Текст книги "Мифы революции 1917 года"
Автор книги: Рудольф Баландин
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Дул, / как всегда, / октябрь / ветрами.
Рельсы / по мосту вызмеив,
гонку / свою / продолжали трамы,
уже – / при социализме.
Увы, такие чудесные превращения общества бывают лишь в сказках и фантазиях поэтов. Никакого свержения капитализма и установления социализма не произошло ни в октябре 1917 года, ни в последующее десятилетие. В этом смысле называть Октябрьский переворот социалистической революцией было бы по меньшей мере преждевременно.
Что потребовалось для того, чтобы свергнуть самодержавие? Отказ царя и его преемника от трона. Только и всего! Смена власти произошла без каких-либо потрясений. В сущности, переворот касался духовной сферы. До того времени в обществе существовало добровольное согласие считать законной (а то и данной Богом!) самодержавную власть царя. Он, в свою очередь, обещал заботиться о народе, как отец. Так порой и называли: царь-батюшка. Его власть освящала Православная церковь. И это, конечно же, относилось к духовной общественной сфере.
Такое общественное соглашение можно заменить другим без особых затруднений, если существует добровольное согласие сторон. В данном случае отречение царя было в значительной мере вынужденным – под давлением анархии, которой воспользовались представители буржуазных партий. Но это ничего принципиально не меняло.
В отличие от самодержавия, определяющего прежде всего духовную, а также социальную структуру общества, капиталистические и социалистические отношения затрагивают прежде всего сферу материального производства, экономики, социальной иерархии, а также предполагают смену нравственных ориентиров. Можно ли такие коренные изменения произвести в приказном порядке? Нет, конечно.
Обратимся к документу, характерному и красноречивому. Он появился сразу после того, как было свергнуто Временное правительство. Крупнейший русский теоретик марксизма Г.В. Плеханов обратился с открытым письмом к петроградским рабочим:
«Товарищи!
Не подлежит сомнению, что многие из вас рады тем событиям, благодаря которым пало коалиционное правительство А.Ф. Керенского и политическая власть перешла в руки Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов.
Скажу вам прямо: меня эти события огорчают».
Он не стал называть происшедшее революцией. И даже счел это прискорбным явлением. Не потому, конечно, что власть вроде бы перешла к пролетариату: как революционер С огромным стажем, он всегда стремился к этому. По его мнению (со ссылкой на Энгельса), «для рабочего класса не может быть большего исторического несчастья, как захват политической власти в такое время, когда он к этому еще не готов».
Плеханов обосновал этот тезис: «В населении нашего государства пролетариат составляет не большинство, а меньшинство . А между тем он мог бы с успехом практиковать диктатуру только в том случае, если бы составлял большинство. Этого не станет оспаривать ни один серьезный социалист».
Имеются в виду теоретические основы марксизма и демократические формы завоевания и удержания власти, опирающиеся на мнение большинства населения данной страны. «Но крестьянству нужна земля, – справедливо отмечал он, – в замене капиталистического строя социалистическим оно не нуждается. Больше того: хозяйственная деятельность крестьян, в руки которых перейдет помещичья земля, будет направлена не в сторону социализма, а в сторону капитализма. В этом опять-таки не может сомневаться никто из тех, которые хорошо усвоили себе нынешнюю социалистическую теорию. Стало быть, крестьяне – совсем ненадежные союзники рабочего в дате устройства социалистического способа производства… Отсюда неизбежно следует, что если бы, захватив политическую власть, наш пролетариат захотел совершить "социальную революцию", то сама экономика нашей страны осудила бы его на жесточайшее поражение».
Он отметает положение, выдвинутое Лениным, о перерастании русской революции в мировую. Мол, цепь империализма разорвана в наиболее слабом звене, а затем она рассыплется окончательно под напором мирового пролетариата. Плеханов справедливо возражает: «Большинство немецкого пролетариата… стало поддерживать германских империалистов… Значит, немец не может докончить того, что будет начато русским. Не может докончить это ни француз, ни англичанин, ни житель Соединенных Штатов. Несвоевременно захватив власть, русский пролетариат не совершит социальной революции, а только вызовет гражданскую войну, которая в конце концов заставит его отступить далеко назад от позиций, завоеванных в феврале и марте нынешнего года».
