Текст книги "Синяя спальня и другие рассказы"

Автор книги: Розамунда Пилчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Она попробует. Обязательно попробует – ведь теперь она уже достаточно взрослая.

Гилберт

Просыпаясь, Билл Роулингз ощутил всем телом тепло солнечных лучей, падавших на постель, и от этого душа его преисполнилась дивным ощущением радости и довольства. Мысли его в эту минуту были тоже весьма приятные. Сегодня воскресенье, поэтому на работу идти не нужно. Денек выдался на славу. Рядышком лежит жена: ее теплое нежное тело прижимается к его боку, голова покоится у него на плече. Пожалуй, он один из самых счастливых мужчин в мире.

Кровать была огромная и очень мягкая. Старая тетка подарила ее Биллу, когда он два месяца назад женился на Клодэг. Давным-давно это было теткино брачное ложе, о чем она с многозначительным видом сообщила жениху, а чтобы подарком можно было пользоваться, она купила на кровать новый матрас и преподнесла в придачу дюжину фамильных льняных простыней.

Это была практически единственная вещь во всем доме, за исключением его одежды и рабочего столика, принадлежавшая лично Биллу. В женитьбе на вдове были свои сложности, однако проблема жилья перед ними не стояла – и речи не могло идти о том, чтобы Клодэг с двумя маленькими дочками переехала в холостяцкую квартиру Билла, и стоило ли тратиться на покупку нового дома, когда дом Клодэг и так был идеальным. Его квартирка находилась в центре города, от нее можно было пешком дойти до работы, дом же стоял примерно в миле от городской черты, и его очевидным преимуществом было наличие большого немного запущенного сада. Кроме того, говорила Клодэг, это дом ее детей. С тайниками в саду, качелями на старой сикоморе и игровой комнатой под крышей.

Билла долго уговаривать не пришлось. Все и так казалось очевидным.

– Ты собираешься жить в доме Клодэг? – изумленно спрашивали его друзья.

– Почему бы и нет?

– Вообще-то это немного странно. Все-таки она жила там с первым мужем.

– И была очень счастлива, – добавлял Билл. – Надеюсь, что и со мной она будет счастлива не меньше.

Муж Клодэг и отец ее двоих дочерей погиб в автокатастрофе три года назад. А два года назад Билл, который жил и работал в их городе уже довольно давно, познакомился с Клодэг на вечеринке, куда его пригласили, чтобы сравнять число мужчин и женщин, сидящих за столом. Его соседкой оказалась высокая стройная девушка с густыми светлыми волосами, собранными на затылке в элегантный узел.

Ее тонкое лицо с выступающими скулами показалось ему очень красивым и одновременно печальным. Глаза грустные, улыбка неуверенная. Именно эта печаль и тронула его ожесточившееся многоопытное сердце. Ее хрупкая шея под старомодным узлом волос казалась беззащитной, как у ребенка, а когда он наконец сумел ее рассмешить, то при виде ее улыбки почувствовал, что влюбился словно мальчишка.

– Ты хочешь женитьсяна ней? – спрашивали все те же друзья. – Но одно дело – жениться на вдове, и совсем другое – на целой семье.

– Это большой плюс.

– Хорошо, что ты так думаешь, дружище. Ты когда-нибудь имел дело с детьми?

– Нет, – признавался он, – но никогда не поздно начать.

Клодэг было тридцать три, Биллу – тридцать семь. Старый холостяк – только таким его и знали. Красивый, жизнерадостный, любитель гольфа и звезда местного теннисного клуба, но убежденный холостяк. И как он будет управляться с целой семьей?

Он управлялся очень просто – обращался с девочками как со взрослыми. Звали их Эмили и Анна. Эмили было восемь, а Анне шесть. Он убеждал себя не пасовать перед ними, однако их пристальные взгляды здорово его нервировали. У обеих были длинные светлые волосы и удивительно яркие голубые глаза. Эти две пары глаз постоянно следили за ним: наблюдали за всеми его перемещениями, не проявляя ни враждебности, ни симпатии.

