Текст книги "Так много дам (СИ)"

Автор книги: Роузи Кукла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Построение композиции

Утром она меня так будит, что чуть от страха не закричала. Даже циркнула маленько в трусики.

– Утро доброе, а вот и мы! Гюльчатай, открой личико?

– Дура! Так ведь человека можно на всю жизнь испугать от такой картинки!

– А тебе как моя картинка, нравится? А если я так, как Маринка научила? – И теперь уже, сползая с моего лица, валится на спину, да как сфотографировала… Аж дух захватило! Я к ней, а она:

– Нет, нет! Теперь ты!

– Не стану!

– Почему?

– Да по качану! Теперь ты скажешь, что у меня так, как и у тебя вчера и скажешь, это от чего же мы такие пахучие?

– Дай мне! Дай, ну хоть понюхать!

– Дура ты! Дурочка самая настоящая, хотя и любимая. Иди ко мне со своими товарами и я тебя так…..

Сегодня мы завтракаем по–королевски: и кофе молотый и даже пирожные. С утра можно, говорит Женька, не поправишься, моделям таким, как мы, можно есть все, гуляй, не хочу! Мы ведь с тобой богатые! Интересно, как сегодня пройдет все? Ты волнуешься?

– Есть маленько, особенно, как подумаю, что сегодня она сказала, что все участники соберутся, сегодня композицию будем отстраивать.

– Нам пораньше надо, а то вдруг мы не впишемся! Сколько она сказала баб ей надо? Вот так–то, семь! И что все сразу и с ногами раздвинутыми? А мы поместимся? Это сколько же надо места, чтобы столько человек поместились? Нет! Нам надо быстрее, чувствует моя задница, что сегодня будет пендель кому–то. Ты так не считаешь?

Сказала, что нет, потому как у нас на руках билет. И на ее вопрос, какой, я ответила, что аванс и есть наш билет и шанс. Теперь только бы понять ее замысел и вписаться, так, как она хочет. Вот от того и волнуюсь, ведь в первый раз так, позировать предстоит и как?

Можно сказать, что смотрины проходим, как невесты, правда с раздвинутыми ногами и перед…

– Да! А что она там говорила, по поводу консультантов? – Задала такой вопрос, а у самой все даже похолодело. Это что же получается, что мы будем позировать не только перед ней? Так что–ли? И от того, что поняла, что именно так и будет сегодня, я сама заторопилась.

Уже в автобусе поняла, что ключи от дома оставила на столе и что забыла еще прокладочки, которые вчера с Жекой, придуриваясь перед молодой продавщицей, все примерялись купить и ее теми своими приколами и вопросами совсем задолбали. И еще о чем–то все думала, и даже когда Жека толкаясь, потянула меня к выходу, я все не могла собраться и в себя прийти от этой ее неназойливой настойчивости, да личика Гюльчатай, что нет, нет, да и всплывало перед моими глазами. А ведь у нее там, мечтала, все не так устроено, как я у себя все пыталась высмотреть, но как точно, почему–то не могла представить, верно и стеснялась у нее попросить рассмотреть ее. И как–то неловко мне казалось, что я девочка и у своей сестры и тоже девочки, буду клянчить такие вещи рассматривать. Вот с такими мыслями глубокими мы повторно заявляемся к ней.

К нашему удивлению, мы, оказывается, пришли последними и пока снимаем одежду в прихожей, отмечаю какие необычные и яркие наряды оставили здесь наши партнерши по бизнесу. Причем их сразу же, как вошли, так и слышим, причем они весело так трепятся и о таких вещах болтают, от которых я сразу же теряюсь.

– Вот! Это наши новенькие, знакомьтесь.

– Не наши, а ваши. Мы с малолетками дел никаких не имеем. Статья, знаете ли, чуть ли не расстрельная… – Это говорит, рассматривая нас, слегка прищурясь и оценивая, красивая такая и очень сексуально разодетая дама.

