Текст книги "Орден (СИ)"

Автор книги: Рост Тюльберов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Орден-I

Предисловие

Посвящается моей Музе и её дыханию.

Сколько бы я не написал книг, я всё равно не смогу передать миру и миллионной доли твоей красоты.

Но я буду стараться.

Всё будет хорошо.

Дыши.

Медитация I. Смерть

Спутанность. Время больше не делится на отрезки, протекает сквозь тебя спокойной, безмятежной рекой. Звуки становятся глухими и сливаются в один общий шум. Глаза теряют фокус и начинают видеть полотно целиком, но как будто из-под толщи мутной и тёмной воды. Так проходят минуты, часы и дни.

Размытое пятно на стене. Мохнатый мотылёк расправляет крылья, но остаётся на месте. Словно вспоминает – выхода нет. Из своего угла он шепчет что-то и смотрит своими умными и странными глазами куда-то в самую глубину.

В этом месте ничего не меняется. Тюрьма не может испугать человека, который видел многое. Но вот оставаться наедине с собой и не иметь возможности забивать прожитое новыми ощущениями… неприятно.

В прошлый раз было хуже. Когда ты совсем маленький и только что потерял родителей, всё воспринимается острее. Предыдущей крайней точкой в его личной шкале безысходности значился частный пансионат «Мэнсон». Какой-то меценат и друг семьи посчитал, что там ему будет самое место…

Ублюдок. Вот бы держать эту дверь в памяти навсегда закрытой, но местная атмосфера то и дело возвращает к этим воспоминаниям…

Кроваво-красная кованая оградка, чуть более тёмного оттенка кирпич и белая вязь каллиграфии над крыльцом. Такие как он не могли попасть в «Мэнсон». Это привилегия детей политиков, богачей и знаменитостей. Маленьких мразей, которым никогда не отказывали и которым многое сходило с рук. У них были покровители. Их защищали. А его нет.

Ничего. Он научился сам. Выбрался, стал сильнее, но… снова взаперти. Фраза из рекламного буклета – «после Мэнсона все дороги мира будут открыты перед Вами…» теперь кажется забавной.

После выпуска его потянуло в армию. Хотелось научиться защищать себя и других, чего-то стоить и хоть как-то влиять на этот мир. Перестать быть чьей-то куклой для битья.

И там он нашёл себя. Словно попал в другой мир. Люди не хотели затоптать его, между ними была какая-то непостижимая сила, общность, и под крики инструкторов и муштру он внезапно осознал себя… свободным. Да. Можно и нужно было жить. Развиваться, делать карьеру или же остаться в резерве и получить образование. Но он предпочёл проверить себя и при первой же возможности вызвался добровольцем…

Дурак. Война калечит не только тела. Первые годы казалось, что это пройдёт мимо. Это его призвание, и он со всем справится. Военные будни и лишения он переносил спокойно, словно воздух пропускал их через себя, пока не появились кошмары: сначала во сне, а потом и наяву. Он бежал от них сколько мог… Чудом удалось убедить психолога сохранить секрет – официально его военная карьера была закончена в связи с травмой колена и хроническими болями.

И вот он снова на родной земле, где ничего родного и знакомого нет. Первые шаги завели его в частную психушку. Там его должны были подлатать, ведь впервые с «Мэнсона» появилось ощущение, что он не справится. Но вместо этого – месяц в бреду под убойными препаратами, обрывки бесед с врачами и в группе, отвратительная жратва и ещё более отвратительная компания… И диагноз: посттравматическое стрессовое расстройство и депрессия. Тс-с-с. Рекомендовано больше спать, принимать антидепрессанты и нейролептики, посещать группу поддержки для ветеранов. Не нервничать, не принимать алкоголь и убрать из дома всё холодное и огнестрельное оружие. Отличное начало новой жизни.

