Текст книги "Спящий тигр"
Автор книги: Розамунда Пилчер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
– Селина.
– Да?
– Ты хоть знаешь, как поступает Гражданская гвардия с людьми, потерявшими паспорт? Их сажают в тюрьму. А потом интернируют как политических заключенных. Или оставляют гнить в застенке, пока паспорт не найдется.
– А со мной они поступили по-другому.
– Ты же врешь, правда? Куда ты спрятала паспорт?
– Говорю тебе, я его потеряла!
– Ты оставила его в машине у Пепе?
– Ты что, не слышишь, он потерялся!
– Слушай, Джордж-младший, паспорт в Испании – не та вещь, с которой можно шутить.
– Я вовсе не шучу.
– Ты сказала Пепе про паспорт?
– Я же не говорю по-испански!
– То есть ты просто попросила привезти тебя назад?
Она выглядела слегка обескураженной, но храбро ответила:
– Да.
– И когда вы приехали?
– Около одиннадцати часов.
– Мы разбудили тебя, когда вошли в дом?
Она кивнула.
– Значит, ты слышала наш разговор?
– Ну, я попыталась спрятать голову под подушкой, но у миссис Донген довольно громкий голос. Очень жаль, что я ей так сильно не понравилась. – Комментариев с его стороны не последовало, поэтому она продолжила, тоном, делавшим честь воспитавшей ее бабке:
– Ты собираешься на ней жениться?
– Знаешь что? Ты меня с ума сведешь!
– Она замужем?
– Уже нет.
– А что случилось с ее мужем?
– Понятия не имею. Откуда мне знать. Наверное, умер.
– Это она его убила?
Ему показалось, что его руки внезапно зажили собственной, отдельной жизнью. Ладони заныли от желания схватить Селину и потрясти так, чтобы у нее зубы застучали, оттаскать ее за уши, надавать пощечин, чтобы стереть это самодовольное выражение с ее лица. Джордж засунул руки поглубже в карманы, сжав кулаки, чтобы побороть свой первобытный гнев. Селина, казалось, не замечала бури, разыгравшейся у него внутри.
– Я понимаю, что ей было неприятно обнаружить меня здесь, но все равно она могла бы остаться и выслушать мои объяснения. А она вместо этого ударила бедняжку Жемчужину… Пускай бы лучше стукнула меня – это было бы справедливо. – Она смотрела Джорджу прямо в глаза, и он поразился ее самообладанию. – Похоже, она хорошо тебя изучила. Я поняла это по тому, как она разговаривала с тобой. Как вела себя. Она хотела, чтобы ты занялся с ней любовью.
– Селина, ты напрашиваешься на неприятности.
– Она, кажется, считает, что ты не напишешь вторую книгу.
– Возможно, она права.
– Ты что, даже не попытаешься?
Джордж медленно произнес:
– А вот это точно не твое дело, – но и это ее не остановило.
– Похоже, даже не начав, ты уже опасаешься провала. Миссис Донген права: ты такой и есть, классический никчемный англичанин-эмигрант (Селина произнесла эти слова, искусно сымитировав протяжное произношение Фрэнсис), который только и умеет, что бездельничать. Так что не стоит разрушать стереотип. Зачем вообще тебе писать? Ты достаточно обеспечен. Тебе не надо зарабатывать на жизнь. А что касается мистера Рутленда – ну что такое нарушенное обещание? Ерунда! Ты легко можешь нарушить данное ему слово – точно так же, как нарушил слово, данное той девушке, на которой собирался жениться.
Прежде чем он успел обдумать свои действия или попытаться обуздать гнев, Джордж ощутил, как его правая рука вырвалась из кармана и изо всех сил ударила Селину по лицу. Звук пощечины напомнил треск разрывающегося бумажного пакета. За ним последовало молчание, острой болью отозвавшееся у него в душе. Селина недоверчиво и одновременно на удивление спокойно смотрела, как Джордж потирает ноющую ладонь о джинсы. Он припомнил, что так и не нашел сигареты, и отправился за ними, отыскал пачку и закурил, с ужасом заметив, как сильно у него трясутся руки. Когда он обернулся, то с не меньшим ужасом осознал, что она изо всех сил старается удержаться от слез. Мысль о рыданиях, взаимных обвинениях и извинениях была ему невыносима. Кроме того, извиняться было слишком поздно. Он пробормотал нетерпеливо, но беззлобно: «Уйди же ты, бога ради!», – а когда она развернулась и кинулась обратно наверх, мелькая длинными голыми ногами и шелковыми оборками, бросил ей вслед: «Только не хлопай дверью», – но шутка прозвучала горько и вполне заслуженно осталась без ответа.
