Текст книги "Синяя спальня и другие рассказы"

Автор книги: Розамунда Пилчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Дерево

В пять часов вечера в июле в раскаленном от жары Лондоне Джил Эрмитейдж, катя перед собой коляску, в которой сидел ее сын Робби, вышла из ворот парка и двинулась в сторону дома. Ей предстояло пройти около мили.

Парк был крошечный и не особенно живописный. Трава вытоптана, по дорожкам бегают на поводках собаки, на клумбах кое-как высажены лобелии и ярко-красная герань, да еще странные растения со свекольного цвета листьями. Тем не менее там была детская площадка с несколькими тенистыми деревьями, качелями и песочницей.

Отправляясь в парк, она захватила с собой корзинку, положив в нее несколько игрушек и кое-что перекусить для себя и ребенка; сейчас корзинка висела на ручке коляски. Джил видела макушку сына в хлопковой панамке и ножки в красных сандаликах. На нем были только помятые шорты; ручки и ножки по цвету напоминали спелый абрикос. Она надеялась, что малыш не обгорел. Он сосал пальчик, тихонько покряхтывая хме-хме-хме,как обычно делал, когда хотел спать.

Она подошла к проезжей части и остановилась перед светофором. По дороге в обе стороны текли непрерывные потоки машин. Солнце сверкало на стеклах, водители сидели за рулем в рубашках с короткими рукавами, а в воздухе висел тошнотворный запах выхлопных газов.

Загорелся красный свет, заскрипели тормоза, машины остановились. Джил покатила коляску через дорогу. На другой стороне находился магазинчик зеленщика, Джил вспомнила об ужине и зашла купить немного латука и фунт помидоров. Владелец магазинчика был их старым другом – жизнь в этом отдаленном уголке Лондона мало чем отличалась от деревенской, – поэтому он назвал Робби «любовь моя» и подарил ему большущий персик.

Джил поблагодарила зеленщика и пошагала дальше. Через пару минут она свернула на свою улицу со старинными домами в георгианском стиле и широкими тротуарами, выложенными камнем. Они переехали сюда сразу после свадьбы, и за прошедшие годы она смирилась с царящим повсюду упадком: с осыпающейся краской, сломанными изгородями, уродливыми подвальными этажами, окна которых были занавешены плотно задернутыми шторами, с каменными лестницами, поросшими мхом. Однако в последние два года район начал постепенно меняться к лучшему. Соседний дом явно перешел в другие руки: его обнесли лесами, а рядом поставили мусорные контейнеры, которые быстро заполнялись всяким любопытным хламом. В другом доме заново покрасили подвальный этаж, посадили рядом с дверью жимолость в кадке и вскоре ее пышно цветущие ветви поднялись выше перил крыльца. Повсюду заменяли окна, чинили наличники, перекрашивали входные двери в угольно-черный или васильковый цвет и вешали на них сверкающие медные дверные молотки и почтовые ящики. У тротуаров теперь стояли новенькие дорогие машины, и новое поколение молодых мамаш прогуливало младенцев в колясках до магазинчика на углу или привозило домой старших детей с детских праздников с охапками шаров, в разноцветных масках и бумажных колпаках.

Иэн считал, что их район наконец оценили по достоинству, но на самом деле люди больше не могли приобретать дорогое жилье в Фулеме и Кенсингтоне и поэтому селились в более удаленных от центра уголках.

Иэн и Джил купили свой дом сразу после свадьбы, три года назад, но им предстояло еще долго выплачивать ссуду, а когда родился Робби и Джил перестала работать, финансовый вопрос встал еще более остро. И тут – словно у них без того не хватало проблем – они узнали, что Джил снова беременна. Они хотели второго ребенка, собирались его завести, только не так скоро.

– Ничего, – сказал Иэн, когда первоначальное потрясение осталось позади. – Отделаемся одним махом. Только представь, как здорово, когда разница между детьми всего два года.

– Но мы сейчас не можем позволить себе еще ребенка!

– Родить ребенка ничего не стоит.

– Да, а вот вырастить – стоит, и даже очень много. Ты хоть знаешь, сколько я заплатила за сандалики Робби?