Они были очень воспитанные. В период ухаживаний за их матерью время от времени Билл приносил сестрам подарки. Коробки конфет, головоломки или настольные игры. Анна, с которой ему всегда было проще, открыто радовалась, сразу открывала пакет и иногда даже обнимала его в знак признательности. Эмили вела себя по-другому: она вежливо его благодарила, а потом удалялась в свою комнату с нераспечатанным подарком, чтобы посмотреть его в одиночестве, а потом уж решить, стоит радоваться или нет.

Однажды он починил для Анны ее Супергероя – с куклами она не играла, – после чего между ними установилось некое подобие дружбы, однако Эмили демонстрировала привязанность только к своим домашним питомцам. Их у нее было трое. Жуткого вида кот, безжалостный охотник и воришка, тащивший любую еду, в которую ему удавалось запустить свои цепкие когти; пахучий старый спаниель, который, выйдя из дому хотя бы на минуту, возвращался по уши в грязи; и золотая рыбка. Кота звали Брики, собаку – Генри, а рыбку – Гилберт. Эта троица – Брики, Генри и Гилберт – была еще одной причиной, по которой Биллу пришлось переехать к Клодэг. Вряд ли их можно было разместить где-нибудь кроме ее дома.

Эмили и Анна явились на свадьбу в бело-розовых платьицах с розовыми атласными кушаками. Гости говорили, что они похожи на ангелов, однако на протяжении всей церемонии Билл ощущал на себе холодные взгляды их голубых глаз, буравившие его затылок. Когда венчание закончилось, девочки послушно осыпали их конфетти, поели свадебного пирога и отправились погостить у матери Клодэг, а новобрачные уехали в свадебное путешествие.

Он повез ее в Марбеллу: солнечные дни плавно текли один за другим, каждый счастливее и радостней предыдущего, полные смеха и задушевных разговоров, а потом сменялись звездными ночами, когда за открытыми окнами стояла теплая бархатная тьма и они занимались любовью под шепот волн, набегавших на кромку пляжа перед отелем.

Тем не менее к концу отпуска Клодэг сильно соскучилась по дочкам. Она грустила, уезжая из Марбеллы, но Билл знал, что она ждет не дождется возвращения домой. И вот они проехали по короткой подъездной аллее и увидели Эмили и Анну, которые встречали их с плакатом собственного изготовления, на котором вкривь и вкось было написано: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ.

Домой. Что ж, теперь это был его дом. Он стал не только мужем, но и отцом. По утрам девочки усаживались на заднее сиденье его машины и он по дороге в офис подвозил их до школы. В выходные, вместо того чтобы играть в гольф, он косил газон, сажал на грядках салат и занимался мелким ремонтом. Без мужских рук вещи в доме быстро приходят в негодность, а в этом доме мужчины не было целых три года. Дверные петли скрипели, тостер сломался, газонокосилка постоянно демонстрировала свой непокорный нрав. В саду покосились ворота, обветшала изгородь, а сарай нужно было промазать креозотом.

Питомцы Эмили тоже добавляли хлопот и привносили в их жизнь драматизм. Кот пропал на три дня, но когда его уже объявили безвременно погибшим, явился назад с порванным ухом и ужасающего вида раной на животе. Только-только его свозили к ветеринару, как старый пес съел что-то неудобоваримое и его четыре дня тошнило; все это время он лежал в своей корзинке, с упреком глядя на Билла глазами в красных прожилках, словно тот был источником всех его бед. Только Гилберт, золотая рыбка, всегда пребывал в добром здравии, бесцельно описывая круги по своему аквариуму, но даже ему требовался постоянный уход и забота: надо было чистить аквариум и покупать в зоомагазине специальный корм.

