Текст книги "Неукротимый враг"

Автор книги: Росс Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава 29

Перед отъездом из Санта-Терезы я позвонил Генри Лэнгстону домой из автомата на бензоколонке. Трубку сняла его жена.

– Дом Лэнгстонов, – официально сказала она.

– Ваш муж дома?

– Будьте добры, кто его спрашивает? – Но она, вероятно, узнала мой голос. Интонация у нее стала явно враждебной.

– Лью Арчер.

– Нет, дома его нет, и виноваты в этом вы. Он все еще на севере округа, старается вызволить этого своего драгоценного убийцу. Допрыгается, что его самого пристрелят. – Она была на грани истерики, и я попытался успокоить ее:

– Это весьма маловероятно, миссис Лэнгстон.

– Вы не знаете, – ответила она. – Я испытываю ужасное фатальное предчувствие, что теперь у нас уже никогда не будет все хорошо. И это ваша вина, вы его в это дело втянули.

– Не совсем так. Хэнк уже занимался Дэви Спэннером несколько лет. Он принял на себя обязательство перед ним и старается его выполнить.

– А я? – воскликнула она.

– Вас что-то конкретно беспокоит?

– А-а, да что толку с вами говорить, – в голосе ее послышалась нотка сердитой доверительности, – вы же не врач.

– Вы больны, миссис Лэнгстон?

Вместо ответа она швырнула трубку. Я ощутил желание немедля поехать к ней, но это привело бы лишь к тому, что я увяз бы еще больше и потерял время. Я сочувствовал ей, но помочь ничем не мог. Сделать это мог только ее муж.

Выехав на скоростное шоссе, я направился на север. Мой организм уже начал протестовать против постоянной активности и отсутствия полноценного отдыха. Ощущение было такое, точно моя правая нога на акселераторе сама перемещала машину вверх по склону прямо до Родео-сити.

Помощник шерифа Пэннел сидел в задней комнате управления, слушая по рации сообщения диспетчера. Вероятно, он не выходил отсюда с того самого времени, когда я говорил с ним среди ночи. Казалось, все лицо его занимали одни усы да глаза. Он побледнел, осунулся и был небрит.

– Что слышно, помощник?

– Они упустили его, – он говорил со злостью.

– Где?

– Не могут определить. Дождем смыло следы его покрышек. На северном перевале все еще идет дождь.

– И что будет?

– Он все равно вернется на побережье. В противоположной стороне – одни горные хребты. А на уровне выше полутора тысяч метров идет снег. Когда он выедет на шоссе, мы уже опередим его. Я приказал патрулю перекрыть шоссе.

– А есть хоть какая-то вероятность, что он уже спустился в долину?

– Возможно. По крайней мере, п-профессор, похоже, так и думает.

– Вы имеете в виду Генри Лэнгстона?

– Угу. Он все еще крутится у старого ранчо. У него целая теория, что Спэннер вроде бы помешался на мысли об этом месте и вернется туда.

– А вы не верите в эту теорию?

– Нет. Не встречал еще ни одного профессора, к-который бы сам понимал, что он там городит. У них мозги размягчаются от того, что столько книжек читают.

Я не стал спорить с Пэннелом, и он с жаром продолжал. Оказалось, что Лэнгстон расстроил его, и теперь он нуждался в чьей-нибудь поддержке.

– Знаете, что этот п-профессор хотел мне внушить? Что у Спэннера есть оправдание за то, что он сделал с беднягой стариной Джеком. Из-за того, что Джек поместил его в сиротский приют.

– А разве этого не было?

– Было, конечно, но что еще Джеку оставалось делать? Отца у мальчишки задавило поездом. Джек не нес за него ответственности.

Мне послышалось, что голос у Пэннела дрогнул и фраза в его устах прозвучала двусмысленно.

– За кого Джек не нес ответственности?

– Да ни за того, ни за другого, ни за отца, ни за сына. Я знаю, что в то время ходили всякие грязные слухи, а теперь вот этот Лэнгстон опять хочет их распускать, а старину Джека еще и похоронить не успели.

– Что за слухи?

Он поднял на меня печальные воспаленные глаза.

– Не хочу даже и говорить, какая-то чушь собачья.

– Что Джек сам убил этого человека?

– Угу. Брехня сплошная.

– И вы могли бы поклясться в этом, помощник?