Иэн сказал, что не знает и не хочет знать. Они как-нибудь справятся. Иэн славился своим оптимизмом и умел заражать им других. Он поцеловал жену и пошел купить бутылку вина в магазинчик по соседству, где из-под полы продавали спиртное. Они распили ее за ужином, состоявшим из картофельного пюре и сосисок.

– По крайней мере, у нас есть крыша над головой, – утешил он ее, – хотя большая ее часть пока принадлежит строительной компании.

У них действительно был дом, правда, большинство друзей находило его немного странным. Улица в этом месте делала крутой изгиб, и дом 23, в котором жили Иэн и Джил, стоял на самом острие и поэтому был чересчур узким и высоким, клиновидной формы. Собственно, в нем их привлек как раз необычный вид, ну и, конечно, цена. Правда, дом находился в плачевном состоянии и нуждался в больших вложениях. Причудливость их жилища добавляла ему очарования, однако очарование мало чем помогало, когда молодожены в поте лица зарабатывали деньги, чтобы покрасить дом или заново оштукатурить его нелепый узкий фасад.

Зато подвальный этаж был всем на загляденье – его снимала у них Дельфина. Деньги за аренду шли на погашение ссуды. Дельфина была художницей, и весьма успешной; большую часть времени она жила в своем коттедже в Уилтшире. Старый амбар она переделала в студию, а еще там был запущенный сад, спускавшийся к поросшим камышами берегам маленькой речушки. Она частенько приглашала Иэна, Джил и Робби погостить у нее в выходные, и эти поездки приносили им огромную радость: у Дельфины всегда собиралась куча интересных гостей, устраивались обильные трапезы, поглощалось немало вина и велись бесконечные дискуссии на эзотерические темы, в которых Джил ничего не смыслила. По возвращении в Лондон Иэн всегда говорил, что нет ничего лучше, чем ненадолго сменить обстановку.

Сейчас Дельфина, толстая как бочонок, в просторном сарафане, сидела у своей входной двери прямо на солнце, которое во второй половине дня переходило на ее территорию. Джил вынула Робби из коляски и опустила на землю; он тут же просунул голову между перилами и уставился на Дельфину, а она отложила газету и повернулась к нему, глядя на мальчика сквозь круглые солнцезащитные очки.

– Привет-привет, – поздоровалась она. – Где это вы были?

– В парке, – ответила Джил.

– В такую жару?

– Больше гулять негде.

– Вы должны что-то сделать с садом.

Дельфина повторяла это раз за разом уже два года; в конце концов Иэн сказал, что если она еще хоть раз упомянет про сад, он собственноручно ее придушит.

– Спилите хотя бы это жуткое дерево.

– Прошу, не начинай, – взмолилась Джил. – Это слишком сложно.

– Тогда попробуйте избавиться от котов. Я целую ночь глаз не сомкнула, слушая их концерт.

– И что прикажешь делать?

– Да что угодно! Возьмите ружье и перестреляйте их.

– У Иэна нет ружья. А если бы и было, он не стал бы стрелять по кошкам: полицейские могут решить, что мы тут кого-то убиваем.

– До чего ж ты законопослушная! Ну, если вы не собираетесь разгонять кошек, то почему бы вам не приехать ко мне за город в эти выходные? Я сама отвезу вас на машине.

– О, Дельфина! – Это была лучшая новость за сегодняшний день. – Ты правда нас приглашаешь?

– Ну конечно.

Джил вспомнила прохладный сад, воздух, напоенный ароматом цветущей бузины, представила, как Робби будет топать ножками по каменистому дну мелкого ручейка…

– Спасибо тебе огромное за приглашение… надо только спросить, что думает Иэн. Может, у него намечена игра в крикет.

– Заходите после обеда, я угощу вас стаканчиком вина. Тогда все и обсудим.

К шести часам она выкупала Робби, накормила его сочным персиком, который подарил зеленщик, и уложила в кроватку. Потом приняла душ, надела свое самое легкое хлопковое платьице и спустилась на кухню приготовить что-нибудь к ужину.