Билл справлялся как мог, стараясь сохранять терпение и бодрость духа. Когда между детьми возникали стычки, обычно заканчивавшиеся криками «Это нечестно!», за которыми следовал грохот захлопываемой двери, он просто самоустранялся, предоставляя Клодэг разбираться с дочерьми, так как опасался сказать или сделать что-нибудь не так.

«В чем все-таки было дело?» – спрашивал он, и Клодэг рассказывала ему – усталая или, наоборот, веселая, но никогда не раздраженная, не злая. Она начинала объяснять, но потом прекращала, потому что уже через минуту он сжимал ее в объятиях и принимался целовать, а как можно что-то объяснить, когда тебя так страстно целуют. Он поражался тому, что несмотря на бытовые неурядицы, в их отношениях сохранялось волшебство, возникшее в Марбелле. С каждым днем семейная жизнь становилась все приятнее, и он любил жену всем своим существом.

И вот наконец воскресное утро. Теплое солнышко, теплая постель, теплое тело жены. Он повернулся и зарылся лицом в ее шелковистые волосы, источающие чудный аромат. Но тут внезапно напрягся, ощутив на себе чей-то взгляд. Билл приподнял голову и открыл глаза.

Эмили и Анна в ночных рубашках, со спутанными со сна длинными волосами сидели на латунной перекладине в ногах кровати, глядя на него. Восемь и шесть лет. Интересно, в школе им уже рассказывали об отношениях полов? Он надеялся, что нет.

– Привет, – сказал Билл.

– Мы голодные. Мы хотим завтракать, – ответила Анна.

– А сколько времени?

Она развела руками.

– Я не знаю.

Он потянулся взять с тумбочки наручные часы.

– Восемь часов, – сообщил Билл девочкам.

– Мы проснулись сто лет назад и умираем с голоду.

– Ваша мама еще спит. Я сам приготовлю вам завтрак.

Они не шевелились. Он вытащил руку из-под головы Клодэг и сел. При виде его голого торса девочки скорчили недовольные гримасы.

Он сказал:

– Идите оденьтесь, почистите зубы, а я накрою на стол и приготовлю завтрак.

Они ушли, оставляя на натертом полу следы голых ног. Когда шаги их стихли, он вылез из постели, набросил купальный халат, тихонько притворил за собой дверь спальни и сошел вниз. На кухне в своей корзинке храпел Генри. Билл разбудил его, легонько подтолкнув ногой, старый пес зевнул, почесал за ухом и наконец соблаговолил спрыгнуть на пол. Билл проводил его к задней двери и распахнул ее, выпустив собаку в сад. Тут же словно из ниоткуда возник Брики, больше чем обычно напомнивший Биллу плешивого старого тигра, – он стремительно прошмыгнул мимо его голых ног в кухню. Изо рта у него свешивалась жирная дохлая мышь, которую он выплюнул на пол и изготовился съесть.

Решив не допускать кровавых сцен, Билл, рискуя рукой, а то и жизнью, отобрал у кота мышь и бросил ее в мусорную корзину под раковиной. Разгневанный Брики издал такой отчаянный вопль, что Биллу, чтобы утихомирить кота, пришлось налить ему блюдце молока. Брики небрежно лакал, разбрызгивая молоко по линолеуму; когда блюдце опустело, он вспрыгнул на подоконник, сощурил глаза в желтые щелки и принялся языком вылизывать шерсть.

Вытерев с пола молоко, Билл поставил на плиту чайник, отыскал сковородку, бекон и яйца. Он положил ломтики хлеба в тостер, накрыл завтрак на дочиста выскобленном сосновом столе. Девочки не показывались, и Билл, покончив с делами, поднялся наверх одеться. Натягивая старую хлопчатобумажную рубашку, он услышал детские голоса, доносившиеся из кухни. Девочки весело щебетали, однако через секунду до него донесся крик отчаяния, от которого сердце Билла упало.

На ходу застегивая пуговицы, он бросился вниз по лестнице.

– Что случилось?

Снова крик. Представляя себе всякие ужасы, он ворвался в кухню. Эмили и Анна стояли спиной к нему, глядя на аквариум. Анна рыдала, Эмили, казалось, была слишком потрясена, чтобы плакать.

