Текст книги "Песнь меча"

Автор книги: Розмэри Сатклифф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 11. Названые братья

Лицо ярла помрачнело, как грозовая туча. На скамье почетного гостя напротив него Торштен Олафсон почесывал огненные заросли бороды и смотрел на обоих сквозь туманную дымку, словно оценивая ретивость двух жеребцов перед скачками. Послы пиктов с любопытством наблюдали за происходящим, как за незнакомым обычаем чужого племени, но не вмешивались. Весь зал застыл в напряжении, как будто ударила молния, и все ждали, когда же грянет гром.

Тишина длилась целую вечность, и тут ярл Сигурд вскинул голову с диким хохотом – буря миновала.

– Клянусь Тором и Одином, этот человек мне по сердцу!

Он покачивался взад и вперед, забыв о ребенке у себя на коленях – тот скатился бы на пол, если бы Гутторм, сидевший рядом с отцом, не протянул руку и не схватил его, как щенка, за шиворот, а потом передал одной из прислужниц госпожи, которая вышла из тени, чтобы забрать малыша. Ярл стукнул себя кулаком по колену, все еще хохоча, и его смех, как морская волна, пронесся по всем скамьям.

– Нехорошо отказывать брату в воде! Наполни свои бочонки завтра. А теперь я пошлю за твоими людьми: в такую дождливую ночь грех ютиться под парусиной. А ты пока садись и ешь!

Он рявкнул так громко, что ласточка, испугавшись, выпорхнула из гнезда в соломенной крыше:

– Еды! Принесите нашему гостю еды!

Онунд не двинулся с места.

– Моим людям не привыкать, а вот женщин и детей хорошо бы укрыть от дождя.

– Садись же, – повторил ярл. – Тут, рядом со мной, пока я пошлю за ними.

– Я сяду и с радостью поужинаю под твоей крышей, но сперва я должен сам привести своих людей; вряд ли они пойдут за чужаками, – ответил Онунд. – Ребенка, твоего названого сына, я оставлю пока здесь.

Он повернулся и заковылял по залу, подбирая складки плаща и не обращая никакого внимания на смех и позвякивание кружек с элем, и на плач сына, оставленного среди незнакомцев.

Бьярни, не отрывавший от Онунда взгляда, все еще преданный ему до глубины души, вскочил со скамьи и последовал за ним. Туман ударил ему в лицо сыростью, когда он вышел на крыльцо, и впереди в темно-оранжевой дымке факелов он увидел размытые очертания фигуры и знакомую раскачивающуюся походку.

На краю двора он догнал его. Онунд обернулся на шум шагов. И по резкому движению под плащом Бьярни понял, что он схватился за кинжал.

– Дорога к гавани стала такой скользкой в эту дьявольскую погоду, – произнес Бьярни. – Мое плечо к твоим услугам, как и раньше.

Укутанная в плащ фигура расслабилась; невидимая рука выпустила невидимый кинжал, и Онунд Деревянная нога откинул накидку с плеча.

– Теперь оно стало шире, – сказал он, оперевшись на Бьярни, совсем как прежде. И больше ни слова – ни тени отчужденности или удивления, как будто они расстались только вчера.

Они пошли по каменистой тропинке, петляющей между зарослями дрока и ковыля, к берегу, где призрачные очертания сараев и пристани выплыли им навстречу из полумрака. У берега плескалась вода, такая же тусклая и темная, как туман, а вдоль причала виднелись желтые отблески грозовых фонарей на верхушках мачт двух военных кораблей и между ними – громоздкие бока торгового судна.

Там было особенно шумно, и, взглянув на него, Бьярни увидел сквозь мглу прижимавшихся друг к другу женщин и детей – один из них плакал, – связанный скот, лающих собак, лица, словно вышедшие из мрака; они тревожно прислушивались к глухим звукам их шагов по деревянной пристани. В свете факелов поблескивали кинжалы окружавших их мужчин.

