Текст книги "Жестокий лес"

Автор книги: Ростислав Самбук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– Логично, – сказал лейтенант. – Но ведь к Коршуну могут прийти еще на помощь.

– Могут, – вздохнул Демчук. – Кстати, Петр Андреевич, вы сейчас в школе ремонт делаете, посмотрите: а вдруг найдете тайник Коршуна…

– Ремонт? – спросил с иронией Ротач. – Ну, если это называется ремонтом…

Бутурлак усмехнулся. Завтра на село налетят бандеровцы, и кто знает, останется ли кто из них в живых и останется ли целой сама школа, а они начинают спор о каком-то ремонте… Что ж, люди есть люди…

– Давайте подытожим, – сказал он. – Вы, Антон Иванович, сейчас или утром попробуете по телефону связаться с районной милицией. Если не выйдет, в райцентр едет Петр Андреевич. Богдан разговаривает с отпускником Кушниром. Если просохнет, дадим ему карабин. С Суярко я поговорю сам. Сейчас прошу не расходиться. Андрей! – крикнул. – Тащи сюда оружие! Пулемет беру на себя, вам – по “шмайсеру”.

– А карабины нам! – отозвался Андрей.

– Детям до шестнадцати… – начал Бутурлак шутливо, но сразу понял, что ребята не примут его шутки, и закончил серьезно: – Вы будете в резерве главного командования и, если останется оружие…

– Прошу вас, – сказал Антон Иванович, – извините, но я уж по старинке, с карабином… Не привык к этим тарахтелкам…

– Мы, дядя, с вами поменяемся, – обрадовался Андрей.

– Давайте сразу договоримся, – предложил Вербицкий, – начальником обороны села назначается лейтенант Бутурлак. Антон Иванович, не возражаете?

– Согласен.

– А то анархия какая-то начинается – “поменяемся”… Все будут выполнять приказ, и точка.

– Товарищ Ротач – старший по званию, – сказал Бутурлак.

– Нет, нет, – возразил Петр Андреевич. – Я политработник, а вы – строевой командир. Вам и карты в руки.

Бутурлак понимал, что для споров нет времени.

– Есть! Село объявляется в осадном положении, – серьезно сказал Бутурлак. – Но это строгая военная тайна! Вербицкий, когда будешь разговаривать с Кушниром, ничего прямо не говори. Если согласится помочь, веди ко мне. Гражданку Груздеву задерживаем сразу. А с дочерью ее как? К соседям, что ли?..

– Да не бросим же одну, – проворчал Демчук.

– Вот и хорошо. Сейчас мы с Вербицким немного посовещаемся, а на рассвете посмотрим, где будем ставить засады. Ребята, будете легкой кавалерией. Сергейка, это к тебе тоже относится. Подберите еще трех-четырех надежных людей, будете наблюдать, кто в село приходит, кто уходит из него. Понятно, для чего?

– Еще и как! – откликнулся Филипп. – Выявить, с кем бандеры имеют связь.

– Я всегда знал, что ты умница, – улыбнулся Бутурлак.

Антон Иванович постоял во дворе, глаза привыкли к темноте. Дождь все еще шел. Он натянул капюшон старого брезентовика, чтобы лучше замаскироваться. Забросил карабин за плечо, дулом вниз, как носят иногда охотники, пощупал гранаты в карманах. Подумал: “Сколько еще война напоминать о себе будет? За день Андрей с Филиппом нашли три автомата, пулемет. А сколько еще будут подрываться на минах люди, дети, женщины? Надо за это дело браться. Покончим с бандитами, тогда…”

Прижимаясь к заборам, направился к сельсовету. Постоял на крыльце, ища ключи в карманах. Не нашел и решил уже возвращаться за ними домой, но вдруг нащупал во внешнем кармане пиджака. Выругал себя: мол, стареем, уважаемый, и делаемся забывчивым, ведь ощупывал этот карман, черт бы его побрал…

Но в дом не вошел. Скрутил толстую цигарку, высек огонь огнивом, прикурил. Ну и махорку подарил ему Бутурлак! Не то что их горький самосад, от которого дерет в груди. Сладкая, и запах неземной, такую бы курил до конца дней своих. Еще бы настоящей газетной бумаги…

Антон Иванович глубоко затянулся. Выдохнул дым и прислушался. Показалось, будто кто-то прошел по улице.

