Текст книги "Россия накануне смутного времени"

Автор книги: Руслан Скрынников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Вступая на трон, Борис был крайне угнетен возможностью тайных злоумышлении недоброжелателей. Казалось, он, предугадывая грядущие потрясения, старался оградить от них себя и свою семью. Присягавшие принимали обязательство «не соединяться на всякое лихо и скопом и заговором (на Годуновых. – Р. С.) не приходити». Новые пункты присяги призваны были убедить всех, что новый царь намерен водворить в стране порядок и справедливость. Чиновники клялись, что будут судить без посулов «в правду» [512]512
  ААЭ, т. II, с. 58–59.


[Закрыть].

Подготовляя почву для коронации, власти 1 сентября организовали еще одно торжественное шествие в Новодевичий монастырь с участием духовенства, бояр, гостей, приказных людей и жителей столицы. Борис, заранее прибывший в монастырь, милостиво согласился венчаться царским венцом «по древнему обычаю» [513]513
  Буганов В. И. Сказание о смерти царя Федора Ивановича…, с. 182–183.


[Закрыть]. Два дня спустя Годунов короновался в Успенском соборе в Кремле. По этому случаю многие знатные лица получили высшие думные чины. В числе удостоенных особых милостей были Романовы и Вельский. Бояре получили гарантии против возобновления казней. Государь дал обет не проливать крови в течение пяти лет.

По случаю «воцарения» Борис удостоил своих подданных многих милостей. Наибольшие преимущества получило, без сомнения, дворянство. Согласно заявлениям Посольского приказа, царь пожаловал всяких служилых людей своей царской казной: «на один год вдруг три жалованья велел дать». Ряд временных податных льгот получило население посадов. Так, 15 сентября 1598 г. правительство «отарханило» новгородский посад, сложив «денежные всякие доходы» со дворов, с торгов и мелких промыслов. Разоренная дотла Корела, только что возвратившаяся в состав Русского государства, получила льготу от всяких податей на десять лет. Льготы частично распространились и на другие категории населения. В Сибири власти пожаловали сибирских людей, сложив с них ясак на 7108 (1599/1600) г. [514]514
  ДРВ, ч. XII. М., 1789, с. 237; ДАИ, т. II, с. 249, 253; ЦГАДА, ф, 199, оп. 2, Портфели Миллера, № 478, ч. 1, № 14.


[Закрыть]

После коронации положение Годунова на первых порах оставалось неустойчивым. В начале января 1599 г. в Польше и Ливонии упорно циркулировали слухи о том, что новый царь убит своими боярами. Король Сигизмунд III получил известия об этом сразу из нескольких источников. Из Орши ему сообщали, что Годунова убил «некий царек» (Симеон – ?). Из Вильны доносили, будто во время аудиенции в Кремлевском дворце Борис ударил посохом одного из Никитичей (Романовых), за что тот поколол его ножом [515]515
  Письмо Сигизмунда III А. Сапеге от 12 января 1599 г. – Архив ЛОИИ, колл. 114, № III/127, л. 13.


[Закрыть]. Сведения оказались недостоверными, но в них слышался отзвук продолжавшихся раздоров между Годуновым и знатью.

Политическая ситуация в Москве была лишена стабильности, и в Кремле вновь вспомнили об «утвержденной грамоте». Майская грамота включала документы, составленные в разгар избирательной борьбы. Некоторые из них (например, «хартия» в пользу Бориса) имели характер предвыборных памфлетов. Не удивительно, что они окончательно устарели после коронации Годунова. Царской канцелярии пришлось немало потрудиться, чтобы составить новый текст «утвержденной грамоты», радикально отличавшийся от старого.

В дни избирательной кампании сторонники Бориса старались убедить народ, будто сам Грозный, а затем Федор благословили его на царство. Со временем Посольский приказ отказался от этой версии, по крайней мере в своих разъяснениях, адресованных союзникам. В январе 1599 г. русские дипломаты сообщили венскому двору, что Борис Годунов «учинился» на государстве «по благословению великой государыни сестры нашие царицы и великие княгини Александры и по челобитью и по прошению святейшего Иова патриарха, и всего вселенского собора, и всех чинов всяких людей государства нашего» [516]516
  Грамота Б. Годунова от января 1599 г. Проф. Ж. Бланков обнаружил оригинал грамоты в Брюссельском архиве и любезно предоставил ее фотокопию в ЦГАДА в Москве. Ср. наказ послу В. Сукину (ЦГАДА, Шведские дела, ф. 98, 1598, оп. 1, д. 1, л. 201–205).


[Закрыть]. Посольская версия получила отражение в последней редакции утвержденной грамоты.