Вернее, почти совсем раздетая. Так как на ней всего–то коротенькая и сверкающая такая накидка вместо платья. Да и у остальных девочек, что я успеваю заметить, у них тоже что–то такое же экстравагантное и броское, и только мы с Жекой, как два беспризорника. Стыд, да и только!

Они все тесно уселись на кухне и жадно, как мне показалось, прогоняя усталость, пьют крепкий кофе и при этом курят. Я тоже достаю сигарету и…

– Здесь не курят! – Срезает мои намерения эта сверкающая.

– А как же ты? – Встревает за меня Жека. – Кури, кури сестричка, я разрешаю!

Следом Женька сильно толкает бедрами девицу, что с края за столом, расчищая для себя посадочное место. Ее пытаются выпихнуть, но они же не знают ее характера! Возникает возня за место.

– Смотри, какая настырная? – Все так же со снобизмом в голосе произносит сверкающая. – Эта далеко пойдет, кого хочешь затрахает. – Вещие слова произносит, как потом окажется. Но тогда Женька все–таки проигрывает, и ее бесцеремонно выталкивают под одобрительные словечки подруг.

– Ничего–ничего, еще не вечер. Посмотрим, кто кого… – Озлобленно говорит Женька.

– Ты чего это с утра развоевалась? – Спрашиваю, – зачем тебе это надо, ссориться? Смотри их сколько, целый табун.

– Ага! Точно! Целый табун перееб….. кобыл! – Со злостью матюгается. – Только от того, что их всех вместе где–то дерут по ночам, на какой–то хазе, они оттого только и могут, что своими копытами упираться. Ночью надо было, когда их е….

– Ну, хватит! Что ты в самом–то деле с утра и с матюгами?

– Ах, ты б…..! – Сначала одна, следом другая и вот уже не только ее, но и меня начинают довольно прилично пихать, шлепать по заду и выталкивать из кухни.

– Ах ты ссы…..ха! Еще на губах материнское молоко не обсохло, а она туда же со своей ватрушкой…

– Сама ты…. – Но ей не дает договорить Маста, которая входит, и тут же, все прекращается, как по мановению волшебной палочки.

– Что за шум? Кого оштрафовать? – Все хоть и красные, но смирненько так сидят и головы даже бояться свои приподнять. Одна Женька, хоть и с растрепанными волосами и со следами их пощечин и тумаков, но горделиво и все равно, настойчиво.

– А ну, подвинься, чего расселась! – И все–таки занимает место за общим столом.

– Ну что вы хотите? – Спокойненько так говорит блестящая. – Танк есть танк. Они все там такие в своем противотанковом училище….

– Так! Успокоились? Теперь слушаем внимательно….

Маста рассказывает и даже показывает набросок, на котором я вижу, как нас она штрихами изобразила с раздвинутыми ногами, а всех остальных, кого как, кого в одежде, а кто, как мы, но только в иных позах и ракурсах. И даже одна на четвереньках, Женька так и сказала бы, как она стоит, но Маста все поясняет, а потом уже всем грозится, что кто ее не будет и… Все притихли, молчат и как я поняла, они уже так с ней не первый раз, потому и понимают все, к тому же, как мне показалось, она им совсем другие деньжищи пообещала. Но я не права оказалась, как потом узнала, но о том я расскажу впереди. Ведь мы же тогда даже не догадались, что мы сидим с Женькой среди пока что живых сексуальных …рабынь! Да, рабынь!!! А вот кто их хозяин мы скоро узнали, но об этом потом…

Потом все закрутилось. Нас пересаживали с места на места и то так, то вот так, но все пока в трусиках и бюстиках, что все еще на нас. И их, тоже. То ляг, то встань, то ноги свои раздвинь, теперь нет, не так, а вот так. И так мы выстраивали своими телами ее картину. Устали уже сами и она, как видно измоталась, потому что, вдруг так сразу закричала.