11
Джордж проснулся поздно. Он понял это по солнечным лучам, бликам от воды, танцевавшим на потолке, по мягким шаркающим звукам, означавшим, что Хуанита уже подметает террасу. В предчувствии неминуемого похмелья, он потянулся за часами: они показывали половину десятого. Так долго он не спал уже много лет.
Он осторожно пошевелил головой, ожидая прилива заслуженной головной боли. Ничего не произошло. Продолжая испытывать удачу, он поводил глазами туда-сюда, но боли так и не почувствовал. Он откинул красно-белое одеяло и медленно сел. Произошло чудо. Он чувствовал себя хорошо, собственно, просто прекрасно: бодрым, свежим и полным сил.
Подняв с пола одежду, Джордж отправился в ванную принять душ и побриться. Пока он соскребал щетину с лица, мелодия, досаждавшая ему прошлым вечером, снова зазвучала у него в голове, однако теперь у нее появились слова, и он понял – к сожалению, слишком поздно, – почему Фрэнсис так рассердилась на него за эту песенку:
Я привык видеть ее лицо.
С него начинается каждый мой день.
Гляди-ка,сказал он своему заспанному отражению в зеркале, кажется, мы становимся сентиментальными?Одевшись, Джордж пошел и откопал свой старенький проигрыватель, стер пыль с пластинки Фрэнка Синатры и включил музыку.
Хуанита закончила отскребать террасу и, заслышав песню, отложила щетки и вошла в дом – ее коричневые ноги оставляли на плитчатом полу мокрые следы.
– Сеньор, – поздоровалась она.
– Хуанита! Buenos días.
– Сеньор хорошо спал?
– Пожалуй, даже слишком.
Я привык слышать ее песенку.
Она насвистывает ее день и ночь.
– А где сеньорита?
– Она поплыла к яхте сеньора, хотела искупаться.
– Но на чем?
– Она взяла маленькую лодочку.
Слегка удивленный, Джордж поднял брови.
– Что же, ладно. Хуанита, а кофе у нас есть?
– Я сейчас сварю.
Она пошла достать из колодца ведерко воды, а Джордж понял, что созрел для первой сигареты. Он нашел пачку, закурил, а потом осторожно позвал:
– Хуанита?
– Sí,сеньор.
– Вчера в отеле Кала-Фуэрте ночевала американка?
– Нет, сеньор.
Он нахмурился.
– Ты знаешь, о чем идет речь?
Хуанита была на кухне, наливала воду в чайник.
– Знаю. Она не осталась, сеньор. Уехала назад, в Сан-Антонио. Не стала ночевать в отеле. Розита сказала Томеу, а Томеу сказал Марии, а…
– Знаю, Мария сказала тебе.
Слова Хуаниты принесли ему пускай и постыдное, но облегчение, хотя при мысли о том, как Фрэнсис катила ночью в Сан-Антонио на своем торпедоносце, у него по спине бежала дрожь. Он молился, чтобы с ней ничего не случилось, надеялся, что она не попала в аварию и не лежит где-нибудь в кювете, придавленная собственным автомобилем.
С задумчивым видом человека, зажатого в тиски суровыми жизненными обстоятельствами, Джордж почесал в затылке, а потом отправился на террасу в поисках другой своей головной боли. Он взял со стола бинокль и навел его на Эклипс,однако, хотя лодка мирно покачивалась у его кормы, Селины нигде не было видно.
Тем не менее день был чудесный. Такой же солнечный, как вчерашний, но чуть прохладнее; за устьем гавани виднелось спокойное море. Бриз колыхал пахучие кроны сосен, веселые волночки плескались под террасой на стапелях. Его переполняло ощущение счастливого довольства. Синее море, синее небо, Эклипс,безмятежно покоящийся на якорных канатах, белая терраса, красные герани – все казалось близким сердцу, знакомым и одновременно удивительно радостным и новым. Жемчужина сидела на краешке причала, поедая самостоятельно добытые аппетитные ошметки рыбы; Фрэнсис укатила в Сан-Антонио, Хуанита готовила ему кофе. Джордж уже не помнил, когда в последний раз чувствовал себя таким сильным, полным надежд и оптимизма. Казалось, будто он много месяцев жил в мрачном тумане, ожидая неминуемой бури, и вот теперь она миновала, напряжение спало и он снова мог свободно дышать.
