Текст книги "В порыве страсти"
Автор книги: Розалин Майлз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
17
– Извините!
Стараясь не выдать своих чувств, Джина встала из-за стола, вежливо попрощалась и вышла из столовой. И сразу же увидела Джона – спотыкаясь и пошатываясь, он брел к выходу. Два шага, и она его догнала.
– Джон! – Она схватила юношу за руку. – Куда ты?
– Туда. – Он откинул щеколду, распахнул дверь и повторил, указывая рукой в пространство: – Туда.
– Куда?
– Куда угодно!
В таком состоянии он действительно мог уйти куда угодно. А она-то надеялась, что они смогут спокойно поговорить наедине, мечтала, что сможет насладиться его близостью. Ей хотелось стукнуть его. Или себя. Нет, одного она его не отпустит.
– Я пойду с тобой.
– Незачем. – Джон даже не посмотрел на Джину. – Все кончено. – Он попытался высвободиться.
Она еще крепче вцепилась в его руку.
– Что кончено?
– Ничего. Ничего и не было. – Он покачнулся, закрыл лицо руками. – Господи, я совсем пьяный! Не слушай меня, я сам не знаю, что говорю.
– Нет, ты все прекрасно знаешь! – Джина с трудом сдерживала слезы, но гнев не позволял ей молчать. – Не смей со мной так разговаривать, ты ведь знаешь, что что-то было…
Она замолчала на полуслове, голос ей не повиновался. Джон поднял на нее глаза – в них читалась мука.
– Было… между нами, – выдавила она наконец.
Из столовой доносился шум отодвигаемых стульев, голоса стали громче. Обед закончился, с минуту на минуту в холле могли появиться люди. Джон потряс головой, попытался стряхнуть опьянение.
– Здесь нам поговорить не удастся, – медленно произнес он. – Пойдем.
Он взял девушку за руку, вывел на улицу, закрыл за собой дверь. Огромная луна спокойно плыла по усыпанному звездами небу. Прохладный ночной ветерок остудил пылающие щеки Джины. Похоже, на воздухе и Джону стало лучше, теперь он держался на ногах значительно увереннее. Они пересекли лужайку и остановились перед домом для гостей, у самых ступенек. Было между нами…
Джине хотелось вырвать себе язык. Какой позор – выдать свою любовь человеку, пусть и очень доброму, но абсолютно не разделяющему ее чувств! Ей досталась горькая чаша, и она вынуждена испить ее до дна.
Нужно что-то сказать, загладить промах. Но она не могла произнести ни слова. И тут Джон заговорил, но совсем о другом.
– Эта японская дама, Миссис Как-бишь-ее, – начал он. – Когда она соберется уезжать, я хочу, чтобы ты попросила ее взять тебя с собой.
– Что? – Джина ожидала чего угодно, но только не этого.
– Я хочу, чтобы ты вернулась вместе с ней в Сидней, чтобы ты уехала отсюда. – Джон вздохнул.
Он хочет избавиться от нее?
– Почему?
– Тебе незачем здесь оставаться, вот и все.
Явная отставка, причем высказанная самым обыденным тоном – что может быть горше? Но нет, ей этого мало, ей нужно приумножить свои страдания.
– Должна быть какая-то причина, я хочу ее знать, – настаивала Джина. – Скажи мне.
Джон возвышался над ней, загораживал собой луну.
– Говорить нечего. Уезжай. У нее уже был готов ответ.
– Нет.
Из темноты послышался приглушенный расстоянием крик ужаса, затем – долгий предсмертный стон: какой-то ночной хищник напал на ничего не подозревающую жертву. Джон никак не отреагировал на эти звуки.
– Послушай, – он ухватился за перила веранды, – тут много всего произошло. Вчера… вчера ночью, в буше мне…
Он не мог сказать: «Мне приснился сон». Так говорят только школьницы, изнывающие от любви к какой-нибудь поп-звезде.
– У меня было… странное ощущение… ощущение отстраненности, можно так сказать. У источника. Где… где умер отец. – Джон смущенно покачал головой. – Какой-то дурацкий сон.
– О твоем отце?
– Да. О той ночи, когда он… и о змеях, о трех королевских коричневых…
Трех змеях?
Откуда он знает, сколько их было? Им сказали, что Филипп умер от укуса змеи, вот и все, даже результатов вскрытия еще нет. Так с чего он взял, что змей было несколько?