Демчук перегнулся через перила крыльца, вглядываясь в темноту. Никого нет, только дождевые капли булькают в лужах.

Антон Иванович отпер двери, сбросил у порога брезентовик, повесил его на гвоздь, аккуратно вытер о тряпку ноги и зажег свечку. Любил во всем порядок и осуждающе смотрел на тех, кто вваливался в сельсовет, как в коровник, не сняв шапки и не вытерев ноги.

Сел на удобный, реквизированный у Северина Романовича Жмудя стул, придвинул телефон, покрутил ручку.

Сразу услышал в трубке далекий девичий голос, взволнованно закричал, прикрыв микрофон ладонью:

– Алло, девушка, это острожанский председатель говорит, слышите меня? Это райцентр?

– Нет, Заозерное.

– А с районом связь есть?

– Пожалуйста, кто вам нужен?

– С начальником милиции соедините меня, девушка, и держите связь, потому что дело у меня серьезное…

– Соединяю с коммутатором райцентра, – послышалось в ответ, и эти слова прозвучали для Антона Ивановича как самая лучшая музыка.

– Алло… Алло!.. – закричал, услышав в трубке какой-то шорох, но никто не откликался, и Антон Иванович сразу вспотел от волнения. Вдруг трубка отозвалась:

– Капитан Ярощук слушает.

– Товарищ капитан! – Антон Иванович обрадовался так, что чуть не стал заикаться. – Из Острожан Демчук. У нас неотложное дело, и лейтенант Бутурлак просил срочно переговорить с вами…

– Давайте, что там у вас? – Голос капитана звучал сонно. Демчук понял, что телефонистка включила квартиру Ярощука и разбудила его, но не стал извиняться – знал, что связь может прерваться в любую минуту.

– Есть сообщение, товарищ капитан, что завтра ночью бандиты пойдут на наше село. Кажется, появился Коршун. У него тайник с документами в школе…

– Какие документы, какой тайник? – не понял Ярощук. – Вы что-то путаете…

– Я говорю все правильно. Коршун сделал в свое время в нашей школе тайник, где хранятся какие-то документы. За ними он и вернулся. Нападение бандиты назначили на завтра, ночью. Бутурлак возглавил оборону села, и мы будем держаться до последнего. Но просим прислать подмогу…

– Откуда знаете, что бандиты нападут именно завтра? И про Коршуна? – спросил Ярощук.

– От надежного человека! И все точно, как я говорю.

– Хорошо… – Капитан уже принял решение. – Сегодня утром в Острожаны выедет мой помощник с двумя солдатами. Вы поняли меня?

– Большое спасибо, товарищ капитан!

– Передайте Бутурлаку, что я полагаюсь на него и прошу… Но в трубке раздался треск.

– Алло! – покричал еще на всякий случай Демчук, но никто не отозвался, и он положил трубку.

Антон Иванович погасил свечку, сидел за столом, думал: когда разобьют группу Коршуна, надо будет заняться школой. Конечно, искать бандеровские документы будут те, кому положено. А он договорится с женщинами, чтобы помогли привести школу в порядок, да и мужики пусть помогут с ремонтом, не все же директору одному надрываться – вон как кашляет! Для своих же детей пусть потрудятся: ведь теперь каждый может учиться, поступай хоть в университет в Киеве, а еще год тому назад из всего села учился один Гришка Жмудь.

Демчук растроганно подумал о своем младшеньком. Хороший мальчуган растет. Умный, любознательный, нужно все сделать, чтобы выучить его.

Да и Филиппу пальца в рот не клади: на будущий год пойдет в техникум или будет учиться в десятилетке. А Сергея он обязательно выучит на врача. Собственный врач в Острожанах – Сергей Антонович Демчук!

Что бы было, если б Сергейка не услышал разговора бандеровцев? Антону Ивановичу сделалось холодно, и он жадно затянулся махорочным дымом. Заявились бы в хату – мучили бы, истязали, резали. Пусть бы только его, а то всех: и Катерину, и детей…

Демчук встряхнулся, встал, натянул брезентовик, вышел на крыльцо, запер сельсовет и вдруг услышал: где-то совсем недалеко бахнуло. И сразу еще раз – из карабина или из пистолета.

Антон Иванович замер, прислушиваясь, – где-то возле школы…

Щелкнув затвором карабина, вгоняя патрон в патронник, побежал под хатамл, настороженно всматриваясь в темноту.

