Текст книги "Спящий тигр"
Автор книги: Розамунда Пилчер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
7
Шесть лет назад, когда Джордж Дайер только-только обосновался в Кала-Фуэрте, Хуанита сама постучала в его двери и с достоинством сообщила, что хотела бы у него работать. Муж ее был фермером в Сан-Эстабане; они растили четверых детей, которые уже пошли в деревенскую школу, и нужда частенько маячила у них на пороге. Она должна была работать, потому что ее семье не хватало денег, однако это никак не сказывалось на ее величественной, полной достоинства манере держаться. Хуанита была невысокая, крепко сбитая, приземистая, как большинство местных крестьянок, с темными глазами, короткими ногами и обаятельной улыбкой, которую слегка портило разве что отсутствие привычки чистить зубы.
Каждое утро она поднималась в половине четвертого, делала работу по дому, кормила мужа и детей, провожала их, а потом спускалась по склону горы из Сан-Эстабана в Кала-Фуэрте, чтобы в половине восьмого оказаться у дверей Каса Барко. Она убирала, готовила, стирала и гладила одежду, расчесывала кошку и полола садик, а если возникала необходимость, с тем же достоинством поднималась на борт Эклипсаи дочиста выскабливала палубу.
Когда вышла в свет Фиеста в Кала-Фуэрте,Джордж подарил ей экземпляр книги, написав на форзаце посвящение: «Хуаните от Джорджа Дайера с любовью и уважением».Книга стала главным ее сокровищем после гигантской кровати, унаследованной от бабки, и льняных простыней, толстых, как невыделанная кожа, которые она вышила вручную. Она не говорила по-английски и не умела читать даже на родном языке, но книга стояла на видном месте в ее доме, на кружевной салфетке словно дорогой сувенир. Сама она никогда не входила в его дом. Хуанита придерживалась строгих правил, и подобное вторжение явно шло с ними вразрез. Обычно она усаживалась на низенькую ограду, сложив руки на коленях и скрестив щиколотки, словно королевская особа, и дожидалась, пока Джордж сам откроет дверь и впустит ее. Он говорил: «Buenos días, Хуанита», – они обменивались парой замечаний по поводу погоды, и она обязательно спрашивала, как ему спалось. Он никогда не доискивался причин этого ритуала, не хотел расспрашивать ее. Возможно, причина заключалась в том, что он был холостяком.
Наутро после бури Джордж проснулся в семь. Он все же улегся на диване, потому что не смог сам занять удобную кровать. Было очень тихо. Ветер успокоился, и когда Джордж вышел на террасу, чтобы открыть ставни, его встретило мирное и прохладное жемчужное утро. На небе не было ни облачка, земля после дождя сладко пахла сыростью, только вода в гавани все еще была грязной после вчерашнего шторма, да на террасе следовало убрать следы разрушений. Он начал с того, что поднял разбросанную ветром садовую мебель и расставил ее по своим местам, ладонью смахивая с поверхностей воду. Потом вернулся в дом, закурил сигарету и подумал, что сейчас неплохо бы выпить чаю. К сожалению, воды в чайнике не оказалось; он не хотел доставать ее из колодца, чтобы не разбудить Селину.
Джордж поискал, что ему надеть: вчерашняя одежда не годилась для дневных трудов, так что он поднялся на галерею, чтобы взять что-нибудь другое. Селина спала сном младенца, утопая в пижаме Джорджа и его гигантской кровати. Двигаясь очень тихо, он взял первую попавшуюся рубашку и брюки и осторожно спустился вниз. Он принял душ (вода после шторма была ледяная) и оделся, а потом пошел открыть дверь Хуаните. Она еще не пришла, но если оставить дверь открытой, Хуанита войдет и начнет готовить завтрак. Джордж опять вышел на террасу, спустился по лесенке к стапелям, вытолкал из сарая лодку и на веслах пошел к Эклипсу.
