355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роузи Кукла » Уроки английского » Текст книги (страница 1)
Уроки английского
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 03:46

Текст книги "Уроки английского"


Автор книги: Роузи Кукла



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Роузи Кукла

Книга первая. Знакомства

Глава 1. Первые уроки

Глава 2. Обучение на дому

Глава 3. О ней и о себе

Глава 4. Уроки коморки

Глава 5. Отрада

Глава 6. Постельный режим

Глава 7. Первый урок

Глава 8. Бомжи

Глава 9. Проверка

Книга вторая. Кастинг

Глава 10. Заученные фразы

Глава 11. Как зарабатывают

Глава 12. О вреде академий

Глава 13. Нас закрутило

Глава 14. Итоги уроков

Роузи Кукла

Уроки английского

Книга первая. Знакомства

Глава 1. Первые уроки

– Ну, что? – Тревожно спрашивает мать. – Что, Наташенька?

Она так ожидает услышать ответ от своей врачихи Натальей Климентьевы, что навалилась мне на спину и даже не дает мне дышать. Врачиха пишет сосредоточенно что-то и, не поднимая головы.

– Да, ничего страшного. Подлечимся, и все будет еще, как и должно быть у взрослой девочки. И волосики на лобке и месячные. Так, что Ольга Петровна, когда вы говорите, сможете?

– Хорошо! Проходите остальных врачей и ко мне, выпишем направление, а там, деточка! – Это она, обращаясь уже ко мне. – Поедем и подлечимся! И станешь, как все, красавицей. Поняла меня, девушка!?

Вытянула меня из-под матери, поставила перед собой и ласково рассматривает.

– А ты? – Это она ко мне. Видно, что-то хочет спросить, как я поняла, но без матери. А потом к матери.

– Ольга Петровна, вы сходите пока в регистратуру и скажите, что это я попросила, пусть вам талончики выпишут, и вы сегодня побываете у врачей. Вы поняли? – Ну, идите, идите. Мне с теской моей переговорить надо, посекретничать. Ну, идите же! – Мать вышла.

– Ну, девочка моя, расскажи? Как ты и что, а главное, зачем так-то? И чем? А вот теперь не молчи! Я ведь могу рассердиться и тебя об этом спросить при матери. Ты так хочешь? Ну, что ты молчишь? Я же не дурочка с переулочка и все поняла, но матери твоей не сказала и если ты сама мне расскажешь, то и ей не расскажу. Я же врач и тайну твою сохраню. Я просто обязана! И что ты мне скажешь? Я тебя послушаю. Ты расскажи, а я пока у окна постою, подышу воздухом, перекурю.

Эх, черт, деваться мне некуда! И эта досадная травма и все это! И вот сейчас я ей не могу обо всем и даже под угрозами. Стыдно мне стало. Ой, как стыдно! И вот стою, словно голая и лихорадочно ищу, что придумать, что сказать? Пауза затягивается. Она приходит на помощь.

– Ну, ладно! Не хочешь подробности, тогда скажи, как давно? С какого возраста?

– Да? – Только и спрашивает, подавляя в себе интерес и делая лицо безразличным.

– Тебя, кто-то этому научил? – А потом, небрежно покуривая в форточку, уточняет подробности.

А я! Бе, да, бе! Стою и только бекаю. Блею от стыда и скромности. Голову опустила и тихо шепчу. Наконец она все поняла!

– Вообще так! Хочешь любить, детей родить, с этим всем заканчивай! И той тоже, подружке своей и напарнице скажи! Иначе худо может быть! Уж поверь мне, я таких насмотрелась красавиц! Они тоже, сначала, как ты, а потом тут сидят и рыдают. Просят помощи. А я, что, я же не Бог, что бы им все дать, как у всех баб. Тем более в таком возрасте! А с тобой мы еще поборемся. Если ты мне станешь помогать! Поедешь в санаторий, подлечишься и опять будешь, как пупсик, передо мной своей вагинкой сверкать! Только хватит! Слышишь! Хватит твоих глупостей! Все! Не бойся, иди, я никому ничего не скажу. Поняла. Все! Иди! С глаз долой, шалопутница!

