Текст книги "Жизнь с двух сторон (СИ)"

Автор книги: Роузи Кукла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

История вторая, но правдивая

Переоделась и вышла, тут все правда, а вот потом не было никакого общественного транспорта и пива…

Шла себе куда глаза глядят и все никак не могла заставить выйти на центральные улицы. А вдруг опознают? И что же тогда?

Вот так и брела себе, тащилась трусливо…

Не успела я как следует, насладиться остротой своих ощущений, как нос к носу столкнулась с той самой, молодой мамочкой грудастой, от которой на вечере сбежала.

– Ты? Вот так встреча! – Она мне радостно.

Узнала конечно же меня, с первого взгляда!

– Слушай, Наташка, а ты не поможешь мне?

Я просто остолбенела.

– А откуда Вы меня знаете?

– Да брось, ты! Ты что же забыла, как танцевать меня пригласила на вечере в школе восьмого марта?

– Нет, простите! Я не это имела в виду. Откуда Вы имя мое знаете, я же ведь Вам его не говорила.

– Да вот, – как–то смущаясь немного, она мне. – Вот, захотела и узнала. Уж больно ты девушка фактурная!

– Какая?

– Ну, ладно тебе. Меня, между прочим, зовут Марысей, а все зовут просто – Муха. И ты можешь так же. Слушай, помоги мне немного, а? У тебя есть минутка свободного времени?

– А что надо делать, Марыся?

– Муха! Родная. Зови так, а то я уже отвыкла.

– Ну, хорошо, Муха. Так что надо от меня? Только я на непристойные просьбы не реагирую.

– Какие, какие? Вот ты выдала! Ха–ха–ха! Нет, успокойся! Ничего такого не будет, и не обещаю даже, просто одному хорошему человеку помочь надо.

– Какому такому хорошему? – Спрашиваю, смягчаясь, но все еще недоверчиво.

– Сейчас узнаешь! Постой немного, а я пока позвоню. Хорошо? Только мне не сбеги и не бросай материал без присмотра, как тогда на вечере.

Какой материал, какой такой хороший человек? Куда она звонит и зачем? И почему–то, несмотря на ее бодрый вид и заверения, я жду какого–то подвоха от этой неожиданной встречи. Может от того, что сбежала от нее тогда, не зная, что ей ответить на ее беспардонный вопрос о ее больших сиськах? А может, за этим что–то скрывается еще?

Стою, как дура, рядом с каким–то мешком холщевым и грязным. Что там такое? Может эта красавица грабанула кого–то, и меня к этому добру приставила? Нет, надо подальше от нее. Бешенная она какая–то и что–то в ней уж больно кипучее…

– Ну, все! Сейчас машина подъедет, и мы поедем.

Куда поедем, зачем? Видя мое замешательство, она мне:

– Слушай! Да не бзди ты? Прости! Вырвалось, знаешь, по привычке. Да не пугайся ты. Ну чего ты? Я же в родительском комитете школы и потом ты меня знаешь…

– А я и не пугаюсь… – Мямлю, пока что слабо соображая, что же произойдет дальше.

А дальше: машина легковая, и мы в нее этот тяжелый и грязный мешок. Потом она меня уговорила поехать с ней вместе и там уже, где надо, помочь ей опять дотащить его, как сказала, в какую–то нору.

Заинтриговала. Мешок тяжелый, нора какая–то там у нее. Что еще мне она приготовила? Но вида не подаю, сижу рядом и молчу. А она вся просто извелась, искрутилась дорогой. Всю меня радостно так и чуть ли не потирая руки, рассматривала. Попросила бейсболку снять. Зачем это ей? Потом отодвинулась и минуту пристально разглядывала меня, как доктор или маньячка… Ага! Скажи еще ей об этом?

Но машина приехала, и мы вытащили этот мешок с ней, а она того мужика, водителя, в щечку и еще ему спасибо! А тот любовник ее, что ли? Как–то согнулся и ручку этой грубиянке поцеловал. Извращенец какой–то! Грязную руку, всю перепачканную чем–то белым и желтым.

– Давай туда! – Ткнула пальцем в сторону подвала у какого–то старинного и красивого дома. Я даже и представить себе не могла, что есть в городе такие красивые старинные дома, и такие под ними некрасивые и страшные подвалы.

– Не… – Говорю. – Я с тобой, Муха, в подвал не полезу!

