Текст книги "Так много дам (СИ)"
Автор книги: Роузи Кукла
Жанр:
Эротика и секс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Он ждал, это я сразу же отмечаю по его торопливым движениям, суетливым, ждущим и наглым немножечко взглядам. Открыл дверь и стоит, обрадовался, думаю, мужик, что к тебе сразу две бабы!
– Входите девчонки! Не снимайте обувь, так входите, прошу вас миледи…
Я еще на Жеку глянула.
– Что это за миледи? Чего это он? Тоже мне француз засра…..
– Да тише ты, тише дура. Ты что, Трех мушкетеров не читала?
– О чем спор? Ну что вы стоите, проходите, прошу вас миледи… – И ручку услужливо мне подает.
– А можно без этого?
– Без чего?
– Ну, без этих таких сравнений, мы же не дети, и потом эти миледи все, они же… они…как б…… при французском короле, а мы не такие…
– Кто, Кто они? Ой, не могу, ха–ха–ха! Ой, рассмешила… А ну еще раз скажи….
– Юлька! Ты б….. зачем меня в дурах выставляешь? Я же просила тебя…
– Так, одну уже знаю, как звать, а вот вторую красавицу…
– Евгения, а можно просто – Жека.
– Ну что же, Евгения и Юлия, милости прошу в мое жилище.
Проходим в комнату. Ничего, но сразу же, видно, что это жилище какого–то авантюриста или, по крайней мере, какого–то авангардиста. На полу шкура медведя, какая–то чашка с камнями, диван импортный, стеллаж с книгами под самый потолок и картины. На одной голая женщина в позе такой, что видны детали ее интимных мест, а на другой, пейзаж какой–то, очень пустынный и только сопки, да реденькие сосенки и сам хозяин с ружьем, в штормовке. Но красиво и необычно.
– А это…
– Это меня вот эта дама запечатлела, а это ее автопортрет, наверное, так можно сказать…
– Да, нет, наверное, авто, так это вам виднее, но не портрет, а скорее…
– Да нет же! Она сама так определила, и я ей так же, но она так сама назвала. Потому и автопортрет называется вот…
– И что? Это она сама? Сама себя рисовала в таком виде? Наверное, по памяти. – Добавляю. Потому что мне перед этой порнографией не очень – то уютно стоять. А вот Жека, как прилипла, уставилась, не оторвать. Я ее за руку и к себе на диван.
– Ну что, так понравилось, что ты взгляд оторвать не можешь, сравниваешь?
Она сразу же в краску.
– Сравниваешь, я же все вижу…
– Кто сравнивает и что? – Это уже наш мэн голос подает, входя из кухни с тарелками и бутылкой под мышкой.
– Ну, помогайте, миледи, угощаю, может и не по–королевски, но тем, что могу. Вы как к коньяку? Что, совсем никак? Нет, пивасика не держу, вообще не пью. Но если хотите, так я сейчас сбегаю…
– Да ладно уж. – Тянет недовольно Жека, можно ведь и без всего такого…
– А Вас как зовут? – Спрашиваю, протягивая рюмку.
– Зовите как все-Мамонт.
– Это что же, такой древний и такой лохматый? – Ехидно спрашивает Жека, потому что у него залысина.
– Ну, не древний и не лохматый, а вот видите те камни, ну вот те, что в чашке с водой, как вы изволили назвать. Так вот это самые настоящие зубы мамонта.
– Что? Какие такие зубы? У них же эти, как их там… – И Жека так смешно и так эротично руку в локте согнула и кисть кверху. Вот же, умора, ну так показала, как у мамонта этот его второй хобот как будто бы задрался, встал.
– Да нет Женечка, и это, как вы говорите, и зубы, все при них, сам видел.
– Как это? – Невольно спросила, ведь врет же. – Мамонты ведь когда уже сдохли, как ты мог видеть?