Кухня и столовая, разделенные узким коридорчиком под лестницей, занимали весь первый этаж дома, но все равно казались слишком тесными. Коридорчик был такой крошечный, что в нем не удалось поместить даже вешалку для одежды или поставить детскую коляску. Окно столовой выходило на улицу, в кухне вместо окна были гигантские застекленные раздвижные двери – похоже, некогда за ними находилась терраса, с которой можно было по лестнице спуститься в сад. И лестница, и терраса давным-давно обвалились – а может, их нарочно снесли, – и теперь раздвижные двери открывались в провал внутреннего дворика, расположенного на добрых двадцать футов ниже. Пока не родился Робби, они в жару оставляли двери раздвинутыми, однако потом Иэн на всякий случай заколотил их, и теперь они всегда были закрыты.

У дверей стоял дочиста выскобленный деревянный стол. Джил присела к нему и стала с озабоченным видом нарезать помидоры для салата, время от времени поглядывая на запущенный сад. Окруженный высокой выщербленной кирпичной стеной, он напоминал темный колодец. Под бывшим балконом располагался мощенный кирпичом дворик, а дальше торчали во все стороны сорняки, валялся мусор и стояло Дерево.

Джил родилась и выросла за городом, и поначалу ей даже не верилось, что она может настолько невзлюбить сад – каков бы он ни был. Тем не менее, даже будь у нее туда доступ, она ни за что не стала бы выходить, – например, чтобы развесить белье, не говоря уже о том, чтобы отпустить ребенка в сад поиграть.

Что касается Дерева – она ненавидела его всеми фибрами души. Это был клен, однако миллионы световых лет отделяли его от приветливых кленов ее детства, на которые можно было взбираться, которые летом давали густую тень, а осенью усыпали землю своими крылатыми семенами. Этому клену не стоило позволять расти, его не надо было сажать, нельзя было допустить, чтобы он достиг такой угрожающей высоты, густоты, таких гигантских, подавляющих размеров. Он поднимался прямо в небо, отпугивая все живое, за исключением вездесущих котов, которые с громким мяуканьем курсировали по верхней кромке стены и превращали крошечный садик в свой туалет. Осенью, когда с Дерева опадали листья, Иэн сгребал их вместе с кошачьими экскрементами в кучу и разжигал костер, от которого шел вонючий черный дым: казалось, что за лето листья впитали из воздуха всю грязь, став чуть ли не ядовитыми.

Брак у них был счастливый, и большую часть времени Джил ни о чем не жалела. Однако Дерево пробуждало в ней самые низменные мысли: порой ей ужасно хотелось разбогатеть, чтобы, наплевав на расходы, поскорее избавиться от него.

Иногда она говорила об этом Иэну.

– Как бы мне хотелось иметь собственные деньги, да побольше. Или пускай бы у меня нашелся какой-нибудь богатый родственник. Тогда я смогла бы спилить дерево. Почему только у нас с тобой нет феи-крестной? Может, ты ее от меня скрываешь?

– Ты же знаешь, у меня есть только Эдвин Мейкпис, а он похож на фею не больше, чем я на балерину.

Эдвин Мейкпис был притчей во языцех у всей их семьи, и Джил до сих пор гадала, что заставило родителей Иэна избрать его в качестве крестного для сына. Дальний родственник, он всегда считался человеком угрюмым, придирчивым и страшно скупым, и с годами эти его качества только усилились. Некоторое время он был женат – на такой же скучной даме по имени Глэдис. Детей у них не было, так что они жили себе да жили в своем маленьком темном домике в Уокинге, но Глэдис хотя бы заботилась о нем. Когда же она скончалась, Эдвин стал головной болью, вечно беспокоящей родственников.

Бедный старик,говорили они, надеясь, что кто-то другой пригласит его на Рождество. Кем-то другим обычно оказывалась мать Иэна, которая, будучи человеком крайне добросердечным, обрекала свою семью терпеть его раздражающее присутствие в их доме, понимая, что праздники будут безнадежно испорчены. В качестве подарка он преподносил ей разве что коробочку с носовыми платками, которыми она никогда не пользовалась, что также не способствовало его популярности в семейном кругу. Как уже говорилось, дело было не в отсутствии денег – Эдвин просто не любил с ними расставаться.

– Что если попробовать спилить Дерево самим?

– Дорогая, оно слишком большое. Оно может свалиться на нас или разрушить весь дом.