Она неожиданно засмеялась, а потом примирительно.

– Ну ладно, трусиха! А я – то думала, что ты такая смелая и тебе нечего бояться раз мальчишкой вырядилась и расхаживаешь по городу, на свою ж…. приключения ищешь!

– Вот и не надо мне с тобой никаких приключений… – Говорю, уязвленная ее замечанием в самую точку. Как она меня, а? Вот же Муха какая кусачая мне попалась? Ну, погоди, я тоже тебя…

– Ладно уже, я передумала. Куда там надо твое барахло награбленное тащить, давай показывай, где там твоя нора бандитская?

Она снова как засмеется! Не злобно, а искренне и весело. Но потащила меня за собой в подвал, да еще с этим мешком тяжеленный по крутым и многочисленным ступенькам вниз.

– Что это у тебя в мешке такое? Как будто бы земля какая–то для погребения.

– Что? Ну, ты мрачная какая! Нет, не земля. Но близко очень. А по смыслу, наоборот, то для увековечивания предназначено.

– Какого увековеченья? Это которые памятники что ли?

– Близко, но все равно – не то! Давай уже, немного осталось…

Потом она своим довольно крупным задом в дверь ткнулась, та открылась с шумом и лязгом, и мы попадаем…

Вроде бы я собиралась в ад, а попала в рай! Ничего не понимаю. Точно ведь, стоят ангелы с крыльями и еще какие–то фигуры белые мраморные в коридоре широком, а за ним из прохода свет яркий, солнечный просто.

– Ну, вот мы и проперлись. Ну, как тебе норка?

– Муха? – Слышу мужской и немного хриплый голос. Ты привезла?

– Да, маэстро и с собой такую фактуру…

– Ну и где же она?

Говорит какой–то невысокий и бородатый мужчина в фартуке и с грязными, просто заляпанными глиной руками.

– А вот! Смотри! А? Что скажешь?

Мужик вышел и уставился на меня своими довольно сощуренными глазами.

– А ну–ка, к свету давайте! – Скомандовал неожиданно властно.

И меня Муха, просто толкая в спину, вытолкала в…. Я замерла от неожиданности. Все что угодно готова была принять, но такое?

Я стояла в мастерской. Мастерской скульптора! Причем потолки, которых я так пугалась, уходили плавными кирпичными сводами высоко вверх, на несколько метров наверное, а оттуда, сверху, ярко били в глаза светом мощные лампы.

– Ну как? Нравится наша норка? – Слышу ее голос издалека, и он эхом в таком просторном помещении.

– А ну – ка! – Сказал бородач, и крепко схватив меня своей грязной рукой, стал вертеть перед собой и так, и эдак, теребя меня словно тряпичную куклу. Ну и силища! Подумала я. Такой запросто может голыми руками голову отвертеть…

– Ну ведь хороша! Матка боска.! – Цокала рядом Муха. – Что скажете, маэстро? Какова фактура?

– Юра! – Сказал бородач и протянул мне свою грязную и немного влажную липкую руку.

А ведь пришлось пожать! Так сказать, приобщиться к их грязному делу.

Грязное, но благородное дело

– Ну, что ты бздишь? – Грубо пыталась меня раскачать на позирование и обнажение Муха.

– Я только буду с тобой. Юрик своим делом занят и даже видеть тебя не будет. Ну, соглашайся, Наташка! Прошу тебя! Ты ведь даже не представляешь, какая ты для нас находка!

– Я не находка и не подкидыш! У меня есть родители, и потом я маленькая еще для таких дел, чтобы с голой попой перед посторонними людьми…

– А паспорт ты уже получила? Вот видишь? Значит, взрослая и сама можешь решать свои проблемы.

– У меня нет никаких проблем! Это у тебя они есть! Почему же, если тебе так надо, ты кого–то другого не пригласила. Вот взяла бы и пригласила, да разложила бы ее, как тебе надо! Хоть со сдвинутыми, как ты мне обещаешь ногами, хоть с раздвинутыми! Что же ты мне не отвечаешь?

– Думаю.

– Ну, подумай, Муха, тебе полезно. А почему тебя все так называют?

– Не знаю, может из–за техники такой.

– Не поняла, что это за такая техника. Техника – это что?

– Не что, а как? Вот смотри, Юрик работает сильно и мощно, а я рядом с ним потихонечку, мелкими сколами, словно муха лапками своими.