– Сдохли, но некоторых нашли, и они, между прочим, в вечной мерзлоте сохранились. Так что, вот эти зубы оттуда. Я как раз в экспедиции был с геологами, там их и нашли в ручье. Через миллионы лет и вот сейчас они в комнате лежат и на вас смотрят. А вы потрогайте, пощупайте, когда еще в жизни придется?
– Похожи на коровьи. – Говорит Жека, взвешивая камень в руке. – Я такие у бабушки видела в деревне, только эти большие и каменные.
– Ну, за мамонтов? Будьте здоровы!
– За мамонта!
Выпила залпом, а у самой в голове, как после зелья того. Закачалось все, плохо стало слышно, даже уши с непривычки заложило и обожгло в животе. Но ничего, выпила!
Пока собирались, к нему ехали, добирались, то все время присутствовало какое–то напряжение и только сейчас оно, вместе с головокружением отпустило.
Ой! А голова–то кругом! Откинулась на диван и даже ногу на ногу задрала. Пусть думаю, уже ближе к телу начинает. Посмотрела на Жеку, а та тоже, расслабилась, вижу, как она раскраснелась, и нет, нет, да все на картину ту посматривает. Сдалась ей эта б…., пусть только домой придет, я ей такую картинку покажу…
Сказала, а у самой даже что–то зашевелилось приятно там, где все время до этого все сжималось от ожидания секса! Да! Это зачем же мы сюда приперлись? Сказки про каких–то слонов волосатых выслушивать? Вот я ему возьму сейчас и скажу.
Ты вот что, мужик, хватит нам зубы заговаривать, ты зачем пригласил, зубы показывать? Ой, да что это со мной! Потащило меня куда–то, потянуло. Прилягу я, пожалуй…
И в последнее мгновение почувствовала, как на меня навалилось горячее и покорное, одновременно мягкое и костлявое, такое знакомое мне тело… Это Жека… Все, я в отключке…. Вот же гад ты, мужик, опоил нас зельем…опоил… гад…
Проснулась. Сразу же со страхом. Где, что, а где же Женька? Ага, рядом дрыхнет, храпит даже. Это тот мужик гад, споил. Наверное, все вывернул наизнанку? Да, нет, вроде бы все на месте и трусы и колготки. Зачем же тогда споил? Наверное лапал, трусы стягивал и… Как представила себе, так невольно сжалось все и захотелось в туалет. Осторожно, стараясь не будить Жеку, встала, поправила платье и вышла, толкая дверь из комнаты. В глаза свет, резко. На секунду ослепляюсь даже.
– Эта? – Слышу глубокий и немного хриплый женский голос.
– Это Юлия. – Он меня представляет бабе какой–то.
Но я не задерживаюсь и шлепаю босыми ногами. Ага! Вот дверь, а свет где? Рукой пошарила, да черт с ним. Зашла. Прежде чем сесть на кружок рукой все пыталась защелку на двери нащупать, но уже не до этого. Пока сидела, вспыхнул свет.
Вот же! А если войдет? Что я со спущенными трусами ему сделаю? Ага, вот где защелка, оказывается? Теперь уже спокойнее. Сижу, размышляю…
Так, опоил но, похоже, ничего со мной не делал, потому я бы сразу почувствовала, а так все как и было и даже прокладочка на месте. Значит не лез. Тогда зачем? А может мы того… сами? Вспомнила, как мы с ней все не могли успокоиться дома и уже только в третьем часу заснули. Значит сморило… Вот же мы ж….! А что это за баба?
Прохожу в кухню. Уже темно на улице, на кухне включен свет, наш Мамонт с девицей какой–то, что уютно устроилась у него на коленях, оба смотрят на меня.
– Здрасте…
– Здравствуй пьяноточка! Что, не рассчитали силенки? Сморило? Или ты малая еще, пить–то совсем не научилась? Ты хоть раз до этого коньяк пила?
– Сейчас договоритесь… Еще скажите, зачем я и Жека приперлись сюда? Так? Что еще?
– Да ты сердитая оказываешься девица!
