Текст книги "Песнь меча"

Автор книги: Розмэри Сатклифф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Розмэри Сатклиф
Песнь меча

Меч в наследство сыну

 
Одиссей возвратился,
       пространством и временем полный.
 

Осип Мандельштам

Жанр этого романа – исторический, приключенческий, рассчитанный на тот возраст, когда ребенок уже не ребенок, но еще и не подросток, немножко моложе главного героя, каким мы его видим на первых страницах книги. Место действия – сначала поселение викингов, откуда Бьярни шестнадцатилетним мальчиком изгоняют за случайное убийство монаха, а потом весь мыслимый молодому викингу мир, его Ойкумена – бороздящие моря корабли, Дублин, Гебриды, Фареры, Шетленды, Оркнейские и многие другие острова, королевство пиктов, земли кельтов и саксов.

Автор этой истории – Розмэри Сатклиф (1920–1992), знаменитая британская писательница, опубликовавшая множество исторических романов для детей и взрослых, действие которых происходит в разные эпохи европейской истории – от Римской империи до короля Артура, от легендарных времен Робин Гуда до правления королевы Елизаветы. В 1974 году Сатклиф была награждена Золотой медалью Ханса Кристиана Андерсена, а 1975 году получила за свой вклад в детскую литературу орден Британской империи. На русский язык переведены несколько ее произведений: трилогия «Орел Девятого легиона», «Серебряная ветка» и «Факелоносцы», романы «Алый знак воина» и «Меч на закате».

Главному герою «Песни меча», Бьярни, наивному и доверчивому подростку-сироте, приходится скитаться с места на место в надежде устроиться на службу к какому-нибудь правителю, нуждающемуся в воинах. Нелегкое взросление героя протекает в грохоте морских бурь и крови жестоких битв. В том мире, где живет Бьярни, ненависть встречается гораздо чаще любви. Но у мальчика есть преданный друг, главная привязанность в его лишенной тепла жизни – пес Хунин, сопровождает Бьярни в походах, и молодой викинг всеми силами пытается защитить своего единственного друга. Удивительные отношения с собакой, бессловесным созданием, окрашивают теплым светом всю эту историю, полную пота и крови нелегкой жизни воина-наемника.

Состоя на службе у Рыжего Торштена и его матери-христианки леди Од, юноша попадает на Айону, Святой остров, населенный монахами-христианами. В этих северных странах Иисуса называли Белым Христом и в те времена не слишком много о Нем знали. Но Бьярни отправляется в Пасхальное плавание, и в Светлую ночь «к нему пришло странное чувство, как будто он приплыл туда, куда давно хотел попасть». На этом острове, получив прощение невольного греха, Бьярни находит Христа, вернее, Христос находит Бьярни.

Вожди, купцы, монахи-служители Белого Христа, воины и землепашцы проходят длинной чередой перед изумленными глазами юноши. Бьярни служит разным господам, сражается, отправляется в плавания и узнает, что на свете существует куда больше диковинных мест, чем ему когда-либо представлялось. Так проходит пять лет. Бьярни не раз выручал его добрый меч, ведь «одного меча достаточно тому, кому придется заботиться только о себе».

Он уже не мальчик, и теперь ему хочется вернуться на родину. Однако и этот путь оказывается нелегким, корабль терпит крушение, и Бьярни попадает в незнакомую, чужую страну. Там он – мужчина, готовый осесть на земле и построить свой дом – находит себе спутницу жизни. Теперь ему, как и предсказала мудрая леди Од, понадобится второй меч, «один – для себя, а другой – для сына».

Но нам, читателям, уже ясно – в наследство сыну он оставит не только меч.

Ольга Бухина

Глава 1. В Дублин на рассвете

Посреди Каминного зала мальчик и мужчина смотрели друг другу в глаза.

Мужчина сидел, наклонившись вперед, опираясь на резные подлокотники скамьи. Мальчик стоял напротив, устремив на него осуждающий взгляд голубых глаз, ярко горящих из-под копны бледно-желтых волос.

Бьярни Сигурдсону было немногим больше шестнадцати; высокий, худощавый юноша, со все еще резковатым голосом, который сломался всего несколько лет назад.

– Он ударил мою собаку, – сказал Бьярни Сигурдсон.

– Потому что она напала на него.

– Ее щенкам всего три дня от роду, вот она и нервничает.

– И ты убил его.

– Я не хотел убивать… просто озеро оказалось рядом, а он был таким слабым, что утонул в два счета.