Из майской грамоты следовало, что царь Федор, умирая, приказал Борису свою душу, свою супругу и «все свои великие государства Российскаго царствия». Отредактированный текст гласил, что Федор приказал свою душу «отцу своему и богомольцу» патриарху Иову и «шурину своему царскому». Авторы майской грамоты «цитировали» следующее предсмертное обращение Ивана IV к Годунову: «Тебе приказываю душу свою, и сына своего Федора Ивановича, и дщерь свою Ирину, и все царство наше великаго Российского государства». Согласно новой редакции, царь заявил любимцу: «Тебе приказываю сына своего Федора и богом дарованную дщерь свою Ирину, ты же соблюди их от всяких зол» [517]517
  ДРВ, ч. VII, с. 38–39, 55; ААЭ, т. II, с. 19, 25.


[Закрыть].

После завершения работы над утвержденной грамотой власти собрали членов Земского собора, которые скрепили документ своими подписями. Очевидно, церемонии подписания соборного приговора предшествовало ознакомление участников собора с текстом вновь подготовленного документа. Имеются некоторые косвенные данные, подтверждающие предположение о возобновлении деятельности Земского собора в начале 1599 г. Согласно опубликованным перечням иммунитетных грамот, Б. Ф. Годунов подтвердил ряд жалованных и прочих монастырских грамот в следующей последовательности: в мае 1598 г. – 1, в июне – 2, в августе – 5, в сентябре – 10, в октябре – 3, в ноябре – 8, в декабре – 2; в январе 1599 г. – 10, в феврале —11, в марте – 10, в апреле – 2, в августе – 4 [518]518
  Каштанов С. М.Хронологический перечень иммунитетных грамот XVI в. – АЕ за 1957 г. М., 1958; его же. Хронологический перечень иммунитетных грамот, ч. 2. – АЕ за 1960 г. М., 1962; Каштанов С. М., Назаров В. Д., Флоря Б. Н.Хронологический перечень иммунитетных грамот, ч. 3. – АЕ за 1966 г. М., 1968. По данным Д. А. Тебекина, вновь выданные иммунитетные грамоты распределялись по времени следующим образом: август 1598 г. – 2, сентябрь – 1, октябрь – 3, декабрь – 1; январь 1599 г. – 3, февраль – 6, март – 2, апрель – 3, май – 1.


[Закрыть]. Заверка грамот требовала присутствия духовных лиц в Москве. Наибольшее количество заверок падает на сентябрь 1598 г., когда церковники съехались в Москву для участия в коронации Бориса, а также на январь – март 1599 г., время предполагаемого собора. Перемены в составе Земского собора на последнем этапе его деятельности сводились к следующему. Функционировавший до коронации «вселенский» собор был распущен и уступил место священному собору в его традиционном составе. Несоборные иерархи были исключены из перечня утвержденной грамоты, и лишь некоторым из них в виде исключения разрешили подписать документ. Патриаршая канцелярия не скрывала причин, побудивших ее аннулировать подписи членов собора на тексте майской грамоты. Старые списки, пояснила канцелярия, были написаны по памяти, «а не по степенным книгам уложению», которые не удосужились разыскать в архиве, поскольку утвержденную грамоту составляли второпях. Церковные власти сделали в июле приписку к тексту грамоты, косвенно воспрещавшую духовным чинам использовать майские списки в своих местнических спорах. «И впредь им (духовным иерархам. – Р. С.) о местех, – гласила приписка, – как царь государь и великий князь Борис Федорович всея Русии укажет» [519]519
  ДРВ, ч. VII, с. 116–117.


[Закрыть].

Последнее замечание объясняет, почему в мае патриаршая канцелярия не смогла составить списки светских членов собора. Главным камнем преткновения были местнические порядки. Любая неточность в расположении имен могла повлечь вереницу местнических тяжб. Без привлечения Разрядного приказа задача не могла быть решена. Лишь с помощью разрядной документации власти могли составить такие списки членов собора, которые не нарушили бы сложной системы местнических отношений и в то же время учли бы перемены, связанные с утверждением новой династии. Наличие особой редакции перечня участников собора, сохранившейся в составе Плещеевской разрядной книги, свидетельствует о том, что Разрядный приказ, возможно, не сразу решил стоявшую перед ним задачу.

Оценивая деятельность собора 1599 г., не следует упускать из виду, что он был созван уже после того, как Борис прочно «сел» на царство. По существу члены собора не обсуждали вопрос, кого избрать на трон. У них не было выбора. Деятельность собора свелась к тому, что его участники заслушали текст утвержденной грамоты и поставили подписи на документе, не слишком точно излагавшем историю воцарения Годунова Подписание грамоты заняло продолжительное время, и властям не удалось добиться соответствия между перечнем и подписями членов собора. Можно насчитать много десятков случаев, когда лица из списочного состава не участвовали в «рукоприкладстве». Зато другие лица, не фигурировавшие в списках членов собора, скрепили грамоту подписями. Во многих случаях один человек расписывался за другого либо сразу за два – четыре лица. Трудно решить, кто из них присутствовал на соборе в самом деле, а кто расписался на соборном приговоре задним числом.