– Да уж, какая есть! Может, познакомимся? Я…
– Да знаю я, Юлька ты, а вот вторая…
– Не вторая, а сестра моя, Евгения.
– Ну, что я говорил, пойдет? – Вмешивается Мамонт
– Дай – ка я тебя рассмотрю? Повернись, а вот так, еще…Руку дай, так, голову поверни.
– Что еще показать? Может …
– А ты точно злая, как я посмотрю! Что, всегда такая или только после…?
– После. Точно. А выпить чего–то не найдется?
– Нет, теперь уже не выпить, а садись и пей крепкий чай. Тебе сколько сахара?
Спустя полчаса мы уже все вместе, я, Жека, которая точно таким же путем объявилась и все еще никак не может прийти в себя и таращиться на Мастерицу, так ее, оказывается, зовут. Ну ту, что на картине возлежала. А Жека, как увидела ее, так и рот не закрыла и все таращиться на нее, будто бы баб не видала. Потом говорим по делу.
Мы, оказывается, потребовались для картины. Мастерица задумала написать очень сексуальную картину и нас на нее поместить. В смысле, нарисовать. Мы для нее как натурщицы, так она сказала. А Мамонт, он же нас по ее просьбе пригласил. А мы–то думали, что для секса!
Обговорили все, и она даже пообещала что–то, если ее картина уйдет, как она сказала, какому–то меценату, то даст нам по сотни баксов.
– Так что не переживайте, никто вас не увидит и не опознает. Живите спокойненько и занимайтесь своими делами. Только мне полдня позируйте, а там я с вами рассчитаюсь.
– А что мы должны? Зачем мы именно, почему не другие? Мало вам баб что ли?
– Баб–то хватает, а вот таких, как вы, мне не найти.
– Чем же мы такие уникальные?
– Видите ли, девочки, заказ у меня уж больно специфический. Не многие согласятся часами позировать, тем более в таких позах.
– А чем вам другие не угодили? Вы хоть попробовали с ними?
– Пробовала, да не получилось. А с вами я думаю, все получится. Давайте, записывайте адрес и телефон, завтра созвонимся. Жду вас к десяти, устроит?
Мы не ониПо дороге домой мы с Жекой все обсуждаем ее предложение.
– Да, сто баксов – это деньги! – Мечтательно говорит Женька. – Да вот я что думаю, что их надо ведь еще заработать. Интересно, что она нам такое предложит, что оно стоит не меньше чем сто баксов?
– Наверное, с ней переспать? – Умничаю.
– Ну, ты даешь! Ты хоть знаешь, как надо так переспать, чтобы баба тебе сто баксов под ноги швырнула? Это только у мужиков так, только им такие бабки отваливают и то ведь за их неустанную работу над нами со своим….
– Это почему же только у них, я например…
– Да, помолчи уже, знаток бабских утех! – Я услышала и обиделась даже, мне ее замечание сильно задело за живое.
– Тебе что? Все, что я с тобой делаю, тебе не нравится, не интересно, я что, неумелая, не…
– Ну, началось! Еще нюни распусти. И потом, слушать надо ушами, а не эмоции свои и настроения мне показывать! Поняла ты, полюбовница моя непутевая…
– Так все–таки твоя?
– Да моя, моя! Куда мне от тебя деться?
– А может, ты жалеешь, что не с той, не с художницей?
– Может и жалею…
– Не может, а точно! Я же все видела, как ты рот раззявила и только на нее и пялилась весь вечер.
– А что? Баба она подходящая, и я знаешь, что думаю, что у них совсем все по–другому, чем у нас.
– Как это? Они что же не женщины, что ли, или мы не женщины?
– Конечно мы, не они! Мы по сравнению с ними еще девочки.
– Ну, вроде бы так, но ведь у нас с тобой тоже уже волосики и пирожок, словно испечен только, как сдобная булочка и…
– Вот именно так! У нас все еще пирожок, а у них…
– Жека! Ты пугаешь и обижаешь меня, когда так говоришь! Все, я с тобой больше не разговариваю. Тебе моя не нравится, ей, видите – ли, пирожок мой уже не нравится, ей подавай… Кстати, что ты такое в ней усмотрела?