Яхта, как обычно, стойко перенесла вчерашнюю бурю. Он проверил якорные канаты, потом поднялся на борт. В последний раз он предусмотрительно закрепил над кокпитом тент, и хотя тот провис и растянулся под грузом скопившейся воды, на кокпите было относительно сухо. Джордж ослабил фал и нырнул под тент, чтобы проверить, не попала ли вода в форлюки. Убедившись, что все в порядке, он вернулся на кокпит, удобно устроился на фальшборте и закурил.
День обещал быть жарким. От мокрых досок палубы и тента, который он расстелил на просушку, поднимался пар. Воздух был такой чистый, что земля просматривалась очень далеко – дальше креста Сан-Эстабана. В полной тишине Джордж отчетливо слышал каждое слово негромкой беседы, которую вели рыбаки в шлюпке. Волнение на море едва ощущалось: лодка легонько подпрыгивала у борта, а мерное раскачивание яхты напоминало сонное дыхание.
Оказавшись в привычной обстановке, в окружении любимых запахов и звуков, Джордж постепенно стал успокаиваться. Теперь он мог не спеша обдумать планы на день, определиться, в каком порядке решать внезапно свалившиеся на него проблемы.
Первая проблема – Рудольфо. Ничего страшного, что они поссорились, – это случилось не в первый и уж точно не в последний раз, но Рудольфо не был богат и Джорджу предстояло каким-то образом – как можно скорее – возместить ему потраченные шестьсот песет. Он не мог дожидаться, пока его деньги пройдут клиринг в Барселоне: такие задержки уже случались, и один раз ему пришлось ждать целый месяц, прежде чем деньги поступили на счет. Если послать телеграмму в банк Селины, деньги поступят через три-четыре дня; Рудольфо, узнав об этом, наверняка согласится поселить ее у себя в отеле – таким образом приличия будут соблюдены и ничьи чувства – а в Кала-Фуэрте они отличались особенной деликатностью – не пострадают.
С другой стороны, он всегда может обратиться к Фрэнсис. Она охотно одолжит шестьсот песет и деньги на обратный билет для Селины – стоит только Джорджу попросить. Однако это налагало на него определенные обязательства. Занимая у нее, он будет просить не от имени Рудольфо или девушки, которая прилетела на остров разыскивать отца, а от себя самого. Значит, и расплачиваться придется ему.
Его взгляд привлекло движение на террасе Каса Барко – Хуанита развешивала красно-белый плед с дивана на веревке, чтобы как следует проветрить. На ней было розовое платье, а поверх него коричневый фартук. На мгновение она скрылась в доме, а потом появилась снова с метлой в руках и начала собирать черепки разбитых ветром цветочных горшков.
Джордж гадал, как объяснить ей присутствие Селины в его постели. До этого он ни разу не допускал подобной ситуации, поэтому не представлял, какой реакции ожидать. Ему не хотелось обманывать Хуаниту, но, с другой стороны, он ни в коем случае не мог ее лишиться. Конечно, можно сказать ей правду, однако правда эта настолько невероятна, что Хуанита вряд ли ее примет. Можно представить Селину как свою дальнюю родственницу, которая заглянула в гости и, застигнутая грозой, осталась ночевать. Поколебавшись несколько секунд, Джордж решил, что этот вариант лучше всего, тем более что он близок к истине. Щелчком отправив сигарету за борт, он спустился в лодку и неспешно погреб к Каса Барко.
Хуанита была в кухоньке, кипятила чайник, чтобы приготовить ему кофе.
– Buenos días,Хуанита!
Она обернулась с широкой улыбкой на лице.
– Buenos días,сеньор.
Он решил перейти сразу к делу.
– Когда ты доставала воду из колодца, ты не разбудила сеньориту?
– Нет, сеньор, она еще спит. Как младенец.
Джордж пристально посмотрел на Хуаниту. В ее голосе звучали поэтические нотки, глаза блестели – она явно расчувствовалась. Это была совсем не та реакция, которой он ожидал. Хуанита еще не в курсе истории про застигнутую грозой родственницу, а глаза у нее уже на мокром месте – с чего бы?