Джордж говорил себе, что он последний мерзавец, что должен сейчас терзаться угрызениями совести и искренне раскаиваться, однако ощущение физического благополучия переполняло все его существо. Он стоял, опираясь на ограждение террасы, распластав ладони по беленой стене, а когда выпрямился, увидел на побелке отпечатки своих рук. Автоматическим жестом он потер ладони о джинсы, стирая краску, и тут его внимание привлекли хитросплетения линий, четко различимые на побелке, прорисованные во всех подробностях словно микроскопическая карта. Карта его личности, его жизни – жизни Джорджа Дайера, единственной и неповторимой.
Он никогда особенно не гордился собой. За прошедшие годы он причинил боль и обидел немало людей, а уж о прошлой ночи ему и вообще не хотелось вспоминать. Однако все это нисколько не умаляло нынешнего воодушевляющего чувства собственной цельности.
Я привык видеть ее лицо.
Пластинка закончилась; Джордж прошел в дом и выключил проигрыватель. Опуская крышку, он сказал:
– Хуанита!
Она ложкой насыпала в кофейник кофе.
– Сеньор?
– Хуанита, ты знала, что Пепе, муж Марии, вчера отвез сеньориту в аэропорт?
– Sí, сеньор, – ответила Хуанита, не глядя на него.
– А он рассказал тебе, что потом привез сеньориту обратно?
– Sí, сеньор. Вся деревня знает.
Это было неизбежно, поэтому Джордж вздохнул и продолжил свой допрос.
– Пепе сказал, что сеньорита потеряла паспорт?
– Он не знал, что она его потеряла. Сказал просто, что его у нее не оказалось.
– Но она обращалась в полицию в аэропорту?
– Я не знаю, сеньор. – Хуанита залила кофе кипятком.
– Хуанита…
Она не оглянулась, поэтому он прикоснулся к ее локтю, и тут Хуанита быстро повернула голову и, к своему величайшему удивлению, он увидел, что она смеется над ним, а в ее черных глазах пляшут озорные искорки.
– Хуанита, сеньорита не моя дочь.
– Да, сеньор, – коротко ответила Хуанита.
– Только не говори, что ты и это знала.
– Сеньор, – она пожала плечами, – Пепе сразу понял, что она ведет себя не так, как вела бы дочь.
– А как она себя вела?
– Она была очень грустная, сеньор.
– Хуанита, она не моя дочь, а дочь моего троюродного брата.
– Sí,сеньор.
– Ты расскажешь Марии? И скажи, чтобы она рассказала Томеу, а Томеу – Розите, а Розита пусть расскажет Рудольфо… – оба они расхохотались. – Я не обманывал, Хуанита. Но и правды я тоже не сказал.
– Сеньору не надо беспокоиться. Если она дочь вашего троюродного брата… – Хуанита пожала плечами, словно вопрос был слишком незначительным, чтобы рассматривать его всерьез. – Здесь, в Кала-Фуэрте, сеньора считают другом. Остальное не имеет значения.
Такая снисходительность не была характерна для Хуаниты, поэтому Джордж до того растрогался, что готов был ее поцеловать, однако, понимая, что это только смутит их обоих, он просто объявил, что ужасно проголодался, и, радуясь достигнутому взаимопониманию, прошел к ней на кухоньку в поисках хлеба, чтобы намазать на него масло и абрикосовый джем.
Как обычно, Хуанита пополнила глиняный горшок, в котором хранился хлеб, положив свежий поверх старого. Джордж с упреком заметил:
– Хуанита, так же нельзя! Хлеб внизу уже заплесневел.
Чтобы доказать свою правоту, он перевернул горшок и вытряхнул весь хлеб на пол. Последними полетели засохшие корки, за ними – лист белой бумаги, которым Хуанита проложила донышко горшка, а потом маленькая книжечка в темно-синей обложке.
Она лежала на полу между ними, и они с недоумением глядели друг на друга, гадая, откуда она там взялась.