– Ведите женщин и детей на берег, – крикнул Онунд. – Ярл дам нам слово. Утром наполним водой корабли.

Притаившиеся на борту люди осмелели, кое-кто вскарабкался на пристань, другие стали передавать им женщин и детей, и стражники ярла, следящие за флотом чужеземцев, подошли, чтобы помочь. Вскоре Онунд направился к «Морской ведьме», чтобы с кем-то переговорить, а старые друзья похлопывали Бьярни по плечу, среди них и Свен Гуннарсон.

– Я было подумал, что ты привидение, если бы твой рот не был набит лепешками, – ухмыльнулся Свен, хлопнув его по плечу с такой силой, что Бьярни чуть не отлетел прямо на купца, стоявшего позади около скота.

Женщин высадили на пристань. Одна осталась на носу корабля и крикнула резким голосом, полным страха и гнева:

– Где мой ребенок?

Онунд повернулся, чтобы ответить ей:

– С ребенком все хорошо, как я и обещал. Ты получишь его обратно еще до прилива.

Она обиженно всхлипнула и подошла к борту корабля; Бьярни склонился, чтобы помочь ей подняться на пристань, и увидел по ее бледному, утомленному лицу, что она все еще злится, хотя страх уже прошел. Она узнала его, как и Свен, но мысли ее были далеко, и она тут же отвернулась, расталкивая женщин, чтобы добраться до своего господина.

– Откуда мне знать, что ты не врешь?

– Женщина, – сказал Онунд, – я не часто даю обещания, но разве я когда-нибудь обманывал тебя?

И он отошел от нее, занявшись другими делами.

«Наверное, нелегко быть женой Онунда Деревянной ноги», – подумал вдруг Бьярни.

Скоро все было готово, и женщины, неся на руках уставших детей, направились по извилистой тропинке к усадьбе ярла; несколько мужчин сопровождали их, а остальные, оставшись на берегу, сооружали на ночь укрытия из корабельных навесов.

Береговой страж ярла указывал дорогу, а Онунд замыкал шествие, опираясь на плечо Бьярни, который чувствовал знакомую тяжесть и раскачивание, словно и не было этих двух лет.

В залитом светом зале их поджидал ужин, тепло и запоздалое гостеприимство; лепешки, творог и жареные водоросли, сырая соленая рыба и каша, заправленная сотовым медом, – все, что можно было приготовить на скорую руку, пока варится тюленье мясо.

Их усадили рядом с остальными женщинами. Сын Онунда опять заснул, посасывая большой палец и свернувшись калачиком на руках госпожи, как будто знал ее всю жизнь. Эса, его мать, увидела малыша и направилась было к нему с протянутыми руками, но встретилась взглядом с хозяйкой дома, которая чуть заметно покачала головой, предупреждая, чтобы она не подходила. Эса вопросительно оглянулась на Онунда и он тоже предостерег ее. Она уронила пустые руки и позволила усадить себя на место, приготовленное для нее неподалеку.

Поскольку Рыжий Торштен уже занял скамью почетного гостя напротив ярла, Онунда посадили рядом с хозяином, и Бьярни, не найдя скамейки поблизости, уселся на полу, среди собак.

– Ходили слухи, что ты отправился в Норвегию, – сказал Торштен из-за очага, когда вновь прибывшие утолили голод.

К этому времени женщин и детей отвели в дом, а мужчины, оставшись одни, передавали друг другу кувшины с элем, и когда Онунд поднял свой рог, чтобы его наполнили, Бьярни, привстал и, дотянувшись до ближайшего кувшина, налил ему, словно своему вождю. Онунд сделал большой глоток и положил рог на колени.

– Долго рассказывать.

– Впереди целая ночь, – ярл тоже выпил. – Начинай.