Решил остаться в Нью-Йорке. Здесь для каждого найдётся место. Снял квартиру и начал искать работу. Со старыми товарищами встречаться желания не было, хотя их связи и могли помочь. Устроился барменом в заведение под названием «Назарет». Что-то внутри щёлкнуло, когда он проходил мимо. Напомнило об отце?

Ритм новой жизни только сильнее раскрыл эту пасть… Галлюцинации не отпускали, становились всё реальнее и назойливее. Иногда бывало так страшно, что он не мог сдвинуться с места и нормально дышать. Таблетки делали его овощем, но не спасали. Только алкоголь помогал. Словно ставил барьер между этим миром и им.

На новой работе пить не воспрещалось, в меру конечно же. Клиентам нужны были собутыльники и слушатели. Какое-то время даже удавалось получать удовольствие. Никаких обстрелов и фугасов на дороге, много пустых разговоров, забавные судьбы посетителей, флирт с уставшими офисными львицами, размеренность и спокойствие.

Время шло. В колонках над головой звучало всё больше минорных нот, а публика вокруг становилась всё более декадентной. И как-то само собой он снова начал тонуть. Алкоголь перестал помогать, потребовалось что-то более весомое. Косячок тут, косячок там, сигарета на улице, пара пива, несколько шотов за компанию, таблетка экстази в пятницу для поднятия настроения, и дорожка амфетамина в субботу для бодрости.

Его уволили, когда героин уже плотно обвил щупальцами, подавил всякую волю и сопротивление, сделался смыслом и целью. Если говорить начистоту, он не видел в этом проблемы, скорее решение их всех. Никакой ответственности, никаких планов, никаких задач, никакого будущего, никакого прошлого. И никаких кошмаров. Только ежедневные мутные дела – всё ради дозы. Просто и понятно.

Мышцы испарились, оставив скелет обтянутый кожей, лицо стало бледным и болезненным, взгляд немного потух, но зрачки ещё подсвечивались угольками надежды. В тот день, выходя из своего клоповника, он улыбнулся этому отражению, ведь на руках уже была доза, и впереди ждала спокойная и приятная ночь.

Расслабился и не был готов к нападению. Люди в масках вломились в его уютный притон и положили конец затянувшемуся отпуску. Целью был только он. Руки вывернули так, что ещё немного, и они бы выскочили из суставов. Связали, напялили мешок на голову, бросили в машину и долго везли куда-то. Не били и не разговаривали. Да и не надо было – под дозой он и слова-то не смог вставить, не то что мешать им. Муторное воспоминание.

Он пришёл в себя уже голым, под бесконечным ледяным душем. Те, кто это делал, были профессионалами. Никакой жестокости, всё точно рассчитано и под полным их контролем. Два удара дубинкой по икре, тычок в живот, и вот он натягивает больничную сорочку. Строгий взгляд – и он не сопротивляется, пока врачи фиксируют его на койке и подключают капельницу. Сил огрызаться не было.

Ломать начало через сутки. И до этого были попытки завязать, но проходить через такое… это было сильнее его. Лучше никогда не слезать. Героин захватывал тебя раз и навсегда, достаточно было лишь одного свидания.

Тебя рвёт, выкручивает в разные стороны болью и спазмами, ты кричишь и мечешься, будто тебя режут на живую. Всё путается и смешивается в один повторяющийся день. Более сильные личности ломались, пытаясь пройти через это. Превращались в жалкие подобия самих себя. Или же в них открывались настолько отвратительные стороны, что даже самые близкие и родные люди переставали их узнавать. Обезумевшие от болей, ослепшие и оглохнувшие в нескончаемой агонии, готовые на любые, самые бесчеловечные и жалкие решения. Лишь бы прекратить это, хотя бы на секунду.

Чудом он не опустился до такого. Не умолял, не просил пощады, не плакал. Самая маленькая в мире капелька достоинства всё ещё оставалась в нём, и он цеплялся за неё из последних сил.

Много… много повторяющихся дней кошмара. И вдруг – пробуждение. Всё тело ломит, липкий пот и пелена на глазах. Не хватает сил, чтоб сесть. Путь до туалета – всё равно что взбираться на вершину Эвереста без ног. Но эти ощущения, болезненные и неприятные, стали глотком свежего воздуха. Впервые за долгое время его голова оказалась на поверхности…

Окон в палате не было. Никакая это не больница. Его запирали, связывали, когда было нужно, и всё в сопровождении охраны. Никто не отвечал на вопросы.

После ломки и пары выверенных ударов, у него в расписании появились пробежки и лечебная физкультура в небольшом зале. А ещё спустя неделю начались медицинские тесты. Рентген, УЗИ, МРТ, другие странные аппараты, дыхание в трубки, осмотры, анализы крови и психологические тесты. Значительно больше, чем в армии. Приводили в форму и обследовали. Для чего? Будут допрашивать? В чём его обвиняют?

И вот уже два дня – тишина. Шесть лет в армии… Сколько раз его могли убить или взять в плен? Кто бы мог подумать, что это случится на родной земле…

Лиам Иезекииль Гадот. Младший сержант морской пехоты. Личный номер: 14-12-27. Родился 06.08.1992 года. Вот что он им скажет.

Резкий звук механизма двери заставил вздрогнуть. В глаза ударил яркий и мерцающий свет галогеновой лампы. На пороге камеры застыли двое. Женщина-врач, неприятная, холодная и отстранённая сука, для которой Лиам был лишь куском мяса. И какой-то совершенно новый персонаж.

Спорят о чём-то. Не слышно сути, но докторша пытается отговорить своего собеседника и «настоятельно не рекомендует…», но тот лишь отмахивается от неё и входит. Поток свежего и не спёртого воздуха бодрит, зрачки расширяются. Пятно на стене приходит в движение. Мохнатый мотылёк пользуется моментом и обретает свободу.

Сохранять спокойствие. На пороге гость замедлил шаг, застыл и впился взглядом в Лиама. Жуткий. Тёмно-зелёная форма и чин полковника. Словно паук, он прошёл внутрь и занял место напротив. Папка с шумом упала на стол, разделявший их. Дверь закрылась, и пространство комнаты сжалось ещё больше.

– Лиам. Верно? – тон гостя не был угрожающим или холодным, в нём скорее не было эмоций.

Лиам молчал. Он точно знал, что будет дальше. Его могут ошибочно подозревать в военных преступлениях или предательстве. Дело далёкое от гражданской судебной системы. Никто не будет его защищать, общественность никогда не узнает о том, что с ним сделали. Он ответит на множество однотипных вопросов, ответы вряд ли окажутся правильными, и за него возьмутся в полную силу. Пытка лишением сна. Лёгкое и не приносящее особого вреда избиение. Пытка утоплением, через полотенце. Снова череда одних и тех же вопросов. И так далее, по кругу, пока он не сломается и не скажет то, что они хотят от него услышать.

Но вот что тут делает полковник? Публичному человеку, с дальнейшей карьерой в армии не стоит заниматься подобной грязной работой. На его месте должен быть агент без имени и звания, о котором можно будет умолчать, как и обо всех его деяниях. Или он не тот за кого себя выдаёт? Актёр? Седые виски, вполне мог дослужиться. От него несёт военной муштрой и выправкой. Крепкий. Следит за собой. Форма без единой складочки и пылинки. Тяжело достичь такого результата, если не делаешь этого годами, изо дня в день и в этом вся твоя суть.

– Будешь отвечать? – прогнал воцарившуюся тишину полковник.

Лиам расправил плечи, поднял голову вверх и встретился с немигающими глазами гостя.

– Верно. Лиам Иезекииль Гадот. Младший сержант морской пехоты. Личный номер: 14-12-27. Родился 08.06.1992 года. Вы знаете кто я.

– Верно, – неприятно скопировал его голос полковник. – Как себя чувствуешь, Лиам?

– Лиам. Иезекииль. Гадот. Младший …

– С тобой здесь не очень-то хорошо обращались, верно? – перебил его полковник.