Возле школы, тяжело дыша, остановился. Услышав голоса во дворе, стал подкрадываться к калитке.

– Кто там? – спросили требовательно. – Стой, стрелять буду!

– Не надо, – услышал голос Вербицкого, – идите сюда, товарищ председатель.

Возле бывшей кладовой Жмудя, переоборудованной Ротачем под жилье, стояли трое: Петр Андреевич, без шапки, без плаща, видно, выскочил только что из дома, Бутурлак и Вербицкий.

Лейтенант осветил фонариком окно комнатки, позвал Антона Ивановича.

– Видите, – показал, – два выстрела из парабеллума – одну гильзу я уже нашел…

– По вас стреляли, Петр Андреевич, но промахнулись? – спросил Демчук.

Ротач не ответил.

Бутурлак зашел в комнату, и все двинулись за ним. Ротач зажег свечку, лейтенант наклонился над кроватью.

– Вот она, ваша смерть, Петр Андреевич, – ткнул пальцем. – Точно стреляли, и если бы вы уже легли…

Демчук увидел в ватном одеяле две дырочки.

– Да, – покачал головой, – целился в грудь. Вернее, целилась… – Сразу заторопился: – Давай, Богдан, быстрее, может быть, на горячем поймаем…

– Успеем, не ждет же нас. – Вербицкий отодвинул кровать, осветил свечой и выковырнул из деревянной стены пулю. Подбросил на ладони. – Точно, из парабеллума… – Подтвердил так, будто от этого зависело задержание преступника.

– Я решил переночевать в сарае, на сене, – начал объяснять Ротач. – Заснул уже, и вдруг выстрелы!

– Стрелял человек местный, – сказал Бутурлак. – Видите, знал, где кровать. Два выстрела в темноте, и обе пули попали в цель.

– Рука твердая! – отозвался Ротач. – Никак не могу поверить, что это Груздева.

– Пошли, – предложил Вербицкий.

– Пошли, – согласился Бутурлак, – нельзя терять ни минуты.

– Понятых бы… – засомневался Ротач.

– Понятых – потом, – решил Демчук. – Сейчас опасно, подстрелить может.

Бутурлак с Ротачем стали возле окон хаты Груздевой, Вербицкий с Антоном Ивановичем постучали в двери.

За занавеской маленького окна мелькнуло лицо. Прижалось к раме, разглядывая.

– Кто там? – послышался женский голос.

Демчук подошел к окну, стал сбоку – проклятая баба может и выстрелить…

Сказал требовательно:

– Откройте, гражданка Груздева! Из сельсовета к вам, по делу!

– Шляются здесь ночью… – послышалось из окна. – Не открою, приходите утром!

– Именем Советской власти! – повысил голос Демчук. – Открывайте, не то выломаем двери!

– Если тебе, старый дурень, выпить захотелось, так и сказал бы!

– Гражданка Груздева, за оскорбление Советской власти!..

– Тю, придумал! – пошла на попятный женщина. – Ладно, подожди, открою уже.

Она задержалась ненадолго – наверно, одевалась, – отодвинула засов и, увидев еще трех мужчин, не испугалась.

– Проходите, сейчас зажгу свет. – Отступила, пропуская их в дом. – Потише, дочь спит.

Груздева выгребла из печи уголек и стала его раздувать, чтобы зажечь свечу. Бутурлак потряс коробкой со спичками, женщина поднесла лейтенанту свечу. Отступила на шаг, рассмотрела их. Сказала с усмешкой:

– Такая славная компания, прошу… Если в самом деле захотелось, то бутылочка найдется.

Но свеча в руке мелко дрожала, выдавая волнение.

Демчук стоял молча, осматривая комнату. На кровати в углу, прекрасной кровати с шарами на спинках, спала девочка – разбросала руки, разметала волосы по подушке, тихо дышала. Мать, видно, спала рядом – одеяло отброшено, подушка примята.

Вербицкий, опередив Демчука, выступил вперед, забрал у Груздевой свечу, ткнул Ротачу.

– Подержите, – попросил и повернулся к женщине. – Руки, – приказал, – протяни ко мне руки!

– Что тебе нужно? – спросила Груздева тихо, оглядываясь на кровать. – Врываются в чужой дом!..

– Руки! – повысил голос, и она протянула голые по локоть, полные руки.

Вербицкий потрогал их, зачем-то нагнулся и понюхал ладони.