И Онунд стал рассказывать, возвысив голос, как гусляр, чтобы слышали все собравшиеся, и у него получилась настоящая сага – длинная, полная ружейного звона и пылающих крыш. И весь зал с удовольствием слушал, радуясь новому сказанию. Отец Тронда скончался в Норвегии, и Харальд Прекрасноволосый заявил свое право на его земли, потому что Тронд поднял якорь и отправился на запад. Дед Тронда, с сердцем воина, все еще бьющемся в его ветхом теле, тоже решил захватить наследство, дело дошло до боя, и старик сообщил об этом внуку. Поэтому Тронд и Онунд вывели свои боевые ладьи в море и с попутным ветром достигли берегов Норвегии и дедовского дома прежде, чем воины конунга заметили их появление. С конунгом удалось заключить соглашение, Тронд забрал свою долю наследства оружием и другим добром и направил свои паруса в Исландию. Это было прошлой весной.

– Он просил меня отправиться с ним, но у меня были товарищи и родичи на юге, – продолжал Онунд, – и мне захотелось поохотиться в их лесах. Я тайно отплыл в Рогаланд [72]72
  РОГАЛАНД – историческая область на юго-западном побережье Норвегии.


[Закрыть]и остановился ненадолго у старого морского товарища, с которым не раз бороздил Средиземное море в дни молодости. Пока я гостил у него, мне донесли, что Харальд, зная, что я был с Трондом, захватил мою землю – которую я оставил на время своему родичу – и передал ее одному из своих людей, по имени Харда. Я собрал дружину и нескольких воинов, с которыми мы вместе росли, и отправился в дом Харда и убил его и забрал его добро и оружие и сжег его усадьбу дотла. Но прежде чем на небо взошла новая луна, один из людей конунга пришел в дом моего деда и обошелся с ним так, что старик умер. Одно следует за другим… Мы напали на дом того человека и подожгли крышу, убив его и три десятка его людей. У них был великий пир, и это облегчило нам задачу, – вздохнул он. – Было даже слишком легко. Затем пришел ярл Андерш со своими воинами, и мы собрали всех людей и устроили сражение – что-то вроде того – и захватили его в плен. Я устал убивать и потребовал выкуп за смерть моего деда – приставив ему кинжал к горлу. Он оказался щедр, отдал мне пару славных лошадей, три золотых браслета и бархатную накидку со своего плеча, и мы отпустили его. Но после этого я решил, что Норвегию лучше покинуть.

Все закивали в знак согласия.

– Я направился обратно в Барру, собрал женщин и детей, и тех, кто хотел последовать за мной. И теперь наш путь лежит в Исландию, вслед за Трондом и остальным братством Барры.

– Я слышал, в Исландии много хорошей земли, – заметил ярл. – Я видел плодородные пастбища и горячие источники, вырывающиеся из самых недр; в некоторых местах они сдерживают морозы.

– К тому же она далеко от Харальда Прекрасноволосого, и там можно жить спокойно, не чувствуя, как норвежский конунг дышит тебе в спину, – добавил Онунд.

– А Барра? Она слишком далеко от Исландии, ты не сможешь удержать ее, – сказал Торштен, всматриваясь в глубину своей кружки с элем.

– Все ирландские короли могут охотиться на оленей Барры, как они делали до меня. – Приподняв брови, Онунд перевел взгляд с Торштена на ярла. – Если, конечно, кто-то из вас не захочет отправиться туда.

– Что касается меня, – произнес ярл, – то мои леса гораздо ближе. Каждую осень я переплываю Пентленд-Ферт и прекрасно охочусь на тамошних землях.

Он задумался, почесывая уши пса, лежащего у его ноги, бросил взгляд на пиктских послов и обратился к ним:

– Там славная земля и слишком мало людей, чтобы удержать ее, если Прекрасноволосый направит туда свои корабли и войско. А, скорее всего, так оно и будет.

На миг все затихли, Онунд перевел взгляд с одного на другого, и на его губах мелькнула улыбка.