Наступила тишина. В дальнем конце зала женщины хлопотали над ужином, бросая тревожные взгляды в сторону скамьи. Снаружи доносился скрежет металла по дереву и голоса работников – звуки молодого поселения, а высоко в небе кричали чайки. Рядом с торфяным огнем в очаге одна из охотничьих собак выискивала блох у себя в боку. Бьярни прекрасно слышал все это, но ему казалось, что тишина длится целую вечность.

Когда ему приказали явиться к вождю Рафну вместо того, чтобы предстать перед собранием старейшин по обвинению в убийстве человека, он надеялся, что все обойдется. Он совсем не хотел убивать того старика в длинной коричневой сутане, который пришел в поселение, чтобы рассказать им о своем Боге, как будто у них мало своих богов. Каждый может совершить ошибку. Но, вглядываясь в неумолимое лицо Рафна Седриксона, он терял надежду с каждой минутой.

– Давно ты приплыл к нам на запад? – наконец спросил вождь.

– Полгода назад, – угрюмо ответил Бьярни.

Полгода. Казалось, намного больше, и он уже прижился в этом поселении. Полгода назад его дед, слишком старый, чтобы самому покинуть родные места, решил, что его внукам не место в Норвегии (где при конунге Харальде Прекрасноволосом [1]1
  ХАРАЛЬД I ПРЕКРАСНОВОЛОСЫЙ ХОРФАГЕР – норвежский конунг (король), царствовал на рубеже 9 и 10 вв.


[Закрыть]людям, ценящим свободу, стало невыносимо жить), и отправил его к старшему брату Грэму в поселение Рафнглас [2]2
  РАФНГЛАС – вероятно, на месте Ravenglass – небольшого прибрежного городка в графстве Камбрия на северо-западе Англии, еще во 2-м в. бывшем важной военно-морской базой римлян.


[Закрыть], которое основал брат их собственного вождя на северо-западном побережье земли англов [3]3
  АНГЛЫ ( лат. Anglii) – древнегерманское племя, жили на юге полуострова Ютландия. В 5–6 вв. участвовали в англо-саксонском завоевании Британии, по их имени названа Англия.


[Закрыть].

– За это время ты мог бы усвоить, что на моей земле служителям Белого Христа [4]4
  БЕЛЫЙ ХРИСТОС – так на заре распространения христианства называли Иисуса язычники Европы, подчеркивая тем самым Его причастность к миру мертвых.


[Закрыть]ничто не должно угрожать.

– Я не подумал… я забыл…

– Тогда слушай, – сказал вождь, – и я освежу твою память. Когда я был еще ребенком, друг моего отца воспитывал меня по местным обычаям. Я рос вместе с его сыном, и мы были неразлучны, как кровные братья. Став юношей, он – неважно как – попал под влияние людей, которые поклоняются Белому Христу. Он покинул своих богов и обратился к их Богу и со временем надел на себя сутану [5]5
  СУТАНА ( фр. Soutane) – вид повседневной одежды священнослужителей в Римско-католической Церкви начиная с 6 в.


[Закрыть], обрил голову [6]6
  Сначала так делали в знак покаяния и обращения к Богу. Но, начиная с 6 в. более распространена была тонзура – выбритое место на макушке, как знак принадлежности к духовенству католической Церкви.


[Закрыть]и стал одним из их святых отцов. И я потерял своего брата; он больше не сидел рядом со мной у очага и не сражался со мной щитом к щиту. Но ради него я поклялся на молоте Тора [7]7
  ТОР – в германо-скандинавской мифологии бог грома и молнии, старший сын Одина.


[Закрыть], что на моей земле и среди моих людей такие, как он, всегда будут в безопасности.

Вновь наступила тишина. Бьярни не произнес ни слова. Ему нечего было сказать.

– Из-за тебя я нарушил клятву, а этого я не смогу тебе простить, – продолжил вождь. – Но это касается только тебя и меня, и мы не будем обсуждать это на собрании.

Тут Бьярни понял, что сейчас ему вынесут приговор, как будто он стоял перед собранием.

Рафн нервно сжал подлокотники с резными изображениями Одина [8]8
  ОДИН – верховный бог скандинавского пантеона.


[Закрыть]и Фригг [9]9
  ФРИГГ – в германо-скандинавской мифологии жена Одина, верховная богиня, покровительница любви, брака, домашнего очага, деторождения.