– Так! Тишина в студии, замерли! Замерли, я сказала!!! Это Пал Палыч! – И к телефону…

– Да! Спасибо, все в порядке! Спасибо, не надо ничего. Девочки? – И обернулась, на нас смотрит, а у всех, я даже почувствовала, как замерло дыхание. Стоят, не шевелятся и даже не дышат. – Девочки ничего, хороши, только немного устали. Нет, нет! Выглядят хорошо… И знаете, Пал Палович, я решила, Вы уж простите художнику его вольность, оживить картину, и у меня две нимфеточки такие… Да, нет, что вы? Им же по … – Потом быстро, трубку оторвала, рукой прикрыла. – Сколько вам лет? Ну же? – И хоть мы ей прошептали, что нам по четырнадцать, она все равно ему… – Да по двенадцать и что, что? Ну, хорошо, приезжайте, жду Вас! Только они, Пал Палович, сегодня впервые пришли и я с ними так и договорилась, что только натурщицами, только… Ну, что Вы, они же еще… Ну, хорошо, хорошо,… жду!

А потом все перевернулось, мы королевы!

И все вокруг нас и все время только и слышу, Пал Павлович и Пал Павлович…

Маста, зачем–то нас погнала тут же в ванную, несмотря на наши заверения и протесты, что мы там все подмывали и что мы там именно и такие вот чистенькие…. Причем, нам в помощь тут же девку одну и такую настойчивую, что как только мы зашли, так она с нам и … Ну, что вам сказать, я стояла со слезами на глазах, когда она там в ванной, пока я стояла, то она у меня там своими руками… Жека попробовала брыкнуться, но та просто рассвирепела и зашипела сердито и угрожающее.

– Только попробуй мне сжать и не раздвинуть ноги, я тебе тут же выдерну к е… матери матку!

И от этой ее настойчивости, напора я вдруг почувствовала, что мы с Жекой попадаем в какой–то немыслимый по своему размаху и неприкрытому страху вертеп. Я ведь уже догадалась, что это тот самый Пал Павлович, он у них, как босс и хозяин и что мы ему сейчас, для показа предназначались. А тем временем наша помощница дверь из ванной открыла и кричит…

– А голову им мыть?

И потом уже не спрашивая, потому что с силой все и быстро, словно из ведра на меня шампунем таким пахучем и дорогим, и следом вцепилась мне в волосы… Потом даже к нам, ей в помощь еще одна и они уже с ней вдвоем нас бесцеремонно вертят, тискают, лезут везде и все время…

– Быстрее, быстрей! Ну, что вы копаетесь, ну же!!!

А я все пытаюсь у них расспросить, кто же это такой этот Пал Павлович, а они мне.

– Все узнаешь сама, ну же? Потом, потом, нам нельзя, только он сам, что захочет то о себе и расскажет, но лучше не спрашивать ни о чем.

– Почему? Что в этом такого? Почему я не могу узнать…

– Заткнись, дурочка, мокрощелка, запомни, что лучше тебе ничего о нем и не знать! Понятно?

– Опять почему? Ну, ты на нее посмотри? Себе дороже, запомни, чем меньше ты будешь о нем, тем себе дороже, и может быть, проживешь, как и мы…..

– Заткнись, ты! – Слышу такое тревожное и резкое, словно от страха, замечание ее подруги.

– Заткнись и делай, что говорят тебе!

Потом нас, ну просто на руках понесли, завернутыми, словно покупки, в махровые простыни. А потом сразу же, одни обтирают, другие уже зачем–то вцепились с ножницами в руках и состригают ногти мне на ногах, другая сажает и, несмотря на протесты мои, уже с феном и волосы сушит мои.

Ой, как же мне хорошо!

Смотрю на Жеку, которая рядом на соседней кровати сидит покрытая с головой махровой такой же простыней, и глазеет, и так тоже, как я, в блаженстве от их рук и действий.