“Парень с головой, – с уважением подумал Бутурлак. – После пистолета должны пахнуть железом, а если ошибка – холодные”.

“Ястребок” отпустил руки Груздевой, подошел к кровати, потрогал подушку и простыню под одеялом.

– Гражданка Груздева, вы никуда не выходили сейчас? – спросил Демчук, поняв Вербицкого.

– Ты что, сдурел?

– Отвечайте на вопрос!

– Куда же могла? В такую ночь!

Проснулась девочка, испуганно села на кровати. Груздева бросилась к ней, обняла, прижала к себе, будто закрывала собственным телом от тех, кто ворвался ночью в их дом.

Вербицкий повернулся к Демчуку.

– Вроде правду говорит… – Пожал плечами.

– Позови кого-нибудь из соседей, – приказал Антон Иванович. – Мы вынуждены сделать у вас обыск. – Подошел к Груздевой. – С кем виделась сегодня вечером на озере? – спросил с угрозой.

– Ты что, в своем уме?

– Я, гражданка Груздева, при исполнении обязанностей, и прошу вас!..

– Ладно уж, – махнула рукой, – я думала, как порядочные, за бутылкой…

– Вы знаете, что самогоноварение…

– Да замолчи! Немцы за самогон расстреливали, и то гнала!

– Пользуетесь гуманностью Советской власти? – спросил Петр Андреевич.

– Чего это он? – набросилась на Ротача Груздева.

– Правильно говорит, – одобрил Демчук. – Власть к вам со всем уважением, а вы!

– Это ты – с уважением? Ночью и с оружием?

– Ты помолчи, Леся Устимовна! – как-то сразу перешел на домашний тон Демчук. – Должны сделать у тебя обыск, поняла?

– Если самогон ищете – пожалуйста, есть еще… Сама покажу. Больше ничего нет.

– Сами посмотрим…

Вербицкий привел двух понятых. Молодую женщину с живыми глазами и старика – ее отца. Стали в дверях, с интересом осматриваясь.

Демчук предложил:

– Начали, товарищ Вербицкий, времени мало.

Собственно, в хате и смотреть нечего было – какая мебель в сельском жилье: сундук, шкаф, полочка с посудой…

Бутурлак сел у дверей рядом с Ротачем. Сказал тихонько:

– Я не верю, что эта женщина вместе с бандеровцами.

Тот наклонил голову.

– И я тоже. Но Демчуку виднее. Здесь иногда такие нюансы бывают… Переплелось все так, что постороннему человеку и не понять.

Обыск ничего не дал. Две бутыли мутноватого самогона, и все. Демчук написал акт, дал подписаться понятым.

– Пойдем, гражданка Груздева, – приказал. – А ты, Настя, – повернулся к молодой женщине, – посмотришь за девочкой.

Наконец смысл того, что произошло, дошел до Груздевой.

– Ты что, сдурел? – подступила к Демчуку. – Или не допил с вечера?

– Сама знаешь, непьющий я.

– Лучше уж иметь дело с пьяницами.

– Тебе, конечно… – как-то мрачно согласился Антон Иванович. – Значит, задерживаем тебя, вот так…

– Я тебе задержу! – схватилась женщина за ухват, но Вербицкий быстро перехватил ее руку.

– Ну-ну, спокойно! – прикрикнул.

– За что? – побледнела Груздева, наконец поняв, что с ней не шутят. – Неужели и правда за самогон? Да ведь не одна я…

– И до других доберемся, – пообещал Демчук. – Возьми теплые вещи, потому что в подвале замерзнешь.

– Меня – в подвал?

– А кого же?

– Ну, – пригрозила кулаком Груздева, – отольются тебе вдовьи слезы! – Но не заплакала, не заголосила, только бросила злой взгляд на всех, взяла ватник и теплый платок, попросила соседку совсем спокойно: – Посмотри за Фросей, Настя. Долго они меня не задержат, не имеют права. Не оставляй девочку без присмотра.

Она набросила на плечи ватник и пошла к двери, не оглядываясь и не обращая внимания на плач дочери, только опять недобро глянула на Демчука.

Бутурлак случайно перехватил этот взгляд и сжался – так смотрят только на заклятых врагов.

“А здесь и в самом деле нюансы – и так просто не разберешься”, – подумал.

Светало, и сизая полоса тумана, что лежала над озером, растворилась в прозрачном воздухе.