– Что это такое?
Джордж поднял книжечку с пола и повертел ее в руках.
– Это паспорт. Британский паспорт.
– И чей же он?
– Похоже, сеньориты.
Он решил начать не с момента отплытия, а с середины путешествия – с той недели, когда зашел на Эклипсев Делос. Потом вернуться к началу, описав в виде цикла коротких воспоминаний, как обдумывал будущее плавание, планировал и готовил его. Бумага была гладкой и упругой, каретка машины двигалась плавно, как хорошо отлаженный мотор. Селина все еще купалась, а Хуанита отправилась в прачечную: она ожесточенно терла мылом простыни, напевая какую-то местную песенку, поэтому, когда в дверь постучали, Джордж услышал не сразу.
Стук был негромким, еле различимым за стрекотаньем пишущей машинки; через несколько секунд дверь отворилась и Джордж, заметив какое-то движение, поднял глаза, не отрывая рук от клавиш.
В дверях стоял мужчина – молодой, высокий и очень привлекательный. На нем был деловой костюм и белая рубашка с галстуком; несмотря на жару он выглядел до невозможности подтянутым и свежим.
Мужчина заговорил:
– Извините за беспокойство. Я стучал, но мне никто не открыл. Это Каса Барко?
– Да.
– Тогда вы, должно быть, Джордж Дайер.
– Да, это я, – Джордж поднялся на ноги.
– Меня зовут Родни Экланд.
Для продолжения беседы ему определенно требовалось выполнить необходимый ритуал знакомства. Мужчина пересек комнату и протянул Джорджу руку.
– Здравствуйте, как поживаете?
Джордж отметил: Крепкое рукопожатие. Умный, смотрит прямо в глаза, наверняка очень надежный.А потом, не в силах сдержаться, уничижительно: Скучный, аж зубы сводит.
– Я полагаю, Селина Брюс остановилась у вас?
– Да. Она здесь.
Родни с вопросительным выражением обвел глазами дом.
– Она ушла купаться.
– Ясно. Что ж, в таком случае я, видимо, должен дать вам некоторые объяснения. Я адвокат Селины. – Джордж никак не прокомментировал его слова. – Боюсь, что именно я являюсь косвенным виновником ее визита в Сан-Антонио. Я подарил ей вашу книгу, она увидела фотографию на обложке и убедила себя в том, что вы ее отец. Она рассказала об этом мне, предлагала вместе ехать разыскивать вас, хотела, чтобы я ее сопровождал, однако мне, к несчастью, пришлось отправиться в Борнмут на встречу с важным клиентом, а когда я возвратился в Лондон, Селины уже не было. К тому времени она отсутствовала три или четыре дня. Поэтому я не мешкая сел на самолет до Сан-Антонио, и вот я здесь. Я немедленно увезу ее обратно.
Они посмотрели друг на друга. Родни сказал:
– Конечно, вы не ее отец.
– Нет. Ее отец умер.
– Хотя сходство, безусловно, налицо. Даже я это вижу.
– Джерри Доусон был моим троюродным братом.
– Надо же, какое невероятное совпадение.
– Да уж, – заметил Джордж. – Невероятное.
Впервые за время их беседы в голосе Родни послышалось некоторое замешательство.
– Мистер Дайер, я не осведомлен обо всех обстоятельствах этого довольно необдуманного визита Селины, равно как и о том, что она рассказала вам о себе. Однако у нее всегда было это желание… прямо-таки наваждение… иметь отца. Селину вырастила бабушка, и ее детство, мягко говоря, отличалось…
– Она мне говорила.
– Ну, раз вы все знаете, думаю, мы с вами на одной стороне.
– Видимо, так и есть.
Джордж ухмыльнулся и добавил:
– Из чистого любопытства позвольте задать вам один вопрос: что бы вы сказали, окажись я на самом деле отцом Селины?
– Ну… – Застигнутый врасплох, Родни не сразу нашелся, что ответить. – Ну… я, видимо… – а потом, решив все обратить в шутку, делано рассмеялся. – Думаю, что обратился бы к вам по всей форме и просил вашего благословения.
– Благословения?
– Ну да. Конечно, с некоторым запозданием, мы ведь уже помолвлены. Свадьба в следующем месяце.