– Мы словно в гареме у султана! Шепчет мне… Ты представляешь….

– Ага! Сейчас! Запомни, такое бывает с нами, но только всего лишь один раз! – Говорит наша банщица.

– Как это?

– А вот так это! Один только раз,… – повторяет еще, а потом, низко склонившись и как можно тише, на самое ушко мне шепчет,… – только ведь раз и первый, а потом всю оставшуюся жизнь – грязь!!!

Бунт

– Так! Ну что у нас получилось? – Говорит Маста, проходя в комнату. – А ну, все вон! – Все тут же чуть ли не на цыпочках.

– Так, девочки мои, рыбоньки….Хотите все оставшуюся жизнь прожить как сыры в масле, тогда делайте, что я вам советую….

И дальше она о том, что Пап Палыч это такой крутой человек, и что он и депутат, и что у него такие связи и бизнес такой не хилый, как она говорит, и при этом даже глаза закатывает и еще о том, что все это его. И квартира и картины и даже…

– Только вам скажу по секрету, а вы, думайте сами. Хотите в шоколаде, да за границей в Майями или где–то на Карибах?

Мы с Жекой переглядываемся. Но я не очень–то верю и ведусь на такие сказки, да и Женька не такая уж простушка.

– Понятно Маста. Тебе хочется нас подложить под него и бабки с нас сколотить. А вот это ты не видала? – И сует ей Жека под нос кукишь.

Она, как будто ничего не происходит, закуривает, спокойно так отодвинулась, откинулась, опершись на руку, ногу на ногу забрасывает и теперь уже спокойно так, без нажима и немного небрежно где–то даже.

– Это хорошо, что вы именно такие, значит, я не ошиблась. А если такие, то и догадливые. Кстати, мамки ваши как там поживают? Все так вдвоем и трахают мужиков? Можно сказать, по семейному подряду. Но то, ведь, в один прекрасный момент раз и обломится! Менты, знаете – ли, и потом, ведь и свидетели найдутся… Так что мамкам вашим, да и вам не долго ведь боговать. Они на химию поедут, а вы…? Вас до совершеннолетия в интернат. Вы так хотите?

– А чего это ты нам угрожаешь? С виду ведь интеллигентная, еще и художница, а такую метель наметаешь? Ты что хочешь, чтобы я всю свою танковую школу погнала на тебя и чтобы тебя пацанчики мои, что уже нетерпеливо ждут и не дождутся, дрочат хвостики свои, когда я им и сестричка ноги расставим, чтобы они все и на тебя, да хором? Что? Под горлом уже, матка? Это тебе для раздумья! Идем сестричка, нам тут с такими шалавами, кто угрожают нам и мамкам, делать нечего. Ну, брось ты на х…. этот ее е…. халат. Не ищи одежду, пусть она ему под нос сунет трусы мои, да твои и пусть понюхает….Пошли уже…

– Куда пошли?

– К е…… матери! Вот куда! Вставай! Ну, же?

– Постойте, вернитесь! Никуда я вас не пущу!

– Только попробуй!

Маста быстро вскакивает и за дверь! И вдруг слышу, как она ключ в двери проворачивает. Не поверила даже, ведь в доме нет такого, чтобы двери все на замках запирались. Подошла, пнула дверь, закрыта.

– Ну и чего ты добилась? Хитрее надо быть Женечка! Хитрее! Ты, конечно, молодец, срезала ты ее классно, а вот теперь нас они и не срезать уже будут, а может быть даже и резать.

Слышу из–за двери голос Сверкающей.

– Может, поговорим?

– Поговорим, входи, дверь открыта. – Говорю, а у самой все поджилки трясутся.

Ключ провернулся, и я вижу, за спиной входящей к нам Сверкающей, как все бабы столпились у двери и на нас, как на знаменитости какие–то, так и пялятся.

– Ну все? А ты не только настырная, но и дурная еще…

– Так, хватит уже воспитывать. Что ты хотела? Говори.

