Текст книги "Южный полюс"

Автор книги: Руаль Энгельберт Гравнинг Амундсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Вблизи экватора, там, где проходит рубеж между областями северо-восточного и юго-восточного пассатов, есть так называемый штилевой пояс. Его местоположение и пределы несколько изменяются с временем года. Если повезет, можно угадать так, что один пассат непосредственно переходит в другой, но обычно в этой области движение парусных судов сильно тормозится. Либо сплошные штили, либо переменный, неровный ветер. Мы попали туда в неблагоприятное время года и потеряли северо-восточный пассат уже на десятом градусе северной широты. В штиль мы с помощью мотора довольно скоро прошли бы эту полосу, но штиля почти не было, чаще дул упорный южный ветер, и последние северные параллели тянулись для нас очень уж долго.

Мало этой заминки, так нас еще подстерегала неприятность более серьезная. К нашему удивлению, мы никак не могли дождаться хорошего дождя. В этих широтах обычно идут сильнейшие ливни, позволяющие быстро набрать целые бочки воды. Мы рассчитывали таким способом пополнить свои запасы, ведь нам приходилось очень бережно расходовать пресную воду, чтобы не остаться без нее. Увы, наши надежды практически не оправдались. Немного воды мы, правда, собрали, однако это нас никак не выручило, пришлось и впредь соблюдать строгую экономию. Собаки получали еще дневную норму, но она отмерялась с аптекарской точностью. Свое собственное потребление мы ограничили самым необходимым. Супы вычеркнули из меню, на них уходило слишком много драгоценной влаги. Умываться пресной водой было запрещено. Не подумайте только, что мы вовсе перестали умываться. Ведь мы везли с собой много мыла, которое пенилось в морской воде не хуже, чем в пресной, так что можно было содержать в чистоте и себя, и одежду. Впрочем, наше беспокойство насчет воды длилось недолго. Запас, хранившийся в шлюпке на палубе, оказался на диво большим, он вдвое превзошел наши расчеты, так что в общем положение было спасено. На крайний случай мы могли еще зайти на какой-нибудь из многочисленных архипелагов на нашем пути.

Вот уже полтора месяца наши собаки сидели на привязи на том самом месте, которое им отвели сразу по прибытии на судно. За это время большинство из них стали такими ручными и послушными, что вроде бы пришла пора отпустить их. Это будет для них желанным развлечением, но главное, они разомнутся наконец. Да мы и сами предвкушали для себя немалое удовольствие – вот будет суматоха, когда спустят всю свору! Но прежде чем дать собакам свободу, надо было их, как говорится, обезоружить, а то ведь затеют потасовку, без жертв не обойдется; этого мы не могли допустить. Крепкие намордники обезвредили грозные клыки. После этого мы отпустили собак и стали ждать, что теперь будет. Поначалу ничего не произошло, можно было подумать, что собаки и не помышляют о том, чтобы покинуть то место, где они так долго просидели. Наконец одной из них пришла в голову светлая мысль прогуляться по палубе. Неосмотрительное решение: ходить здесь было совсем не безопасно. Непривычное зрелище прогуливающейся собаки сразу подхлестнуло других, и около дюжины псов бросилось на неосторожную. То-то будет наслаждение вонзить клыки в грешницу… Не тут-то было. Проклятый ремень, стягивающий челюсти, не давал как следует укусить, в лучшем случае можно было вырвать несколько жалких клочков шерсти. Первая стычка послужила сигналом к поголовной потасовке. Часа два на палубе творилось что-то несусветное. Шерсть так и летела, но шкуры не пострадали. В этот день намордники спасли не одну жизнь.

Драка – главное развлечение эскимосских собак, они предаются этому спорту с подлинной страстью. И пусть бы развлекались, не будь у них странной привычки дружно набрасываться на одну собаку, которую они избирают в качестве жертвы. Все спешат добраться до нее, и если не вмешаться, они не успокоятся, пока не прикончат беднягу. Так можно в два счета потерять ценное животное.