– Ясное дело, мог бы, – он немного бравировал. – Хоть на целой стопке Библий[16]16
  В суде США свидетель, перед тем как давать показания, дает клятву, полозка руку на Библию: «Клянусь говорить правду, только правду, ничего, кроме правды!»


[Закрыть]. Я и п-профессору так заявил, да только его разве переубедишь.

– Меня тоже. Согласились бы вы пройти проверку на детекторе лжи?

Пэннел разочарованно посмотрел на меня:

– Так вы, значит, думаете, что я вру. И что бедный старина Джек был убийцей.

– А кто же убил Джаспера Блевинса, если не он?

– Да кто угодно мог.

– Кого именно подозреваете?

– Вокруг ранчо околачивался один бородатый тип дикого вида. Я слышал, он походил на русского.

– Бросьте-ка вы, помощник. Ни за что не поверю ни в каких бородатых анархистов. А вот что Джек возле ранчо действительно ошивался, я знаю. А потом, как мне сказали, он снимал для этой женщины квартиру в доме Мэйми Хейгдорн.

– Ну и что из того? Блевинсу жена была не нужна, он этого и не скрывал.

– Вы знали Блевинса?

– Видал пару раз.

– А труп его видели?

– Угу.

– Это был Блевинс?

– Поклясться не мог бы, он или нет. – Он добавил, отведя глаза в сторону: – Миссис Блевинс сказала, что не он. Ей лучше знать.

– А ребенок что сказал?

– Ни единого слова. Он не мог говорить. Стоял, как истукан.

– Это оказалось весьма удобно, не так ли?

Пэннел резко встал, положив руку на рукоятку револьвера.

– Ну, хватит с меня т-таких р-разговоров. Джек Флейшер был мне, как старший б-брат. Научил меня стрелять и п-пить. Впервые п-привел к женщине. Сделал м-меня м-мужчиной.

– Я просто хотел выяснить, кто преступник.

Грязно выругавшись, Пэннел выхватил револьвер. Я отступил к двери и вышел. Преследовать меня он не стал, однако я был слегка ошарашен. За сегодняшний день мне второй раз угрожали оружием. Рано или поздно один из этих револьверов непременно выстрелит.

Перейдя на другую сторону улицы, я вошел в отель «Родео» и спросил у администратора, где живет Мэйми Хейгдорн. Он приветливо посмотрел на меня:

– Но Мэйми отошла от бизнеса.

– Прекрасно. Я по личному делу.

– Понятно. Она живет на шоссе в направлении Сентервила. Большой дом из красного кирпича, единственное такое здание в той части города.

Я проехал сначала мимо площадок с трибунами для состязаний по родео, а затем направился вверх по шоссе. Большой дом из красного кирпича стоял на одном из холмов, господствуя над местностью. День стоял пасмурный, и хмурое небо отражалось в океане, словно в тусклом зеркале. Подъехав по гравийной дорожке прямо к двери, я позвонил.

Мне открыла американка мексиканского происхождения в черной форме и белой шапочке с черным бархатным бантом. Я давно уже не видел служанок в форме.

Она начала было устраивать мне устный тест на тему, как меня зовут, кто я такой и для чего приехал. Тест был прерван женским голосом, донесшимся из гостиной:

– Пусть войдет, я поговорю с ним.

Служанка провела меня в комнату, обставленную изысканной мебелью в стиле королевы Виктории с богатой резьбой и плюшевой обивкой, покрытой набором салфеточек на спинках и ручках. Эта обстановка еще сильнее обострила во мне то чувство, которое я испытывал, оказавшись на севере округа, несмотря на электрифицированную железную дорогу, будто я перенесся в эпоху до гражданской войны между северными и южными штатами.

И Мэйми Хейгдорн, укрепила во мне эту иллюзию. На кушетке сидела маленькая женщина, болтая обутыми в золотистые домашние туфли ножками, которые не доставали до паркетного пола. На ней было довольно строгое платье с высоким воротником. Грудь у нее выступала вперед, как у голубицы, старое морщинистое лицо было нарумянено, а волосы – свои или парик – были невероятного переливающегося ярко-рыжего цвета. Но улыбка, искривившая ее лицо, понравилась мне.

– С чем вы пришли? – спросила она. – Садитесь и расскажите Мэйми.

Она показала мне на кушетку рукой, на пальце которой блеснул бриллиант. Я сел рядом с нею.