– Что произошло?

– Гилберт!

Он пересек кухню и через их головы заглянул в аквариум. На самом дне на боку, уставившись вверх круглым безжизненным глазом, лежала золотая рыбка.

– Он умер! – сказала Эмили.

– Откуда ты знаешь?

– Вижу!

Рыба, похоже, действительно умерла.

– Может, он просто заснул? – без особой уверенности предположил Билл.

– Нет. Он умер. Умер!

С этими словами сестры разразились потоками слез. Билл протянул к ним руки, пытаясь утешить. Анна уткнулась лицом ему в живот и стиснула руками его ноги, но Эмили так и стояла неподвижно, всхлипывая. Она обхватила себя руками, словно пытаясь остановить рыдания.

Это было ужасно. Ему сразу же захотелось высвободиться из рук Анны и скорее бежать наверх, звать на помощь. Клодэг знает, что делать…

Но тут он подумал: «Нет». Это был шанс проявить себя. Шанс сломать разделявший их барьер, справиться самому, завоевать их уважение.

Кое-как он заставил их успокоиться. Нашел чистое кухонное полотенце, помог высморкаться и вытереть слезы, усадил на скамью под окном и сам присел в середине.

– Так, – сказал он. – Слушайте.

– Он умер! Гилберт умер!

– Я знаю, что умер. Но когда люди или домашние животные, которых мы любим, умирают, наша задача – похоронить их, организовать красивую церемонию. Поэтому сейчас вы пойдете в сад и найдете тихий уголок, где можно выкопать могилку. А я поищу старую коробку из-под сигар или еще что-нибудь, что можно использовать как гроб для Гилберта. А вы сделаете венки, которые мы положим ему на могилу, и еще, если хотите, маленький крестик.

Две пары зорких голубых глаз с интересом уставились на него. На щеках девочек еще блестели слезы, однако идея с похоронами была столь соблазнительна, что сестры не устояли.

– Когда умерла миссис Донкинс из деревни, ее дочь прицепила на шляпу черную вуаль, – вспомнила Эмили.

– Может быть, твоя мама найдет такую вуаль и ты приколешь ее к своей шляпке.

– В мамином шкафу есть вуаль.

– Вот видишь! Ты сможешь ее надеть.

– А что надену я? – хотела знать Анна.

– Уверен, мама найдет что-нибудь и для тебя.

– Я хочу сделать крестик.

– Нет, я!

– Но…

Он поспешил вмешаться:

– Первым делом давайте определимся с местом. Почему бы вам не поискать его, пока я готовлю завтрак? А после завтрака…

Но они его уже не слушали. Девочки вскочили со скамейки и бросились на улицу, не в силах дольше ждать. Сразу за дверью Эмили остановилась.

– Нам понадобится лопата, – деловито объявила она.

– В сарае лежит большой совок.

Охваченные энтузиазмом, они побежали через сад; предвкушение настоящих, всамделишных похорон с черными вуалями на шляпах заставило их забыть обо всех горестях. Билл со смешанными чувствами смотрел им вслед. Этот короткий эпизод его здорово измотал, кроме того, он ощущал зверский голод. Хитро улыбнувшись сам себе, он вернулся к плите и стал поджаривать бекон.

Тем временем на лестнице раздались негромкие шаги и в следующий момент на кухне появилась его жена. Она была в ночной рубашке и просторном хлопковом халате, с волосами, разметавшимися по плечам, босыми ногами и заспанным лицом.

– Что тут у вас произошло? – спросила она, подавляя зевок.

– Доброе утро, дорогая. Мы тебя разбудили?

– Мне показалось или кто-то плакал?

– Эмили с Анной. Гилберт умер.

– Гилберт? О нет! Не может быть!

Он подошел поцеловать ее.

– К сожалению, это правда.

– Бедняжка Эмили! – Он попытался обнять ее, но она не позволила. – Он действительно умер?