– Курить будете?

– Давай.

Закурили и сидим молча. Потом Жека первая.

– Если нечего сказать, то спасибо за сигареты и давай уже вали на х….

– Ух ты, как? Думаешь такая крутая?

– Только не надо меня пугать! Поняла, пуганная я!

Я на Жеку во все глаза. Ну, дает, это надо же, как она себя так мужественно ведет? И откуда у нее столько смелости и уверенности. Я что–то уж больно сомневаюсь, что и я так же смогу повести себя. Видимо это поняла Сверкающая и теперь уже только со мной продолжает разговаривать.

– А ты поумней. Как зовут? Видишь, даже имя у тебя не такое колючее, как у этой… Ты хоть скажи ей, что отсюда так просто после всего того, что она тут наговорила ей не выйти. Да и тебе заодно с ней. Вы уже догадались, наверное, раз такие понятливые, где мы и кто мы.

Да, да! Правильно ты шепчешь, Женечка, б…. мы, все как одна. И нас, между прочим, с ночной привезли. Мы ведь так и называемся – бабочки ночные. Между прочим, по нынешним временам работа такая ничего, где–то даже и чем–то подходящая. Не все мужики – козлы, есть среди них и ценители ласк, и женского тела. А вот души, так это только с любимым так.

Тому сначала надо в душу, а только потом, все равно ведь в постель! Им ведь, в конце концов, всем, что от нас надо? Правильно, ее и надо…. И вопрос весь в том и состоит, за сколько и как ее выгоднее продать им…

Да, да! Все равно ведь, это продажа и даже замуж, тоже продажа! Что не веришь?

Ты у наших баб расспроси, как они замуж выходили и как потом торговались с ними, мужьями своими. А некоторые вам расскажут, если не постесняются, конечно же, как они на нее, словно на удочку своих мужей ловили. И только им так условия ставили, что сначала починка крана, а потом и птичку получит или сначала ремонт комнаты, уже потом и в попку позволит, и так считай всю жизнь и еще скажу…

– Слышишь, ты, хвилосов блестявая, хватит пургу нести. Видимо у тебя так все раздолбано, что эти их ….. тебя и до самой головы прое……! Ты свои представления и понятия прибереги. Может тогда, когда у тебя уже туда тапочек прямо с босой ногой пролезет, и ты с ним, купленным тобой мужиком, будешь спать и врать ему, что у тебя так от рождения, или после рождения ребеночка, то ты с ним и будешь так торговаться, как ты рассказываешь. А я не так и она, все мы, кто не с вами….

– Пока, – ехидно вставляет она.

….мы все будем не так! И только уже по любви и никак больше! Тебе понятно? Ну что ты сидишь и на меня уставилась? Что ты хочешь сказать мне?

– Вот что забияка! Я таких вот люблю. Потом, когда все уляжется, ты будешь со мной! Я люблю таких языкатых! Так вот слушай, что я тебе и ей говорю…

Минут через пятнадцать мы с Жекой идем абсолютно голые вслед за Сверкающей туда, где ее ожидает с результатами Маста.

– Ну вот, будем считать, инцидент исчерпанным, так? – Говорит Сверкающая, подталкивая нас перед собой к Масте, которая вся красная встала и смотрит на нас, как кобра, не мигая своими проницательными серыми глазками.

– Вы же умная женщина и Вы не такая как я и они, простите их дурех шелопутных, ведь они еще только, только вылупились и все у них, как видите, еще только, только…. И с умом у них тоже и…

– Ага, особенно у этой, с языком. А ну, покажи мне язык свой.

– Зачем?

– Рот свой открой, ну же…

Жека открывает рот и ей Маста туда глубоко, в самое горло швыряет горсть таблеток.

