Текст книги "Так много дам (СИ)"
Автор книги: Роузи Кукла
Жанр:
Эротика и секс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
Сашка Беркович стоял у библиотечной стойки и, как говорится, пудрил мозги. Его здесь любили за остроумие и эрудицию, за то, что в таком размеренном и тихом мире библиотеки он привносил своим появлением разнообразие и желание нравится, флиртовать. О, Сашка был обольститель! И несмотря на то, что Леночке надо было на этой недели уходить в декретный отпуск, она с удовольствием выговаривалась с ним, таким галантным и остроумным парнем. Она еще подумала, пока все таскала ему новые и новые книги со стеллажей. «Вот он, какой оказывается, этот ловелас и обольститель»? И ей нравилось, что он сейчас, как бы не замечая ее положения и живота, флиртует с ней так обольстительно и все время так точно и мягко говорит ей комплименты. И она с удовольствием занималась оформлением его заявок, забывая, что так часто ей уже нельзя наклоняться и карабкаться по стремянкам за книгами… Она воспрянула, снова почувствовала себя словно девчонка, ей ведь так недоставало внимания мужчин! Она невольно сравнила его со своим мужем, который с ней в последнее время не только не хотел заниматься любовью, но и просто игнорировал ее! И это ее возмущало больше всего. И вместо того, чтобы овладевать ей глубоко и часто, он ей:
– Леночка! Леночка тебе как, удобно, я не делаю тебе больно? Я только чуть–чуть, неглубоко…
И после таких его слов у нее всякое желание пропадало. Ну как он понять не мог, что ее надо было просто, как бабу, отвернуть от себя и натрахать как следует напоследок! А тут он все с нежностями и со своими интеллигентными замашками…
Она, приседая за стеллажом, почему–то вспомнила, как сегодня не удержалась и так же в ванной присела глубоко и …. Да, что это я?
– Вот, Александр Маркович, Вы просили Винера, он у нас на особом учете, так что я Вам, можно сказать, по блату и потом… – Подумала: пусть, теперь уже все можно ей, ведь на этой неделе в декрет…. – Берите в зал, занимайтесь, Александр… я рада помочь Вам….
– Это Вам спасибо Леночка, вы такая сейчас… Ну просто классная девочка, и как это я раньше не рассмотрел Вас?
– Ну что Вы? Какая я девочка? – И показала, какая она сейчас, обхватив свой выпирающий вверх живот…
Ну все, – рассуждал про себя Александр, теперь отойти, найти место потише и…
Он так поступал, когда ему что–то уж больно надо было из книг. Вырезал середину всей книги, сразу же за шмуц–титулом, белым листом обложки, и вместо Роберта Винера, как сейчас, он заклеивал туда какую–то по формату печатному ерунду. Главное, это заморочить мозги им, и чтобы в книжной карточке не появилась запись о посетителе, то есть о нем.
Ленка, дура пузатая, он все так проделал с ней легко и просто, к тому же он, даже флиртуя, почувствовал, как она хочет.… И тут же вспомнил, как в экспедиции на севере он, пьяный, имел,
чью– то беременную жену, какого–то чукчи… А что, таков обычай, и он почему–то именно ее захотел… Уж больно она ему тогда показалась желанной, к тому же он видел, что и той, как и Леночке сейчас, не доставало его в последний раз, можно сказать.
А что, с бабами можно ведь все! Так он считал.
Привычное место за столом было занято, и он со стопкой книг на руках стал топтаться, искать свободный стол. Но сегодня ему не везло, и за столами уже сидел кто–то по двое или по одному. Ну что же, присяду к кому–то, и вот когда тот отойдет…. Но подвела привычка…
– Девушка, можно около Вас?