Невольно выдавая свое смятение, Джордж пробормотал:
– Прошу меня извинить…
Он не прибегал к этой великосветской формулировке со времен Брэддерфорда с его зваными вечерами и охотничьими балами и не ожидал, что когда-нибудь припомнит ее вновь. Однако в момент потрясения подсознание почему-то подсказало ему именно эти слова.
– Да, помолвка уже состоялась. Вы разве не знали?
– Нет, я ничего не знал.
– Хотите сказать, Селина вам не сообщила? Что за странная девушка!
– Собственно, почему она должна была мне сообщать? Ее помолвка не имеет ко мне никакого отношения.
– Нет, но это же такое большое событие! Первое, о чем хочется рассказать.
Напыщенный манекен,подумал Джордж.
– Ну да ладно, сейчас не об этом. Теперь, когда вы в курсе событий, вы, думаю, понимаете, что я должен увезти ее в Лондон как можно скорее.
– О да, конечно.
Родни прошел мимо него на террасу.
– Какой дивный вид! Вы сказали, Селина купается? Я ее не вижу.
Джордж присоединился к нему.
– Нет, она дальше… там, за яхтой. Я сейчас ее привезу.
Он тут же подумал, что не сможет привезти Селину, потому что она взяла лодку. А потом вспомнил, что может взять лодку Рафаэля, двоюродного брата Томеу.
– Слушайте, можете подождать здесь? Располагайтесь, чувствуйте себя как дома. Я ненадолго.
– Может быть, мне лучше поехать с вами? – спросил Родни без всякого энтузиазма.
Джордж ответил:
– Не стоит. Лодка вся в рыбьей чешуе, вы испортите костюм.
– Что ж, если вы уверены…
Не дожидаясь, пока Джордж уйдет с террасы, Родни выдвинул вперед тростниковое кресло и вальяжно устроился в нем – этакий благородный английский джентльмен, волею судеб оказавшийся за границей.
Чертыхаясь про себя, Джордж стащил лодку кузена Томеу Рафаэля по стапелям и спустил на воду. Она была длинная, тяжелая и неуклюжая, да еще с одним веслом, так что Джорджу пришлось перебрасывать его из руки в руку. Получалось не очень, и Джордж злился все сильнее, потому что Родни Экланд с его гладкой холеной физиономией и ровным вкрадчивым голосом, в безупречном сером костюме, пялился на него с террасы Каса Барко. Джордж греб вперед, обливаясь потом и бормоча проклятия, по направлению к Эклипсу;время от времени он громко звал Селину, но ответа не было.
Кое-как он обошел на своем утлом суденышке якорный канат яхты, закрепленный на корме, и немедленно увидел Селину, сидевшую, как русалка, на одной из скал дальнего берега. Она поднялась по лестнице, ведущей с пляжа к одной из похожих на свадебный торт нарядных вилл, притаившихся в тени сосен, и сидела, обхватив руками колени; ее длинные мокрые волосы, обвивающие шею, блестели на солнце словно мех морского котика. Лодка Рафаэля проскользнула под траверзом левого борта Эклипса.Джордж положил неподъемное весло, поднялся на ноги, и, поднеся руки ко рту, громко окликнул ее.
– Селина! – Оклик прозвучал угрожающе, и она сразу же подняла голову. – Плыви сюда, нам надо поговорить.
После секундного колебания она встала и сбежала вниз по ступенькам, потом нырнула в воду и поплыла к лодке. Борта оказались для нее слишком высоки, поэтому Джорджу пришлось схватить ее под мышки и втащить в лодку, – Селина была мокрая и скользкая словно только что пойманная рыбка. Они присели на скамьи лицом друг к другу, и она сказала:
– Прости! Тебе понадобилась лодка?
Он подумал, что любая другая женщина, прежде чем обмолвиться с ним хоть словом, потребовала бы извинений за его поведение прошлой ночью. Однако Селина не была похожа на других.
– Надеюсь, ты не сердишься, что я ее взяла…
– Нет, конечно.
– Когда я спустилась, ты еще спал. Я впустила Хуаниту.
Он смотрел на Селину, не слыша ее слов, пытаясь примириться с убийственным знанием о том, что она выходит за Родни Экланда, была с ним помолвлена все это время и ни слова ему не сказала.
– …твоя подруга в порядке? Надеюсь, она не слишком рассердилась.
