Черное духовенство было ограблено до нитки. В опричную казну перешли колоссальные денежные богатства, накопленные монастырями и Софийским домом в течение столетий.

Когда-то Иван III отобрал у новгородских монастырей большую часть их земельных богатств, но не тронул сокровищ и денежной казны. Царь Иван IV помнил, какое негодование Духовенства вызвали проекты секуляризации на Стоглавом соборе, и даже в дни новгородского разгрома не пытался вернуться к отставленным проектам. Помимо всего прочего, Грозный был озабочен тем, чтобы пополнить казну. Розыск об измене руководителей земщины вкупе с одним из высших иерархов церкви внушил Грозному чувство ужаса. Готовясь к войне с подданными, царь пытался ускорить строительство грандиозной крепости в Вологде, которую он предполагал превратить в свою опричную столицу. Строительство требовало значительных средств. Иван не отказался от планов бегства в Англию и рассчитывал покинуть царство не с пустыми руками.

Все эти обстоятельства и объясняют неслыханное поведение главы государства в дни новгородского похода. Ограбив архиепископа и монастыри, Иван приказал разграбить город и склады с купеческими товарами. Разгром посада продолжался несколько дней, а опричные санкции против духовенства длились не менее двух лет. «Прощение», объявленное горожанам, не распространялось на новгородское духовенство. После отъезда царя руководить репрессиями против духовенства стал опричник К. Д. Поливанов. Он поселился во дворе архиепископского дворецкого на Софийской стороне. Его подручные заняли 27 крупнейших монастырей – «у всякого монастыря по сыну боярском». Что касается архиепископа Пимена и его многочисленных вассалов, то все они были отосланы под стражей в Александровскую слободу и там заключены в тюрьму. По новгородской дороге в Москву потянулись длинные обозы с награбленным добром.

Из Новгорода опричная армия двинулась на Псков. Не позднее 19–20 февраля царь прибыл в Никольский монастырь на Любятине. Жители Пскова поспешили выразить царю полную покорность. Вдоль всех улиц, по которым должны были проехать Грозный и его свита, были расставлены столы с хлебом и солью. Глава псковского духовенства печорский игумен Корнилий, попы и монахи вышли навстречу опричнине с крестами и иконами.

Печорский монастырь в Пскове был одним из самых знаменитых на западных границах России. Летопись, составленная в стенах обители при Корнилии, была проникнута резко выраженными антимосковскими настроениями. Боярин князь Андрей Курбский в бытность свою наместником Ливонии установил тесные связи с Корнилием ввиду назначения его епископом Юрьевским и Вельянским. Служебные связи переросли в дружеские. Курбский поддерживал оживленную переписку со старцем монастыря Вассианом Муромцевым, брал у монахов деньги в долг. После бегства в Литву опальный боярин обратился в Печоры за новым займом, но получил отказ. Переписка Курбского с властями Печорского монастыря попала в руки Грозного.

Крайне антимосковские настроения и дружба с Курбским – инициатором литовских интриг в России – явились главной причиной подозрений Грозного против печорских старцев. По словам одного псковского летописца, игумен Корнилий был отправлен земным царем к небесному 20 февраля 1570 года. Вместе с Корнилием опричники казнили старца Вассиана Муромцева, бывшего келаря Троице-Сергиева монастыря Дорофея Курцева, сосланного в Псков, и других лиц.

Опричная казна наложила руку на сокровища псковских монастырей. Местные монахи были ограблены до нитки. У них отняли не только деньги, но также иконы и кресты, драгоценную церковную утварь и книги. Опричники сняли с соборов и увезли в слободу колокола. По словам Шлихтинга, царь пощадил население Пскова, всю же ярость и жестокость обратил против черного духовенства. Антицерковная направленность опричной политики получила здесь наиболее четкое выражение.

Царь пробыл в Пскове очень недолго. Опричники, начавшие было грабить город, не успели довершить своего дела. Во времена Грозного ходило немало легенд относительно внезапного прекращения псковского погрома. Участники погрома Штаден, Таубе и Крузе сообщают, что царь повстречал псковского юродивого Николу и тот посоветовал ему немедленно покинуть Псков, чтобы избежать большого несчастья.