Странно, обычно он слышал согласие, интерес к себе, его голосу, а тут ни звука. И это кому, ему, обладателю такого красивого мужского баритона? К тому же он видел, успел рассмотреть, стоя рядом с ней, что баба она ничего! Молодая, правда, но тело и особенно бюст…Да, бюст, это его слабость…. А впрочем, и все остальное…
Сашка рос без матери, вдвоем с больным инвалидом отцом. И этот его кашель по ночам и утрам он запомнил на всю жизнь. Матери он не помнил, отец говорил о ней очень мало, может быть, оттого, что не простил, а может оттого, что любил, и когда она, бросив трехлетнего Сашку, ушла к другому, он решил, что сын будет жить с ним. Так что у Сашки отец был за двоих и потом, тот курил. Сказать что много, не то слово. По две, три пачки в день и это притом, что у него всего одно легкое оставалось, что врачи ему…Ах! Да что там говорить! Не слушал он их.
Когда отец ушел из жизни, ему было шестнадцать, но он уже был боец. Умел постоять за себя, хотя был худым и неатлетического сложения. Откуда же ему было таким могучим быть? От кашки и супчика жидкого, чем кормил отец на свою нищенскую пенсию? К тому же жизнь научила его всему. Он твердо усвоил, что ему никто не поможет, что во всем ему надо полагаться только на самого себя. И он так и жил. Но тогда, когда еще был отец, он гулял…
Супчика хлебнул и в школу, а потом и в загул. А что? Как ни ругали его, а всюду он успевал, и погулять, и нашкодить, и всюду у него по предметам: пять, пять, пять! В седьмом классе уроки делал, стоя над столом. Упрется коленкой на стул и… раз и в два счета! И даже соседский товарищ, Вовка, все удивлялся тому, как он так ловко и главное – быстро все. И физика та! Да это же чепуха! Алгебра, примеры, задачи, все у него запросто, и он еще, к примеру, каким–то ему одному известным способом раз и решит все. Учителя все в один голос… Сашка талант! Ему надо…
Но он сам с детства знал, что ему надо! А потом, ему надо было эксперименты производить и все самому увидеть и разобраться. И вот уже сожжена тюлевая занавеска на окне, спасибо соседке, тетке Людмиле, что рядом соседкой. Выручила, одолжила, а отец даже не обратил внимания на то, что такая занавеска чистая, да и рисунок не тот. Потом вспыхнуло что–то еще, и он еле залил, затушил. А ведь и гореть то в квартире нечему было! Две кровати железные солдатские, старый письменный стол и шкап. Да, почему–то отец говорил о нем, что это не шкаф, а шкап. Старый, еще сработанный до революции. Потому, когда он в первый раз зашел со своим школьным товарищем к тетке его в квартиру….Потом он не раз и не два заходил к ней, а потом…
Сначала он быстро ей, этой молодой и красивой Тамарке, починил утюг, потом кран на кухне, а потом уже сам к ней с удовольствием пристроился. Ему только пятнадцать, а у него уже есть женщина, Тамарка. Разведенная, избалованная секретарша из института. Ей бы какого доцента, профессора, а она путается с Сашкой, каким–то мальчишкой. И это еще поспорить, кто кого и какой он мальчишка? Мужчина уже был и то, что надо! Она так с ним и столько, что вскоре Сашка ушел к ней и жил наперекор всем пересудам и разговорам. А тетки только и жужжали…
Наконец – то ему шестнадцать, получил паспорт вот и … жениться, не получилось, рано, запрещено. Томка лезет из кожи, убиваясь за ним. А он что? Взял и пошел по бабам! Вот тогда он начал и прошел все университеты, вместе со школой, которую скоро закончил. И расставаясь с ней, он, уже усмехаясь, смотрел, как на школьном дворе торчат сиськами те, кого он поимел.
Вот молодая учительница по физике стоит вместе с преподавателями. С ней он впервые ощутил, как это сладко ему, по сути еще мальчику и с такой взрослой, хотя молодой, но уже нравоучительницей. И она ему, как что, так все.
– Сашенька тебе надо не в постелях университеты проходить, а по–настоящему учиться. У тебя ведь талант!
Но и она, умолкала, боясь потерять, оценивая каждый раз заново его талант.