– Подруга? А, Фрэнсис! Понятия не имею, сердится она или нет. Прямо ночью она уехала назад в Сан-Антонио. Собственно, ты ни в чем не виновата. Она успокоится и все будет забыто.
– Мне не надо было возвращаться в Каса Барко, теперь я это понимаю, но…
Он не мог больше это выносить.
– Селина…
Она нахмурилась.
– Что-то случилось?
– Послушай. В Каса Барко тебя кое-кто дожидается. Родни Экланд приехал за тобой из Лондона.
Она будто окаменела. Потом прошептала: «Родни», – беззвучно, одними губами.
– Он прилетел сегодня ночью. Вернулся из Борнмута, узнал, что ты в одиночку отправилась в Сан-Антонио и сел на первый же рейс. Я сказал ему, что я не твой отец, и он, признаюсь, не был удивлен. И теперь он хочет с тобой поговорить.
Внезапно подул холодный бриз, и Селина поежилась. Джордж обратил внимание на то, что она спрятала свою золотую цепочку под бюстгальтер подаренного им бикини – теперь он знал, что на ней висит вовсе не крестик. Он протянул руку, взялся за цепочку, вытащил ее наружу и тут же во все стороны разлетелись острые стрелы бриллиантовых бликов от обручального кольца, подаренного Селине Родни Экландом.
– Селина! Почему ты мне не сказала?
Глаза ее в этот момент были такой же синевы, как сапфир в центре кольца, которое Джордж держал у нее под подбородком.
– Я не знаю.
– Ты помолвлена с Родни?
Она кивнула.
– Ты выходишь замуж в следующем месяце.
Снова кивок.
– Но почему это надо было держать в секрете?
– Не было никакого секрета. Я рассказала Родни о тебе. Сказала, что, по-моему, Джордж Дайер – мой отец. Я хотела, чтобы он полетел вместе со мной разыскивать тебя. Но он не смог. У него было дело в Борнмуте, и он был уверен, что я не решусь ехать одна. Он сказал, если ты мой отец, то окажешься в неловком положении из-за моего неожиданного появления. А если нет, то я просто прокатаюсь понапрасну. Он не понял, насколько это для меня важно – иметь корни, семью, по-настоящему принадлежать кому-то.
– Ты давно его знаешь?
– С самого детства. Его контора вела дела моей бабушки. Бабушке он очень нравился, и она хотела, чтобы я вышла за него замуж.
– И вот ты выходишь…
– Да. В конце концов я всегда делала так, как хотела она.
В темных глазах Джорджа промелькнуло сочувствие – его жалость была Селине невыносима.
– Мы уезжаем из Куинс-гейт. У нас прекрасная современная квартира в новом районе. Она очень светлая, и вид из окон чудесный. Агнес переезжает с нами. И я уже купила свадебное платье. Белое, очень-очень длинное. С треном.
– Но ты прячешь обручальное кольцо и не хочешь носить его на пальце.
– Просто я думала, что ты мой отец. Я хотела, чтобы в нашу первую встречу ты увидел во мне меня саму, а не то, что я принадлежу кому-то, и не образ жизни, который я веду.
– Ты его любишь?
– Вчера я задала такой же вопрос тебе,но ты не ответил.
– Это другое дело. Мы говорили о моем прошлом, а сейчас речь о твоем будущем.
– Да, я знаю. Вот почему это так важно.
Он молчал. Селина подняла руки и расстегнула золотую цепочку. Кольцо соскользнуло, она подхватила его и надела на палец, а потом снова застегнула цепочку на шее. Ее движения были слаженными и уверенными. Она сказала:
– Не будем заставлять Родни ждать.
– Да, конечно. Ты садись в лодку, а я погребу за тобой в этом рафаэлевом корыте. Только смотри, не сбеги не попрощавшись.
– Я никогда бы так не сделала. Ты же знаешь!
Через некоторое время Родни понял, что дожидаться на террасе слишком жарко. Он мог бы снять пиджак, но на нем были подтяжки, и ему казалось, что есть что-то неприличное в том, чтобы демонстрировать их окружающим, поэтому он встал с тростникового кресла и прошел в дом. Там было прохладно, и Родни стал бродить туда-сюда, оценивая его необычное устройство, поэтому не заметил, когда Селина бесшумно поднялась по ступеням террасы и позвала его по имени.