– Посмотри сама.

Клодэг подошла к аквариуму и заглянула внутрь.

– Но почему?

– Понятия не имею. Я вообще мало что знаю про золотых рыбок. Может, съел что-нибудь не то.

– Но не мог же он просто так взять и умереть.

– Наверняка ты знаешь о рыбках гораздо больше, чем я.

– Когда мне было столько же, сколько сейчас Анне, у меня тоже были золотые рыбки. Их звали Сэмбо и Голди.

– Оригинальные имена…

Они молча смотрели на безжизненного Гилберта. Потом Клодэг задумчиво сказала:

– Помню, с Голди как-то раз приключилось нечто подобное. Отец подлил в аквариум виски, и она сразу ожила. Кстати, если рыба мертвая, она всплывает на поверхность.

Билл проигнорировал ее последнее замечание.

– Подлил в аквариум виски?

– У тебя есть?

– Да. Есть одна дорогущая бутылка для самых близких друзей. Гилберт, конечно, входит в их число, так что если хочешь, можешь испробовать виски на нем, но по-моему бессмысленно поливать дорогим спиртным дохлую рыбу. Все равно что метать бисер перед свиньями.

Клодэг ничего не ответила. Она закатала рукав халата, опустила руку в аквариум и тихонько потрогала пальцем хвост Гилберта. Рыба продолжала лежать. Не осталось никакой надежды. Билл вернулся к сковороде со скворчащим беконом. Возможно, он был неправ, так резко отреагировав на идею с виски.

– Послушай, если ты хочешь… – начал было он.

– Он пошевелил хвостом!

– Пошевелил хвостом?

– С ним все в порядке. Он опять плавает… дорогой, только посмотри!

Гилберт действительно был в полном порядке. Он встряхнулся, расправил крошечные золотые плавнички и, живой и здоровый, продолжил свое бессмысленное кружение по аквариуму.

– Клодэг, ты сотворила чудо! Ну надо же!

Проплывая мимо, Гилберт встретился взглядом с Биллом, и тот ощутил короткий укол страха.

– Чертова рыба, так меня напугать! – пробормотал он себе под нос, а потом с облегчением улыбнулся. – Эмили будет без ума от радости.

– А где она?

Он вспомнил о похоронах.

– Она в саду вместе с Анной.

По какой-то неведомой причине он не решился рассказать Клодэг об их планах. Не сказал, что они собирались делать.

Жена улыбнулась.

– Ну, поскольку проблема благополучно разрешилась, я пойду приму ванну. Предоставлю тебе самому их обрадовать, – она послала ему воздушный поцелуй и зашагала вверх по лестнице.

Минуту спустя, когда бекон зажарился, а кофе был разлит по чашкам, девочки, ликуя, ворвались на кухню.

– Мы нашли прекрасное место, Билл, под розовым кустом на маминой клумбе, и выкопали там здоровенную яму…

– А я сделала венок из ромашек…

– А я нашла две деревяшки для креста, только мне нужна веревочка или гвоздик, чтобы их соединить…

– И мы решили спеть гимн!

– Да, будем петь «Все в мире светлом и прекрасном».

– А еще мы подумали…

– Дай я скажу…

– Мы подумали…

– Так, послушайте-ка! – Ему пришлось повысить голос, чтобы его было слышно за щебетом девчачьих голосов. Сестры притихли. – Посмотрите сюда. – Он подвел их к аквариуму. – Смотрите!

Они посмотрели. В аквариуме плавал Гилберт, как обычно бесцельно описывая круги, помахивая своим нежным полупрозрачным хвостом, с глазами такими же безжизненными, какие были у него, когда он, якобы мертвый, валялся на дне.

На мгновение в кухне воцарилось гробовое молчание.

– Видите? Он совсем не умер. Просто отдыхал. Мама его немножко пощекотала, и он сразу взбодрился. – Девочки по-прежнему молчали. – Разве не здорово? – Биллу показалось, что голос его звучит приторно до тошноты.