Потом с параллельного класса. А где же она? Да вон стоит и выглядывает, с виду не скажешь, что она уже с мужиками жила. Но то все быстро промчалось.
Потом его потянуло на открытия с ними. Он грезил буферами, как говорили тогда. И рисовал их в единственной своей ученической тетради, где с одной стороны алгебра и геометрия, а с другой физика. Рисовал и показывал пацанам. А те ему:
– Сашка, да ты художник, у тебя к бабам талант. – А он и сам это знал.
Вот Маруся, торчит своими могучими остриями. С ней у него сначала конфуз.
Она его отталкивала, а потом прижала сама к шкафу после уроков, решила положить конец его домогательствам и лапаньям, прижала и говорит:
– Ну что, Казанова, попался? Сейчас я тебе твои яйца… – Сказала, а когда взялась там, так у нее рука так и замерла.
– Это, это что? Что это торчит?
– Показать?
– Дурак ты, Сашка! Ты что же думаешь, что если девочка такая,… то с ней можно все и грубо? Потом минут пять возятся. Сашка все пытается задрать ей платье, а она сопротивляется, но под его настойчивыми руками и, самое главное, под его поцелуями, которые отвергала сначала, от которых уклонялась, крутила головой, поднимая то одно, то другое плечико, при этом она сначала робко, а потом все настойчивее сама попыталась его вытянуть, прощупать под брюками по все длине, и потом она….
– Сашенька, – наконец он услышал, – ну как же он у тебя? Как же с таким? Он же, он…
– Думаешь, не влезет? – Нагло и где–то грубо. Это от того, что у него уже все вздыбилось и не терпится.
– Ну что ты? Что? Да разве такое может быть… Это же такое, такое… и он большой очень… Ой Сашенька, ой! Туда не надо! Не надо рукой, ой! Ты порвешь трусики…
– Чего ты боишься? Первый раз?
– Да, да я Сашенька ….ведь я еще девочка….
– Ну ты же ведь хочешь? Хочешь же, я чувствую…
– Нет! Не могу, не хочу…
– Ну тогда я пошел, отпусти…
– Нет, постой, поцелуй еще, еще и в шейку… Ой, ой, ой! Сашенька, Саша…Ты зачем, зачем? Что ты? Ты зачем расстегнул и снимаешь брюки? Зачем….
– По–другому попробуй, раз не хочешь и не можешь, как все. Поцелуй вот его.
Сашка сразу же стянул вниз по ногам брюки и трусы, уже мокрые от его соков. И вот он уже увидел как она с одной стороны с ужасом и каким–то неописуемым страхом, а с другой, с любопытством и закипающей страстью, чувствуя своим животом его наготу, смотрит ему прямо в глаза, словно не верит ему, не верит тому, о чем ведь догадывается…
– Сашенька я… Я не хочу, я… так не умею, не хочу….
– А как тогда? – Продолжает наседать Сашка. – Ты только присядь, посмотри на него.
– Не могу я, страшно мне…
– Ну что ты, глупенькая, им ведь я не убью и ничего даже не сделаю для тебя плохого… Просто я покажу его….
– Саша, Сашенька, сомлела я… не смогу… меня всю разрывает там…. я тоже… Потрогай, Сашенька, там. Нет, снаружи, только снаружи, в трусы я не дам залезть, так вот сделай… Ой, ой, ой! Ты видишь? Ты чувствуешь? Я …
Сашка поймал ее трясущуюся руку и, направляя, сунул ей свой вздыбленный и уже весь мокрый от соков ….
– Саша! Саша! – Чуть ли не в полный голос закричала Маруся. – Он твердый, он такой горячий! Что это он? О боже, что же ты делаешь, что это….
Теперь он обхватил, придавил ее тело, которое сопротивляясь еще несколько секунд его усилиям медленно, но все же, поддалось, и Маруся грузно и неизбежно осела у его ног, словно подкошенная.