Андрей и Вера сидели на краю неглубокого рва, по дну которого сбегал в озеро ручеек. Весной он выходил из берегов, но сейчас ручей можно было перейти, не замочив колен. Берега его поросли одуванчиками, и Вера плела широкий и очень красивый золотой венок. Она уже дважды примеряла его, смотрясь в спокойную, прозрачную воду, спрашивала Андрея, идет ли ей, а он только кивал в ответ, не зная, что сказать, – она была красива, настоящая принцесса из сказки.

Они сидели уже более часа, наблюдая, кто и куда выходит из села. На рассвете Андрей с Филиппом разбудили Веру и еще пятерых надежных ребят и девочек, разделились на пары и теперь следили внимательно за всеми, кто ходил по селу.

Вере выпало быть с Андреем. Ему хотелось этого, но для отвода глаз предложил Вере пойти с Филиппом. Девушка возразила: зачем, мол, разлучать братьев, пусть уже Филипп идет с Сергейкой, к тому же и пост у них важный – дорога, что ведет к райцентру.

…Проехал на телеге старый Иванцов – Вера насторожилась, спросила Андрея, не нужно ли последить за ним. Но он сказал, что старик второй день возит сено с приозерных лугов и не может быть у него никаких симпатий к бандерам, потому что “ястребок” Иван Шелюк, убитый бандеровцами, собирался жениться на его внучке.

Вера проводила глазами старика – Андрейке, конечно, виднее, но она все же выяснила бы, почему это деду так необходимо возить сено именно сегодня.

Андрей посмотрел на девушку и удивился, как внезапно изменилось ее лицо. Она сделалась настороженной, смотрела недоверчиво, сразу повзрослела, и Андрею показалось, что она утратила всю свою привлекательность.

Прошли две женщины с тяпками – Андрей не пошевелился: они шли к огородам, отсюда их будет видно.

Андрей опустил ноги пониже, так, чтобы голыми пятками касаться холодной родниковой воды. Разговор с Верой как-то иссяк, девушка напевала незнакомую Андрею песенку, в ней говорилось о синем платочке и чувствах девушки, которая обещала никогда не забывать встреч с парнем. Это нравилось Андрею, и он с удовольствием слушал и смотрел, как Вера вплетала в венок последние цветочки.

Бросив на Андрея быстрый взгляд, Вера надела венок.

Теперь она точно была прекрасной. И уж конечно, лучше той, что настороженно и недоверчиво следила за стариком. Он спросил:

– А кем ты будешь, Вера? Какое у тебя самое заветное желание в жизни?

Девушка засмеялась, заложила руки за голову и легла в своем легоньком ситцевом платьице спиной на влажную еще траву.

– Подожди… – Андрей поднял ее за руку, расстелил свой старенький ватник.

Девушка посмотрела благодарно и сказала с сожалением:

– Моя мечта никогда не осуществится, и это иногда угнетает меня. Точнее, я уже смирилась, но все же бывает грустно.

– Пустое! – резко сказал Андрей. – Теперь кем захочу, тем и стану, это я точно знаю!

– Маршалом Советского Союза!.. – не удержалась от иронии Вера.

– Захочу – буду маршалом!

– Да, – неожиданно быстро согласилась девушка, – захочешь – станешь!

– Почему же ты грустишь? Вера лежала и смотрела в небо.

– Вот так бы пела и пела целый день… – сказала вдруг жалобно.

– Так кто же мешает?

– А голос?

– А что? Голос у тебя хороший.

– Это тебе только кажется. А для певицы…

– А-а… – понял Андрей. – Тут действительно: нет так нет…

Он наклонился над Верой, заглянул в ее грустные, потемневшие глаза.

– Ты моя жаданка, – сказал и сам испугался своих слов.

– А что такое жаданка? – Видно, Вера догадывалась, но в ее глазах были вопрос и ожидание.

Но Андрей уже пришел в себя.

– Ты хотел сказать – жадная? Но ведь это неправда.

– Конечно. Я не это сказал.

– Я только к жизни жадная, – призналась девушка. – И чего нельзя, все равно добуду. А вот голоса нет… Раньше плакать хотелось, а теперь уже смирилась, но все равно – я артисткой буду. Выйду на сцену, а ты будешь мне аплодировать. Хочешь?

– Очень хочу, – искренне признался Андрей. – А ты будешь настоящей артисткой. Может быть, народной.