– Вчера вечером я беседовал с Элом Симмонсом в Сентервиле. Он сказал, что вы когда-то знали Лорел Блевинс.

– Уж Эл поболтать любит, хлебом не корми, – радостно сказала она, словно вспомнив о приятном. – По правде говоря, Лорел я знала очень хорошо. Она жила со мной после смерти ее мужа.

– Так, значит, под колесами поезда погиб ее муж?

Она задумалась, прежде чем ответить.

– Точно не знаю. Официального сообщения так и не появилось.

– Почему?

Она сделала неловкое движение. Платье ее зашуршало, и меня обдало запахом лаванды. Обостренно напряженными нервами я воспринимал ее как само прошлое, шевельнувшееся в своем древнем саване.

– Мне не хотелось бы ставить Лорел в неудобное положение. Я всегда любила Лорел.

– Тогда вам будет больно услышать, что она умерла.

– Лорел? Она же совсем молодая женщина.

– Умерла она не от возраста. Ее забили до смерти.

– Боже милостивый! – воскликнула Мэйми. – Кто же это сделал?

– Главное подозрение падает на Джека Флейшера.

– Но ведь он тоже умер.

– Верно. Поэтому вы не причините им вреда, что бы вы мне ни сказали, миссис Хейгдорн.

– Мисс. Я не была замужем. – Она надела очки в роговой оправе, придавшие ей суровый вид, и внимательным изучающим взглядом посмотрела на меня.

– А кем, собственно, вы являетесь?

Я ответил. Тогда она спросила меня об этом деле. Я выложил ей все как на духу, назвав и имена и места действия.

– Я знала большинство из этих людей, – проговорила она скрипучим голосом, – начиная еще с Джо Крага и его жены Элмы. Мне нравился Джо. Красивый был мужчина. А Элма – типичная зануда, вечно Библию из рук не выпускала. Джо иногда приезжал навестить меня – я держала дом в Родео-сити, если вы не знали, – и Элма так и не простила мне, что я сбивала его с пути истинного. Думаю, что именно из-за меня она и настояла, чтобы они переехали в Лос-Анджелес. Боже милостивый, целых сорок лет прошло. И что стало с Джо?

– Он тоже умер. А Элма жива.

– Она, должно быть, старая. Элма старше меня.

– Значит, сколько же ей?

– Я никогда не называю своего возраста. Я выгляжу моложе, чем на самом деле.

– Держу пари, что это так.

– Не льстите мне. – Она сняла очки и вытерла глаза кружевным платочком. – Джо Краг был хороший человек, но ему все время не везло в этом захолустье. Но я слышала, что ему все же повезло незадолго до смерти, когда он уже переехал в Лос-Анджелес.

– С чем повезло?

– Повезло с деньгами. С чем же еще человеку может повезти? Он получил место в какой-то крупной фирме и выдал свою дочь Этту замуж за владельца.

– Этту?

– Генриэтту. Для краткости ее звали просто Этта. До того она уже побывала замужем за человеком по имени Альберт Блевинс. Он был отцом Джаспера Блевинса, который женился на Лорел, бедняжке моей. – Похоже было, что старушка гордится своей осведомленностью в области генеалогии.

– Кто убил Джаспера, мисс Хейгдорн?

– Точно не знаю. – Она посмотрела на меня долгим пристально-изучающим взглядом. – А если я скажу вам то, что мне все-таки известно, что вы собираетесь делать с этими сведениями?

– Подниму дело и внесу в него полную ясность.

Она с легкой грустью улыбнулась.

– Это напоминает мне один церковный гимн, старый гимн возрождения. Я ведь была однажды обращена, можете вы в такое поверить? И длилось это до тех пор, пока наш евангелист не сбежал с пожертвованиями паствы за неделю и с моей лучшей подружкой. А вы что за цель преследуете, мистер евангелист? Деньги?

– Да, мне платят.

– Кто?

– Некоторые люди на юге.

– Почему они платят вам?

– На объяснение ушел бы целый день.

– Тогда почему бы не оставить все, как есть? «Усопшие да почиют в мире».

– "Усопших" набирается чересчур много. И продолжается это уже слишком долго. Целых пятнадцать лет. – Я наклонился к Мэйми и спросил тихим голосом: – Лорел сама убила своего мужа? Или это сделал Джек Флейшер?

Однако она сейчас взвешивала в уме совсем другой вопрос, в котором, видимо, скрывался и ответ.