Она плакала тихо, склонив голову на груди, рассыпав густые, темно–русые волосы, опустив плечи и не поднимая глаз, но прикрывая лицо, все равно, она не отпускала его и удерживала орган другой рукой. Он осторожно, слегка нагнувшись и чувствуя, что ее рука, так и не отпуская, продвинулась следом и по прежнему крепко сжимает его там, потянул, поглаживая волосы на ее голове, а потом поднял ей кверху лицо… Она закрыла глаза и боится открыть, только дышит прерывисто и сопит.
Эта картина, лицо с заплаканными глазами и то необыкновенное выражение какой–то жалкой покорности, словно подтолкнуло его, не затронув, наоборот, в этой ее покорности он почувствовал свое превосходство над ней. Потому подхватив за волосы, он сунул ей, а затем стал им тыкать по лицу мокрому от слез. Ткнул не сильно в скулу, провел по носу, рядом с зажмуренными глазами, затем, еще отодвинувшись тазом, ткнул им в губы.
– Открой рот! – Без всякого сострадания и жалости к ней, даже жестоко как–то проговорил тихо, но озлоблено.
Она ничего не успела, только слегка приоткрыла свои дрожащие пухлые губы, как он, глядя на эту покорность и податливость тут же…
– А, а., а! М…м…м! Застонал он и, закрыв глаза, понял, что выбрасывает ей на лицо то, что задумывал для другого места в ее теле. И тут словно чудо!
– Сашенька, Саша! Дай мне его я сама, сама, я знаю теперь как, я тебе все сделаю…
Следом он почувствовал, что с ней ему не будет поблажек, и ему надо будет по–другому и надолго с ней…
Потому, как только его взгляд уперся в нее на линейке школьного двора, то она, Маруся, словно почувствовала, зачем–то наклонила голову, а потом повернулась и безошибочно выхватила его тощую длинную фигуру, встретилась взглядом, а следом улыбнулась загадочно. Сашка различил, как шевельнулись ее такие волнительные губы, и она беззвучно прошептала ему: ….я хочу! Понял Сашка. Она подняла лицо и как бы в беззвучном крике, вся озаряясь лучами яркого света улицы, он только и видел ее шевелящиеся губы и как они, соединяясь и размыкаясь несколько раз подряд произнесли, беззвучно… хочу, хочу, хочу!
Все это мгновенно вспомнил Сашка, но, несмотря на равнодушие соседки, присел, положив рядом с ее книгой свои.
Пытка не пыткаТак, что же она тут читает внимательно, эта красавица?
Ничего себе! Она что же в медицинском? Да нет же, у тех своя библиотека. Зачем ей, если она учится на медика в общем зале и с таким атласом? Да, что это она там штудирует? Мельком только увидел что нарисованные кости таза и…
Девушка встала и, не обращая на него никакого внимания, отошла, предварительно захлопнув медицинский атлас.
Сашка посидел, нелепо почувствовал себя словно лишним, а следом, как это делал всегда, бросил взгляд на ее фигуру сзади.
Да, считай Сашка, что тебе повезло! И ножки и попка что надо, и сама она, а как идет? Да она не идет, ступает уверенно, твердо и в то же время плавно как кошка. Ну что же, кошка так кошка! Одной кошечкой больше, одной…Ах, аппетитная девочка какая… Нет, я ей…. обязательно вдую….. – сказал себе, хамски подбадривая.
Задуманное с книгой пришлось отложить на следующий раз, к тому же он ничего не мог осознать из того, что читал. Эта кошечка всецело поглощала его внимание, и оно заострилось именно на ней. Она поначалу показалось ему обычной пацанкой, которых он для разнообразия соблазнял и имел. При этом все они были угловатыми и немного грубоватыми, но отдавались так хорошо! И если ему удавалось, то он получал от них все, что хотел, и с любой стороны их полумальчишеских, полудевичьих тел.
И тут такое же вроде бы тело, но в нем уже что–то не так. И за грубостью, резкостью ее движений он видел женственность и какую–то даже загадочность. А какую? Вот это и предстояло узнать.