– Ты… ты поднималась наверх?
– Sí,сеньор, поднималась посмотреть, не проснулась ли она. Но, сеньор, почему вы никогда не говорили, что у вас есть дочь?
Она сказала это, понизив голос, с легким упреком. Джордж пошарил рукой у себя за спиной, схватился за подлокотник дивана и плюхнулся на него.
– Не говорил? – растерянно спросил он.
– Нет, ни слова не сказали про свою дочку. И вот я иду сегодня через Кала-Фуэрте, и Мария мне говорит, что к вам приехала дочь и остановилась в Каса Барко. Я ушам своим не поверила! Но оказалось, что это правда.
Джордж сглотнул и с деланым спокойствием произнес:
– Значит, тебе сказала Мария. А кто сказал Марии?
– Томеу.
– Томеу?
– Sí,сеньор. Ее привез таксист. Он долго сидел в баре Рудольфо и сказал Розите, которая там работает, что привез дочку синьора Дайера в Каса Барко. Розита пошла в магазин купить хозяйственного мыла и сказала Томеу, Томеу сказал Марии, а Мария – мне.
– И, могу поклясться, всем остальным жителям деревни, – по-английски пробормотал сквозь зубы Джордж, мысленно проклиная Селину.
– Что вы сказали, сеньор?
– Ничего, Хуанита.
– Разве вы не рады видеть свою дочь?
– Что ты, конечно рад.
– Я и не знала, что сеньор был женат.
Джордж помедлил секунду, а потом сказал:
– Ее мать умерла.
Хуанита была потрясена.
– Сеньор, я понятия не имела! А кто же заботился о сеньорите?
– Ее бабушка, – ответил Джордж, стараясь по возможности придерживаться правды. – Хуанита, скажи мне… Рудольфо знает, что… что сеньорита моя дочь?
– Я еще не видела Рудольфо, сеньор.
Чайник закипел, и она налила воду в глиняный кувшин, который Джордж использовал вместо кофейника. По дому поплыл упоительный запах, однако его настроения он не поднял. Хуанита накрыла кувшин крышкой и сказала:
– Сеньор, она настоящая красавица.
– Красавица? – Он сказал это с удивлением, притом вполне искренним.
– Конечно, она очень красива.
Хуанита вынесла поднос с завтраком на террасу и поставила на стол.
– Со мной вам не надо притворяться.
Он начал есть. Апельсин, сладкая ensamadaи целый кофейник ароматного кофе. Хуанита ходила по дому; негромкое шарканье метлы означало, что она делает уборку. Потом она вышла на террасу, неся в руках круглую корзину для белья с вещами Селины.
Джордж сказал:
– Сеньорита вчера сильно промокла под дождем, я сказал ей оставить одежду на полу в ванной.
– Sí,сеньор, я ее там и нашла.
– Постирай ее поскорее, Хуанита. Сеньорите больше нечего надеть.
– Sí,сеньор.
Она прошла мимо него к небольшому навесу, где устроила себе прачечную: там Хуанита с одинаковым рвением терла о стиральную доску простыни, носки и рубашки, грела воду в большом котле и хранила куски хозяйственного мыла размером с кирпич и такие же твердые.
Первым делом Джордж решил повидаться с Рудольфо. Он прошел через дом, заглянув по пути на галерею, но оттуда не доносилось ни звука. Мысленно проклиная непрошеную гостью, он все-таки решил ее не будить и вышел из дома. Поленившись отпирать двери гаража и заводить машину, он отправился через деревню пешком, о чем немедленно пожалел.
По пути к отелю Кала-Фуэрте как минимум семь человек остановились поздравить его с приездом дочери. После каждой встречи Джордж прибавлял шагу, делая вид, что его ждут неотложные дела, – он бы и рад обсудить свой новый статус счастливого отца, но время никак не позволяет. Подходя к бару Рудольфо, он уже еле дышал и обливался потом, кроме того, испытывал неприятное чувство, будто его загнали в ловушку. Он остановился в дверях, пытаясь отдышаться, и спросил:
– Рудольфо, ты позволишь мне войти?