– Давай пригласим профессионала. Лесоруба.

– А что мы будем делать с деревом, когда его срубят?

– Может, сожжем?

– Такую громадину? Мы задымим полгорода.

– Надо обратиться к кому-нибудь.Составить смету.

– Дорогая, смету я могу составить и сам. Это будет стоить целое состояние. А у нас с тобой его нет.

– Но сад! Это же как еще одна комната. Робби мог бы играть в нем. И я вывозила бы туда коляску с младенцем.

– Вывозила? Скажи лучше, спускала бы на веревке через окно.

Эти реплики с разной степенью язвительности они повторяли уже бессчетное число раз.

Я не буду больше об этом говорить,поклялась себе Джил, но… Она перестала резать помидор, подперла рукой подбородок и стала смотреть через грязное окно – вымыть стекла было нельзя, потому что оно не открывалось.

Дерево. Она представила, что его уже спилили, но что делать с садом? Что можно вырастить на этом клочке каменистой земли? Как отвадить котов? Она так и сидела за столом, обдумывая все эти неразрешимые вопросы, когда в замочной скважине повернулся ключ – Иэн пришел с работы. Она вздрогнула, словно занималась чем-то неприличным, и принялась торопливо резать помидор. Дверь захлопнулась и она, оглянувшись через плечо, улыбнулась мужу.

– Привет, дорогой!

Он поставил на пол свой портфель и подошел поцеловать ее.

– Боже, ну и жара, – сказал Иэн. – Я весь грязный и, по-моему, от меня плохо пахнет. Пойду приму душ, а потом вернусь – само очарование…

– В холодильнике есть банка пива.

– Какая роскошь! – он поцеловал ее еще раз. – А ты вот пахнешь очень вкусно. Фрезиями. – Иэн ослабил галстук.

– Это мыло.

Он уже поднимался по лестнице, по дороге снимая рубашку.

– Надеюсь, оно сотворит чудо и со мной.

Пять минут спустя он сошел вниз: босоногий, в вытертых джинсах и футболке, которую купил для их медового месяца.

– Робби спит, – сообщил он. – Я заглянул к нему. – Он открыл холодильник, вытащил банку пива и разлил содержимое в два стакана, потом поставил их на стол и уселся напротив нее. – Чем вы занимались сегодня?

Она рассказала ему про парк, про персик, про приглашение Дельфины.

– Она сказала, что отвезет нас на своей машине.

– Дельфина просто ангел! Как здорово она все придумала.

– Она пригласила нас сегодня выпить вина после ужина. Тогда все и обсудим.

– То есть у нас намечается вечеринка?

– На троих.

– Что ж, неплохо будет немного развлечься.

Они с улыбкой смотрели друг на друга. Он протянул руку и прикоснулся к ее плоскому подтянутому животу.

– Для беременной дамы ты слишком соблазнительна. – Иэн проглотил кусок помидора. – Это и есть наш ужин или ты просто размораживаешь холодильник?

– Это ужин. Будет еще холодная ветчина и картофельный салат.

– Умираю с голоду! Давай-ка поскорее поедим и пойдем к Дельфине. Ты сказала, она собирается откупорить бутылочку вина?

– Вроде бы.

Он зевнул.

– Лучше бы их оказалось две.

На следующий день, в четверг, стояла такая же жара, но это уже не имело значения, потому что их ждал чудесный уикенд.

– Мы едем в Уилшир, – сказала Джил Робби, заталкивая грязное белье в стиральную машину. – Ты сможешь поиграть у речки и нарвать цветов. Помнишь Уилшир? А коттедж Дельфины? А трактор на поле – помнишь?

Робби повторил:

– Трактор. – Говорил он пока немного, но это слово хорошо знал. Произнося его, мальчик улыбнулся.

– Точно. Мы едем за город.

Она начала собирать вещи, хотя до поездки был еще целый день – так выходные казались ближе. Выгладила свое лучшее летнее платье, потом футболку для Иэна.

– Мы остановимся у Дельфины.

Решившись на некоторую экстравагантность, она купила на ужин холодного цыпленка и крошечную корзиночку клубники. В саду у Дельфины тоже росла клубника. Она представила себе, как станет срывать ароматные алые ягоды, притаившиеся под зелеными листьями, а солнце будет греть ей спину.