Утвержденная грамота 1599 г. имела значение своего рода поручной записи. Ее списки четко очерчивают тот круг лиц, от которых Борис требовал особых доказательств лояльности. К нему принадлежали помимо высших духовных иерархов боярство и столичная знать.

Деятельностью ранних избирательных соборов руководили Годуновы и их сторонники. На послекоронационном соборе Боярская дума присутствовала почти в полном составе. Пропуск некоторых имен в списках носил, по-видимому, случайный характер. В перечне отсутствовали как известные противники Годунова (князь А. П. Куракин, Голицыны), так и его рьяные приверженцы (Ф. И. Хворостинин). Не будучи поименованы в перечне участников собора, почти все эти лица, включая Куракина, Голицыных, И. И. Шуйского и Хворостинина, со временем поставили свои подписи на тексте утвержденной грамоты [520]520
  Исключение составили лишь И. В. Сицкий и Ф. Д. Шестунов, близкие родственники Романовых. Они не поставили подписей на грамоте. В перечень собора не были включены ни князь И. И. Голицын, находившийся в Москве, ни его брат А. И. Голицын, отосланный на воеводство в Псков в январе 1598 г. и остававшийся там в 1599–1600 гг. В конце концов А. И. Голицын скрепил грамоту подписью за себя «и в брата место» (Разрядные книги 1598–1638 гг., с. 53–56, 81).


[Закрыть].

Помимо думных чинов власти пригласили на собор значительную часть столичного дворянства, высшие дворцовые чины, стольников, стряпчих, «жильцов», приказную бюрократию, стрелецких голов. Цвет столичной знати и служилые верхи были представлены на соборе с наибольшей полнотой. Они решительно преобладали в составе служилых курий собора. Что касается провинциального дворянства, то некоторое представительство на соборе получили прежде всего его верхи, организованные в так называемый выбор из городов. В целом «выбор» насчитывал примерно 800 человек от 51 города, и его члены периодически несли службу в столице. Ко времени собора в Москве находилось немногим более 100 дворян из «выбора», от одного до девяти представителей от 35 городов. Из их числа власти пригласили на собор менее половины – 45 человек, от одного до четырех представителей от 21 города [521]521
  Мордовина С. П.Характер дворянского представительства…, с. 60–63.


[Закрыть]. Отметив несоответствие между группами «выборных» дворян на местах и их представительством на соборе, С. П. Мордовина отвергла самую возможность каких-либо регламентированных выборов или вызова на Земский собор «делегатов» от местных дворянских обществ.

Такая точка зрения представляется не вполне верной. Дело в том, что от внимания С. П. Мордовиной ускользнули подписи некоторых провинциальных детей боярских, затерявшиеся среди подписей столичных посадских людей в самом конце грамоты. Эти дети боярские отнюдь не принадлежали к московскому «выбору» и на служебной лестнице стояли невысоко. На грамоте можно прочесть подписи «Второго Тыртова во всей Шеломянские пятины место», Никиты Львова «и в Воцкие пятины место», Варшуты Дивова «и во всех ржевич место», Ондрея Ивашева «и во всех белян место» [522]522
  ГПБ, собр. Соловецкого монастыря, № 852/962, л. 226; сб. 0.IV.17, л. 208 об. Сын боярский Дивов назван в Строгановском списке Дартушей, а в Соловецком списке – Даршутой. Однако родословие Дивовых более точно передает прозвище Варфоломея-Варшуты (Российская родословная книга, ч. 4. СПб., 1857, с. 388).


[Закрыть]. Шелонский помещик Второй Федоров Тыртов успешно служил в последние годы Ливонской войны и был известен в своей местности [523]523
  Самоквасов Д. Я.Архивный материал, т. И, ч. 2, с. 522; Разрядная книга 1599–1605 гг., с. 155.


[Закрыть]. Подобно Тыртову, Никита Львов, Варфоломей (Варшута) Константинович Дивов и Андрей Ивашов также принадлежали к разряду провинциальных служилых людей. Их участие в Земском соборе не было запланировано заранее: власти не включили ни одного из них в список приглашенных на собор. Тем не менее они смогли поставить свои подписи под утвержденной грамотой. В отличие от всех прочих дворян, подписывавшихся только за себя, названные дети боярские выступали не от своего только имени, но от имени всех служилых людей своего уезда. Почему именно эти лица были избраны в качестве представителей уездов и какие полномочия они получили от своих уездных помещиков, сказать трудно.

Новгородские помещики составляли одну из самых влиятельных корпораций тогдашнего дворянства. Подписи представителей новгородских пятин, а также белян и ржевич удостоверили участие в царском избрании служилых людей тех земель Северо-Запада, которые не имели представителей в составе московского «двора».