Рудольфо стоял за стойкой, наводя блеск на стаканы.
При виде Джорджа его лицо расплылось в улыбке.
– Джордж, друг мой!
Рудольфо поставил стакан на стойку и вышел из-за стойки, словно собирался его обнять.
Джордж взглянул на него с подозрением.
– Ты не будешь меня бить?
– Это тебе следовало побить меня! Но я же ничего не знал! Розита только утром сказала мне, что сеньорита твоя дочь. Почему ты все не объяснил мне вчера вечером? Я ведать не ведал, что у тебя есть дочка. Да еще такая красавица!
– Рудольфо, это ошибка…
– О да, целиком и полностью моя ошибка! Представляю, что ты обо мне думаешь: что я не могу оказать услугу своему старому другу и его дочери…
– Но…
Рудольфо поднял руку.
– Никаких «но»! Конечно, шестьсот песет не растут на деревьях, – пожал он плечами, – но не разорюсь же я из-за них.
– Рудольфо…
– Друг мой, если ты скажешь еще хоть слово, я решу, что ты так меня и не простил. Пойдем выпьем – я угощаю. Коньяку?
Это было невероятно. Рудольфо отказывался слышать правду, а у Джорджа не было сил настаивать. Слабым голосом он пробормотал: «Я предпочел бы кофе», – и Рудольфо отправился на кухню за кофе, а Джордж взгромоздился на табурет у стойки и закурил. Когда Рудольфо вернулся, он сказал:
– Я верну тебе деньги. Мы собираемся послать телеграмму в Лондон…
– Для этого вам надо будет ехать в Сан-Антонио.
– Да, придется. Как ты думаешь, сколько времени будет идти перевод?
Рудольфо выразительно пожал плечами.
– Два-три дня. Возможно, неделю. Неважно. Я готов подождать неделю, чтобы получить шестьсот песет.
– Ты хороший человек, Рудольфо.
– Только вспыльчивый. Тебе ли не знать!
– И все равно ты хороший человек.
Кофе принесла Розита – невольный источник его проблем. Джордж смотрел, как она ставит на стол крошечные чашечки, и думал о том, что никогда в жизни ему не приходилось столько лгать. И тут он понял, что уже не сможет попросить Рудольфо о еще одной услуге, и сердце его упало. Если Селина – его дочь, ее нельзя переселить в отель Кала-Фуэрте.
Селину разбудила Жемчужина. Кошка где-то странствовала всю ночь и, утомленная охотничьими подвигами, искала уютное местечко, чтобы вздремнуть. Она вошла в Каса Барко с террасы, легкими шажками поднялась на галерею и беззвучно вспрыгнула на кровать. Селина приоткрыла глаза и увидела прямо перед собой ее белоснежную усатую мордочку. Глаза у Жемчужины были нефритово-зеленые, от удовольствия она сожмурила их в узкие щелочки. Кошка немного покружила по постели, устраивая себе гнездышко, а потом примостила свое гибкое – как будто совсем без костей – пушистое тельце поближе к Селине и сразу же заснула.
Селина повернулась на другой бок и тоже провалилась в сон.
Во второй раз ее разбудили более бесцеремонно.
– Ну-ка, пора просыпаться! Уже одиннадцать часов! Давай-давай, пора вставать.
Селина почувствовала, как ее встряхнули за плечо, а когда открыла глаза, то увидела Джорджа Дайера, сидевшего на краешке кровати.
– Пора вставать, – повторил он.
– Уммм…
Кошка лежала рядом с ней, приятно тяжелая, согревающая… Джордж, когда она сквозь слепленные веки смогла его разглядеть, показался Селине огромным. Он возвышался над ней с угрюмым лицом, в своей выгоревшей голубой рубашке. Сердце Селины ушло в пятки. Утро никогда не было ее любимым временем суток.
– Давай-ка просыпайся.
– Сколько времени?
– Я же говорил – почти одиннадцать. Нам надо поговорить.
– Ох!