– Что еще тебе приснилось? – спросила Джина как можно более небрежно.
Однако Джон почувствовал ее настороженность.
– Так, ничего особенного. Нечто неопределенное… как всегда во сне… какие-то люди, но я никого не узнал. Говорю тебе, дурацкий сон.
Он натянуто улыбнулся.
– Ладно, мне пора. Утром скажу Чарльзу, чтобы придержал для тебя место в вертолете.
– Можешь не утруждать себя, – разозлилась Джина. – Послушай, что я тебе скажу! – Она поднялась на ступеньку, еще на одну. Теперь их лица оказались на одном уровне. – Я не ребенок, и ты за меня не отвечаешь, так что нечего мне приказывать. К тому же я не идиотка. Неужели ты думаешь, что я испугаюсь какого-то непонятного сна? Наверно, ты слишком много выпил, как сегодня, – вот он тебе и приснился!
Ей хотелось сделать Джону больно, но она тут же пожалела о своих словах. Даже при малом освещении было видно, как он покраснел. Он посмотрел ей в лицо – впервые с начала разговора – и выпалил:
– Я не был пьян, если ты это имеешь в виду. Да, мне приснилось еще кто-что… люди… что-то нехорошее, я даже не знаю, что именно. Что-то настолько нехорошее, что я не могу об этом говорить, потому что получится, что я обвиняю кого-то в страшных вещах.
Что-то нехорошее, страшные вещи – о чем он? Детский лепет какой-то. Но вслух Джина этого не произнесла.
– И до тех пор, пока я не выясню, что все это значит, правда это или нет, я хочу, чтобы тебя здесь не было. Чтобы ты не подвергалась опасности.
– Почему я? Как это связано со мной? Теперь Джон чуть ли не упрашивал девушку.
– Если хоть что-то окажется правдой, то опасность будет угрожать всем, кто здесь находится.
«Мне и тем, кто мне дорог», – хотелось ему сказать. Но нет, он не имеет права. Джон предпринял еще одну, последнюю попытку.
– Ради меня. Прошу тебя, уезжай вместе с ними, хорошо?
Увидеть сильного мужчину в униженной, смиренной мольбе – что может сильнее воспламенить женское сердце? Джина не упустила свой шанс.
– Я уеду, – тихо произнесла она, – если ты уедешь со мной!
– О Боже, – простонал Джон.
«Если бы я мог», – услышала она его беззвучную молитву.
Она стояла перед ним совершенно неподвижно. Каждая клеточка ее тела стремилась приворожить его, заставить полюбить. Неужели он не видит, как он ей нужен?
«Посмотри на меня, – внушала она ему, – посмотри на меня, идиот, прекрасный, восхитительный идиот, что мне делать, чтобы ты посмотрел на меня, увидел меня, дотронулся до меня, полюбил меня?..»
Джон бросил на девушку безумный взгляд, как будто до нее вообще не встречал женщин, ощутил нежный аромат ее тела, увидел ее глаза, ее мерцающую в свете звезд кожу, ее алые сережки, будто лепестки роз. Затем поднял руку, осторожно провел пальцем по ее нежной щечке и сокрушенно пробормотал:
– Ох, Джина.
И в ту же секунду ее руки обвились вокруг его шеи, она прижалась к нему всем телом. Он осторожно приподнял ее лицо за подбородок – казалось, он всю жизнь готовился к этому мгновению.
Ее поцелуй был подобен возвращению домой.
Ему хотелось целовать ее без конца. Он прижал ее к себе, ее головка покоилась на его плече, их сердца бились рядом. Он цеплялся за нее, как утопающий цепляется за соломинку.
– Господи, все без толку!
Она в ужасе открыла глаза: он грубо оттолкнул ее, отошел в сторону.
– Я не должен был этого делать, – хрипло произнес он. – Пусть все остается по-прежнему. Ты должна уехать. – Джон повернулся, чтобы уйти. Еще немного, и он скроется в темноте. – Я хочу, чтобы завтра с утра тебя здесь не было!
– Если вам что-то понадобится, попросите Розу, Элли или любого из нас. Роза отведет вас в дом для гостей, проследит, чтобы в ваших комнатах было все, что нужно. Надеюсь, вам будет удобно, – сказала Элен, а про себя подумала: а еще я надеюсь, что больше ни секунды не буду изображать из себя радушную хозяйку, иначе я начну кричать и не остановлюсь, пока не добегу до самого Сиднея.