Жека за горло схватилась и начинает кашлять, хрипеть…

– Пей, сука молодая! Пей, а то сдохнешь! – Кричит ей Маста. – Сверка, помоги, держи, не давай ей выплюнуть, срыгнуть, ну же еще, еще, пей сука!!!

Жека хлебнула и следом ей уже они вдвоем залили поллитра, наверное, воды из бутылки.

– Вы что, б…. хотите меня отравить, усыпить?…. И тут я уже вижу, как Женька так, как и я когда–то, оседает. Глаза ее становятся тусклыми, и она безмолвная, словно пластилин размягчается прямо на глазах.

– Ну вот! Теперь живо, заплетай ей косички, да не одну, две! А вы, что стоите, живей несите бритву и этот, ну эпилятор, мать его! А ты тоже так хочешь?

– Я, нет!

– А я говорю, да! Дай ей две штуки, пусть проглотит сама. – И сует мне в руку две капсулы какие–то.

– Пей говорю, а то я вас вместе с этой стервой убью!!!

Пью, глотаю. Пока ничего вроде бы. Но потом уже чувствую и вижу все как в легком расплывчатом тумане. И мне вдруг так становится хорошо и легко…

Потом только и помню, как видела Жеку, которой они все вместе, как мне показалось, полезли между ее ног, а потом я догадалась. Ах, эпилятор, он же им нужен зачем–то? Но уже сама не могла связать и двух слов, и меня уже за собой водит, то одна, то другая девица. Потом я вроде бы и не помню все. Только какие–то обрывки. Потом мне все время хорошо и я беспрестанно смеюсь, улыбаюсь, кто не попросит…

Потом какой–то здоровенный, словно гигант дядька смотрит в глаза, а потом он же уже меня гладит, чувствую я, как его рука движется горячая, потная, а потом он ко мне туда…

– Ой, мамочки! Ой, мама, как хорошо, еще…. – Прошу какого–то здоровенного дядьку и снова так у меня и опять я, но уже говорю, умоляя…

– Как же мне хорошо, я хочу! Слышишь, мой витязь… Хочу …, хочу кончить… И уже вырубаясь, чувствую, как волна набегает на меня и такая, что я, извиваясь, кричу…

А вот что не могу понять… Все, следом я отрубаюсь окончательно….

Яма

Ледяной холод пронизывает до самых костей. С трудом открываю глаза и ощущаю в темноте, что у меня затекли и руки, и ноги, и все тело. С болью, преодолевая онемевшие руки, вытянула и наткнулась на кого–то еще. Все это в полной темноте и диком, леденящем холоде какого–то подвала, как я догадалась. При этом так дико тесно, две ледяные стены на расстоянии метра, а на мне ничего, голая я вся почему–то и босая. Потом чувствую чье–то дыхание в темноте.

– Эй, ты кто? – С трудом и сама не узнаю даже свой голос.

Тронула и поняла, что это чья–то нога. Потом по ней. И неожиданно, словно всплеск мысли. надежд.

– Жека? Женечка? Это ты? – А в ответ гробовая тишина….Только то, что я все еще чувствую, что эта плоть жива, которую я различаю своими начинающими сильно дрожать пальцами, еще немножечко в ней теплится, почти пригасая, жизнь. И в ней все еще теплится человеческое тепло.

Привалилась, обхватила и, уже прижимая ее к себе, почувствовала, осознала на ощупь, почувствовала в ней родное тело сестры.

– Женечка, не умирай родная…. Прошу тебя… Ведь я без тебя… сдохну….

– Не сдохнешь. По крайней мере, еще проживешь пару дней. – Слышу женский, но сиплый голосок.

– А ты кто?

– А ты?

– А не все ли равно, все равно ведь….

– Не говори так. Не все, понятно, по крайней мере не я. – Говорит она мне из темноты.

– Тебе холодно, ты раздета, я знаю, иди ближе, прижмись, давай вместе согреемся.

– А как же Женька? Как же сестра..