Разве не произошло в точности так, как предсказал Плеханов? Мировая революция не свершилась, а Гражданская война разразилась со страшной силой. О том, что она будет после захвата власти большевиками, говорили представители различных партий. Выходит, такова была объективная реальность. Обратим внимание и на то, что крупнейший теоретик марксизма упоминает о социальной революции в будущем времени. Следовательно, считает октябрьские события вооруженным переворотом, не более того.
Относительно ленинского Декрета о мире он тоже высказался логично:«Но чтобы германский император послушался нашего декрета, надо, чтобы мы оказались сильнее его, а так как сила на его стороне, то, "декретируя" мир, тем самым декретируем… победу германского империализма над нами, трудящимся населением России».
Завершая свое письмо, Плеханов призвал «сознательные элементы рабочего класса» выступить «твердо и решительно против политики захвата власти одним классом или – еще хуже того– одной партией».
Вот и сказано главное: произошел захват власти одной партией, и это худшее из того, что могло случиться, – «величайшее несчастье», по словам автора письма.
Итак, согласимся с Плехановым: с позиций догматического марксизма нет серьезных оснований называть успешное вооруженное восстание октября 1917 года социалистической революцией. Власть узурпировали представители преимущественно одной партии, не считаясь с демократическими нормами. Установилась диктатура партийного руководства, возглавляемого Лениным, что неопровержимо доказали последующие события. При всем желании новая власть не могла своим декретом ни ввести социализм, ни установить мир с Германией.
Даже среди большевистского руководства не было единодушия по поводу осуществления государственного переворота. Об этом настойчиво упоминал один из главарей восстания, Л.Д. Троцкий, после того, как был выдворен за пределы СССР.
Правда, в те же года Сталин писал: «Должен сказать, что никакой особой роли в Октябрьском восстании Троцкий не играл и играть не мог». Но тогда между ним и сторонниками Троцкого шла глухая, но достаточно острая политическая борьба, так что такое заявление было, конечно же, продиктовано именно этим, а вовсе не желанием установить истину.
Чтобы разобраться в этом вопросе, обратимся к статье Льва Давидовича «Кем и как был совершен Октябрьский переворот», помещенной в сборнике его трудов «История Русской революции. Октябрьская революция» (Берлин, 1933). Сразу же отметим: один лидер большевиков говорит об Октябрьском восстании, а другой называет это событие переворотом. Ни о «великой», ни о «социалистической» революции речи вроде бы нет.
Впрочем, вряд ли следует придавать этим формулировкам слишком большое значение. Уже в начале упомянутой статьи Троцкий пишет об Октябрьской революции. У Сталина тоже чаще всего встречается именно такое определение. Не вдаваясь в теоретические тонкости, будем считать, что слова «переворот» и «революция» они обычно употребляли как синонимы.
В статье Троцкого высказаны некоторые суждения, требующие детального рассмотрения и проверки. В результате приходишь к неожиданным выводам и предположениям.
Образец стратегии или недальновидности?
По словам Троцкого, «Ленин настаивал на поднятии восстания в дни Демократического совещания; ни один из членов ЦК не поддержал его. Неделю спустя Ленин предлагал Смилге организовать штаб восстания в Финляндии и оттуда нанести удар по правительству силами моряков. Еще через десять дней он настаивал на том, чтобы Северный съезд стал исходным моментом восстания. На съезде никто не поддержал этого предложения».
Для ленинской политики захвата власти могло стать гибельным Демократическое совещание, созванное в Петрограде в середине сентября 1917 года меньшевиками и эсерами после разгрома корниловщины. В нем участвовали представители разных организаций, включая некоторые профсоюзы, земства, воинские части. Был создан Предпарламент и провозглашен курс на укрепление буржуазной демократии. Участники совещания знали о подготовке большевиков к захвату власти и старались этому воспрепятствовать.
Судя по всему, Ленин понимал: время для нанесения главного удара по Временному правительству сокращается с угрожающей быстротой. Если бы решения совещания удалось закрепить конкретными действиями, подавив в зародыше готовящийся переворот, судьба большевиков была бы решена окончательно и бесповоротно. Владимир Ильич должен был всерьез обеспокоиться не столько осуществлением социалистических идеалов, сколько спасением своей партии и себя лично.