Оборвав свою экскурсию, Родни на мгновение замер на месте, а потом резко развернулся. Она стояла в дверном проеме – он глядел на нее и не верил собственным глазам. Он не представлял себе, что за столь короткое время человек может так сильно измениться. Селина с ее бесцветной кожей и бесцветными волосами никогда не казалась ему особенно яркой – внешность ее оживляли разве что ярко-синие, как у сиамской кошечки, глаза. Но сейчас она была загорелая, а волосы, все еще мокрые после купания, выгорели на солнце и отливали золотом. Ее бикини, по мнению Родни, находилось в одном шаге от откровенной безвкусицы, и пока она стояла в дверях, глядя на него, огромная белая кошка, которая до того грелась на террасе, умильно обвилась вокруг ее голых ног.
Обоих охватила странная неловкость. Селина сказала:
– Здравствуй, Родни. Какой сюрприз.
Она пыталась придать своему голосу некоторое оживление, но на последнем слове он безнадежно упал.
– Да, – сказал Родни. – Сюрприз удался.
Глядя на него, невозможно было поверить, что он только что прибыл из Лондона: просидел в своем костюме целую ночь в самолете, потом по пыльной каменистой дороге дошел из деревни до Каса Барко. Разве что туфли его были чуть припорошены белым – в остальном он выглядел так же безупречно, как дома. Он подошел поцеловать ее, положив руки на плечи, а потом слегка отстранился и, с неодобрением приподняв брови, воззрился на ее бикини.
– Что это на тебе?
Она пожала плечами:
– Мне было не в чем плавать.
На веревке сушился старый купальный халат Джорджа; Селина подошла, сняла его и надела на себя. Халат затвердел от солнца и морской соли и пах Джорджем. Она поплотнее запахнулась в него и почувствовала, что это каким-то образом подбодрило ее и вдохнуло мужества.
Он сказал:
– Ты не должна была ехать, не поставив меня в известность. Я чуть с ума не сошел от беспокойства.
– Тебе же надо было в Борнмут.
– Я позвонил на квартиру, как только вернулся в Лондон, и Агнес сказала мне, что ты тут. Конечно, я вылетел сразу, первым же рейсом, как только узнал.
– Ты очень добр.
– Тебе не кажется, что нам пора возвращаться домой?
– Я бы давно вернулась, но в аэропорту у меня украли все деньги и я не могла купить обратный билет.
– Ты должна была связаться со мной, я бы немедленно перевел деньги телеграфом.
– Я… мне не хотелось тебя беспокоить. И, – добавила она в приливе откровенности, – я думала, ты скажешь «я же тебе говорил» и все такое… Ты был прав, а я нет, и Джордж не был моим отцом… то есть он не мой отец…
– Это я уже понял.
– Но мне обязательно нужно было узнать, понимаешь? – Она словно молила о снисхождении, но Родни не обратил на это внимания.
– Боюсь, я по-прежнему считаю, что ты должна была попросить меня сначала все разузнать.
– Но я же просила тебя поехать со мной! Предлагала лететь вместе, но ты не захотел.
– Не говори, что я не захотел. Я не смог. Ты это знаешь.
– Ты мог отложить встречу с этой миссис Как-ее-там.
– Селина!
Родни был шокирован – впервые после их встречи он осознал, что изменения коснулись не только ее внешности, изменилось что-то в ней самой, глубоко внутри.
Селина глубоко вдохнула.
– В любом случае, – продолжила она, – я ни о чем не жалею. Я рада, что приехала, несмотря на то что Джордж мне не отец. И если бы меня спросили, хочу ли я все повторить, я ответила бы да.
В ее словах звенел откровенный вызов, однако прежде чем Родни смог придумать, как получше ответить, Джордж Дайер собственной персоной появился на террасе, подхватил на руки кошку и бойко вклинился в разговор.
– Так-так, очень мило. Влюбленные вновь обрели друг друга. Не хотите ли выпить – нам не помешает освежиться.
– Благодарю, мне не хочется пить, – натянуто ответил Родни.
– Может быть, сигарету?
– Нет, не сейчас. – Он прокашлялся. – Я как раз говорил Селине, что нам надо как можно скорее возвращаться в Лондон. Такси дожидается у отеля Кала-Фуэрте; мы поедем прямо в аэропорт.