Естественно, мы с первой же минуты постарались умерить воинственный пыл собак, и они очень скоро уразумели, что драки нам не по вкусу. Однако речь шла о врожденной особенности гренландских собак, которую нельзя полностью искоренить. Никогда нельзя было быть до конца уверенным, что природа не возьмет верх.

После того как собаки были спущены с привязи, мы уже до конца плавания не ограничивали их свободу, привязывали только на время еды. Просто удивительно, как ловко они умели прятаться в разные укромные уголки; бывало, встанешь утром – почти ни одной собаки не видно. И конечно они забирались туда, куда бы им вовсе не следовало забираться. Многие из них не раз падали через открытый люк в носовой трюм; высота 8 метров, а им хоть бы что. Одна собака ухитрилась даже проникнуть в машинное отделение. И устроилась там между шатунами. Хорошо еще, что во время ее визита не пустили машину.

После первых жарких схваток собаки довольно скоро утихомирились. Бросалось в глаза, что бойцы явно обескуражены и сконфужены тем, как мало проку от всех их усилий. Любимый спорт во многом утратил свою привлекательность, как только собаки поняли, что им не придется вкусить крови врага.

Из того, что было сказано выше, а также, пожалуй, из других рассказов о нраве полярных собак может показаться, что вся жизнь этих животных проходит в сплошных драках. Это совсем не так; наоборот, собаки очень часто дружат между собой, и эта дружба порой бывает настолько сильна, что они просто не могут обходиться друг без друга. Пока собаки еще сидели на привязи, мы заметили, что некоторые из них почему-то, как говорится, не в своей тарелке. Они были пугливее и беспокойнее других. Мы не придавали этому особенного значения и не доискивались причины. А в тот день, когда собак спустили с привязи, мы сразу увидели, в чем тут было дело. Оказалось, что у этих собак были старые друзья, которых случайно поместили в другом конце палубы; разлука с товарищем и была причиной дурного настроения. Трогательно было смотреть, как они радовались свиданию; радость совсем их преобразила. Разумеется, мы сразу поменяли собак местами так, чтобы те, которые естественно тянулись друг к другу, потом попали в одну упряжку.

Мы надеялись пересечь экватор до 1 октября, но неблагоприятные ветры задержали нас. Правда, не надолго. Под вечер 4 октября «Фрам» прошел экватор. Осталась позади важная веха на нашем пути. От одной мысли, что мы перешли в южные широты, у всех поднялось настроение; это событие надо было как-то отметить. Исстари заведено, что при переходе через экватор на судно является сам папаша Нептун – его роль исполняет какой-нибудь доморощенный талант из числа членов экипажа. Если этот высокий гость при осмотре корабля встретит человека, который не сможет доказать, что уже переходил через знаменательную окружность, его без долгих разговоров передают свите Нептуна для «бритья и крещения». Эта процедура, не всегда производимая с должной бережностью, вносит веселье и желанное разнообразие в монотонную жизнь на борту в дальнем плавании. Понятно, и на «Фраме» многие предвкушали визит Нептуна, но он не явился. Для него просто-напросто не нашлось места на нашей палубе, так она была загромождена.

Мы довольствовались праздничным обедом с кофе, ликером и сигарами. Кофе был подан на фордеке, где мы, потеснив собак, очистили несколько квадратных метров площади. Программа развлечений была обширная. Струнный оркестр в составе скрипки и мандолин, на которых играли лейтенант Престрюд, Сюндбек и Бек, исполнил, как умел, несколько номеров; впервые прозвучал голос нашего великолепного граммофона. Когда раздались звуки вальса, на трапе появилась дюжая балерина в маске и короткой юбочке. Неожиданное появление столь прекрасной гостьи было встречено бурными аплодисментами. Они повторились, когда красотка представила на суд публики образцы своего искусства. За маской угадывались черты лица лейтенанта Ертсена, однако и костюм, и танец были в высшей мере женственны. Ренне не успокоился, пока не посадил «даму» к себе на колени. Да здравствуют иллюзии!