Поздний Земский собор не искал поддержки у «всенародного множества». Тем не менее самое широкое представительство на нем получили верхи столичного посада – богатые купцы и посадская администрация. В списках собора значились 22 гостя и 2 гостиных старосты (все они, за единственным исключением, поставили свои подписи на грамоте), а также 14 соцких, возглавлявших тяглые «черные» сотни Москвы. За многих соцких подписи поставили рядовые тяглецы из состава посада. Присутствие «черных» тяглых людей придало этому собору подлинно земский характер.

В ходе избирательной борьбы Земский собор многократно менял свои формы и состав. Ранний январский собор 1598 г. носил, по-видимому, традиционный характер и включал Боярскую думу, высшее духовенство, представителей дворян и т. д. Раскол в думе вынудил руководителей избирательного собора обратиться за поддержкой к столичному посадскому населению. Соборная практика вышла из рамок традиции. Наличная документация позволяет составить точное представление о Земском соборе, созванном властями в январе 1599 г. Представительность этого собора не вызывает сомнений. В соответствии с традицией большинство его членов были назначены правительством, но на нем присутствовали также представители уездного дворянства и столичного посада.

Соборы 1598–1599 гг. сыграли важную роль в истории сословно-представительных учреждений в России. Они явились переходной ступенькой от первых соборных совещаний середины XVI в. к более представительным и полномочным соборам начала XVII в.

Глава 12
Закрепощение крестьян

Основной законодательный материал конца XVI в. сравнительно хорошо сохранился до наших дней. Имеется много десятков приговоров и указов того времени, посвященных не только первостепенным, но и маловажным сюжетам. Среди самых значительных законов определенно отсутствует лишь один, оказавший неизмеримое влияние на весь ход экономического развития России. Это указ о закрепощении крестьян. Законодательство по крестьянскому вопросу последовательно прослеживается с конца XV в. до Соборного уложения 9 марта 1607 г., но в этой цепи недостает самого важного звена – закона об отмене Юрьева дня. Отмеченный парадоксальный факт получил различное истолкование в историографии.

Сторонники «указной» теории считали, что указ о закрепощении крестьян был со временем утерян. В. Н. Татищев датировал неразысканный указ 1592 г. [524]524
  Татищев В. Н.История Российская, т. IV. М – Л., 1966, с. 320.


[Закрыть]Теорию «указного» прикрепления разделяли такие историки, как Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев, Н. И. Костомаров, В. И. Сергеевич. Законодательное прикрепление крестьян к земле, по мнению С. М. Соловьева, было проведено ради общегосударственной пользы ввиду обширности и малонаселенности территории России, недостатка рабочих рук на землях помещиков, обеспечивавших оборону страны [525]525
  Соловьев С. М.История России с древнейших времен, кн. IV, т. 2–3. М., 1960, с. 296–298.


[Закрыть].

Критиками теории «указного» закрепощения крестьян выступили М. П. Погодин, В. О. Ключевский, М. А. Дьяконов, П. М. Милюков. Названные историки отрицали значение правительственных распоряжений в деле установления крепостного права и сформулировали теорию «безуказного» закрепощения русского крестьянства. В. О. Ключевский усматривал экономические истоки закрепощения в крестьянской задолженности, чрезвычайно усилившейся во второй половине XVI в. По мнению В. О. Ключевского, долговая зависимость сближала великорусского крестьянина с кабальным холопом и лишала его права выхода в Юрьев день. Крестьянин прикреплялся не к земле, а к личности землевладельца. Государство заботилось лишь о том, чтобы процесс закрепощения не нарушал крестьянского тягла и не ущемлял интересов казны. Крепостное право, утверждал В. О. Ключевский, было создано не государством, а только при его участии [526]526
  Ключевский В. О. Соч., т. 7. М., 1959.


[Закрыть]. М. А. Дьяконов, исследуя положение различных категорий сельского населения Московской Руси, уделил особое внимание категории «старожильцев», в возникновении которой, по его мнению, существенную роль сыграла задолженность крестьян [527]527
  Дьяконов М. А.Очерки из истории сельского населения в Московском государстве XIV–XVII вв. М., 1898.


[Закрыть]. Теория «безуказного» закрепощения обрела законченность, когда П. М. Милюков сформулировал три основных фактора закрепощения: прикрепление крестьян к тяглу, «старожильство» и рост крестьянской задолженности [528]528
  Милюков П. М. Крестьяне в России. – Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона, 1890–1907, т. 32.


[Закрыть].

Благодаря авторитету В. О. Ключевского и П. М. Милюкова тезис о «безуказном» закрепощении стал доминировать в дореволюционной историографии. Дискуссия между сторонниками и противниками «безуказной» теории получила новое направление после открытия материалов о заповедных годах [529]529
  Самый подробный историографический обзор приведен в работе Л. В. Волкова «Проблема закрепощения крестьян в России в советской исторической науке» (Труды МГИАИ, 1967, вып. 23). См. также исследование американского историка Р. Хелли: Hellie R. Enserfment and military change in Moscow. Chicago, 1971, p. 1 – 18.