– Почему?

– Потому что хочешь.

– Пожалуй, этого мало, – сказала Вера. Поднялась, подвинулась к Андрею, заглянула ему в глаза. – Скажи, что такое жаданка?

Андрей вздохнул.

– Ну, желанная… – объяснил, краснея.

– Ты хочешь сказать – любимая? – Зеленый огонек вспыхнул в Вериных глазах, посмотрела серьезно.

Андрей тоже серьезно ответил:

– Да, я хотел сказать именно это.

– А ты – мой любимый! – Глаза у девушки смеялись и радовались. – Я это поняла сразу, как только увидела тебя.

Андрей осторожно взял Верину руку, впервые в жизни почувствовав, какие мягкие ладони у девушек.

– Ты будешь моей невестой?

– Да. Только никому не говори об этом.

Андрей представил себе, как насмешливо скривил бы губы Филипп. Пообещал совершенно искренне:

– Конечно. Это наша тайна.

Он стал колотить ногами в прохладной воде и понял, что жизнь у него изменилась.

– Я выйду за тебя замуж, как только ты захочешь, – совсем серьезно пообещала Вера.

– Девушкам можно после шестнадцати, – вздохнул Андрей. – А парням…

– Разве не все равно? Я всегда буду тебя ждать!

Вера сказала это так, что Андрей понял: будет ждать. Он с благодарностью посмотрел на нее и лишь теперь увидел по-настоящему, какая она красивая.

– Лучше тебя нет на свете. Твои глаза как наши зеленые леса, а сама ты как лесной цветок, и как весенний ландыш, и как золотой медок, и как лиловый колокольчик! Это правда? – спросил вдруг, потому что сам испугался своих слов.

– Если ты говоришь – правда… – И она засмеялась счастливо, потому что, наверно, не было в тот миг счастливее ее на всей земле.

– Я хочу учиться и много знать, – сказал Андрей. – И еще я хочу летать. Наверно, стану летчиком, но раньше закончу институт, поеду учиться во Львов или Киев.

– И я.

– Бутурлак рассказывал, какой огромный и красивый город Киев.

– Мне он нравится.

– Но ведь ты не была в Киеве.

– Какой ты непонятливый! Я про лейтенанта.

Андрей почувствовал, как встрепенулось у него сердце. Наверно, впервые в жизни узнал, что такое ревность. И все же никогда бы не простил себе, если бы сказал хоть одно нехорошее слово про лейтенанта.

– Нет на свете лучшего человека, – сказал убежденно.

Он хотел найти еще какие-нибудь более сильные слова, но замолчал, увидев, что из села вышли двое – женщина и мужчина.

Женщина шла немного впереди, с большим лукошком для грибов, и Андрей узнал в ней Настю, соседку Груздевой.

Андрей быстро сказал Вере:

– Вот за той женщиной последим.

– А за мужчиной? – Девочка села, поправила косы, но венок не сняла. – Кажется, лавочник?

– Да, заведующий магазином.

Только теперь Андрей увидел, что лавочник тоже нес плетеную корзину. Вспомнил, что Бутурлак собирался поговорить с ним об обороне села от банды, подумал, что разговор уже состоялся и Игнат Суярко специально идет за Настей. Но в таком случае Игнат должен знать, что они с Верой находятся здесь у околицы, и подать какой-нибудь знак. Но Суярко прошел мимо – не заметил или сделал вид, что не заметил их, шел, потупившись в землю. Огромная голова его, казалось, не держалась на тонкой шее и все время раскачивалась.

– Лавочник из армии пришел. Какие у него могут быть связи с бандеровцами? – сказал Андрей решительно. Подхватил корзинку, специально захваченную из дома. – А вот с теткой Настей поиграем в прятки.

– А если ее ждут бандеровцы?

– Возможно…

– Но тогда же… – Вера медленно поднялась. – Они же… как “ястребка”…

– Жаль, нет оружия. Лейтенант запретил… Вот что, – принял решение, – ты будешь держаться на расстоянии и при первой же опасности – сразу в село!

Вера отрицательно покачала головой.

– Я тебя одного не оставлю.

– Должна.

– Я же сказала – нет. – Глаза у девочки снова потемнели, и лицо приобрело упрямое выражение.

Андрей понял: не оставит. Предложил:

– Будем держаться подальше оба. В случае чего – быстро назад.

Вера подхватила свою корзину и побежала наискосок через луг к дороге.

Возле леса, где дорога превращалась в узкую тропинку, Настя сразу взяла направо, и подозрения Андрея усилились. Какие же там грибы? Скоро начинаются болота, места гнилые, грибы можно встретить лишь на возвышенных местах, да и тех немного. Настоящие грибники идут по тропинке к Змеиному яру – там можно набрать и боровиков, и подберезовиков, и рыжиков.

Вот и Игнат Суярко пошел по тропинке – оглянулся, постоял, прикуривая, увидел, что Настя, а за ней и ребята забирают вправо, покачал головой и побрел дальше проторенной дорогой – к грибным местам.

Лес становился гуще, дальше все чаще попадался мокрый мох, а Настя все шла, не торопясь и не оглядываясь. Андрей с Верой пробирались следом за ней, прячась в кустах.

Наконец Настя остановилась, поправила платок, огляделась по сторонам, и Андрей потянул Веру за огромную ель.

Может быть, здесь у нее назначена встреча?

Настя присела и сразу спряталась в кустарниках.

– Слушай, – придержал Андрей Веру, – стой здесь, а я посмотрю.

Он осторожно перебежал к соседней сосне, постоял, прислушался, присмотрелся – женщина собирала что-то в лукошко. Черника – сообразил парень. Действительно, здесь, в этой чащобе, начинаются сплошные заросли черники, и Настя могла податься сюда, чтобы набрать с утра детям ягод.

Андрей вернулся к Вере, рассказал, что делает Настя, но Вера покачала головой.

– Мы не пойдем отсюда, – сказала решительно.

– Подождем, – согласился Андрей, – в этих местах можно набрать лукошко черники за час. Увидел, что Вера стоит в мокром мхе, забеспокоился: – Там, левее, есть сухая поляна. Перебежим.

– Здесь мы в безопасности, – возразила Вера, – и все видим, а там нас могут выследить.

Но сможет ли девчонка простоять в болоте час? Андрей спросил об этом, Вера сердито блеснула глазами.

– А чем я хуже тебя? – только и сказала.

Андрей растерялся. Но все же он должен о ней позаботиться. Так уже повелось испокон веку, потому что он мужчина и сильнее!

Андрей осмотрелся вокруг, выбрал посуше место и потянул Веру за собой. Они сели на хвою, оперлись спинами об еловый ствол, Андрей, собрав немного прошлогоднего сухого мха, сказал:

– Сбрасывай сандалии.

Сам расстегнул пряжки и обтер покрасневшие Верины мокрые ноги мхом. Вытер и сандалии, поставил рядом.

– Пусть сохнут, – заметил деловито.

– А ты добрый, – сказала Вера, будто сделала для себя еще одно открытие.

– Неужели? – усмехнулся, покраснев, будто его поймали на чем-то нехорошем. – Просто вижу – зябко тебе…

– Лес здесь страшный, – перевела разговор на другое.

– Здесь еще не страшный. Вот за Дубовой поляной начинается болото…

– Мокрый лес – это нехорошо. Я люблю сухой. А болото очень смердит.

– Не говори глупости, – оборвал Андрей.

Посмотрела удивленно: впервые услышала от него резкое слово.

– Почему же глупости?

Андрей поднялся, выглянул из-за сосны – Настя собирала чернику. Сел и объяснил:

– А потому, что без этих болот не было бы речек.

– Скажешь! Из этих болот и стока нет.

– Это кажется, что нет. А попробуй высушить их – высохнет лес, даже наше Щедрое озеро.

– Ну, озеро! – не поверила. – Там подземные источники.

– А откуда они?

– И все же не люблю болот, отвратительные и страшные.

– Не такие они уж и страшные.

– Ну, и хвали свои болота! Каждый кулик свое болото хвалит.

Андрей обиделся:

– Конечно, мы – полищуки, болотные люди… Обжились здесь…

– И дальше своего носа ничего не видите! – уколола Вера.

– И вредная же ты…

– Вредная. – неожиданно согласилась. – Вернее, не вредная, а люблю возражать.

– Возражай, – махнул рукой Андрей. – Так даже интереснее. Хочешь есть?

Вытащил из кармана ватника завернутый в чистую тряпицу кусок хлеба с тонким куском сала. Разломил на две части, большую отдал Вере и с удовольствием смотрел, как смачно надкусила она острыми белыми зубами кусок.