– Вот – вот, ты и решила меня своими лапками потихонечку.… И как ты там говоришь, мелкими сколами…

– Слушай, не болтай глупости! Мне нет до твоего тела никакого дела, я мастер не по живому, а скульптурному телу. А Юрик…

– Что ты мне все Юрик да Юрик?

– Глупая ты и ничего не знаешь!

– Ну, конечно, ты у нас умная, потому что муха и летаешь везде, да садишься на все, что плохо….

– Слушай, я же тебя не оскорбляла, ты чего это на меня ….

– Девочки, что это вы? Такие красивые и фактурные…

– Слушайте, что вы все фактурные да фактурные. Что это значит? Я, по–вашему, фактурная, а она, значит, нет? Фактурная, это что же: мануфактурная, фабричная. Как с кондитерки нашей что ли? Я не шоколадка никакая. Это они там все шоколадки и кому хочешь….

– Ого! Ты что это… – Прерывает меня Юрий.

Наступает нехорошая пауза. Мы молчим, а потом Юра тихим и как бы виноватым голосом начал…

– Ты знаешь, Наталья, был у меня один заказ. Сложный такой, но дико интересный. Надо было надгробие детское украсить фигурой девочки, и я просто извелся весь в поисках модели. И вот, случайно, на улице, встретил девочку беспризорницу. У нее такие глаза были и такая она выразительная и лицо такое страдальческое. Ну, вот думаю, повезло. Вот это, думаю, фактура! Я ее к себе. Отогрел, отмылась она в горячей воде. Накормил ее, уложил ее спать в чистую постельку. И с такими светлыми мыслями стал как заводной ваять, что называется, по памяти, и от впечатлений такого дела благородного. Только глину на каркас наложил, а она вышла, стоит босая, маленькая такая, в моей рубашке домашней до пяточек ее розовых и …

– Ну и… Что же Вы молчите? А дальше? – Прерываю его молчание.

– А то! – Встревает Муха. – Девочка хоть и маленькая, а уже неисправимая минетчица! Вот что!

– Что? Кто?

– Ну, ты что, дура и не понимаешь? Что она вышла и говорит Юрику. Мол, чего ты не идешь ко мне и не трахаешь? Она же привыкла, что все с ней так!

– И что? – Стараясь не волноваться и не сгореть со стыда.

– А то, что заказ тот, мы прос…! Вот что! Пришлось нам задаток возвращать!

– Ну, а девочка?

– Да какая она девочка? Сучка оказалась! Нас тут же ментам сдала, за какое–то ей место для попрошаек. Потом нас месяц в прокуратуру таскали, и мы же еще и оправдывались, что девочку ту для позирования хотели, а не по ее прямому предназначению. Кстати, она хоть и маленькая, а у нее куча совсем не детских болезней венерических оказалась. На том и защита была построена в суде. И нас отпустили с миром. После того мы все анализы сдали, ну и потом, никаких маленьких девочек ни с улицы, ни с….

– Хочешь сказать и со школы тоже? И даже с такими, у кого уже паспорт имеется…

Она на меня смотрит стыдливо и каким–то умоляющим взглядом…

– Ну и в чем же теперь проблема? – Говорю слегка волнуясь.

– Понимаешь… – Начинает снова Муха. – Мы наконец–то получили заказ из–за границы и работаем как сумасшедшие, а у Юрика все никак не ложиться и ему самому не нравиться.

– Да, не нравиться! – Сказал и вышел от нас из–за загородки бытовой комнаты, как мне показалось, расстроенный.

– Ну и… – Все не унимаюсь я.

– Ты понимаешь? У Юрика никак не получается выстроить образ. И это притом, что только что его работа в столице приз второй степени получила, и его снова признали после долгого перерыва. О нем в каталогах появились сведения и заказы пошли. Все вроде бы хорошо, но нет чего–то. Вот и ищем с ним фактуру, какую нам надо. А ты не видела еще? Нет? Пойдем, я тебе покажу. Работа, ты знаешь, обалденная!

Тихо выходим в мастерскую, горит свет, а Юрика не видно, вышел куда–то.

– Вот, смотри! – Открыла под шторой рисунок, набросок.

– Вот видишь, в общих чертах есть, а фактуры нет! Нет модели главной фигуры в скульптурной группе. Всех нашли и эту и ту, а вот самую красивую…

Потому я, как тебя на вечере увидела, так сразу же решила о тебе Юрику.

– Ну, а он? – Спрашиваю, страшно волнуясь, почему–то. – Я ему как, понравилась?

– Не то слово! Я его таким никогда не видела. Только таким сразу после окончания академии. Он тогда выигрывал все конкурсы, все призовые места, и его уже тогда пророчили в мастера. Нет, Юрочка мой, настоящий художник и мастер.

– Художник? Ты же говорила, что скульптор?

– Ну, в смысле, что он великий мастер! Не гений, но человек одаренный! И если бы не развод…

– Постой, какой развод, с тобой?

– Ну что ты? Я для него не женщина, я подмастерье, муха! Он меня никак иначе не воспринимает. Я для него лицо не фактурное.

– Почему же? А, по–моему, очень даже фактурное!

– Вот видишь! Ты ему скажи, а то все Муха да Муха! Устала уже. И потом, никакого ведь намека даже на секс. Так, принеси, убери, почему не сделано, и еще что–то. Уйду я от него. Жалко, конечно, но надо. Я так рядом с ним присохну…

– А как же родительский комитет. Кто там в нашей школе учится?

– То его дочь. А его, как заслуженного художника, выбрали заочно, можно сказать, ведь у него такие связи и столько возможностей. Ему заказы от чиновников и из–за границы. Он бы озолотился при другой бабе! Ну, а я в тот комитет вместо него. Обо мне так и думают, что я его жена. А я Муха для него! Вот! Так что, девочка моя, давай соглашайся уже. Ты видела рисунок, вот и позируй ему. Может с тобой у него все и получится. По крайней мере, он меня спрашивал, как ты? Согласна или…

Место свободное, пробуй. Он человек, конечно, творческий, спонтанный, но талантливый…. Безмерно. Кстати, был у него такой период, так мне приходилось дверь подпирать в мастерскую, так за ним бабы. Обезумели прямо. Говорили, что он так их нежно и так страстно любит.…. Это у них так у всех, у гениев. Если уже не в искусстве, то в постели уж точно – гении!

– Так что давай, попробуй! У вас все получится! Он именно таких баб, как мальчиков, обожает! Нет, не смотри на меня так, не голубой он, но может так и по–всякому с нами, но с бабами. А нам что? На нас бы пусть хоть капелька его сексуальности упала бы, мы и рады! Не упускай шанс свой! Соглашайся!

– Хорошо, я подумаю…

– Только скорее соглашайся, а то он и этот заказ сдаст. Отступится, я его знаю! Думаю, что ты его всю свою жизнь помнить будешь… Редкостный он человек и мужчина!

– Муха, Муха! – Слышу как он зовет ее.

– Сейчас я, жди, переговорю о тебе…

Хотела сказать ей, что я еще не решила для себя ничего, но все ее слова о его, как бы это сказать точнее, пристрастиях, так что ли, в меня словно стрелы Амура впивались, и я…

В тот же час я уже стояла перед ним с голым торсом в своих маленьких темно–синих трусиках, в той позе, которую он мне назначил, поправляя положение моего обнаженного тела своими сильными и надежными, как его металлические инструменты, руками.

Ну, что вы хотите от девочки еще по сути, которая хотела острых ощущений и даже переодевалась для этого мальчиком?

Вообще, скульптура эта потом Гран – приз завоевала на международном конкурсе! И Юрик, теперь уже мой и никаких рядом мух! Все хотел меня вывести, сначала в столицу, а потом в Париж. Но….

Школу закончила и я в консу. Сразу же поступила в та–та–та… институт культуры. Может, и Юрика связи помогли. Может, но и я отыграла на вступительных экзаменах просто блестяще. Еще бы! Пока я с Юриком была, то со мной за портреты свои и бюсты, занимались такие преподаватели… Он им по статуэтке своей работы потом подарил, а мне вот шанс такой предоставил в жизни. С одной стороны, стать музыкантом, профессионалом, а с другой…

И ведь не стыдно сказать вам об этом. Но и меня он выучил бесподобно играть на флейте, дудочке такой…

Часть вторая. Жизнь со второй стороны

Испытания любовью

Самым необъяснимым образом куда–то пропал Тампакс?

Нет он был, и я это четко помнила. Ну что я, дура какая–то, что ли? Мне что, у него спросить?

Наташка даже слегка приподнялась на локтях и покосилась на него.

– Ты чего? – Спросил он, не открывая глаз.

– Нет, ничего… – Сказала растерянно.

А про себя: черте что! Нет, правда! Это со мной так впервые, ей богу! Ну, бывало всякое, но такое, чтобы во мне что–то потерялось?

Она опять легла на спину и с удовольствием расслабилась.

А ведь было от чего расслабляться! Было! Пока лежала с закрытыми глазами, то ей на ум почему–то пришло это…

Это надо же, как он? Нет, правда! Неужели мне так повезло с ним? И тут же мягко, приятно возбуждая тело, с приливами горячими между ног она вспомнила как он с ней…

Лирическое отступление, если позволите….

Нет, что ни говорите, а мне с мужчинами всегда везло! А все почему? Да потому, что я, в отличие от многих женщин, никогда с ними не была эгоисткой. Да, да! Я не шучу! Ведь все женщины эгоистки и не секрет это никакой! Я никакой тайны женской не открываю, но если вы не согласны, то попробуйте сами определиться с таким утверждением.

Что мы у них спрашиваем все время? Ты меня любишь? Заметьте, не я тебя люблю, а как он меня. Что это, разве же не признание факта нашего эгоизма? Многие так их дрессируют своими капризами доступа к телу, что им так кажется, что мужчины только о том и думают, что о них. А вы попробуйте переиначить эту фразу.

Ведь вы же утверждаете, что не эгоистки, и вам это надо для рождения детей и создания уюта. Тем, кто так думает, предлагаю переиначить вопрос и спросить иначе, о чем вы, как будто бы, только и думаете – о семье, детях, быте. Ну, готовы! Итак, спросите и сравните реакции на вопросы. Спросите его:

– Дорогой, а ты любишь наших детей?

И сравните его реакцию с вашим традиционным вопросом эгоистки.

– Дорогой, а ты меня любишь?

Ну и в каком же случае больше искренности?

Потому, мы никогда им не говорим: дорогой, а ты любишь… со мной готовить, гладить, стирать, заботиться о маме моей, его.

Достаточно?

Так вот эти вопросы вы им не предлагаете, потому что знаете, что он вам в следующий раз на это скажет! Так что, не спорьте со мной! Эгоистки мы!

Мы были и есть неисправимые эгоистки, потому что нам надо, на самом деле от них именно это! Да, тело их и соединения с ним. Прошу заметить, дорогие мои неисправимые, что вот это и есть правда, а не то, о чем вы спрашиваете все время и безудержно на протяжении всей своей с ними совместной жизни!

И вот, представьте меня рядом с ними, которая никогда таких глупостей не спрашивает. За тело, да! Спасибо огромное! Особенно за возможность соединиться с ним, мужским телом в любовном экстазе! А иначе, как назвать?

Как вы о них. О, я знаю, кто они для вас.… Сначала они о–го–го! И любимые и единственные, а потом? Что говорим между собой: как о неодушевленном предмете – мой пришел, а вот мой козел, или еще чего похлеще…

И при этом снова лезем с ними в постель в погоне за ощущениями в себе их тела…. Ну не эгоистки же разве и не обманщицы? Это сейчас так, живут и не спрашивают.

А в девятнадцатом веке в русском обществе самым серьезным образом обсуждался вопрос о нравственности в любви. И звучал он так: это безнравственно продолжать жить с нелюбимой женщиной или надо уходить из семьи, если любовь закончилась?

Так вот я никогда этим не заморачивалась! Столько, сколько ему было надо, столько и жила с ним. И как только какие–то нравственные вопросы, то я ему… Адью, мальчик, спасибо лапочка, за нежное и приятное.… Иди к своей эгоистке и давись, изображая из себя горячо любимого мужчину, с ответами на ее такие глупые бабские вопросы….

Потому у меня, со всеми моими мужчинами никаких скандалов или выяснения отношений…

Моими, это теми, кто в данный момент занимал во мне своим мужским телом одно, ждущее их место, но уже в моем теле женском.

И я, пользуясь этим счастьем, занималась с ними самой подходящей для женщин работой.… А не парилась, как те эгоистки, за плитами и машинами стиральными, да с проблемами общежития в одной семье и квартире с таким постылым и ставшим таким нелюбимым мужчиной.

Потому они никогда для меня не были: ни козлами, ни дураками, ни как еще там вы их все называете, бывших своих любимых?

И потом. Я их сама не искала! Это они сами…

Но об этом прошу узнать дальше.… Итак, продолжу пожалуй!