День близился к вечеру. Она выкупала Робби, почитала ему и уложила в кроватку. Глазки сына сонно закрывались; выходя из его спальни, она услышала, как повернулся в замке ключ, и побежала к двери встретить мужа.

– Дорогой!

Он поставил портфель и закрыл дверь. Лицо у Иэна было расстроенное. Она торопливо поцеловала его и спросила:

– Что случилось?

– Боюсь, нечто неприятное. Ты не очень расстроишься, если мы не поедем к Дельфине?

– Не поедем? – От разочарования у нее подкосились ноги, хорошее настроение как ветром сдуло. Джил не могла скрыть отчаяния. – О Иэн, но почему?

– Пока я был на работе, звонила мама. – Он сбросил пиджак и повесил его на перила лестницы. Потом ослабил галстук. – Дело в Эдвине.

– В Эдвине? – у Джил затряслись колени, и она поспешно присела на нижнюю ступеньку. – Он что, умер?

– Нет, не умер, хотя в последнее время плохо себя чувствует. Доктор рекомендовал ему поменьше волноваться. Но тут один из его друзей, по выражению самого Эдвина, «отбыл в мир иной». Похороны в субботу, и Эдвин непременно хочет приехать в Лондон и присутствовать на них. Мама пыталась его отговорить, но он стоит на своем. Он забронировал себе номер в каком-то мерзком дешевом отеле, но мама считает, что в таких условиях у него случится сердечный приступ и он сам отдаст богу душу. Мало того, он забрал в голову, что обязательно должен поужинать у нас. Я сказал, что его желание основано, скорее, на соображениях экономии, но мама уверяет, что это не так. Он часто говорит, что мы с ним редко видимся, что он никогда у нас не был, что хочет познакомиться с Робби… ну и все в этом роде.

Когда Иэн был расстроен, он становился слишком многословным. После короткой паузы Джил спросила:

– А это обязательно?Мне так хотелось съездить за город!

– Я знаю. Но если мы все объясним Дельфине, она обязательно поймет и пригласит нас в другой раз.

– Просто… – Джил готова была расплакаться. – В последнее время с нами не случалось почти ничего радостного, хорошего. А теперь, когда я хоть чего-то ждала, появился этот Эдвин. Ну почему он собрался именно к нам? Почему кто-нибудь другой не может его пригласить?

– Думаю, у него не так много друзей.

Джил посмотрела на мужа и увидела, что он расстроен и разочарован не меньше ее.

Она спросила, заранее зная ответ:

– Ты хочешь, чтобы он пришел?

Иэн с несчастным видом пожал плечами.

– Он мой крестный.

– Будь он хоть немного повеселей, его еще можно было бы терпеть, но он до того угрюмый!

– Просто он старый. И одинокий.

– И он скучный.

– Он тоскует. Умер его лучший друг.

– Ты говорил матери, что мы собираемся в Уилшир?

– Да. Она сказала, что это можно обсудить с самим Эдвином. Я обещал позвонить ему сегодня вечером.

– Но мы же не можем предложить ему не приходить.

– Я знал, что ты так скажешь.

Они смотрели друг на друга, зная, что решение уже принято, – за них. Никаких выходных за городом. Никакой клубники. Никакой речки для Робби. К ним придет Эдвин.

Она сказала:

– И почему это добрые дела всегда стоят таких жертв? Пускай бы они совершались сами по себе, без всяких усилий с нашей стороны.

– Тогда они не были бы добрыми делами. Но знаешь что? Я очень тебя люблю. С каждым днем все сильнее – если такое вообще возможно. – Он наклонился и поцеловал ее. – Ну что ж. – Иэн снова распахнул дверь. – Придется пойти сказать Дельфине.

– На ужин у нас холодный цыпленок.

– В таком случае я, пожалуй, пошарю по карманам и постараюсь наскрести мелочи на бутылку вина. Нам обоим нужно немного приободриться.