– Оставь ее, она еще день не прийдет в себя, раз ее так накачали. Лучше ко мне поближе…

– А что это у тебя?

– Мешок.

– Какой мешок, это одежда?

– Да! Мешок этот есть моя одежда и если с вами забросили и мешки, то значит, они рассчитывают, что вы, по крайней мере, пару дней еще будете живы.

– А ты откуда знаешь?

– Да вы тут не первые со мной, до вас уже были.

– И где же они, что с ними случилось?

– Одни умерли сразу, другие потом, а некоторых….

– Что некоторых?

– Ты жить хочешь, тогда ищи мешки, они их сначала, а потом уже вас, вслед на них сбросили, ищи и тяни ко мне, я помогу тебе из них одежду приготовить.

– Как это?

– Нашла мешок?

– Нет, тут воняет г….

– А ты думала чем? Нас же даже не выпускают.

– Я хочу очень сильно пить.

– Да, с этой водой, как и с едой, тут такая проблема…

– А что, здесь все время так и держат в г… и в яме.

– В яме? В яме это еще хорошо, а вот других не держат нигде и сразу же в другую яму.

– Что ты такое говоришь, зачем пугаешь?

– А чтобы ты знала.

– Что знала?

– Да ладно тебе, нашла мешки, тяни ко мне, ну же…

Действительно я нащупала сначала один, следом потянула еще и еще мешок и пока я все еще придерживаю Женькино едва теплое тело, все пытаюсь их вытащить, выдернуть из–под нее и себя.

– Ну, где ты застряла? Тебе помочь?

– Да, помоги, а то я не могу и ее держать и эти мешки тащить из–под нас…

– Я сказала тебе, оставь ее, сначала самой надо спастись, а потом уже будем вместе с тобой ее откачивать.

– Как это?

– Слушай, не спрашивай уже, давай отпускай ее и ко мне.

Все так и сделала, осторожно положила Женьку, а сама через нее на карачках и с мешком в руках, и тут же натыкаюсь на чуть теплое тело костлявой девчонки.

– Теперь что?

– Теперь надо прогрызть дырки. Возьми мешок, найди дно и начинай перегрызать нитки посередине, это для головы, а потом с боков, по дырке, это для рук.

– Холодно снизу. Сейчас бы трусы с начесом, лучше рейтузы или шубу…

– Слушай, давай работай, а то замерзнешь окончательно, и руки тебя перестанут слушаться да и зубы так станут стучать, что ты уже не сможешь перегрызть мешок. Не разговаривай, давай работай, борись за свою жизнь, я тебе не помощница. Все сама делай, понятно?

Пока грызу мешковину, стуча зубами, все время хочу понять и спросить, а кто же она? Но она права, я замерзаю и если я… Наконец–то перегрызла крепкие нитки и помогая зубами разорвала посередине. Первый и второй разы голова все никак не проходит, наконец с третьего раза и после того как смогла еще подгрызть голова еле–еле прошла.

– О, черт! Забыла рукава…

– Снимай, не ты первая так, другие тоже, как ты.

Опять, но теперь уже почти не ощущая холодных рук и тела, еле стянула мешок.

– Холодно, бр….!

– Быстрее все делай. – Командует она и скорее ко мне, я ведь совсем околею, если не дождусь тебя.

Мне приходится снова дрожать и грызть, то слева, то справа этот противный мешок, наконец я, уже совсем погибая от холода, засовываю руку, потом просовываю голову и, о, боже, как хорошо!.. Потом уже отсидевшись немного и отдышавшись, вторую руку высовываю, но ее лучше, пожалуй, мне было так и оставить прижатой к телу и под мешком.

– Ну что же ты? Все? Где ты? – Ее ледяная и костлявая рука зашарила по телу.

– Ближе, ближе, я сейчас повернусь спиной к тебе, а ты не пугайся меня и осторожно, только прошу тебя, не бросайся и осторожней как можешь, прижмись и руками обхвати.