Резня и кровопролитие опричнины привели к тому, что никто не смел протестовать против царского произвола. Один юродивый Никола не побоялся выразить общие чувства. Блаженный будто бы поучал царя «много ужасными словесы еже престати от велия кровопролития и не дерзнути еже грабити святыя божия церкви». Иван не послушался юродивого и велел снять колокола с Троицкого собора. В тот же час, гласит легенда, пал лучший царский конь. Пророчества Николы стали сбываться, и царь в ужасе бежал из города. Весьма возможно, что пророчества Николы ускорили отъезд опричников из Пскова: царь Иван был подвержен всем суевериям своего времени. Но, так или иначе, вмешательство юродивого нисколько не помешало антицерковным мероприятиям опричнины. Царь покинул Псков не раньше, чем ограбил до нитки псковское духовенство.

Псковский посад избежал погрома не вследствие вмешательства юродивого, а по причинам совсем другого свойства. Незадолго до опричного похода власти выселили из Пскова и отправили в ссылку в разные города несколько сотен семей, заподозренных в измене. Как только сыскное ведомство в Александровской слободе приступило к расследованию «заговора» Владимира Андреевича, Грозный велел доставить псковских заговорщиков. В черновиках описи архива 1626 года упоминались «наказы черные дворяном, как посыланы с Москвы в слободу и по городом за псковичи… и извет про пскович, про всяких людей, что они ссылались с литовским королем Жигмонтом». Новгородцы были обвинены в измене на основании подложных грамот. Псковичи стали жертвой «извета» – доноса. В дни похода на Новгород опричники застали многих опальных псковичей под Тверью и в Торжке. По приказу царя опричники устроили кровавую баню, перебив 220 переселенцев с женами и детьми. Царя вполне удовлетворила эта резня, и только потому он пощадил остальных жителей. Из Пскова царь уехал в Старицу, где произвел смотр опричной армии, а оттуда отправился в слободу. Карательный поход на Новгород и Псков был закончен.

Некоторые историки считают, что в дни новгородско-псковского похода было перебито до сорока тысяч человек. Однако опричные донесения, попавшие в синодик государевых опальных, дают иные цифры. Во время суда на Городище было казнено несколько сотен человек, поименно названных в синодике. Суд продолжался не менее четырех недель В Новгороде опричники действовали совершенно так же, как и в Твери. Сначала они творили суд и расправу, а перед тем, как покинуть город, разгромили посад. Руководил этим Малюта Скуратов. Согласно его донесению, опричники перебили более полутора тысяч человек, не потрудившись узнать их имена. Безымянные жертвы царя по большей части принадлежали к низшим слоям населения. На современников резня произвела ужасающее впечатление. Они писали о гибели десятков и даже сотен тысяч человек. Причину ошибки можно установить. По времени опричный поход на Новгород совпал с периодом крупнейших стихийных бедствий. Двухлетний неурожай привел к голоду. Когда Грозный явился в Тверь, а затем в Новгород, жителей этих городов косила голодная смерть. Опричники донесли Ивану, что голодающие по ночам крадут тела казненных, чтобы утолить голод. Благочестивый государь пришел в ярость и приказал выгнать из города всех бродяг и нищих. Стояли сильные морозы, и лишившиеся крова люди почти все замерзли в поле.

Суд над Старицким и архиепископом Пименом вызвал серьезные разногласия в Опричной думе. «Новгородское дело» встревожило тех деятелей опричнины, которые не утратили способности сообразовывать свои действия помимо соображений карьеры и со здравым смыслом. Бессмысленность обвинений, выдвинутых против одного из наиболее авторитетных руководителей церкви Пимена, была очевидна, так как он выделялся своей неизменной лояльностью к опричному правительству и преданностью царю.

Оружничий князь Афанасий Вяземский дал знать Пимену о предстоящем походе армии на Новгород. Архиепископ надеялся оправдаться перед монархом и готовился встретить его дарами. Незадолго до появления Ивана IV в Новгороде местный церковный летописец составил роспись «корму царю и государю великому князю», «коли с Москвы поедет в Великий Новгород, в свою отчину». Царский корм включал 10 коров, 100 баранов, 5 пудов масла, на поварню 200 телег дров, для конского корму 600 телег сена и 600 четвертей овса. Подробнейшая роспись царского корма едва ли могла попасть в летопись, не будь в том практической надобности.