[Закрыть], которые в любом зале превращали скамью в священное место.

– Крака даст тебе меч из оружейного сундука. Бери его и убирайся с глаз моих. Не возвращайся в наше поселение, пока не поймешь, что значит клятва. Хериольф Купец отплывает рано утром.

Бьярни стоял неподвижно, пытаясь понять смысл сказанного.

– Просто уйти? – спросил он наконец, и горло у него пересохло.

– Просто уйти! Мужчина с мечом всегда найдет себе пропитание – или смерть. Если через пять лет ты все еще будешь жив и сможешь вернуться, чтобы занять свое место в общине, возможно, я смогу вынести твое присутствие.

– Если через пять лет я все еще буду жив, может, мне и не захочется возвращаться на этот берег, – сказал Бьярни.

Вождь раздраженно вздохнул.

– Что ж, моря широки, и ты можешь бороздить их, пока не упадешь с края земли, если пожелаешь.

Крака, верный боевой товарищ вождя, всегда на первых веслах, когда его судно отправлялось в море для набегов или торговли, дал ему меч из огромного оружейного сундука, стоящего среди прочих у стены в зале. Славное оружие, с рукояткой из потемневшей от времени моржовой кости. Сам он выбрал бы не такой меч, но и этот сгодится. До сих пор у него не было своего меча, но тренировки с другими юношами научили его чувствовать клинок. И вскоре, привязав меч к поясу, он направился через поселение к дому своего брата.

Грэм, который, видимо, ждал на крыльце, подбежал к нему.

«Если он станет расспрашивать меня сейчас, перед всеми, – подумал Бьярни, – я убью его».

Но Грэм, окинув взглядом его новый меч, сказал только:

– Он должен висеть с другой стороны.

– Я левша, – проскрежетал Бьярни. Грэм застыл в удивлении. Как странно, что правши никогда не задумываются о таких вещах.

Они молча шли по поселению, вверх по деревянному мосту, перекинутому через речку, и полмили вдоль нее, пока не вышли к долине, где располагалась небольшая усадьба – единственное место, которое Бьярни все еще мог называть своим домом. Запах ужина доносился из открытой двери, но это пока подождет. По молчаливому согласию они повернули в сторону и скользнули в низкую дверь амбара. Там были сундуки и котомки, земледельческие орудия труда, запах сухой ячменной пыли прошлогоднего урожая. Было тихо, даже мышь не шелохнулась. Собака в углу подняла морду и завиляла хвостом, но не могла подбежать к хозяину, не потревожив слепых, похожих на крысят щенков, которые сосали молоко.

Грэм схватил его за плечо и резко повернул к себе.

– Ну, выкладывай, о чем с тобой говорил вождь?

– Он дал мне меч и приказал покинуть поселение. Хериольф Купец отплывает рано утром.

– Навсегда?

– Пока не пойму, что значит клятва. Он сказал, пять лет.

Грэм тихо выругался.

– Могло быть и хуже. Одни боги знают, что скажет дед.

– Он никогда не узнает, – ответил Бьярни и, произнося эти слова, почувствовал, как далеко он оказался от места, где родился и вырос.

Грэм начал кусать нижнюю губу, как он делал обычно, когда пытался собраться с мыслями.

– Я поеду с тобой…

– Зачем? – спросил Бьярни.

– Ты слишком молод, чтобы плыть одному.

– Мне уже шестнадцать. Некоторые отправлялись в свое первое плаванье, прожив всего двенадцать зим. Я справлюсь.

Грэм все еще кусал нижнюю губу.

– Придется, – сказал он наконец, – я не могу оставить землю и Ингибьюрг на пять лет, особенно сейчас, когда она беременна.

– Тебя никто и не просит, – ответил Бьярни и, видя, что брат все еще тревожится, добавил: – Оставайся здесь и сохрани эту усадьбу для нас. Через пять лет я стану императором Византии или умру, а если не случится ни того ни другого, я вернусь домой.

Он все еще был потрясен случившимся: день начался как многие другие, а к вечеру разбил вдребезги всю его жизнь. Но если ему суждено отправиться в неизведанные моря и найти там свое счастье, ему уж точно не нужен старший брат, который только все портит.

Собака, как будто почуяв беду, вскочила на ноги и, стряхнув с себя щенков, подошла к хозяину, тяжело ступая после пинка святого отца, и уткнулась в него косматой головой. Но когда он нагнулся, чтобы погладить ее морду, она повернулась и побрела обратно к тявкающим щенкам.