– А, тебе не понять. К тому же ты ведь решила не разговаривать со мной.
– Ну, Женечка, я посутила, посутила, я же ведь еще маленькая, как ты сказала и у меня еще маленькая ладушка там! Так?
– Да так, так!
– Тогда поясни мне по–человечески, что не так во мне? Чем я не подхожу тебе?
Жека молчит и только смотрит в окно. А трамвай наш неторопливо плетется и дергается на стрелках, как бы сам располагает к откровенному разговору. В салоне немного людей, поздно, потому мы спокойно с ней сели сзади и беседуем. Ведь ехать нам предстоит еще целых полчаса. Почему бы не поболтать по душам? Тем более с кем? С моей ненаглядной….
Жека молчит, и это меня начинает сначала пугать, а потом раздражать. Думаю, что она такое замыслила. Неужели ей меня мало? Что ее во мне не устраивает? Повернулась к ней, разглядываю ее лицо.
Боже, как оно мне нравится, к тому же оно ведь родное и мое! Да разве только ее лицо, а вся она… Как вспомнила, так меня словно горячей водой и там, где сжимались слегка напряженные ноги, оттуда по мне поползла знакомая до боли и до умопомрачения теплая и приятная тяжесть. Ох, как я хочу тебя! Так бы и заорала! И если бы не ее настроение, я бы ее да прямо бы тут в трамвае зацеловала, затискала и …
Внезапно Жека прерывает мои мечты:
– Ты спрашивала, что я такое углядела в них? – А я что, такое спрашивала разве? Но молчу, напряглась вся, так как она опять что–то противное скажет обо мне. Так подумала.
– Это такое, что связано с возрастом и с нашим внутренним миром. – Во, дает! Думаю, а сама ей с издевкой.
– Ты прямо хвилосов!
– Ага! И на лесепеде, по колидору с каклетой, да тута, прямо возле воротов! Так, что–ли? Ты не язви, может, послушаешь, да перестанешь мне тута говорить?
– А я и не говорю, это ты придумала, зачем ты так?
– Мне можно?
– Да говори, говори, может тебе полегчает…
– Понимаешь, мир наш какой–то скудный и это внутри нас, это прямо из нас так и вылезло. У нас прямо на лице это написано. Ты не замечаешь?
– Не знаю, как ты, а у меня со всем окружающим миром порядок. А вот ты ничего вокруг себя не замечаешь, это точно!
– Ты тоже заметила?
Еще бы? Я бы и не заметила? Я же ведь в ней каждую складочку, каждую морщинку знаю и готова их целовать часами, лишь бы ей было приятно, только бы ей было от этого спокойно и хорошо. Другое заметила, что она моих стараний и сил моих душевных словно не замечает, словно я не с ней.
– Заметила, конечно же. А вот только ты ничего не замечаешь…
– Вот это верно подметила. Я вот что подумаю, нам надо к ним прижиматься, ближе быть с ними. Общаться как можно чаще и как–то в их мир проникать. Ведь какой у них интересный и содержательный мир? Мамонт, мало того, что в институте, так еще и в экспедиции побывал, мамонтов видел, а она? Она вообще…
– А что она? Типичная столичная интеллигентка засратая.
– Это ты такая!
– Сама ты…
– Ну скажи? Скажи еще хоть слово, я с тобой знаешь, что сделаю?
– Ну и сделай! Я уже давно жду этого! Только прошу тебя, поскорее…
– Вот ты дура, и у тебя один только секс на уме!
– Ага! Я только и думаю… Вот сейчас, хотя бы скорее трамвай дотащился, и я, как приду, как налечу на тебя и как….
– Ну что ты? Что? Куда ты лезешь? Люди ведь вокруг!
– Какие люди? Эти? Да они мне до лампочки! Главное мне тебя надо, тебя мне недостает!