Будучи временщиком, Вяземский не осмелился открыто возражать против решения царя о разгроме Новгорода. Но в опричном правительстве были люди, чье влияние основывалось на выдающихся заслугах, знатности и богатстве. В числе их был боярин А. Д. Басманов – один из самых видных воевод своего времени. Неизвестно, предпринимал ли он какие-нибудь шаги, чтобы предотвратить расправу с Пименом, или же проявил недостаточно рвения при разоблачении «измены». Так или иначе, карьера Басмановых оборвалась накануне новгородского разгрома. В дни новгородской экспедиции опричники казнили нескольких его слуг, что было дурным знаком. Сразу после завершения похода глава опричного правительства А. Д. Басманов был объявлен главным сообщником Пимена.

После низложения Филиппа Колычева царь возвел на митрополию Кирилла – архимандрита Троице-Сергиева монастыря. Преемником Кирилла в Троице стал его ближайший ученик и любимец Памва. Начав расследование «измены» князя Владимира Старицкого и Пимена, опричники арестовали архимандрита Памву и 13 ноября 1569 года заточили его в новгородский Хутынский монастырь. Келарь Троице-Сергиева монастыря был убит в Пскове в дни похода. После изгнания Памвы архимандритом Троице-Сергиева монастыря был назначен Феодосий Вятка, близкий к опричному правительству. Расправа с Памвой должна была послужить грозным предостережением для митрополита Кирилла. Опричные власти стремились запугать его и одновременно использовать авторитет главы церкви для новых гонений на земщину.

Накануне похода на Новгород царь прислал Кириллу послание с просьбой, «чтоб он бояр и всяких людей о службе безо всякие хитрости утверждал по-прежнему». С помощью церкви правительство старалось предотвратить возможные протесты земских бояр против террористических действий опричнины. Кирилл немедленно уведомил царя, что исполнил его приказание. Лишь после этого Иван известил митрополита об «измене» новгородского архиепископа Пимена и его аресте. Собравшийся в Кремле священный собор поспешил осудить Пимена.

В разгар новгородского погрома Кирилл и епископы направили царю грамоту с сообщением, что «приговорили они на соборе новгородцкому архиепископу Пимину против государевы грамоты за его безчинье священная не действовати». Пимен был выдан опричнине с головой. Но высшее духовенство переусердствовало, угождая царю. В третьем послании из Новгорода царь дал знать митрополиту, что «архиепископу Пимину служити не велено», но просил до окончания следствия не лишать его архиепископского сана. «А сану б с нево, – писал царь, – до подлинного сыску и до соборного уложенья не снимати». Опричное правительство знало, что ограбление новгородской церкви вызвало глубокое негодование всего духовенства, и с особенной тщательностью подготавливало суд над Пименом.

На соборе, когда-то низложившем Колычева, самыми деятельными его противниками выступили Пимен и Филофей. Связи с Пименом, прежде помогавшие архиепископу рязанскому Филофею, теперь обернулись против него. Царь «изверже его из сану». Казначеем у рязанского епископа долгое время служил Исаак Сумин, ставший затем архимандритом Солотчинского монастыря под Рязанью. Он был убит сразу после новгородского похода. Опричники, «отделавшие» старца, не удосужились узнать его имени и донесли царю, что отправили на тот свет «архимарита солочинского».

Помимо Рязанской епархии репрессии затронули Нижегородскую. В Нижнем Новгороде не было епископской кафедры, и местное духовенство подчинялось непосредственно митрополиту в Москве. Старшим иерархом среди духовных лиц был архимандрит печерского Вознесенского монастыря. В течение восемнадцати лет во главе обители стоял Иоаким, умерший 5 апреля 1570 года. Его преемником стал Митрофан, бывший архимандритом не более двух-трех месяцев. В синодике его имя записано среди казненных незадолго до 21 июля 1570 года: «Митрофана инок, архимарита Печерсково, Елька Мальцов, князя Петра боярин Серебреной…» Крутые меры в отношении высшего духовенства должны были подготовить почву для расправы с архиепископом Пименом.

Одновременно царь осыпал щедрыми милостями монахов, послушных его воле. 23 января 1570 года он пожаловал Кирилло-Белозерскому монастырю крупную вотчину в Дмитровском уезде на помин души князя Владимира Андреевича, монахам – серебряные кубок и чару, 100 пудов меда, а позднее 200 рублей.