– Вы сказали, Лорел мертва. Как я могу проверить, правду вы мне сказали или нет?

– Позвоните в управление полиции в Лос-Анджелесе, отделение на Пурдью-стрит. Спросите сержанта Принса или сержанта Яновского.

Я назвал номер телефона. Мэйми опустилась на пол с помощью низенькой табуретки для ног и вышла. Я услышал, как в прихожей за ней захлопнулась дверь. Несколько минут спустя эта дверь открылась.

Возвращалась она гораздо медленнее. Румяна на ее дряблых щеках начинали отслаиваться. Она опять взобралась на кушетку, показавшись мне на мгновение ребенком, напялившим на себя найденное на чердаке изысканное старомодное платье и прабабушкин парик.

– Значит, Лорел действительно умерла, – тяжело проговорила она. – Я беседовала с сержантом Принсом. Он собирается прислать сюда человека, чтобы расспросить меня кое о чем.

– Я уже здесь.

– Знаю. Что ж, раз Лорел мертва и Джек – тоже, хочу ответить на ваш вопрос. Ответ будет утвердительный: это она убила Джаспера Блевинса, проломила ему череп обухом топора. Джек Флейшер помог избавиться от трупа, положив его под поезд. А зарегистрировал как несчастный случай с невыясненной жертвой.

– Откуда вам все это известно?

– Лорел сама мне рассказала. Перед тем как Лорел уехала отсюда, мы с нею были очень близки. Как мать и дочь. Она поведала мне, как убила Джаспера и почему. И я никогда, ни единой минуты не винила ее за это. – Мэйми Хейгдорн глубоко прерывисто вдохнула. – Единственное, за что я ее винила, это за то, что она вот так взяла и оставила сынишку. Ужасно, что она так поступила. Но она во что бы то ни стало хотела быть свободной, необремененной ничем, чтобы устроить свою жизнь. Мальчик был бы уликой против нее.

– Она вернулась к нему в конце концов, – сказал я. – Но для обоих было уже слишком поздно.

– Вы считаете, что ее убил собственный сын?

– До этого момента не считал. Но если он узнал, что она убила его отца... – я не стал заканчивать фразу.

– Но она его не убивала.

– Вы же только что сказали, что убила.

– Нет, я сказала, что она убила своего мужа Джаспера Блевинса. Но он не был отцом ребенка.

– А кто же был?

– Какой-то богатый парень в Техасе. Лорел забеременела от него, еще когда жила там. Его семья дала ей денег, и ее отправили сюда, в Калифорнию. Джаспер женился на ней ради этих денег, но нормальных отношений так никогда с нею и не имел. А я сроду не уважала мужчин, которые не любят простую картошку с мясом...

Я перебил ее:

– Откуда вам это все известно?

– Лорел рассказывала мне уже после того, как убила его. Вытворял с нею такое, чего ни одна женщина не потерпит. Вот почему она убила его, и я не виню ее за это.

Глава 30

Я поблагодарил Мэйми Хейгдорн и вышел из ее дома. Я действительно внес в дело некоторую ясность, пролив на него свет. Главное же заключалось в том, что изменилась цветовая гамма этой ясности.

Я поехал через перевал на ранчо Крага. Именно в том месте и начались все беды: там Альберт Блевинс швырнул в жену (или наоборот) лампой, положив тем самым конец и своему дому, и своей семейной жизни, и судьбе своего сына Джаспера, там завершилась убийством Джаспера его собственная семейная жизнь, там родился Дэви Спэннер и погиб Джек Флейшер. Теперь, когда ясность была внесена, мне захотелось увидеть это место ясным днем, но в другой цветовой гамме.

В долине дождя не было. Сплошная облачность местами прорывалась, и тогда в этих клочковатых разрывах виднелось голубое небо.

Я проехал через Сентервил и, не останавливаясь, повернул в сторону ранчо. Затормозил я, лишь когда доехал до Бурлящего Потока.

Фургон Генри Лэнгстона стоял на обочине. Поток превратился в узкий ручеек, вьющийся поперек дороги тонкими струйками, прорезавшими нанесенный за ночь слой грязи.

Я пешком прошел через эту грязь, осторожно ступая в глубокие следы, оставленные кем-то, видимо, Лэнгстоном, и вскарабкался по скалистой дорожке к ранчо. Окружающие его поля выглядели свежими и обновленными. Каждый стебелек травы, каждый дубовый листок были отчетливо видны. Небо светилось, и даже разбросанные по нему облака казались плывущими источниками света.