На смену вальсу пришел лихой американский кэк-уок, и тотчас на сцене очень кстати появился негр во фраке с цилиндром и в огромных деревянных башмаках. Как ни черен он был, мы сразу узнали помощника начальника. Одного его вида было достаточно, чтобы все громко расхохотались, а когда он принялся отплясывать джигу, восторгу не было предела. Очень уж это выходило потешно. Хорошо было отвести душу именно в эти дни, когда наше плавание превратилось в подлинное испытание. Может быть, мы требовали чересчур многого, но юго-восточный пассат, которого мы ждали каждый день, где-то замешкался; когда же он наконец соизволил явиться, то вел себя совершенно не так, как подобает ветру, который слывет самым постоянным в мире. Мало того, что ветер для нас был слишком слабым, он еще позволял себе всякие отклонения, перескакивал с румба на румб между югом и востоком, чаще всего склоняясь к югу. И так как мы все время вынуждены были идти бейдевинд на запад, то пересекали гораздо больше меридианов, чем параллелей. Мы быстро приближались к северо-восточной оконечности южноамериканского материка – мысу Сан-Роки. К счастью, нам удалось избежать тесного соприкосновения с этим полуостровом, сильно выдающимся в Атлантический океан. Наконец ветер установился, но он оставался таким слабым, что все время приходилось пользоваться дизелем. Судно медленно, но верно шло на юг. Температура опять начала приближаться к значениям, более или менее устраивающим северянина. Можно было снять не очень удобный, низко висящий тент. Мы облегченно вздохнули: теперь везде можно ходить, не нагибаясь.

Шестнадцатого октября полуденная обсервация показала, что мы находимся поблизости от острова Южный Тринидад – одного из редких оазисов в водной пустыне южной Атлантики. Собирались подойти к острову, может быть, даже попробовать высадиться на берег, но, к сожалению, пришлось остановить дизель, чтобы очистить запальные шары, [36]36
  В переводе М.П. Дьяконовой (1937 г.) – «…остановить двигатель, чтобы прочистить его». (Прим. выполнившего OCR.)


[Закрыть]и это нас задержало. В сумерки мы заметили очертания земли; это позволило нам хотя бы проверить хронометры.

Южнее 30-й параллели юго-восточный пассат почти прекратился. А мы и не горевали по поводу разлуки с ним, уж очень он был ненадежный до самой последней минуты, к тому же «Фрам» не создан для хода бейдевинд. В тех широтах, где мы теперь находились, можно было рассчитывать на добрый ветер. Он нам был просто необходим. Мы прошли 6 тысяч миль, но оставалось пройти еще 10 тысяч, а дни летели поразительно быстро. Конец октября принес нам желанную перемену. Со свежим северным ветром мы довольно быстро шли на юг и до начала ноября достигли уже 40-й параллели. Мы вошли в воды, где можно было твердо надеяться на попутный ветер нужной силы. Отныне путь наш лежал на восток вдоль так называемого южного пояса западных ветров. Этот пояс огибает весь земной шар между 40-й и 50-й параллелями, для него характерны постоянные западные ветры, обычно очень сильные. Все наши надежды мы возлагали на эти ветры: если они нам изменят, нам придется туго. Но не успели мы войти в их владения, как они, что называется, навалились на нас. Нельзя сказать, чтобы они обращались с нами бережно, зато мы стремительно шли на восток, что и требовалось. Намеченный заход на остров Гоф пришлось отменить, сильная волна отбила у нас желание приблизиться к маленькой, тесной гавани.