– Юлька! Да хватит уже! На нас уже так смотрят, как на…
– А хочешь, я сейчас как закричу и им всем, что ты и я….
– Да тише ты! Тише! Совсем уже голову потеряла…
Потом она мне рот закрывает, сжимает его ладонью, а я балуюсь, и все время пытаюсь крикнуть, назвать нас таким словом, от которого у меня в последнее время, как я только подумаю, даже голова кругом, и я все время это только и твержу себе. Потому, борюсь с ней и, пытаюсь все–таки выкрикнуть…
– Она…. лю…с…..би…н…ка! Я …лес…би….н…ка!!!
А вокруг уже смотрят на нас, как мы боремся, не понимают, но все равно нравоучительно поучают:
– Она дура! Пьяная, наверное! Тоже мне молодежь? И куда только мать смотрит?
Жека меня в охапку, и закрывая мне рот, волочит меня из вагона на улицу, где сердито бросает мое ослабевающее тело прямо на дорогу. И пока трамвай, начинает шуметь, отъезжая с остановки мимо нас, я успеваю прокричать громко и так чтобы они все слышали.
– Я люблю Женьку, мы лес…би..н..ки!!!
– Ну чего ты орешь, дура! Ты закончила?
– Нет, я только начала!!!
Спустя полчаса, уже в их квартире. Мамки наши гуляли у нас, и мы, как только вошли, так я ей не дала даже опомниться и повалила ее на диван, срывая с нее одежду, стаскивая и отбрасывая с такой силой, будто я собиралась этим ее вообще порвать, измять, скомкать. Точно так же я следом с ней поступаю, как с той же одеждой….
– Юля, Юленька! Ну остынь, успокойся…
– Тебе хорошо, тебе нравится?
– Да нравится, нравится…
– Все?
– Все и вот так тоже… Ой! Еще там, еще пальчиком пошевели, ой! А зачем же ты язычком… Там же…
– Я не только язычком, я всю тебя хочу заглотить…
– Ах, ты мой крокодильчик, ах ты моя…
– Я змея… Я сейчас заползу к тебе в норку между твоими толстенькими подушечками и буду тебя там своим тоненьким язычком жалить и…
– Юличка, родненькая… ну что ты? Так же нельзя… так же никто не делает так…
– Пусть не делают, а я всю тебя так и съем…
– Ну, больно же! Больно!
– Вот и хорошо, что больно…
– Это почему же?
– Да потому, что я хочу, чтобы ты меня запомнила! Запомнила на всю жизнь. родненькая….
– Ой, мамочки, Юленька, Юлька…. Я сейчас, я уже…уже …я….
Размышляю над нейЯ сижу рядом, курю, а она разметалась, забылась, и как мне кажется, блаженно, удовлетворенная спит. Я осторожно поглаживаю ее ножку, животик, старясь не разбудить.
Не то что она, но и тело ее все меня так возбуждают, так влекут к ней…
Мне нравится в ней все! Я даже не знаю, как я смогу потом без нее, без этого тела, этой шелковистой, чуть прохладной снаружи и такой горячей внутри, как только прижимаю руку к ней, кожи. Как я без нее? Проживу ли? Смогу ли?
Я это уже в ней почувствовала, поняла, осознала, что она уходит, выскользнет из моих рук, объятий. И ничего я не смогу поделать с этим! Хоть бы я стала самим дьяволом, искусителем и Казановой, она все равно ушла бы, как сейчас ускользает в счастливом, удовлетворенном сне…. отлюбленной женщины…
Прикрыла ее одеялом, хотя так хотела, как прежде, гладить ее тело и над ней….мастурбировать.
Да, именно так, а не иначе! Она–то каждый раз от моих ласк, настойчивых пальцев, поцелуев и тисканий, сжиманий, поглаживаний, вызывающих проникновений кончала и кончала, счастливо вскрикивая и эротично вздрагивая всем телом. Она–то, да! А вот я?