Девочка увидела, что Андрей наблюдает за ней, сморщила нос, сказала, жалуясь:

– Это моя слабость: люблю поесть. После блокады…

– Я тоже люблю. Приходи сегодня к нам обедать, мы уху сварим.

– Бабушка будет ругаться.

– А ты пообедай у бабушки, а потом к нам на уху.

– Ладно, – согласилась Вера, – я уху всегда могу есть. Вдруг треснула ветка, и они припали к земле.

Настя прошла совсем рядом, удивительно, что не заметила их, и Андрей подумал, какие из них плохие дозорные: заболтались, как дети. А если бы появились бандиты?

Оказалось, Настя перешла на новое место, и опять ее платок замелькал под деревьями.

Женщина собирала чернику еще полчаса, и никто не появился в лесу, никто не искал ее. Когда она набрала полное лукошко, то сняла платок, поправила волосы и, повесив лукошко на локоть, направилась в село.

– Вот тебе и выследили! – разочарованно сказал Андрей. – Оказались в дураках.

Но Вера подошла к этому совсем с другой стороны:

– Выходит, Настя – честная, и мне это приятно.

– Конечно, но ведь полтора часа…

Они немного отстали от Насти, шли осторожно, не хотели напоследок попасть ей на глаза, и, оказалось, правильно сделали, потому что вдруг Вера остановила Андрея легким прикосновением руки и указала на чащу справа, из которой появилась фигура человека.

Они упали на мокрый мох, Андрей пополз к кустам, что росли в нескольких шагах. Вера протиснулась в них следом за ним, выглянула из-за его плеча, прошептала над ухом:

– Смотри, вооруженный…

– Тихо… – одними губами сказал Андрей. Он это заметил сразу – на груди у человека висел автомат.

Бандит, по-видимому, шел на встречу с Настей…

Но почему-то спрятался за дерево и следит за нею, как следят и они. Почему не зовет ее?

Когда Настя исчезла за кустарником, человек с автоматом пошел не за нею, а в чащу. Шел он осторожно, скользя от ствола к стволу, приближался к Андрею и Вере, должен был пройти совсем близко, и, когда их разделяло всего полсотни шагов, Андрей узнал его.

Ему сделалось холодно, он едва сдержался, чтобы не подняться и не броситься на проходившего.

Если бы у него было хоть какое-нибудь оружие… Лежал не дыша, держал Веру за плечо, чтобы не выдала себя неосторожным движением.

А по лесу шел Гришка – его двоюродный брат Григорий Жмудь. И Андрей знал точно: Гришка расстрелял бы его, не колеблясь, прострочил бы из “шмайсера” без сожаления, без угрызения совести.

Гришка остановился в нескольких шагах от их укрытия. Стоял и смотрел вслед Насте и, когда она исчезла, пошел, уже не прячась, по направлению к бывшему лесничеству.

Тогда, на базаре, Андрей видел Гришку лишь издалека, теперь же рассмотрел хорошо и вынужден был признать, что за год Гришка возмужал и вырос. А может быть, таким высоким делала Гришку высокая фуражка с лакированным козырьком.

Но все это было не важно, а главное было то, что по лесу шел Гришка Жмудь и чувствовал себя здесь хозяином, потому что ступал твердо и ветки трещали под его ногами, а он, Андрей, все еще лежал, втиснувшись лицом в прошлогодние листья, и гнев клокотал в нем.

Наконец Андрей поднял голову, оглянулся на Веру. Она смотрела темными от страха или злости глазами, зрачки у нее стали большими, лицо вытянулось и заострилось – кровь отлила от щек.

– Знаешь, кто это был? – тихо спросил Андрей.

– Бандеровец, кто же…

– Мой двоюродный брат Гришка Жмудь. Слышала?

Произнеся эти слова, Андрей почувствовал, что ему стало легче, будто избавился от чего-то унизительного. Теперь знал, что встретится с Гришкой, непременно встретится и отплатит ему за эти секунды безволия и унижения.

– Тот, которого ты выследил в райцентре? – спросила Вера и с интересом посмотрела на Андрея.

– Тот самый! – признался Андрей, вздохнув. – Если бы у меня было оружие…

– Раз он здесь уже появился, то увидитесь, – сказала Вера совсем легко, но вдруг поняла, каким именно может быть это свидание, и зрачки у нее опять потемнели от ужаса. – Но лучше, чтобы не виделись!