[Закрыть]. Однако первые попытки истолковать данные о заповедных годах в теоретическом плане оказались не слишком удачными [530]530
  Адрианов С. А. К вопросу о крестьянском прикреплении. – Журнал Министерства народного просвещения, 1895, № 1, с. 239–251; Одынец Д. М. К истории прикрепления владельческих крестьян. – Журнал министерства юстиции, 1908, № 1, с. 136–138; Самоквасов Д. Я.Архивный материал, т. II, ч. 2, с. 14–15, 43–47.


[Закрыть]. Сторонник «безуказной» теории М. А. Дьяконов в специальной работе «Заповедные и выходные лета» подтвердил сделанный ранее вывод о том, что крестьянский выход и правила перехода, установленные Судебником 1550 г., отмирали без законодательной отмены. М. А. Дьяконов считал, что в начале 90-х годов XVI в. общим законом оставалась статья Судебника о крестьянском выходе, а следовательно, правила о заповедных летах имели лишь частное, или местное, применение: действие общего закона о Юрьеве дне временно отменялось для отдельных лиц по особым пожалованиям и для отдельных местностей специальными распоряжениями [531]531
  Дьяконов М. А.Заповедныя и выходныя лета. Пг., 1915, с. 10–11, 19.


[Закрыть].

В советской историографии проблема заповедных лет была детально исследована в трудах Б. Д. Грекова, С. Б. Веселовского, В. И. Корецкого. Конкретный ход закрепощения Б. Д. Греков представлял следующим образом. При Иване Грозном, в самом начале 80-х годов XVI в., правительство издало Указ о заповедных годах, в силу которого крестьяне лишились права выхода в Юрьев день [532]532
  Греков Б. Д.Юрьев день и заповедные годы. – Известия АН СССР, т. XX. Л., 1926; его же. Главнейшие этапы в истории крепостного права в России. М. – Л., 1940; его же. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII в., кн. 2. М., 1954.


[Закрыть]. С. Б. Веселовский согласился с выводом Б. Д. Грекова, но высказал предположение, что при Грозном заповедные годы действовали в пределах ограниченной территории [533]533
  Веселовский С. Б.Из истории закрепощения крестьян (отмена Юрьева дня). Учен. зап. института истории РАНИОН, т. V. М., 1928, с. 207.


[Закрыть]. По Б. Д. Грекову, заповедные годы сразу приобрели значение общегосударственной меры.

Архивные находки последних лет расширили поле наблюдений. В итоге многолетних разысканий В. И. Корецкий обнаружил документы с прямой ссылкой на царский указ о запрещении крестьянского выхода. Однако вновь открытые источники называют автором указа об отмене Юрьева дня не Ивана IV, а царя Федора. Открытие В. И. Корецкого стало важной вехой в изучении проблемы закрепощения и неизбежно привело к возобновлению дискуссии. В центре обсуждения оказались следующие вопросы: существовал ли один или было два указа о закрепощении крестьян? Чем заповедные годы Ивана IV отличались от заповедных лет царя Федора? На какой территории действовал указ о заповедных годах, т. е. имел ли он всеобщий или локальный характер?

Пока текст указа не разыскан, любые суждения о нем будут иметь характер гипотезы. Значение же гипотезы определяется тем, насколько хорошо она согласуется со всеми имеющимися фактами и источниками. В основу теории заповедных лет положен крайне ограниченный круг источников. Это несколько поместных грамот Деревской пятины и приходно-расходные книги Иосифо-Волоколамского монастыря 80-х годов XVI в. [534]534
  Корецкий В. И. Из истории закрепощения крестьян в России в конце XVI – начале XVII в. – История СССР, 1957, № 1 с. 169.


[Закрыть]Названные документы требуют всесторонней критической проверки.

Комплекс источников, непосредственно упоминающих о действии заповедных лет в 80-х годах, исчерпывается восемью разрозненными грамотами из делопроизводственных документов Деревской пятины Новгородской земли. Все восемь грамот составлены в одном Едровском стане Деревской пятины и характеризуют положение лишь в четырех поместьях. Между тем в пятине насчитывалось несколько станов и несколько сот поместных владений.

Грамоты позволяют установить, что в 1588–1589 гг. три едровских помещика требовали возвращения в свои поместья крестьян, ушедших от них в заповедные 7090–7096 гг. На этом основополагающем факте и строится вся традиционная хронология заповедных лет. Коль скоро источники называют первым заповедным годом 7090-й, то, очевидно, «заповедь» была введена не позднее этой даты царствовавшим в то время Иваном Грозным.

Д. Я. Самоквасов при публикации обнаруженных им едровских грамот отметил интересное хронологическое совпадение. В грамотах 7090 год фигурирует в качестве даты первого заповедного года. В том же самом году государевы писцы произвели описание Деревской пятины. В этом внешнем совпадении Д. Я. Самоквасов усмотрел прямую причинную связь [535]535
  Самоквасов Д. Я.Архивный материал т. II, ч. 1. М., 1909, с. 46–47.