То что было потеряно в октябре, мы с лихвой наверстали теперь. Мы рассчитывали подойти к мысу Доброй Надежды через два месяца после ухода с Мадейры, так и вышло. Проходя меридиан мыса Доброй Надежды, мы впервые попали в настоящую бурю. Поднялась высоченная волна, и тут мы узнали по-настоящему, на что способно наше замечательное суденышко. Любой из этих могучих валов мог бы мгновенно опустошить всю нашу палубу, но «Фрам» этого не допускал. Всякий раз, когда волна настигала судно, и казалось она сейчас обрушится на низкую корму, «Фрам» элегантно взмывал вверх, а гребень вала смиренно нырял под него. Даже альбатрос не мог бы лучше перевалить через волну. Известно, что «Фрам» рассчитан на льды, это верно, но верно и то, что, когда Колин Арчер создал свой знаменитый шедевр, его полярное судно стало одновременно и образцом судна с редкостными мореходными качествами. Увертываясь от волн, «Фрам» поневоле кренился; мы это испытали на себе. Все время, пока мы шли в поясе западных ветров, не прекращалась качка, но со временем мы свыклись и с этим неудобством. Неприятно, но еще неприятнее было ходить по залитой водой палубе. Пожалуй, хуже всего доставалось тем, кто работал в камбузе. Несладко быть коком, когда неделю за неделей нельзя поставить на стол кофейной чашки без того, чтобы она тотчас же не исполнила бы сальто-мортале. Нужны терпение и воля, чтобы не пасть духом, но Линдстрем и Ульсен, которые готовили нам пищу в этих тяжелых условиях, умели все воспринимать с юмором. Молодцы.

Что до собак, то их крепкий ветер не беспокоил, было бы только сухо. Дождя они не любят, вообще сырость для полярной собаки хуже всего. Они отказывались ложиться на мокрую палубу, могли часами стоять неподвижно, пытаясь вздремнуть в таком неудобном положении. Да какой уж тут сон. Зато они могли отсыпаться круглые сутки, когда наступала хорошая погода. У мыса Доброй Надежды мы потеряли двух собак. Они вылетели за борт темной ночью, когда была очень сильная качка. На ахтердеке у нас был с левого борта ящик, в котором уголь лежал вровень с фальшбортом. Очевидно, псы упражнялись здесь и потеряли равновесие. Мы позаботились о том, чтобы такие вещи больше не повторились.

К счастью для наших собак, погода в полосе западных ветров часто менялась. С одной стороны, было немало бессонных ночей с дождем, слякотью и градом, но, с другой стороны, и солнце частенько проглядывало, поднимая настроение. Ветер здесь чаще всего циклонический, переходит вдруг с одного румба на другой, а такие скачки всегда влекут за собой перемену погоды. Падение барометра – верный признак, что будет норд-вест. Он почти всегда сопровождается осадками и продолжает крепнуть, пока не перестает падать барометр. После этого либо наступает пауза, либо сразу начинает дуть зюйд-вест нарастающей силы, причем барометр быстро поднимается. Как правило, при этом наступает прояснение.

При сильном ветре с кормы «Фрамом» было трудно управлять, он чуть что рыскал, и часто двоим еле-еле удавалось справляться с рулем. Однажды нас развернуло к ветру, и паруса обстенило, но наш опытный механик выручил нас, успев в невероятно короткий срок пустить машину на полный вперед, после чего судно снова подчинилось рулю.

Одна из причин, почему плавание в этих водах сопряжено с известным риском, – возможность столкнуться с айсбергом ночью или в туман. Дело в том, что эти зловещие странники в своих скитаниях забираются иногда довольно далеко на север от 50°. Понятно, вероятность столкновения незначительна, и ее можно свести до минимума, если соблюдать надлежащую осторожность. Внимательный, опытный впередсмотрящий и в темноте всегда заметит отблеск льда на достаточно далеком расстоянии.

Как только возникла угроза встреч с айсбергами, мы стали по ночам через каждые два часа измерять температуру воды.

Так как остров Кергелен лежал примерно на нашем курсе, по ряду причин было решено сделать там остановку и посетить норвежскую китобойную базу. За последнее время многие собаки начали худеть, вероятно, из-за недостатка жиров в пище. Мы рассчитывали, что на Кергелене сможем получить сколько угодно жира. Воды нам при бережном расходовании должно было хватить, и все же не мешало наполнить цистерны. Кроме того, я надеялся, что смогу нанять там еще трех-четырех человек. После того как нас высадят на Ледяном барьере, останется всего десять человек, а этого маловато, чтобы вывести «Фрам» изо льдов и провести мимо мыса Горн до Буэнос-Айреса.