Сестры не говорили ни слова. Билл подождал, и Эмили наконец открыла рот.

– Давайте убьем его, – сказала она.

Билл не мог понять, что чувствует – шок или безудержное веселье; он был готов то ли отшлепать девчонку, то ли разразиться хохотом. Нечеловеческим усилием он удержался и от того, и от другого, а потом, выдержав долгую многозначительную паузу, спокойно произнес:

– Думаю, этого мы делать не будем.

– Почему?

– Потому… потому что нельзя убивать живое существо.

– Почему нельзя?

– Потому что жизнь дается Богом. Она священна. – Говоря это, он ощутил некоторую неловкость. Хоть они с Клодэг и венчались в церкви, в повседневной жизни он никогда не вспоминал о Боге и сейчас чувствовал себя виноватым, словно всуе упомянул имя старого друга.

– Никого нельзя убивать, даже золотых рыбок. К тому же, вы ведь любите Гилберта. Он ваш питомец. Вы не станете убивать того, кого любите.

Эмили выпятила нижнюю губу.

– Но я хочу устроить похороны! Ты обещал!

– Мы не станем хоронить Гилберта. Похороним кого-нибудь другого.

– Что?Кого?

Анна хорошо знала свою сестру.

– Только не моего Супергероя, – твердо заявила она.

– Нет, конечно, не Супергероя. – Он поспешно перебирал в голове разные варианты, и тут его озарило. – Мышь! Бедную мертвую мышку. Смотрите… – С заговорщицким видом он нажал ногой на педаль, открывавшую крышку помойного ведра, и жестом фокусника вытащил оттуда добычу Брики – окоченевшую мышь, держа ее за хвост.

– Брики притащил ее сегодня утром, и я вытащил мышку у него из зубов. Вы же не хотите, чтобы бедняжка закончила жизнь в мусорной корзине? Думаю, она заслужила красивые похороны.

Обе сестры уставились на мышь. После короткой паузы Эмили спросила:

– А ее можно будет положить в сигарную коробку, как ты говорил?

– Конечно!

– И будут гимны и все остальное?

– Ну да. «Всем живым, большим и малым». Куда уж меньше, – пробормотал Билл. Он оторвал бумажное полотенце, разложил его на комоде и осторожно опустил на него дохлое тельце. Потом тщательно вымыл руки и, вытирая их, повернулся к девочкам.

– Вы что-то сказали?

– Можно похоронить ее прямо сейчас?

– Сначала завтрак. Я умираю с голоду!

Анна сразу же бросилась к столу, отодвинула свой стул и уселась, а Эмили решила на всякий случай еще раз проверить, как дела у Гилберта. Прижавшись носом к стенке аквариума, она водила пальцем по стеклу, повторяя его перемещения. Билл терпеливо ждал. Наконец она подняла голову и посмотрела на него. Взгляды их встретились.

Она сказала:

– Я рада, что он не умер.

– Я тоже рад.

Он улыбнулся, и она улыбнулась в ответ и внезапно стала так похожа на мать, что он, не задумываясь, распахнул объятия и она прижалась к нему. Они крепко обнялись – оба молчали, потому что не нуждались в словах. Он наклонился и поцеловал ее в макушку, а она не отстранилась и не попыталась высвободиться из их первого нерешительного объятия.

– Знаешь, Эмили, – сказал он, – ты очень хорошая девочка.

– Ты тоже хороший, – сказала она, и сердце его исполнилось признательности, потому что каким-то образом с помощью Божьей он ничего не сказал и не сделал неправильно. Он справился. Это было начало. Первый шаг.

Но Эмили на этом не остановилась.

– Ты очень, очень хороший.

Очень, очень хороший.Пожалуй, это был уже не первый шаг, а где-то половина пути. Тая от удовольствия, он еще раз обнял ее, а потом отпустил, и все они, предвкушая пышные мышиные похороны, уселись завтракать.