Это я получила свой первый урок. И по делам мне досталось!

Но, сколько я потом не уговаривала Катьку заканчивать, она все на своем!

– Это у тебя так! А у меня все по-другому. Ты, как хочешь, а я буду так, как раньше. Не хочешь со мной, ну и не надо. Я прекрасно обойдусь сама. Пойдем, я тебе покажу кое-что! Ну, что ты? Подумаешь врачиха? Она так всех на понты берет, что бы раскалывались и все ей рассказывали.

– Ну, а ты? Ты ей? И, что? И про меня? Ну, спасибо, подружка! Вот удружила! Может ты ей и фамилию мою, и где живу? Ах, нет! Ну и дура же ты, Наташка!

А я стою и молчу. Она никогда так со мной не разговаривала и не вела себя. Все это время, что мы вместе проказничали она мне, Натусик, Наталочка, Лапушка!

А что вы хотите? Я ведь и сама не удержалась и стала пробовать. Не могла забыть этих ощущений. Она ведь и не соблазняла, но это я сама. Мне так захотелось этого! И потом. Запретно! Но оказывается можно, тайком, вдвоем! А это так напрягало, меня просто распирало. И я дождаться ее не могла. Приду со школы и жду, жду. Вылезу в окно и смотрю. Где она моя желанная? А она выйдет во двор, как глянет на меня, так во мне буря, взрыв! Я бросаюсь к ней, мчусь по лестнице, сломя голову, перепрыгивая сразу через несколько ступеней. А потом, как договаривались. Дверь в подъезд нараспашку и стою в дверях, жду ее. А иначе нельзя, нас могут заметить! А она так спокойно идет, вроде бы просто так в подъезд. Только шаг, я на нее. Бросаюсь, целую в лицо, ищу губы. И все время ей.

– Я так жду, я хочу еще! Я схожу с ума, одна без тебя! – А потом, целую и чувствую, как она разгорается в ответной страсти.

А чтобы нас не застукали, мы спускаемся ниже, под лестницу. Там у нас дверь в подвал и мы, царапаемся этим ключом, и ждем, пока дверь откроется! А потом, потом взрываемся! Уже спустя полчаса, а иногда час. Холодно нам становится, и я, как не прижимаюсь к телу ее, все остываю и охлаждаюсь. Все! Теперь одеваться. А то заболею.

Но пока трясемся и цепляемся, путаемся в складках скомканной одежды, все нет, нет, а тянемся и целуемся. Иногда так и стоим. Наполовину одетые и все никак не может оторваться друг от дружки. Пару раз нас пугали. Это, когда в подвал шел кто-то за вещами. Мы прятались в темной нише, за ящиками и еще каким-то хламом и сидели, пережидали. Зато потом! И так неделями, месяцами. Стыдно признаться, но мы вместе с ней занимались этим, тем, что запретно было, но чем мы делились между собой. Я ей показывала, как я это делаю, а она мне. Я все ручками и пальчиками, а она таким, что когда я впервые это увидела, так у меня просто мурашки по коже. Оказывается, есть и такое и так можно! Но что она делала и как, и потом и меня приучала, я о том не рассказываю. Не в том суть! А просто дело в нас и наших попытках этот мир, взрослых исследовать. Исследовать так, как мы могли тогда, как его понимали.

И еще я вспомнила, что матери не было до меня никакого дела. Мне даже казалось, временами, что я не ее дочь и не нужна ей вовсе. Она уходила на работу, когда я еще спала, а возвращалась, когда я уже спала. Приходила, кралась, но это, если она была трезвая, а вот после выпивки ее, этих бесконечных банкетов и приглашений на открытия чего-то и где-то, чьих-то дней рождений, так это я сразу, же узнавала. По шуму и стуку, а иногда, и по басу мужскому.