И еще одна причина для визита: нам хотелось развлечься. Оставалось только побыстрей туда добраться; в этом нам отлично помогал западный ветер. Он почти все время был свежим, не достигая, однако, штормовой силы. Мы проходили в сутки около 150 миль, а однажды прошли даже 174 мили. Это была высшая суточная скорость за все наше плавание, притом совсем не плохая для такого судна, как тяжело нагруженный «Фрам» при его неполной оснастке.

Под вечер 28 ноября мы увидели землю. Попросту говоря, голую скалу, судя по координатам, – остров Блей-Кэп, лежащий в нескольких милях от Кергелена. Но была плохая видимость, и, не зная этих вод, мы предпочли на ночь лечь в дрейф.

Рано утром прояснилось, можно было уверенно ориентироваться, и мы взяли курс на Роял-Саунд, где надеялись найти китобойную базу. Свежий утренний ветерок придал нам неплохую скорость, однако в ту самую минуту, когда нам осталось обогнуть последний мыс, ветер снова усилился. Пустынный, негостеприимный берег скрылся в дожде и тумане, перед нами стоял выбор: либо снова ждать невесть сколько, либо продолжать путь. Мы без особого колебания выбрали последнее. Конечно, заманчиво встретиться с другими людьми, тем более с соотечественниками, но еще заманчивее было как можно быстрее одолеть остававшиеся до Ледяного барьера 4 тысячи миль. Наш выбор себя оправдал. Декабрь принес с собой еще более крепкий ветер, чем ноябрь, и к середине месяца мы уже прошли половину расстояния от острова Кергелен до нашей цели. Собакам для подкрепления сил время от времени давали обильные порции масла. Результат был превосходный. Сами мы чувствовали себя хорошо и были в отличной форме, настроение все поднималось по мере того, как сокращался оставшийся путь.

Прекрасным состоянием здоровья в плавании члены экспедиции во многом были обязаны превосходному провианту. На пути от Норвегии до Мадейры наш стол украшала свинина, ведь мы везли с собой поросят; потом пришлось перейти на более скромное меню и налечь на консервы. Впрочем, это оказалось не так уж страшно, потому что консервы были лучшего качества. В обеих кают-компаниях пища для всех была одинаковая.

В 8 утра – завтрак: оладьи с вареньем или мармеладом, сыр, свежий хлеб, кофе или какао. Обед обыкновенно состоял из одного горячего блюда и десерта. Как уже говорилось, мы по большей части обходились без супа, потому что берегли воду. Супом кок потчевал нас только по воскресеньям. На десерт обычно ели калифорнийские фрукты. Вообще мы старались делать упор на фрукты, овощи и варенье. Это лучшая профилактика от болезней. За обедом всегда пили соки и воду. По средам и субботам полагалась рюмка водки. Я знал по собственному опыту, как хорошо выпить чашку кофе, когда тебя ночью поднимают на вахту. Глоток горячего кофе живо преображает самого сонного и брюзгливого человека. На «Фраме» ночная вахта всегда была обеспечена кофе.

К рождеству мы вдоль 56° южной широты почти достигли 150-го меридиана. Оставалось немногим больше 900 миль до тех мест, где можно было ожидать встречи с паковым льдом. Работяга западный ветер, который много недель так прилежно нас подгонял вперед, развеяв все тревоги по поводу возможного опоздания, исчез. И пришлось нам опять несколько дней воевать со штилем и встречным ветром. 23 декабря – дождь, крепкий зюйд-вест; не очень-то многообещающее начало праздников. Чтобы устроить небольшой пир, нам нужна была хорошая погода, иначе качка все испортит. Конечно, с нами ничего не случится, если в сочельник придется сражаться со штормом, брать рифы и так далее. Нам не впервой. И все-таки немного хорошего, праздничного настроения никому не повредит. А то все сплошь одни будни. Как я уже сказал, 23 декабря не сулило еще никакой радости. О приближении рождества говорило только то, что Линдстрем, несмотря на качку, принялся готовить коржики. Мы предложили ему, чтобы он сразу раздал всем, сколько положено, ведь известно, что коржики вкуснее всего, когда их только что извлекли из смальца, но Линдстрем не хотел и слушать и припрятал до поры всю свою продукцию. Пришлось нам довольствоваться одним запахом.