– Вы все здорово организовали, – откликнулся Джордж.
Родни бросил на него короткий взгляд, чтобы убедиться, что тот не смеется над ним, но его темные непроницаемые глаза смотрели вполне серьезно. Слегка сбитый с толку, Родни повернулся к Селине.
– Думаю, тебе пора собирать вещи. Где ты остановилась?
Воцарилось гробовое молчание. Родни посмотрел на Селину. Селина взглянула на Джорджа, а потом опять на Родни. Джордж с наигранной беззаботностью поглаживал кошку.
– Здесь, – ответила наконец Селина.
Родни явственно побледнел.
– Здесь?
– Да. Здесь. В Каса Барко.
– Ты здесь спала?
– Мне некуда было больше идти.
Она слегка поежилась, и Джордж понял, что она сильно нервничает. Родни, казалось, этого не заметил, потому что, когда он заговорил, в его голосе звенел лед:
– А тебе не показалось, что это немногонеприлично?
Резким движением Джордж опустил Жемчужину на стул и присоединился к их беседе.
– Я так не думаю. В конце концов, не будем забывать, что Селина – моя родственница.
– А также не будем забывать о том, насколько дальняя! Впрочем, дело вовсе не в этом.
– А в чем же тогда?
– В том, что Селина является сюда без приглашения, не уведомив вас заранее, совершенно вам незнакомая, и тут вы предлагаете ей остаться– жить в одном доме, практически, как я понимаю, спать в одной комнате. Вам, может, и не обязательно беспокоиться о своем добром имени, но ради репутации Селины вы безусловно могли найти какой-то другой выход.
– А может, мы не захотели? – бросил Джордж.
Родни вышел из себя.
– Уж простите, мистер Дайер, но мы, похоже, говорим на разных языках. Я считаю ваше отношение недопустимым.
– Очень жаль.
– Вы всегда так беззастенчиво игнорируете общепринятые правила поведения?
– Всегда. И это не мои правила.
Мгновение Родни прикидывал, стоит ли смазать Джорджу кулаком по лицу, но потом решил, что он того не стоит и достаточно будет просто его игнорировать. Он обернулся к Селине.
– Селина… – Она вздрогнула. – Мне, конечно, очень жаль, но я, пожалуй, соглашусь поверить, что ты ни в чем не виновата. Я готов забыть о случившемся, но мы должны приложить все усилия, чтобы никакие, даже самые незначительные подробности твоего путешествия никогда не достигли Лондона.
Селина взглянула на него исподлобья. Лицо Родни было гладким, тщательно выбритым, без единой морщинки – невозможно было представить себе, как оно старится, как горе и радость оставляют на нем свои следы. Казалось, оно лет до восьмидесяти будет таким же – безликим и гладким, словно рубашка, присланная из прачечной.
– Родни, но почему? – спросила она.
– Я… мне не хотелось бы, чтобы об этом услышал мистер Артурстоун.
Ответ был настолько смехотворным, что ей захотелось в голос расхохотаться. Мистер Артурстоун с его подагрой, который должен был вести ее к алтарю… какое отношение он к ним имеет?
– Что ж, – Родни взглянул на часы, – не будем терять время. Иди собирай вещи, мы уезжаем.
Джордж в этот момент прикуривал сигарету. Услышав последние слова Родни, он загасил спичку, вытащил сигарету изо рта и сказал:
– Селина не сможет поехать с вами в Лондон. Она потеряла паспорт.
– Она… что?
– Потеряла паспорт. Вчера. Бывает же такое!
– Селина, это правда?
– О… я… ну, вообще-то да.
Джордж взглядом пригвоздил ее к месту.
– Конечно, правда. Дорогой мой мистер Экланд, вы и не представляете, что здесь за люди! Золотые зубы вытащат изо рта, стоит только подпустить их поближе.
– Но паспорт!Селина, ты хоть понимаешь, насколько это серьезно?
– Видишь ли, я… – запинаясь, залопотала Селина.
– Ты сообщила в британское консульство?
– Нет, – поспешил вмешаться Джордж, – но она обратилась в полицию аэропорта, и полицейские были очень любезны и очень ей помогли.
– Удивительно, что ее не отправили прямиком в тюрьму.
– Я тоже удивился, но судите сами, что делает с испанцами эта дивная улыбка.