На третьем курсе внезапно заболела. Будто что–то серьезное происходит заранее?

Купались в Днепре на острове, и водичкой слегка поперхнулась. Может это, а может наследственность? Одним словом. Эх, если бы одним только словом!

Готовили концерт камерной музыки, я сначала подумала, что сорвалась, переиграла. Смычок дрожал, и левая рука, самая главная скрипача словно с тормозом. Нехотя стала слушаться и предательски дрожать. Я к своей маме, профессорше, моей преподавательнице. Так, мол, и так.

– Хорошо, отдохни, может и правда переиграла. Бывает такое.

У меня было уже один раз на первом курсе, когда я столько занималась, что в конце – концов сон и покой потеряла. Спать не могла, и в ушах все время музыка, днем и ночью. Но тогда после отдыха дома летом все прошло.

И вот снова, но уже совсем по–другому. Ребята мне сочувствуют и советуют расслабиться. А я не могу, организм не принимает. Прямо не знаю, что это со мной.

Не буду дальше описывать. Не для того вам рассказываю, а просто скажу, что пришлось академотпуск брать, да по больницам, к профессуре медицинской.

Диагноз, как приговор к смерти! Все, сказали! И не только музыкой не сможете, но и медленно будете терять возможность ходить, двигаться, управлять конечностями и, простите, нет никакого лечения с последующим оздоровлением. Начнется игра наперегонки. Кто кого? Только в итоге.… А, не буду! Зачем это вам?

И вот, была жизнь с одной стороны, где я такая вся из себя живая и красивая, и даже слегка располневшая, а тут? Ни друзей, ни ребят, подруги вдруг сразу же за своими делами укрываться стали. Нет, заходили домой, конечно же, болтали, сплетничали, особенно мои подруги по школе, ну и все, пожалуй. А как жить дальше? Что это, отпущенное мне и неведомое мне время делать? Сидеть у мамы и папы на шее? Это мне–то?

Так, думаю, пока могу ходить, а я уже стала с палочкой ковылять по дому. И даже на людях, для маскировки, ногу перевязывать стала какими–то повязками: мол, нога временно больная. То буду бизнесом заниматься! Во, как! Не много и не мало. А каким? Деньги, что были, быстро ушли на лечение, да и лекарства теперь каждый месяц все с нарастающим итогом. Нет денег! Что делать?

Ничего, буду посредничать. Телефон есть, значит, если с головой к этому подойти, то буду сводить дебет кого–то с кредитом чьим–то, а мне проценты. Так почему–то решила.

И потом, у меня инвалидность, значит билеты на проезд льготные. Чего сидеть?

Села и поехала в свою консу…

Не смогла я! Шла еще и по дороге поняла, что не смогу с ними, своими родными музыкантами. Я ни разу не ревела до этого, а тут как заплачу!

– Девушка, что с вами? – Парень какой–то перед консой.

– Ах, – говорю, – потеряла все деньги и ногу еще потянула… – Вру ему, а что делать?

– Так! – Говорит. – Идти сможешь?

– Куда?

– А вон, Вольво стоит, к ней.

– Зачем?

– В больницу тебя отвезу.

– Нет! Я только оттуда, сказали, потихонечку ковыляй.

– Вот гады!

– Да нет! Они хорошие и подлечили.… А зовут Вас как?

– Серый!

– Серый? Хорошее имя…

– А тебя?

– Наташа!

– Вот что, Наташка! Ты сможешь меня подождать в машине?

– Смогу, только… – А я голодная приехала, прямо с поезда, страсть какая!

– Понял! Тебе что можно?

– Все! Я всеядная.

– Понял! Я сейчас!

Через минуту он мне корзину пирожков!

– Ешь! Я сейчас!

Сунул на сиденье заднее рядом со мной и сам пошел куда–то.

– А ключи? – Кричу ему. Он ключи оставил в машине.

– Ну, а ты зачем? Под сиденьем вода, пей. Музыку включи! Сиди, жди! Я скоро!

Я уже спала, когда он сел в машину.

– Все нормально?

– Порядок! Едем?

– Едем.

– Спи, мы не скоро, часа через два будем дома…

– Ешь пирожки. Крупные – с капустой, а маленькие – с повидлом. – Это я ему

– Спи, я радио тихо. Надо подумать…

И поехали… А куда и зачем?