[Закрыть]. Аналогичную точку зрения высказал В, И. Корецкий. По его мнению, введение заповедных лет и отмена Юрьева дня в пределах Деревской пятины были непосредственно связаны с составлением писцовых книг этой пятины в конце 1581 (7090) г. [536]536
  Корецкий В. И.Из истории закрепощения крестьян…, с. 169.


[Закрыть]

Наблюдение Д. Я. Самоквасова заключает в себе очевидную ошибку. На деревских книгах действительно имеется помета «7090 г.». Однако она вовсе не свидетельствует о том, что описание Деревской пятины началось в сентябре – декабре 1581 (7090) г., т. е. в период предполагаемой отмены Юрьева дня. (По правилам Судебника, крестьяне могли покинуть своих помещиков в течение двух недель на Юрьев день – 26 ноября.) Осенью и зимой 1581 (7090) г. польские и шведские войска производили непрерывные нападения на Деревскую пятину и смежные с ней новгородские земли. Проводить описание на театре военных действий было опасно и бесполезно. В феврале 1582 (7090) г. Россия заключила мир с Речью Посполитой. Лишь после этого правительство получило возможность послать писцов в Деревскую пятину, чтобы выяснить масштабы разорения Новгородской земли [537]537
  Д. А. Замыцкий приступил к описанию Деревской пятины весной-летом 7090 (1582) г. Его книги насчитывают 1279 листов. Составить их за оставшиеся месяцы 7090 г. (до 1 сентября) было невозможно. Работа продолжалась в 7091 г., однако с перерывом на зимние месяцы, поскольку пашню под снегом не мерили ( Веселовский С. Б. Сошное письмо. Исследование по истории кадастра и посошного обложения Московского государства, т. II. М., 1916, с. 183–184). Д. А. Замыцкий не завершил описания пятины, так как весной 7091 (1583) г. он участвовал в походе на казанцев (Разрядная книга 1475–1598 гг., с. 336). Оставшиеся неописанными деревские погосты посетили писцы Карцев и Ф. Шишмарев. Они составили две небольшие книги (226 и 121 лист), датированные 1582–1583 (7091) гг. (Зап. РГО, кн. VIII. СПб., 1853, прил. IX). Составленные в 7090–7091 гг. деревские книги приобрели юридическую силу лишь после того, как их проверили и исправили в Поместном приказе в Москве. (В писцовой книге Деревской пятины имеются следы исправлений, связанных с утверждением книги в приказе.) Обычно на эту процедуру уходило много времени, иногда несколько лет ( Веселовский С. Б. Сошное письмо, т. II, гл. IX–XI).


[Закрыть]. Скорее всего деревские писцы приступили к работе с наступлением лета 1582 г.

Историки использовали в своих построениях датировку деревской писцовой книги, но никогда не обращались к ее показаниям по существу. Этот факт кажется парадоксальным, если принять во внимание, что описание Едровского стана 1582 г. является единственным источником, позволяющим подвергнуть критической проверке показания едровских поместных грамот конца 80-х годов, содержащих указания на заповедные годы.

Если доверять свидетельству едровских грамот, режим заповедных лет определенно начал действовать с 7090 г., по крайней мере в пределах небольших поместных владений двух деревских дворян – Ивана Непейцына и князя Богдана Кропоткина.

В 1588 г. Непейцын затеял тяжбу с соседним монастырем. Он требовал возвратить ему крестьян Ваську и Трешку Гавриловых на том основании, что «они збежали в заповедныя годы 90-м году из-за Ивана из-за Непейцина из деревни с Крутца, а Иван был на государеве службе в Лялицах». По разрядным книгам можно установить, что Непейцын ходил к Лялицам и бился там со шведами в феврале 1582 (7090) г. [538]538
  Самоквасов Д. Я. Архивный материал, т. II, ч. 2, с. 450; Разряды, л. 363.


[Закрыть]

Случилось так, что в том же году, когда от Непейцына ушли его крестьяне, в поместье явились «большие писцы». В составленных ими писцовых книгах 7090 г. значится: «За Иваном за Амиревым, сыном Непейцына, селцо Крутец на реке Мсте, а в нем двор помещиков да 2 двора людцких, пашни паханые 5 четей, а перелогу 15 четей в поле, а в дву потому ж… в живущем полобжи, а впусте полторы обжи» [539]539
  ЦГАДА, Поместный приказ, ф. 1209, № 959, л. 199.


[Закрыть].