– Верно, – холодно повторил Лиам.

Полковник встал, не торопясь прошёлся по камере, осмотрелся и навис над Лиамом.

– Как интересно. Столько перспектив, такой талант. И такая ошибка. Когда ты снял с себя ответственность за то, что происходит, Лиам?

Лиам опустил глаза, но лишь на секунду. Достойного ответа у него не было. Но стоило уже вступить в диалог и попробовать выиграть время. Или… ему уже не выбраться. И стоит проверить, взял ли полковник с собой на беседу своё табельное оружие.

– Вот он, – прошептал полковник. – Именно тот человек, с которым я надеялся встретиться здесь! Разбит, но не сломлен. Приятно познакомиться, можешь звать меня Карл. Ты помнишь своего отца?

Лиам не успел понять вопрос, но что-то вдруг поменялось в полковнике. Его тон… именно таким тоном Лиам однажды сообщал вдове о смерти своего сослуживца – Бенисио.

– А я помню, – помолчав, сказал полковник. – Хороший был человек. Расслабься. Никто здесь не причинит тебе вреда. Большего, чем ты уже причинил себе.

Последние слова полковник произнёс каким-то примирительным тоном. Почувствовал напряжение и готовность? Раскусил. Может, взгляд выдал?

– Вы знали моего отца? Что вам от меня нужно? – немного успокоившись, спросил Лиам.

– Знал, – впервые с начала допросв у полковника проступила улыбка, но такая… словно её вырезали ножом у него на лице. – Мы вместе служили. И тебя я тоже знаю, мы уже встречались.

Может и так. В памяти всплыл один семейный праздник, много взрослых гостей и парень с сигарой в голубой гавайской рубахе у бассейна. Только без усов, седины, с другой осанкой и очень весёлый, жизнерадостный. Не такой, как сейчас, но внешне похож. Или же это ложное воспоминание, рожденное опытным и ловким манипулятором? Отец никогда не был в армии.

– Мы с твоими родителями вместе работали, – полковник уставился в потолок. – То, что ты о них знаешь – это не совсем правда. Не были они журналистами. И смерть их была иной, не в аварии.

Лиам опустил голову, чтобы полковник не заметил тень улыбки, которую он не смог сдержать. Глупость какая, вот и попался этот манипулятор. Мама Лиама дни и ночи проводила за компьютером – писала свои статьи. А отец, возвращаясь из командировок, даже дома не расставался с фотоаппаратом. У него была своя фотостудия, и весь дом был завешан его работами.

– Твоё появление было для них неожиданностью. В нашей работе семейные связи между коллегами не приветствуются. Как и дети. К сожалению, завязать они не успели.

Полковник говорил расслабленно, всё так же рассматривая потолок и не замечая улыбку Лиама. Не похоже было, что он пытался в чём-то убедить Лиама. Просто рассказывал свои байки.

– И что за работа? Хотите сказать, мои родители работали на правительство? – спросил Лиам, пытаясь показать заинтересованность.

– Что-то вроде этого, – уклончиво ответил полковник. – И это я позаботился о тебе, когда их не стало.

Лиам напрягся, словно пёс, который уже не лает, а готов к прыжку. Вряд ли Бенисио смог бы сдержаться. Он бы вскочил и уложил этого «благодетеля» одним ударом. Сильная провокация, ещё немного и Лиама бы накрыло. Глубоко же они копнули. «Мэнсон» уже не важен. Дела минувших дней. Теперь всё видится иначе – не зря он там отучился. Его мозг тренировался, словно тело культуриста, получил преимущество пред другими, обычными умами. Он использовал это преимущество в бою, и оно не раз спасало его жизнь и жизни его товарищей. Просто нужно забыть эти эмоции. Не реагировать.

– Что ж, спасибо, сэр, что позаботились обо мне, – холодно ответил Лиам.

– Не за что, – снова скопировал его тон полковник. – Но ты здесь не за тем, чтобы придаваться тёплым воспоминаниям.

Полковник раскрыл свою папку, достал несколько фотографий и аккуратно, по очереди, разложил их на столе.

– Это ты видел? – спросил он.

Лиам опустил взгляд на фотографии. Мутные, нечеткие, снятые на тепловизор с дрона, сплошные оттенки серого. Знакомое место. Абу-Кемаль, Сирия. Последняя боевая операция, в которой ему довелось участвовать. На секунду Лиам потерял самообладание и впился глазами в изображение.

Этого не должно быть на фотографии. Размытый силуэт на фоне руин. И он принадлежит явно не человеку. Слишком длинные конечности. Слишком изогнуты. Слишком высокий рост. Что это?

Всего лишь короткий миг. Светло как днём, Лиам в воронке от взрыва, вжался в землю и осматривает окрестности через прицел винтовки. Прибор ночного видения пришлось снять, спереди было жарко и светло как днём – в воздух летели ракеты и трассирующие пули.

Как это иногда бывало, простая разведывательная операция и последующий штурм городского квартала, превратились в настоящий кошмар. Они с напарником то ли отстали, то ли ушли слишком далеко вперёд. Связи не было. И не было ясно, продвигаться дальше, менять позицию или отступать. Бенисио… Нет, Бенисио уже не было… Рикс хотел забраться на крышу здания и осмотреться. Бой шёл уже несколько часов и не думал заканчиваться. Нужно было что-то делать.

На несколько минут Лиам остался один. Движение справа, едва уловимое. Что-то выхватило из развалин зданий одно из тел и быстро уволокло в темноту.

Примерно три секунды. Достаточно, чтобы моргнуть и понять, что это не блик от взрыва или какой-то оптический эффект. Достаточно, чтобы определить расстояние до цели по предметам окружения. Понять, что цель ростом в два с половиной метра, а её конечности не соответствуют пропорциям человеческого тела. И двигалось ЭТО значительно быстрее, чем смог бы человек.

Разумного объяснения не было. Затяжная операция, четвертая командировка, усталость. Накануне он слышал от местных бредовые истории о нечистой силе, что встречается среди руин. Может, поэтому. Мозг просто играет с ним.

– Да. Похоже оно самое. Ты не сумасшедший, Лиам. И ты будешь вынужден принять эту мысль. Это реальность. И это то, чем занимались твои родители. Более того, даже твои видения реальны. Ты не сумасшедший. И никогда им не был. Просто у тебя дар видеть больше, чем остальные люди.

Лиаму никак не удавалось проглотить комок в горле. Словно тебя сбросили с крыши, ты болтаешься в воздухе и ждёшь удара, но земли всё нет. Допрашивали психолога? Это уже слишком. Незаконно. Что на фотографии?

– Существуют некоторые правила. Я показал тебе больше, чем разрешается. На этом мы закончим, ты свободен. Как дальше жить с этой информацией – решать только тебе. Ты можешь вернуться в ту дыру, где я тебя нашёл, снова начать употреблять и сгнить заживо. Врачи не думают, что ты сам сможешь завязать и вернуться к нормальной жизни. Ни с твоим даром, ни с твоим статусом. Всё зашло слишком далеко и сам ты не выкарабкаешься. И вся эта реабилитация – они думают, не поможет тебе надолго. Ты вернешься к наркотикам, если что-то не изменить. Ты умрешь.

Тяжёлое и непонятное воспоминание не отпускало. Голос полковника звучал откуда-то издалека.

– Или ты можешь пойти со мной и получить свои ответы. Твои родители не хотели, чтобы ты когда-нибудь открывал эту дверь. Но у Вселенной и у меня на твой счёт иные планы.

Отвести взгляд от фотографии было непросто. Как и начать говорить. Ничего не приходило в голову. Если решения не было, Лиам предпочитал действовать и смотреть, что будет дальше.

***

В дороге Лиама мутило. Почти четыре часа он ехал на заднем сиденье и пытался спать. Полковник с ним не разговаривал, постоянно тыкал свой планшет, читал сообщения, смотрел графики и карты.

Он больше не казался жутким, не было в нём зла. Скорее усталость и безразличие человека, на плечах которого держалось слишком многое.

Машина остановилась. Лиам вырвался из неприятной полудрёмы и вздрогнул. На расстоянии вытянутой руки от окна возвышался кроваво-красный забор с уже знакомым рисунком. И такая же бесконечная зеленая лужайка за ним. Только герб и каллиграфия другие. Университет «Дарем».

Вылезти из машины навстречу этому забору оказалось непростым делом. Тело плохо слушалось и постоянно мучила жажда. Общая паршивость после ломки. Может быть, Лиаму было легче после «лечения», а может быть, его тело сейчас сломается. Стоит поблагодарить полковника в любом случае, сам бы он никогда не слез. Скорей бы забыть о необходимости думать каждую минуту о героине и похоронить всё, что с ним связано поглубже внутри себя.

"Дарем" не казался чем-то необычным. Пафосное учебное заведение, как с рекламного буклёта. Излишне вычурный и прилизанный для такой глубинки. Место для «элиты». Знакомо. За весь путь им встретилось всего несколько студентов и преподавателей. Необычно – учебный год только начался.

Преодолев несколько длинных коридоров и лестниц в растянувшемся центральном здании, они остановились около совершенно обычной двери кабинета.

– Эй, Калхун, ты занят? Можно? – постучался и приоткрыл дверь полковник.

– Да, заходите. Могу сказать, что я вас не ждал. Чем обязан? Давненько ты не появлялся, Карл. Зазнался что ли? – ответил ему полненький человек с ухоженной бородкой, в потрёпанном пиджаке.

– Тише, Калхун. Я по личному делу. Это кандидат. Я хочу, чтобы ты ввёл его в курс наших дел. Лиам, это профессор Калхун.

– Что? Личное дело? Ба-а-а, а вот это интересно! Никогда не замечал за Вами, полковник, ничего личного, – заинтересовался профессор и отложил свои бумаги. Никакого страха или дискомфорта от полковника он не испытывал. – Итак? Ответы будут? Почему привёл ко мне? Для этого есть специальные люди. Что за птенец? Матерь Божья, неужели твой бастард?! Всегда знал, что этот момент настанет.

– Это сын Абигейл, – отрезал полковник.

– Оу, – улыбка исчезла с лица профессора. – Печально. Собираешься сделать его ещё одной жертвой во имя прекрасного и безопасного мира? Хочешь, чтоб я поучаствовал в этом?

– Лиам, выйди на минутку, – скомандовал полковник, и Лиам послушно покинул кабинет.

Подслушивать о чём идёт речь желания не возникло. Мозг был больше сосредоточен на борьбе с тошнотой. Несмотря на всю муторность, его сознание просыпалось. Словно маленький зверёк после зимней спячки, оно не хотело покидать тёплое и безопасное место.

Минуты три Лиам глазел в окно. Внизу, на поляне, группка студентов увлечённо слушала лектора. Куда более приятный вид, чем серые стены его камеры. И небо приятно видеть. Скоро он почувствует себя намного лучше. Вот бы сигарету.

Дверь открылась, полковник пригласил его назад, к помрачневшему профессору.

– Вообще, я таким особо не занимаюсь, – профессор оглядел Лиама и указал на стул. – Ещё раз, полковник, даёте ли Вы разрешение на раскрытие информации?

– Да. Приступайте. Не жалей его.

Профессор покинул стол, размялся, подошёл к окну и какое-то время смотрел на улицу. Собравшись с мыслями, он вернулся, извлёк из серванта пару стаканов, налил в них тёмный напиток из графина, отхлебнул и поставил второй стакан напротив Лиама.

– Значит, ты уже что-то видел? Понятно-понятно. Подумать только, лет тридцать назад я был на твоем месте. И до сих пор не могу поверить. Итак, всё, что ты знаешь о мире – это ловкая ложь…