Когда острота разочарования немного поутихла, Джил решила следовать заповеди своей матери: если берешься что-то делать, делай хорошо. Пускай они ждали в гости только старого брюзгу Эдвина Мейкписа прямиком с похорон, это все же был парадный обед. Она приготовила цыпленка с душистыми травами, начистила молодого картофеля, сварила соус для брокколи. На десерт – фруктовый салат и кусок нежного сыра бри.

Джил отполировала стол на гнутых ножках в столовой, вытащила свои лучшие салфетки, расставила цветы (она купила их вчера в киоске на рынке), взбила диванные подушки в гостиной.

Иэн поехал за Эдвином. По телефону тот сказал своим дребезжащим голосом, что собирается взять такси, однако Иэн знал, что такси обойдется старику не меньше чем в десять фунтов, поэтому настоял на том, чтобы заехать за гостем самому. Джил выкупала Робби, переодела его в новую пижамку, потом надела выглаженное летнее платьице, в котором собиралась щеголять в Уилшире. (Она изо всех сил старалась не думать о Дельфине, которая сидела сейчас в машине, загрузив в багажник свой мольберт и сумки. Солнце никуда не денется, теплых дней предстоит еще много. Она пригласит их снова, на следующие выходные.)

Все было готово. Джил с Робби присели на диван в эркере гостиной и стали дожидаться прибытия Эдвина. Когда подъехала машина, Джил взяла ребенка на руки и подошла к входной двери. Эдвин уже поднимался по лестнице, а Иэн шел следом за ним. В последний раз Джил видела Эдвина на прошлое Рождество, и ей показалось, что он заметно постарел. Она не помнила, чтобы раньше он ходил с палочкой. На нем был его единственный черный костюм с траурным галстуком. Эдвин не принес ни подарка, ни цветов, ни вина. Чем-то он походил на гробовщика.

– Эдвин!

– Ну, дорогая моя, вот я и у вас. Благодарю за приглашение.

Он прошел в дом, и она поцеловала его. Кожа у Эдвина была грубая и сухая, от него слегка пахло карболкой – как от докторов в старые времена. Он был очень худой, глаза, некогда пронзительно-синие, поблекли и слезились. На скулах горели красные пятна, но само лицо было бескровным, совсем бесцветным. Накрахмаленный воротничок казался слишком просторным; из него торчала тонкая шея, морщинистая, как у индюка.

– Я знаю, что ваш друг умер, – примите наши соболезнования. – Почему-то ей показалось очень важным сказать это как можно скорее.

– О, это ждет всех нас, знаете ли. Три раза по двадцать да еще десяток – вот и весь наш земной срок, а ему было уже семьдесят три. Мне семьдесят один. Кстати, куда мне поставить трость?

Подставки для тростей у них не было, поэтому Джил повесила ее на перила.

Эдвин огляделся по сторонам. Судя по всему, раньше ему не приходилось бывать в домах с объединенной гостиной и кухней.

– Только посмотрите! А это, – он наклонился вперед, нацелив свой острый нос, напоминавший клюв, прямо в лицо Робби, – должно быть, ваш сын?

Джил испугалась, что Робби сейчас расплачется. Он, однако, плакать не стал, а внимательно, не мигая, воззрился на Эдвина.

– Я… я решила пока не укладывать его. Чтобы вы с ним познакомились. Но он уже совсем сонный. – Иэн прошел во входную дверь и закрыл ее за собой. – Может быть, хотите подняться наверх?

Она двинулась вперед, а он последовал за ней, медленно преодолевая ступени; она слышала у себя за спиной его тяжелое дыхание. В гостиной она усадила сына на диван, а Эдвину пододвинула кресло.

– Пожалуйста, садитесь.

Он осторожно опустился в него. Иэн предложил гостю бокал шерри, а Джил пошла наверх укладывать Робби.

Прежде чем засунуть пальчик в рот, мальчик сказал: «Нос», – и она вдруг ощутила такой прилив любви к сыну, что от души рассмеялась.

– Знаю, – прошептала она. – У него и правдадлиннющий нос, да?

Робби улыбнулся в ответ, и глаза его закрылись. Она подняла бортик кроватки и вернулась в гостиную. Эдвин рассказывал про своего покойного друга.