Если бы режим заповедных лет был действительно введен в пределах Едровского стана с осени 1581 (7090) г., то писцы, явившиеся в поместье Непейцына, должны были бы выяснить и записать имена по крайней мере тех крестьян, которые вышли из поместья в текущем заповедном году и нарушили только что изданный указ. Но писцы только пометили за Непейцыным десяток пустых крестьянских дворов без указания имен бывших владельцев и времени, когда они покинули свои дворы. В частности, они не упомянули о крестьянах Гавриловых, сбежавших из Крутца буквально накануне описания. Отсюда можно сделать вывод, что в период описания поместья Непейцына, в 1582–1583 гг., режим заповедных лет в пределах Едровского стана не действовал. Проверка обыскных грамот с помощью писцовых материалов не подтверждает, таким образом, традиционного взгляда на хронологию заповедных лет. В деревских книгах не удается обнаружить следы действия указа 1581 г. о заповедных летах.

К аналогичным выводам приводит сравнительный анализ писцовых материалов и обысков поместья князя Б. И. Кропоткина, который в одно время с Непейцыным пытался вернуть 13 крестьян, ушедших с его земли (в том числе и из деревни Марьин Рядок) к соседним помещикам в заповедные годы. «Большие писцы» описали Марьин Рядок на Березае в заповедном 1582 (7090) г. [540]540
  Самоквасов Д. Я. Архивный материал, т. II, ч. 2, с. 451; Анпилогов Г. И.Новые документы, с. 415–418; ЦГАДА, Поместный приказ, ф. 1209, № 959, л. 155–156.


[Закрыть]Это описание выполнено более тщательно и подробно, чем описание поместья Непейцына. Так, писцы выяснили и записали имена бывших владельцев 16 пустых тяглых дворов Марьина Рядка. Но и в этом случае текст писцовых книг не дает оснований утверждать, будто в момент описания здесь действовали заповедные годы. Если бы указ о запрете крестьянских переходов (применительно к Едровскому стану) был действительно издан осенью 1581 г., то писцы непременно бы указали, кто ушел из Марьина Рядка в текущем заповедном году, а кто – до введения «заповеди» – запрета крестьянских переходов.

Писцовые материалы имеют исключительное значение с точки зрения интерпретации обыскных грамот (в поместьях Непейцына и Кропоткина), упоминающих термин «заповедные годы». В деревских писцовых книгах нет даже намека на то, что режим заповедных лет был введен при Грозном, во время описания Едровского стана в 7090–7091 гг.

В значении писцовых книг как документа, утверждавшего права помещика на землю, крестьянские оброки и повинности, не приходится сомневаться. Между тем в наказе деревских писцов отсутствуют какие бы то ни было инструкции по поводу заповедных лет. Приемы «письма» не менялись в течение всего периода описания. Следовательно, в 1582–1583 гг. деревские писцы не получили никаких разъяснений относительно заповедных лет. Они фиксировали тяглое крестьянское население заповедной пятины, используя те же самые приемы, что и писцы всех остальных «незаповедных» новгородских пятин.

Проверка данных едровских грамот конца 80-х годов с помощью писцовых материалов начала 80-х годов колеблет привычное представление о действии заповедных лет с начала 80-х годов.

Другой источник, на котором базируется традиционная хронология заповедных лет, – приходно-расходные книги Иосифо-Волоколамского монастыря, введенные в научный оборот Н. Тимофеевым [541]541
  Тимофеев Н. Крестьянские выходы конца XVI в. – Исторический архив, т. 2. М. – Л, 1939, с. 67.


[Закрыть]. В построениях Б. Д. Грекова показаниям волоколамских книг отведено исключительно важное место [542]542
  Греков Б. Д. Крестьяне на Руси, т. II, с. 291–297.


[Закрыть].

Книги Иосифо-Волоколамского монастыря зафиксировали множество крестьянских переходов в период с мая 1573 по сентябрь 1581 г. Максимальное число переходов приходится на 1579/80 г. Но с осени 1581 г. сведения о крестьянском выходе полностью исчезли со страниц монастырских книг. Этот факт Б. Д. Греков был склонен рассматривать как доказательство отмены Юрьева дня в начале 80-х годов. В. И. Корецкий признал значительность аргумента Б. Д. Грекова и пытался объяснить его с помощью гипотезы о распространении режима заповедных лет на вотчину Иосифо-Волоколамского монастыря в начале 80-х годов [543]543
  Корецкий В. И.Из истории закрепощения крестьян…, с. 165, 169.


[Закрыть]. Но обширная документация монастыря тех лет не знает термина «заповедные годы».

Попытаемся критически разобрать показания волоколамских книг. 7 сентября 1581 г. казначей занес на страницы приходно-расходных ведомостей последнюю запись о крестьянском переходе. В этот день монастырский приказчик сдал в казну полтину, «взял выходу на крестьянине на Степанке на Овдокимове» [544]544
  Тимофеев Н.Указ. соч., с. 84.