– Спасибо, все прекрасно, – ответила японка. Под неусыпным наблюдением Розы она проследовала вместе со своим молодым человеком к двери, следом за ними отправился Бен – он тоже собирался лечь спать. – Спокойной ночи.
Послышалось дружное «Спокойной ночи».
– Спокойной ночи, всем спокойной ночи, – Алекс помахал рукой в темноту. – Ну вот, на сегодня все, – подытожил он, закрывая дверь. – Встреча прошла довольно удачно, вы так не считаете? Мы сделали все, что в наших силах. – Он зевнул, не без изящества потянулся. Так могла бы потянуться пантера. Или тигр. – Пойду выпью глоточек виски у себя в берлоге, а потом на боковую. Нет-нет, не беспокойтесь, Элен, я попрошу Элли, она мне принесет.
– Гм!
В последнее время у Чарльза такой угрюмый взгляд, подумала Элен. Сейчас этот взгляд был направлен на Алекса, который устремил свои легкие стопы в кухню, где убиралась Элли.
– Пошел помогать мыть посуду? Какой примерный мальчик!
Элен устало провела рукой по волосам.
– Прошу тебя, Чарльз! Он обернулся.
– Извини, я не в лучшей форме. День был тяжелый.
Она кивнула.
– У меня тоже. Я иду спать.
– А не хочешь ли выпить перед сном? – нерешительно предложил Чарльз. – Чтобы лучше спалось?
– Нет, спасибо. Я валюсь с ног.
Они вместе поднялись по широкой лестнице, остановились у спальни Элен.
Чарльз поднял на нее глаза. Они так напоминали ей глаза Филиппа, но в них не было жестокого блеска.
– Я еще не ложусь, – неуверенно произнес он. – Если ты передумаешь, крикни мне. – Он кивком указал на комнату в другом конце коридора, где спал в детстве. – Я услышу, здесь близко.
– Спасибо, Чарльз, – устало ответила Элен. – Спокойной ночи.
В комнате царил полумрак. Она почувствовала, что погружается в серо-голубую пустоту, как в невесомость. Вместо долгожданного отдыха на нее навалилось страшное, невыносимое одиночество. Она в ужасе выскочила из спальни. Чарльз все еще стоял на площадке.
– Пожалуй, не откажусь от стаканчика, – смущенно пробормотала Элен, встречая его насмешливый взгляд.
Но он не смеялся над ней.
– Может, пойдем на балкон, – предложил он. – Я схожу в столовую, посмотрю, что там осталось. Мы ведь не хотим помешать парочке в кухне, правда? – Чарльз усмехнулся.
– Ты хочешь сказать, что Алекс… – в изумлении прошептала Элен, – что он и Элли?..
– Наш новый хозяин и повелитель? Думаю, шалости с прислугой – далеко не самое страшное из его прегрешений, особенно если эта прислуга сама не прочь перепихнуться. – Он рассмеялся. – Но они оба совершеннолетние. Нас это не касается. Пойду посмотрю, чем мы сможем себя побаловать, а он пусть балуется с Элли. Не уходи!
Не успела Элен выбрать себе шезлонг, как Чарльз уже вернулся с бутылкой «Шардонне» и двумя бокалами.
– Садись! И попробуй вино.
Она с радостью взяла протянутый бокал, пригубила холодный, отдающий дубовой корой напиток.
– Но если Алекс и Элли… ты ведь знаешь, какой у нее муж. Однажды я спросила, откуда у нее синяк под глазом, так она мне не сказала. Но я знаю, он бьет ее, мне Роза говорила. Еще она говорила, что он очень ревнивый…
– Элен, – укоризненно произнес Чарльз. – Мы не должны вмешиваться, все равно мы ничего не можем сделать. – Он осторожно опустился в соседний шезлонг.
– Да, знаю.
Луна висела низко над горизонтом, еще немного, и она скроется за горами. Элен так устала, что не хотела спать, и в то же время чувствовала себя необычайно легкой, как будто ее душа покинула на время тело и путешествует по небу вместе с луной. Она услышала свой голос и только потом поняла, что собирается сказать.
– Знаешь, я ведь любила его.
Печальный голос Чарльза, казалось, вторил ее словам.
– Да, знаю.
– Но я и тебя любила. – Неужели ей хватило смелости произнести это вслух?
Ответ прозвучал довольно спокойно, однако по тону чувствовалось, что за двадцать с лишним лет горечь не притупилась, а лишь усилилась.
– Но не так, как я любил тебя. Она не могла не задать этот вопрос.
– Почему ты меня отпустил? Чарльз замолчал, пораженный.
– Так вот в чем дело? Ты устроила мне испытание, ты это хочешь сказать? Хотела посмотреть, настолько ли крепка моя любовь, чтобы отвоевать тебя у Филиппа?
Его слова причинили ей жуткую боль.
– Нет! Все было совсем не так!
Как объяснить мужчине, какой силой может обладать другой мужчина? Как рассказать ему о напоре, о безжалостном давлении, о том, как Филипп лишил ее силы воли, подчинил себе?
– Мне было восемнадцать лет! – вскричала Элен. – Что я понимала в жизни?
– Гораздо больше, чем хочешь показать! – Удивительно, с какой яростью Чарльз произнес эти слова. – Да-да, ты появилась неизвестно откуда и устроилась на соседнюю ферму в самый разгар гуртовки, не правда ли? Никакого прошлого, очень удобно. Никто не знал, откуда ты пришла, где была раньше и с кем…
Снова удар в самое сердце.
– Ты так подумал?
Резкий смех Чарльза напоминал крики пересмешника.
– Уже много позже я понял, что, скорее всего, ты с самого начала имела виды на Филиппа. В конце концов, трагедия в семье Кёнигов ни для кого не была секретом. Ты знала, что брат потерял жену и, должно быть, решила, что он не тот человек, чтобы долго оставаться неженатым. Что может быть лучше: девушка без роду, без племени становится в один прекрасный день хозяйкой Кёнигсхауса?
– Но если…
Элен казалось, что она кружит на месте с завязанными глазами, как в какой-то кошмарной игре в жмурки.
– Но если я с самого начала нацелилась на Филиппа, то почему полюбила тебя? Какова твоя роль?
– Элементарно, мой дорогой Ватсон! – Снова язвительный смех. – Ты говорила, что до меня ни с кем не занималась любовью. Но ты не была девушкой, даже я это понял. Так что если ты хотела заполучить Филиппа, тебе нужно было иметь какое-то оправдание. В этом вопросе мой дорогой братец был на удивление старомодным. Так что более подходящей кандидатуры, чем юный Чарльз, и представить себе невозможно, ведь Большой Брат всю жизнь только и делал, что щелкал младшего по носу. Наверно, ты это знала – женщины обычно чувствуют такие вещи – и решила, что как только он прослышит, что у меня появилась девушка, он тут же захочет ее увести?
Это было уже слишком. Элен думала только об одном – как бы побольнее ударить Чарльза.
– Ты просто ревновал!
Он кивнул.
– Конечно ревновал, как же иначе! В Филиппе было все, к чему я сам стремился, но так и не смог достичь!
– Нет! – отчаянно вскричала она. – Вы были разные, вот и все. Какое это имело значение?
– О Господи, Элен, ты совсем не знаешь мужчин, если задаешь такой вопрос!
– Но почему? Неужели так страшно быть собой, а не им?
– Да! – страстно ответил Чарльз. – Потому что я был лишен всего: внимания собственных родителей, которых интересовал лишь драгоценный первенец; своей индивидуальности, подобающего мне места в жизни. – Он помолчал. – И твоей любви!
– О Господи, сейчас не время…
Чарльз резко приподнялся, сбросил ноги с шезлонга.
– А когда будет время, Элен? Когда? Я люблю тебя с тех самых пор, когда мы были еще детьми, слишком юными, чтобы защитить наше драгоценное чувство, настолько драгоценное, что, только лишившись его, мы поняли, как много потеряли. – Он вскочил, подбежал к перилам. Перед ним расстилался мрачный марсианский пейзаж – холодный свет луны лишил землю всех ее красок, – но Чарльз смотрел перед собой невидящим взором. – Я ждал тебя всю жизнь. Я так и не женился, потому что ни одна женщина не могла сравниться с тобой. Неужели ты этого не знаешь? – Он обернулся и бросил ей в лицо обвинение: – Почему ты вышла за него замуж?
Элен было трудно говорить, губы, казалось, запеклись и распухли.
– Я любила его, мы были счастливы, он дал мне все, о чем женщина может только мечтать.
Чарльз язвительно рассмеялся.
– Боже милостивый, так пишут в дамских журналах! – Он схватил ее за руку. – Ты была с ним счастлива? Я знаю, что он доводил тебя до слез!
– Чарльз, я…
Он не дал ей договорить.
– Филипп находил для тебя укромные места, как я? Прудики, где можно плавать нагишом, как плавали мы с тобой, где можно провести весь день и откуда не хочется уходить? – В глазах Чарльза блестели слезы. – Он когда-нибудь выбирал из твоих волос соломинки, готовил тебе завтрак после того, как всю ночь любил тебя на сеновале?
Элен заплакала.
– Ох Чарльз, почему так получилось? Почему все должно было сложиться именно так?
Он прижал ее руки к губам и стал осыпать их поцелуями.
– Не знаю, – пробормотал он. – Но я знаю другое: теперь, когда этот ублюдок Филипп больше не стоит на моем пути, я не стану медлить ни секунды и добьюсь своей желанной цели – тебя!
18
Утро вечера мудренее. Тому, кто это сказал, горько подумал Джон, явно не приходилось встречать такое утро, как сегодня. Его мутило от выпитого, но больше всего мутило от самого себя. Но делать нечего. Нужно открыть дверь и…
– Всем доброе утро.
Пожалуй, не всем, подумал Джон. Ни Бен, ни Алекс еще не спустились, если они вообще собирались выйти к завтраку.
Но она была здесь, а это самое главное. Джон сделал глубокий вдох, пытаясь одновременно утихомирить подступавшую к самому горлу тошноту и страшную боль, от которой раскалывалась голова, подошел к миссис Мацуда – она сидела за столом вместе с остальными – и склонил голову.
– Я должен извиниться перед вами, – начал он, проклиная себя за то, что попал в подобную ситуацию. – Надеюсь, вы понимаете, что я не хотел вас обидеть.
Миссис Мацуда улыбнулась.
Ну-ну. Из мальчика еще может выйти толк.
– Не за что извиняться. Простое недоразумение, не больше.
– Да, но… Я вел себя как идиот, – выпалил Джон, – и потому прошу прощения.
Над столом вспорхнула, сверкнув кольцами и накрашенными ноготками, изящная ручка.
– Не беспокойся, все в порядке. – Миссис Мацуда одарила всех приветной улыбкой.
– Доброе утро, Джон! – с облегчением воскликнула Элен. – Ты как раз к завтраку!
Не успел он сесть, как рядом с ним выросла Роза.
– Что вам принести, мистер Джон?
– Яичницу с ветчиной, – ответила за сына Элен.
Джон поморщился.
– Спасибо, Роза, только кофе.
Он ужасно выглядит, подумала Джина. Она не решалась взглянуть на него и в то же время не могла отвести от него глаз. Так же плох, как папа – тот тоже посерел за последние дни, стал рассеянным, замкнулся в себе.
И я выгляжу ничуть не лучше.
Джина прекрасно знала, что для ее цвета лица нет ничего хуже бессонной ночи, да еще проведенной в слезах. Лишь в счастливые минуты ее кожа приобретала золотистый оттенок, а сейчас она, наверно, бледная, пепельно-серая, без единой кровинки. Цвета серой безнадежности, как сам Джон. Ей хотелось заплакать.
Продолжая улыбаться, миссис Мацуда похлопала Джона по руке.
– Я прекрасно понимаю твои чувства, – сказала она. – Мистер Мацуда ни за что не продал бы такую ферму. Твой отец тоже не хотел продавать, ты пошел в него. Место действительно чудное. Поэтому оно меня и заинтересовало.
– Если оно действительно интересует вас, я мог бы показать вам то, о чем говорил вчера, – мой Кёнигсхаус!
Господи, только этого не хватало! И без того взвинченный Чарльз, сидевший на другом конце стола, встревожился не на шутку.
– Джон, у Йосико и Крэйга впереди долгий день, – предостерегающе начал он. – Я не думаю, что у них найдется время…
– Да нет, немного времени все же найдется.
Миссис Мацуда грациозно поднялась из-за стола. Для такого красивого мальчика у нее всегда найдется время – на то и жизнь, не зря же она работала в поте лица.
– Можно и сейчас. Ты не против?
– А это что такое? Неужели? Ваша личная церковь?
Воздух в часовне оказался затхлым. Лилии над могилой Филиппа увяли, их гнилостный запах вызвал у Джона новый приступ тошноты. Он кивнул.
– В старину рядом с домом обязательно возводили часовню. Большие фермы находились слишком далеко от церквей, вот и приходилось строить свою собственную.
Они стояли у самой двери и под мрачным взглядом огромного Христа над их головами казались карликами. Крэйг переступил с ноги на ногу, блеснул очками и воинственно откашлялся.
– В американской истории ничего подобного нет, – глумливо произнес он. – А здесь чувствуется британское влияние, и потом это так старомодно, вы не находите?
Не обращай внимания, предостерег Джона его добрый ангел. Джон продолжил рассказ.
– Это еще и усыпальница. Здесь похоронены все Кёниги.
Йосико насмешливо улыбнулась.
– Ваши предки?
Вспомнив свою вчерашнюю выходку, юноша смущенно кивнул.
– Да.
Он указал рукой на пол, заставив японку посмотреть под ноги. Каменные плиты прохода, от дверей до самого алтаря, были украшены медными табличками. Джон взял миссис Мацуда за руку, подвел к первой табличке – они чуть не наступили на нее, когда вошли в часовню. Изысканно украшенная табличка принадлежала девятнадцатому веку, однако неумолимая поступь времени и многих поколений Кёнигов не пощадила ее, черные готические буквы почти совсем стерлись. Рядом находилась вторая, точно такая же. Джон наклонился и прочел вслух:
– Иоганн Кёниг, 1850–1930. Беата Кёниг, 1870–1940. Его жена.
Черные, как маслины, глаза расширились от изумления.
– Кёниги живут долго!
– А жены у них обязательно должны быть на двадцать лет моложе? – задиристо произнес Бакли. – Это и без суперкомпьютера видно!
Миссис Мацуда улыбнулась. Так-так, Крэйг ревнует к этому австралийскому мальчику? И правильно делает! Это ему не повредит. А вот отбиваться от рук ему никто не позволял. Не поворачивая головы и обращаясь исключительно к Джону, она мигом привела управляющего в чувство.
– Это и есть тот самый Кёниг, который первым появился в здешних местах?
– Да, именно он основал Королевство. – Джон помолчал. – Или завоевал. Все зависит от того, как на это посмотреть. Он приехал сюда из Германии и привез жену и шестерых детей. – Джон указал на маленькие пластинки, расположенные вокруг родительских. – Ради обладания этой землей он целиком истребил одно из племен… я говорю о соплеменниках Джины, – добавил он с видимым трудом. – Но и своих детей потерял – всех, кроме одного.
Йосико слушала, затаив дыхание.
– Кроме вот этого, – Джон сделал несколько шагов вперед. – Филипп Кёниг, 1885–1917. Он погиб во время первой мировой, в Галлиполи. Иоганн не оставил сына в Европе, на корабле привез тело сюда, чтобы похоронить вместе с остальными Кёнигами. И с его женой. – Он указал на следующую табличку. – Сара Джейн Кёниг, 1887–1961. Это мои прадед и прабабка. Следующим Кёнигом стал Джон. – Новая табличка. – А потом… – он замолчал, взял себя в руки. – А потом мой отец.
Даже Бакли хватило ума воздержаться от комментариев по поводу пустой каменной плиты над могилой Филиппа и расположенной рядом таблички: Труди Мария Кёниг, 1935–1969.
Джон повернулся к миссис Мацуда, посмотрел ей в глаза.
– Теперь вы понимаете, что я чувствую, когда заводят речь о продаже Кёнигсхауса? Я не могу… – он стиснул зубы, – не могу представить себе жизнь вне Королевства. Мертвых Кёнигов здесь больше, чем живых, это наша история. И мы не можем вырыть их кости и забрать с собой!
Миссис Мацуда выдержала его взгляд.
– Все имеет свою цену, – ответила она.
– Нет, не все.
– Послушай, парень!
Наконец-то Бакли почувствовал под ногами твердую почву и счел своим долгом вмешаться.
– Если верить вашим собственным отчетам, доход у вас, ребята, не превышает одной целой и трех десятых процента – и это в лучшие годы! Даже самый захудалый банк на свете обеспечит вам большую прибыль, если вы просто кинете туда свои деньги!
Джон упрямо покачал головой.
– Есть вещи, которые не продаются. Терпение у Крэйга лопнуло.
– В вашем бардаке все равно нужно навести порядок, пора бы вам это понять. Вы могли бы продать что-нибудь из своих сиднейских владений, торговые компании в Гонконге, что угодно. Они приносят прибыль, избавиться от них не составит труда. А эта твоя драгоценная ферма – сточная яма, труба, в которую улетают денежки. Вам еще очень повезло, что нашелся покупатель, то бишь мы. А у нас, кажется, есть продавец… – Крэйг попал в полосу солнечного света и гордо выпрямился. – Лично мне все ясно. Мы договариваемся о цене, и фирма «Мацуда ПЛК» выигрывает гейм, сет и всю партию.
* * *
– Кофе горячий?
– Я сварю свежий, – ответила Роза, с трудом поднимаясь из-за кухонного стола.
Элен покачала головой.
– Не беспокойся, меня вполне устроит этот. – Она подошла к плите, налила себе полную чашку. – Я хотела сообщить, кто у нас сегодня обедает.
На столе у Розы были разложены ее драгоценные гадальные карты. Могут ли они предсказать будущее? А если могут, так ли уж ей хочется его узнать? Элен казалось, что она оторвала Розу от какого-то сугубо интимного занятия, поэтому она отвела глаза.
– Миссис Мацуда со своим помощником наконец-то сегодня улетают. И еще одним гостем будет меньше.
Роза видела, что вчера Джон и Джина вместе ушли из-за стола, а сегодня их мрачные лица говорили сами за себя, карты тут не нужны.
– Миз Джина уезжает?
– Джина? Нет. – Мысли Элен были настолько поглощены Чарльзом и Джоном, не говоря уж о миссис Мацуда, что она совсем позабыла о своей юной гостье. – Нет, я говорю об Алексе. Он решил тоже слетать в Сидней, уладить кое-какие дела, так что несколько дней его не будет.
– Хорошо. Больше ничего?
Эти глаза ничего не упускают, подумала Элен. Вот бы узнать, о чем думает Роза, ведь ей известно о Кёнигсхаусе все или почти все. Если бы она рассказала, что знает, получилась бы целая книга.
Может быть, ей известен шифр этого проклятого сейфа? Господи, что за глупости лезут в голову. А вдруг?
Нет, не может быть, этого Роза знать не может. И спрашивать нельзя. Никто не должен знать, что она его ищет. А если найдет, никто не должен знать, что он вообще существовал.
С другой стороны, если она сама не сможет открыть сейф, не сможет найти шифр, то этого не сделать никому из обитателей Кёнигсхауса, в этом Элен была уверена.
Кёнигсхаус.
Еще один неразрешимый вопрос, еще один повод для беспокойства.
Что бы ни говорил ей Чарльз, Элен никак не могла поверить, что продажа фермы будет самым лучшим выходом из создавшегося положения. А со вчерашнего вечера она не знала, что думать о самом Чарльзе. После его признания она в слезах убежала в свою комнату и до сих пор так и не смогла решить для себя, что же это было: объяснение в любви или угроза.
Что ей делать?
Любит ли она его, хочет ли?
И как она может кого-то желать, когда не прошло и двух недель со дня смерти мужа?
А что скажет Джон? Он боготворил отца.
Как он отнесется к подобной замене? Да еще кем, Чарльзом? «Элен, ему двадцать четыре года!» Сколько презрения было в словах Чарльза! Но для Джона я прежде всего мать! Многим ли сыновьям понравится, если мать влюбится в другого мужчину, ляжет с ним в постель?..
Нет, она явно сходит с ума!
Взгляд Розы оставался по-прежнему бесстрастным. Может быть, она умеет читать чужие мысли? На столе все еще лежали разноцветные карты Таро – островки голубого, желтого и красного.
– Послушай, Роза, ты не хочешь мне погадать? – неожиданно спросила Элен.
Домоправительница не шевельнулась.
– Вы в это не верите, миз Кёниг.
– Я сама не знаю, верю или нет. Давай попробуем. Ну давай же, Роза!
Узловатые коричневые пальцы пауками разбежались по столу, мгновенно собрали карты, перетасовали их и стали раскладывать. Роза перехватила взгляд Элен.
– Старые карты лучше всего, – ворчливо пояснила она. – В них больше силы.
– А сколько лет этой колоде?
Роза редко улыбалась, но сейчас ее угрюмое лицо засветилось от гордости.
– Мистер Филипп привез их мне в самый первый раз, когда поехал во Францию.
– В самый первый раз? – Элен пыталась сообразить, когда это было. Филипп любил Францию и ездил туда время от времени, иногда надолго. – Лет сорок назад, если не больше?
– Да, наверно. – Теперь карты занимали все внимание Розы. – Из самой из Франции.
Элен не смогла сдержаться.
– Это все, что он привез тебе?
Роза помолчала, а затем ответила, не поднимая головы:
– Да. Из Франции. В тот раз.
– А… в другие разы? Роза не стала церемониться.
– Вы ведь знаете мистера Филиппа, миз Кёниг. Он всегда был мужчиной.
Хлопнула дверь, в кухню с надутым видом вошла Элли. Казалось, она принесла с собой не только ведро и тряпку, но и ядовитое облако недовольства. Небрежно кивнув хозяйке, женщина повернулась к Розе и произнесла сердитой скороговоркой:
– Я протерла веранду, убралась после завтрака. Что еще?
Во взгляде домоправительницы читалось явное неодобрение.
– Сходи в дом для гостей, приберись там. – Элли понуро побрела к выходу. Элен проводила ее глазами.
Элли… И Алекс…
Первая карта легла на стол. Влюбленные. Ее всегда поражала эта карта: вместо счастливой пары на ней были изображены две женщины и мужчина, застывший в вечном полуобороте от одной к другой. Вот, наверно, предел мечтаний большинства мужчин, блаженство в их понимании: несколько женщин, которые всегда под рукой.
Как Алекс…
И Элли…
Элен замерла, пораженная только что пришедшей ей в голову мыслью. Как Филипп. И Роза.
Что отец, что сын.
Алекс вчера как ни в чем не бывало развлекался с прислугой буквально под самым носом гостей, с которыми он собирался заключить важную сделку.
Филипп поступил бы точно так же.
В памяти всплыли все неясные опасения, все смутные подозрения прошлых лет.
Допустим, Филипп взял Розу в домоправительницы, когда они оба были молоды и еще не обзавелись семьями – Элен всегда казалось, что слово «домоправительница» означает нечто большее, чем управляющая домашним хозяйством. Однако она была уверена, что если между Филиппом и Розой и существовали какие бы то ни было отношения, они должны были прерваться в тот самый момент, когда он женился на Труди.
А почему, собственно, они должны были прерваться? Женщина не теряет своей привлекательности только оттого, что любивший ее мужчина женился на другой. А Роза все время была здесь, под рукой, и все также предана Филиппу. Она жила с ними, являлась таким же членом семьи, как их собственный сын.
Она была частью этого брака с первого до последнего дня, до того самого дня, когда умерла Труди. Наверно, Роза, как обычно, приготовила им завтрак, а потом смотрела им вслед, когда они отправились в буш…
А потом он стал вдовцом, а Роза по-прежнему была при нем.
И это продолжалось до тех пор, пока не появилась она, наивная восемнадцатилетняя Элен, целиком и полностью подчинившаяся воле мужа.
Даже будь у него десяток женщин, она так ничего и не заметила бы, не задала ни единого вопроса. Однако кем нужно быть, чтобы долгие годы, на протяжении двух браков, иметь любовницу и чтобы эта женщина жила под одной крышей с молодой женой, которая обожала своего мужа и ни в чем ему не отказывала? Таким человеком, как Филипп. Сильным и ненасытным. К сексу он относился, как к еде, а от души поесть он мог и два, и три, и четыре раза, и так каждый день. И он любил разнообразие, остроту ощущений. А что может быть лучше, чем иметь под рукой и белую, и черную женщину. Наверно, он насладился сполна. Тайком ускользнуть от благоуханной хозяйки дома, из ее роскошного будуара, чтобы совокупиться в грязной кухне с ее сестрицей – Золушкой – в этом весь Филипп Кёниг, в этом заключалась для него власть над подданными его Королевства.