Во второй половине июля того же года священный собор приступил к суду над Пименом. Церковники были запуганы кровавым террором и не осмелились возражать царю. Против Пимена выступили царские «ласкатели» – опричный симоновский архимандрит, кирилловский игумен, новый троицкий архимандрит Ф. Вятка и др. Противников Пимена охотно поддерживали те члены собора, которые не могли простить ему интриг против Филиппа.

После недолгого судебного разбирательства собор объявил о низложении Пимена. Опального архиепископа заточили в Никольский монастырь в Веневе. По авторитетному свидетельству новгородского архиепископского летописца, Пимен жил после своего «владычества», то есть после низложения, год и два месяца без шести дней. Умер он 25 сентября 1571 года, следовательно, сана лишился 18–20 июля 1570 года. Через несколько дней после осуждения Пимена царь отдал приказ о казни всех его «сообщников».

В день казни, 25 июля 1570 года, царь Иван явился на рыночную площадь, именовавшуюся Поганой лужей, в полном боевом облачении – «в доспехе, в шоломе и с копием». При нем находился наследник и многочисленная вооруженная свита. Полторы тысячи конных стрельцов оцепили Поганую лужу с трех сторон. Еще накануне опричные мастеровые сделали необходимые приготовления к экзекуции, забили в землю колья и т. д. Вступление опричных войск на земскую половину Москвы и приготовления к казням вызвали панику среди столичного населения. Люди спешили спрятаться в домах. Улицы и площади опустели.

Такой оборот дела озадачил царя Ивана, который поспешил обратиться к народу с увещеваниями. Как свидетельствовали очевидцы, царь разъезжал по всей площади, уговаривал жителей отбросить страх, приказывал им «подойти посмотреть поближе, говоря, что, правда, в душе у него было намерение погубить всех жителей города, но он сложил уже с них свой гнев». В речах Грозного заключалось одно поразительное признание. «Изобличив» в измене главных московских дьяков, опричное руководство серьезно помышляло о том, чтобы покарать все земское население Москвы и учинить в столице такой же погром, как в Новгороде. Однако здравый смысл взял верх, и новые чудовищные планы опричнины так и не были осуществлены.

Паника, вызванная прибытием опричников, постепенно улеглась, и народ заполнил рыночную площадь. В этот момент царь вновь обратился к «черни» и, «стоя в середине ее, спросил, правильно ли он делает, что хочет карать своих изменников». В ответ раздались громкие крики: «Живи преблагий царь! Ты хорошо делаешь, что наказуешь изменников по делам их». «Глас народа», всенародное одобрение опричной расправы были, конечно, сплошной фикцией.

После речи к народу царь «великодушно» объявил о помиловании половины осужденных. Вслед за тем дьяк стал громко вычитывать осужденным их «вины», и начались казни, продолжавшиеся четыре часа. Среди прочих опальных головы лишились бояре новгородского архиепископа князь А. Тулупов-Стародубский, князь В. Шаховской-Ярославский, псковский наместник владыки и его дворецкий Неудача Цыплятев, архиепископские дворяне Ч. Бартенев, Г. Милославский (родня архиепископского конюшего), С. Пешков (родня архиепископского дворянина Т. Пешкова), владычный дьяк М. Дубнев, архиепископский чашник Ш. Волынский, а также помещики различных новгородских пятин. Через две-три недели царь велел утопить в Москве-реке жен и детей «изменников», казненных 25 июля.

Земских «изменников» перебили публично, при огромном стечении народа. С руководителями опричнины расправились втихомолку, без лишнего шума. Царь пощадил фаворита Федора Басманова, но тот, по словам Курбского, избежал казни страшной ценой. Он будто бы сам «последи зарезал рукою своею отца своего Алексея, преславного похлебника, по их языку, мальяка и губителя своего и святоруские земли». Насколько достоверно известие Курбского, трудно сказать. Федор Басманов доказал свою преданность самодержцу, но опалы не избежал. Его с семьей сослали на Белоозеро, где он и умер в тюрьме. Оружничий А. Вяземский, пытавшийся спасти Пимена, был брошен в тюрьму и там умер «в железных оковах».