– Мы вместе служили в армии в войну. Получали хорошее довольствие. После войны он пошел работать в страховую компанию. Мы всегда поддерживали с ним связь. Вместе ездили в отпуск: мы с Глэдис и Эдгар. Он так и не женился. Жил в Бадли-Салтертоне. – Он отпил шерри и посмотрел на Иэна. – Ты не бывал в Бадли-Салтертоне?

Нет, в Бадли-Салтертоне Иэн не бывал.

– Красивое местечко. Прекрасные поля для гольфа. – Эдвин, правда, не любил гольф. В молодости увлекался теннисом, а потом стал играть в шары. – Ты как, играешь в шары?

Иэн в шары не играл.

– Да уж, – проворчал Эдвин. – Ты, вроде, любишь крикет?

– Играю, когда есть возможность.

– Ты, наверное, очень занят?

– Да, занят.

– Играешь в выходные?

– Не всегда.

– Я смотрел первый матч серии по телевизору. – Выпятив губы, он отпил еще немного шерри. – Пакистанцы мне не понравились.

Джил тихонько встала и отправилась на кухню. Когда она вернулась, чтобы пригласить всех к столу, Эдвин продолжал рассуждать о крикете, вспоминая подробности какого-то матча 1956 года, который его особенно заинтересовал. Ее вмешательство прервало его монотонное повествование. Мужчины спустились в столовую. Джил стояла у стола, зажигая свечи.

– Никогда не бывал в домах вроде этого, – заметил Эдвин, усаживаясь за стол и разворачивая салфетку. – Сколько же вы за него заплатили?

Иэн, после секундной заминки, назвал сумму.

– И когда вы его купили?

– Сразу после свадьбы. Три года назад.

– Дом неплох.

– Было гораздо хуже. Конечно, здесь есть что доделать, но со временем мы и с этим разберемся.

Джил заметила, что Эдвин перевел на нее свой пристальный взгляд.

– Ваша свекровь сказала, что вы ждете второго ребенка.

– О… Ну… да, жду.

– Это же не секрет, правда?

– Нет. Конечно, не секрет. – Она поставила на стол утятницу с жарким и пододвинула ее к нему. – Это цыпленок.

– Всегда любил цыплят. Мы их немало съели в Индии во время войны. – Он снова пустился в воспоминания. – Любопытно, но индийцы замечательно готовят цыплят. Наверное, все дело в практике. Коров-то они не едят – священное животное, все такое…

Иэн откупорил вино, после чего напряженность немного спала. От фруктового салата Эдвин отказался, зато уничтожил большую часть бри. Он постоянно говорил, не дожидаясь их реакции, – ему было достаточно кивка головы или одобрительной улыбки. Рассказывал об Индии, о друге, с которым познакомился в Бомбее, о теннисной партии, некогда сыгранной им в Кэмберли, о тетке Глэдис – она взяла приз за лучший гобелен на выставке в своем графстве.

Долгий жаркий вечер подходил к концу. Солнце соскользнуло вниз по дымному городскому небу, окрасив его розовым. Эдвин пожаловался на свою прислугу – она, дескать, не умеет даже яйцо как следует сварить.

Иэн встал и пошел на кухню приготовить кофе. Эдвин, прервавшись на полуслове, посмотрел ему вслед.

– Там у вас кухня? – спросил он.

– Да.

– Давайте-ка взглянем на нее.

Прежде чем она смогла его остановить, Эдвин поднялся, с трудом разогнув колени, и двинулся вслед за Иэном. Она попыталась было пригласить его наверх, в гостиную, но он не пошел.

– Места у вас маловато, тебе не кажется?

– Нам хватает, – ответил Иэн.

Эдвин подошел к раздвижным дверям и через закопченное стекло выглянул в сад.

– А это что такое?

– Это… – Джил встала рядом с ним, в отчаянии озирая неприглядный клочок земли внизу. – Это сад. Только мы в него не выходим, потому что он в ужасном состоянии. Коты постоянно там гадят. И потом, мы все равно не можем спуститься вниз. Как видите, – закончила она.

– А что с подвальным этажом?

– Мы его сдаем. Знакомой. Ее зовут Дельфина.

– А ее не смущает такое соседство?

– Она… она не живет тут постоянно. Большую часть времени Дельфина проводит за городом.