К черту того Винера кибернетика, вот расколоть женщину, это почище кодов двоичных, это ведь математика высшая с неизвестными уравнениями. А он как никак математик и высший! Потому одновременно работая в лаборатории, он и на кафедре преуспел, вел практические занятия, подменял даже преподавателей по курсу, и вообще все у него было о кей!
Ну и постель его не пустовала! Изрядно там баб всяких и девочек перебывало из института, даже продавили матрац толстож….. Он по–прежнему так был настроен ко всем им. Потому что ему только стоило… Стоило до сих пор, а теперь вдруг – никак. Странно ведь? Ну что же применим свой интеллект!
Он уже целый час, три раза выходил курить, но все так и оставалось, может быть только раз этот взгляд ее таких серых внимательных и спокойных глаз упал на него
Но, он был бы не Сашкой, которого звали все – Казанова, если бы не подкатил к ней ближе!
Он уже потерял всякую надежду, когда она вдруг и внезапно вошла в курилку читалки.
– Пожалуйста, огоньку, разрешите за вами поухаживать…А вы знаете… и дальше пошло, словно полилось из него.
И что ведь интересно, он и сам не заметил как потянулся к ней…Нет, в ней точно какая–то загадка: больше молчит, а потом его шутке слегка улыбнется и только, но так красиво и такими губками? От общения с ней у него словно ветерком повеяло теплым, мягким и свежим.
Кроме того, когда он сидел с ней, то чувствовал, как ощущает в ней то напряжение, которое он чувствовал хорошо в созревающей молодой женщине. Вот он вроде бы как будто потягиваясь назад, отклонился и быстро, словно сфотографировал ее тело глазами. Особенно его задело то тело, что на стуле сидело. А она в меру полна, бедра ее и колени слегка полноваты, но так, что сводят с ума. О груди даже не буду, то бомбы…
И вот лицо… Так осторожно, она почувствовала, пока отвернусь. Потом снова.
Так, лицо ее… Нет шея сначала… Не тонкая, гибкая, смотри ты, какая у нее пульсирует жилка… Теперь, словно губами ее целуя, пройдусь за ушком, которые она старательно прячет под волосами… Да и волосы те… сейчас я понюхаю их…
Он привстал, похлопал себя по карманам, как будто бы спички искал, а потом наклоняясь, словно случайно коснулся ее головы. Раз! О, боже мой…запах девичьих чистых волос!
Она медленно повернула голову и, не поднимая глаз:
– Вы что–то ищите, потеряли? – Красивым грудным и немного низким, спокойным голосом.
– Извините, извините… Это я спички…
– Что? Ладно, только прошу Вас в своих изысканиях моей головы не касайтесь. Не люблю я этого, мне этого не надо.
И пальцами, немного коротковатыми, слегка полноватыми с плоскими розоватыми ногтями, по своей головке рукой так…. плавно, поправляя прическу…
– Мадонна! Ей богу! Вот это баба! – Говорил он себе, выходя на перекур.
Потом быстро две–три затяжки и назад в читальный зал, чтобы ее со стороны еще раз рассмотреть.
Ее фигурка все время в его внимании. Она немного грузна, но не полна, какими бывают такие девки сисястые, а худощава, но ноги, о боги! Да именно эти, такие немного полноватые с потолстевшими щиколотками…
Он знал таких, то редкость, потому что обладательницы их всегда имели успех у мужчин. Именно вот с такими щиколотками, как у тех проституток, что стоят на дороге, отставив точно такие же сексуальные ноги, так вот у них эти ноги словно соединяются где–то с мозгами. Оттого и становятся обольстительно желанными.
Он еще глянул и понял, что только с ней будет. Потому, когда вернулся и сел на место рядом, то уже просто гудел напряженно весь от желания и ожидания, поглощая энергию молодого создания. Обычно он чувствовал, как девка ощущала, словно каким–то дополнительным третьим чувством его внимание и присутствие рядом.