А в сочельник утром погода была такая тихая и ясная, какой мы давно не видели. Судно шло ровно, никакой качки. Ничто не мешало нам в меру наших возможностей готовиться к встрече праздника. И вот уже в полном разгаре рождественские хлопоты. Носовая кают-компания была прибрана и вымыта, латунь и лак блестели наперебой. Ренне украсил рубку сигнальными флагами, над входом в кают-компанию висел транспарант с традиционным пожеланием «Счастливого рождества!». Лейтенант Нильсен обнаружил недюжинный дар декоратора. В моей каюте, на подвешенной под потолком доске, поставили граммофон. Было задумано выступление трио в составе пианино, скрипки и мандолины, но его пришлось отменить, так как пианино было расстроено.

Один за другим входили члены нашего маленького коллектива, чистые, принаряженные, иного не сразу и узнаешь. В самом деле, бороды исчезли, кругом сверкали гладко выбритые подбородки. В 5 часов машину остановили, и все собрались в носовой кают-компании; на палубе остался только один рулевой. В мягком свете разноцветных ламп этот наш уютный уголок выглядел совсем сказочным, и мы сразу прониклись рождественским настроением. Декоратор потрудился на славу, большая заслуга принадлежит и тем, от кого мы получили большинство украшений.

Наконец мы расселись вокруг стола, который ломился под тяжестью шедевров кулинарного искусства Линдстрема. Улучив минуту, я зашел в каюту и запустил граммофон. Зазвучал рождественский гимн…

И сердца людей отозвались на голос исполнителя. Освещение было слабое, видно плохо, но мне показалось, что на глазах у закаленных судьбой мужчин, собравшихся за столом, поблескивало что-то вроде слез. Не сомневаюсь, что мысли всех летели одним курсом – домой, за тысячи миль, в далекую страну на севере. Мы могли только пожелать нашим соотечественникам, чтобы каждому из них было в этот день так же хорошо, как нам на «Фраме». Правда, мы чувствовали себя великолепно. Легкая грусть быстро уступила место шуткам и веселью. Во время ужина первый штурман исполнил песенку собственного сочинения, имевшую огромный успех. В ней более или менее остро высмеивались грешки и слабости каждого из присутствующих. Куплеты чередовались с короткими комментариями в прозе. Форма и содержание этого опуса вполне достигли своей цели, мы хохотали до упаду.

В кормовой кают-компании на столе стоял кофе, лежали целые горы рождественских коржиков Линдстрема. В центре красовался огромный миндальный торт.

Пока мы воздавали должное всем этим яствам, Линдстрем прилежно трудился в носовой кают-компании. И когда мы после кофе опять перешли туда, там в полном уборе стояла чудесная небольшая елка. Она была искусственная, но поразительно похожая на настоящую, только что из леса. Тоже подарок из дому.

Затем началась раздача подарков. У нас было множество красивых и забавных вещиц. Мы от души благодарны тем, кто о нас позаботился; это и их заслуга, что рождество осталось в нашей памяти как один из самых светлых моментов долгого плавания.

В 10 часов вечера елочные свечи догорели, празднику пришел конец. Он был удачным от начала до конца, осталось что вспоминать, когда снова потянулись будни.

Мы были готовы к тому, что на следующем участке пути – от Австралийского материка до пояса антарктических дрейфующих льдов – нас подстерегали всевозможные козни со стороны погоды. Мы столько читали и слышали о том, что пришлось пережить другим в этих водах, что невольно представляли себе самое худшее. Нет, за судно мы ни капли не опасались. Мы его знали и не сомневались, что «Фрам» любой шторм вынесет. Нас пугало другое: как бы не опоздать.