Я, которая так с ней все проделывала под воздействием одной только мысли и желания удовлетворить ее! Сама я частенько за ней не успевала, отставала и когда она откидывалась, усталая и удовлетворенная, я могла еще часами ее поглаживать, успокаивать и как бы ей тем самым показывать, кто она для меня, что она значит для меня, и как я нежно и бережно отношусь к ней. И так каждый раз с ней. Я ее так, а она ко мне небрежно, словно я ее искусственный член, фалоимитатор. Попользовалась и в сторону отложила, до следующего раза, и на меня никакого внимания после этого.
И вот тогда я впервые осознала, что ей нет до меня никакого дела. Нет! Ей и хотелось, и она по большей части с радостью, но все только для себя и только бы все от меня получать и получать, взамен предоставляя мне только свое обнаженное тело. И все! А как же я?
Как же с моим желанием, которое меня буквально поглощало, которое генерировало все эти действия сексуальные с ней, все мои выходки, нежные прикосновения, поцелуи, облизывания и полизывания ее гениталий, ног, груди, сосков?
Ведь я тоже желала такого же и все ждала ответных действий ее по отношению к себе! Но время шло и что же? Я все время с инициативой, с порывом и сексуальной страстью, а она? Да, а как же она? А она – как всегда! Сначала противится, потом уступает жеманно и как бы нехотя, вроде бы соглашается принять, словно что–то незначительное, мимолетное, как наивный и нежный мой поцелуй. А вот когда я уже начинаю свои реализации задуманных с ней сексуальных действий, тогда и она, сломленная, захваченная моей страстью, напором чувств сама открывается и с удовольствием принимает участие. Но! Все дело в этом но!
Все только принимает и редко что мне отдает от себя! И никакой фантазии или сумасбродства от нее не дождалась и не получила ни разу с желанием, а только в ответ на мое. На мое, и я ведь, вот так безответно устала, настрадалась! Устала рядом и, себя успокаивая, добивать руками, пока она спит рядом. Все! Теперь я решила, что с ней расстанусь! Решила не ждать, когда она мне мило и нежно так ручкой помашет и скажет, ну что милашка, пока! Хотя может быть и скажет спасибо? Может быть, а может, и нет!
И в этом я каждый раз убеждалась, когда вот так, как сейчас, я над ней, рядом с ней, но гоняюсь за удовлетворением своих собственных страстей. Сама, как девочка малая, сижу рядом и пальчиками тыкаю сама в себя. Что же изменилось? Ах, да!
Теперь уже все там волосиками заросло, набрякло, выпятилось и даже мои нежные губки уже краешками своими сморщенными и темненькими, неудовлетворенными так и торчат. Ну, что же? Как прежде? Берусь и…
Ну, это вам приходилось самим испытывать! Тогда же в чем, вы скажите на милость, весь этот секс отличается без взаимности чувств от….?
Правильно вы сказали! Это и есть онанизм! Или как его там по–научному, ах, простите, мастурбация это сейчас так об этом надо говорить. Тогда вы скажите на милость, а кто же это такой тут лежит, по сто раз отлюбленная мной? Любимая? Родная и моя?
Нет уж, простите! Все такие ко мне сами и с желанием услаждать, отдать, увидеть во мне то, что я сама вижу в них! И вот уж тогда, вот и только тогда ведь, и только при этом, когда вместе мы во взаимных желаниях доставить взаимные наслаждения! Вот это я понимаю! Вот это, простите, уже далеко от, простите, такого нелепого и обольстительного самоудовлетворения под именем… Правильно! А мы не хотим!
Не хотим, потому что с такими, взаимно любимыми получаем и отдаем, и это ведь и есть то божественное, что Им, его небесами завещано нам, любимым!
Заметьте, не любящим, а любимым! Господи, как же ведь хорошо быть любимой взаимно!!! Вот это есть – то, что хочу и ищу! Ищу, ищу, но пока что, с сожалением не нахожу….даже в любимой сестре. Ах, простите! Добавлю для такта, – двоюродной сестре. Вот так–то! Но все равно не нахожу этого в ней для себя…