Троцкий в своей статье всячески возвышает свою роль в Октябрьском перевороте, не останавливаясь перед критикой некоторых ленинских предложений. В частности, по его словам, «Ленин одно время полагал, что начать восстание следует в Москве, предполагая, что там дело разрешится без боя». А на самом деле московское восстание длилось неделю и стоило многих жертв, хотя и здесь победа в конечном счете осталась за сторонниками большевиков.
Троцкий привел слова Сталина, который в работе «Об основах ленинизма» писал о выборе момента решающего удара: «Образцом стратегии можно считать проведение Октябрьского восстания. Нарушение этого условия (правильного выбора момента) ведет к опасной ошибке, называемой "потерей темпа", когда партия отстает от хода движения или забегает вперед, создавая опасность провала. Примером такой "потери темпа", примером того, как не следует выбирать момент восстания, нужно считать попытку одной части товарищей начать восстание с ареста Демократического совещания в сентябре 1917 г.».
Кто представлял эту «одну часть товарищей», Сталин не указал. Сделал это Троцкий. По его словам, под неопределенной «одной части товарищей» подразумевается… Ленин!
«Никто, кроме него, – писал Троцкий, – не предлагал начать восстание с ареста Демократического совещания и никто не поддержал этого предложения. Тактический план Ленина Сталин рекомендует в качестве "примера того, как не следует выбирать момент восстания". Анонимная форма изложения помогает Сталину в то же время начисто отрицать разногласия между Лениным и ЦК».
Сталин достаточно тонко провел свою линию, никого конкретно не задев и не обидев. О Троцком этого сказать нельзя. Он то ли хитрит, искажая факты, то ли ошибается, представив позицию Ленина прямолинейной. Просматривая ленинские статьи и записи, не находишь подтверждения тому, что он настаивал на проведении вооруженного восстания в те дни и предлагал Смилге нанести удар по Временному правительству из Финляндии.
По первому вопросу есть «Проект резолюции о современном политическом моменте», написанный в середине сентября. В нем отмечено: события «развиваются с такой невероятной быстротой вихря или урагана, что задачей партии никак не может быть ускорение их; напротив, все усилия должны быть направлены на то, чтобы не отстать от событий». Завершается записка: «Весь ход событий, все экономические и политические условия, все происшествия в армии подготовляют все быстрее и быстрее успех завоевания власти рабочим классом, который даст мир, хлеб, свободу, который ускорит победу революции пролетариата и в других странах».
Ленин писал о необходимости добиваться перехода всей полноты власти к Советам. Но о скорейшем восстании у него речь не идет. О подготовке к нему – да, но это совсем другое дело.
Наиболее ясное свидетельство на этот счет дает письмо И.Т. Смилге, который был председателем Областного комитета армии, флота и рабочих Финляндии. Оно было секретным. Ленин предлагал его сжечь по прочтении, а подписался псевдонимом «К. Иванов». В данном письме он высказался вполне откровенно.
Прежде всего высказал недовольство отсутствием конкретной подготовки к вооруженному восстанию в то время, когда противник может укрепить свои силы: «Общее политическое положение внушает мне большое беспокойство. Петроградский Совет и большевики объявили войну правительству. Но правительство имеет войска и систематическиготовится… А что делаем мы? Только резолюции принимаем?».
Суждение справедливое. И вот его высказывание по интересующему нас вопросу: «События вполне подтвердили правильность моего предложения, сделанного во время Демократического совещания, именно, чтобы партия должна поставить на очередь вооруженное восстание. События заставляют это сделать».
Сказано совершенно ясно, без обиняков. Ленин упоминает о своем предложении поставить на очередь вооруженное восстание. А это, конечно же, совершенно не то, что приписал ему Троцкий.
Ленин пишет Смилге о необходимости « все внимание отдать военной подготовке финских войск + флота для предстоящего свержения Керенского». О немедленном восстании тут и речи нет. Предлагается: «Для правильной подготовки умов надо сейчас же пустить в обращение такой лозунг: власть должна немедленно перейти в руки Петроградского Совета, который передаст ееСъезду Советов… От пропагандыэтого лозунгами большевиками и левыми эс-эрами в Финляндии не может быть ничего, кроме пользы».
Как видим, сказано о подготовке умов путем внедрения в сознание определенных лозунгов и пропаганды, а вовсе не о начале восстания. В данном вопросе Троцкий не побрезговал извращением фактов. Правда, в одном своем утверждении он не отступил от истины. Ленин действительно в письме руководителям большевистских Советов Москвы и Питера (точной даты нет; по-видимому, 16—20 октября) призывал:
«Если нельзя взять власть без восстания, надо идти на восстание тотчас. Очень может быть, что именно теперь можно взять власть без восстания… В Москве победа обеспечена и воевать некому. В Питере можно выждать. Правительству нечего делать и нет спасения, оно сдастся…
Необязательно "начать" с Питера…
Питерский Совет может выжидать, агитируя за московское советское правительство. Лозунг: власть Советам, земля крестьянам, мир народам, хлеб голодным.
Победа обеспечена, и на девять десятых шансы, что бескровно.
Ждать – преступление перед революцией».
Можно ли утверждать, что Ленин предлагал непродуманный план? Сомневаюсь. Во-первых, он писал не директиву на восстание, а только обращение к товарищам, требующее обсуждения. Во-вторых, он вовсе не исключал начала восстания в Питере (что и осуществил). В-третьих, бои в Москве были вызваны тем, что противники большевиков, узнав о свержении Временного правительства, успели организовать сопротивление, а не были, как в Питере, застигнуты врасплох, не ожидая, что восстание произойдет до дня Съезда Советов.
Неудивительно, что Владимир Ильич не раз обдумывал и менял дату восстания и место нанесения главного удара. Иначе быть не могло. Разыгрывалась не шахматная партия, не кабинетная интрига, а чрезвычайно ответственное и опасное предприятие – государственный переворот.
Вот что писал сам Троцкий в 1924 году в работе «Уроки Октября», имея в виду события 1917 года: «24 октября Ленин пишет: "Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление смерти подобно", – и далее: "История не простит промедления революционерам, которые могли победить сегодня (и наверняка победят сегодня), рискуя потерять многое завтра, рискуя потерять все".
Вот эти письма, где каждая фраза ковалась на наковальне революции, представляют исключительный интерес и для характеристики Ленина, и для оценки момента… Если бы не было этой ленинской тревоги, этой критики, этого напряженного и страстного революционного недоверия, партия не выровняла бы, пожалуй, своего фронта в решающий момент, ибо сопротивление на верхах было очень сильно, а штаб играет большую роль в войне, в том числе и в гражданской».
Оставим без внимания нарочитую «красивость» некоторых его выражений. Как видим, в то время он сам привел как пример образца стратегии верный выбор Лениным времени нанесения удара по противнику, то есть именно тот случай, на который сослался позже Сталин. 8 лет спустя Троцкий мог бы напомнить Сталину о своем высказывании, сослаться на свой приоритет в данном вопросе, пошутить на этот счет. Но он предпочел оспорить верное заключение Сталина (а значит, и свое собственное).
Надо иметь в виду, что с момента своего приезда в Петроград Ленин твердо взял курс на свержение Временного правительства. В октябре такие видные партийные деятели, как Зиновьев и Каменев, категорически возражали против восстания. В такой обстановке, да еще находясь на нелегальном положении, Ленин проявил удивительное упорство в достижении цели и талант организатора.
Какими бы ни были сомнения и метания Ленина, что бы он ни писал в статьях и секретных записках, приходится признать как факт: его курс на подготовку и проведение восстания оказался верным, а стратегия и тактика – победоносными.
«Ленинская дубинка»
Льва Давидовича до сих пор нередко превозносят, как это ни странно, враги советской власти, которую он насаждал жесточайшими методами. Обычно ссылаются прежде всего на его ораторский дар, умение бросать в толпу зажигательные лозунги.
Да, оратором он был ярким, вдохновенным, эмоциональным. Хотя многие его высказывания не рассчитаны на логический анализ и не выдерживают сколько-нибудь основательного анализа. По большей части это образцы демагогии, характерной для публичных политиков.