Теперь уже я, расставляя ноги в стороны, сажусь, подтягивая платье–мешок под себя, охватываю ее тело и…

– Ты что? Ты…?

– Да, как видишь. Потому осторожно прошу тебя.

– А ты когда? Прости, на каком месяце?

– На шестом уже. И ты знаешь, сама не знаю, как я с ним, ведь я здесь в яме уже месяц, наверное? Подскажи мне хоть какое число…день…

Называю ей, а она меня поправляет и говорит.

– Добавь еще один день, потому что, когда вас бросали, была ночь и ты весь день пролежала в отключке и вот сейчас это уже твоя вторая ночь.

– Как вторая? Я что, мы, что же уже сутки тут?

– Да и скажи спасибо, что вас пока не трогают. Так ты говоришь, что сегодня, вторник, прости среда…Ну да, – рассуждает вслух, – сегодня Фашист опять придет, сволочь!

– Какой Фашист? Ты шутишь? Ведь их же всех перебили во время войны….

– Перебили, но видно не всех… Один еще сволочь остался! У гад, сволочь и импотент чертов, чтобы тебе сдохнуть шофер! Чтобы в тебя врезалась фура, чтобы тебя смяла и чтобы твои яйца по дороге разбросало…

– И что? Все это ему? Видно есть за что? А он кто?

– Да сволочь, садист!

– А ты сказала, шофер?

– И по совместительству и охранник у него, Папы его.

– Какого Папы, ты что?

– Я‑то ничего, а вот ты что, не догадалась еще, где ты? И кто такой Папа?

– Мы наверное, где–то в гараже и мне кажется, что у того, кто меня изнасиловал и сестру, как я поняла потому, что и там все болит и до сих пор горит, особенно, когда я пописаю.

– Ну и… Ты хоть в двух словах расскажи…За что вас сюда и как вы попали в такие дела?

– А он, этот Фашист сейчас не придет? Он что, импотент, как ты говоришь? Ну, это же хорошо?

– Для кого хорошо? Думаешь, что для нас? Сейчас! Как раз наоборот… Если бы он был как мужик, тогда бы можно было еще потерпеть, а то он сволочь….

– Ну что же ты замолчала… Прошу тебя, говори! Он что? Что он делает и где?

– Везде!

– Что и в …

– Ну да! И сзади лезет и спереди и везде, и все гад, руками!

– Как это? Да разве же? Да, как это? Ведь у нас же там…

– Это ты так думаешь, а ему сволочи именно так и надо в нас, и он….

– Так замолчи! Думать даже не хочу.

– А ты, думай, не думай, а…Главное это, чтобы его не переклинило!

– Как это?

– Да вот так! Он же с какой–то войны, из какого–то там аула или…

– Он что, из…

– Ну да, они все там такие к нам. Особенно, когда мы такие….

– Какие? Молодые? Красивые или какие?

– Да такие, что уже нет вовсе и всем сказали, что потерялись, пропали!

– Как это нет? Мы же вот есть! Я, ты, Женька и потом, другие девчонки, они тоже…

– Не хочу тебе всего рассказывать, но скажу, что на нас уже давно крест поставлен. Им ведь, этим садистам мы преданы в личную собственность, как отработанную вещь. И потому они что захотят, то и будут с тобой. Захочет–убьет, захочет–полюбит. Не дай бог! Им все разрешает Босс! Они кровавые, дикие, им только бы до крови добраться, а там они теряют разум и вот тогда, берегись. Если переклинит, то все…

– Что все?

– Ну что ты мне что, да что? Неужели ты не поймешь? Главное ублажи его, как он хочет и дай ему все, что он и так заберет у тебя живой или мертвой. Но лучше уж – у живой, может еще на что–то можно рассчитывать потом?

– На что? На что можно рассчитывать? На побег?

– Тише ты… Кто–то идет?

– Это он?…..

– Тише, тише…. Это он…. Фашист…