О, это надо прочувствовать! Нет, с какой–то иной дамой средних лет, в самый раз, но нет в той такой свежести и ожидания, что в теле молодой девушки. В такой даме, как правило, только томление и страсть, желание себя предоставить, удовлетворить, насытить лоно, отобрать у мужчины чуточку жизни для себя. Они ведь, по большей части, все больше эгоистки. Не верите? Вот вам факт.
Ну, хоть бы раз кто из них спросила, а ты Сашка хочешь поесть, тебя накормить борщом, который я специально сварила сегодня для тебя?
И всегда с ними не так! Какая там кормежка, только и слышишь от них: иди сюда, давай целуй, обнимай, раздевай и вытаскивай побыстрей.
А вот с молодыми и без всяких закусок, он их просто поглощал, ел не наедаясь. Особенно, когда он открывал впервые в ней молодую женщину. И это все, что впервые ощущал, она ему как новую жизнь прибавляла! Все поливала в нем жизни эта их нерастраченная страсть.
Поэтому, когда она стала собираться, он тут же с ней встал, проводил. Библиотекарша Ленка, взяв книжки как–то с ревностью с ним, но все обошлось хорошо. Вышли. А они уже не сторонились, ведь Сашка старался из кожи лез вон… И снова загадки…
– Нет, Александр, не надо меня провожать! Спасибо, и телефон свой не дам. Так что извините, но мне пора. Спасибо за красноречие и старанье угодить. Но меня Вам не завоевать… Я сама из воительниц, амазонка я! Воюющая амазонка.
– Ну хорошо, хорошо, Вас только Амазонкой и звать, и больше никак?
– Достаточно. Прощайте!
– Ну как? Я не хочу Вас терять, вот моя визитка и телефон. Возьмите, прощу Вас.
– Оставьте при себе. Мы навряд ли когда увидимся, прощайте…
Повернулась, а он в самый последний момент к ней приблизился, намереваясь поцеловать, но она ловко крутнулась, уклонилась, и все равно он успел, отработанным жестом, визитку ей сунуть в карман незаметно.
Решение окончательно, обжалованию не подлежитЮлька стразу же в ней почувствовала перемены.
– Ты не хочешь со мной спать?
– Нет, Барбоска, не спать, а лежать в этой вонючей норе. Неужели тебе самой не противно в такой вони жить?
– Потому ты с профессором в его дворце, что ли?
– И потому и потом, я ведь в городе бываю, и ты знаешь, от такой вони люди шарахаются от нас. Мне, например, чтобы посидеть в библиотеке пришлось в баню сходить, и, спасибо тетке той, что позволила оставить свои вонючие шмотки. Переодеться, надушиться пришлось, и только потом я смогла выйти к людям.
– Да врешь ты все!
– Ничего я не вру, ты даже не видишь во мне никаких изменений, просто вонять я уже не хочу.
– Опять врешь! Я что же не вижу, что ты в город, потому что в одном месте зачесалось! Ну, скажи мне, что я не права! Так, давай мне не темнить, как его зовут, говори уже, Пи….демона? Кого ты подцепила? Кто тебя будет душить? Он, наверное, из бомжей?
– Нет, почему же?
– Ага! Я так и знала… Ты так и ни разу ко мне не пришла после всего, что было, и ямы… Ну конечно, куда там? Я ведь урод, у меня швы, раны на руках, на лице, тебе все во мне напоминает Фашиста, и ты так же ко мне, как к нему стала относится… Отстань! Отойди я сказала…
– Дура ты и ничего не знаешь!
– Конечно, а кто же я? Бомжиха вонючая, а ты у нас королева! Смотрите, как вырядилась и даже туфли надела! Не подходи я сказала! Не пачкайся об меня! Уходи!
Женька крутнулась и, сгорбившись сначала, но потом вскинув головку, гордо стала шагать, а ей вслед Юлька закричала озлобленно.
– Нечего тебе здесь делать! Иди отсюдова! Таким чистеньким не место среди нас! Вали давай, покуда цела, шлюха! Давай вали, не оглядывайся, поняла? Я сказала, вали на …..!