Она постаралась приподняться и поискала упавшие с кровати подушки. Джордж подобрал их с пола и подсунул ей под спину.
– Послушай меня, – сказал он. – Я говорил с Рудольфо…
– Он все еще сердится?
– Уже нет. Видишь ли, Рудольфо – а с ним и вся деревня – думает, что ты и правда моя дочь. И ты прекрасно знаешь почему! Потому что твой пьяница-таксист, дьявол его дери, всем об этом растрезвонил!
– Ох! – снова пробормотала Селина.
– Да уж. Ох. Ты говорилатаксисту, что я твой отец?
– Да, – призналась она.
– Какого черта ты это сделала?
– Мне пришлось так сказать, чтобы он привез меня сюда. Я сказала: «Мой отец заплатит за такси», – только так мне удалось его убедить.
– Ты не имела права так поступать! Вовлекать ни в чем не повинных людей…
– То есть тебя?
– Да, меня. Теперь мне предстоит все это распутывать…
– Я же не думала, что он расскажет всей деревне!
– Он и не рассказывал. Он сказал Розите, девушке, которая работает у Рудольфо в баре. Розита рассказала Томеу, а Томеу Марии, своей матери. А наша Мария – официальная новостная радиостанция в этой части острова.
– Ясно, – вздохнула Селина. – Мне очень жаль. Но почему бы не сообщить им правду?
– Не сейчас.
– Почему?
– Потому что люди здесь, – он остановился, подыскивая нужные слова, – придерживаются очень суровой морали.
– Тогда почему ты разрешил мне остаться на ночь?
Джордж взорвался.
– Потому что была гроза! Потому что поругался с Рудольфо! Потому что ты не оставила мне выбора!
– И ты подтвердил, что я твоя дочь?
– Я не сказал «нет».
– Но ты же слишком молодой! Мы это выяснили вчера вечером.
– Кроме тебя, этого никто не знает.
– Все равно, это неправда!
– И было неправдой, когда ты проболталась таксисту.
– Но я же не знала,что это неправда!
– А я знаю. И что из того? Слушай, мне, конечно, жаль посягать на твои принципы, но эти люди – мои друзья, и я не хочу их разочаровывать. Конечно, они не строят особых иллюзий на мой счет, но, по крайней мере, не считают меня лжецом.
Лицо у нее по-прежнему было взволнованное, поэтому он предпочел сменить тему.
– Так, теперь о деньгах. Ты говорила, что можешь телеграфировать в банк…
– Да.
– Но не из Кала-Фуэрте. Чтобы послать телеграмму, нам придется поехать в Сан-Антонио. Мы могли бы телеграфировать напрямую в банк, но я тут подумал – почему бы не связаться с твоим адвокатом…
– О нет, – выпалила Селина так поспешно, что брови Джорджа от удивления взлетели вверх.
– Почему нет?
– Давай просто отправим телеграмму в банк.
– Но твой адвокат сможет быстрее переслать деньги.
– Я не хочу обращаться к Родни.
– У вас плохие отношения?
– Не в этом дело. Просто… он говорил, что моя затея с поездкой, с поисками отца – это полный бред.
– Как показала жизнь, он был недалек от истины.
– Я не хочу, чтобы он узнал, какое фиаско я потерпела. Попытайся понять…
– Слушай, я все понимаю, но если есть возможность побыстрее получить деньги…
Ее лицо хранило прежнюю решимость, поэтому Джордж, порядком утомившийся от их разговора, сдался.
– Ладно, как хочешь. Это твои деньги и твое время. И репутация.
Селина предпочла проигнорировать его замечание.
– Ты хочешь поехать в Сан-Антонио сегодня?
– Как только ты встанешь и оденешься. Есть хочешь?
– Не особенно.
– Как насчет чашки кофе?
– Если тебя не затруднит…
– Сейчас сварю.
Джордж уже спускался по лестнице, когда Селина окликнула его.
– Послушай, Джордж…
Он оглянулся – она видела его только до пояса.