– Я не могу взять ее с собой, она нужна щенкам, – сказал Бьярни, наблюдая, как щенки окружили ее и принялись сосать молоко. – Ты позаботишься о ней? Особенно о щенках.

У него комок застрял в горле. Астрид приплыла с ним сюда. Он не очень-то умел любить, но был неприятно удивлен, обнаружив, что любит эту лохматую собаку. Она немолода. Даже если он вернется через пять, ее, скорее всего, уже не будет…

– Я позабочусь о ней, пока я здесь. – Грэм любил говорить торжественно. – А летнее плаванье она прекрасно проживет с остальной сворой на берегу.

Бьярни кивнул.

– Тогда я соберу свои вещи и уйду.

– Сначала тебе надо поужинать. Ингибьюрг приготовила для всех троих.

Бьярни недолюбливал новую жену брата. У нее было маленькое жадное лицо, но готовила она хорошо. Его желудок настоятельно требовал подкрепления, а есть вместе с челядью вождя в Каминном зале он уж точно не собирался.

Он последовал за Грэмом в дом и сел на свое место рядом с очагом.

Ингибьюрг взглянула на них, когда они вошли.

– Ну что? – спросила она, накладывая тушеного угря в три деревянные тарелки.

Пришлось рассказывать все заново.

Она сказала то, что надо было сказать: что ему лучше усмирить свой характер, что пять лет пройдут быстро, что они будут ждать его возвращения. Но по ее лицу было видно, что она рада его уходу.

Когда ужин закончился – безмолвный ужин, с редкими попытками поддержать разговор, которые гасли, как пламя в сырых поленьях, – Бьярни поднялся на чердак, где он спал над стойлами коров, и собрал свои пожитки: запасную пару башмаков, праздничную рубашку и маленького дельфина из голубого стекла, которого он нашел среди руин крепости Редкрест, возвышавшейся некогда над поселением. Он завязал все это в выцветшую накидку из грубого сукна, привязал к поясу свой новый меч и проверил, на месте ли охотничий нож, надежно воткнутый за тот же широкий кожаный ремень.

Спустившись в комнату, он увидел, что Грэм снимал серебряный браслет, который он носил на левой руке, а Ингибьюрг гневно кусала нижнюю губу.

– Возьми его с собой, – сказал Грэм. – Тебе понадобится серебро в дороге.

Ингибьюрг перебила его, продолжая спор, который, видимо, шел между ними, пока Бьярни был на чердаке:

– Это принадлежало твоему деду! Ты обещал мне, что передашь его своему сыну! – Она положила руку на живот, который начинал уже раздуваться, как парус корабля от легкого бриза.

Грэм не обратил на ее слова внимания. Он протянул браслет Бьярни.

Бьярни хотел отказаться, но здравый смысл подсказывал, что деньги в дороге действительно могут понадобиться. Он взял браслет, бормоча слова благодарности, отчасти потому, что ему доставляло удовольствие злить Ингибьюрг, которая разрыдалась, и надел его на руку.

– Счастливого пути, мне еще нужно закончить кое-какую работу, пока не стемнело, – сказал Грэм, выходя из дома. Он был прав. Спустя год-полтора в поселение привезут рабов, если летнее плаванье окажется успешным, и они помогут собирать урожай и пасти скот; но до тех пор жители работали каждый сам за себя. К тому же Грэму совсем не хотелось видеть слезы Ингибьюрг.

Как бы то ни было, но он, Бьярни Сигурдсон, уж точно этого избежит.

Он схватил свой узелок и отправился в путь, через двор и вниз вдоль речки, оставляя прежнюю жизнь позади и насвистывая, как соловей, стараясь показать всем окружающим, и себе в первую очередь, как мало все это его волнует. Но на полпути к мосту и поселению он замедлил шаг. Затем остановился и, сам не понимая почему, свернул на узкую тропинку, которая вела в сторону от главной дороги и заворачивала к холмам. Там никто еще не строил жилищ, хотя земля казалась Бьярни хорошей, к тому же по ней протекал небольшой ручей, впадавший в речку. Он вырыл ножом ямку в мягкой почве посреди долины и закопал там своего голубого дельфина. Может, через пять лет здесь все еще никто не поселится, и дельфин дождется его.

«Это похоже на обещание», – думал он, возвращаясь на главную дорогу, чтобы спуститься к поселению.