На деле обошлось и без опоздания, и без неприятностей. Уже в первый день рождества, словно нарочно для лучшего праздничного настроения, подул свежий норд-вест, в самый раз, чтобы мы развили хороший ход в нужном направлении. Он потом отошел немного к западу и держался бльшую часть недели; 30 декабря мы достигли 170° восточной долготы и 60° южной широты. Тем самым мы прошли так далеко на восток, что наконец можно было взять курс на юг. И не успели мы повернуть, как подул крепкий норд. Идеальный вариант. Так мы скоро одолеем все оставшиеся параллели. Неотступно сопровождавшие нас в полосе западных ветров альбатросы исчезли. Не сегодня – завтра увидим первых представителей пернатых обитателей Антарктики.

Последовательно стараясь во всем использовать опыт предшественников, мы решили проложить курс так, чтобы 65-ю параллель пересечь по 175-му меридиану. Важно было побыстрее пройти через пояс паковых льдов, преграждавших путь к лежащему южнее, всегда открытому летом морю Росса. Некоторые корабли задерживались в этом поясе до полутора месяцев, другие проходили его в несколько часов. Нас, понятно, больше устраивал второй вариант, поэтому мы избрали путь, которым следовали наиболее удачливые.

Естественно, ширина этого пояса может заметно изменяться, но похоже, что больше всего надежд быстро пройти в районе между 175-м и 180-м меридианами. Во всяком случае западнее этого входить в пак не следует. В полдень 31 декабря мы достигли 62°15 южной широты. Старый год истекал, и до чего же быстро он пролетел. Как и все годы, он принес и удачи, и неудачи, но главное – на исходе его мы благополучно добрались до нужной нам точки земного шара. Сознавая это, мы вечером тепло проводили 1910 год стаканом грога и пожелали друг другу всяческого счастья в 1911-м.

Первого января в 3 часа утра вахтенный начальник разбудил меня известием, что показался первый айсберг. Он предложил мне подняться на палубу и посмотреть на него. И правда, вдали с наветренной стороны, сияя, будто дворец, в лучах утреннего солнца, плыл айсберг: большой, сверху плоский, типичной антарктической формы. Может быть, это покажется противоречием, но все мы обрадовались этой первой встрече со льдом. Обычно айсберг отнюдь не радость для моряка, но мы пока не задумывались о риске. Нас встреча с колоссом занимала совсем в другом смысле, ведь она означала, что до пака уже недалеко. Нам всем не терпелось войти в паковый лед. Он обещал внести желанное разнообразие в нашу монотонную жизнь, которая нам уже слегка наскучила. Как чудесно будет хотя бы несколько шагов пробежаться по льду. Не меньше того радовала нас перспектива основательно накормить собак тюленьим мясом; да и мы сами не прочь были его отведать.

За вечер и ночь айсбергов стало больше. Учитывая такое соседство, хорошо, что было светло. Погода была такая, что лучше и желать нельзя: солнечно и ясно, слабый, но устойчивый попутный ветер.

В 8 часов вечера 2 января мы пересекли Южный полярный круг. Часа через два впередсмотрящий доложил из бочки, что видит льды впереди. Они ничем нам не грозили: льдины образовали длинные цепочки, разделенные широкими разводьями. Мы пошли прямо туда. Наши координаты были 176° восточной долготы и 66°30 южной широты. Лед сразу сгладил зыбь, палуба снова стала устойчивой опорой, и если два месяца подряд мы ходили по-матросски, то теперь снова можно было передвигаться нормально. Мы восприняли это как праздник.