– Вот оно что! А я все думал, что привело Оркни и Малл под одну крышу этим летом, не говоря уже о вождях разукрашенных племен.

Снова повисла тишина, и Онунд сел поудобнее, чтобы искалеченная нога не так сильно болела. Бьярни знал, что происходит. Три морских повелителя, казалось, понимали друг друга без слов, а их людям оставалось только ждать… Тишину наполняли звуки моря и призрачный вой тюленей, которые всегда пели в тумане.

– Мне даже захотелось отправиться с вами в это плавание, – сказал Онунд; затем тряхнул головой, как конь, отгоняющий надоедливую муху. – Нет! Меня и моих людей ждет дальний север, и запад, и новая жизнь.

Наступила глубокая ночь, и воины с трех островов и трех морских флотов, которые раньше сражались друг против друга и охотно подняли бы меч вновь, будь они в открытом море, спокойно спали друг возле друга, под защитой закона родства и гостеприимства, расстелив пледы на скамейках и папоротниках на полу.

Ярл Сигурд спал в зале среди своих гостей и дружины, вместо того чтобы лечь в женских покоях, что, по мнению Бьярни, было бы разумнее.

Рано утром, когда холодный восточный ветер разогнал остатки тумана и ясные лучи солнца осветили остров, Онунд отправил свою команду наполнять водой бочонки.

Женщины вышли из своих покоев, Эса все еще с пустыми руками, а одна из прислужниц госпожи несла за ней ребенка, вполне счастливого в ее объятиях. Но, может, он провел эту ночь рядом с матерью, потому что на шейке у него появился ремешок с бирюзовым камнем.

Когда бочки наполнили пресной водой и погрузили на борт вместе с другими запасами, подаренными ярлом, они разделили утреннюю трапезу в Каминном зале, и ребенок копошился среди псов у ног ярла Сигурда. Когда с завтраком было покончено, Онунд и его люди поднялись, чтобы отправиться к кораблям. Женщины стали прощаться, а Эса не отрывала взгляд от малыша, до которого все еще не могла дотронуться.

В последнюю минуту – казалось, его сын стал заложником во имя мира – Онунд сказал ярлу:

– Желаю тебе удачной охоты… Теперь я заберу малыша, чтобы его визг не свел с ума твоих женщин – не в этот раз. Но если когда-нибудь прилив приведет его к тебе, не забудь, что он твой названый сын.

Вместо ответа ярл Сигурд наклонился и подхватил ребенка из лохматой темной своры.

– Я не забуду.

На миг он посадил малыша себе на колено, а потом с поспешностью передал отцу – на его шафрановых штанах остался мокрый след.

– Надеюсь, к тому времени он научится держать в руках меч и сдерживать свои желания.

Онунд взял сына и с той же поспешностью передал его Эсе, которая подошла к нему.

Она нежно поцеловалась с госпожой на прощанье; но, выйдя из зала и укрыв младенца плащом от сильного ветра, холодно прошептала своему господину:

– Надеюсь, вода того стоит.

– Ты поймешь это прежде, чем мы доплывем до Исландии, – бросил Онунд Деревянная нога, свернув на тропинку, ведущую к берегу.

Бьярни решил проводить их до пристани, в последний раз подставив плечо Онунду.

– А как твоя собака? – спросил Онунд на берегу, прежде чем подняться на борт «Морской ведьмы».

– Хорошо, – ответил Бьярни, – хотя теперь она не такая проворная, как раньше.

Больше они не говорили об этом, и старая обида осталась позади.

– Тару выдали замуж за земледельца с материка, а Асмунд, ее отец, живет в священной роще с другими поселенцами Барры, которые решили остаться, – сообщил Онунд после паузы, тишину которой нарушали лишь крики моряков и чаек.

– Пойдем с нами.

На мгновенье сердце Бьярни замерло, разрываясь от сомнений. Но он покачал головой:

– Если бы я решил идти за тобой, я бы пошел, несмотря на Асмунда. Но мой меч принадлежит Рыжему Торштену, по крайней мере, до конца следующего лета.

– Что ж, путь в Исландию открыт для всех и в любое время, – сказал Онунд.

Он перепрыгнул через борт «Морской ведьмы», и Свен помог ему дойти до кормы, чтобы занять место у рулевого весла.

Стоя на омытом солью деревянном причале, Бьярни смотрел, как отплывает «Морская ведьма», как поднимаются и опускаются весла, а за ней – огромное торговое судно, с низким брюхом, на котором плыли женщины, дети и скот, а «Звездный медведь» замыкал шествие. Он видел, как море приняло их среди плавучих льдин, и как поднялись паруса на мачтах. И как ладьи чуть накренились от ветра…

Он повернулся и пошел обратно по извилистой тропинке к поселению и усадьбе ярла.

– Не думал снова увидеть тебя, – проворчал Торштен в рыжую бороду на склоне того дня. Он спустился к гавани, где его команды готовили «Морского змея» к отплытию домой.

– Мой меч принадлежит тебе, по крайней мере, до следующей осени, – сказал Бьярни, не отрывая взгляда от веревки, которую сматывал.

Глава 12. Летнее плавание

Малл и мелкие острова, входившие во владения Торштена, загудели, как пчелиный рой. Кузнечные молоты звенели с утра до вечера, а в корабельных сараях главного поселения стояла на бревнах новая военная ладья, и остальные судна флота готовились к выходу в море; отовсюду доносился запах смолы и краски, раскаленного металла и сырой древесины.

Так бывало каждый год, когда набухали почки на березах, а люди грезили о плаваниях днем и видели их во сне ночью. Но в этом году разговоры начались еще зимой, и во всем чувствовалась поспешность – корабли предстояло спустить на воду очень скоро. Заменили потрепанные паруса и оснастку, засушили и засолили рыбу, и во всех печах поселения женщины пекли круглые морские лепешки, которые никогда не портились.

Говорили, что в женских покоях леди Од и ее прислужницы сшили новый флаг из алого шелка, купленного в заморских странах, и украсили его огромным вороном с распростертыми крыльями и вплели семь черных волос с головы самой госпожи, произнеся древние заклинания, сулящие победу.

Заклинания всегда пригодятся – хотя Торштен и заключил соглашение с пиктскими послами, ни один посол не мог ручаться за все племя.

В разгар весны, когда серые гуси отправились на северные гнездовья, птички суетились на опушках леса, а ягнята блеяли на пастбищах, настало время спустить корабли на воду.

В последнюю ночь перед плаванием собрались все команды – одни у небольшой каменной часовни леди Од, а другие в храме богов, где алтарь Белого Христа соседствовал с алтарями знакомых богов. И там, в освещенном факелами мраке, закололи молодого вепря, и жрец, обмакнув священную кисть в кровь, окропил собравшихся воинов и помазал алтари – все, чтобы Белый Христос не чувствовал себя обделенным.

Затем воины поклялись в верности Рыжему Торштену на кольце Тора – гигантском браслете, лежащем возле молота на самом высоком алтаре; великая братская клятва воинов, которая освящает фальшборты кораблей и щиты, загривки лошадей и острия мечей.

Бьярни принес клятву вместе с остальными, но сердце его переполняли обида и гнев. И в этом он был не одинок: вместе с несколькими достойными воинами, включая команду «Фионулы», он не отплывал с остальными, а должен был остаться на Малле и охранять поселение, леди Од и ее внучек от набегов чужеземцев, пока повелитель острова занят другими делами.

– Я не для этого нанимался к нему еще на год, – жаловался он Эрпу, подпирая стену конюшни и с ожесточением теребя уши Хунина, пока пес не зарычал от возмущения.

Эрп взглянул на него, оторвавшись от сломанной уздечки, которую чинил.

– А я думал, твой меч в полном распоряжении хозяина – куда бы он его ни направил.

– Если он так плохо думает обо мне, зачем он тратит на меня свое серебро?

– Кажется, ты кое-чего не заметил, – сказал Эрп. – Ты ведь не единственный, кто остается; тут есть и его лучшие воины. Неужели ты думаешь, Рыжий Торштен доверит своих женщин каким-то отрепьям?

– Да, ты прав, – согласился Бьярни, а затем с внезапным гневом и отчаянием выпалил: – Тебе легко рассуждать, как седовласому старику, чьи боевые дни давно миновали, потому что ты… – он услышал, что говорит, и смолк.

– Не воин? И никогда им не был, потому что еще не мог держать меч, когда напали пираты.

– Я забыл, – смутился Бьярни.

И, взглянув на Эрпа, добавил:

– Ты никогда не думал сбежать?

– Куда бежать человеку с кольцом раба на шее? Моя земля потеряна для меня, и я совсем не похож на викингов, которые устраивают себе дом где угодно, была бы только рядом соленая вода. Да и как я могу оставить Мергуд, мою матушку в рабстве?

Бьярни вновь принялся почесывать уши Хунина, натягивая их, как пару печаток, но на этот раз нежнее. Он уловил боль в голосе Эрпа, но сказать ему было нечего.

Эрп дохнул на бронзовую пряжку уздечки и протер ее тряпкой.

– Думай о том, что, возможно, тебе придется отбивать нападение, пока повелитель Малла воюет в других землях.

Лето шло, и люди, оставшиеся на острове в тревоге и страхе, охотились, проигрывали друг другу все свое добро до последней рубашки, затевали драки, – все равно заняться больше было нечем. Опасались, что жители рыбацких деревень взбунтуются, но ничего не произошло. Однажды появились пираты, но береговая стража вовремя подала сигнал, и скот успели увести вглубь острова, прежде чем пираты высадились на берег. Так что им ничем и не удалось поживиться на этих землях, и, потеряв в бою нескольких человек, они покинули остров, и к концу лета все соломенные крыши поселения оставались в целости и сохранности.

Когда же собрали поздний на севере урожай, «Дикий конь» вошел в гавань с долгожданными новостями. Хаки, капитан корабля, отправился в женские покои, чтобы переговорить с леди Од, и, прежде чем сели ужинать, его известие, словно пламя костра, облетело все поселения.

Торштен и ярл Сигурд приплыли в Кейтнесс одновременно, один – через Грейт-Глен, другой – по проливу Пентленд-Ферт и затем на юг. В Кейтнессе была битва, как и предполагалось, несмотря на прошлогодний совет северян и пиктов на Оркни. Но теперь там воцарился мир, и Торштен остался, чтобы удержать завоеванную землю, а ярл Сигурд направился на юг, чтобы оттеснить пиктов, которые преследовали их по пятам. К тому же посланник передал леди Од повеление Рыжего Торштена – привезти Гроа, его дочь, которую он намерен выдать замуж за Дангадра из Данкансби [73]73
  ДАНКАНСБИ – мыс Данкансби-Хед на северо-восточном побережье Шотландии.


[Закрыть], одного из северных пиктских вождей Кейтнесса, – этот союз поможет сохранить мир и даст северянам время и место, чтобы отстроить свои поселения.

О чем говорили Од и ее внучка, никто, кроме ближайших домочадцев, не знал. Те, кто видел ее потом, говорили, что Гроа была вся заплаканная. Но когда три дня спустя «Дикого коня» и «Фионулу» спустили на воду – Од, которую недаром прозвали Мудрой, готовилась все лето и теперь не было причин откладывать плавание, – она поднялась вслед за бабушкой на борт с гордо поднятой головой и с таким видом, словно знала, что ей пятнадцать и она готова к замужеству, что она внучка конунга и должна исполнить свой долг.