Но и в своих сочинениях он в полемическом задоре позволял себе вольное обращение с фактами, а то и явную ложь. Во всяком случае, желая в упомянутой выше работе представить Сталина как скрытого антиленинца, он не пожелал говорить правду, которую, скорее всего, знал.
Обратим внимание на время и место публикации работы Троцкого, о которой у нас идет речь. И он, и те, кто его поддерживал, не имели перед собой академическую цель – изучить и предельно точно изложить историю Октябрьской революции. Как политический деятель, потерпевший фиаско, Лев Давидович стремился взять реванш. Его ненависть к Сталину была велика, а к России и русскому народу он относился высокомерно и даже, пожалуй, презрительно.
Он писал публицистическую работу, имевшую сверхзадачу: опорочить Сталина и его политическую линию. Для Троцкого наша страна и наш народ были только средством для достижения своих политических целей, прежде всего – для разжигания всемирного революционного пожара. Когда эта затея провалилась, он стал одним из активнейших врагов СССР.
Конечно, и Сталин в своих работах, посвященных Октябрьской революции, преследовал в первую очередь политические цели, не всегда объективно излагая факты. Но для руководителя государства в тот тяжелейший период в истории страны иначе быть не могло. А его целью было укрепление советского общества.
Троцкий, конечно же, не упустил из вида противоречия в высказываниях Сталина, относившихся к разным годам. Так, в газете «Правда» от 6 ноября 1918 года Иосиф Виссарионович писал об Октябрьской революции:
«Вдохновителем и организатором переворота с начала до конца был ЦК партии, во главе с тов. Лениным. Владимир Ильич жил тогда в Петрограде, на Выборгской стороне, на конспиративной квартире. 24 октября, вечером, он был вызван в Смольный для общего руководства движением. Вся работа по практической организации восстания проходила под непосредственным руководством председателя Петроградского Совета тов. Троцкого. Можно с уверенностью сказать, что быстрым переходом гарнизона на сторону Совета и умелой постановкой работы Военно-революционного комитета партия обязана прежде всего и главным образом Троцкому. Товарищи Антонов и Подвойский были главными помощниками тов. Троцкого».
Шесть лет спустя, когда политическая ситуация в Советской России радикально изменилась, Сталин позволил себе утверждать, опровергая вроде бы самого себя: «Должен сказать, что никакой особой роли в Октябрьском восстании Троцкий не играл и играть не мог».
Тут с некоторым лукавством сказано об «особой роли». Как это понимать? Если иметь в виду общее руководство партией, выработку ее генеральной линии, подготовку и осуществление государственного переворота, то первая роль безусловно принадлежала Ленину. Ее можно с полным основанием считать «особой». Троцкий был одним из исполнителей, хотя и занимавшим едва ли не самый ответственный пост. Он проигрывал в сравнении с Лениным, но среди остальных руководителей восстания был, если так можно сказать, самым главным.
Но в своей работе, опубликованной в 1933 году, он постарался как можно ярче показать свою выдающуюся роль в Октябрьском перевороте даже в сравнении с Лениным. О себе написал в третьем лице:
«Ленин не был доверчив, особенно в таком вопросе, где дело шло о судьбе революции. Словесными заверениями его успокоить нельзя было. На расстоянии он склонен был каждый признак истолковывать в худшую сторону. Он окончательно поверил, что дело ведется правильно, когда увидел собственными глазами, то есть когда появился в Смольном. Троцкий рассказывает об этом в своих воспоминаниях в 1924 г.: "Помню, огромное впечатление произвело на Ленина сообщение о том, как я вызвал письменным приказом роту Литовского полка, чтобы обеспечить выход нашей партийной и советской газеты… Ленин был в восторге, выражавшемся в восклицаниях, смехе, потираний рук. Потом он стал молчаливее, подумал и сказал: "Что же, можно и так. Лишь бы взять власть". Я понял, что он только в этот момент окончательно примирился с тем, что мы отказались от захвата власти путем конспиративного заговора. Он до последнего часа опасался, что враг пойдет наперерез и застигнет нас врасплох. Только теперь… он успокоился и окончательно санкционировал тот путь, каким пошли события"».