И Женька решила свалить, но куда? От криков несправедливых и от обиды хотелось курить, она полезла за сигаретами и рука натолкнулась сама на жесткую бумажку. Так, что это? Сашка? Вот же мерзавец, … как его там? Беркович – прочитала фамилию на визитке.
И кто это доцент? Это что же, Сашка профессор? Когда это он сумел? Вот же прохвост! Надо спросить профессора об этом доценте, уточнить, что–то не верится мне, чтобы он такой молодой и уже профессором стал. Что–то не так. А потом задумалась. А может плюнуть на все и рискнуть? И от этой мысли кровь прилилась, дыхание прервалось..
Профессор ей все пояснил, что доцент это научное звание, а должность может быть …
Женька не слушала, ее мозг уже лихорадочно работал, включился, и у нее вызрело решение.
– Так, Профессор, я ухожу ненадолго, может дня на три, может больше, постараюсь дать знать о себе. Вы, пожалуйста, Юльке не говорите, что я в город ушла, нам ведь там появляться никак нельзя. А мне надо так! Понятно?
– Ничего не понятно милая Евгения. Вы уходите от нас, можно сказать, посреди ночи и что это, позвольте сказать, за спешность такая? Я Вам сварил похлебку, простите, поесть, а Вы бросаете нас и потом, где же Вы будете там спать, есть и на что? Вот что красавица и не возражайте, возьмите, это я вам отдаю, когда–нибудь отдадите. Мне ведь деньги тут ни к чему, у нас тут светлое общество построено, коммунизм, если хотите. От каждого мусорщика по способности, каждому бомжу – по труду! – Кхе, кхе! – Прокашлял.
– Видно пришла ваша пора? Я понял, что вы вынашиваете план отомстить им? Ну ладно, молчу, все, я нем, как рыба, кстати, чтобы вы знали, существует рыбий язык…
Женька с тяжелым сердцем уходила в темноту, в сторону огней города и чувствовала, как ей вслед смотрел профессор, который, как всегда оказался лучше их всех….
И что? Что дальше? Я сейчас, как последняя баба к нему, этому Сашке, такому ловеласу опытному и что потом? Это что же, я вроде бы как сама набиваюсь к нему и лезу в его постель?
От этой мысли сразу же заныло и стало тревожно, и в животе заурчало. Видно и поесть уже надо было, ведь с самого утра, устала уже. И потом это надо же было выдержать, когда вокруг столько людей? Но там, где я была, тех сволочей не бывает, поэтому я была спокойна, хотя…. Вспомнила, как внутренне напряглась, когда паспорт тот чей–то утерянный в библиотеке показывала, прикрывая фотографию. Там хоть и похожая на нее, но все равно не она, та была рыжей, наверное, а я темная и потом у меня же нет такой губки надутой, как у той девушки, что на фотографии? Да, кстати, чуть не прокололась, когда та беременная библиотекарша, заполняя билет членский, спросила меня об адресе. Хорошо, что сообразила и ей так, с некоторым пренебрежением.
– Да откройте и посмотрите сами прописку, я же не бомжиха какая–то?
Почему–то так вырвалось, наверное, от того, что волновалась и что только и думала сейчас, как бы не провалиться с подставными документами.
Потом напряглась, когда Сашка подсел. И первая мысль была вскочить и бежать. А вдруг это от них, и они следили за ней? Но этот парень оказался неплохим и все пытался с ней познакомиться. Как, да как зовут, чудак! А я от волнения и всего происходящего просто забыла. Ведь могла же просто девчонка забыть? Ведь так же бывает у них? А почему у них? Теперь уже – у меня! Потому что я теперь Самойлова, Самойлова Светлана Ивановна, …года рождения и проживаю по адресу….. Это она теперь твердила, заучивая наизусть и вживаясь в свой новый образ, шла навстречу огням большого города. Главное, решение принято окончательно и обжалованию не подлежит!