Бьярни, наблюдая за ней, вспомнил, каким ребенком она была три года назад и мечтала плыть и плыть без конца на запад и найти новый мир или остров Святого Брендана, где на деревьях живут белые птицы, поющие, как вечерняя звезда.

Младшие сестры Гроа, с распахнутыми от любопытства глазами, тоже плыли с ними: было слишком опасно оставлять их дома, в поселении, которое в ближайшие месяцы почти некому будет охранять.

– А плыть в неизвестные земли пиктов для них не опасно? – спросила Мергуд госпожу, тревожась о детях, которых воспитывала с самого их рождения.

– По крайней мере, что бы ни случилось, они будут при мне. Да и ты рядом, – успокоила ее леди Од и затем весело добавила, заметив, что малышки слушают: – Кто знает, может, мы найдем там храбрых женихов, хотя они пока еще слишком маленькие.

Все вещи, включая свадебные наряды, были уложены в сундуки и плетеные корзины, и заняли все небольшое пространство под навесом и кормой «Фионулы», а Эрп, которому госпожа разрешила плыть, как домашнему слуге, сидел у входа, охраняя груз, как сторожевой пес.

Когда полосатый парус взметнулся ввысь, Бьярни, вцепившись в канат, ощутил, после целого лета на берегу, вкус соли и холодной воды на губах, почувствовал, как «Фионула» накренилась под порывами ветра и воспрял духом.

Они не поплыли к Грейт-Глен, как другие корабли, потому что оказались бы слишком далеко на юге от того места, где разместился Торштен – им пришлось бы пробираться через неспокойные земли пиктов, где, возможно, еще лилась кровь.

Вместо этого они направились на север, как можно дольше оставаясь в спокойных водах ради женщин, петляя между ущельями острова Скай [74]74
  КРЫЛАТЫЙ ОСТРОВ – так на языке шотландских кельтов называется остров Скай – самый крупный и самый северный из Внутренних Гебридских островов.


[Закрыть]и материком, прежде чем выйти в открытое море, когда от края земли их отделяла лишь призрачная голубая дымка Гебридских островов.

По крайней мере, с женщинами на борту и зеленым венком на верхушке мачты в знак того, что невесту везут в ее новый дом, ни они, ни «Дикий конь», следовавший за ними, не опасались нападения викингов, если, конечно, они не встретятся с такими же, как Вигибьюрд и Веснор.

Но их плавание нельзя было назвать безмятежным: у Вест-Коста море бурлило, как всегда, и погода ухудшилась, когда они пробирались на север к великому мысу Рат [75]75
  МЫС РАТ расположен на северо-западном побережье Шотландии.


[Закрыть] – поворотному мысу, как его называли, – где берега устремлялись на север. И хотя «Фионула» была крепким маленьким судном, ее строили для плавания во внутренних водах, и теперь ее мотало из стороны в сторону в бурных западных волнах, и большинство пассажиров оказалось в печальном состоянии.

«Лучше бы они гребли вместе с нами или натягивали паруса, – думал Бьярни. – У них не осталось бы времени на морскую болезнь».

И вот на пятый день отплытия с Малла они заметили три известняковых утеса – устье Пентленд-Ферт, и вскоре капитан ввел корабли в быстрое течение широкого пролива. Он был окружен скалами, такими же высокими, как и утесы, где тоже было шумно от криков чаек. Корабли стали подниматься вверх по устью реки, берущей начало на бескрайних болотистых пустошах и петляющей между выступами скал и рифовыми отмелями. По обе стороны тянулась широкая, туманная земля, полная криков прибрежных птиц, – земля извилистых рек, гладких, словно зеркало, заводей, ковыля, а за линией облаков – далекого леса, похожего на другой берег. Бьярни показалось, что над этой землей, как и над морем, слишком много неба, чтобы чувствовать себя здесь в безопасности.