И только творения рук человеческих пришли в полный упадок. Все постройки как-то съежились и уменьшились в размерах на фоне неба, казавшегося огромной искривленной временной шкалой, охватившей своим сводом всю долину.

Следы Генри Лэнгстона вели мимо сарая к развалившемуся дому. Не успел я дойти туда, как он вышел из него со своим спортивным пистолетом тридцать второго калибра в левой руке и обрезом – в правой. На какую-то долю секунды мне в голову пришла дикая мысль, что он намеревается застрелить меня. Вместо этого он дружелюбно помахал мне обрезом и с явным удовольствием произнес мое имя.

– Я нашел орудие убийства.

– В доме?

– Нет. Он забросил его в реку. Когда я подошел, то увидел, что из грязи торчит наполовину отпиленный приклад.

Я взял у Хэнка из рук обрез и разломил его надвое. В казеннике торчали две пустые гильзы. Короткие отталкивающие стволы были забиты грязью.

– И никаких следов Дэви?

Хэнк покачал головой.

– Я думал, что он вернется сюда, на ранчо. Мне казалось, это как раз то самое место, которое он искал. Но я ошибся.

– Где группа преследования?

Хэнк показал на северо-восток, в сторону гор. Над ними висели черные тучи, набухшие по краям и готовые пролиться дождем.

– Они там, наверное, застряли, – сказал он с оттенком удовлетворения.

– Хэнк, ты не хочешь, чтобы его поймали, ведь так?

– У меня к Дэви двойственное отношение. Разумеется, я хочу, чтобы его задержали. Он опасен. Но не хочу, чтобы его застрелили без суда. Не забывай, что есть смягчающие обстоятельства.

Я знал это. Это была одна из причин, по которой я продолжал расследование дела. Спасти Дэви от обвинения в убийстве первой степени шансов было мало, но я надеялся, что Сэнди еще можно было уберечь от тюрьмы.

– Уедем отсюда, – сказал я. – По пути сюда я останавливался в Санта-Терезе и говорил с твоей женой по телефону.

Хэнк быстро бросил на меня виноватый взгляд.

– С Кейт все в порядке?

– Не совсем. Беспокоится за тебя и за себя тоже.

– Что с ней?

– Возможно, просто нервы. Сказала, что не желает говорить мне, потому что я не врач.

– Боится выкидыша, – мрачно пояснил он. – У нее было кровотечение незадолго перед тем, как я уехал вчера ночью.

Широкими шагами он прошел мимо сарая к дороге. Из сарая вылетела сова, раскрыв широкие глаза на своем изумленном лице. Хэнк выстрелил в птицу из своего спортивного пистолета. Он не попал, но мне все равно не понравилось то, что он сделал. Это напоминало мне выстрел Лупа в цаплю.

В Сентервил мы приехали каждый на своей машине. Хэнк остановился перед баром Эла Симмонса. Когда я вошел туда вслед за ним, он уже говорил по телефону.

– Соедините, пожалуйста, с оплатой по номеру вызова. Моя фамилия Лэнгстон.

Последовало долгое молчание, прерываемое гудками на другом конце провода и бормотанием радио – на этом. Эл Симмонс перегнулся через стойку.

– Еще какие-то неприятности?

– Надеюсь, что нет.

И, словно второй ответ на вопрос Эла, раздался голос телефонистки:

– Ваш номер не отвечает, сэр. Набрать еще раз?

– Спасибо, я сам позвоню. – Хэнк положил трубку и повернулся ко мне. – Должно быть, поехала в детский сад за сыном. Хотя вообще-то рановато.

Он вдруг резко шагнул к двери, словно его толкнули в спину или с силой дернули вперед. Меня остановил Эл Симмонс:

– Что у вашего друга на уме?

– Беспокоится за жену.

– Из-за этого убийцы?

– Да.

– Думаю, что многие теперь не заснут спокойно. Всю северную часть округа взбаламутил, если хотите знать. По радио объявляли, что он проголосовал и его подвезли на каком-то грузовике.

– В каком направлении?

– На юг. Водитель грузовика сказал, что высадил его в Санта-Терезе.