Их община поселилась здесь совсем недавно, и некоторые хижины еще были покрыты парусиной, хотя на других уже успели сделать прочные вересковые крыши; а храм богов, недавно построенный, стоял среди молодых ясеней, которые через много лет превратятся в священную рощу.

То там, то тут люди, поужинав, торопились закончить работу до темноты. Они смотрели на Бьярни дружелюбно, не осуждая за то, что он нарушил клятву вождя, но с тревогой. Никто не осуждает дуб за то, что он притягивает молнию, но люди все же сторонятся его во время грозы. Нарушивший клятву может накликать беду, и он знал, что они радуются его уходу.

На берегу пахло рыбой и соленой водой, канатами, древесиной и смолой, а рыбацкие лодки лежали, склонившись набок, как спящие котики. Ладью вождя вытащили из-под корабельного навеса на катки, где ее весь день смолили и готовили к летнему плаванью. Бьярни прошел мимо нее, направляясь к широкобокому торговому судну, ожидавшему в мелководье, пока команда погрузит последние тюки и свертки.

На носу корабля «Морская корова» стоял Хериольф Купец, укутавшись в старый плащ и наблюдая за погрузкой товаров.

Бьярни перекинул свой узелок через плечо и направился к кораблю. Благодаря серебряному браслету ему было чем заплатить за проезд – куда бы корабль ни направлялся. Но он не видел смысла платить, если есть другой выход. Зайдя по пояс в воду, он остановился и посмотрел на Хериольфа поверх темного борта корабля, как смотрит пеший на всадника.

– Куда направляетесь? – спросил он.

– В Дублин, с восходом солнца.

Дублин. Не так уж и плохо.

– Мне с вами по пути, – ответил Бьярни.

– Деньги есть? – спросил купец. Он наверняка знал, как и все жители поселения, о святом отце и озере, но ни словом об этом не обмолвился.

– Я плачу не золотом или товаром, – ответил Бьярни, – а службой.

– И какая же это служба? – Хериольф наклонился через фальшборт, ухмыляясь. – На моряка ты не похож.

– Пока нет, – сказал Бьярни, усмехнувшись в ответ, – но с веслами я уж как-нибудь справлюсь. Хотя вот это мне больше по душе, – и он положил руку на меч.

– Надо же! Телохранитель? Для меня, мирного торговца? Неужели конунги викингов [10]10
  ВИКИНГИ – морские разбойники, выходцы из Скандинавии, совершавшие в 9–11 вв. походы протяженностью до 8000 км и более. Эти дерзкие и бесстрашные люди на востоке достигали границ Персии, а на западе – Нового Света.


[Закрыть]отреклись от своей клятвы нападать только на тех, кто живет на суше и бороздит моря, а торговцев отпускать с миром?

– Всегда найдутся люди, готовые нарушить чужой уговор, – ответил Бьярни с надеждой в голосе.

– Или чужую клятву, – капитан пожал плечами. – Ничего, все мы совершаем ошибки. Скажи мне, что ты собираешься делать в Дублине?

У Бьярни не было времени подумать об этом. Он знал только, что Дублин – богатый город, куда стекается весь мир от Исландии до Византии. Там наверняка много возможностей.

– Вступлю в войско конунга Хальфдана [11]11
  Речь скорее всего идет о ХАЛЬФДАНЕ РАГНАРСОНЕ, он упоминается в Дублинской летописи под 868 г.


[Закрыть], – ответил он, не задумываясь. Он сомневался, что Хериольф слушает его, потому что тот следил за погрузкой какого-то особенно ценного груза. Но тут он повернулся к Бьярни и сказал:

– Человек, который продает свои услуги, должен тщательно выбирать хозяина. Хальфдан не похож на Олафа Белого [12]12
  ОЛАФ БЕЛЫЙ (СЕДОЙ) – сын норвежского конунга, в 853 г. возглавил поход викингов в Ирландию и сделал Дублин ее столицей.


[Закрыть]. Он свиреп, как волк, но непрочно сидит на троне, с которого его уже однажды свергли.

– Значит, судьба того, кто последует за ним, будет весьма интересной, – сказал Бьярни.

– Или короткой.

Бьярни стало невыносимо холодно в воде.

– Начнем с Дублина, а потом посмотрим, куда поведет меня ветер и прилив. Можно мне подняться на борт?

Купец засмеялся:

– Кидай сюда свой узелок.

Бьярни закинул узелок, Хериольф поймал его и протянул ему руку. Бьярни схватил ее, выпрыгнул, как лосось, из воды и перебрался через борт, очутившись на раскачивающейся палубе торгового судна.

Когда с утренними сумерками начался прилив, сопровождаемая криками чаек «Морская корова» вышла в море, и команда налегла на весла в такт напевного «Навались! Навались!» Хериольфа, стоявшего у рулевого весла. А Бьярни примостился у ног купца, положив обнаженный меч на колени.

Глава 2. На улицах Дублина

Бьярни и не представлял себе, что где-то в мире мог существовать такой город, как Дублин. Даже Миклагард [13]13
  МИКЛАГАРД – Великий Город: так скандинавы называли Константинополь (Царьград), столицу Византийской империи, основанную Константином I в 324–330 на месте города Византий.


[Закрыть], который одни называли Византием, а другие Константинополем, и чьи улицы, как он слышал, были вымощены золотом, вряд ли превосходил красоту Дублина, хотя узкие, извилистые улочки города, казалось, были покрыты лишь обломками брусчатки, утопавшей в весенней слякоти. Но город был таким большим, а домов так много, а толпа такая пестрая…

Почти весь день он провел во дворе конунга среди толпившихся воинов и торговцев, ремесленников, менестрелей и морских капитанов, чтобы поговорить с начальником телохранителей Хальфдана. И когда он рассказал ему, зачем пришел, тот рассмеялся, упершись руками в бока.

– С чего ты взял, что Хальфдану Рагнарсону нужен такой желторотый юнец? Сначала отрасти бороду, а потом уж возвращайся – года через два.

– Я отращу бороду, но тогда я найду себе занятие поинтереснее, чем возвращаться сюда! – гневно ответил Бьярни.

Кто-то из зевак рассмеялся:

– Послушайте-ка, как поет этот петушок!

Итак, он был свободен и одинок, как собака, сорвавшаяся с привязи, на извилистых улицах Дублина. День клонился к закату и укутывал прохожих в тени, а он не знал, куда податься, и гнев на пару с голодом, все еще терзал его. Что ж, по крайней мере, с голодом он уж как-нибудь справится. Хериольф обменял ему серебряный браслет на монеты, обломки драгоценного металла и несколько колец из разорванной серебряной цепи, так что у него были деньги, позвякивавшие в засаленном кожаном мешочке, висевшем на поясе. А улицы были усеяны винными лавками и пивными, как осенними листьями.

Из одной открытой двери доносился особенно вкусный запах тушеного угря, и он решил войти.

Внутри пахло торфом, дымчатый свет струился от двух факелов, а чумазый мальчуган прислуживал нескольким посетителям.

Бьярни придвинул стул и сел за другим концом стола, поближе к двери. Он не удосужился запомнить советы, которые Хериольф дал ему утром – разве он ребенок, чтобы нуждаться в наставлениях! – но все же запомнил, что в незнакомой пивной лучше всего садиться у самого выхода. Он заказал эль [14]14
  ЭЛЬ – пиво с травяными экстрактами, известно в Северной Европе с 7 в. н. э.


[Закрыть]и ужин. Мальчик принес эль в кожаной кружке, тушеного угря, плавающего в жире, и толстый ломоть черствого пшеничного хлеба. Люди с другого конца стола взглянули на него, а затем вернулись к игре в кости среди тарелок и пивных кружек, оставшихся после их ужина.

Бьярни догадался, что это ирландцы, по клетчатым курткам и непонятному языку, и потерял к ним всякий интерес.

Ему и без того было о чем подумать, например, чем заняться после ужина. На столе он заметил старое пятно от эля, похожее на причудливое лицо, которое как будто смотрело на него, усмехаясь, и спрашивало: «Ну, что теперь, Бьярни Сигурдсон? Вернуться к Хериольфу и пожаловаться, что тебя не взяли? Попроситься на борт до следующего порта?»

Он мог бы это сделать. Хериольф намеревался отправиться вверх вдоль берега с дорогими мехами, янтарем и прекрасным заморским седлом для Эйвинда с Востока, который охранял берега Северной Ирландии от набегов викингов из своего укрепления в заливе Белфаст-Лох. Может, Эйвинд возьмет его в дружину, даже без бороды. В худшем случае он мог бы поработать корабельным плотником год или два, пока она не отрастет. Но как же они будут смеяться над ним, на «Морской корове»! От этой мысли у него все сжалось внутри. Он сделал большой глоток кислого эля и ударил кружкой прямо по злобному лицу на столе так, что несколько капель вылились на него, чтобы превратиться в новые пятна.

Бродячий пес, забредший в пивную с темной улицы, отскочил в сторону, испугавшись внезапного хлопка. Краем глаза Бьярни заметил порывистое движение, оглянулся и увидел пару испуганных, но полных надежды янтарных глаз. Черная дворняжка, еще совсем щенок, худая, как волк под конец голодной зимы, смотрела на него, сжавшись в комок, готовая отскочить при первой же опасности, но со слабой надеждой на кончике облезлого хвоста. Бьярни бросил ему кусок хлеба, он проглотил и подошел ближе; тогда Бьярни кинул ему остатки хряща из своей тарелки, и вот пес оказался совсем рядом, обнюхивая протянутую руку. Это было первое существо во всем Дублине, проявившее к нему дружелюбие, и почти неосознанно Бьярни стал трепать пса за подрезанные уши, как нравилось Астрид. Пес прижался к его руке и закрыл глаза от удовольствия.

В конце концов он получил достойную долю ужина Бьярни и, когда есть было уже нечего, зевнул и лег под столом. А Бьярни, занятый своими мыслями, забыл про него.

Вскоре он встал, заплатил за ужин, поторговавшись о двух кольцах разорванной серебряной цепи, и, перекинув свой узел через плечо, вышел в темный переулок.

Теперь надо было где-то переночевать. Может, на пристани, под корабельными навесами – хотя он не хотел подходить слишком близко к «Морской корове». И он пошел вниз по холму в бледный туман, поднимавшийся с реки. Он не заметил, как черный пес, чей сон был очень чуток, поднялся и бесшумно последовал за ним. И еще он не заметил, что один из игроков в кости встал из-за стола и, сделав безмолвный знак своим товарищам, тоже направился за ним.

Суматоха дня постепенно стихала в Дублине. Из каждой пивной доносились веселые голоса, и компании гуляк с кораблей и из гарнизона бродили от одного кабака к другому, предаваясь шумному разгулу. Тем временем улицы между толпами наполнились безмолвными прохожими, словно тенями. В одном из таких тихих переулков между кабаками Бьярни услышал легкий шорох за спиной и, обернувшись, увидел в свете почти что полной майской луны черного пса, который семенил за ним. Он выругался, и пес попятился было, но как только Бьярни продолжил путь, вновь послышался топот четырех лап.

Несколько теней проскользнули мимо него, а когда они скрылись, топот все еще не утихал. Черт бы побрал эту собаку! Как будто у него мало своих забот! Он остановился, поднял щебень с дороги и швырнул его в пса, чтобы он знал, что ему тут не место. Пес увернулся и подошел ближе. Может, если не обращать на него внимания и спокойно идти, пока не найдется ночлег, он отстанет…

И он пошел дальше, не оглядываясь. Ближе к пристани улицы стали многолюдней, и вскоре Бьярни уже не слышал семенящих лап в гуле голосов и шагов, плеске волн и скрипе кораблей. Не слышал он и легких, крадущихся шагов игрока в кости.

Но вдруг почувствовал, как кто-то дернул его за пояс, и, резко обернувшись, оказался лицом к лицу с темной фигурой, которая почти вплотную прижалась к нему. Он заметил, как ее рука взметнулась вверх и бросила что-то в лунном свете в гущу шумной толпы гуляк, которая внезапно появилась на боковой дорожке, распевая песни, и чья-то рука поймала это. В ту же секунду в бледном свете луны блеснул нож, и в мгновение ока Бьярни выхватил свой. Он услышал звонкий удар одного лезвия о другое и почувствовал острую боль в руке.

Никто в пестрой уличной толпе не обратил внимания на ожесточенную драку, которая вспыхнула на их глазах. Ничего необычного в этом не было, и, если это вас не касается, лучше держаться подальше. Кулачный бой – другое дело…

Неожиданное нападение показалось Бьярни кошмаром. Его рука стала скользкой от собственной крови или от крови нападавшего, и, стараясь увернуться от удара, он вдруг испугался, что умрет здесь, на темной улице незнакомого города, и никто из родных никогда не узнает, что с ним случилось.

И тут рычащий черный зверь, словно молния Тора, набросился на его противника. Схватка, до того безмолвная, вспыхнула криками, руганью и проклятиями. А затем все стихло, так же внезапно, как и началось, и нападавший убежал, преследуемый лающим псом.

Бьярни перевел дух и погнался за ними: он не заботился о том человеке, но прекрасно помнил блеск ножа в лунном свете. Он попытался свистнуть, но во рту пересохло; тогда он решил позвать глупого пса, чтобы тот прекратил преследование, но не знал, как его назвать…

Вдруг вместо лая послышалось жалобное тявканье, и он увидел черную массу, которая стремительно приближалась к нему из гущи теней, столпившихся впереди; через секунду пес был у его ног, скуля и дрожа. Бьярни нагнулся, чтобы погладить и успокоить его, и почувствовал что-то влажное на своей руке. Он повернул собаку к свету, падавшему сквозь открытую дверь ближайшего кабака, и увидел длинную тонкую рану на ее плече; видимо, удар не попал в цель и не причинил особого вреда, но крови все-таки было много.

«Почему я?» – подумал он, взяв пса за морду свободной рукой. Ведь наверняка он не первый, кто бросил ему кусок хлеба. Может, он первый, кто почесал его за ухом. Ясно, что у него нет хозяина, как и у Бьярни, и он принял удар ради него, и теперь Бьярни не мог бросить пса одного на пустынных и опасных улицах Дублина. Что ж, у него хватит денег, чтобы прокормить их обоих какое-то время. Он убрал нож, и его рука потянулась к кожаному мешочку, висевшему рядом. Но его там не оказалось. Взглянув на пояс, он увидел, что ремешки кошелька аккуратно перерезаны, и вспомнил, как его дернули за пояс и кинули что-то человеку в толпе. Нож предназначался не для него, а только для того, чтобы отобрать у него деньги. Драки бы не было, не почувствуй он рывок и не повернись до того, как вор успел скрыться.

Что теперь? Он потерял не только серебро, но и время, которое можно было на него купить. Время, чтобы обдумать следующий шаг, найти хозяина, который взял бы его на службу. Меньше всего на свете ему хотелось возвращаться к Хериольфу на «Морскую корову» и рассказывать о том, что с ним случилось на дворе у конунга.

«Начальник охраны конунга велел мне отрастить бороду».

И теперь ему придется еще добавить:

«И какой-то чертов воришка украл мой кошелек».

Вряд ли ему хватит смелости.

Пес посмотрел на него с надеждой в глазах и завилял хвостом.

– У меня больше ничего нет, – сказал Бьярни.

Он уже представил себе, как над ним смеются и отпускают грубые шуточки. Что ж, придется заплатить и эту цену; ведь обычно за все надо платить.

– Идем, – позвал он, хлопнув себя по бедру, и пес, подпрыгнув, последовал за ним, полный желания и нетерпения. Бьярни сделал бы ему ошейник, будь у него запасной ремешок, но у него остался только пояс, на котором держались меч и штаны. Но когда, обмотав окровавленные пальцы краем накидки, он зашагал по дороге, пес засеменил у его ног с гордым видом породистой собаки.

Весь портовый берег был усеян пивными, и в одной их них Бьярни нашел Хериольфа с несколькими матросами с «Морской коровы».

Когда они вошли, купец оглянулся со скамьи, на которой он удобно развалился, и поднял кружку эля в знак приветствия.

Бьярни протиснулся сквозь пьяную толпу, пес не отставал от него ни на шаг.

– Что привело тебя сюда из дома всемогущего конунга? – спросил Хериольф.

– Я подумал, вам понадобится телохранитель на северных берегах земли Эйвинда, – ответил Бьярни.

– Неужели? А в дружину конунга ты уже не хочешь?

– Я передумал! У меня нет никакого желания вступать в дружину конунга или оставаться в его городе, – ухмыльнулся Бьярни, стоя с широко расставленными ногами.

– Который, значит, облегчил твою ношу и забрал все серебро. – Хериольф поднял брови, и его маленькие темные глаза весело заблестели, скользнув по поясу Бьярни, где раньше висел кошелек.

– Я обменял серебро на собаку, – сказал Бьярни ему и всем ухмыляющимся, обожженным на солнце лицам за столом. В каком-то смысле это было правдой.

В ответ он услышал взрыв добродушного хохота, и все взгляды обратились на нескладное черное существо, прижавшееся к его ноге.

– Что? – произнес Хериольф. – За этого тощего, грязного щенка?

От их смеха у Бьярни все сжалось внутри. Но он ответил спокойно:

– Из него выйдет славный пес, если его накормить и подождать, пока он подрастет.