Лев Давидович, цитируя самого себя, ничего не проясняет. Пожалуй, даже запутывает. Когда он говорит, будто заочно Ленин был склонен «каждый признак истолковывать в худшую сторону», в этом можно усмотреть намек на то, что Сталин, осуществлявший связь Ильича с центром восстания, делал какие-то упаднические доклады и не верил в окончательную победу. Странное впечатление производят слова о том, как после восклицаний и смеха Ленин «стал молчаливее».
Вообще стиль Троцкого (не только в данном отрывке) вызывает немало недоуменных, а то и саркастических вопросов. Но сейчас речь идет о другом. Он написал о приказе одной роте охранять партийную типографию так, будто это было каким-то переломным событием, кульминацией и триумфом вооруженного восстания!
Как это понимать? То ли Владимир Ильич был ошеломлен происходящим и такую мелочь воспринял восторженно (что такое одна рота и одна типография, когда войска гарнизона по приказам руководителей восстания занимают почту, телеграф, телефон, государственные учреждения!)? То ли для Троцкого этот приказ был вершиной его деятельности по организации восстания? Скорее всего, события развертывались по намеченному и утвержденному Лениным плану, а Троцкий внес свое дополнение в связи с необходимостью охранять партийную типографию.
Эта его статья интересна еще в одном аспекте, достаточно неожиданном. Троцкий приводит письмо Ленина, обращенное к руководителям районов в то время, когда вооруженное восстание, по существу, уже началось:
«Товарищи! Я пишу эти строки вечером 24-го… Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооруженных масс… Надо во что бы то ни стало сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив (победив, если будут сопротивляться) юнкеров…
Надо, чтобы все районы, все полки, все силы мобилизовались тотчас и послали немедленно делегации в Военно-революционный комитет, в ЦК большевиков, настоятельно требуя: ни в коем случае не оставлять власти в руках Керенского и компании до 25-го, никоим образом, – решать дело сегодня непременно вечером или ночью».
По словам Троцкого, когда это писал Ленин, «полки и районы, которые он призывал мобилизоваться… были уже мобилизованы Военно-революционным комитетом для захвата города и низвержения правительства».
Из этого письма Троцкий заключает: «Ленин не мог ни предлагать 21 -го отложить восстание до 25-го, ни участвовать в утреннем заседании 24-го, где решено было немедленно перейти в наступление». Намекается на то, что Владимир Ильич пребывал то ли в замешательстве, то ли в неведении о происходившем восстании, которое осуществлялось под руководством… конечно же, Троцкого, возглавлявшего Военно-революционный комитет.
И Сталин, выходит, тоже оставался в стороне от событий Октября. «Связь с Лениным, – пишет Троцкий, – поддерживалась в этот день через Сталина. Остается предположить, что, не явившись на утреннее заседание ЦК, Сталин так и не узнал до вечера о вынесенном решении».
К сожалению, все эти суждения Троцкого логично не выстроены и оставляют немало места для сомнений. Тревожное и несколько сумбурное письмо Ленина вовсе не свидетельствует о его незнании хода восстания. Он настоятельно повторяет, что требуется делать в первую очередь, не останавливаясь на достигнутом. И почему бы Сталин, а от него и Ленин не могли знать о решении заседания ЦК, словно для этого надо непременно присутствовать на заседании?
Тут многовато неясностей. Но самое интересное – дальше. Вот что пишет Лев Давидович:
«Непосредственным толчком к тревоге Ленина могли послужить сознательно и настойчиво распространявшиеся в этот день из Смольного слухи, что до решения съезда Советов никаких решительных шагов предпринято не будет. Вечером этого дня на экстренном заседании Петроградского Совета Троцкий говорил в докладе о деятельности Военно-революционного комитета: "Вооруженный конфликт сегодня или завтра не входит в наши планы – у порога Всероссийского съезда Советов. Мы считаем, что съезд проведет наш лозунг с большей силой и авторитетом. Но если правительство захочет использовать тот срок, который остается ему жить – 24, 48 или 72 часа, – и выступит против нас, то мы ответим контрнаступлением, ударом на удар, сталью на железо". Таков был лейтмотив всего дня. Оборонительные заявления имели задачей в последний момент перед ударом усыпить и без того не очень активную бдительность противника. Именно этот маневр дал, по всей вероятности, Дану основание заверять Керенского в ночь на 25-е, что большевики вовсе и не собираются сейчас восставать. Но, с другой стороны, и Ленин, если одно из этих успокоительных заявлений Смольного успело дойти до него, мог, в своем состоянии напряженной недоверчивости, принять военную уловку за чистую монету».