Я вышел на улицу, чтобы сказать об этом Хэнку. Его фургон уже с ревом поднимался вверх, к перевалу. К тому времени, когда я достиг вершины, он был далеко внизу, на серпантинной дороге, карабкаясь, словно блоха, по изборожденному изломами горному склону.

Может, мне и следовало остановиться в Родео-сити. Но беда была в том, что я не верил в способность Пэннела принимать правильные решения. Если предположить, что Дэви укрылся в доме Лэнгстонов, то меньше всего хотелось бы устраивать перестрелку, в ходе которой могли пострадать невиновные.

Выехав на скоростное шоссе и миновав преграду, установить которую Пэннел приказал слишком поздно, я увеличил скорость до девяноста миль в час[17]17
  150 км в час.


[Закрыть] и не снижал ее, пока не достиг пригородов. Спустившись вниз по первому же склону, я остановился неподалеку от дома Лэнгстонов.

Фургон стоял на проезжей части, из-под капота валил пар. Хэнк уже подбегал к дому с пистолетом в руке. Он крикнул:

– Кейт! Все в порядке?

Из дома с криком выбежала Кейт Лэнгстон. Она бросилась к мужу, упала на вымощенную плитками дорожку, не добежав до него, и встала с окровавленными коленями, жалобно рыдая:

– Я не сохраню ребенка. У меня из-за него будет выкидыш.

Хэнк прижал ее к себе левой рукой. В дверях появился Дэви. Небритый и перепачканный грязью, он держался неловко, словно актер, умирающий от страха перед выходом на сцену.

Хэнк вскинул правую руку, пистолет в ней казался темным удлиненным пальцем. Дэви смущенно посмотрел на Лэнгстона и открыл рот, желая что-то сказать. Хэнк несколько раз выстрелил в него. С третьего выстрела пуля попала Дэви в левый глаз. Он медленно осел на ступеньки крыльца и тут же умер.

Спустя час или немногим более я сидел в доме вместе с Хэнком. Уже приезжали представители местной полиции, которые взяли у него письменное объяснение и, поздравив его, увезли труп с собой. Кейт поместили в больницу, в палату неотложной помощи, дав ей успокоительное от нервного потрясения.

Я подливал виски Хэнку, но сам много не пил – меня не покидала одна и та же неотступная главная мысль. Помимо происшедшего, виски оглушило его. Он бесцельно бродил по гостиной, рассеянно ища то, чего в ней, вероятно, и не было. Остановившись у рояля, он заколотил кулаками по клавишам. Я заорал на него:

– Обязательно греметь?

Он повернулся ко мне, подняв стиснутые кулаки. Глаза его потемнели и дико сверкали, почти так же дико, как у Дэви.

– Я не должен был убивать его, да?

– Я – не твоя совесть. Человек не тратит денег больше, чем имеет, не говорит больше того, что знает, не расходует энергии больше, чем это ему необходимо.

– Он разрушил мою семейную жизнь, довел до безумия жену. Я вынужден был принять решение, сделать что-то решительное.

– Это ты, конечно же, сделал.

– Полиция не обвиняет меня.

– Они тоже – не твоя совесть.

Покачиваясь, он сел на стул у рояля. Я разочаровался в Хэнке и волновался за него. Второе "Я", таящееся почти в каждом из нас, вылезло наружу и проявило себя в акте насилия. Отныне всю свою жизнь ему суждено будет жить с этим вторым "Я", как с собственным сиамским близнецом.

Зазвонил телефон. Я снял трубку.

– Это вы, мистер Лэнгстон?

– Друг их семьи. Они болеют.

– А я-то думала, почему это миссис Лэнгстон не забирает маленького Генри.

– Вы из детского сада?

Женщина ответила утвердительно и назвала свое имя – миссис Хокинс.

– Подержите пока мальчика. Оставьте его на ночь.

– Мы не можем. У нас нет условий.

– Постарайтесь, пожалуйста. Миссис Лэнгстон в больнице.

– А мистер Лэнгстон?

– Он тоже плохо себя чувствует.

Я положил трубку и подошел к Хэнку. Глаза его горели, взгляд был угрюмый и застывший. Он уже начинал ощущать перемену в себе самом и в своей жизни.

Я попрощался и вышел из дома, перешагнув на крыльце через то место, где пролилась кровь Дэви, уже запекшаяся и становящаяся бурой под лучами солнца, которое отринуло его от себя отныне и навеки.