На другое утро, часов около 9, нам впервые представился случай поохотиться. На льдине прямо по курсу был замечен крупный тюлень Уэдделла. [37]37
  Тюлень Уэдделла (Leptonychotes weddelli) – типичный обитатель антарктических вод. Среди семейства настоящих тюленей Антарктики это один из самых многочисленных видов. Довольно крупный зверь: длина тела до 3 м у самцов и 2,6 м у самок. Толщина подкожного жирового слоя достигает 7 см, а общая масса подкожного жира может составлять до 30 % от массы тела. Питается преимущественно головоногими моллюсками и рыбой, причем может нырять за ними на глубину до 400 м. Тюлени Уэдделла мало боятся человека. (Прим. выполнившего OCR.)


[Закрыть]Он совершенно спокойно отнесся к нашему приближению и даже не пожелал сдвинуться с места, пока две-три пули не убедили его, что с нами шутки плохи. Тогда он попытался добраться до воды, но было поздно. Два члена нашей команды уже высадились на льдину и не дали уйти драгоценной добыче. Через четверть часа туша лежала на палубе, разделанная опытными руками. Так мы одним махом добыли не меньше 300 килограммов корма для собак, да и люди не были обижены. До вечера мы еще три раза удачно поохотились; таким образом, у нас оказалось больше тонны свежего мяса и сала.

Нужно ли говорить, что в тот день на судне был настоящий пир. Собаки, как говорится, дорвались, наелись до отвала. Мы спокойно могли им это позволить. Что до нас самих, то мы, естественно, соблюдали меру, но обед все уписывали за обе щеки. У нас и раньше было много любителей тюленьего бифштекса, теперь их сразу прибавилось. Кажется, еще бльшим успехом пользовался суп, тут как нельзя более кстати пришлись наши превосходные овощи.

В первые сутки окружающие нас льды были настолько неплотными, что мы по сути дела все время шли прежним курсом и ходом. В последующие два дня обстановка осложнилась, пошел лед поплотнее, кое-где мы вынуждены были менять курс. Однако серьезных препятствий не было, всегда находилось достаточно разводий. Шестого января положение изменилось, полосы льда стали уже, разводья – шире. В 6 часов вечера кругом, насколько хватал глаз, простиралась чистая вода. Мы находились на 70° южной широты и 180° восточной долготы.

Четыре дня, что мы шли через паковые льды, были приятной прогулкой. Подозреваю, что не один из членов экипажа вспоминал тихие воды между льдинами, когда волны свободного ото льда моря Росса снова дали «Фраму» повод продемонстрировать свою валкость.

Но и завершающая часть пути прошла вполне благополучно. Сравнительно плохо изученный район не таил в себе ничего страшного. Стояла на удивление хорошая погода, словно мы вышли на летнюю прогулку в Северное море. Айсбергов почти не было. За четыре дня, что мы шли через море Росса, нам встретилось всего несколько штук, да и то совсем небольшие.

Одиннадцатого января около полудня яркий отблеск на южной части неба возвестил, что мы уже недалеко от цели, к которой стремились пять месяцев. В половине третьего показался великий Ледяной барьер. Он медленно поднимался из моря и наконец, когда мы подошли близко, предстал перед нами во всем своем величии. Трудно передать на бумаге, какое впечатление производит эта могучая ледяная стена на человека, впервые оказавшегося с ней лицом к лицу. Это вообще невозможно описать; во всяком случае сразу понимаешь, почему этот 30-метровый барьер не один десяток лет считался неодолимой преградой для продвижения на юг.

Мы знали, что гипотеза о неприступности Ледяного барьера давно опровергнута. Существуют ворота, ведущие в простершееся за ним неведомое царство. Ворота эти – Китовая бухта, – судя по имеющимся на «Фраме» описаниям, находились милях в ста к востоку от нас. Мы изменили курс и сутки шли вдоль барьера прямо на восток, получив возможность вдоволь налюбоваться этим исполинским сооружением природы. Не без волнения ждали мы встречи с долгожданной гаванью. Какая там обстановка? Не окажется ли высадка слишком сложным делом?

Мы проходили мыс за мысом, но, сколько ни смотрели, видели только все ту же отвесную стену. Наконец под вечер 12 января стена расступилась. Так и должно быть, ведь мы находились на 164° западной долготы, как раз там, где обнаружили проход наши предшественники.