Троцкий утверждает: на экстренном заседании Петроградского Совета его заявление о том, что «вооруженный конфликт сегодня или завтра не входит в наши планы», было «военной уловкой», которую Ленин мог принять «за чистую монету».
Признаться, такой словесный маневр Троцкого весьма неубедителен. Я не принадлежу к поклонникам Ленина как философа, не считаю его крупным мыслителем. Но, без сомнения, он был выдающимся политиком. Тут его свершения поистине грандиозны. Этим он решительно отличается, скажем, от Троцкого, потерпевшего полное фиаско как политик.
Есть основания полагать: если подготовка к вооруженному восстанию велась фактически открыто, то конкретную дату и час его начала Владимир Ильич держал в секрете не только от большинства ЦК, но и от Троцкого. Поэтому последний в своей речи примерно за 10 часов до начала выступления искренне, резко и красноречиво говорил, что вооруженный конфликт в ближайшие день-два исключен.
Конечно, всякое бывает, но представьте себе: возможно ли, чтобы признанный и единственный лидер партии (Ленин) не знал о том, что один из ответственных ее деятелей, возглавляющий Военно-революционный комитет, прибегает к военной хитрости, чтобы усыпить бдительность противника? Бывает ли, чтобы подобный маневр происходил без ведома главного руководителя, в тайне от него?
Если верить Троцкому, Октябрьское вооруженное восстание он возглавлял единолично, не ставя Ленина в известность о своих действиях и прибегая к таким изощренным «военным хитростям», которые вводили в заблуждение не только противника, но и собственного вождя.
Интересно и, по-видимому, правдиво другое сообщение Троцкого. По его словам, незадолго перед восстанием «Сталин явно маневрировал между Лениным, Троцким и Свердловым, с одной стороны, Каменевым и Зиновьевым – с другой». (Действительно, Сталин старался сгладить противоречия в ЦК, где Каменев и Зиновьев решительно выступили против ленинского курса на вооруженное восстание.) По словам Троцкого, «Сталин доходит по этому пути до грани, за которой открывается разрыв с большинством ЦК Эта перспектива пугает его. Вследствие этого Сталин спешит восстановить полуразрушенный мост к левому крылу ЦК, предлагая поручить Ленину подготовку тезисов по основным вопросам съезда Советов и возложить на Троцкого политический доклад. И то и другое принято единогласно».
Выходит, в тот ответственный период авторитет Сталина был достаточно высок. Правда, в руководстве восстанием Троцкий занимал более высокий пост, чем Сталин, который был в пятерке Военно-практического центра (вместе с Бубновым, Дзержинским, Свердловым и Урицким), входившего в состав Военнореволюционного комитета. Но какая конкретно была роль Сталина во время переворота, остается неясно. Эта роль явно переоценивалась после того, как Иосиф Виссарионович стал признанным партийным лидером. Хотя вполне возможно, что в первые годы после Октябрьского переворота она недооценивалась.
Борьба с анархией
В своих мемуарах юрист и журналист масон В.Б. Станкевич весьма правдоподобно нарисовал состояние разброда, характерное для российского общества после Февральской революции: «Масса… живет своими законами и ощущениями, которые не укладываются ни в одну идеологию, ни в одну организацию, которые вообще против всякой идеологии и организации».
Точнее, в человеческой массе, совершающей анархический государственный переворот, присутствуют группы, имеющие самую разную идеологию, преимущественно неопределенно выраженную, без четких политических установок. Преобладают эмоции, надежды, а не рассудок. Но разнонаправленные векторы интересов отдельных личностей образуют мощную силу, когда у них в сумме выявляется общее направление. Скажем, во время демонстраций активных участников сопровождают толпы зевак или прохожих, значительно увеличивающих количество людей, шествующих в данном направлении.