– Мне же нечего надеть…
– Я спрошу Хуаниту.
Он нашел Хуаниту на террасе, где она установила гладильную доску, протянув шнур утюга в открытое окно.
– Хуанита!
– Сеньор?
– Где одежда сеньориты? Она готова?
– Sí, сеньор.
С широкой улыбкой, гордясь собственной расторопностью, она протянула ему стопку аккуратно сложенных вещей. Он поблагодарил ее и пошел обратно в дом; Селина тем временем начала потихоньку спускаться с галереи. Она была в пижаме, заспанная и растрепанная. Он сказал: «Держи» – и сунул стопку ей в руки.
– О, как замечательно!
– Одна из услуг моего отеля.
– Так быстро… я даже не думала…
Внезапно Селина замолчала. Джордж нахмурился. Сверху стопки лежало платье – точнее, то, что от него осталось. Хуанита обошлась с тончайшим британским джерси так же, как с остальным бельем, – замочила в горячей воде, намылила хозяйственным мылом и как следует потерла о доску. Селина взяла платье в руки. Оно годилось разве что для очень миниатюрной шестилетней девочки; узнать платье можно было только по шелковому ярлычку «Фортнум и Мейсон», изнутри пришитому к горловине.
Несколько секунд оба молчали. Потом Джордж изрек:
– Теперь у тебя есть маленькое коричневое платье.
– Она его постирала! Зачем ей понадобилось его стирать? Оно же просто намокло, достаточно было просушить…
– Если кого и надо винить, то меня. Я сказал Хуаните все выстирать, а если я ей что-то говорю, она так и делает, – сказал Джордж, а потом безудержно расхохотался.
– Не вижу ничего смешного! Тебе, конечно, все равно, но мне же нечего надеть!
– Ну и что нам остается делать, кроме как посмеяться всласть?
– Я могла бы поплакать…
– Это ничего не изменит.
– Не могу же я весь день ходить в пижаме!
– Почему? Она тебе идет.
– Но в ней нельзя ехать в Сан-Антонио!
Джордж, все еще усмехаясь, почесал в затылке, стараясь сделать вид, что всерьез обдумывает ее проблему.
– Может, наденешь пальто?
– В нем я умру от жары. Боже, ну почему все эти ужасные вещи происходят именно со мной!
Он попытался ее успокоить:
– Может быть…
– Нет, не может!
Понимая, что вступает в классический бессмысленный спор с расстроенной женщиной, Джордж потерял терпение.
– Ладно, слушай меня. Иди ложись в кровать и реви там весь день, только прежде напиши телеграмму. Я один съезжу в Сан-Антонио и отправлю ее, а ты сиди тут и дуйся сколько влезет.
– Это самое несправедливое, самое ужасное, что ты только мог сказать…
– Конечно, Джордж-младший, ты как всегда прав! Я ужасный человек и говорю ужасные вещи. Рад, что ты вовремя это заметил. А теперь садись за стол, напряги свои куриные мозги и напиши эту чертову телеграмму!
– У меня вовсе не куриные мозги, – возмутилась Селина. – Даже если и так, у тебя не было времени в этом убедиться. Я только сказала, что не могу весь день проходить в пижаме и…
– Слушай, это Кала-Фуэрте, Сан-Антонио, а не Куинс-гейт. Лично мне плевать, даже если ты будешь бродить тут голая, главное, чтобы ты поскорей получила деньги и я смог вернуть тебя в целости и сохранности в Кенсингтон к няньке!
Он залез в ящик стола, вытащил оттуда чистый лист бумаги и карандаш, а потом поднял на нее свои карие непроницаемые глаза и сказал:
– Будь ты постарше и поопытнее, я бы получил сейчас хорошую пощечину.
Селина подумала, что если сейчас заплачет – неважно от слабости или от злости, – то никогда себе этого не простит. Дрогнувшим голосом она произнесла:
– Я об этом даже не думала.
– Прекрасно. Вот и не надо.
Он уселся за стол и положил лист бумаги перед собой.
– Как называется твой банк?