– Хмм… – За этим последовало долгое, угнетающее молчание. Эдвин осматривал Дерево, скользя глазами по узловатым корням, стволу, ветвям, вздымающимся в небо… Нос его, казалось, еще больше заострился, жилы на шее вырисовывались под кожей словно канаты.

– Почему вы его не спилите?

Джил в полном отчаянии посмотрела на Иэна. За спиной у Эдвина он закатил глаза, а потом вступил в разговор, заметив рассудительным тоном:

– Это довольно затруднительно. Как видите, дерево очень большое.

– Ужасно, когда в саду растет такое.

– Да, – согласилась Джил. – Довольно неудобно.

– Но почему вы ничего с ним не сделаете?

Иэн снова вмешался:

– Кофе готов. Идемте-ка в гостиную.

Эдвин повернулся к нему.

– Я спрашиваю, почему вы ничего с ним не сделаете?

– Я сделаю, – пообещал Иэн. – Однажды.

– Зачем же ждать. Когда твое «однажды» наступит, ты будешь такой же старый, как я сейчас, а дерево так и останется на месте.

– Что насчет кофе? – настаивал Иэн.

– И потом, кошки – это очень негигиенично. Особенно когда в доме есть дети.

– Я не позволяю Робби играть в саду, – сказала Джейн. – Я и не смогла бы его туда выпустить, потому что двери заколочены. Думаю, здесь когда-то были терраса и лестница в сад, но их снесли еще до того, как мы купили дом, а у нас… видите ли, у нас пока нет достаточных средств, чтобы их восстановить. – Опасаясь, что он сочтет их с Иэном жалкими бедняками без гроша в кармане, она добавила: – Просто тут надо было провести уйму других работ.

– Хммм… – снова пробормотал Эдвин. Он стоял, держа руки в карманах, и глядел в окно. Джил показалось, что старик впал в какой-то ступор. Однако внезапно он освободил руки, повернулся к Иэну и с упреком сказал:

– Ты же собирался приготовить кофе! Сколько еще нам ждать?

Он просидел у них еще час, продолжая свое бесконечное повествование. Наконец часы на расположенной неподалеку церкви пробили одиннадцать, Эдвин отставил кофейную чашку, взглянул на свои часы и объявил, что ему пора возвращаться к себе в отель, и Иэн может его отвезти. Они спустились в прихожую. Иэн отыскал ключи от машины и распахнул дверь. Джил подала Эдвину его трость.

– Спасибо за прекрасный вечер. Мне очень понравился ваш дом.

Она поцеловала его еще раз. Он спустился по ступенькам, пересек тротуар. Иэн, стараясь действовать не слишком поспешно, открыл дверцу машины. Старик осторожно забрался внутрь и устроился поудобнее, зажав трость между колен. Иэн захлопнул дверцу и сел за руль. Джил, по-прежнему улыбаясь, помахала им рукой. Только когда машина скрылась за поворотом, она позволила улыбке сползти с лица. Обессиленная, она вернулась домой и принялась мыть посуду.

Ночью, лежа в постели, Джил сказала:

– Все прошло совсем неплохо.

– Это точно. Просто старик относится к нам так, будто все мы ему чем-то обязаны. Мог бы, по крайней мере, принести тебе розу или плитку шоколада.

– Ну, он не такой человек.

– А эти его рассказы! Бедный старый Эдвин, похоже, родился занудой. Был главным занудой в школе, а потом дорос до Верховного Зануды Англии! Титул почетный, не правда ли?

– По крайней мере, нам не надо было придумывать темы для разговора.

– Обед получился очень вкусный, и ты вела себя с ним очень мило. – Он широко зевнул и перевернулся на другой бок, засыпая. – Так или иначе, все позади. Мы справились.

Однако Иэн оказался неправ. Все было впереди, хотя прошло целых две недели, пока они об этом узнали. Снова наступила пятница, и Джил, как обычно, хлопотала на кухне, готовя ужин, когда Иэн вернулся домой из офиса.

– Привет, дорогая!

Он закрыл дверь, бросил на пол портфель и подошел поцеловать ее. Потом пододвинул себе стул и сел. Они посмотрели друг на друга через стол. Потом Иэн сказал: