Текст книги "Жизнь с двух сторон (СИ)"
Автор книги: Роузи Кукла
Жанр:
Эротика и секс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
Приехали в темноте. Я всю дорогу проспала, как кошка. Свернулась как–то, а он меня еще накрыл своим плащом, и я поплыла….
– Приехали. Бери корзину и пошли.
Вылезла из машины, а прямо передо мной дом высотный. Красивый и новый. Вокруг стоят дорогие машины, во многих окнах квартир свет горит.
Потом в лифте. Едем, а я еще не очухалась ото сна и, как в сказке, лечу с ним куда–то вверх. Приехали. Холл просторный, подходим к двери без номера.
– Входи! Туалет там! – Как он догадался?
Проходить пришлось через коридор, заставленный не распакованной мебелью, словно через кладовую мебельного магазина.
Вошла в туалетную комнату! Простор и отделка! Вижу себя, измятую и какую–то жалкую. Тут и биде, и ванная. Все красиво, ярко, светло, как днем.
Бумаги никакой. Ах да, биде.
– Справа горячий, слева холодный. Осторожно, потихонечку, не обожгись.
Слышу как он, словно угадывая мои мысли, говорит за дверью.
– Джакузи потом! Выходи, моя очередь!
В дверях чуть – чуть сталкиваемся и немного с заминкой расходимся.
– На кухне в холодильнике продукты. Приготовь что–нибудь сама. Я ненадолго, мне надо отмокнуть. Когда приготовишь, позовешь… – Слышу, как он уже из–за закрытой двери.
– Мама родная! – Невольно воскликнула, вступая на кухню.
И не кухня это, а целый зал. Вся кухонная мебель в сборе, и по ее поверхностям стоят в ряд: микроволновка, чайник, блендер, кухонный комбайн, а вот и холодильник Бош.
Открыла. Ба, да тут продуктовая пещера Али – бабы! Так, что он любит? Мясо, рыбу? Но это долго, а вот котлеты по–киевски, это подойдет. Гарнир? Так, салаты мужики не любят, им бы что наваристей. Ага, вермишель быстрого приготовления, но такая,… такую я еще и не видела даже. Она прямо с чашками. Так, тунец, баранина, вот, курица! Пойдет. Пить, пить что будет? Сок? А какой? Это что? Банановый – нет, томатный пойдет! К вермишели подойдет, а на закуску десерт. Так, мужчины любят сладкое и мучное. Что это, рулет? С чем? Так, с молоком сгущенным, с малиновым джемом, ага, с шоколадом. Пойдет! Что еще? Чай? Или кофе? Ну, какой кофе, ночь на дворе. И чай не надо бы, лучше сок какой–то…
Так это в микроволновку, а это подогреть потом.… А посуда? Посуда где? Ищу и не нахожу. Неужели спрятал куда–то, и я без него не смогу найти? Нет, видимо она… Точно, вот в посудомоечной машине. Что? Так, рюмки три, фужеров тоже три, а тарелок аж.… Так, раз, два, три.… Да зачем их считать? Вилки, ножи на всякий случай, а хлеб? Хлеба – то нет! А как мужик без хлеба? Ведь и за стол не сядет! А пирожки зачем? Так быстренько все по местам расставить и пирожки в микроволновку.… Все! Готово!
– У меня все готово, иди!
– Сейчас иду…
Что это, телефон? Где, в комнате, наверное. Зашла, но не найдя выключателя, пошла на звук, взяв трубку и к нему.
– Сережка, телефон!
– Занеси!
Захожу, отвернув голову, а в зеркала–то все видно! Он сидит, расставив руки, и смотрит, как я, выпендриваясь, несу ему трубку телефона, голову отвернув на сторону…
– Давай!
Постой! Да? Слушаю? Ну и… Я сказал, десять. Понятно? Десять и не центом меньше! Все! Я занят! Нет, завтра, но не раньше десяти. Что? Я имею право на свою личную жизнь? Ну, то–то! Пока!
– Все?
– Нет, не все! У тебя все?
– Все!
– Иду!
И уже выходя, не удержалась, и глянула в боковое зеркало, увидела его такое красивое и сильное тело, которое поднимаясь, оголилось прекрасными контурами, за которыми я все равно ухватила взглядом его! Он заметил и улыбнулся спокойно и дружелюбно.
– Ну как? Есть можно? – Спрашиваю его, за все время, пока кушали молча, и когда мы уже грызли лениво и отожравшись горячие пирожки, он мне.
– Руку?
– Что руку? – Спрашиваю, не понимая, чего он хочет.
А он взял ее, посмотрел не нее внимательно и поцеловал мне ее. Мамочки, я писаюсь….
– Мне еще никто рук не целовал. Ты первый.
– Вот и хорошо. Так и буду…Спасибо, вкусно и щедро. Умеешь, молодец женщина!
– И все? – Вырвалось почему – то.
– Ты идешь и моешься. Даю тебе полчаса. Хватит?
– Да… – Каким–то дрожащим и жалким голосом.
– Я стелю постель и жду тебя.
– Да! – Совсем другим голосом.
– А ты?
– Я поработаю, чтобы назавтра не с самого раннего утра. Ты не возражаешь?
– А спинку?
– Что спинку?
– Ну, я люблю, чтобы мне ее потерли…
– Так, иди уже, любительница, чтобы ей там что–то потерли.…Потрем! Дай время!
Да и возьми в шкафу чистый халат и тапочки. – Сказал и пошел, запахивая на ходу свой такой красивый махровый, белого цвета халат.
В каком шкафу, какие чистые тапочки? Постояла в нерешительности.
– Время идет! Чего ждем? Полчаса, не больше… – Слышу, как он из комнаты.
– А… – Хотела его спросить, как он снова, опережая меня, громко, чтобы я слышала.
– В коридоре, за створками: халат белый, махровый, размер сорок четыре. Тапочки белые, пушистые, новые, в упаковке, размер… – Помолчал секунду. – Тридцать шестой, пойдет?
– Угадал! Все угадал, молодец!
А потом… Боже, какое же наслаждение! Не то слово! И я, несмотря на то, что у меня все еще длились дни…, не смогла удержаться от соблазна тепла и чистоты, и села в ванную…Села и словно провалилась на полчаса.
Потом слышу, как он под дверью.
– Спинку, кто заказывал, спинку?
– Нельзя! – Почему–то ему громко.
– Спинку, кто заказывал спинку.… И входит ко мне с завязанными глазами!
Потом смешно так! Он меня всю вымыл с ног до головы и все с закрытыми глазами! Представляете? Всю трогал, и такие мне слова, стихи читал красивые, что я, я… Я его прогнала!
– Иди, дервиш невоспитанный! Ты меня прямо до слез довел своими стихами! Вот прикажу тебе отрубить голову….
– Нет, это не наш метод, лучше…
– Иди, я сказала, а то отрублю тебе еще что–то?
– А вот и не отрубишь, не отрубишь…
– Ну, тогда откушу! Иди и готовься!
И откусила ведь! Шучу! Нет, я ему такую мелодию на дудочке вывела, что он запел вместе со мной! Вот как!
А потом чудо какое–то! Раз, потом тут же еще и следом снова еще.… И все с дудочкой, словно палочкой волшебной и обжигающе горячей. Чудо такое, что с таким еще и не сталкивалась. И уже теряя сознание, все и вся, я ему…
– Мама! Мамочки! Пощади, повелитель….
Но повелитель и тогда не пощадил музыкантшу затейливую, и она улетела, как птичка, на райские облака в ту ночь.… И даже в себе что–то потеряла.… Какой–то там Тампакс, который не успела или забыла вынуть, перед столкновением с его чудесной флейтой. На которой потом играла сама и игралась с ней до самого утра, наслаждаясь чистым голоском прекрасной пастушки.…Которая сама, в припадке невиданной радости, сползала к нему между ног и играла волшебную и просто божественную музыку, на разные голоса с ним, на его дудочке, такой прекрасной и словно выструганной из бамбуковой палочки, но не маленькой, а такой себе толстенькой и фантастически крепкой, и так до самого до утра….
Первый ударВремя летело как ветер. Не успела оглянуться, как уже месяц прошел с момента, когда я сидела в его Бэхе и жадно заталкивала в себя шаровые пирожки.
Видимо, что–то такое мощное и сильное присутствует в нас, и влюбленный человек может, соединяясь, передать часть своей силы и здоровья любимому человеку. Что приводит в гармонию работу всех его органов, и это отражается озарением света на его лице, спокойствием речи и благополучном исходе каждого дня. Вот и на меня пролилась сия чаша. За все эти дни, что я, как зайчик, как кролик, не пропуская ни одного дня, не оставляла его в покое. И все карабкалась по его сильному телу, перебираясь то туда, то сюда, меняя позы, упражняясь на нем в том, что умела, что научилась от него и замирала потом, счастливая и вылюбленная безмерно. И так до следующего вечера, а иногда и продолжения ночи.…Вот так и жила с ним, моим повелителем и волшебником. Не ощущая ни времени, ни приступов болезни своей и только ждала и прислушивалась вечером к его шагам и лифту. Ждала и выглядывала в окно, страшно, безумно радуясь его появлению и снова, как в первый раз его и с ним….
Но роковое истечение времени, что было мне отпущено, уже коснулось не только меня, но и тех, кто со мной общался и соприкасался, кого я любила.
Я отдавала им всю себя, как в последний раз! И они этого не понимая, требовали от меня еще и еще, я это видела по их лицам, во взглядах ненасытных, но любящих глаз, и я уступала, отдавая последние силы, которые мне самой так нужны были еще для борьбы с болезнью.
Видимо, это так возмутило судьбу, что она нанесла мне скоро непоправимый и страшный удар!
А я, ничего не подозревая, жила и радовалась счастью, что выпало мне, как звезда счастливая.
Мебель всю по моей просьбе собрали, и я расставила ее по комнатам, как сама захотела. И меня похвалили. Потом занялась техникой на кухне и содержимым его холодильника. И снова меня, как в той сказочке, похвалили. Потом мне этого показалось мало, и я взялась за его вещи. Стирала, досушивала и гладила его рубашки. И снова меня хвалили. А потом он пришел и говорит.
– Собирайся, поехали!
Куда и зачем не спрашиваю, так как с самого начала мы с ним так договорились. Он мне:
– Не спрашивай, чем занимаюсь и кто. Просто живи и радуйся. Но я не граблю и не убиваю, торгую. Одним продаю, у других покупаю. Все!
– Понятно.… Но и ты не спрашивай и не пытайся даже. Узнаю и уйду тут же. И у меня все!
Потому, когда он мне, я ни слова не спрашиваю, молча с ним в машину. Сели и поехали. Приехали к какому–то бутику. Зашли. Он мне:
– Бери, что понравилось! Не понравилось ничего, пошли в другой.
Я замялась, так он сам. Представляете!
– Так, иди сюда! Это – нет, это – нет. – И так пятнадцать минут. Он все понял и говорит.
– Пошли дальше.
Ну и терпение у него! Я уже устала, а он все:
– Это – нет, это–нет….
– Понял.… Садись, поехали.
Привез куда–то и говорит:
– Теперь сама. Иди и что понравиться отложи. На цены не смотри. Бери что нравится! И вот, что еще? Мою просьбу выполни, пожалуйста?
– Какую?
– Белье себе купи. Я люблю черное, кремовое, розовое, белое и…
– Хватит, я поняла!
– Все как просил. – Говорю ему уже дома. – Садись и смотри. Вот белье на мне белое….
Так мы потом дома с каждой сменой моего белья … Сил не хватило у нас все мою коллекцию опробовать. Но он остался очень довольный моей коллекцией белья: белого, черного, розового, голубого….
Теперь я все поняла, и меняла его чуть ли не каждый день. И не только белье, но свои наряды: сегодня черное английское платье, завтра французское бежевое.… Да и туфли к ним….
А на мой день рождения – мне шубу! Настоящую, норковую! Я и описалась прямо, когда он, пугая меня, в ней ко мне приполз рано утром на четвереньках.…А в зубах у него яркая и красивая роза была.… Так бы и продолжалось все и дальше, пока….
Сережа уезжал на день пару раз. И когда он в следующий раз сказал, что едет, я его поцеловала и стала ждать. День прошел. Впервые за все время я одна в постели. Не спится! Крутилась, крутилась, а потом встала, оделась красиво и пошла на кухню, и там до самого утра что–то ему готовила…
Я не слышала даже, как он вошел, и вздрогнула. Видно его ключами….
– Кто? – Спрашивает какой–то неприятный мужик.
Сердцем я сразу же почувствовала, что с Сережей беда, и потому, интуиция что ли подсказала, и я ему спокойно и, стараясь не подать вида, что страшно и что в отчаянии. Да и нога сразу же отнялась.
– А где Сергей Иванович? Я ему тут приготовила на целый день…
– Чего шкандыбаешь? – Он мне.
А тут следом еще какие–то типы ввалились. И я все сразу же поняла!
– Кто? – Опять мне.
А у меня словно отнялся язык и я не могу слова вымолвить. Еще минута и я просто упаду без чувств!
– Слышишь, Колян, она типа его домработница! – Слышу, как тот, первый, звонит кому–то и обо мне говорит.
– Не, не похоже… Шкандыбает она! Не… не подстрелили…. Слышишь ты, лахудра, ты чего это, с ногой давно? С детства? А чего дохлая такая? Ни сиськи, ни письки.… Слышь, Колян, мы это, ее отпускаем, пусть шкандыбает? Хорошо? Ага! Не… Прикольно!
А потом обернувшись ко мне:
– Даю три минуты! Ноги в руки и вали отсюдова….
– А Сергей Иванович когда приедет?
– А теперь уже никогда! Ха. ха…ха!
– Нет, вы мне скажите, где его можно встретить?
– А вот там! – И пальцем мне на потолок.
Я почему – то, не веря еще и холодея от страшной догадки, как дурочка… Ничего не взяла, так полураздетая и ушла. Ушла, но живая и вовсе не живая, обреченная стала….
Спасибо, что отпустили, не разобравшись, а может Сережка им меня не показывал специально и не говорил, оберегая на всякий случай? Вот так, живая уползала от них.…Как тот тип сказал? Прошкандыбала я от них и скорее на улицу, и дворами….
Тащусь и реву ревмя! Но никто ко мне, ни шаг, ни два, никто не спросил отчего! Никто!
Беглая жена олигархаДо своего дома в тот раз она так и не доехала. Ее сняли с поезда на каком–то полустанке и тут же доставили в железнодорожную больницу. Состояние Натальи было критическим, и молодой врач – Анатолий Борисович, ломал голову в попытках вернуть в сознание эту неожиданную пациентку, о которой еще почему–то с самого поезда все говорили, что она беглая жена какого–то олигарха. Потом, по лекарственным препаратам, о которых он к своему великому стыду ничего не знал, установил, с помощью консультации, что у загадочной пациентки…
– Да, да, да! – Только и повторял он в телефонную трубку. – Все понял!
А на другом конце телефонной линии ему давал обстоятельную консультацию его учитель и медицинский светила, у которого он только что проходил интернатуру перед получением диплома врача.
А до этого вот что происходило.
Заложив за бесценок маленькое колечко, которое она себе как–то выбрала в ювелирной мастерской, она получила за него сразу же невероятную кучу денег. Откуда же ей было знать, что пока она рассматривала в той ювелирной мастерской другие украшения, Сережка побеспокоился, и платиновое колечко, покрытое золотом, прямо сразу же преобразилось в неприметное колечко, с подменой алмаза на дешевый синтетический камушек.
И ювелир, тут же при них трясущимися руками вставил в оклад этот камешек, прекрасно понимая цену дорогому кольцу и суть происходящего. Жизнь его научила всему, он и раньше проделывал такие фокусы своим уезжающим на историческую Родину родственникам. Он смолчал и быстро все проделал, потому что, во–первых, хорошо понимал жизнь, а, во – вторых, что ему хорошо заплатили. А дома семья и дети – паразиты…
Потом она тупо и плохо уже понимая что, отстояла в длинной очереди за льготным билетом, и по привычке заранее вышла к поезду.
Когда она, превозмогая желание лечь, все–таки похромала, по бесчисленным лестницам и переходам до своего поезда, то у плацкартного вагона с нужным номером встретила расфуфыренного и довольно высокого дядьку–проводника в форме, с пышными седыми бакенбардами.
– Ваш билетик, Мадам? – Спросил он, явно любуясь собой и тем впечатлением, которое он произвел на эту загадочную пассажирку без багажа. И ей эта его манерность очень понравилась, и она успокоилась.
Потом она прошла мимо толстопопой проводницы, которая возилась со стопками сырх и плохо выстиранных простыней и, сунув ей свой билет, полезла на вторую полку, так называемого, льготного плацкартного места. Которое почти всегда было выбрано сбоку, у самой двери нерабочего тамбура.
Проводница выглянула из своего купе и уже хотела, как всегда, отругать недотепу, но что – то в облике той, и самое главное, в безукоризненно пошитой одежде, ее остановило.
Потом, когда поезд тронулся, и она проходила по вагону, то специально остановилась и как бы нехотя, проверяя билеты, присела на свободное нижнее место, над которым спала пассажирка. И пока она выполняла свои функции, ненароком и осторожно отогнула борт у плаща этой загадочной пассажирки и, не веря своим глазам, прочитала на лэйбле: Париж, Версаче.
Потом наклонилась, специально теряя ручку, чтобы рассмотреть ее обувь, и от изумления уставилась на туфли прекрасной кожи и отделки, что были неаккуратно сброшены и валялись на боку, обнажая на стельке торговую марку. Боже, да это же Сержио Росси!
Выпрямилась и несколько секунд сидела не мигая, соображая, кого же она везла в своем вагоне на этот раз.
Жена олигарха! Нет, точно! Ну, кто же еще так может безалаберно разбросать по вагону вещи. У миллионеров всегда так, подумала. У них бабок много! Что им туфли и платья от Версаче, им все можно!
А как она тут оказалась? Да еще на льготном месте? Постой, постой, а чего это она самой первой залезла в вагон и так тихо, но нагло: вот билет и постель мне! Так она, кажется, сказала. Да так! Вспомнила, что ей сразу же захотелось на нее крикнуть, осадить и она почему–то не сделала этого. А почему?
Ах, да! Туфли ей ее сразу же запомнились и прекрасный белый плащ! Нет, такие инвалиды не носят! Не может быть, чтобы она была одной из них. Те нищие, а эта? Интересно, а бабки она тоже с собой?
И уже поднимаясь, загораживая своим телом ее вещи, вытянула сумочку и тут же, прикрыв ее своим букварем с билетами, пошла от нее.
Потом, сразу же, быстро к себе в купе проводников! Заскочила и, перекинув задвижку на двери, трясущимися пальцами открыла ее….
Какие–то лекарства заграничные, платочек с запахом, ой, не будем спорить, и бабки! Скомканные и затолканные наспех. Много! Тысячи!
Точно! Жена олигарха! Бабок–то сколько? Тысячи!
Потом подняла лицо и удерживая в руках раскрытую сумочку заматерилась.
– Везет же б……ам! Тут вкалываешь, вкалываешь, а этим…. Нет, она точно его баба! И, видимо, сбежала. Да, точно ведь! Как же это я сразу не догадалась? Потому что у всех багаж, а эта с сумочкой какой–то дамской…
У нее зачесались руки, но…
А если ее ищут и ее муж разыщет? А если они узнают, что я ее сумочку стырила?
– Бр–р–р! Только не это! У нее еще дочки, девочки, и она их должна в люди вывести.
Нет, боже упаси! Голову открутят и выбросят на ходу. Нет! Лучше я эту сумочку у себя придержу, а как она проснется, то я ей:
– А вот и пропажа ваша нашлась в целости и сохранности!
И обязательно надо будет так сказать при всех, чтобы потом эти суки подумали, что вот она какая, их проводница! А то, как что, так проводник! Вот так я и сделаю! Вот я голова, какая умная! Недаром моя доченька в институт поступила столичный, вся в мать!
И очень собой довольная, сунула ее сумочку к своим вещами. Потом причесалась перед зеркалом, уважительно себя разглядывая, и вышла.
Потом закрутилась. Сначала ругалась с мамашей какой–то, по поводу, что дует от окна. Потом ее бригадир вызвал, и она на своего напарника переложила все полномочия. Потом.… Потом, сидя в бригадирском купе с рюмочкой чая по случаю.… Ах, был бы повод! И проболталась Нинке, своей подружке по ремеслу! Не удержалась, хотя клятву себе дала молчать! Не смогла в себе скрыть такой случай и не рассказать!
Потом они под предлогом, ну вы поняли чего, к ней в вагон и, расталкивая чьи–то ноги, подошли к той загадочной пассажирке.
– Она?
– Да, кажется она?
– А почему, кажется? Ты же ее билет в букваре оставила, надо было его с собой….
Стояли и, толкаясь от сотрясения вагона, нагло и бесцеремонно рассуждали, разглядывая лицо пассажирки при тусклом свете верхнего светильника.
– Постой, Ниночка! А что это у нее рот открыт, и она не дышит!
– Что? Что ты болтаешь, дура!
– Нет, нет! А ну – ка, я ее… Дамочка? Дамочка? А ну – ка, билетик свой…
– Мамочки родненькая, да она….
– Что?
– Дышит, но без памяти! Нинка, давай срочно к бригадиру! Надо снимать ее, пока не сдохла!
Потом обернулась, и уже на окружающих их пассажиров.
– Ну, что вы вылупились? Что? Ехайте себе и не суйте свой нос!
А потом к самому уху Нинки и шепотом, толкаясь от сотрясения вагона на стыках.
– Она,… она… Ее ищут и меня,…меня, могут….
– Что ты болтаешь, дура, кому ты нужна?
– Нет, я знаю, они могут, они все могут! – Запричитала проводница, вспоминая не такие уж давние разборки в своем вагоне между бандитами.
Вот так Наташку сняли с поезда и отвезли в больницу железнодорожников. А в последнее мгновение проводница выскочила и всунула ей под руку сумочку с деньгами. И хоть ей так хотелось оставить ее при себе, но уж больно страшно было потом работать и ждать возмездия от бандитов за украденные деньги у жены олигарха! И она в последний момент избавилась от искушения, вздохнув с облегчением, и как бы оправдывая свою нерешительность, довольно громко сказала:
– Девочки у меня…
Услышали окружающие и санитары, при этом подумали, что она потому так, что жалеет свою пассажирку.
Добрая женщина! А ведь говорили, что все проводницы.… Эх, да чего там! Злые люди и не чуткие, а вот эта?
Потом, после рейса, ее при всех хвалили и ставили в пример. Сам начальник узла, выступая, говорил ее товарищам:
– Молодец! Вот что значит специалист своего дела! Вот как надо работать, товарищи! Не просто перевозить пассажиров, а, можно сказать, к нему в саму душу заглянуть! Нет слов!
Молодец, что увидела, что спасла молодую женщину и проявила при этом мужество и героизм! Так надо держать, товарищи! Молодец! Будем выдвигать тебя на бригадира!
И пока Наташку вот так вытаскивали из вагона, из цепких когтей смерти, мы вернемся к ее первому мальчику, с которым она когда–то забываясь от счастья, впервые целовалась на берегу прекрасной и плавной реки.