[Закрыть]. Из приведенной записи следует, что Степан Евдокимов покинул Волоколамскую вотчину с явным нарушением срока – за полтора месяца до Юрьева дня. Так или иначе, но на страницах приходно-расходных книг Евдокимов фигурирует как последний монастырский крестьянин, заплативший монахам пожилое и воспользовавшийся правом перехода. Случай с крестьянином Евдокимовым следует признать исключительным. Массовые данные о крестьянских переходах исчезают со страниц волоколамских приходно-расходных книг после 16 марта 1580 г. (см. табл. 5).

Таблица 5. КРЕСТЬЯНСКИЕ ПЕРЕХОДЫ В ВОТЧИНАХ ИОСИФО-ВОЛОКОЛАМСКОГО МОНАСТЫРЯ [545]545
  Таблица составлена на основании данных Н. Тимофеева (Указ. соч., с. 67). Его подсчеты проверены нами по источнику (Архив ЛОИИ, ф. 284. Приходно-расходные книги Иосифо-Волоколамского монастыря).


[Закрыть]

Крестьяне	1.V.1573 – 29.IV.1574	26.VII.1575 – 24.VII.1576	7.IV.1579 – 29.III.1580	1.V.1581 – 18.V.1582
Вышли из-за монастыря	24	13	76	1
Названы в монастырскую вотчину	24	10	20	—
Перешли в пределах монастырской вотчины	2	2	—	—
Итого	50	25	96	1

Как истолковать этот факт с точки зрения традиционной хронологии заповедных лет?

Б. Д. Греков полагал, что указ Грозного о заповедных летах стал действовать в 1581 г. Иначе говоря, 26 ноября 1581 г., когда наступил Юрьев день, крестьяне впервые не смогли воспользоваться правом перехода. Эта трактовка не дает ответа по крайней мере на два вопроса: почему крестьянские переходы (по материалам монастыря) прекратились за полтора года до введения в жизнь соответствующего закона? Почему монастырские власти прекратили все денежные операции по оплате и взысканию пожилого задолго до предполагаемого введения в их вотчинах заповедных лет?

При оценке показаний монастырских приходно-расходных книг историки Б. Д. Греков и В. И. Корецкий не учли одно важное обстоятельство. Монастыри вели учет наличного крестьянского населения своих вотчин с помощью специальной документации – писцовых книг. Приходно-расходные книги, будучи документами финансового назначения, не могли сколько-нибудь полно отразить перемены в составе вотчинного населения. Они фиксировали только те крестьянские переходы, которые были связаны с уплатой пожилого. Все случаи, не сопряженные с денежными расчетами (своз или выход без уплаты пожилого), в них попасть, естественно, не могли. Если в годы наибольшего разорения вотчин Иосифо-Волоколамского монастыря приходно-расходные книги не зарегистрировали ни одного случая выхода крестьян «без отказа», то это объясняется односторонним характером и неполнотой источника.

В самом деле, к началу 90-х годов за монастырем числилось 888 пустых крестьянских вытей [546]546
  Щепетов К. Н.Сельское хозяйство в вотчинах Иосифо-Волоколамского монастыря. – Исторические записки, т. 18. М., 1946, с 93, 97.


[Закрыть]. На каждую выть приходилось по два-три и более крестьянских двора. Значит, в годы разорения монастырскую вотчину покинуло не меньше тысячи тяглых крестьян. Между тем приходно-расходные книги, составленные в годы наибольшего упадка, зафиксировали всего 114 случаев выхода крестьян из монастырских вотчин (см. табл. 5). Очевидно, разоренные крестьяне не могли платить пожилое в монастырскую казну и покидали монастырь «без отказа». На десятки переходов с соблюдением правил Судебника, отмеченных приходно-расходными книгами, приходились сотни случаев бегства крестьян и выхода их без уплаты пожилого. По мере нарастания кризиса случаи выхода в Юрьев день становились все более редкими. Сами монастырские власти сравнительно рано встали на путь нарушения правил Судебника. Первый случай такого рода формально засвидетельствован расходной книгой в записи от 15 февраля 1580 г. В этот день старцы выдали двум крестьянам деньги «на выход взаем», «а пошли те крестьяне… за монастырь из-за Ивана из-за Головленкова». Помещичьи крестьяне были свезены в монастырскую вотчину через десять недель после Юрьева дня [547]547
  Тимофеев Н.Указ. соч., с. 83–84.


[Закрыть]. Начав с нарушения срока выхода (Юрьева дня), монастырские власти через некоторое время перестали соблюдать и другие правила крестьянских переходов, установленные царским Судебником. После 16 марта 1580 г. всякие сведения о крестьянских выходах исчезли со страниц волоколамских книг. Свидетельствует ли этот факт об отмене Юрьева дня с весны – лета 1580 г. и о полном прекращении крестьянских переходов в пределах многочисленных волоколамских вотчин? Строго говоря, нет. Он говорит лишь о том, что монастырь прекратил с весны 1580 г. все соответствовавшие нормам Судебника денежные операции по взысканию и ссуде пожилого в своих вотчинах.