И вот тогда я уже не спала, слушала. Слушала, как она игриво что-то щебечет ему, а потом моется быстро под душем и даже, при этом мурлыкает себе под нос какую-то модную песенку. Она топчется, ходит из комнаты своей на кухню и в туалет, но никогда не приоткроет дверь и не заходит ко мне, никогда не спросит, не поцелует меня, сонную. Она на своей волне. Ей, я знаю, этого так хочется! А потом! Потом начинается целое музыкальное представление. Она никогда не стеснялась меня, а с ними и подавно. Пока я малой была, она меня будила своими охами и ахами, криками. Иногда я заходила к ней в комнату и спрашивала ее, что же случилось? А она выглядывала, то из-под какого-то очередного своего дядьки или другой раз свешивалась под ним, но каждый раз я только слышала.

– Это, что такой? А ну! Живо спать! Тоже мне, Павлик Морозов! – И обидно так, смеялась!

Глава 2. Обучение на дому

Потом я подросла и именно она натолкнула меня на все то, что потом со мной происходило.

Как-то, я ее все ждала. Очень хотела посоветоваться, расспросить. Меня уже давно мучили вопросы о мальчиках, мужчинах и всего того, что должны были все девочки знать, они говорили все время об этом, но не я. Я молчала еще и от того, что так много и не знала. А меня это обижало! За это меня в школе девчонки все время дразнили. То я для них недотепа, то корова безмозглая, то глупая, наивная дурочка или еще грубее, после моих вопросов, просто пиписька обос….ая. Это все унижало меня. Я не дождалась от матери времени для себя, не услышала ее объяснений и стала сама, заполнять этот вакуум.

Во дворе нашего, старинного и элитного дома, что стоял на городском холме, жили семьи очень ответственных работников. И моя мать, работница ГОРОНО, тоже проживала здесь, на втором этаже в двух комнатной сталинке. Папка мой, давно ушел от нее, не выдержал ее умничаний и воспитания. Женился снова и у него уже свои дети. А мать, она сама взялась за меня и воспитывала. Все показательно делала. И я с самых пеленок все по яслям и детсадам, а потом в школе, а то у чужих, потом в продленке. И все время одна. Да и, как, же так, ведь мать моя самая важная и умная в системе образования! Воспитывала всех и вся, и на все тратило свое время, только не на меня. На мне она уставала и старалась перепихнуть меня, то к знакомым, то к каким-то вообще не знакомым людям. Я так и росла. А потом выросла и тут! Вот я и рассказываю об этом.

В нашем дворе жила семья дворника, которая все делала по нашему дому. В подвале была автономная котельная, прачечная и кладовые. Белье все сушили на чердаке. А то, как же, ведь это было белье ответственных работников! А тут розовые трусики ее или семейные трусы его, самого руководителя района! Разве же можно так! Потому, все белье сушили на чердаке. А стирала его, почти всему дому, жена дворника. Она же и убирала и готовила тем, кто хотел. Само собой, люди трудились и не только хорошо, но можно сказать, ударно. И так же относились к рождению своих деток. Их ударно плодили. У дворника было три девки. Вот, с одной из них, Катькой, самой младшей я и дружила.

Как это часто бывает у холуев, не только родители, но и дети их все и обо всех знали. И моя дружба с Катькой так же началась с сообщения мне подробностей об интимной и личной жизни моей матери. Я узнала, что моя мать не только не стирает постельное, но даже свое нижнее белье. И что мать Катьки, ругалась и все никак не могла отстирывать ее трусики от въедливых пятен между ног. И ей приходилось их все время вываривать. А еще я узнала, что мать моя что-то не до дает. Как тогда я думала, ведь я и слов тогда таких и не знала, где вместо букв д, все время ставили другие буквы. И я об этом говорила с Катькой, поправляя ее. А она мне.

– А вот и не так! Ты, что глупая. Не понимаешь и специально так придумала?

Что ты такое говоришь? Едет? Надо букву Д заменить на букву Б. Поняла? – Этому она меня так учила, пока я была маленькая, а потом началась другая учеба.

И скоро я потянулась к нашей дворовой профессорше.

Она знала такое и столько обо всех, что я просто диву давалась. Что, к примеру, жена, начальника какой-то кафедры марксисткой мужу не дает, зато прекрасно обучает двоечников с того самого института. И прямо на дому. И дает им то, от чего они все становятся, после скандалов с мужем ее, просто отличниками. А еще. Что у прыщавой дочки адмирала, перебывали почти все флотские лейтенанты, вплоть до капитан-лейтенантов и теперь она взялась за воспитание кадетов. Отец ей сказал, что пора выбирать для себя мужа. И она выбирала! А сколько бутылок! О-го-го! Она помогала своей матери выносить их, после каждого ее перебора красивыми мальчиками, теми с погонами, которые просто сияли якорями ослепительно утром на солнышке у них на плечах, когда они торопливо оглядываясь, прошмыгивали в подворотни нашего дома. И еще я узнавала и узнавала. И чем больше я приобщалась к этой дворовой науке, тем менее стойкой оказывалась в своих представлениях и понятиях.

Первой, забила тревогу наша классная. Как мать не упиралась, но она, все, же к ней в ГорОНО пришла и все обо мне рассказала. Что я уже матюгаюсь, что все время цепляю мальчиков и что я уже целовалась, и еще что-то нехорошее делаю с мальчиками, и что вовсе пристаю так и к девочкам. И еще все то, отчего моя мать пришла в бешенство.

Меня вечером она так отхлестала по щекам, что я от нее убежала из дома. Пару дней, пока она металась по городу, я жила в нашем подвале. Катька прятала и снабжала. А потом я объявилась и как она пришла с работы, так опять. Все повторилось сначала. Но только уже все получилось до крови. Я сидела и кусала свои губы, окровавленные ее рукой, водой отливала синяки на лице, а она все бушевала. Наконец она выдохлась. А потом, потихонечку все вернулось на прежнее место. Только теперь я ей врала. Врала обо всем и к месту и не к месту. И когда я ей один раз сказала, что не знаю, хорошо ли то, что я целовалась в засос, то она, не очень-то разбираясь, с кем я это делал, не поверила. И опять ругалась, оскорбляя и унижая. Ну, а вы уже догадались? С кем я так целовалась? Правильно! Это я с Катькой была, с ней и целовалась! А вернее, она меня стала учить, как надо целоваться. Она учила, учила, как это делать, да увлеклась.

Началось с того, что она надо мной стала посмеиваться. Что, мол, я такая, дурочка, что ничего не знаю и даже не умею целоваться. А я ей отвечала, что она сама такая и потом, я уже опытная, так как уже в школе целовалась. Она подняла меня на смех, а я на спор с ней пошла и говорю.

– Что не веришь? Давай я тебе докажу сейчас. Что? Испугалась?

– Ну, хорошо. – Отвечает она. – Давай на спор, я тебя перецелую! Кто первый оторвет губы, тот и проиграл. Идет?

А потом, как закинула мне голову и как поцеловала! Я через несколько секунд, голову отдернула, потому, что она мне своим языком в рот полезла. У меня от страха и каких-то необычных ощущений все внутри сжалось. Особенно, когда она стала языком своим в моем рту шевелить. Она меня просто оглушила этим, я испугалась и отпрянула.

– Ты, что делаешь? – Говорю ей, а у самой от ее поцелую даже ноги трясутся. – Что ты такое делаешь? Так же, так… – А сама даже не знаю, как назвать все это.

– Ну? Ты поняла? Вот, как надо целоваться! – Счастливо отвечает и опять ко мне тянется губами своими и ртом приоткрытым.

Я ее стала отталкивать, а она все равно лезет и целует меня в лицо. Я головой кручу, не даюсь, а потом оттолкнула ее и домой. Прибежала, стала перед зеркалом и смотрю на себя. Все никак не могу понять, от чего у меня внутри все так выкрутилось и так перевернулось. Лицо горит, а во рту ее язык ощущается, все кажется, что он во мне и ползает во рту, кончиком дотрагивается десен, придавливает и тискает мой язык. Я схватила щетку и давай зубы чистить. Полегчало, но одновременно и испугало меня.

Разве же так можно, думаю, что бы языком в чужой рот залезать? А у самой от ощущений этих внутри все крутит и крутит, тянет. Испугалась я. Не знала, хотела расспросить. От того я к матери обратилась. А она, как всегда, не разобралась и с места в карьер. Оскорблять и унижать. Надо сказать, что этому она здорово научилась на своей работе. Особенно у нее получалось человека так унижать, что она их просто растаптывала.

Как-то раз, пока я все в сомнениях была, это после обучения Катькиными поцелуями я домой пришла и застала ее с одной молоденькой учительницей.

А история была у нее такова.

Ее, эту самую молоденькую усительницу намеривались с работы выгнать. Выгнать за то, что она стала всячески домогаться расположения своей очень красивой и видной ученицы и даже стала назначать ей свидания. И не все в той истории мне было понятно. Ведь я тогда еще не понимала, как это так можно женщине с девушкой, тем более со школьницей. И вообще! Как это так? Ведь они же обе женщины?

Хотя с Катькой я все так и продолжала мир познавать. А ведь обе мы, девочки!

В школе завела такой разговор с девчонками, а они почему-то сразу стали дразниться и унижать. И я с позором убежала, так как девчонки с класса меня все время дразнили, лесбиянка, да лесбиянка! А я тогда так и не могла понять, это плохо или нет, понятия такого не было, слово того даже не знала.

Но тема эта меня уже тогда заинтересовала. Уж больно она необычная. А, тут еще и сам этот случай и что еще интереснее, так мать решила ту учительницу к себе пригласить и с ней поговорить. А с какой целью, вы сейчас узнаете.

Она сделала так, чтобы та училка к нам сама домой пришла. Перед тем, как ее заслушают на президиуме ГорОНО. И вот мать решила, так сказать, в домашней обстановке разговорить ее, а потом, как всегда унизить и растоптать. А там, либо своей шпионкой куда-то заслать, либо просто выкинуть, вытолкать взашей из ее школы. При этом себе еще и репутацию поднять. Вот, мол, какая принципиальная и непримиримая, настоящая, своя кадровая работница народного образования.

Я пришла, когда они уже разговаривали, поздоровалась с ними. И мне эту молоденькую и такую хорошенькую, по сути, еще девочку, учительницу английского языка стало так жалко, особенно от того, что она, мать моя, с ней хочет вытворить. Потому я им говорю, что, мол, мне надо скоро идти, на английский язык, на вечерние занятия, а я так устала и потом меня надо обязательно провожать. И наплела им какую-то историю с приставаниями к маленьким девочкам. И так говорю, что бы мать сообразила, чего я хочу. А я ей, так издалека намекаю и подвела разговор к тому, что мне нужен репетитор на дому, по английскому языку. И что, эта красивенькая и юная учительница, если она только захочет, сможет к нам ходить и со мной заниматься.

Мать моя, недаром начальницей была. Тут же все уловила и поняла меня, оценила. Она сразу же меняет тональность в разговоре с ней и все в ней меняется, прямо на глазах. Вот она просто сама обворожительность. Она так умела, артисткой была и многих тем подкупала. Вот и эта дурочка, молоденькая, раз и клюнула! Смотрю, а она уже у нее на крючке! Вот, думаю, мать, у меня какая? Но тот вечер закончился так хорошо и так приятно! Я ее провожала, и мы так задушевно разговаривали по дороге, а она все меня о матери расспрашивала и все хотела узнать, как она к ней отнеслась. А я ее успокоила и сказала, что хорошо и потом мы расцеловались на прощание. Легонько так в щечку. А у меня уже тогда мысли заворошились. А вот если взять и поцеловать ее, как меня Катька научила? Что будет тогда, что будет потом?

Катька мне не давала проходу. Ждала меня из школы и как только я к дому, она сразу же за мной следом. Пару раз я от нее успевала убежать. Забегу в квартиру, дверь захлопну и стою, спиной прижавшись, слышу, как она стучится, как зовет, просит ей дверь открыть. А я стою и не знаю. Что же мне дальше делать?

Все время думала. Раз она меня так целует, значит что? Да! Что же это значит? Я все время думала, думала. Даже ночью. Проснусь и все об этих, ее поцелуях думаю. А потом, как начала о том думать, то стала замечать, что, от того во мне что-то волнуется, тянет внутри и мне как-то необычно волнительно и беспокойно. Что-то во мне стало меняться. А что, не пойму. А главное, спросить то не у кого.

Дня три я так мучилась и все от нее убегала. А потом, после школы домой шла, а она уже и не ждала. Я даже опешила.

Как же так? Все эти дни она ждала, поджидала, а теперь? Что? Все, что ли? И мне так тревожно стало, так одиноко. Я прямо, как была и к ним. Зашла, Катька сидела спиной за столом, а я с ее матерью говорила, вроде бы как по делам. Говорю, а сама все на Катьку смотрю. Она спиной сидит и даже не шевелится. Я тогда и говорю, что я пойду, а если Катя захочет, то пусть ко мне зайдет, вместе уроки станем делать. Говорю и смотрю на ее реакцию. Раньше, я только заикнусь, как она сразу же ко мне заходила, и мы вместе уроки делаем. Я ведь ей все объясняла и задачи решать помогала, все делали вместе. А тут?

Уже повернулась и в дверях обернулась, смотрю, Катька все так же спиной ко мне, только голову повернула и смотрит на меня внимательно из-под руки. А я так обрадовалась и говорю с радостью.

– Катя, ты заходи, через десять минут, пообедаем.

А мать ее сразу же не отпустила. Не хотела она показывать, что ее дочь у чужих людей обедает. Стеснялась и поэтому сразу же говорит.

– Нет! Нет!. Она дома пообедает, а тогда уже придет. Через полчаса. Ты обедай сама. А она придет. Как покушает, так обязательно придет. Ну, что ты молчишь? Придет, придет! Ей уроков много задали.

Я ее ели дождалась. Какой там обед. Все эти долгие минуты у двери простояла, прислушивалась. Не идет ли она?

Она даже постучаться не успела, как я дверь перед ней открыла. Встала перед ней и стою. И так мне ее захотелось потискать, так захотелось целовать! А она мне.

– Ну, что? Так и будем в дверях стоять? Может, пустишь в дом?

А я ей, заходи, заходи и тапочки ей мамины и хочу ее учебники забрат и все ей в глаза старюсь заглянуть. А она меня отталкивает. Не грубо, но так, что дает мне понять, что бы я на нее нежности не рассчитывала. Она так и сказала мне.

– Только давай, подруга, без нежностей телячьих. Поняла?

Я все поняла! И пока мы с ней уроки делали, я все рядом с ней старалась сесть поближе и все от нее глаз не могла оторвать. Не могла насмотреться, как она сопит и как возится в своих тетрадках, как загадочно улыбаясь, пишет в них что-то. Я смотрела на нее и во мне что-то такое необычайно приятное шевелилось.

Мне нравилось в ней все, и то, что она вот такая, простая, немного грубая. И ее внешность, немного такая же и, я бы сказала, ну, скажем так, не очень интеллигентная. Она небольшого роста, но все равно, выше меня, плотная, широкая в кости и ходит почти как мужик. Важно, не спеша. Надевает все время джинсы, а сверху, все время рубашки мужские. И мне такой она нравится.

У меня не сложилось в школе с мальчишками, а она мне вроде бы как за мальчишку. Только с женскими чертами лица и губами, на которые я, и смотреть боюсь, пока наблюдаю за ней и рассматриваю ее украдкой. Вот так и проходит несколько часов, пока мы с ней делаем уроки. А потом. Уже в дверях, когда она уходила я к ней даже не решилась подступиться.

Она сама. Шагнула ко мне, обхватила одной рукой за шею, притянула и так поцеловала! Прямо в губы! Раз! У меня даже дыхание сбилось. И раз. Тут же увернулась и за дверь.

– Пока! До завтра! Недотрога!

А я ей. – Катя! Катенька!

А она. – Нет! Пока. До завтра!

Вот такая у меня с ней история приключилась. А потом, через некоторое время, вот как все сложилось. Но сначала я расскажу немного о ней и о себе.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю