Текст книги "Жестокий лес"

Автор книги: Ростислав Самбук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Отец Иосиф подумал, что Советы разгромили гитлеровскую Германию, на которую так надеялись оуновцы, теперь залечивают военные раны, и на это направлены все их усилия. Помешать им трудно, но возражать Штеху не стал. Промолчал, а тот продолжал:

– Мелкие акции, что осуществляют наши боевики, выходя из лесных убежищ, уже не производят впечатления. Необходимо заняться операциями, которые получили бы широкий резонанс. Святой отец, надо составить список видных советских работников во Львове и уничтожить их.

– Легко сказать! – Бескровные, узкие губы отца Иосифа скривились. – Наши явки разгромлены, лучшие люди давно арестованы.

– Хватит, святой отец, выкручиваться! У Службы безопасности пана Лебедя руки длинные.

В глазах отца Иосифа замелькали злые огоньки.

– Если глубокоуважаемый господин прибыл сюда, чтобы запугивать меня, он может сразу возвратиться в Мюнхен. Никто не пойдет за ним.

– Но вы должны знать свою паству…

– Хорошо, – перебил его отец Иосиф. – Я назову вам одного. И все.

– Только одного! – разочарованно ответил Штех.

– Я знаю еще кое-кого, но, насколько я понял, нужны абсолютно надежные люди. Без предрассудков и с твердой рукой… Этот один – племянник куренного Коршуна. Знали такого?

– Слышал. Коршун погиб где-то на Волыни.

– Племяннику удалось спастись. Сейчас работает на новом большом заводе.

– Что вы! – обрадовался Штех. – Отлично! Должен ликвидировать директора или главного инженера. Как с ним связаться?

– Давайте сделаем так: ждите его завтра в четыре часа в соборе святого Юра. Правый притвор. Он сам подойдет к вам. Спросит: не имеет чести видеть господина Габьяка? Запомнили? Габьяка. А вы скажете: “Не Габьяка, а Коструба”. Это и будет пароль.

Андрей с Филиппом постояли немного возле памятника Мицкевичу – романтический памятник поэту-романтику – и пошли по широкой аллее, ведущей к оперному театру.

Они перешли трамвайную линию, выбегавшую из соседней узкой улицы, пересекавшей аллею. Грохоча на рельсах, подошел старый трамвайный вагон, и люди, толпившиеся на остановке, двинулись к нему.

К трамваю подбегал высокий парень “голубой рубашке с закатанными выше локтя рукавами.

– Смотри! – закричал вдруг Филипп, схватив Андрея за руку. – Видишь? Неужели Гришка?

– Гришка! – воскликнул Андрей. – Точно, Гришка!

Парень взялся за поручни, вскочил на подножку, и трамвай тронулся.

– Гришка! – закричал Андрей.

Не услышать его было невозможно, но парень не оглянулся. Стоял на ступеньке, прижавшись грудью к спине пожилого пассажира, а трамвай уже набирал скорость.

– Гришка! – выкрикнул еще раз Андрей и бросился вдогонку за трамваем, но было уже поздно: трамвай повернул за угол. – Говорят, у каждого человека есть двойники, – сказал несколько растерянно Андрей, возвратясь к Филиппу.

Филипп пожал плечами.

– Наверно, мы все же ошиблись, – решил Андрей. Посмотрел на часы, заторопился: – Пошли, Владимир Гаврилович уже, наверно, ждет нас.

Бутурлак действительно сидел на скамье недалеко от оперного театра. Андрей думал, что увидит его в форме с погонами капитана госбезопасности, но Бутурлак был в скромном сером костюме и рубашке апаш. Шея и лицо загорелые, волосы почти выбелены солнцем, и ветерок играет ими.

Бутурлак увидел ребят издалека, подумал: они держали оружие, будучи еще детьми, а сейчас по аллее к нему идут совсем взрослые люди, с такими он уже ходил в разведку… Пусть судьба бережет их – чтобы никогда больше не пришлось им стрелять…

Он поднялся и протянул руки навстречу. Андрей, застенчиво улыбаясь, пожал руку капитану, но не выдержал и совсем по-детски прижался к нему. Он был уже на полголовы выше капитана, а форма студента-политехника делала его еще выше и стройнее.

Бутурлак повел парней в кафе на центральной улице, заказал неприхотливый обед и кофе.

Он расспрашивал их про Острожаны, про Петра Андреевича Ротача, про отца Филиппа – Антона Ивановича, который стал председателем острожанского колхоза “Красное Полесье”. Вспомнили, как дрались с Коршуном, и Андрей рассказал о встрече с Гришкой Жмудем или парнем, похожим на него. Бутурлак насторожился, слушал очень внимательно, переспросил даже, во что был одет парень.

– Считаете, что действительно Гришка Жмудь? – спросил его Филипп.

Бутурлак неопределенно хмыкнул, сказал, что ничего не считает, но никогда не следует относиться к таким фактам легко мысленно.

Андрей заметил, что Бутурлак глянул на часы – наверно, не хотел обижать их, но не мог и засиживаться, – и отодвинул недопитую чашку.

Они проводили Владимира Гавриловича до трамвайной остановки, и Андрей еще раз вспомнил, как садился в трамвай парень в голубой рубашке.

Штех внимательно посмотрел на высокого, светловолосого молодого человека в голубой рубашке, подошедшего к нему.

– Простите, вы ошиблись… – Ответил так, как было условлено. – Моя фамилия Коструб.

Парень переложил из руки в руку газету, ничуть не смутившись под испытывающим взглядом Штеха. Это понравилось эмиссару.

– Подожди меня возле собора, – сказал Штех и, не оглядываясь, направился к большой иконе святого Николая.

Поставил свечку – не потому, что верил в бога, давно уже привык верить лишь своему разуму, интуиции и сообразительности, просто в глубине души был суеверен. В конце концов, почему не поставить свечку? Что такое свечка? Тьфу, копеечное дело. А вдруг поможет?

Штех перекрестился, постоял немного, проникаясь молчаливой торжественностью храма. Людей в эти предвечерние часы было еще мало, пахло ладаном. Этот запах всегда нравился Штеху, возвышал и будто обновлял его.

Гришка стоял недалеко от входа, возле чугунной ограды сада митрополита. Штех сделал ему знак, чтобы шел за ним, и направился вниз, к парку Костюшко. Здесь, в боковой тенистой аллее, найдя свободную скамейку, он сел и поманил к себе Гришку.

Штех сказал, что знал Тришкиного дядьку и уважал его, что Григорий должен отомстить Советам за его гибель, а что сам Штех – функционер Центрального провода (на всякий случай Штех не сказал, что занимает положение намного более высокое) и прибыл сюда, чтобы передать Гришке приказ центра.

– Так вы оттуда? – Гришка выпрямился на скамье. Казалось, еще секунда – вскочит и станет смирно.

– Оттуда. И если ты не глупый, должен понимать, какая это честь – выполнять мои задания.

У Гришки даже просветлело лицо: он слышал, что такое приказы Центрального провода – их выполняют лишь самые достойные.

– Надеюсь, что смогу быть полезным, – отчеканил он, сжав кулаки.

– Расскажи, что делал после гибели дядьки.

– Дядька хотел взять Острожаны, наше родное село, у него там был какой-то свой интерес, но нас встретили огнем. Только мне удалось спастись. Добрался в Броды – это подо Львовом. Там жила моя тетка – сестра матери. Сын у нее погиб, мой двоюродный брат Алексей Иванцов. В лесу на мину напоролся. Говорят, ничего не осталось. А тут приехал я… Похож на Алексея, тетка и говорит: “Будешь сыном, о смерти Алексея в загс не сообщали…” Документы взял и сделался Алексеем Иванцовым. А тетка, чтобы никто не узнал об этом, переехала со мной в Бибрку. Представил справку, что отец погиб на фронте, и это правда: муж тетки был в Красной Армии и погиб за Советы. Закончил во Львове ремесленное училище, а потом поступил на завод. Место в общежитии дали…

Штех выдержал паузу, положил доверчиво руку Гришке на плечо – знал, какое это впечатление на него произведет, сказал весомо, глядя парню прямо в глаза:

– Ты должен сделать вклад в наше дело, в этом твое высокое предназначение.

– Да, – ответил Гришка, даже не зная, о чем идет речь. Готов был выполнить все, что скажут.

Но Штех спросил его о чем-то совсем прозаичном:

– Знаешь вашего директора Стефана Висловского?

– Да кто же его не знает?

Гришка представил себе седого, низкорослого мужчину, худого, подвижного, с умными глазами. Ему приходилось слушать директора на собраниях – на трибуне он становился как-то выше, находил какие-то особые слова.

– Говорят, он авторитетен в городе?

– Да, – ответил Гришка уверенно. – Завод большой, Висловского все знают.

– Нужно убрать его! – Штех посмотрел на Гришку внимательно.

Гришка сразу понял, о чем он.

– Убить? – спросил.

– Сможешь?

– Почему нет? Они убили моих родителей и дядьку. Должен отомстить!

– Держи! – Штех вынул из внутреннего кармана пиджака офицерский вальтер.

– Где вас найти?

– Нигде, – ответил жестко Штех. – Явок не будет. Если провалишься, выпутывайся сам. В крайнем случае пересидишь где-нибудь до холодов. Пока здесь успокоятся. Затем позвонишь отцу Иосифу, он скажет, что делать.

– Все?

– Нет. В доме Висловского оставишь записку, – протянул листок. – Перепишешь печатными буквами. – И добавил угрожающе: – Учти, мы не спустим с тебя глаз. Знаешь, что бывает с теми, кто обманывает нас?

Гришка злорадно усмехнулся:

– Пусть господин функционер не беспокоится, этому Висловскому уже не ходить по земле.

Сегодня Висловский проснулся поздно, солнце уже поднялось над деревьями. Воскресенье, и можно немного расслабиться. Он встал с постели, выглянул в окно – осень, но деревья совсем зеленые.

Скрипнули двери, в комнату заглянула сестра Зеня.

– Закрой за мной, Стефан, – попросила. – Я тороплюсь на рынок.

Висловский пожал плечами: Зеня ужасно боится воров, на дверях у них два самых лучших английских замка, но Зеня велела приделать еще стальную цепочку, и прежде чем впустить посетителя, внимательно осматривала его и даже расспрашивала: кто и зачем?

– Я закрою, иди, – пообещал Стефан Федорович.

Но Зеня все еще стояла в дверях. Висловский сдался и спустился за ней на первый этаж, щелкнул двумя замками и набросил цепочку.

Здесь же, на первом этаже, был его кабинет. Он зашел в кабинет, сел за стол и углубился в работу. Завтракать решил вместе с сестрой, когда она вернется с рынка.

Неожиданно в передней раздался звонок.

Стефан Федорович недовольно оторвался от дела и, вздохнув, пошел открывать двери.

Щелкнули замки, зазвенела цепочка. Директор вопросительно уставился на юношу с дешевенькой картонной папкой под мышкой, неловко переступавшего с ноги на ногу.

Юноша смотрел на него так просительно и растерянно, что он мягко спросил:

– Чем могу быть полезен?

– Рацпредложение у меня, – сказал Гришка, – хотел бы с вами посоветоваться.

– У меня есть часы приема.

– Но у меня такое важное дело, что ждать еще неделю…

Директор посмотрел на Гришку с интересом, отступил, пропуская в переднюю.

– Прошу в кабинет, – сказал совсем доброжелательно. – Как ваша фамилия?

– Иванцов. – Гришка не скрывал себя, ибо все равно отступления не было.

– Прошу вас, товарищ Иванцов, проходите. Что там у вас?

Директор протянул руку, указывая на пистолет под пиджаком, – и как он мог заметить его? Лицо Гришки вытянулось, покрылось мертвенной бледностью, он положил папку на стол и пробормотал, как провинившийся мальчишка:

– Ничего у меня нет, и я пришел…

– Не волнуйтесь так. – Директор взял папку в руки.

Только теперь Гришка понял, что Висловский протягивал руку к ней, а он испугался и едва не провалил дело.

– Посмотрим, что вы предлагаете, – сказал Висловский, развязывая тесемки. – Садитесь! – указал на кожаное кресло возле стола.

Гришка автоматически подался к креслу, но успел сообразить, что будет занимать неудобную позицию, что ему нужно быть непременно позади директора.

– А можно мне… – остановился на полдороге, – посмотреть книжки?

Висловский мягко улыбнулся.

– Здесь есть что посмотреть! – сказал с гордостью.

Гришка повернулся к стеллажу, который возвышался за спиной Висловского. Краем глаза наблюдал, как директор вытащил бумаги и стал рассматривать чертеж. Недавно Гришка узнал, что их бригадир придумал какое-то приспособление к станку, сделал вид, что изобретение его очень интересует, и попросил чертеж на воскресенье.

И вот сейчас Висловский изучает этот чертеж.

Гришка, взяв со стеллажа какую-то объемистую книгу, полистал ее, чувствуя, как колотится у него сердце. Поставив книжку на место, сделал шаг ближе к столу.

– Интересная мысль, – сказал директор с уважением, – непременно надо использовать ваше приспособление!

Гришка смотрел на Висловского сбоку, не знал, что ответить. Неужели начнет расспрашивать?

Висловский усмехнулся и снова углубился в чертеж.

Гришка осторожно вытащил пистолет, поднял его и сразу нажал на крючок. Звук выстрела оглушил его, и он чуть не выпустил оружие, но успел увидеть, как пуля пробила пиджак на плече директора.

Висловский медленно повернулся к нему.

Гришка отступил, отгородился от директора пистолетом, держа его неудобно, двумя руками, перед грудью.

– Вы что?.. – глухо спросил Висловский. Он смотрел на Гришку снизу вверх, и тот увидел в его глазах боль и удивление.

– Я… Я ничего… – Гришка прижался спиной к стеллажу и вдруг понял, что отступать некуда, поднял оружие и выстрелил директору прямо в лицо.

Висловский зашатался и упал на стол.

Гришка стоял и тупо смотрел, как стекает кровь из размозженного черепа на полированную поверхность. Наконец очнулся, засунул пистолет в карман, быстро схватил чертеж и, стараясь не запачкать его кровью, положил в папку, завязал тесемки. Делал все машинально, хотя был в напряжении и прислушивался к малейшему шороху в пустом доме.

Почему-то на носочках пробежал в переднюю, уже взялся за замок, но вспомнил, что забыл положить записку. Возвратился, тоже на цыпочках, положил на стол записку – так, чтобы бросалась сразу в глаза. Уже спокойно огляделся, не оставил ли следов, и уверенно направился к выходу. Осторожно открыл дверь и выскользнул на крыльцо. Замки щелкнули за ним. Перегнувшись через перила, посмотрел, нет ли кого на улице.

Никого…

Пробежал по дорожке к выходу, калитка не скрипнула, и солнце ударило ему в глаза. Голова закружилась, он чуть не упал, но сразу овладел собой и направился к воротам парка.

– Иванцов! – услышал вдруг. – Алексей!

Не остановился, шел ссутулившись, понимал, что произошло что-то ужасное и он пропал, но все-таки шел, не оборачиваясь, будто в парке было спасение.

– Лешка! – крикнул кто-то уже совсем близко.

Теперь нельзя было не остановиться. Оглянулся и узнал Клапчука. Улыбается, подает руку. Пожал нехотя.

– От Стефана Федоровича? – спросил Клапчук. Проныра проклятый, все он знает, повсюду сует свой поганый нос! Пролез в комсорги цеха, капитал себе зарабатывает!

И все же Гришка сделал попытку выкрутиться.

– Какого Стефана Федоровича? – сделал вид, что удивился.

– Нашего директора – Висловского.

– Разве он здесь живет?

– В том домике.

“Все… Теперь все… А если и этого гада?.. – Почувствовал холодную тяжесть оружия. – Заманить куда-нибудь и…”

– Нет, я мимо шел… – Но знал, что все это напрасно.

– А я к Стефану Федоровичу! – Клапчук взмахнул портфелем и добавил многозначительно: – Он просил материалы для доклада подготовить.

– Зачем же дома директора беспокоить?

– А он сам велел прийти. Ну, бывай, – помахал рукой. Гришка смотрел вслед Клапчуку: “У, гад проклятый!” Лихорадочно обдумывал, что делать.

А что делать? Бежать немедленно, пока есть время.

Гришка быстро пересек дорогу и затерялся в аллеях парка.

…Убийство Висловского взволновало весь город.

Хоронить директора вышли все рабочие завода. Из уст в уста передавали содержание записки, оставленной убийцей:

“Так будет со всяким, кто снюхается с большевиками, смерть и еще раз смерть. Беспощадный меч ОУН настигнет вас везде!”

Стояли на кладбище, стиснув кулаки, сотни и сотни – сильные, сплоченные, – и эта гневная, молчаливая толпа была самым красноречивым ответом на бандитские угрозы.

На похоронах было много молодежи, особенно из Политехнического института, где Висловский вел спецкурс. Пришли и Андрей с Филиппом.

– Какой же негодяй этот Иванцов! – сказал кто-то у них за спиной. – Втерся в доверие…

– Я тоже слышал, что Висловского убил какой-то Иванцов, слесарь сборочного цеха, – сказал Филипп, взяв Андрея под руку. – Директор принимал его дома, а он…

– Из-за угла они умеют!..

– Смотри! – сказал Филипп, увидев Бутурлака, который искал кого-то взглядом в толпе.

– Владимир Гаврилович! – крикнул Андрей. Бутурлак махнул рукой, подзывая.

– Вот так изредка и видимся, – сказал он невесело.

– Вы поймаете его? – спросил вдруг Филипп.

– Обязательно, – кивнул Бутурлак, – ему не скрыться.

– Откуда этот Иванцов? – не выдержал Андрей. – Если не секрет.

Бутурлак достал из кармана фотографию:

– Можете посмотреть.

Андрей глянул и побледнел.

– Он! – выкрикнул. – Смотри, Филипп, это же Гришка!

– Какой Гришка? – не понял Бутурлак. – Алексей Иванцов – убийца Висловского.

– Гришка это! Гришка Жмудь, мы ведь вам рассказывали о нем.

– Он! – подтвердил Филипп. – Точно он.

– Пошли, ребята, со мной! – сказал решительно Бутурлак.

Они вышли с кладбища на улицу, где прижался к тротуару черный трофейный автомобиль, капитан посадил в него ребят, сам сел рядом с шофером, приказал:

– В управление.

Андрею еще не приходилось ездить в таких больших и комфортабельных автомобилях, но он не обратил никакого внимания ни на обитые настоящей кожей сиденья, ни на множество никелированных деталей.

– Я знаю, почему он Иванцов, – сказал, нагнувшись к Бутурлаку. – Мать Гришкина, тетка Анна, в девках была Иванцова. А еще сестра ее тоже Иванцова.

– Сестра? Жива? Может, знаешь, где она живет? – нетерпеливо забросал его вопросами Бутурлак.

– Почему не знаю? Раньше в Бродах жила, а потом переехала в Бибрку.

– А мы ищем его… – начал Бутурлак, но не закончил. – Как зовут Иванцову?

– Мария, а отчество, наверное, как у Гришкиной матери, Петровна.

Машина остановилась возле областного управления государственной безопасности, и Бутурлак, оставив ребят в вестибюле, ненадолго отлучился. Вернувшись, сказал что-то часовому и проводил их на второй этаж, в кабинет, где за письменным столом сидел подполковник. Он предложил всем сесть, представился:

– Виктор Эдуардович Яхимович. О вас мне уже рассказывал Владимир Гаврилович. Что вы знаете про Иванцову?

Андрей смутился:

– Ну, тетка Гришки Жмудя, моего двоюродного брата. Он с Коршуном шел на Острожаны, и мы с Владимиром Гавриловичем…

– Знаю. Григорию Жмудю тогда удалось убежать. Вы утверждаете, что это он? – Яхимович положил на стол фото.

Андрей разглядывал внимательно. Гришка возмужал, конечно, но такие же пухлые губы и маленький шрамик над правой бровью. Указал пальцем на этот шрамик.

– Ты помнишь, Филипп, как Гришка упал в лодке и разбил лоб об уключину?

– Да, у него шрам на лбу, – подтвердил Филипп.

– Доказательство несомненно, – констатировал подполковник. – Теперь что вы знаете про Иванцову?

Андрей рассказал все, что знал.

– Как звали сына Иванцовой?

Андрей вопросительно глянул на Филиппа и покачал головой:

– Не знаю.

– Алексей?

– Не могу утверждать.

– Ну, ладно. Откуда узнали, что Иванцова живет в Бибрке?

– А в Острожанах старая Кухариха, родственница мужа Иванцовой, говорила. Еще говорила, что муж Иванцовой погиб на войне.

Подполковник перелистал какие-то бумаги в папке, лежащей перед ним.

– Вот что, ребята, – сказал, – мы здесь с капитаном немного посоветуемся, а вы посидите там, – кивнул на дверь.

Бутурлак проводил их в соседнюю комнату, дал несколько журналов и вернулся к Яхимовичу.

– Вызывайте машину, капитан. Опергруппу возглавите вы, Возьмите с собой Андрея Шамрая. Парень, кажется, умный, пусть, как родственник, придет к Иванцовой и постарается выведать, где сейчас Григорий Жмудь.

Дом Марии Петровны Иванцовой – оштукатуренный и опрятный – стоял посреди небольшого садика. Над самым крыльцом раскинула ветви яблоня, усыпанная желтыми большими плодами. От крыльца до калитки вела вымощенная красным кирпичом дорожка, обсаженная сальвинией. Георгины тянулись выше проволочной изгороди, а под окнами дома уже зацветали хризантемы.

Калитка была не заперта, и Андрей направился прямо к крыльцу. Постучал в дверь, но никто не отозвался. И услышал вдруг за спиной:

– Вам кого?

Оглянулся. Возле крыльца полная женщина, улыбается, смотрит добро.

– Я к Марии Петровне.

– Так я Мария Петровна.

– А я из Острожан. Может быть, слышали: Андрей Шамрай? Племянник Северина Романовича.

– А-а… Тот мальчик, которого он взял к себе? Ну ты и вырос! – На миг глаза ее стали грустными, и Андрей понял, что вспомнила сына. Вытерла руки, засуетилась: – Проходи, Андрейка, я сейчас ужинать тебе дам, изголодавшийся ты какой-то…

– Да нет, спасибо.

– Не говори. – Она легко взошла на крыльцо, отперла дверь и пошла вперед, говоря: – Ты не стесняйся, сынок, я тебе сейчас колбаски поджарю с картошечкой. Или, может, яичницу хочешь?

“Нет здесь Гришки”, – подумал Андрей.

Женщина излучала такую искренность и простоту, что Андрею стало неловко. Она даже не спросила, почему это Андрей пришел к ней. Если бы Гришка прятался здесь, непременно выдала бы себя – взглядом, вопросом, внутренней настороженностью, а она посадила Андрея за стол, застеленный чистой клеенкой, спустилась в погреб, принесла полный кувшин молока, нарезала хлеб толстыми ломтями, поставила перед парнем целую сковородку яичницы с колбасой и только потом присела напротив, с удовольствием наблюдая, с каким аппетитом Андрей ест.

– Мы в Бибрке со студентами. Самодеятельность. А я вспомнил, бабка Кухариха рассказывала, что вы здесь, вот и зашел…

Это объяснение, наверно, вполне удовлетворило Марию Петровну, потому что широко улыбнулась и сказала с напускным упреком:

– Старая трещотка, я же просила… – Вдруг спохватилась и не договорила, о чем именно просила бабку Кухариху, да Андрею и так было все понятно: не рассказывать про переезд Иванцовой в Бибрку.

– Спасибо, Мария Петровна! А здесь у вас хорошо. – Поднялся из-за стола, заглянул в комнату. Должен был осмотреть дом, хотя бы поверхностно.

В погребе Гришки не было – когда Мария Петровна спускалась за молоком, Андрей заглянул туда.

– Я здесь все одна да одна. Летом Алексей приезжает, зимой сдаю комнату командировочным, а так – тоскливо…

Она сказала “Алексей”, даже не сомневаясь, что их тайна никому не известна, и Андрей вдруг пошел на риск. Сказал, пристально глядя на женщину:

– Зачем это вы, тетя Мария? Передо мной можно и не таиться. Мы с Гришей двоюродные братья, а я все знаю.

Мария Петровна, прибиравшая со стола, уронила стакан и даже не заметила, что он разбился. Испуганно уставилась на Андрея:

– Откуда знаешь?

– А Гришка вам ничего про меня не говорил?

– Говорил, что Советам служишь.

– А вы разве не служите? – Андрей знал, что Мария Петровна работает шеф-поваром в местной чайной.

У Марии Петровны на шее выступили пятна.

– От работы не отлыниваю, – ответила.

– А Гришка зачем на заводе работает? Кстати, здесь он сейчас? – быстро спросил Андрей.

– Нет.

– Правду говорите?

Гримаса исказила лицо Марии Петровны:

– Ой, парень, какой же ты!

Андрей понял, что допустил промах, попробовал оправдаться:

– Нужен Гришка мне. Где он?

Мария Петровна глянула отчужденно, но Андрей смотрел искренне, как и раньше, и женщина спросила:

– Что с ним случилось?

– Почему так думаете?

– Странный был какой-то. Будто перепуганный. В воскресенье приезжал. Собрал вещи и сразу подался.

– Не сказал куда? Не чужой я, может быть, помогу Гришке. – Андрей опустил глаза – все же обманывал эту доверчивую женщину, но другого выхода не было: Гришка Жмудь мог натворить еще много бед.

– Ой, парень, помоги, очень прошу тебя! Что-то с ним происходит, кто-то сбивает его, подстрекает… Он мне не сказал, но знаю: в Ставное пошел, девушка у него там. Хорошая девушка, Анна Климашко, работает медсестрой.

– К ней подался?

– Куда же еще? Вечером и пошел. Если бы во Львов, то налево к автобусу. А он через переулок, там дальше дорога на Ставное.

– Что взял с собой?

– Денег попросил. У меня было девятьсот рублей, все отдала. Сала, хлеба, вещи зимние.

– Зимние? – переспросил Андрей. – Зачем сейчас?

– Я тоже спросила. Говорит, нужно. Неуверенный был какой-то.

Андрей заглянул в комнаты, у которых были отдельные выходы в переднюю. В каждой по кровати и дивану. В самом деле, Мария Петровна могла сдавать их жильцам. Подумал: “Бедная женщина, наверно, копила все Гришке, а он…”

Мария Петровна схватила его за руку.

– Ты уж не говори никому про Гришу! – горячо дохнула ему в лицо, став на пороге. – Он достоин лучшего, правду тебе говорю!

Андрей промолчал. Скоро она узнает, что натворил Гришка, и прозрение будет не из легких.

Андрей вышел, не оглядываясь. На улице было уже темно, и звезды сияли на небе.

– Будешь в Бибрке, заходи, – услышал он с крыльца.

Пробормотал что-то в ответ и направился к калитке.

Бутурлак вышел из-за кустов, спросил шепотом:

– Ну, что? Я уже начал волноваться.

– Гришки здесь нет. Он за семь километров, в селе Ставном.

Дом Климашко, один из лучших в Ставном, стоял сразу за церковью. За ним к леваде тянулся огород, засаженный картошкой, за речкой чуть ли не сразу начинался лес. Два автоматчика отрезали усадьбу от огорода, еще два контролировали ее с боков. Бутурлак в сопровождении председателя сельсовета и лейтенанта милиции прошли через подворье. Немного сзади держался Андрей.

Председатель сельсовета требовательно постучал в окно. Изнутри подняли занавеску, выглянул мужчина.

– Ты, Федор? – спросил. – Что случилось?

– Открывай, уполномоченный будет ночевать.

– Сейчас, только зажгу свет, – послышалось из-за окна. Чуть ли не сразу загремел засов, и хозяин открыл двери.

Стоял на пороге, держа в руке свечку.

Бутурлак проскользнул мимо него в дом. Старший лейтенант милиции потеснил Климашко в сени.

– Где Алексей Иванцов? – спросил угрожающе. – Здесь?

Хозяин стоял в одном белье, босой, молчал и смотрел испуганно.

– Какой Иванцов? – начал, заикаясь. – Никого н-нет.

– Алексей Иванцов! Тот, что ухаживает за вашей дочкой.

– Так они ушли… – Климашко немного пришел в себя. – Дома только мы с женой.

Старший лейтенант включил карманный фонарик, ощупал лучом сени. К стене приставлена лестница, над ней дверца на чердак.

– Стой здесь!

Старший лейтенант указал Андрею на входные двери, а сам ловко полез по лестнице. Отбросил дверцу чердака и, как на учениях, сделав упор на локти, проскользнул на чердак.

– Здесь никого, – появился в дверях Бутурлак.

– И на чердаке пусто, – отозвался старший лейтенант. Он медленно спустился по лестнице.

– Осмотрите подворье, – приказал Бутурлак, – я пока что поговорю с хозяевами. Оденьтесь, – повернулся к Климашко, переступавшему с ноги на ногу, – и попросите жену, чтобы поднялась.

Жена Климашко уже стояла одетая в комнате, служившей гостиной. Женщина лет за сорок, полная, но еще красивая. Климашко вернулся в комнату в штанах и рубашке, но босиком, стал рядом с женой, будто искал у нее защиты. Бутурлак попросил хозяина сесть, отодвинул лампу на край стола, чтобы лучше видеть, спросил прямо:

– Был у вас позавчера Алексей Иванцов?

Климашко искоса поглядел на жену, но она смотрела равнодушно, и он ответил:

– С Анной он нашей гуляет… этот Алексей. Так вот приходил… В воскресенье вечером. Ушли с Анной. Молю бога, чтобы были живы, не знаем, куда подались.

– И вы вот так отпустили дочь?

– А что делать? Взрослая уже. При Советской власти умные все стали. Что для них родители?

– Помолчи! – вдруг вмешалась жена. – Если на человека что-то свалится, – подняла глаза на Бутурлака, – то не знает, что и говорит. Они с Алексеем давно уже решили пожениться, ну, он и Анна наша. А в воскресенье он приходит, вызывает Анну во двор, пошептались, дочь и говорит, что едет с Алексеем.

– Куда?

– Мне и самой это очень хотелось бы знать.

– Предупреждаю, что речь идет о задержании опасного преступника. – Бутурлак достал из папки бумаги, сунул их супругам: – Познакомьтесь и распишитесь, за ложные. сведения…

– Да знаем… – не дал ему закончить Климашко. – И пусть пан-товарищ не думает, что говорим неправду, потому что сами не хотели отдавать Анну за этого парня.

– В котором часу пришел Иванцов?

– Наверно, за полночь. Зашли в дом, она и говорит: “Едем с Алексеем”. – “Куда?” – спрашиваем. А она: “Напишем”. Мол, у Алексея неприятности. А какие могут быть неприятности, если нужно прятаться? Я и подумал: или криминал какой-нибудь, или с бандерами… Вот и вы говорите: опасный преступник! А что натворил?

– В свое время узнаете.

– Вот-вот… – Климашко даже заскрипел зубами. – Такое наваливается на нашу голову! Говорю им: “Не делайте из меня дурака”. А они свое: “Надо идти!”

– Что дочка взяла с собой?

Опять Климашко переглянулся с женой.

– Да говори уж, – наклонила она голову.

– Когда ушли, я и увидел: ружья нет. Оно у меня висело в той комнате, – кивнул на двери справа. – Наверно, Анна через окно передала.

– Ну а вещи какие взяли? Продукты?

– Окорок копченый, кусок сала. Белье, обувь, одеяло. Зимнее пальто. Спрашиваю: “Зачем пальто?” – “Так, – говорит, – дело такое: может, и до холодов придется побыть”.

– И куда же они пошли? – допытывался Бутурлак. – Огородами к лесу?

Климашко заморгал, хотел что-то сказать, но вскочила жена:

– Я уже вам правду скажу. Это он, обормот, нашу дочку опутал, а она такая доверчивая и любит его. Поймайте же этого бандита, может быть, Анюте легче станет. Я слышала, в Сарны хотели ехать. На станцию пошли. Я во двор вышла, слышу: шепчутся, а Алексей и говорит: “В Сарны поедем, а там видно будет”. А увидел меня – осекся.

– Если узнаете о местонахождении дочери и Алексея Иванцова, – сказал официально Бутурлак, – немедленно сообщите органам госбезопасности.

Выслушав информацию, Виктор Эдуардович подумал немного и спросил:

– Итак, считаете, что они решили пересидеть в лесу?

– Куда еще могут податься? Про остров среди болот, где Гришка прятался с Коршуном, знают только местные жители, но ведь туда никто не ходит, болота черные, опасные – кому хочется жизнью рисковать? Жмудь недаром пошел к Анне. Ему одному на острове не выжить. В окрестные села не пойдешь, здесь тебе и конец. А женщину не заподозрят. Еще и с настоящими документами. До райцентра там километров десять, и раз в неделю за продуктами сходить можно.

– Решено! – Подполковник хлопнул ладонью по столу. – Сейчас я сообщу волынским товарищам, что Григорий Жмудь, вероятно, где-то в их краях, и договорюсь о вашей операции. А вы отдыхайте до двенадцати. В тринадцать выедете с оперативной группой.

– Надо бы взять с собой Шамрая. Можно найти проводника и среди местного населения, но Андрей уже в курсе дела.

– Не возражаю.

Оперативная группа прибыла в райцентр после одиннадцати ночи. Заночевали в гостинице, а в четыре утра Бутурлак разбудил людей. Газик подвез их километров за пять – шесть до островка в болотах, дальше дороги не было, и группа вместе с Андреем углубилась в лес. Шли не торопясь, но, собственно, и торопиться было невозможно: темень, под ногами хлюпает вода, надо продираться сквозь кустарники.